Уроки веротерпимости. часть 2

 
   УРОКИ ВЕРОТЕРПИМОСТИ

От иргизских монастырей к единоверию

Каждый помнит знаменитое полотно В. И. Сурикова «Боярыня Морозова». Во имя двоеперстия, во имя старокнижия люди отдавали жизнь, теряли состояния, боярские привилегии. Однако мало кто знает, что история старообрядчества напрямую связана со Средним Поволжьем, с Самарой. О расколе известно немного, пожалуй, только то, что длиннобородые боярские роды сопротивлялись всему новому, что шло к нам из Европы. Вот это как бы и явилось, говоря школьным языком, «социальной базой» старообрядчества. На самом деле все было гораздо сложнее.
Напомним читателю, что религия — это не сказка о «Боженьке», сидящем на облачке. Религия — это колоссальный систематизированный опыт человечества, опыт межличностного общения, культуры, мысли. Греко-православная вера, процветавшая на Руси до раскола, раскрепощала человека, воспитывала его гражданином, прививала нравственные нормы, принятые во всем мире. Рвавшееся к власти дворянство, всячески стремилось усилить государство, поставить eго над всеми, включая и церковь. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день»,— говорили крестьяне. Но закрепощение шло дальше и глубже, порабощая саму душу народа. Иначе как преступлением перед христианством, нельзя оценить Указы российских императоров, согласно которым священники обязывались нарушить тайну исповеди по приказу чиновника. С тех пор Российское православие все больше и больше стало терять авторитет у своего народа, с каждым годом приближая час катастрофы.
Старообрядцы были не столько фанатиками, сколько хранителями русского очага нравственности. Мучения Протопопа Аввакума на сотни лет вперед освятили их путь, сохранили истинную веру. Постоянно расширявшемуся государству требовались сильные морально закаленные люди на границах. Эту роль выполняли казаки. Именно они когда-то покорили Среднее Поволжье, восточную границу Империи. Волжские казаки больше всего любили свободу и отчизну. Они уходили сюда от крепостного права, которое насаждалось царем, служилым дворянством и продавшимися церковниками.
Почти сразу же после постройки крепости Самара в городе были заложены два монастыря: мужской — Спасо-Преображенский на Старо-Самарской улице, женский — Спасский, где стояла Преображенская церковь. Монастырям принадлежала часть земли вблизи крепости. Послушники занимались рыбной ловлей и помолом зерна. В 60-е годы XVII века на самарской земле были воздвигнуты знаменитые Иргизские монастыри — три мужских и два женских. Они являлись оплотом раскола и свободомыслия. Слава о раскольничьем центре шла по всей Руси.
Государство почти два столетия было вполне терпимо к староверам, но когда роль Самары, как крепости, сошла на нет, и казацкие роты по Указу Сената от 1743года были переведены в Оренбург, вместе с казачьей вольницей ушла и веротерпимость. При Елизавете Петровне Иргизские монастыри закрыли, старообрядцев загнали в подполье. Начался разгул крепостного права. С тех пор правительство и официальная церковь повели жестокую борьбу со староверами. Увидев, что прямые запреты не приводят к желаемому результату, церковники пошли на уступки. В сознание самарских христиан внедрялись идеи единоверия, то есть компромисса: раскольникам позволяли официально соблюдать свои обряды, а те за это соглашались признать над собой власть Синода.
Старообрядцы и казаки оставили большой след в самарской истории. Это были крепкие сильные русские люди, истинные собиратели страны. Из них вышло большинство местных купеческих родов, таких как Аржановы, Сурошниковы, Новокрещеновы, Санины, Ильины Шихобаловы, Неклютины и многие другие. Надо отметить также, что раскольники пропагандировали христианство среди татар, башкир, вотяков, чувашей, мордвы. В XIX веке, когда роль староверов стала снижаться, христианизацией края активно занялась официальная церковь.
В январе 1851 года была сформирована Самарская губерния на левом берегу Волги из трех уездов: части Оренбургской, Саратовской, Симбирской губерний. В России административное деление обычно совпадало с церковным, поэтому 31 января в Вербное воскресенье, было объявлено о создании Самарской Епархии во главе с преосвященнымЕвсевием. В этот день перед литургией был совершен из Казанского собора крестный ход в Вознесенскую церковь. Там состоялось благодарственное молебствие с коленопреклонением. С тех пор, вплоть до открытия Воскресенского собора в 1894 году, кафедральным собором Самары стала считаться Вознесенская церковь. Преподобный Евсевий (Орлицкий) в прошлом ректор Московской и Санкт-Петербургской академий заложил в Самаре знаменитый Иверский женский монастырь, а в Бузулуке — Спасо-Преображенский мужской монастырь, а также ходатайствовал об открытии духовной семинарии. Его преемником стал Феофил (Надеждин). При нем начали действовать самарская духовная семинария (9 сентября 1858 года) и училище для девиц духовного звания. Были сооружены церкви Покровская, Воскресенская, Петропавловская и Всех Святых.
В период реформ Александра II целых 12 лет возглавлял Самарскую епархию иерарх Герасим (Добросердов). Он был настоящим реформатором нашей провинции. Вот только некоторые из его деяний: открыты воскресные школы, организован епархиальный комитет православного миссионерского общества, введены воскресные публичные собеседования с раскольниками различных толков, начали издаваться «Епархиальные Ведомости». Под руководством Герасима были осуществлены изменения в управлении губернией. С 1877 г. по 1891 г. епархию возглавлял Серафим (Протопопов). При нем открылась Ильинская приходская церковь. С 1890 г. по 1893 г. был Сергий, а позже, с февраля 1891 г. по ноябрь 1892 г. — Владимир. Последний в течение года сумел создать в епархии около 150 церковных школ, основал «Алексеевское братство», которое занималось нравственным просвещением народа. При Владимире начались духовно-нравственные чтения в зале городской Думы.
Надо отметить, что, подчиненная государству, официальная церковь решала тактические и стратегические политические задачи. До 1861 года она освящала крепостное право, помогала дворянству удержать в руках деспотическую власть. В Самарском архиве множество дел о преступлениях помещиков по отношению к своим крестьянам, и нигде священники не заступались за беззащитных прихожан.
После реформы Александра II Россия, вступившая на путь рыночных отношений, стала нуждаться в цементирующей огромную территорию идеологии. В лозунге «Православие, самодержавие, народность» – вера не случайно на первом месте. Начинается мощнейший натиск на все другие религии. Полицейский архив заполняют документы такого содержания. 20 апреля 1890года священник села Старой Бинарадки Ставропольского уезда Александр Дроздов сообщил: «Крестьянин села Архип Литонов совратившийся в молоканство в 1889году старается склонить в эту секту и свою жену Евгению насильственно. Он жестоко избил свою ее за то ,что она на Пасху красила яйца. Запретил идти в церковь молиться об упокоении родителей. Кричал - я сам люблю есть яйца и некрашеные!» (ГАСО,Ф. 3,оп.233, д.992а, с.3). Особенно много для пропаганды официальной религии сделал преосвященный Гурий. Он возглавил миссионерское дело, направляя опытных священников, знающих местные языки, в неблагополучные районы. Сам Гурий объехал почти 800 приходских церквей, в некоторых бывал по нескольку раз. Он первым среди самарских архипастырей стал совершать в единоверческих церквях епархии церковную службу по чинопоследованию уважаемых староверами древних книг. При Гурии наконец-то закончилось в Самарской губернии противостояние внутри православной веры. Правда, надо сказать, Россия была уже свободной цивилизованной страной, и старообрядчество потеряло смысл, как хранитель вольницы. Именно при Гурии начал действовать Воскресенский кафедральный собор, символ могущества новой Самары предпринимателей. Звон его восьмидесятипудового колокола возвестил о начале новой эпохи в истории края. В истории самарской епархии важную роль сыграли также преосвященные Тихон и Константин.
