ВОЛШЕБНЫЙ ДИСК
Как только Саид увидел висевшее на скале тело Тани, он, превозмогая боль, вскочил и, перепрыгивая через движущиеся валуны, помчался к той скале. Найдя на ней небольшую впадину, Саид первым делом приподнял Танины ноги, но это не дало никакого результата. Тогда он начал взбираться по отвесной скале, используя приёмы ниндзя и превозмогая острую боль в груди. Наконец Саид смог снять с выступа скалы ремешок, удерживающий на весу Танино тело, и оно как куль свалилось ему на плечо, едва не уронив его на острые камни. Спускаться со скалы с грузом было ещё сложнее, но Саид преодолел и это, ступив, наконец, на ровную поверхность земли.
Саид шёл в ночной тьме, шатаясь под грузом Таниного тела. Боль терзала грудь, мешая дышать, из Таниного виска ему на шею капали тёплые капли крови, и это вселяло надежду, что она ещё жива. Издали он увидел движущиеся по прямой линии огоньки, и понял, что здесь проходит автотрасса. Вот уже слышно шуршание автомобильных шин, и вскоре он вышел на дорогу. К ним на умеренной скорости приближался пикап, за рулём которого сидела женщина. Саид встал на его пути, кроме этого он ничем не мог остановить автомобиль. Пикап резко затормозил. Саид заметил, что пассажиров в нём не было. Женщина вышла, открыла дверь в салон, и, ни о чём не спрашивая, начала помогать укладывать Таню на сиденья. Саид пристроился рядом.
– Прошу Вас, отвезите нас в Екатеринбург, к клинической больнице, нам срочно нужна медицинская помощь, а это ближайший крупный город, – хриплым голосом попросил Саид.
– Я сразу догадалась, что вы – туристы, и пострадали от взрыва в горах, – ответила женщина, протягивая ему бутылку с минеральной водой и походную аптечку.
Саид жадно пил воду, но от аптечки отказался.
– Лучше поезжайте быстрее, – попросил он.
И они помчались так, что ночной пейзаж за окном превратился в тёмную ленту. Вскоре они уже были у ворот Екатеринбургской клинической больницы, отчаянно сигналя клаксоном. Ворота открылись, но пикап во двор клиники не пропустили. Прямо к нему от приёмного отделения подбежали санитары с носилками. Саид попытался расплатиться с женщиной-водителем, но та только махнула рукой.
В это время Таню уже унесли, и санитары пытались уложить на носилки Саида, но он предпочёл идти сам, однако, не пройдя и трёх шагов, упал и был силой уложен на носилки. Вероятно, он на некоторое время потерял сознание, поскольку не видел отъезжающего автомобиля и не слышал скрипа закрывающихся за ним ворот.
Пока Саиду накладывали на грудь фиксирующую повязку из-за сломанных рёбер, сшивали рассечённую кожу рук, обрабатывали царапины на лице, в отделении реанимации пытались вернуть к жизни Таню. У неё оказалась открытая черепно-мозговая травма, большая потеря крови и уже двухминутная остановка сердца. Её перевели на управляемое дыхание, подключили систему жизнеобеспечения и начали электростимуляцию сердца, одновременно наложив на рану в виске асептическую повязку и приняв меры для остановки кровотечения. Шла критическая пятая минута с момента остановки сердца, а на мониторе всё ещё бежала прямая линия.
– Мы теряем её! – воскликнул врач после очередного разряда.
Шла шестая минута с момента остановки сердца, когда на мониторе прямая линия перешла в еле заметные зигзаги, которые вскоре оформились в нормальную электрокардиограмму. Теперь Таня могла дышать самостоятельно, но в сознание не приходила.
– Ей срочно нужна операция по поводу открытой черепно-мозговой травмы,
– констатировал врач,- но из-за коматозного состояния этого делать нельзя.
Почти не в лучшем положении находился Саид. Сломанные рёбра повредили плевру, был задет краешек лёгкого, Он лежал с температурой около сорока, и врачи боролись за его жизнь при помощи сильных антибиотиков и других средств. Опасность миновала только через неделю. Температура тела пошла на снижение, и мысли больного приобрели прежнюю ясность. Он уже знал, что Таня ещё не вышла из комы, находится в реанимации и нуждается в операции на черепе.
- Как можно скорее нужно переправляться в Москву, – думал он, – шумиха со взрывом в горах как будто улеглась, и можно наладить связь с Соболевым, но осторожность всё же нужно соблюдать.
Дело было в том, что они оба во время взрыва и падения вместе с лавиной лишились своих мобильных телефонов, да и вообще лишились всего: документов и своего пещерного оборудования. Было необходимо договориться с дежурным врачом, чтобы в ночное время по его мобильному телефону Саид мог переговорить с Соболевым о транспортировке их самолётом в Москву. Во время осмотра он высказал эту мысль своему лечащему врачу.
