— А чего ж ты вчера молчал, если можешь говорить? — спросил Василий, меряя шагами песчаные просторы, у парящего поблизости фоому.
— Вчера не мог, — прошелестел тот.
— Это всё Пустыня, — вмешался квекс, следующий параллельным курсом на расстоянии пяти метров — согласно местной технике безопасности. — Она придаёт разделённым сил, так же как делает фантомы более реальными.
— Тогда я не понимаю, чем она так опасна для них.
— Я ведь тебе говорил, — взмахнул рукой квекс, — Пустыня — это совсем особое место. Что ему за польза от возможности говорить, если в Пустыне всё равно разговаривать не с кем. Неизвестно почему, но здесь разделённые теряют способность ориентироваться. В общем, Пустыня не место для прогулок — хоть вместе с телом, хоть без него.
— Зачем тогда ты сюда забрался? — снова обратился Вася к призраку.
— Я не мог просто ждать вашего возвращения. Может быть, я сумею вам хоть чем-нибудь помочь...
— Нет, ну ты посмотри на него! Неугомонный какой! Все ждут, а он не мог. Скажи хоть, как тебя зовут, чтобы мы могли рассказать о твоём подвиге, если ты сгинешь в этой ненормальной пёстрой Пустыне.
— Вряд ли вам удастся произнести моё имя, — усомнился разделённый, — но вы могли бы звать меня просто Му-у. Так называется мой клан, если упростить произношение.
— Ты не будешь возражать, если я ещё немножко его упрощу? До Му. А то, произнося твоё имя, я буду чувствовать себя натуральной коровой.
Фоому очень заинтересовался коровами и в конце концов решил, что это, должно быть, очень благородные животные, которые ко всем прочим своим достоинствам, постоянно произносят родовое имя самого влиятельного и многочисленного клана фоому, причём, практически без акцента.
Василий недоумевал, как это любознательное и, кажется, весьма решительное существо могло пойти на такой шаг, как разделение. Он предполагал, что спрашивать об этом неприлично, поэтому ему оставалось довольствоваться догадками.
В конце концов он решил, что смесь любознательности и решительности может оказаться довольно взрывоопасной и завести далеко. Его, например, она завела вообще неизвестно куда. Хотя Вася не замечал за собой ни чрезмерной любознательности, ни особой решительности, но вполне возможно, что кратковременное и внезапное пробуждение этих чувств ведёт к ещё более непредсказуемым последствиям, чем их постоянное и, так сказать, равномерное влияние.
Когда солнце миновало точку зенита и двинулось вниз, человек и квекс уже еле переставляли ноги, ведь прошлой ночью им так и не удалось как следует отдохнуть.
Фоому не знал усталости, его терзала тревога и нетерпение. Он мог бы стремительно преодолеть расстояние, отделявшее путешественников от Одинокого Замка, но должен был двигаться едва ли не ползком (так ему казалось в его нынешнем состоянии), испуганно прижимаясь к своим спутникам, в волнении затаиваясь за каждым кустом, трепеща от ужаса перед этим безжалостным голым пространством, таким непохожим на многоярусные влажные джунгли его далёкой родины, подобные густонаселённым городам, и города, подобные джунглям.
Неожиданно для всех троих, бледно-голубое небо над их головами затянули сизые крутобокие тучи. Внизу по-прежнему дул лишь лёгкий ветерок, в то время как вверху, судя по скорости передвижения туч, бушевал настоящий ураган.
Вообще, складывалось впечатление, что кто-то неведомый и могущественный повелел этим небесным гигантам собраться здесь, и вот они примчались, остановились в нужном месте, провели перекличку, тяжело поводя тёмными боками, и открыли шлюзы.
Хлынул настоящий тропический ливень. Прятаться от него было бессмысленно, да и не хотелось. Он был тёплым, хотя Василий и предпочёл бы немного уменьшить мощность этого "душа". Фоому выглядел совершенно счастливым — все его соплеменники любили хороший дождь, и он не был исключением. Правда, радость его была омрачена отсутствием осязания. Как хотелось бы ему всей кожей ощутить тугие тёплые струи, но и видеть дождь, слышать его успокаивающий шум — уже огромное удовольствие.
Пустыня преобразилась, приобретя ещё более странный и загадочный вид, чем обычно. Пожалуй, самым странным было освещение. Казалось, что свет, рассеянный и мягкий, идёт откуда-то снизу, а песок не утратил своих ярких и свежих красок, которые просто обязаны были потемнеть в наступившем сумраке, под плотно затянутым тёмным небом. Мягкое таинственное свечение песка, которое не могли скрыть даже потоки падающей воды, заворожило всех троих.
"Заключила договор с Пустыней", — вспомнились Василию слова Ляуха. На какую-то минуту ему показалось невозможным не то, что с Пустыней можно о чём-то договариваться, как с кем-то живым и разумным, а то, что она снизошла до переговоров.
Ливень продолжался не более получаса. Потом он прекратился, также внезапно, как и начался, а тучи, не успевшие ещё израсходовать все свои запасы, также стремительно и деловито умчались куда-то, будто получили новый приказ.
Спать больше не хотелось, да и сил прибавилось. Василий пощупал свою новую одежду, такую же, как и у Ляуха (его всё-таки заставили переодеться, прежде чем пускаться в дорогу, и, надо признать, что теперь он не сожалел об этом). Ткань, свободно пропускавшая влагу, оказалась теперь совершенно сухой, и кожа под ней быстро высохла.