Каждый год в епархии христианство принимало более 100 человек. На 1901 год Самарская епархия насчитывала 891 церковь, 7 мужских и 10 женских монастырей, 1 женскую общину в Бузулукском имении А. Н. Шихобалова. Конечно происходил и обратный процесс. Перед нами список лиц, коим разрешалось перейти из православия в другие вероучения от 18 августа 1905года: «Мещанке С.Н.Федоровой, Чернореченская,25 – в евангельско-христианские баптисты; девице-казачке П.Л. Мельниковой – в старообрядчество Белокриницкого толка; вдове М.И. Шагиной, Шихобаловская,175 – в братство евангелистов-христиан; мещанину И.Е. Белову – в старообрядчество поморского законнобрачного согласия; мещанке З.А. Тихоновой – в католичество; И.Я. Бусарову, Шихобаловская,208 – в адвентисты 7 дня..» (ГАСО,Ф.465,оп.2,д.130,с.5). Менялась Россия, менялась церковь. Религия вновь приобретала свой первородный смысл. Она начинала обращаться к человеку, проповедовала гуманизм, допускала веротерпимость. Всходило солнце новой России под молитвы и пение церковного хора в Самарских церквях. Аллилуйя свету, аллилуйя прогрессу, аллилуйя могуществу российского народа. Казалось, наступал религиозный мир, и люди, молившиеся в Воскресенском храме на Соборной площади, верили, что скоро наступит «царство Божие на земле», ведь за их спиной стояла могучая обновленная Держава. Слово «русский» с благоговением произносили во всей Европе. Нашу страну иначе, как «Святая Русь» никто и не представлял.
Однако в национальной идее православие доминировало над русскостью, религиозность – над менталитетом. Это создавало взыровоопасную почву и возможность социальных катаклизмов в будущем.

Творившие бессмертие

Когда пассажиры подплывали на пароходах к Самаре в XIX веке, то все они высыпали на палубу, чтобы поглядеть на открывающуюся чудесную панораму. Красота самарских церквей с их золочеными куполами, увенчанными крестами, восхищала многих. Город встречал гостей не только хлебом и солью, но и многоголосием старинных колоколов. В этой палитре музыкальных красок будто звучала вся история России и этих земель, некогда присоединенных к Империи еще Федором Иоановичем. История великого государства неотделима от православия, являющегося как бы душой всего общества.
Самарские церкви строились на пожертвования верующих. Перед Богом оказывались равными все, и бурлаки, дававшие храму грошики, и богатые купцы, не жалевшие на Святое дело тысячи золотых. И вот это равенство перед Богом являлось тем стержнем, той цементирующей силой, которая направляла народный дух на путь созидания. Сила Самары заключалась в свободолюбивом энергичном и деловом характере россиян, а величие - в церквях, рассыпанных по всему городу и объединявших его в единое целое.
Сегодня много спорят об эпохе первоначального накопления капитала. Некоторые пытаются доказать, что первые деньги всегда делаются на преступлениях, на крови, что первые бизнесмены это чуть ли ни флибустьеры, пираты, уголовники. Многие годы марксисты вбивали в наши головы, что купцы это кровопийцы, мироеды, грабившие народ, что деньги на церкви они давали как индульгенцию за прежние грехи. Однако историческая правда выглядит по-иному. Купцы выходили, в основном, из крестьян, часто крепостных. Природная смекалка, ум и, конечно же, Божья искра, талант делового человека позволяли им сколотить первоначальный капитал. Эти сильные, красивые, рослые русские люди потом и кровью зарабатывали трудовую копеечку, а, как говорится, копейка рубль бережет; из рубля можно сделать сотню, было бы умение. Важно лишь найти свою нишу в предпринимательстве.
Богатство самарские купцы воспринимали как дар Божий, как награду за свое усердие и честное ведение дел. Став тысячниками и даже “ миллионщиками “, они не отрывали себя от остальных горожан, не ставили себя в привилегированное положение, понимая, что не может быть хорошо одному, когда плохо другим. Поэтому они занимались благотворительностью, помогали бедным, убогим и укрепляли единство нации возведением новых православных Святынь. Народная молва хранит память о купце II гильдии Трофиме Ипатьевиче Колпакове, который был более 10 лет старостой Вознесенского собора еще до возникновения губернии. Он жертвовал личные средства на позолочение икон Господа Вседержателя, Божьей Матери, устроение иконостаса, отлив большого колокола в 516 пудов и 16 фунтов, роспись купола храма, изготовление 3 тумб в Святом алтаре, на три лучших подсвечника, семисвечник перед престолом. В 1850 году Вознесенский собор имел 1740 прихожан, в основном, казаков и хлебопеков, что селились на берегу Волги. В это время купец Александр Емельянович Надысев на собственные деньги покрыл стены внутри храма дорогой краской и устлал коврами пол на 750 рублей. Кроме того, состоятельный самарец пожертвовал 1687 рублей на устройство глазетовой и бБлиже к реке Самарке в районе Хлебной площади располагалась одна из самых старых самарских церквей - Спасо-Преображенская и при ней церковь во имя Смоленской Божьей Матери. Ее основание относится к 1685 году, когда она еще составляла часть Спасо-Преображенского женского монастыря. В 1745 году к ней пристроили придел во имя Благовещения Пресвятой Богородицы. Вот как ее описывает А. Г. Елшин: “ Снизу церковь четвероугольная, потом восьмигранная с такой же колокольней. Эту церковь также не обошла благотворительность местного купечества. В 1845 году новый иконостас оплатил купец Василий Ефимович Буреев. Купец П. Г. Баранов в 60-ые годы собрал денег на возведение рядом с Преображенской церковью каменного храма во имя иконы Смоленской Божьей матери по образу Греческой церкви в Санкт-Петербурге. Колокольню построил купец Михаил Петрович Коренев. В 1876 году церковный староста купец Федор Иванович Никонов устроил в нижнем этаже церковь во имя Рождества Христова. На следующий год он возвел вокруг обеих церквей с восточной, северной и западной сторон каменную ограду. В 1875 году купец Бахарев за поминовение пожертвовал церкви хлебный амбар, который приносил значительный ежегодный доход. На 1850 год церковь имела 395 прихожан. Ее слава распространялась на всю Россию, и православные паломники шли сюда из самых отдаленных уголков Империи, чтобы помолиться на иконы Спаса Нерукотворного, написанного симбирским иконографом Иваном Семионовым в 1688 году, и на образ Смоленской Божьей Матери, по преданию вынесенной из Персии.
Большое значение для православных имела также церковь во имя Успения Божьей Матери, построенная на средства прихожан в 1768 году. Это место ранее принадлежало упраздненному в 1738 году Спасо-Преображенскому мужскому монастырю. Церковь поначалу была деревянной с приделом Святого Митрополита Алексия, небесного покровителя Самары. В 1807 году она сгорела, и в 1828 году храм возвели заново, но уже из камня. Большой вклад в возрождение святыни внес бывший городской голова купец Петр Семенович Синягин. Купец I гильдии В. Е. Буреев отлил колокол в 350 пудов и заказал иконостас в серебре на 3 тысячи рублей. Чуть позже оба эти купца подарили церкви серебряно-вызолоченный ковчег, престол и крест из польского серебра с иконами греческой работы. Долгие годы церковным старостой являлся В. Е. Буреев, который помог создать при ней обширную библиотеку религиозных книг. Прихожан на 1850 год насчитывалось 595, в основном, храм посещали переселенцы из Московской, Владимирской, Нижегородской, Пензенской, Симбирской и других областей. Родной сестрой этой самарской церкви стал Успенский храм в Ставрополе на Волге. В честь этой церкви улицу, начинавшуюся от нее, назвали Успенской. Знаменита эта церковь и тем, что в ее приходе находилась знаменитая часовня Митрополита Алексия. Вот что по этому поводу пишет самарский старожил А. Г. Елшин: “По предания, часовня деревянная выстроена в память посещения Самары в 1357 году святителем Алексием, Митрополитом Московским во время путешествия в Золотую Орду. Он благословил здесь одного благочестивого отшельника, который построил на берегу Волги деревянную часовню. Она находилась в черте города на Набережной улице на дворе самарского мещанина А. Червякина. Жители установили неугасимую лампаду перед иконой его...” Далее вместо деревянной в 1832 году чуть ближе к Волге построили каменную двухэтажную часовню. Во время большого половодья весной 1856 года самарская Святыня сильно пострадала - вода залила весь первый этаж. Тогда купец Лев Алексеевич Маслов выделил деньги на восстановление и поставил иконостас. Купчиха Е.А.Синягина за 1500 рублей подарила серебряную плащаницу.( ГАСО,Ф.352,оп.3,д.1,с.67-71). Вот какой ее увидел художник К.П. Головкин в конце Х1Х века.
Целые купеческие династии передавали от деда к отцу, а затем к внукам традиции возведения православных церквей. Так, дед, основатель купеческого рода Шихобаловых, в 1837 году за 10 тысяч рублей построил Троицкую церковь. Его сын участвовал в возведении Покровской (ссылка? Фотографии две) церкви, где находился семейный склеп этой знаменитой купеческой династии (ссылка?). Антон Николаевич на свои деньги построил Ильинскую церковь и Всехсвятскую, много сил отдал открытию самого величественного в губернии Воскресенского собора. Случилось это так.