– Я должен узнать у реаниматологов о возможности транспортировки вашей подруги, а также согласовать это с заведующей отделением и главным врачом, – ответил тот.
– Учтите, что за нами могут выслать специальный вертолёт, оборудованный под реанимационное отделение, – предупредил Саид.
Врач внимательно посмотрел на него, но ничего не ответил, а через три часа подошёл, протягивая мобильный телефон.
– Администрация больницы не возражает против отправки вас в Москву при наличии соответствующих условий и врачебного сопровождения.
– Всё будет выполнено, – ответил Саид. – В вертолёте будут наши московские врачи, и он приземлится прямо во дворе клиники. Что касается телефона, то разговаривать со своим начальством я могу только с наступлением полуночи.
– Телефон оставьте у себя до самого отъезда, – сказал удивлённый врач.
Он ушёл ни о чём не спрашивая, и размышляя о том, кто они: знаменитые мафиози или знаменитые политические деятели? И то, и другое было не менее опасным.
Когда Соболев почти уже потерял надежду услышать позывные своего специально предназначенного для связи телефона, вдруг раздался его звонок.
Генерал схватил трубку, чуть не забыв нажать на кнопку связи.
– Срочно вышлите за нами вертолёт в Екатеринбург, оборудованный под реанимационное отделение, – услышал он голос Саида, – с посадкой во дворе клинической больницы, желательно в ночное время, и прикройте нас любым событием.
Уже утром по радио и телевидению было сообщение о том, что в районе западной Сибири пропал вертолёт. На его поиски вылетели вертолёты ведомства МЧС. Москва выслала тоже два вертолёта на поиски «пострадавших». Один из них был тайно оборудован под реанимационное отделение, и в нём находились два высококвалифицированных врача – нейрохирург и кардиолог. К утру следующего дня Саид и Таня были уже в специализированной клинике Москвы.
Перелёт прошёл благополучно, но Таня всё ещё находилась в состоянии комы. После консилиума нейрохирурги решили, что она нуждается в срочной операции по жизненным показаниям. Теперь терять всё равно было нечего: без операции она бы быстро погибла. Оставалось надеяться только на чудо. Оперировали около семи часов. За это время дважды останавливалось сердце, падало до нуля кровяное давление. С большим риском для жизни больной была произведена ревизия височной доли головного мозга, удалена гематома и сделана имплантация височной кости, Теперь Таня, начинённая антибиотиками, находилась в отдельной палате реанимационного отделения под защитой аппаратуры жизнеобеспечения: она всё ещё находилась в коме.
Саид тоже находился на стационарном лечении, долечивая плеврит и сломанные, теперь уже срастающиеся рёбра. Состояние его было удовлетворительным.
Учитывая критическое состояние Тани, Соболев решил вызвать Карева в Москву. Тот приехал немедленно, как всегда заявившись вечером к нему на квартиру.
Увидев его осунувшееся лицо, тёмные круги под глазами, генерал решил действовать осторожно. Усадив Бориса в кресло, он начал свой рассказ издалека.
– Наголодался в отсутствии информации? – с улыбкой спросил он. – Так вот: С заданием они справились отлично. Твоё присутствие там осложнило бы обстановку: их опознали при отъезде. Долго не было вестей потому, что от взрыва обрушилась гора, и они угодили в лавину. Пострадали оба и лечились в Екатеринбургской клинике. Сегодня их вертолётом доставили в Москву,где Тане была срочно сделана операция по поводу черепно-мозговой травмы. Она находится в реанимации в состоянии комы, которая длится у неё со времени взрыва. Не скрою, что её жизнь висит на волоске. Мы с Саидом не думали, что она перенесёт операцию.
– Завтра же навещу их, – поспешно сказал Карев.
– Я договорился с лечащим врачом Тани, чтобы тебе разрешили посидеть возле неё, – сообщил Соболев. – Посетителей к ней не допускают.
– Большое спасибо, Сергей Иванович, – поблагодарил Карев генерала.
Войдя в палату к Тане, Борис не сразу узнал её: вместо волнистых каштановых волос – марлевая повязка на голове, бледное лицо, бесцветные плотно сжатые губы и запавшие глаза, прикрытые веками. Она лежала на спине, а из бутылочки, перевёрнутой вверх дном и укреплённой на штативе, по трубочке ей в вену капала какая-то жёлтоватая жидкость.
– Таня! – позвал её Борис. – Таня, ты узнаёшь меня? Я – Карев Борис.
Никакой реакции. Она лежала такая - же бледная и безжизненная. Мурашки побежали по его спине, сердце подпрыгнуло к горлу, и он с трудом проглотил его. И тут Бориса словно прорвало.
