Этническая кухня
Губернский город Самара был маленьким островком среди бескрайнего крестьянского моря, в котором переплетались, расцветали и гасли всевозможные народности. В стародавние времена, когда рухнуло государство Хазарский каганат, в память о нем осталось на волжской земле маленькое иудейское племя караимов — турецких воинов, которые когда-то защищали границы погибшей страны.
К X веку эти земли освоили башкиры, однако новая государственность оформилась лишь с приходом болгар. Правителя Болгарского царства называли «повелителем славян». Бесстрашные воины захватили территорию до самого Кавказа и установили дружеские связи с Багдадом.
В память о тех временах на Самарской земле остаются развалины древних мечетей. Болгарское царство было дотла сожжено ордами Чингиз-хана. На Волге возникает новое государственное образование Золотая Орда. После многих междоусобных войн здесь вырастают два новых государства: Казанское ханство и Ногайская орда. К этому времени в наш край приходят чуваши-язычники. Они поражают местных жителей своими обычаями. У чувашей не было храмов. Жертвоприношения совершались в специально отведенных священных местах, огороженных забором, общей площадью 60X30 саженей под названием «кереметь». С востока вводили жертвенное животное, с севера приносили воду, с запада входили молящиеся. У западной стены под навесом ели мясо и пили пиво.
Чуть позже Среднее Поволжье заселяют представители еще одной угрофинской группы народов: мордва и вотяки. Район Бугуруслана стал центром проживания мордовских племен ерзя. Особенно много небольших этнических групп появилось здесь после разгрома войсками Ивана Грозного Казанского ханства. Мордва мокша переселилась с Тамбовщины, а вотяки из Казани. Возникают поселения черемисов. Эти народы постепенно принимали христианство, но сохраняли свои языческие корни. Их традиции народной медицины, суеверия, заклинания перенимались расселявшимся по соседству русским крестьянством, а потом проникали в Самару. Вот как лечили детей. Если у новорожденного делалось худосочие, так называемая собачья старость, то его «перепекали в печи». Ребенка сажали на хлебную лопату и совали в горячую печь, из которой только что вынули" хлеб. Соседка с улицы спрашивала: «Что перепекаешь?», мать отвечала: «Собачью старость». Разговор повторялся трижды, а ребенка снова и снова засовывали в печь. Случалось, что он падал и получал смертельные ожоги, а то и просто задыхался. Иногда заболевшего младенца купали вместе с кошкой, приговаривая: «Перейди болезнь на кошку!» Лихорадку лечили, растирая больные места обломком копыта, найденного на дороге. При воспалении уха прикладывали свиную челюсть.
Традиции восточной медицины приходили в Поволжье вместе с исламом. Его хранителями были татары и башкиры. Татарское население делилось на потомков древних болгар и частично на выходцев из Монголии, оказавшихся здесь после великих «степных войн». Христианство долгое время стояло в прямой конфронтации с исламом. В книге «Россия. Полное географическое описание нашего Отечества» 1901 года прямо сказано, что в Самарском крае «мусульмане на ярме распинали христиан, принуждая к принятию ислама».
Время шло. Экономическое и военное могущество русских росло, и татары сдавали свои позиции. Некоторые из них даже соглашались креститься, хотя и не соблюдали посты, издевались над православными ритуалами. В «Живописной России» по этому поводу написано: «боясь всего русского, они говорили, что нашу веру кончать — нас кончать». После разгрома Казанского ханства сотни тысяч средневолжских татар как бы заснули в анабиозе. Самарские статистические сборники лишь констатировали, что в 70-е годы прошлого века в губернии проживало более 180 тысяч магометан. Татары занимались сельским хозяйством в глубинке и почти не пытались выйти на широкую экономическую и политическую дорогу.