4 апреля 1866 года в Самару из Санкт-Петербурга пришло сообщение о злодейском покушении террориста Дмитрия Каракозова на Государя Императора Александра II Освободителя. Выстрелы в столице разбудили спящую Самару. Тысячи людей хлынули в Вознесенский собор, что на Вознесенской улице. Храм не мог вместить всех желающих, и люди стояли на улице. Все молились о чудесном спасении любимого Государя, плакали от радости, обнимались, Царь-Освободитель был кумиром, властителем дум. Его великие реформы поселили надежду в сердцах миллионов. Одним росчерком пера он превратил рабов в свободных граждан. Ветры перемен долетели и до Самары. Так, на Троицком базаре был снесен столб для публичных экзекуций. Самарские крестьяне смогли разогнуть спину. Какое было единение народа! Все молились за здоровье Государя и были готовы отдать за него жизнь.
В Вознесенском соборе службу вел Преосвященный Герасим (Добросердов). Он и вознес горячую молитву Господу о спасении Государя от рук злодея. После молебна прямо во храме купцы первой гильдии, потомственные почетные граждане города братья Антон и Емельян Николаевичи Шихобаловы предложили построить новый собор во имя Спаса. Начали собирать пожертвования. Это дело стало всенародным. Богачи соединились с бедняками. В едином порыве служения Вере, Царю, Отечеству. Кто давал тысячи, а кто медный грош. Дворянин и купец, мещанин и лавочник, крестьянин и грузчик были объединены великой любовью к спасенному Государю, к великой России. Как им был нужен Храм!
9 апреля 1866 года было получено высочайшее соизволение на строительство собора.(ГАСО,Ф.153,оп.36,д.1000,с.48). На другой день из городской казны выделили 15 тысяч рублей на это великое дело, а 17 апреля, в день рождения Государя, было освящено самое высокое место города — место будущего храма на площади, получившей название Соборная. Сформировался строительный комитет, в состав которого вошли: председатели Преосвященный Герасим, губернатор Камергер Двора Его Императорского Величества Действительный Статский Советник Б. П. Обухов, а также члены городской Думы: Голова В. Е. Буреев, пятеро гласных городской Думы первого созыва купцы Е. Н. Шихобалов, П. М. Журавлев, И. М. Плешанов, А. М. Горбунов, А. Е. Надысев, протоиерей Халколиванов, старший советник губернского правления Громов и губернский архитектор Муратов. Обязанности казначея были возложены на Е. Н. Шихобалова. Начальная смета составила 160 тыс. руб. Профессор архитектуры Э. И. Жибер составил проект собора, вместимость которого достигала две с половиной тысячи человек. Строительство началось 25 мая 1869 года. Первый камень заложил Государь Император Александр II Николаевич.
Городская Дума I4 мая 1871 года создала соборную комиссию, избрав ответственным строителем храма Е. Н. Шихобалова. Надзор за постройкой был поручен архитектору Теплову.
Собор возводился 25 лет по старинным русским технологиям: использовались для прочности яичные желтки, известь гасилась в ямах десятки лет. Для фундамента собирали и обтачивали валуны, сохранившиеся с ледникового периода. Для строительства собора приглашались лучшие русские мастера. Участвовать в этом благородном деле считалось почетным долгом каждого гражданина России. Казанская городская управа рекомендовала специалистов по столярному делу Сергея Парфеновича Лоскутова.и Терентия Александровича Будылина. Они изготовили пять наружных входных дверей резных, полированных из темного мореного дуба, три внутренних сосновых двери и четыре меньших размером. Мастер Белоусов из Палеха по рисункам архитектора А. А. Щербачева расписал стены храма. Три иконостаса резных и золоченых выполнил мастер Бычков. Ювелир Алексей Акимович Овчинников в Москве сделал соборную церковную утварь: бронзовую, золоченую с эмалью, серебряную. Купец Д. В. Кирилов на свои деньги отлил в Москве 880 пудовый колокол, который был поднят в октябре 1893 года на колокольню.
Кафедральный Воскресенский собор во имя Спасителя с приделами во имя Святого Благоверного Великого Князя Александра Невского, Святого Иосифа Песнопевца и в нижнем этаже во имя Алексия Митрополита Московского и всея Руси—небесного покровителя города Самары был открыт и освящен в 1894 году.( Во имя Христа Спасителя кафедральный, соборный храм в г. Самаре. Самара,1894г.) Самара ликовала. Собор высотой 79 метров {с колокольней) был виден в ясную погоду за 80 верст. . Пассажиры волжских пароходов высыпали на палубы, чтобы посмотреть на самарское чудо: золоченые купола, белые стены и зелень соборных садиков. Как здесь не вспомнить слова Владимира Семеновича Высоцкого: «Купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще Господь замечал». И Господь заметил Самару— началась эпоха ее расцвета. Собор стал душой города, символом могущества и величия «Русского Чикаго», архитектурной доминантой Самары. Вся жизнь города проходила через собор: в нем крестили, венчали, отпевали, здесь оплакивали жертвы Русско-Японской войны, читали анафему «зеркалу русской революции» графу Льву Толстому, молились за победу в 1914 году. Художник Ю. Н. Малиев вспоминает: «Соборная площадь чем-то напоминала заволжскую степь, из которой неожиданно вырастал гигантский каменный массив собора. Церковь венчалась двенадцатью главами, окрашенными в цвет июльского неба. На центральном купольном своде я четырех главах сияли восьмиконечные золотые кресты. В собор вели пять высоких крылец по два с восточной и западной стороны и одно с севера. Подъем к ним шел по каменным широким лестницам в двадцать ступеней каждая».
К этому времени в Самаре насчитывалось 105 814 русских.(Волжское слово 1913г., 16 октября).Однако проблема заключалась в том, что вся эта масса людей объединялась не национальной идеей, а православием, то есть религиозной идеологической надстройкой. Добавим к этому, что проповеди читались на малопонятном церковнославянском языке, сквозь путаницу которого прорывалось – Славься народ Израилев… Замени одну идеологию на другую, и это огромное море фанатиков колыхнется в противоположную сторону, громя Святыни и уничтожая собственные исторические корни. Так и произошло в дальнейшем. Нашему собору недолго пришлось, украшать самарскую землю. Жизнь храма оборвалась чуть позже жизни Государя Николая Александровича и его сёмьи. Собор был закрыт большевиками, в 1920 году осквернен и разграблен. Прихожане уносили и прятали иконы от чекистов, рискуя жизнью.
Убивали собор (ссылка?) пять лет: с 1930 по 1935 годы, для чего была использована вся взрывчатка, предназначенная для строительства ГЭС. Курировал процесс уничтожения председатель самарского Губисполкома Мендель Маркович Хатаевич. Он регулярно докладывал о состоянии дел в Москву. Сталин торопил. Однако взорвать собор сразу коммунист боялся, ведь рядом здание обкома и жилой дом для партработников. То, что рядом находились жилые массивы, вряд ли останавливало ретивого функционера. Был разработан план постепенного разрушения. Ю. Н. Малиев рассказывает: «взрывали башенку за башенкой, жители вскакивали по ночам от страшных взрывов, по вспоминали, что идет «процесс» и снова ложились спать. А утром дети бегали по улицам, лазили по крышам, собирая разлетевшиеся во все стороны кирпичики с клеймами старых мастеров». Самарские жители говорят, что по домам ходил милиционер и предупреждал, чтобы не выпускали детей на улицу во время взрывных работ. При взрывах в радиусе двух-трех кварталов от собора в домах звенели и вылетали стекла, как будто сам Господь хотел достучаться до человеческих душ. Самарцы плакали, прощаясь со своей святыней. Ю. Н. Малиев так описывает последний акт трагедии: «Им осталось взорвать гигантскую четырехярусную колокольню. Ночной взрыз был ужасен. Яркая вспышка, света, и эта громадина как ракета устремилась в ночное небо. Она взлетела примерно на 20 метров и кусками рассыпалась по соборным садикам.» Может быть это было первое испытание авиационной космической техники в Самаре, эдакая предтеча Юрия Гагарина? Весь строительный лом был переработан в щебень, из которого советские умельцы делали уже свои блоки. Именно из этого святотатского материала был воздвигнут Дом промышленности, который с Божьей помощью и разрушается. На сохранившемся мощном фундаменте собора был построен театр оперы и балета — незабвенный памятник эпохи культа личности. Катакомбы и подземные ходы под собором превратились в бомбоубежище для правительства в случае сдачи Москвы в период Великой Отечественной войны.
Самара без собора — уже не Самара. И нам не услышать больше благовест колоколов на Соборной площади. Так давайте же помянем тех, кто вложил свою душу и сердце в строительство русского собора. Они мечтали о процветании самарского края. У этих людей был храм в душе.