– Таня, Танечка! – заговорил он, присев на стоящий рядом табурет, – Ты обязательно поправишься, ты выздоровеешь, ты не можешь не выздороветь! Ведь я так люблю тебя, с тех пор, как мы увиделись, тогда зимой, на Волге, помнишь? Ещё тогда ты поселилась в моём сердце, а я скрывал свою любовь к тебе: ведь я старше тебя намного, но, видно, сердцу не прикажешь. Победи свою болезнь! Ведь ты сильная, Таня!
Ему показалось, что Танино лицо немного порозовело, но нет! То был отблеск заходящего солнца, и Карев с болью в душе покинул палату. Он не спал всю ночь. «Неужели Таня умрёт?!» – крутилась в голове одна и та же мысль. А в шесть утра зазвонил телефон.
– Борис, Таня ночью вышла из комы, – послышался голос Соболева, – но она потеряла память, даже имя своё не может вспомнить.
– Спасибо! Я сейчас еду, – ответил Борис.
Едва умывшись, и не теряя времени на завтрак, Карев помчался в свою лабораторию и достал из сейфа инопланетный диск. Он был таким же тёплым на ощупь. Вызвав такси и спрятав диск в нагрудный карман, Борис поехал в клинику. Было около девяти часов утра, и врачи клиники собрались на утреннюю планёрку. Пользуясь этим, Борис пробрался к Тане в палату.
– Таня, ты помнишь меня? – ещё с порога спросил он.
Девушка отрицательно покачала головой. Тогда он сел рядом с головным концом её кровати, вынул из кармана диск и приложил его Тане ко лбу.
У неё на лице появилось такое выражение, как будто она к чему-то прислушивается, затем Таня подняла глаза на Карева и еле слышно произнесла:
– Здравствуйте, Борис Петрович.
Карев даже подпрыгнул на стуле.
– Вспоминай, Танечка, всё вспоминай, – твердил он.
– Я уже всё вспомнила, Вы вчера навестили меня, - сказала она.
При этом её лицо порозовело, и это уже был не солнечный блик.
– Это что ещё такое! – послышался рядом гневный голос лечащего врача. – Какое Вы имели право – И осеклась…
– Доброе утро, Анна Ивановна, – поздоровалась с ней Таня.
– Невероятно…– пролепетала врач и скрылась за дверью.
– Танечка, как ты себя чувствуешь? – пользуясь отсутствием эскулапа, спросил Борис, всё ещё державший диск у её лба.
– Хорошо, только сил нет, – ответила она.
В это время Дверь в палату распахнулась (Борис едва успел зажать в кулак диск и спрятать его в карман), и вошла толпа врачей. Карева оттеснили к двери, и он ушёл, даже не попрощавшись.
Через неделю с выздоровлением из стационара выписался Саид и рассказал, какой переполох среди врачей вызвало чудесное Танино исцеление, рассказал, что Карева заподозрили в наличии у него паранормальных способностей, и хотят его обследовать на предмет экстрасенсорики.
Тане провели полное обследование, показатели энцефалограммы были в норме, и её уже начали готовить к выписке. А пока каждый вечер они с Борисом гуляли по больничному парку, сидели на лавочке и разговаривали. Эти чудесные июньские вечера запомнились им на всю жизнь.
– Таня, в борьбе с террористами, мы совсем забыли о детальном исследовании диска, а он обладает целебными свойствами и ещё много тайн может нам поведать. Ты согласна перейти с оперативной работы ко мне в лабораторию? Будем работать вместе, – предложил Карев.
– Конечно, Борис Петрович, я понимаю, что в оперативники уже не гожусь, – ответила Таня.
Она помнила о любовном признании Бориса, сделанном им во время пребывания её в коме, но поскольку он его не повторял, держала дистанцию.
– Таня, тебе нужно окрепнуть после болезни. Лучшего места, чем дом моих родителей, не найти. Там тихо, спокойно, и природа замечательная: берег Волги, лес, луга… – уговаривал её Борис.
– Я подумаю, – ответила она.
– Таня, если я тебе не совсем безразличен, сделай это для меня, – с горечью произнёс Борис.
Чтобы не обременять Таню бытовыми хлопотами, Карев решил после выписки из больницы забрать её к себе домой. Борис целый день посвятил уборке в своей квартире, Саид ходил за продуктами и в Танину квартиру за её одеждой. Она наказала принести ей лёгкое платье цвета бордо и босоножки на шпильках, а бельё он догадался взять сам.
– Вот, одевайся, королева красоты, бросая на стул узел с одеждой, – сказал он, – твой суженый заждался тебя…
Его слова прервали всхлипывания Тани. Она сидела на кровати и, закрыв руками лицо, плакала навзрыд.
– Какой он мне суженый, – всхлипывала она, – когда я в коме была, он приходил и говорил, что любит меня, а когда неделю мы с ним по больничному парку гуляли, он даже и не заикнулся об этом.
