Алкаши. Бомж-экстрасенс

Леон Катаков
       Мишка Груздев, по специальности реставратор, добрейшей души человек, склонный к буддизму, восточным блюдам и блондинкам, как-то повадился ходить в церковь. Самое интересное было в том, что в саму церковь он не заходил - во-первых, ему чрезвычайно нравилась дорога, к ней ведущая, ну и заодно небольшой уютный садик рядом с церковью, с раскидистыми деревьями неизвестного вида, а во-вторых, по дороге располагалась очень уютная закусочная, где Миша принимал первые сто граммов за день. Выйдет Миша, бывало, ранним утром, и в путь. Не спеша, наслаждаясь свежим воздухом, отсутствием толпы и заспанными лицами прохожих, так как по жизни был человеком обстоятельным и справедливым. Дойдет до садика, поудобнее усядется на одинокую скамеечку, и давай рассуждать о смысле жизни, а ежели нет на то охоты, то ни о чем, просто константируя сам чрезвычайно полезный факт своего существования.
       Известно, что побирушек, нищих, бомжей и прочего сброда хватает в любую погоду и данная публика еще со времен принятия христианства облюбовала околоцерковное пространство в надежде урвать хоть какую-то помощь, в основном, в виде мелочи, необходимой даже для полуголодного жития, а, в большинстве своем, для услаждения души путем восприятия известных жидкостей. Да у кого же рука подымется упрекать того же нищенку, вспомнив уместное к тому изречение. Хотя Миша, как мы сказали, был человек добрый, тем не менее обладал своими принципами. Ну, конечно, принципы были в известной мере заимствованы из разных  восточных учений, но опять-таки наш товарищ, как человек мудрый, поразмыслив, начал приспосабливать их к своему бытию. Один из ейных принципов состоял в том, что подавать милостыню нельзя. Но нельзя по-японски, то есть совсем нельзя. Типа не то что "входа нет", а "вход строго воспрещается". Ну, а у нас в стране известное дело, что если воспрещается, но очень хочется, то иногда можно. Конечно, данная ремарка не совсем точно отображала отношение Миши к этому делу. Именно так - все зависело от сиюминутного настроения. Если какой бомж вызывал у него расположение, климат тому способствовал, да и мелочишка в карманах наличествовала, то наш герой очень даже мог расщедриться и подать тому же бомжу рублик, а то и три рублика. Но, повторимся, для этого должны были совпасть некоторые события, а они совпадали совсем не часто и не с последовательностью лунных фаз. Но иногда совпадали. И этот день был из таких.
       Приподнятому настроению способствовало то обстоятельство, что в уютной закусочной реставратора встретил давнишний приятель Слава Белозуб-Черкасский, иллюстратор. Естественно, Белозубов-Черкасский иллюстратором не родился, а мечтал стать художником, но, к счастью, вовремя понял, что это - не его ума дела. Переквалифицировавшись в иллюстраторы, Слава быстро пошел в гору и очень неплохо зарабатывал, потому что бездельником не являлся. Он зарабатывал бы и больше, если бы не привычка непременно отмечать полученный гонорар. Вот и вчера, получив расчетные за оформление очередной книги очередного безвестного автора, Славик с друзьями это радостное событие крепко отметили, а утром, конечно, голова болела, а дома, как назло, ничего из выпивки не было. Увидев приятеля, иллюстратор заорал:
 - Эй, борода, я здесь.
Заметим, что реставратор являлся обладателем жиденькой козлиной бороды, которая призвана была в какой-то мере подтвердить его принадлежность к гильдии искусствоведов, а посему оглянувшись на призыв, Миша заметил Славу и засеменил к нему. Разумеется встречу надо было отметить, а посему через час приятели уже живо вспоминали минувшие дни, обсуждали общих знакомых и дружно проклинали тот день, когда решили стать художниками. Распрощавшись с иллюстратором, Груздев в прекрасном расположении духа пошел дальше.
        Бомжа Миша заметил буквально за три-четыре метра, так тот был заслонен деревьями, засаженными вдоль тротуара. Бородатый и нечесаный бомж спиной опирался о дерево, что-то жевал и размышлял о несправедливом распределении материальных ценностей. Обыкновенно, в такой ситуации, Мишка проходил, не чихая и не обращая на нищего никакого внимания, как будто никого вовсе нет. Но на этот раз что-то было не так. И бомж был не такой, каким себе представлял бомжей Миша. Взгляд у него был независимый, а не просящий. И на Мишу он посмотрел не так, как смотрят бомжи, выклянчивая подаяние, а как бы оценивающе. Не с той точки зрения, дескать, подаст, не подаст, а заглядывая в душу. Дескать, а кто ты, человече, на самом деле. Было еще нечто, ускользавшее от восприятия. И это нечто было хуже, чем само несоответствие внешнего вида бомжа и Мишкиных ожиданий. Как бы то ни было, рестaвратор бывал во многих, гораздо худших коллизиях, и, взяв себя в руки, чинно прошел мимо. Однако через несколько метров, очень неожиданно для себя самого, вернулся, вытащил сто рублей и дал бомжу. Сей достойный муж также поразительно солидно поблагодарил ошеломленного своим же поступком Мишу, поглубже засунул полученную от благодетеля купюру в вонючие рваные джинсы и быстро ушел в обратную сторону, волоча за собой нехитрые пожитки.
      Утро было испорчено. Мишка автоматически шел привычным маршрутом и размышлял, что же все-таки было не так. И только заходя в подьезд, вспомнил, как несколько месяцев назад, будучи опять в крепком подпитии, он подал тому же бомжу пятьдесят рублей. И хотя денег было жаль, Мише стало много легче.


К следующему рассказу http://www.proza.ru/2015/11/05/2190