Много воды утекло с тех давних времен. История сама рассудила по справедливости. Те горожане, которые строили нашу Самару и боролись за ее духовность, остались в памяти народа, а значит, получили бессмертие. Так что не зря благородные купцы “отдавали куски” от своего дела на общее благо. Те же, кто уничтожал Самару, разрушал связь времен, становятся все меньше и незначительнее с каждым годом. Пройдет время, и разрушители церквей, осквернители кладбищ растают, как миражи, превратятся в нечто неодушевленное, мрачное, обезличенное, имя которому сатанизм и большевизм. Мы лишь слегка приоткрыли завесу, скрывающую от нас прошлое, и почувствовали ностальгию.

Соломинка для отверженных

Когда сталкиваются кремень с металлом, летят искры. Когда возникает конфликт между трудом и капиталом, также летят искры, которые, остывая, превращаются в отверженных, то есть в людей, потерявших точку опоры, оторвавшихся от своей социальной группы и упавших на дно социума. Типичной поговоркой, отражающей русский менталитет, является: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». Самарские предприниматели, прогуливаясь со своими детьми и увидев на пути лежащего в грязи нищего-калеку, бросали гривенник и говорили наследникам – между нами и этим бродягой не столь большая разница. Каждый может оказаться в таком положении, стоит слегка оступиться. В местных кабаках и в самых гнилых шинках можно было встретить и обнищавшего, оборванного князя, и спившегося купца, и пролетария, закладывающего за рюмку свои сапоги. Почти каждый купеческий клан имел обнищавших, обанкротившихся родственников. Некоторые активные личности в течение своей жизни то богатели, то нищали, потом снова покупали тройку породистых лошадей, а заканчивали жизнь в ночлежке.
Когда-то самарского купца Ивана Алексеевича Чурикова считали везучим человеком: выгодная женитьба, свои рыбные промыслы. Беда случилась внезапно. Умерла любимая жена. Иван запил по-черному. Состояние испарилось вместе с друзьями. Купец стал босяком и пошел по Руси с посохом.
Конечно, основную массу социально незащищенного населения представляли мещане, крестьяне и ремесленники, то есть все те, кто назывались тогда простым народом. Политолог Петр Кропоткин писал, что прогресс определяется не количеством заводов и ростом валового продукта, а тем, насколько общество обеспечивает своим гражданам право на достойную жизнь. Эти идеи, проникая в российскую действительность, становились материальной силой. Благотворительность превращалась в нравственный критерий, определявший степень человечности. Вот что писал по этому поводу городской голова П.В.Алабин: «Мы считаем вполне последовательным обратиться к ознакомлению с положением общественной благотворительности в нашем городе, как имеющей своей задачей тоже помощь страждущему и бедствующему человечеству». Далее Петр Владимирович дает личную оценку уличной нищете: «Редко встретишь на Руси большой город... в котором бы явное доказательство этих страданий и бедствий в виде, например, нищенства и попрошайничества на улицах так было значительно, как в Самаре. Нищих если и можно встретить у нас в городе толпами, то разве только в утренние часы и то по преимуществу в некоторые только дни, у ворот или во дворах богатых купцов, производящих кормление и оделение копеечками нищей братии или в нарочито для того назначенный день недели, или в день поминовения по каком-нибудь близком покойнике. Нищих можно встретить и у церквей во время богослужений, но на улицах видишь их сравнительно редко, а если и попадаются нищие – то или дети, или двое-трое несчастных калек».
Город в борьбе с нищетой избрал цивилизованный путь. Управа обеспечивала неимущих общественными работами с гарантированной, фиксированной зарплатой. Бедняки мостили улицы, сажали деревья, подметали, убирали грязь. В голодные годы подобные заказы буквально спасали людям жизнь. Так в 1891 году во время страшной засухи горожане за продукты питания обустроили городскую набережную от улицы Москательной до Панской.( Вся Самара.1925г.) Читатель и сейчас может увидеть обложенную тесаным камнем стену вдоль волжского берега. В стену вмонтированы чугунные кольца, к которым привязывались баржи. Во время половодья мощеная стена защищала город от наводнения.
Большую работу по обеспечению бездомных крышей над головой проводило земство. В 1865 году в Самаре открылась Земская богадельня. Она давала приют 50 странникам и обходилась в год в 4 тысячи рублей. Частные предприниматели также не оставались в стороне от этого благородного дела. Пароходовладелец I-й гильдии купец Иван Васильевич Константинов в 1871 году выстроил большое двухэтажное каменное здание на улице Алексеевской. Далее меценат закупил 50 коек, постельное белье, посуду и передал всю эту собственность в дар городу для открытия богадельни. Кроме того, он положил в банк на счет заведения 25 тысяч рублей. Самарская Дума известила государя Императора о чудесном даре. Александр II повелел называть богадельню Константиновской. Своей благотворительностью пароходовладелец отдал дань всему сословию бурлаков, потерявших работу в век научно-технического прогресса и парового двигателя, заменившего грубый физический труд.
Иван Михайлович Плешанов, салоторговец, купец I гильдии, также пожертвовал свои два деревянных дома с садом под богадельню в 1876 году. Этот дар был сделан в честь спасения любимого Императора от фактически неизбежной гибели в Париже 25 мая 1876 года. Богадельню на 40 человек обоего пола стали называть Александровской. Заведение обеспечивалось капиталом в 2900 рублей.
Антон Николаевич Шихобалов, купец I гильдии, крупнейший землевладелец и хлеботорговец, построил каменную двухэтажную богадельню рядом с Ильинской площадью. Учреждение обеспечивало проживание 75 женщинам с 1894 года. (ГАСО, Ф.153,оп.3б.д.1000.с.59). А.Н. Шихобалов увековечил свое имя также постройкой народной больницы, в которой оплачивал лекарства, инструменты, работу медицинского персонала, а также питание больных. ( Антон Николаевич Шихобалов. Его жизнь, просветительные и благотворительные учреждения его имени. М.,1912г.)
Другой хлеботорговец и владелец высокотехнологичной мельницы под Журавлевским спуском купец I гильдии Яков Гаврилович Соколов вместе с сыном Иваном Яковлевичем в 1909 году открыли богадельню и странноприимный дом в 3-ей части Самары у Петропавловской площади. Вот их заявление в городскую Управу от 5 августа 1909 года: «А принадлежащем нам потомственному почетному гражданину Я.Г. и И.Я. Соколовым дворовом месте построены один двухэтажный каменный дом с подвальным этажом, деревянный флигель, надворные одноэтажные каменные постройки (каретник, погреба, пекарня, прачечная, баня). Дом мы обставили всеми принадлежностями, необходимыми для помещения в нем богадельни. На первое время мы уже поместили в нем 15 призреваемых, а к 23 августа прием доведем до 100 человек. Все постройки, водопровод жертвуем Самаре для содержания в нем богадельни и странноприимного дома. Для обеспечения безбедного существования жертвуем еще капитал в 30 тысяч рублей и проценты с него. Ею могли пользоваться граждане Самары, престарелые и увечные, всякого звания и сословия, лишенные возможности по преклонности лет, или по неспособности к труду снискать пропитание и не имеющие родственников. Странноприимный дом действовал для странников. Их не обеспечивали питанием и давали приют лишь на 3 дня. Если наше желание и воля будут нарушены, изменена направленность учреждения, то все движимое и недвижимое имущество возвращается нам, жертвователям или наследникам».(Журналы Самарской городской Думы за 1909г.)
С 1873 года по Николаевской, 164, открылось Общество попечения о бедных на основании устава, утвержденного Министерством внутренних дел. Цель общества – помогать всеми способами людям, не способным существовать без посторонней помощи. Благотворители либо вносили 100 рублей единовременно, либо 50 копеек помесячно. Благотворительную организацию возглавила Лариса Аристарховна Реутовская. Нуждающиеся получали пособия от 1 рубля до 25 рублей, а также продукты и одежду. Ежегодно помощь оказывалась 250 гражданам.
 
На 1899 год в губернии насчитывалось 19 богаделен и 11 приютов. В 1901году Л.С. Аржанов открыл на собственные средства еще одну богадельню. На Собороной, угол Воскресенской, действовал ночлежный дом, построенный купцом Кирилловым.(ГАСО,ф.153,3б,д.1000,с.59). Нуждающиеся могли переночевать, выпить горячего чая с бубликами. В сборнике «Вся Самара» за 1900 год он числится по Соборной, 34, и оценивается в 3500 рублей. Однако с ночлежками в городе дело обстояло не столь прянично. Так весной 1909 года городская Дума специально обсуждала вопрос «О недостатках в ночлежных домах». Комиссия признала желательным ночлежный дом, находящийся в ведении Общества попечения о бедных, передать в ведение города и установить строжайший надзор над частными ночлежками с целью недопущения антисанитарии. Источниками финансирования проекта становились следующие налоги: государственный квартирный налог в сумме 30 тысяч рублей; сбор с грузооборота в Самаре по водному пути; выпуск ряда облигационных займов; плата за воду из городского водопровода.