– Ты, Танька, либо дура, либо коза, – каких ещё на свете не было, – возмутился Саид. – Ведь давно знаешь, что любит он тебя, а кобенишься. Это чувство поощрять надо. Он тебя на двенадцать лет старше, думаешь, легко ему тебе, двадцатидвухлетней, постоянно в любви признаваться? Вот упустишь хорошего человека, тогда со своим козьим характером ни с кем больше не уживёшься. Да одевайся же, не веди время – добавил он.
– Хотя бы выйди из палаты, Концентрат Великой Азии, – ворчала Таня, хотя за бельё в душе была ему благодарна.
Через несколько минут она вышла к воротам больничного двора, и они поехали на такси в квартиру Карева.
В своём бордовом платье Таня была неотразима. Её каштановые волосы, обритые перед операцией, немного отрасли, и теперь колечками вились на голове, образуя подобие шапочки. Когда они вошли в квартиру Карева, стол был уже накрыт. Среди фруктов, кусочков ветчины и торта, красовался огромный букет цветов. Саид бесшумно открыл бутылку шампанского, и они поздравили Таню с выздоровлением. Недолго посидев за столом, он вдруг заторопился, сказав, что опаздывает на деловое свидание, попрощался и ушёл. Борис и Таня остались одни. Разговор не клеился. Таня шарила глазами по комнате и увидела висевшую на стене гитару. Она тотчас же встала и сняла её.
–О! Как давно Вы к ней не прикасались, Борис Петрович, – сказала девушка, проводя пальцем по доке.
На пальце остался обильный след пыли. «О, чёрт! Как же я забыл протереть гитару» – подумал он.
Таня тщательно протёрла гитару и подала её Борису.
– Сыграйте что-нибудь, Борис Петрович, – попросила она.
Карев долго настраивал её. Наконец, со струн гитары полилась незатейливая музыка, и он тихо запел приятным баритоном.
Сколько лет без тебя мною прожито,
Сколько лет о тебе я не знал.
Как увидел тебя, вдруг всё ожило.
Без тебя будто мир пустовал.
Ты красивая, юная стройная.
Нас с тобой разлучили года.
Ты, хорошего парня достойная,
Не полюбишь меня никогда.
Ну а мне целовать тебя хочется,
Наши жизни в одну повязать.
И звала б ты меня не по отчеству,
А по имени стала бы звать.
Таня прижалась к его плечу, и снова, как когда-то, почувствовала блаженный покой от присутствия такого сильного плеча, которое защитит её от любой напасти и решит все её проблемы. И она горько расплакалась.
– Танечка! Что с тобой? – перепугался Борис. – Отчего ты плачешь?
– Оттого, что я коза, каких вольный свет не видал! – всхлипывая, произнесла она. – Я давно Вас люблю, а вида не показываю, а он сказал, что я кобенюсь.
– Кто сказал? – удивился Борис.
– Саид.
– Сам он козёл. А ты, Таня просто гордая девушка. Нашему брату только гордые девчонки и нравятся. Успокойся, девочка моя! Господи! Как мне не стыдно любить-то тебя такому старому! – сокрушался Борис.
– Ты совсем не старый, – твердила Таня, - ты почти мой ровесник, а мужчина должен быть старше, иначе это не муж, а ребёнок.
– Хорош ровесник! – воскликнул Борис. – Тебе в конце марта двадцать два исполнилось, а мне в начале августа тридцать четыре будет. Но уж если речь зашла о муже и ребёнке, то скажи: пошла ли бы ты за меня замуж?
– Пошла бы, – без колебаний ответила она.
– Подумай хорошенько, двенадцать лет разницы – это не шутка.
– А я уже подумала.
– Когда ты успела? – удивился Борис.
– Я всегда думала о том, что как хорошо бы стать твоей женой.
– Танечка! – дрогнувшим голосом заговорил Борис. – Я делаю тебе официальное предложение, я прошу твоей руки, и взамен отдаю тебе своё сердце, хотя ты уже давно им владеешь.
– Я согласна, – пролепетала Таня.
– Тогда давай отметим это событие! – воскликнул Борис, наливая в бокалы шампанское. – С этого момента ты, Таня, – моя невеста, и завтра же объявим об этом всем нашим друзьям.
Они осушили бокалы, и Борис крепко поцеловал Таню прямо в губы.
Только сейчас до неё дошло, как круто меняется её жизнь. В комнате внезапно потемнело, заворчал гром, и в оконное стекло ударили первые капли дождя.
– Опасность! – вскричала Таня. – Это предупреждение об опасности.
Дело в том, что после выхода из комы она начала понимать язык природы, и сейчас была встревожена этой скоро проходящей и не совсем типичной грозой. Не пошло и получаса, как зазвонил мобильный телефон Карева, предназначенный для спец. связей.
– Только что при исполнении задания погиб Саид, – прозвучал голос Соболева.
– Где он находится? – спросил Карев.