В губернском городе Самаре существовали три татарские слободы: одна в районе Оренбургской улицы, другая на Казанской и третья самая старая на Троицкой улице, когда-то носившей название Татарская. Мусульманские районы отличались бедностью. Долгое время в городе не было настоящей мечети. Ее роль выполняли частные молельные дома. Первая небольшая мечеть была выстроена в 1856 году на средства местного муллы Мельзетдинова. Она находилась на улице Саратовской близ Успенской и была полукаменной с деревянной крышей. В конце 80-х годов к ней пристроили минарет. (ГАСО, Ф.815,оп.2,д.3,с.7).
Напомним читателю, что именно в это время славянский мир вел кровопролитную борьбу за освобождение Балкан от Турецкого владычества. На Шипкинском перевале под самарским знаменем шли на смерть православные добровольцы, спасая своих братьев христиан от зеленых флагов ислама. Ясно, каково было отношение многих горожан к местным мусульманам. Кризис ислама на Волге был налицо. ( ГАСО, Ф.3,оп.233,д.1373,с.1-2). Читаем в документах архива: «Мулла стал вести явно нетрезвую и роняющую его во взглядах татар жизнь. Наследники забрали дом. Произошел конфликт. Татары нашли новое место для мечети». Временный молельный дом открылся на Набережной реки Волги между Заводской и Панской.(ГАСО,Ф.815,оп.2,д.5,с.53). Мусульманская община начала добиваться права на строительство настоящих мечетей и медресе.
На 1894год в Самарской губернии проповедовали ислам 500 мулл, из них 258 – в Бугульминском уезде, 65 – в Бугурусланском, 75-в Ставропольском… (ГАСО, Ф.3,оп.233,д.1373,с.4). Стать религиозным деятелем магометанства было совсем непросто. Кандидат в муллы должен был соответствовать ряду требований. Читаем документ: «Свидетельство с приложением печати Бугульминского городского трехклассного училища выдано тептярю деревни Байряков Чеканской волости Бугульминского уезда Самарской губернии Ахметзакию Искакову Мусину, родившемуся 3 августа 1883года в удостоверении того, что он успешно выдержал испытание для кандидатов на должность сельского муллы города Бугульмы. Свидетельство в знании русского языка № 360. В 4-ую Соборную мечеть.» (ГАСО, Ф.1,оп.12,д.4479в,с.3,15). Магометанское духовное собрание отказалось признать нового муллу, так как последнему не исполнилось 22 года. Кроме того, он не совершал хадж в Мекку. Мусульмане вообще сопротивлялись политике властей, которые старались назначать мулл из местного населения взамен иностранцев с Ближнего Востока.
Мусульманский мир губернии постепенно выходил из анабиоза и начинал снизу давить на духовную консисторию, требуя расширения веротерпимости. В том же 1894 году Император принял жесткие законы, по которым христиан, глумящихся над магометанской верой должны подвергать уголовному преследованию по статьям 37 и 67. (ГАСО, Ф.3, оп.233, д.1373, с.4). Остро встал вопрос об открытии Соборной мечети в столице региона. И вот, наконец, Глава Самарской Епархии Гурий дал согласие. Он писал в Духовную Консисторию: «От моего имени уведомляю Канцелярию губернии, что препятствий к постройке мечети в Самаре не усматриваю. Е. Г. 18 января 1895 г.»
Это решение напрямую связывалось с политической обстановкой в Европе. Александр III продвигался все дальше вглубь Туркестанского края. В конце концов, передовые казачьи части на юге современного Туркменистана вошли в столкновение с английским экспедиционным корпусом. До войны с Англией оставались считанные часы. В этих условиях миротворец Александр Александрович бросился за помощью к своему германскому родственнику. Кайзер, имевший дружественные отношения с турецким султаном, добился от того решения не пропускать британский флот через Босфор и Дарданеллы. Английские амбиции оказались без поддержки войск ее Величества. Война не состоялась благодаря твердой позиции мусульманской Турции. В условиях политических интриг и хитросплетений ислам в России получил зеленую улицу.