Не меньше проблем возникало с Домом трудолюбия, который открылся еще 20 февраля 1894года. (ГАСО,Ф.153,оп.3б,д.1585,с.35). Конечно, купцы жертвовали на него немалые суммы. Так, мукомол Лаврентий Семенович Аржанов в 1903 году перечислил на его счет 10 тысяч рублей, за что получил благодарность от императрицы Марии Федоровны. ( Самарская газета,1903г.,6 августа). Но денег все равно не хватало. 18 марта 1908 года правление Дома трудолюбия обратилось в Управу со следующим прошением: «С 1 января 1908 года окончился срок эксплуатации витрин для расклейки афиш и объявлений. Просим продолжить эксплуатацию витрин на два года, так как витрины служат Дому трудолюбия главным доходным источником. В связи с безработицей 1908 года Дом трудолюбия вмещает в своих стенах большое количество безработных». Члены Управы постановили: «Уважить».
XX век принес новые проблемы. Болезненными словами стали не только «милитаризация», «инфлюэнция», но и «безработица». С развитием научно-технического прогресса меняется социальная структура общества, происходят демографические изменения, разрушаются патриархальный уклад и сословность. Происходит миграция населения в промышленно развитые центры страны, в том числе и в Самару. Правительство создает все новые государственные биржи труда, с ним конкурируют частные фирмы по найму. Однако объективно возникающие кризисы капитализма создают все новые волны безработных. В помощь обездоленным городская власть открывает десятки общественных столовых, пунктов молочного питания. Тем не менее вопрос не решается. Статистика неумолима. На 1907 год в Самаре насчитывается 2600 граждан, потерявших свои рабочие места.(Волжское слово,1907г.,25мая). Что делать с лишними людьми? Над этой проблемой ломали голову и государственные мужи, и ученые. Здравомыслящие политики боролись за создание новых рабочих мест, за улучшение общественного устройства, при котором социум давал бы возможность своими руками каждому обеспечить себя и свою семью. Экстремисты искали в маргиналах и деклассированных элементах динамит для подрыва традиционных общественных устоев. Пружина истории сжималась.

Иерушалаим на Волге

В августе 1910 года газета «Волжское слово» писала: «Наша национальная политика с евреями... заводит в тупик. Миллионы людей подлежат исключительному закону и ограничениям в правах, что вынуждает евреев эмигрировать. Для евреев существуют ограничения в государственной и военной службе, в городском управлении, преподавании, в занятиях свободными профессиями, в имущественных правах и праве на жительство. Так, во время конкурса А. Рубинштейна, проводившегося в Санкт-Петербурге, евреям пианистам было запрещено находиться в столице...»
Многие города были вне черты оседлости евреев, к ним относились и Уфа, и Саратов, и Казань. Во всей самарской губернии на 1858 год проживало 108 мужчин и 20 женщин еврейской национальности. Как мы видим, мужчин было в 5 раз больше, чем женщин. Это связано с тем, что евреям исключительно редко давали право въезда в губернию. В основном допускались лишь специалисты в области производства, причем холостяки. Это делалось для того, чтобы использовать их знания в развитии волжской промышленности и в тоже время не дать им возможность «пустить корни».
Положение евреев изменилось во время царствования Александра II. Царь-Освободитель даровал евреям определенные права. Так, право на жительство получали отслужившие солдаты, купцы 1 гильдии, специалисты с дипломами высших учебных заведений, ремесленники высокого класса. Здесь зародилось среди еврейской нации неравенство. Тех, кого уравняли в правах со всеми гражданами России, стали называть «ашкенази», а кого не выпускали за черту оседлости- «местечковыми». Надо отметить, российские евреи сами приняли эти правила, и с тех пор внутри нации сохраняется определенное противостояние, что-то вроде кастовости. После Реформы Александра II численность евреев в Самаре стала увеличиваться. Так, в 1880-81годах здесь уже проживало 528 евреев. В основном это были ремесленники с семьями— 260 человек, отставные нижние чины—200 человек. Надо отметить, что самарские евреи не принадлежали ни к одному городскому сословию. Многие из них занимались мелким бизнесом. В Самаре славились еврейские часовщики, портные, переплетчики. Евреи быстро богатели не только благодаря предприимчивости и трудолюбию. Сильны они были прежде всего единством, врожденным чувством локтя. Если кого-нибудь постигло несчастье, то вся община приходила на помощь.
В 1881 году террористами был убит Император. Вступивший на престол его сын Александр III, получив сведения, что в преступлении замешаны евреи, издал дискриминационный Указ. Согласно ему, лица семитского происхождения, потеряли право приобретать землю в собственность,. арендовать ее или селиться в деревнях.
Разбогатевшие самарские евреи попали в сложное положение: деньги есть, вкладывать их в серьезное дело запрещено. Был найден хитроумный выход. На чужих землях, за свой счет, они стали строить каменные и деревянные дома с одним лишь условием: торговать вином на первом этаже в течение определенного срока. Из еврейской среды вышли крупнейшие самарские предприниматели, такие как: владелец спичечной фабрики Лев Львович Зелихман, крупный домовладелец Матвей Абрамович Чаковский, глава Торгового дома Вольф Моисеевич Боберман и другие. Л. Л. Зелихман долгие годы руководил самарской еврейской общиной. В 1880 и 1887 годах иудеи открыли молитвенные дома, которые находились на Николаевской улице: один в доме Чаковского, между Предтеченской и Москательной, второй - во дворе дома В. Б. Маркисон, между Заводской и Панской.
Духовным раввином самарских евреев был Мозис Бровиц Блюмберг. В 1895 году община была официально признана властями и получила право учредить молельню с хозяйственным правлением. Это была большая победа над бюрократизмом, открывавшая огромные возможности для укрепления евреев на самарской земле. Перепись населения 1897 года показала, что в Самарском уезде проживало уже 1379 евреев, в самом губернском городе— 1327. Община увеличивалась благодаря нормальным условиям жизни, которые создавала городская управа. С другой стороны, в связи с постройкой Оренбургской железной дороги на Восток, в Самаре стали появляться не только европейские (немецкие) евреи, но и восточные (бухарские). 19 июня 1903 года на имя губернатора пришло прошение от еврейской общины Самары с просьбой построить синагогу, вмещающую всех прихожан, взамен двух старых во II части 34 квартала г. Самары (ул. Садовая д. 41). В прошении говорилось, что ныне существующие здания «недостаточны в гигиеническом отношении для прихожан евреев. Здания опасны в случае пожара, а содержание двух молелен вызывает двойной расход». 10 ноября 1903 года прошение было удовлетворено. Община купила усадебное место у братьев Рябовых. Предварительная смета составила 50 тысяч рублей. Источник финансирования — добровольные пожертвования. Строить культовое здание взялся архитектор Зеявман Вениаминович Клейнерман. Ему помогал техник студент Института путей сообщения Рафаил Николаевич Маргулис. Бетонные работы и перекрытия осуществляло московское акционерное общество «Альфонс Кустодис» под руководством инженера Иогана Франца.
18 сентября 1906 года были проведены испытания пробной нагрузкой: мешками с землей по 3 пуда. Рядом с синагогой сооружено здание «Микво» (баня для ритуального омовения). «Микво» соединялось с баней Д. Е. Челышева специальным водопроводом, проходившим по Панской. (ГАСО,Ф. 1,оп.12,д.4352, с.1-4).
12 августа 1908 года губернатор разрешил открыть для общего пользования вновь отстроенный молитвенный дом в четыре части. ( Голос Самары, 1908г., 28 августа). Синагогабыла рассчитана на 1 тысячу человек. Она стала шедевром мировой архитектуры и включена в 10 лучших синагог мира. Такое грандиозное здание воздвигнуто на волжском берегу не случайно. В «Еврейской энциклопедии» читаем: «Самаритяне— греческая форма названия позднейших жителей Самарии, образовавших, начиная с эпохи 2-го храма особую религиозную секту хранителей «Моисеева закона». В 6—7 вв. н. э. территория Самарской губернии находилась в зоне влияния могучего Хазарского каганата, созданного еврейским племенем «шомериси» (хранители). Поэтому евреи как бы возвращались на свои исконные земли. Археологи Поволжья до сих пор находят в этом ареале камни с древними иудейскими знаками.