– В санитарной машине во дворе клиники. Он умер по дороге.
– Срочно пришлите ко мне на квартиру машину с сиреной.
– Тебя понял. Машину высылаю, – сказал Соболев.
Борис начал лихорадочно собираться. Из тайника в стене достал диск и сунул его во внутренний карман пиджака. Таня наблюдала за ним широко раскрытыми глазами.
– Я его всегда носил с собой, когда шёл к тебе в больницу – сказал он.
– Я еду с тобой! – воскликнула Таня, заслышав вой сирены.
Борис согласно кивнул головой, и они, заперев квартиру, спустились к подъезду на лифте. Одновременно у подъезда остановилась и машина. Таня и Борис буквально влетели в салон, и та, завывая сиреной, помчалась к клинической больнице. Они прибыли тогда, когда тело Саида только что вынули из санитарной машины и положили рядом на носилки. Карев молнией метнулся к нему, и приложил к его лбу диск, через две минуты он переместил диск на область сердца, а через пять минут переложил его снова на лоб. Во время этих перемещений Таня сидела около Саида на корточках, гладила его по голове и приговаривала:
– Саидка, дорогой ты наш азиатик! Ты оживёшь! Поверь, я знаю, что ты будешь жить!
Реаниматолог Анна Ивановна, узнав Карева и Таню, попятилась назад, охваченная суеверным страхом, когда Саид открыл глаза.
Его понесли в реанимацию. Карев шёл рядом с носилками, не отрывая диска ото лба пострадавшего. При этом присутствовали Соболев и Таня. Саида положили на специальную кровать, подключили аппаратуру жизнеобеспечения, отсосали из трахеи слизь и пыль, и он задышал ровнее.
– спасибо, друг, – прохрипел Саид, обращаясь к Кареву.
Он даже пытался улыбнуться Соболеву и Тане. Видя, что это ему даётся с трудом, все трое его друзей вышли из палаты, а врачи занялись диагностикой повреждений его тела.
Карев спрятал диск в нагрудный карман, и они едва поместились в автомобиль Соболева, который никогда не ездил без охраны. Ехали молча, всё ещё находясь под впечатлением случившегося несчастья. Проезжая мимо ювелирного магазина, Карев попросил остановиться и подождать его минут десять. Генерал удивлено посмотрел на него, но ничего не сказал, только Таня, догадавшись о замысле Бориса, покраснела как рак. Карев вернулся быстро и сразу же обратился к Соболеву:
– Сергей Иванович, теперь жизни Саида ничто не угрожает, но мне нужно поговорить с Вами. Предлагаю заехать в кафе.
Генерал согласно кивнул головой, и все трое вышли из машины. Карев заказал столик на троих, бутылку шампанского, пирожное, кофе, пломбир и клубнику со сливками. Когда они уселись за столик, долго молчавший генерал, спросил Карева
– Что это значит, Борис? Сначала ты вернул память Тане, а сейчас буквально воскресил Саида. Тебя уже начали бояться в клинике, иначе по санитарным нормам нам никому не разрешили бы находиться в реанимационной палате.
– Это не моя заслуга, – ответил он, – все выполняет этот инопланетный диск. В случае с Таней я с отчаяния применил его. Увлекшись ликвидацией террористов, мы не до конца исследовали диск. С ним предстоит ещё много работы. А теперь, прошу Вас, поздравьте нас с Таней: мы решили пожениться.
Он протянул Тане маленькую коробочку, обшитую бархатом.
– Это тебе от меня, Таня, открой её, – волнуясь, сказал Борис.
В коробочке сверкало изящное золотое колечко с вкраплёнными в него тремя крохотными бриллиантами. Таня надела кольцо на безымянный палец правой руки, и оно пришлось ей как раз в пору.
– Вот, наконец, и хорошая новость! – воскликнул повеселевший генерал, - Искренне поздравляю вас, ребята. Только учти, Борис, ей оставаться одной в квартире опасно. Нам ещё долго могут мстить.
– Мы сегодня же подадим заявление в ЗАГС, и я отвезу её к своим родителям в деревню. Ей необходим покой и свежий воздух. А сам вернусь на работу. Те две недели от отпуска, которые я не отгулял, поберегу к свадьбе. Ну, как?
– Вполне одобряю твой план, – ответил Соболев, – лучше не придумаешь. Знаю, что вы спешите, могу подбросить до квартиры, вам ещё кое-что из вещей взять надо. А сейчас выпьем за здоровье жениха и невесты.
И он разлил шампанское по бокалам. Выпив и наскоро закусив, Карев быстро расплатился с официантом, и они поехали к Тане на квартиру.
– Могу дать вам вертолёт, – предложил Соболев, – путь-то не близкий.
– Спасибо, но мы поедем поездом. Неловко нам перед сельчанами на вертолёте появиться, - ответил Карев.