Препятствий строительству самарской мечети больше не чинилось. Так в Самаре на улице Казанской в доме 67 появилась каменная мусульманская святыня. Однако денег не хватило, и она оказалась недостроенной. О ее несостоявшейся красоте можно судить лишь по чертежам, поныне хранящимся в Самарском архиве.
В 1912 года на средства прихода начала строиться еще одна мечеть по проекту архитектора В.И. Якунина на Соборной улице у Оренбургского спуска. ( Волжское слово 1913г., 8 марта). Радовало глаз величественное здание в мавританском стиле с высоким минаретом. 7 июля 1913года на него был поднят полумесяц. ( Волжское слово 1913г., 9 июля). Это стало победой всего мусульманского населения губернии, завоеванная сподвижническими усилиями муллы Гадиуллы Фатхетдиновича Баталова и муразина Хамидуллы Сабитовича Сагидова. В самом городе к 300-летию Дома Романовых насчитывалось 3 838 магометан. ( Волжское слово 1913г., 16 октября).
Сотни лет царское правительство проводило политику сдерживания азиатских традиций. В противовес исламу монархия всячески поддерживала колонизацию Поволжья выходцами из Западной Европы. Еще в 1762 году Екатерина II издала Манифест, в котором призывала всех желающих за исключением евреев свободно поселиться в новоприобретенных степных владениях, а в 1763 году предоставила поселенцам льготы. За казенный счет ехали в Россию неимущие. За ними сохранялась полная свобода вероисповедания с правом обращать в свою религию и даже закрепощать мусульман. Колонисты в течение 30 лет освобождались от любых налогов и податей, им давали земли и беспроцентные ссуды на постройку домов, закупку сельскохозяйственного инвентаря и скота. Каждому поселенцу правительство выделяло по 500 рублей. Из этой суммы оплачивался переезд, строился небольшой домик "о четырех светлицах и кухне".
Переселенцы освобождались от рекрутской обязанности. Ко времени царствования Александра I в Самарском крае существовала 131 колония общей численностью свыше 135 тысяч человек. Европейцы познакомили Поволжье буквально со всеми ответвлениями католицизма. 105 колоний образовали лютеране, 26 менониты. Кроме того, Самарскую землю возделывали 38 тысяч католиков, около 6 тысяч реформистов, порядка 500 кальвинистов. Всего колонистам принадлежало 656 655 десятин земли. Читателя наверняка удивит, что оказывается более 8% всей возделываемой земли в губернии находилось в руках выходцев из Западной Европы. Царские чиновники надеялись, что эмигранты поднимут сельское хозяйство Поволжья. В начале XIX века Министерство внутренних дел подвело некоторые итоги: "первоначально вышло много дурных хозяев и большею частью самых бедных, кои мало по сие время принесли пользы государству". Многие немецкие переселенцы не нашли счастья в Поволжье. Они пытались бежать отсюда, и губернским властям приходилось даже выставлять специальные полицейские кордоны на дорогах. Беглецов ловили и возвращали назад. Весной, когда в степях таял снег, крестьяне находили трупы погибших и замерзших колонистов, рвавшихся на Родину.
Дела стали поправляться, когда в середине XIX века сюда стали приезжать менониты и данцигские немцы, обладавшие высокой культурой земледелия. Они сажали пшеницу и картофель, добиваясь огромных урожаев. Немцы приспособили свои хозяйства к условиям засухи и спасали тем самым себя от возможного неурожая и голода.
Губернские власти всячески поддерживали переселенцев, разрешали открывать немецкие школы, строить молельные дома, кирхи. Так в Екатериненской и Панинской волостях Николаевского уезда действовали с 1885 года церковь во имя Великомученицы Екатерины, с 1887 года - каплица во имя святого Карла Варомся, с 1823 года - церковь во имя святого Захария и Анны, с 1847 года - в селении Люцерн, с1870 года в поселке Цуй, с 1882 года в деревне Панинской, с 1807 года - в Золотурии. (ГАСО,Ф.3,оп.233,д.1058б,с.4-7). Средства па строительство культовых зданий часто выделяли разбогатевшие колонисты. Например, в 1890 году временный купец Фридрих Миллер подарил 50 тысяч рублей немцам из селения Тарлыковка Новоузенского уезда для строительства церкви.(ГАСО,Ф.3,оп.233,д.995г,с.2).