К началу XX века в Самаре помимо «Моисеева закона» действовала еврейская секта «Сефард» во главе с В. М. Боберманом. Она заняла старый молельный дом Б. Б. Маркисона и перенесла туда свои «священные предметы». Городские власти были против сектанства и поэтому регулярно закрывали молельный дом. В архиве много прошений губернскому правлению такого типа: «45 молящихся толка «Сефард» ввиду наступления 18 сентября большого праздника «Иом-кипор» просят самарского губернатора разрешить совершить богослужение 16 сентября 1911 г.» Второй молельный дом М. А. Чаковского был подарен хозяином 22 сентября 1912 года, начальному еврейскому училищу. Этот каменный двухэтажный особняк был оценен городской управой в 16 тысяч рублей. Такие дорогие подарки для общины Матвею Абрамовичу позволяла делать успешная собственная коммерческая баня на Предтеченской,1. Богатые евреи самостоятельно или через самарское отделение «Общества распространения просвещения между евреями в России» субсидировали училище на Николаевской. Так, семья доктора Мейзеля из Тифлиса передала свыше 2 тысяч рублей.( ГАСО,Ф.465,оп.2,д.130,с.23). До переезда в специализированное помещение еврейское училище располагалось в доме Нунчева на углу Почтовой (Столыпинской) и Самарской. По данным полицейского управления там обучалось 78 детей: 66 мальчиков и 12 девочек, занятия длились 5 часов с 9.00 до 14.00. Программа приравнивалась к училищам III разряда. Преподавались: закон еврейской веры, библейский язык, древнееврейский Ветхий завет и еврейская история.
Самарское жандармское управление внимательно следило за деятельностью еврейской общины. Причин тому было несколько. Понравится это читателям или нет, но нужно признать, что российские евреи в начале века были возрождающейся активной нацией, в которой шел мощный этногенез. При равных условиях они опережали русских в бизнесе. Они оказывались более находчивыми, более целеустремленными, толково распределяли и вкладывали капиталы. Кроме того, иудеи были сильны, как мы уже говорили, сплоченостью. Черты национального характера способствовали их возвышению. Поэтому компетентные органы внимательно контролировали их экономическую силу, старались не допустить распространения еврейских капиталов через подставных лиц.
Быстрый расцвет диаспоры вызывал раздражение среди небогатых мещан. По воспоминаниям старожилов, нередко бывали случаи, когда в дом еврейского ростовщика -процентщика врывалась толпа горожан и избивала его до тех пор, пока тот не возвращал, взятые под залог в трудную минуту, вещи и расписки. Некоторые православные священники подогревали ненависть к иудеям, рассказывая небылицы о том, что те пьют кровь младенцев, распяли Христа, опуская при этом, что Иисус сам был евреем. В российских традициях всегда было принято искать внутреннего врага, на которого списывались все политические, экономические неудачи, голод, эпидемии, нищета. Таким «мальчиком для битья» выбрали евреев.
Органы правопорядка должны были следить, чтобы черносотенные настроения не переросли в кровавую резню. В фонде самарского полицейского управления хранятся донесения осведомителей: «Рапорт от 9 февраля 1912 г. № 696. Доношу, что евреев в г. Самаре зарегистрировано 1326 человек, особой ассимиляции евреев с русскими не замечено... Хоральная синагога посещается в достаточном количестве... Причем евреи в своих убеждениях — вере тверды».(ГАСО,Ф. 465,оп.2,д.130,с.14).
В традициях еврейской культуры были заложены элементы коллективизма и социалистических идей (знаменитые кибуцы). В то же время, придавленные самодержавием, униженные чертой оседлости и прочими ограничениями, евреи становились той почвой, на которой успешно разрастался марксизм и социал-демократическое движение. Еврейская молодежь, во многих случаях талантливая, образованная и интеллигентная, становилась в оппозицию к режиму. Полицейские сбивались с ног, отслеживая каждый шаг Шумахера, Цюрупы, распространявших в городе запрещенную литературу. Много страниц в охранном отделении Самары было исписано о деятельности Лейбы Цухе Пянжусова. Министерство Внутренних дел послало в Самару запрос о возможном пребывании в городе государственных преступников: Гуревич Эйдли Гиршевны, девицы мещанки, и Сойфера Мойши Эймовича, мещанина и других. Под подозрением были и все их родственники. Например, мать Гуревич Хая Бейля, ее братья Мендель Аров, Лейба, сестры — Рохля и Злата. (ГАСО, Ф.3,оп.233,д.964, с.3-14). Именно на квартире Ф. Я Рабиновича, на Вознесенской д. 13, состоялась 4 сентября 1916 года Поволжская конференция РСДРП (б). А вот кто входил в состав городского комитета большевиков в марте 1917 года: А. X. Митрофанов, И. Г. Бирна, Р. П. Баузе, А. П. Клейман и П. П. Звейнека. Из еврейских кругов в революцию пошли 3. Д. Вульфсон, А. В. Цепелевич, Е. С. Коган и другие.
Россия вошла в XX век великой державой. Ее экономическая мощь росла с каждым годом. Она теснила конкурентов, завоевывая авторитет и признание. С этим не могли смириться некоторые финансовые круги Запада. Германские спецслужбы открыто субсидировали российских экстремистов. Велась нечестная игра, ставка делалась на изгоев, обиженных, в частности на еврейское меньшинство.
Самарская еврейская община приложила все усилия, чтобы не допустить конфронтации. Видную роль здесь сыграл М. А. Чаковский, который сотрудничал с государственными структурами, стараясь смягчить конфликты и вывести своих соплеменников из-под черносотенного кулака. Он делал все, чтобы не допустить в еврейскую среду нелегальную революционную литературу: газету «Искра», работы К. Каутского и так далее. Настоящие еврейские интеллигенты понимали, что Россия не для социалистических экспериментов. Когда из Москвы приехал марксист Борух Позерн, родственник известного самарского адвоката, и выступил перед представителями еврейской общины, то те сделали ему обструкцию. Большевизм открыто осудил и всячески разоблачал авторитетный политический лидер Самары А. И. Кабцан. К сожалению, политика делалась не в провинции. Евреи приняли активное участие в революции. И это страшное кровавое чудовище, дремавшее в толще российского народа, разбуженное их заклинаниями, поглотило самих евреев...
А в результате там, где стояла величественная синагога, красота и гордость города, мы видим лишь облупленное, полуразвалившееся здание.


Этническая кухня

Губернский город Самара был маленьким островком среди бескрайнего крестьянского моря, в котором переплетались, расцветали и гасли всевозможные народности. В стародавние времена, когда рухнуло государство Хазарский каганат, в память о нем осталось на волжской земле маленькое иудейское племя караимов — турецких воинов, которые когда-то защищали границы погибшей страны.
К X веку эти земли освоили башкиры, однако новая государственность оформилась лишь с приходом болгар. Правителя Болгарского царства называли «повелителем славян». Бесстрашные воины захватили территорию до самого Кавказа и установили дружеские связи с Багдадом.
В память о тех временах на Самарской земле остаются развалины древних мечетей. Болгарское царство было дотла сожжено ордами Чингиз-хана. На Волге возникает новое государственное образование Золотая Орда. После многих междоусобных войн здесь вырастают два новых государства: Казанское ханство и Ногайская орда. К этому времени в наш край приходят чуваши-язычники. Они поражают местных жителей своими обычаями. У чувашей не было храмов. Жертвоприношения совершались в специально отведенных священных местах, огороженных забором, общей площадью 60X30 саженей под названием «кереметь». С востока вводили жертвенное животное, с севера приносили воду, с запада входили молящиеся. У западной стены под навесом ели мясо и пили пиво.
Чуть позже Среднее Поволжье заселяют представители еще одной угрофинской группы народов: мордва и вотяки. Район Бугуруслана стал центром проживания мордовских племен ерзя. Особенно много небольших этнических групп появилось здесь после разгрома войсками Ивана Грозного Казанского ханства. Мордва мокша переселилась с Тамбовщины, а вотяки из Казани. Возникают поселения черемисов. Эти народы постепенно принимали христианство, но сохраняли свои языческие корни. Их традиции народной медицины, суеверия, заклинания перенимались расселявшимся по соседству русским крестьянством, а потом проникали в Самару. Вот как лечили детей. Если у новорожденного делалось худосочие, так называемая собачья старость, то его «перепекали в печи». Ребенка сажали на хлебную лопату и совали в горячую печь, из которой только что вынули" хлеб. Соседка с улицы спрашивала: «Что перепекаешь?», мать отвечала: «Собачью старость». Разговор повторялся трижды, а ребенка снова и снова засовывали в печь. Случалось, что он падал и получал смертельные ожоги, а то и просто задыхался. Иногда заболевшего младенца купали вместе с кошкой, приговаривая: «Перейди болезнь на кошку!» Лихорадку лечили, растирая больные места обломком копыта, найденного на дороге. При воспалении уха прикладывали свиную челюсть.