Соболев уехал, а Таня быстро сложила чемоданчик, взяв только самое необходимое, и они, вызвав такси, поехали в ЗАГС, попросив шофёра подождать их. После оформления брачных документов, Борис и Таня направились на железнодорожный вокзал. Поезд в их направлении отходил через полчаса. Борис в банкомате успел снять со своего счёта почти все деньги, купил два купейных билета, и они сели на свои места за десять минут до отправления.
– Вот какая у нас жизнь, Танюша, даже жениться в спешке приходится, – посетовал он.
Таня молчала. Только сегодня утром она выписалась из больницы, ещё не думая о замужестве. И столько событий произошло: выяснение отношений с Борисом, закончившееся её согласием выйти за него замуж, через несколько минут после этого гибель и возвращение к жизни Саида. Скороспешное обручение в кафе, поспешные сборы в дорогу, к людям, которых она не знала, подача заявления в ЗАГС. И вот она уже едет в вагоне поезда в незнакомое место и к незнакомым людям. Такая нагрузка на её психику не прошла бесследно: у неё сильно разболелась голова. В вагоне было душно, косые лучи заходящего солнца жгли сквозь вагонное стекло. Хорошо, что в их купе не было больше пассажиров.
– Танечка, что с тобой?! – встревожился Борис, заметив бледность на её лице.
– Голова болит и кружится, – еле выговорила девушка.
Он застелил ей постель на нижней полке. Нарядное бордовое платье сменил на домашний халатик, достав его из Таниного чемодана, разул её и уложил в постель, бережно укрыв простынёй. Таня ничему не сопротивлялась: было не до застенчивости.
– Я – осёл, – признался он, – позволил тебе, ещё не совсем здоровой, так переутомиться сегодня. Одно хождение целый день на этих шпильках здорового амбала уложит в постель.
– Амбалы на шпильках не ходят, – слабо улыбнулась Таня.
Сейчас все будет хорошо, - сказал Борис, вынимая из кармана диск и прикладывая его Тане ко лбу.
Действительно, уже через десять минут Тане стало значительно лучше, и она заснула под стук вагонных колёс. А Борис ещё долго обвинял себя, обзывая старым холостяком, совершенно не способным быть хорошим мужем.
НЕВЕСТА
Они прибыли к месту своего назначения на другой день в одиннадцать утра и на такси доехали до деревеньки, где жили родители Бориса. За ночь Таня отдохнула, и выглядела как обычно. Отца дома не было, мать занималась стиркой белья, а бабушка, сидя на крылечке, вязала носки.
– Здравствуй, мама! – крикнул Борис, входя в незапертую дверь и пропуская Таню вперёд себя.
Вытирая руки о фартук, к ним вышла ещё не старая, одетая в лёгкий сарафан, женщина.
–Знакомься, мама, это моя невеста! Надеюсь, что вы подружитесь.
- Господи! Новость-то какая! – всплеснула руками мать. – А ты проходи, дочка, нечего у порога-то стоять. Чай, устала с дороги-то.
Какое забытое слово «дочка»! От этого у Тани на глаза навернулись слёзы. Последний раз так называла Таню её мама, когда ей было семь лет. Тогда они семьёй ехали на своей машине. Отец был за рулём, но не справился с управлением, и машина перевернулась. Семилетняя Таня вылетела в открытое окно и отделалась ушибами, а мама и отец погибли.
– Да как зовут-то тебя? – продолжала мать Бориса. – Да что-то глаза у тебя на мокром месте?
– Меня зовут Таня, а слёзы на глазах, потому что свою маму вспомнила. Они с отцом погибли, когда мне семь лет было. А теперь у меня на свадьбе её не будет.
– Её душа с тобой будет, – успокоила её добрая женщина. - Душа матери всегда своё дитя от бед хранит, и в самые важные моменты в жизни всегда рядом с ней находится.
–
- А ведь и верно, – думала Таня, – сколько раз я на волоске от смерти была, и всегда всё обходилось. Даже когда Волгу переходила, меня как будто кто на твёрдый лёд переносил.
– А как мне Вас называть? – спросила Таня.
– Меня зовут Дарья Павловна, а ты когда привыкнешь ко мне, зови, как сердце тебе подскажет. А сейчас раздевайся, умывайся с дороги-то, да располагайся удобнее, ты ведь теперь дома.
В это время в комнату вошла бабушка и села на диван рядом с Таней.
– Так вот, какая внучка у меня будет, – сказала она, – меня бабушкой зови, как и Бориска.