— Интересно, часто тут такое? — спросил повеселевший Василий, не рассчитывая, в общем-то, на ответ.
— Часто, — бодро отозвался Ляух. — Раз в два, три дня — обязательно.
— Так что же это за Пустыня такая? — изумился Вася. — Это и не пустыня тогда вовсе...
— А что же?
— Ну-у... не знаю. Если тут так часто дожди идут, всё должно зеленью покрыться, вырасти всякое должно...
— Кому должно? — не понял квекс.
— Да никому. Просто должно.
— Не понимаю. Это Пустыня, и она не должна ничем покрываться — ни кому-то, ни просто.
— Пустыня — это когда кругом песок, жара и очень сухо. По ночам ещё бывает холодно, а иногда, — он поднял вверх указательный палец, чем очень заинтересовал Му, который носился кругами, как расшалившийся щенок.
Му мгновенно подлетел вплотную и стал внимательно изучать поднятый палец. Василию даже показалось, что он хочет его укусить. Вася отдёрнул руку и зачем-то спрятал её за спину.
— Иногда, — продолжил он сурово, — в пустыне бывают дожди, — он осуждающе посмотрел вокруг, недовольный то ли поведением фоому, то ли поведением Пустыни, не соответствующим нормам, принятым у приличных пустынь.
По крайней мере, его знакомые пустыни себе такого не позволяли. Каждые два — три дня по ливню... Это просто разврат какой-то!
— На таком поливе, — заявил он тоном знатока, — можно вырастить вполне приличные джунгли!
— Кто это возьмётся их тут выращивать? — огорошил его квекс.
— Сами должны вырасти.
— Почему это в Пустыне должны вырасти джунгли? — не сдавался Ляух.
— Потому, что это не Пустыня вовсе, если дожди то и дело.
— Значит, частые дожди бывают в джунглях, а в пустынях быть не могут? — уточнил квекс.
— Ну да. А я про что!
— Тогда можешь называть её джунглями. Я думаю, она не обидится.
Василий усмехнулся и махнул рукой.
— Ладно, — сказал он примирительно, не то соглашаясь называть Пустыню джунглями, не то позволяя ей оставаться и именоваться Пустыней, даже несмотря на неподобающее поведение.
За считанные минуты песчаная поверхность высохла, вся вода ушла вглубь. Василий как раз задумался над тем, куда она там девается, когда заметил, что отлетевший немного вперёд фоому припал к земле, трепеща от волнения.
— Что это ты там вынюхиваешь? — спросил Вася.
— Я вижу, как движется песок, — прошептал мгновенно оказавшийся поблизости Му и вновь устремился вперёд.
— Что? Что он сказал? — заинтересовался квекс.
— Что видит, как движется песок, — угрюмо отозвался Василий.
— Стой, где стоишь! — крикнул Ляух и сам тоже замер на месте.
— Ты можешь видеть сквозь... то есть вглубь? — спросил Вася у разделённого.
Тот, тем временем, быстро и, как казалось, хаотично перемещался, распластавшись толстой бесформенной лепёшкой, слабо светящейся у самой поверхности земли. Влияние Пустыни успело сделать его более заметным, чем он был утром. Оставленные без присмотра, его глаза тоже хаотично перемещались по расплывшемуся телу. Василий тяжело сглотнул и отвернулся, подавляя подступающую тошноту.
— Му-у, — встревоженно позвал квекс, — ты теряешь форму.
— Знаю, — едва слышно пробормотал Му, — сейчас не до формы... Идите за мной. — Он медленно двинулся вперёд, по-прежнему держась очень низко и время от времени совершая стремительные броски в разные стороны.
Ляух крепко сжимал в руках держалку, и Василий последовал его примеру. Квекс вдруг издал какой-то слабый булькающий звук. Василий обернулся и увидел, как в том месте, к которому они направлялись раньше и которое первым привлекло внимание Му, образовалась пологая песчаная воронка. Кружась и перемешиваясь, песок уходил в её центр, будто кто-то открыл невидимую затычку и сливал его, как сливают воду из раковины. По телу квекса волной прошла дрожь.
— Песчаный омут, — прошептал он. — Это хуже песчаной реки. В песчаном омуте такая сила, что никакая держалка не поможет — затянет вместе с ней.
Василий содрогнулся и поспешил за удаляющимся фоому, который вёл их какими-то извилистыми путями, но, разумеется, никому и в голову не приходило жаловаться. Глаза больше не скользили по его мерцающему телу, они растворились в нём. Теперь это был просто бесформенный, слабо светящийся сгусток неизвестно чего.
Ляух тяжело вздохнул, и Василий посмотрел на него вопросительно. Теперь они шли рядом, не соблюдая положенную пятиметровую дистанцию.
— Он стал бесформенным, — прошептал Ляух, стараясь, чтобы Му не услышал.
— Разве он не может потом... опять?
— Может быть... а может, и нет. Чем дольше он будет оставаться в таком состоянии, тем меньше шансов.
— Между нами говоря, — до предела понизив голос, Вася склонился к маленькому оттопыренному уху квекса, — какая разница?
— Для нас-то никакой, а для них — очень даже большая, — печально ответил Ляух. — Иначе они не тратили бы столько усилий на поддержание формы. Для них это связь с телом и телесной жизнью, и вообще... вроде как для меня лишиться полосок или даже ещё хуже, — глаза у него округлились и выпучились от напряжённых попыток представить, что может быть хуже и постыднее, чем лишение полосок.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/11/05/2108