Традиции восточной медицины приходили в Поволжье вместе с исламом. Его хранителями были татары и башкиры. Татарское население делилось на потомков древних болгар и частично на выходцев из Монголии, оказавшихся здесь после великих «степных войн». Христианство долгое время стояло в прямой конфронтации с исламом. В книге «Россия. Полное географическое описание нашего Отечества» 1901 года прямо сказано, что в Самарском крае «мусульмане на ярме распинали христиан, принуждая к принятию ислама».
Время шло. Экономическое и военное могущество русских росло, и татары сдавали свои позиции. Некоторые из них даже соглашались креститься, хотя и не соблюдали посты, издевались над православными ритуалами. В «Живописной России» по этому поводу написано: «боясь всего русского, они говорили, что нашу веру кончать — нас кончать». После разгрома Казанского ханства сотни тысяч средневолжских татар как бы заснули в анабиозе. Самарские статистические сборники лишь констатировали, что в 70-е годы прошлого века в губернии проживало более 180 тысяч магометан. Татары занимались сельским хозяйством в глубинке и почти не пытались выйти на широкую экономическую и политическую дорогу.
В губернском городе Самаре существовали три татарские слободы: одна в районе Оренбургской улицы, другая на Казанской и третья самая старая на Троицкой улице, когда-то носившей название Татарская. Мусульманские районы отличались бедностью. Долгое время в городе не было настоящей мечети. Ее роль выполняли частные молельные дома. Первая небольшая мечеть была выстроена в 1856 году на средства местного муллы Мельзетдинова. Она находилась на улице Саратовской близ Успенской и была полукаменной с деревянной крышей. В конце 80-х годов к ней пристроили минарет. (ГАСО, Ф.815,оп.2,д.3,с.7).
Напомним читателю, что именно в это время славянский мир вел кровопролитную борьбу за освобождение Балкан от Турецкого владычества. На Шипкинском перевале под самарским знаменем шли на смерть православные добровольцы, спасая своих братьев христиан от зеленых флагов ислама. Ясно, каково было отношение многих горожан к местным мусульманам. Кризис ислама на Волге был налицо. ( ГАСО, Ф.3,оп.233,д.1373,с.1-2). Читаем в документах архива: «Мулла стал вести явно нетрезвую и роняющую его во взглядах татар жизнь. Наследники забрали дом. Произошел конфликт. Татары нашли новое место для мечети». Временный молельный дом открылся на Набережной реки Волги между Заводской и Панской.(ГАСО,Ф.815,оп.2,д.5,с.53). Мусульманская община начала добиваться права на строительство настоящих мечетей и медресе.
На 1894год в Самарской губернии проповедовали ислам 500 мулл, из них 258 – в Бугульминском уезде, 65 – в Бугурусланском, 75-в Ставропольском… (ГАСО, Ф.3,оп.233,д.1373,с.4). Стать религиозным деятелем магометанства было совсем непросто. Кандидат в муллы должен был соответствовать ряду требований. Читаем документ: «Свидетельство с приложением печати Бугульминского городского трехклассного училища выдано тептярю деревни Байряков Чеканской волости Бугульминского уезда Самарской губернии Ахметзакию Искакову Мусину, родившемуся 3 августа 1883года в удостоверении того, что он успешно выдержал испытание для кандидатов на должность сельского муллы города Бугульмы. Свидетельство в знании русского языка № 360. В 4-ую Соборную мечеть.» (ГАСО, Ф.1,оп.12,д.4479в,с.3,15). Магометанское духовное собрание отказалось признать нового муллу, так как последнему не исполнилось 22 года. Кроме того, он не совершал хадж в Мекку. Мусульмане вообще сопротивлялись политике властей, которые старались назначать мулл из местного населения взамен иностранцев с Ближнего Востока.
Мусульманский мир губернии постепенно выходил из анабиоза и начинал снизу давить на духовную консисторию, требуя расширения веротерпимости. В том же 1894 году Император принял жесткие законы, по которым христиан, глумящихся над магометанской верой должны подвергать уголовному преследованию по статьям 37 и 67. (ГАСО, Ф.3, оп.233, д.1373, с.4). Остро встал вопрос об открытии Соборной мечети в столице региона. И вот, наконец, Глава Самарской Епархии Гурий дал согласие. Он писал в Духовную Консисторию: «От моего имени уведомляю Канцелярию губернии, что препятствий к постройке мечети в Самаре не усматриваю. Е. Г. 18 января 1895 г.»
Это решение напрямую связывалось с политической обстановкой в Европе. Александр III продвигался все дальше вглубь Туркестанского края. В конце концов, передовые казачьи части на юге современного Туркменистана вошли в столкновение с английским экспедиционным корпусом. До войны с Англией оставались считанные часы. В этих условиях миротворец Александр Александрович бросился за помощью к своему германскому родственнику. Кайзер, имевший дружественные отношения с турецким султаном, добился от того решения не пропускать британский флот через Босфор и Дарданеллы. Английские амбиции оказались без поддержки войск ее Величества. Война не состоялась благодаря твердой позиции мусульманской Турции. В условиях политических интриг и хитросплетений ислам в России получил зеленую улицу.
Препятствий строительству самарской мечети больше не чинилось. Так в Самаре на улице Казанской в доме 67 появилась каменная мусульманская святыня. Однако денег не хватило, и она оказалась недостроенной. О ее несостоявшейся красоте можно судить лишь по чертежам, поныне хранящимся в Самарском архиве.
В 1912 года на средства прихода начала строиться еще одна мечеть по проекту архитектора В.И. Якунина на Соборной улице у Оренбургского спуска. ( Волжское слово 1913г., 8 марта). Радовало глаз величественное здание в мавританском стиле с высоким минаретом. 7 июля 1913года на него был поднят полумесяц. ( Волжское слово 1913г., 9 июля). Это стало победой всего мусульманского населения губернии, завоеванная сподвижническими усилиями муллы Гадиуллы Фатхетдиновича Баталова и муразина Хамидуллы Сабитовича Сагидова. В самом городе к 300-летию Дома Романовых насчитывалось 3 838 магометан. ( Волжское слово 1913г., 16 октября).
Сотни лет царское правительство проводило политику сдерживания азиатских традиций. В противовес исламу монархия всячески поддерживала колонизацию Поволжья выходцами из Западной Европы. Еще в 1762 году Екатерина II издала Манифест, в котором призывала всех желающих за исключением евреев свободно поселиться в новоприобретенных степных владениях, а в 1763 году предоставила поселенцам льготы. За казенный счет ехали в Россию неимущие. За ними сохранялась полная свобода вероисповедания с правом обращать в свою религию и даже закрепощать мусульман. Колонисты в течение 30 лет освобождались от любых налогов и податей, им давали земли и беспроцентные ссуды на постройку домов, закупку сельскохозяйственного инвентаря и скота. Каждому поселенцу правительство выделяло по 500 рублей. Из этой суммы оплачивался переезд, строился небольшой домик "о четырех светлицах и кухне".
Переселенцы освобождались от рекрутской обязанности. Ко времени царствования Александра I в Самарском крае существовала 131 колония общей численностью свыше 135 тысяч человек. Европейцы познакомили Поволжье буквально со всеми ответвлениями католицизма. 105 колоний образовали лютеране, 26 менониты. Кроме того, Самарскую землю возделывали 38 тысяч католиков, около 6 тысяч реформистов, порядка 500 кальвинистов. Всего колонистам принадлежало 656 655 десятин земли. Читателя наверняка удивит, что оказывается более 8% всей возделываемой земли в губернии находилось в руках выходцев из Западной Европы. Царские чиновники надеялись, что эмигранты поднимут сельское хозяйство Поволжья. В начале XIX века Министерство внутренних дел подвело некоторые итоги: "первоначально вышло много дурных хозяев и большею частью самых бедных, кои мало по сие время принесли пользы государству". Многие немецкие переселенцы не нашли счастья в Поволжье. Они пытались бежать отсюда, и губернским властям приходилось даже выставлять специальные полицейские кордоны на дорогах. Беглецов ловили и возвращали назад. Весной, когда в степях таял снег, крестьяне находили трупы погибших и замерзших колонистов, рвавшихся на Родину.