– Мама, можно тебя на минутку? – позвал Борис мать, а когда они вышли в сад, сказал: – ты уж пожалуйста не расспрашивай её о детстве. Её после смерти родителей воспитывала тётка, да и та умерла, когда Таня ещё школьницей была. С тех пор она живёт самостоятельно: родственников у неё не осталось. Способная девчонка с медалью школу окончила, а теперь в институте заочно учится и работает. А работа у неё опасная – преступления раскрывала, а последний раз чуть жизни не лишилась, ранена в голову была, и сейчас ей ещё опасность угрожает. Вот я и привёз её сюда, пусть окрепнет. Мы заявление в ЗАГС подали, через месяц свадьба у нас. Мне бы хотелось, чтобы вы с папой, бабушкой, тётей Алей и её семьёй на нашей свадьбе были.
– Конечно, приедем, – заволновалась мать, – отпразднуем на все сто!
– Тогда вот тебе деньги. Здесь пятьдесят тысяч рублей. Помоги ей свадебный наряд приобрести. В общем, эти деньги на свадьбу даю.
– Уж больно много ты мне даёшь, половину-то хотя бы ей отдай.
– Девчонка она гордая, боюсь, что не возьмёт – ответил Борис.
– А сколько лет-то ей? – спросила мать.
Ей весной двадцать два исполнилось. Двенадцать лет у нас разница в возрасте, вот что меня и смущает, - приуныл Борис.
– Экая невидаль – двенадцать лет. Разница в возрасте бывает и больше, да живут же супруги душа в душу. А она в милиции что ли работает? – дала волю своему любопытству мать.
– Поднимай выше, мама, она и сыщик, и оперативник, то есть в боевых операциях участвовала, а храбрости у неё на десятерых мужиков хватает.
– Господи, помилуй нас грешных! – испугалась Дарья.
– Да не пугайся ты, мама, она как человек очень хорошая, душевная, потому и на работу такую пошла, людей очень любит, и от всех отморозков ей их защитить хочется.
– Ну, дай-то Бог, – перекрестилась мать, – пойду на кухню, накормлю вас с дороги-то.
За время их беседы Таня переоделась в халатик и шлёпанцы, вынула из чемодана полотенце, мыло, зубную пасту и теперь искала глазами ванную комнату, которой в этом деревенском домике не было.
– Иди, Таня, в сад, у нас там умывальник у крылечка висит, – видя её растерянность, сказала бабушка.
Дарья быстро поджарила колбасу, обильно полив её яйцами, и все четверо сели за стол. Только теперь Борис и Таня поняли, насколько они проголодались дорогой. Яичница была уничтожена в одну минуту.
– Я только переночую, и утром же поеду в Москву, сообщил Борис, – оставшееся от отпуска время поберегу для свадьбы. У меня ещё две недели не использованы.
– Вот и правильно, – одобрила его решение мать, – хоть немного с молодой женой без работы побудешь.
Заслышав шум во дворе, она быстро встала, и со словами: «никак отец пришёл», вышла во двор, чтобы предупредить мужа о приезде сына с невестой и рассказать ему о Тане всё, что успела услышать от Бориса.
Вскоре в комнату вошёл пожилой высокий мужчина крепкого телосложения.
– Ну, здравствуй, гусар-девица, – сказал он, обнимая Таню, – мне мать всё о тебе рассказать успела. Здравствуй, сын, – добавил он, пожимая Борису руку. – Порадовал ты нас с матерью, а то уж думали, что и внуков не дождёмся.
– Ты, Петя, перекуси бутербродом с колбасой, а я Танечке свои угодья покажу – сказала Дарья.
Они встали и вышли из дома. Около крыльца был небольшой двор с двумя сараями: один был для дров, другой же предназначался для сена. Дальше был сад, где росли яблони разных сортов с уже наливавшимися маленькими яблочками, смородина, деревца вишни с ещё зелёными ягодами, и всё это было окружено кустами малины, с красневшими на них ягодами. Никогда не бывшая в деревне Таня замерла от такой красоты.
– Иди, поешь малинки-то прямо с куста, – сказала Дарья, – а я пойду в дом о вашей свадьбе посудачить.
Таня ела малину и не могла остановиться. Крупные ягоды были душистыми и сладкими, не то, что купленные на базаре. Солнце уже клонилось к закату, и Борис позвал её в дом. Таня сполоснула из умывальника руки и пошла за ним. Взглянув на неё, он засмеялся. На её удивлённый взгляд Борис достал зеркальце и поднёс его к таниному лицу. Рот, щёки и даже нос у неё были окрашены соком малины, и она бегом побежала к умывальнику, долго намыливая лицо. Наконец, они вошли в дом. Отца с матерью не было: мать доила пришедшую из стада корову, отец в сарае укладывал поленницу дров, а бабушка дремала в своей спальне.
Борис обнял Таню так крепко, что ей стало трудно дышать.
– Послушай меня, мой храбрый невест, – сказал он, – я знаю, что ты не успела снять со счёта деньги, да это и невозможно было в такой спешке, в какой мы уезжали. Возьми у меня тысяч сорок. Мало ли чего тебе купить понадобиться.
– Ни за что! – выпрямилась Таня, освобождаясь из его объятий.