26 марта 1909года на имя губернатора пришло прошение от 895 домохозяев селения Екатеринштадт Николаевского уезда с просьбой об отводе места под постройку мужской прогимназии. Сельский староста А.С. Эмих отметил, что для этого благого дела подходит территория бывшего кладбища. Губернское правление ответило, что это возможно лишь при условии, что кладбище было лютеранским, а не православным. Кроме того, сельский сход обязан представить документы об отсутствии захоронений в последние 70 лет.(ГАСО,Ф.1,оп.12,д.4872,с.3-9).
В самом губернском городе вокруг лютеранской общины, имевшей кирху на Дворянской, сформировался круг немецких предпринимателей, вошедших в экономическую элиту благодаря своим международным связям. К.П. Головкин пишет по этому поводу следующее: «Немцы открыли образцовые фирмы, где дела велись добросовестно. Логус имел в городе лучшее колбасное заведение; Христензен - Сарептский магазин; Братье Поппе – ювелирный и часовой магазин; Грау занимался книготорговлей; Миллер владел аптекой; Вундерих – хлебопекарней; Вейк – механическим заводом; Баар – гончарным и плиточно-израсцовым производством; Питц – пивзаводом, конкурируя с австрийцем Вакано. И это не говоря уже о таких крупных деловых людях, как Кеницер, Леман, Бенке, Ротман». (ГАСО,Ф.815,оп.2,д.3,с.9)
За деятельностью немецкой общины велся постоянный полицейский надзор. Читаем секретное донесение губернатору от 25 июля 1890 года: «Римско-католический священник Бауер кроме духовной службы постоянно вмешивается в общественные и семейные дела своих прихожан. За непослушание штрафует, а кто не платит - на того накладывает епитимию, а некоторых отлучает от церкви. Явившихся к нему прихожан бил и ругался площадной бранью, требовал от всех полного и бесприкословного повиновения. Из своей квартиры выходил с револьвером. Кроме Римского папы от начальства никого не признает.» (ГАСО,Ф.3.оп.233,990г.,с.16). А вот другое полицейское расследование, связанное с подозрениями в сектанстве и втягиванием православных в иную веру. 15 января 1896 года священник слободки Покровской Новоузенского уезда Сердобов рапортовал, что в доме крестьянина Ф.Г. Широкого-Куховаренко немцами Андреем Адамовичем Шмидт и Адамом Федоровичем Мейснер открыта молельня. Сообщалось: «По воскресным дням собираются немцы для моления и слушания поучений, заходят иногда и местные жители из русских православных. Проповедником состоит Иван Андреевич Бем, доверенный саратовского купца Шмидт. Себя они называют братьями, общину – братством. Беседу ведут на немецком языке (?). Собирается до 50 человек. (ГАСО,Ф.3,оп.233,д.1454,с.1-3). Недоверие к немцам со стороны властей порождало и настороженность к ним со стороны коренного населения. Местные жители отказывались возделывать и потреблять в пищу картофель, считая его бесовским корнем. "Лучше помереть с голоду", –- говорили крестьяне, продолжая надеяться на помощь царского правительства, выделявшего миллионы на закупку традиционного зерна. Мы спрашивали крестьян, живущих сегодня на землях бывших колонистов: «Что они помнят о немцах?» В ответ звучало: «А что немцы, их под Москвой разбили. Сюда они не дошли».
