Глава 21. Медный таз, Неизвестный народ и другие варианты
— Мне кажется, ты преувеличиваешь, — с сомнением заметил Вася, поразмыслив минутку после того, как выслушал драматическую речь фоому. — А ты что думаешь? — обратился он к Ляуху, втайне надеясь услышать что-нибудь вроде: "Эти трусы фоому такие паникёры! Чуть что — у них сразу — гибель, разрушение!"
Но Ляух, против обыкновения, выглядел очень серьёзным.
— Я думаю, что он прав, — квекс пригладил свои рыжие волосы и тут же снова взлохматил их. — И всё-таки до этого не дойдёт. Все успевали, и мы успеем, никуда не денемся.
— Есть три возможности, — снова заговорил Му, плавно покачиваясь в вечернем воздухе. — Первая — самая предпочтительная, но, откровенно говоря, и самая маловероятная. Вторая — наименее предпочтительная...
— Это, что все мы, вместе с этим вашим Центром, накроемся медным тазом, что ли? — поинтересовался Вася.
— Я не совсем понял... относительно таза... медного... но в целом, мне кажется, что эта своеобразная формулировка соответствует...
— Ладно, давай дальше — про третью возможность.
— Третья возможность заключается в следующем, — фоому всколыхнулся и каким-то непонятным образом умудрился принять глубокомысленный вид, несмотря на то, что сейчас он был скорее бесформенным, чем форменным (если фоому вообще бывают форменными), — Внепространственный Туннель или, как его ещё называют, Переход...
Василий закатил глаза, но промолчал. Эта "профессорская" порода просто не умеет выражаться коротко и ясно, но если попытаться поторопить, то, как правило, бывает только хуже.
— ... может быть заблокирован, — продолжал тем временем фоому, празднующий возвращение дара речи.
Ещё сегодня утром он пользовался им с трудом, но теперь вновь обрёл почву под ногами, если уж не в прямом, то хотя бы в переносном смысле.
— Если это произойдёт, фантомы из твоего мира не потревожат больше жителей и гостей Центра, но в конечном итоге это решение приведёт к медленному умиранию Центрального Мира. Сейчас нельзя сказать определённо, сколько времени должно пройти, чтобы признаки разрушения, я бы даже сказал, разложения, стали очевидными. Тем более, невозможно предвидеть, в течение какого времени этот процесс...
— С нами-то что будет? — не выдержал Вася.
— С нами? — слегка удивился Му. — Ах да... с нами... Ты навсегда останешься в Центре, если конечно мы сумеем вернуться в Город. В течение вашей жизни губительные последствия, вероятно, не успеют проявиться слишком...
— Я что — не смогу вернуться домой? — на всякий случай уточнил Василий.
— Если Переход, соединяющий Центр с твоим миром будет заблокирован, разумеется — нет. Ты останешься в Центре, а моё тело, вероятно, отправят на Родину.
— Ты не сможешь соединиться с ним?
— В этом случае никто из разделённых не сможет воссоединиться со своим телом. Но хуже всего то, что гибель Центрального Мира приведёт к патологическим искажениям в развитии всех миров этого сектора, заселённых разумными существами. Трудно сказать в точности...
— Если трудно — не говори, — отрезал Василий. — Почему ты вообще решил, что он может быть заблокирован?
Фоому заколыхался, но не издал ни звука. Казалось, этот вопрос поставил его в тупик.
— Я затрудняюсь... — выдавил он наконец.
Вася собрался вздохнуть с облегчением, но Ляух не позволил.
— У разделённых тоже есть свои особенности, — заявил квекс. — Они могут видеть не только сквозь стены, иногда они видят нечто... более недоступное...
— И этот туда же... — простонал Василий. — Нечто — это что? Можешь ты доступно выражать свои мысли или они и есть — недоступное?
— Доступно — пожалуйста: если он так говорит, значит, так и есть. Он разделённый, поэтому знает о таких вещах больше нас с тобой. Он просто чувствует — хватаешь?
— Да... — Вася вздохнул и почесал в затылке. — Выходит, он видит будущее?
— Нет, нет, — взволновался фоому, то удлиняя, то укорачивая разнокалиберные отростки, мгновенно выпучившиеся из его аморфного "тела" при столь далёком от истины предположении.
— Я всего лишь ощущаю, если можно так выразиться, наличие некоторых возможностей. Вероятность реализации этих возможностей, как вы понимаете, различна и, кроме того, их вероятностные характеристики находятся в постоянном колебании, что совершенно исключает возможность сколько-нибудь надёжного прогнозирования...
— Ясно, — махнул рукой Вася. — Это вроде прогноза погоды: или дождь будет, или нет; или температура повысится, или понизится, или останется прежней. В общем, все возможности нам известны, но толку от этого никакого, так что предлагаю всем лечь спать. — Он покосился на фоому. — Ну, или почти всем.
— Послушай, Му, — вдруг встрепенулся квекс, — ты сказал — решение. Что ты имел ввиду?
Разделённый непонимающе расплылся.
— Кто может заблокировать Переход, Му? Кто может принять такое решение? Или это может произойти само собой?
Фоому заколыхался задумчиво, цепочка мерцающих круглых глаз, которую он только что с трудом выровнял, сползла вниз.
— Само собой это не может произойти, — неуверенно прошелестел он после минутного раздумья. — По крайней мере, мне так кажется.
— Ты и говори, как кажется. Прислушайся к своим чувствам, Му, — поощрил его Ляух.
— Мне кажется, — медленно начал фоому, — что есть некий, неизвестный нам хм-м... фактор... Если он не вмешается, Переход, вероятно, раньше или позже будет открыт.
— А по-человечески? Что это за фактор такой? — вмешался Вася.
— Это... — по светящемуся телу прошла мелкая рябь, — это нечто разумное, которое опасается открытия этого Перехода, вернее, тех последствий, к которым...
— Которое... Ответил — нечего сказать. Нечто... которое...
— Это, должно быть, Неизвестный Народ, живущий в Пустыне, — тихо сказал квекс. Его большие серьёзные и слегка испуганные глаза встретились с глазами человека, и Вася почувствовал, как холодная мелкая дрожь пробежала по спине. На этот раз он ничего не сказал.
Он боялся задавать вопросы и не хотел, чтобы фоому подтвердил предположение квекса. Разделённый не проронил ни звука. Он молча застыл, перестав даже дрожать и колыхаться, но легче от этого Васе не стало. Напротив, само это молчание подействовало на него сильнее, чем любые слова.
Человек и квекс без аппетита поели и, по-прежнему молча, улеглись спать. Состояние у них было одинаковое и довольно-таки странное — какое-то мрачно-испуганное и торжественное одновременно. Будто они присутствуют на пышной и величественной церемонии, проводимой по случаю их казни.
Пустыня молчала, но Василию вдруг почудилась в этом молчании немая тревога. Он ощутил себя камнем, упавшим в спокойные воды. Скоро смолкнет поднятый им шум, сгладятся и исчезнут разбежавшиеся во все стороны круги, вновь вернётся безмолвный, ничем не нарушаемый покой; а камню уже никогда не подняться на поверхность, он навсегда останется лежать на дне — беспомощно и одиноко.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/11/09/2135