– Не упрямься, Танюша, ведь всё, что ты имеешь, через месяц будет нашей общей собственностью, – убеждал её Борис, – и пойми, что гордость и гордыня – разные понятия. Последняя – считается одним из смертных грехов.
Помирились на том, что Таня взяла всего десять тысяч рублей.
За ужином мать спросила жениха и невесту:
– Как постилать-то вам, вместе, аль врозь?
Таня при этом так и подскочила на стуле, покраснев до корней волос.
– Конечно, врозь, мама, – вступился Борис, – мы с Таней ещё не переступили эту грань в отношениях.
– Ну, тогда простите меня Христа ради, – произнесла Дарья, – я всё на других-то смотрю: срам один, а вы всё по правилам делаете.
При этом она погладила Таню по голове, а Петр крякнул, и высказался:
– Ну, ты, мать, скажешь, словно в бочку пёрднешь, могла бы у Борьки об этом наедине спросить.
При этом Таня снова подскочила на стуле.
Наконец настало время, когда её уложили на диване, а остальные разошлись по своим местам. Когда всё стихло, от наступившей абсолютной тишины у неё сон как рукой сняло. Только когда начало светлеть небо, её охватила дремота, но тут почти у самого уха раздался крик петуха. От неожиданности она вздрогнула и через полчаса было задремала снова, но вдруг услышала вдалеке чудесную музыку, напоминавшую восточные мелодии, которые Таня очень любила. Музыка приближалась, сопровождаясь каким-то незнакомым шумом. Девушка вскочила с постели и прильнула к окну, но из-за деревьев сада ничего не было видно.
– Ты чего, Танюша, не спишь? – спросила незаметно вошедшая в комнату Дарья. В руках у неё было ведро, полное молока.
– Кто-то играет очень хорошо, – ответила Таня, – что за музыкант такой?
– Это наш пастух со всех дворов своим рожком коров в стадо собирает, – объяснила Дарья. – А уж если ты не спишь, я тебя парным молочком напою, утреннего надоя молочко-то самое полезное.
Она нацедила кружку молока и принесла её Тане. Молоко было тёплое, пахло коровой и было не похоже на обычное, купленное в магазине. Сознание, что оно несколько минут назад было в соске живого существа, мешало Тане проглотить набранное в рот молоко, но она, зажав нос и зажмурив глаза, мужественно опустошила кружку. Теперь ей по настоящему захотелось спать. Она легла на диван и мгновенно заснула.
Таня проснулась от поцелуя. Борис в дорожном костюме стоял на коленях перед диваном и тихонько целовал её лицо.
– Я уезжаю, Танюша, и прошу тебя, если почувствуешь себя неважно, немедленно звони мне в любое время дня и ночи. Будь осторожна, отдыхай, набирайся сил. Я буду звонить сюда ежедневно. Не вставай, я знаю, что ты не спала всю ночь.
Но Таня встала, накинула халатик и проводила Бориса до калитки.
– Ложись и спи, невестушка, – сказала мать,- отец уже на работу ушёл, а у меня свои дела во дворе, никто тебе не помешает, вон какие круги-то под глазами от бессонницы.
Таня была благодарна этой простодушной женщине, потому что устала до предела от всех жизненных неурядиц. Она едва добрела до дивана и тут же заснула крепким сном, из тех, что не отнимают, а восстанавливают силы. Так началась её жизнь в деревне. Первые дни было непривычно, но потом она оценила размеренность жизни и отсутствие спешки, в которой пребывала последнее время. Борис звонил ей ежедневно. На третий день после отъезда он позвонил, и спросил, не будет ли Таня против того, если он без неё обменяет их квартиры на одну трёхкомнатную и сделает ремонт до свадьбы. Все необходимые документы, которые ей нужно подписать, она подпишет, как только приедет в Москву. Таня, конечно же, на это согласилась, и ещё подумала о том, как хорошо, что у неё теперь есть семья и скоро будет муж, которому под силу все проблемы. Она ежедневно купалась в водохранилище, но загорать опасалась: её частенько беспокоили головные боли, которые она тщательно скрывала. Особенно её восхищала красота лугов, лесов, и воды. В солнечные дни девушка шла на берег водохранилища и любовалась закатом солнца, его красотой и торжественностью. Она слышала ропот воды, зарастающей водорослями, горестные вздохи погибающей рыбы, протест прибрежной земли, которую подмывала вода, и ей становилось грустно. Дарья, видимо, настроенная Борисом, не давала ей помогать по хозяйству, и Таня полюбила проводить время с бабушкой. Они часто сидели на крылечке, когда спадала жара. Таня садилась на ступеньку ниже бабушки и клала свою голову ей на колени. От бабушкиной юбки пахло выпечкой и травами, а та рассказывала ей о том, в каком красивом месте проходили её детство и юность. Таня так ясно всё это представляла, как будто сама была там.