Дела стали поправляться, когда в середине XIX века сюда стали приезжать менониты и данцигские немцы, обладавшие высокой культурой земледелия. Они сажали пшеницу и картофель, добиваясь огромных урожаев. Немцы приспособили свои хозяйства к условиям засухи и спасали тем самым себя от возможного неурожая и голода.
Губернские власти всячески поддерживали переселенцев, разрешали открывать немецкие школы, строить молельные дома, кирхи. Так в Екатериненской и Панинской волостях Николаевского уезда действовали с 1885 года церковь во имя Великомученицы Екатерины, с 1887 года - каплица во имя святого Карла Варомся, с 1823 года - церковь во имя святого Захария и Анны, с 1847 года - в селении Люцерн, с1870 года в поселке Цуй, с 1882 года в деревне Панинской, с 1807 года - в Золотурии. (ГАСО,Ф.3,оп.233,д.1058б,с.4-7). Средства па строительство культовых зданий часто выделяли разбогатевшие колонисты. Например, в 1890 году временный купец Фридрих Миллер подарил 50 тысяч рублей немцам из селения Тарлыковка Новоузенского уезда для строительства церкви.(ГАСО,Ф.3,оп.233,д.995г,с.2).
26 марта 1909года на имя губернатора пришло прошение от 895 домохозяев селения Екатеринштадт Николаевского уезда с просьбой об отводе места под постройку мужской прогимназии. Сельский староста А.С. Эмих отметил, что для этого благого дела подходит территория бывшего кладбища. Губернское правление ответило, что это возможно лишь при условии, что кладбище было лютеранским, а не православным. Кроме того, сельский сход обязан представить документы об отсутствии захоронений в последние 70 лет.(ГАСО,Ф.1,оп.12,д.4872,с.3-9).
В самом губернском городе вокруг лютеранской общины, имевшей кирху на Дворянской, сформировался круг немецких предпринимателей, вошедших в экономическую элиту благодаря своим международным связям. К.П. Головкин пишет по этому поводу следующее: «Немцы открыли образцовые фирмы, где дела велись добросовестно. Логус имел в городе лучшее колбасное заведение; Христензен - Сарептский магазин; Братье Поппе – ювелирный и часовой магазин; Грау занимался книготорговлей; Миллер владел аптекой; Вундерих – хлебопекарней; Вейк – механическим заводом; Баар – гончарным и плиточно-израсцовым производством; Питц – пивзаводом, конкурируя с австрийцем Вакано. И это не говоря уже о таких крупных деловых людях, как Кеницер, Леман, Бенке, Ротман». (ГАСО,Ф.815,оп.2,д.3,с.9)
За деятельностью немецкой общины велся постоянный полицейский надзор. Читаем секретное донесение губернатору от 25 июля 1890 года: «Римско-католический священник Бауер кроме духовной службы постоянно вмешивается в общественные и семейные дела своих прихожан. За непослушание штрафует, а кто не платит - на того накладывает епитимию, а некоторых отлучает от церкви. Явившихся к нему прихожан бил и ругался площадной бранью, требовал от всех полного и бесприкословного повиновения. Из своей квартиры выходил с револьвером. Кроме Римского папы от начальства никого не признает.» (ГАСО,Ф.3.оп.233,990г.,с.16). А вот другое полицейское расследование, связанное с подозрениями в сектанстве и втягиванием православных в иную веру. 15 января 1896 года священник слободки Покровской Новоузенского уезда Сердобов рапортовал, что в доме крестьянина Ф.Г. Широкого-Куховаренко немцами Андреем Адамовичем Шмидт и Адамом Федоровичем Мейснер открыта молельня. Сообщалось: «По воскресным дням собираются немцы для моления и слушания поучений, заходят иногда и местные жители из русских православных. Проповедником состоит Иван Андреевич Бем, доверенный саратовского купца Шмидт. Себя они называют братьями, общину – братством. Беседу ведут на немецком языке (?). Собирается до 50 человек. (ГАСО,Ф.3,оп.233,д.1454,с.1-3). Недоверие к немцам со стороны властей порождало и настороженность к ним со стороны коренного населения. Местные жители отказывались возделывать и потреблять в пищу картофель, считая его бесовским корнем. "Лучше помереть с голоду", –- говорили крестьяне, продолжая надеяться на помощь царского правительства, выделявшего миллионы на закупку традиционного зерна. Мы спрашивали крестьян, живущих сегодня на землях бывших колонистов: «Что они помнят о немцах?» В ответ звучало: «А что немцы, их под Москвой разбили. Сюда они не дошли».
По соседству с немцами в Новоузенском уезде селились эстонцы. Они построили деревню Балтийку, а рядом на казенных землях Самовольную Эстонку. После польского восстания 1863 года в трех поселках того же уезда в Орловом Гае, Таловке, Черной Падине правительство разместило поляков, высланных из литовских губерний. Вообще, что касается польской эмиграции в Среднем Поволжье, то ее судьба была не простой. Еще в XYII веке на территорию будущей Самарской губернии поселилась большая группа шляхтичей. Они составили основу самарских дворянских родов, стали как бы элитой общества. Второй этап польской эмиграции начался после разгрома Речи Посполитой. Самарский край стал местом ссылки патриотов, боровшихся за восстановление своего государства. К этому времени польские диаспоры па территории всей России находились под контролем жандармского управления. В каждом поляке, каждом католике власти видели мятежника, бунтаря. Притеснениям подвергалась польская община и в Самаре. Богатый предприниматель, католик по вероисповеданию, Егор Никитич Аннаев в середине XIX века выделил средства на строительство костела. В 1865 году, когда строительство почти завершилось, власти запретили открывать католический храм и передали здание лютеранской общине.
Только 26 мая 1887 года Министерство внутренних дел разрешило польским католикам открыть свой молельный дом на углу Алексеевской и Саратовской. К 1902 году польская диаспора составляла уже около 70 тысяч человек. Католики добились права на строительство каменного костёла по соседству со своим молельным домом. Проект разработал архитектор Фома Осипович Богданович. Газета "Голос Самары" 25 января 1906 года писала: "В построенном на Саратовской улице костёле в настоящее время устилается плитками пол и доканчивается внутреннее устройство. Великолепный орган, выписанный из Австрии и обошедшийся около 5000 рублей уже установлен. В начале февраля костел будет закончен и 12 февраля предполагается его освящение". Польский католический храм стал украшением Самары, шедевром готической архитектуры, столь редкой для России. Польские эмигранты гармонично влились в самарскую жизнь, сделали ее более яркой и интересной. Некоторые нашли здесь свою новую Родину, стали крупными предпринимателями, учителями, инженерами, капитанами волжского пароходства. На 1913 знаменательный год в Самаре насчитывалось 2 029 поляков-католиков. (Волжское слово 1913 г., 16 октября). Этническую пестроту края усиливали великоросские и малоросские крестьяне. К середине XIX века сюда хлынул поток из Полтавы, Чернигова, Харькова и других городов. По численности населения губернии великороссы прочно заняли первое место. По замыслу правительства им отводилась роль некоего объединяющего начала для всех остальных народов. Однако этого не произошло. Великороссы оказались чужаками, так как несли с собой психологию рабства, подобострастия и униженности, воспитанную крепостным правом. Такие черты характера вызывали презрение у вольнолюбивого населения Волжских степей. Реальную силу могли здесь представлять лишь казаки. Однако царское правительство боялось их свободомыслия и отказала в просьбе предоставить землю для ведения собственного хозяйства. Поэтому еще в 1743 году казаки строем покинули Самарский край. Оставшиеся и вновь прибывшие русские стали посмешищем, «притчей во языцах». Этнограф Евгения Всеволжская в 1894 году так описывала русский быт Самарского уезда: «На старость хозяин большой семьи прикапливает себе казну, скрывая ее обыкновенно от семьи и зарывая деньги в подполе в землю». Многие годы все родственники заработанное отдавали главе семейства, не имея права даже поинтересоваться — куда идут средства. После его смерти наследники начинали разыскивать казну, которая иногда бесследно пропадала. Е. Всеволжская далее отмечает: «Бывает, что кто-нибудь из семьи выкрадет казну ранее, и потому все розыски наследников остаются без успеха». Гибель нации начинается с распада родственных отношений. Каждая русская крестьянская семья – это моленькая модель тоталитарного общества. Пока диктатор в силе и кулаком может сшибить с ног любого из родственников, дело еще как-то со скрипом движется. Умирает глава рода, и все рушится. Клад не находится, семья беднеет, остатки пропиваются. Родные братья гоняются друг за другом с топором…