По соседству с немцами в Новоузенском уезде селились эстонцы. Они построили деревню Балтийку, а рядом на казенных землях Самовольную Эстонку. После польского восстания 1863 года в трех поселках того же уезда в Орловом Гае, Таловке, Черной Падине правительство разместило поляков, высланных из литовских губерний. Вообще, что касается польской эмиграции в Среднем Поволжье, то ее судьба была не простой. Еще в XYII веке на территорию будущей Самарской губернии поселилась большая группа шляхтичей. Они составили основу самарских дворянских родов, стали как бы элитой общества. Второй этап польской эмиграции начался после разгрома Речи Посполитой. Самарский край стал местом ссылки патриотов, боровшихся за восстановление своего государства. К этому времени польские диаспоры па территории всей России находились под контролем жандармского управления. В каждом поляке, каждом католике власти видели мятежника, бунтаря. Притеснениям подвергалась польская община и в Самаре. Богатый предприниматель, католик по вероисповеданию, Егор Никитич Аннаев в середине XIX века выделил средства на строительство костела. В 1865 году, когда строительство почти завершилось, власти запретили открывать католический храм и передали здание лютеранской общине.
Только 26 мая 1887 года Министерство внутренних дел разрешило польским католикам открыть свой молельный дом на углу Алексеевской и Саратовской. К 1902 году польская диаспора составляла уже около 70 тысяч человек. Католики добились права на строительство каменного костёла по соседству со своим молельным домом. Проект разработал архитектор Фома Осипович Богданович. Газета "Голос Самары" 25 января 1906 года писала: "В построенном на Саратовской улице костёле в настоящее время устилается плитками пол и доканчивается внутреннее устройство. Великолепный орган, выписанный из Австрии и обошедшийся около 5000 рублей уже установлен. В начале февраля костел будет закончен и 12 февраля предполагается его освящение". Польский католический храм стал украшением Самары, шедевром готической архитектуры, столь редкой для России. Польские эмигранты гармонично влились в самарскую жизнь, сделали ее более яркой и интересной. Некоторые нашли здесь свою новую Родину, стали крупными предпринимателями, учителями, инженерами, капитанами волжского пароходства. На 1913 знаменательный год в Самаре насчитывалось 2 029 поляков-католиков. (Волжское слово 1913 г., 16 октября). Этническую пестроту края усиливали великоросские и малоросские крестьяне. К середине XIX века сюда хлынул поток из Полтавы, Чернигова, Харькова и других городов. По численности населения губернии великороссы прочно заняли первое место. По замыслу правительства им отводилась роль некоего объединяющего начала для всех остальных народов. Однако этого не произошло. Великороссы оказались чужаками, так как несли с собой психологию рабства, подобострастия и униженности, воспитанную крепостным правом. Такие черты характера вызывали презрение у вольнолюбивого населения Волжских степей. Реальную силу могли здесь представлять лишь казаки. Однако царское правительство боялось их свободомыслия и отказала в просьбе предоставить землю для ведения собственного хозяйства. Поэтому еще в 1743 году казаки строем покинули Самарский край. Оставшиеся и вновь прибывшие русские стали посмешищем, «притчей во языцах». Этнограф Евгения Всеволжская в 1894 году так описывала русский быт Самарского уезда: «На старость хозяин большой семьи прикапливает себе казну, скрывая ее обыкновенно от семьи и зарывая деньги в подполе в землю». Многие годы все родственники заработанное отдавали главе семейства, не имея права даже поинтересоваться — куда идут средства. После его смерти наследники начинали разыскивать казну, которая иногда бесследно пропадала. Е. Всеволжская далее отмечает: «Бывает, что кто-нибудь из семьи выкрадет казну ранее, и потому все розыски наследников остаются без успеха». Гибель нации начинается с распада родственных отношений. Каждая русская крестьянская семья – это моленькая модель тоталитарного общества. Пока диктатор в силе и кулаком может сшибить с ног любого из родственников, дело еще как-то со скрипом движется. Умирает глава рода, и все рушится. Клад не находится, семья беднеет, остатки пропиваются. Родные братья гоняются друг за другом с топором…