Генка

Александр Сергеевич Прохоров
А началось все с того, что Генка влюбился. И не просто влюбился, а до безумия. По-дурацки прямо. Без границ. Ну, короче, сейчас так не влюбляется никто. А он влюбился!

А лет было Генке двадцать восемь.  С Хвостиком.   Работал он водителем на базе. Ну, хлеб там подвезти, консервы всякие. По продовольствию вобщем. Хороший так-то парень, веселый, но уж больно много у него было энергии. Прямо через край. Меры он не знал ни в чем. Если работал - то за троих, ел – за пятерых, ну а гулял – за добрую дюжину. И ведь что интересно. Другой после работы придет, поест и на диван футбол смотреть или новости какие из газеты почерпнуть, чтоб на следующий день поразить всех глубиной своих познаний в области политики или спорта. Тут уж ни на что другое сил-то не остается. В магазин там сходить или мусор вынести – извольте, на работе уморились. Ну, с соседом посидеть, о жизни покалякать, пивка чуток пососать – это конечно можно. А больше – ни-ни. Ну, это нормальные люди так живут. Генка же был не такой. Шубутной, одним словом. И откуда в нем только эта энергия-то бралась? Ведь тощий был, как жердь. Один только нос да кадык у него только спереди и торчал. А энергии – ну просто валом. Парадокс, да и только.

Так вот, крутит, значит, Генка баранку целый день, ну ящики какие поможет там разгрузить, машину подлатает, чтоб не так громыхала по подворотням, а вечером идет оставшуюся энергию пристраивать, гулять то есть.  На танцы там, в кафешку, ну на худой конец в клуб на киношку какую. Повезет – так в драку влезет, отвесит кому леща, сам конечно тоже получит. Зато не так скучно. Да и драки то у нас так, ради интереса, а не из принципа. Ну, бывает, конечно, что ребята разойдутся, зубы кому повыбивают, на башке немножко того, трещину, какую сделают. Ну, в общем, ничего серьезного.

И тут Генка влюбился. Все уж привыкли, что Генку после работы встретить можно где угодно, а тут пропал Генка. Что ни наесть пропал. То есть на работу-то он ходил, а вот после работы – нету его нигде. Да и на работе стал он какой-то другой. После смены уже не оставался машину свою крутить. Руки бензином помоет и домой. А на третий день даже постригся. Короче, все признаки, пропал наш Геночка, втюрился, как говорится, по уши.

А звали ее Настей. Славная такая девчушка, боевая. Нос курносый, две косички, зеленые глаза, взгляд озорной. Огонь, а не девчонка! А была она дочкой Кузьмича, начальника похоронной конторы. И все бы хорошо, и пара красивая, и любовь у них вроде как получалась, да вот батька Настюхин Генку-то невзлюбил. Не хотел, стало быть, Кузьмич шофера себе  в зятья-то. Шибко энто обстоятельство скребло ему по душе. А Настюха вопреки батькиному запрету все равно с Генкой встречалась. Ну и решил Генка поговорить с Кузьмичом то по-хорошему, рассказать обо всем обстоятельно, себя показать в красе, ну и Настену заодно посватать.

Дело было в четверг, в полдень. Ради такого случая взял Генка отгул, шею помыл, носки чистые надел, «Шипром» сбрызнулся, ну и вперед – в контору похоронную к Кузьмичу. Заходит в кабинет, а Кузьмич за столом сидит и сало режет. Рядом на столе лучок лежит, бидон с квасом красуется, а сбоку – гроб дубовый, экземпляр для показу значит. Ну, вошел Генка, здоровается с Кузьмичом, улыбается во весь рот. Так, мол, и так, вот поговорить пришел, с папашей так сказать, пообщаться. Больше то сказать он ничего и не успел. Даже улыбку-то и ту не успел убрать, а за шиворотом-то у него мокро как-то стало и квасом запахло, и лук значит, прямо в открытый рот летит. Такого хамства Генка стерпеть, конечно же, не смог. Поднял он, значит «папу» и прямиком в показной экземпляр уложил. Кузьмич, конечно, брыкаться начал, кричать, что живого советского человека в гроб ложить никто права не имеет, и все норовит Генке пяткой съездить. Генка сразу как-то поскучнел, взял да накрыл гроб с Кузьмичом крышкой, а для верности тут же ее пятком гвоздей и прихватил. Дырокол-то на столе хороший был, тяжелый, он за молоток и сошел.

Спустя часика три после этой истории, в контору клиенты пришли, они-то Кузьмича и освободили, помогли ему значит на белый свет выбраться. А спустя еще час за Генкой пришли.

На суде Генка защищался, как мог, говорил, что никакого хулиганства не было, а просто небольшой педагогический прием для воспитания, так сказать. Да и не думал он в серьез-то Кузьмича заколачивать, даже три гвоздя из пяти забил не до конца. Может, судьи-то толком и не услышали, что он там говорил (в зале во время его речи хохот стоял), а может, не захотели его понять, но Генке речь его не помогла. Загремел наш Генка. Ни за что. Вот что с людьми любовь-то делает. Потому я и говорю, что держаться от любви этой надо подальше, а то себе дороже будет.

А Настюха к Генке-то до сих пор ходит. Да, дела…