поистечении в течении-2
МОЛОТОВИЧ ОВСЯННИК/OVSYANNIK MOLOTOVICH
Поистъчениi(ВъТъчениi-2)
Роман-путешествие по бурным, и не очень водамъ, в те давние времена, когда реки и моря были судоходны, и любопытные хаживали по ним на свой риск и радость Ovsyannikov okt 32, 2015
«Ты жив и Молот, пока страсть к путешествиям гонит тебя»
-Молотович Овсянник
«Изречет он, что сказанное- уже сказано, и нечего похваляться последующим поколениям речениями предков своих. Не произносил еще нового говорящий, но, скажет его он, а другой не добавит ничего своего к словам. И скажет– «Вот что говорили некогда предки»,- и никто не узнает, что он сам намеревался сказать.»
«-Нет праведного человека на Земле, который будет делать благо и не согрешит.»
«-И разверзлись хляби земные. И воды морские с речными истекли. И поистечении смыли с собою жадность, глупость и грязь земные - человеческие.»
. - Экклезиаст
«Hell is full of good meanings and wishings – Ад полон добрыми намерениями и пожеланиями» - англикане XVI А.D.
Посвящается неугомонным натурам, поддерживающим нас в замыслах походов. И тем безрассудным, кто способен объявить на площади, что король то голый ….. Автор, Хеллуин2015, М.Тимир
«-Эй! Вставай!, Ну ка, давай! Нечего здесь спать!» и тычок в плечо. Те, кому доводилось ночевать на вокзалах, знают эти милицейские обращения. Так и я проснулся мгновенно, будто от выстрела, с ощущением, что мой монгольфьер пробит и со свистом теряет воздух, а я кубарем сыплюсь вниз к земле. В те дни я реально валился вниз, валился с той высоты на которую себя же и вознес, разогнувшись после окончания первой книги (В течении), да еще и выложив ее в свободный доступ, когда понял, что многолетний труд завершен, и по отзывам своих, он вышел неплохим. К этому времени с вечно согбенных плеч моих свалился груз самой книжки, требовавшей завершения, и одновременного ожидания её провала. В итоге, я получил за свой труд сполна:
«-Папа, как ты мог? ведь у тебя в книге через страницу Георгий, да Гоша!, а если мои ребята это прочитают, мне же проходу не будет! «-Вон, смотрите все! Это он! Тот самый, Георгий! Гошка! Ха!Ха!Ха!» отчитывал меня сын, для которого в первую очередь книга и писалась, что бы он получил отцовское напутствие и сохранил память о семье и предках.
«-Милый, Как ты мог? выложить в книге всех своих баб?, У меня такое ощущение, что ты купаешься в воспоминаниях о них и до сих пор сравниваешь их со мною! Ты разве сам не осознаешь, что этой книжкой использовал нас. использовал, чтобы подняться. Подняться, отплясавшись на нас! И этот твой бесплатный сеанс самоанализа и самокопания, как грязное белье из семьи на вынос для всеобщего обозрения!»- сожалела Милочка, для которой я занимался книгой, чтобы она видела, что я при деле, и имею нормальное занятие, а не просто так инвалидствую на дому.
Такое их восприятие и спихнуло меня с позиции дурака на горе: «- О безумие, безумие! О, пагубное тщеславие быть известну между сочинителями! О вы, нещастные и возлюбленные чада, научитеся моим примером и убегайте пагубного тщеславия быть писателем!» Колежский советник Александр Радищев, июль 1790- из показаний в деле тайной канцелярии по книге
«Путешествие изъ Петербурга въ Москву»
!Чудище обло, озорно, огромно, стозъвно, и лаяй»
Однако, плохо спалось не мне одному. В мировом центре принятия решений ворочался без сна и Генсек Объединенных наций, но не потому, что его будили свои, ругали домашние, или мешали постоянные сирены и мигалки Манхетенского села. Нет, не мог Генсек так просто, без поддержки и подталкивания собственных помощников решить: - отказаться от предложенного, и тем самым оставить будущие поколения без возможности сытой и радостной жизни.
- поддержать предложение, и тем самым расшатать сложившуюся действующую систему, и низвергнуть Землю в невиданные разруху и голод.
Кроме тяжелого решения, преследовали Генсека, уже на геномном уровне видения холодных голодных зим, на которые обрекали его народ в стародавние времена шайки белых завоевателей. Поэтому, Генсек прекрасно знал, что такое холод, голод и бесконечные переходы в поисках новой земли обетованной, и откладывал как мог решение по моему, давнему уже предложению.
«-Эй !Вставай, ну ка давай! Нечего здесь спать!» и тычок в плечо. Однако, вместо фуражки с кокардой передо мною четко очерченная на фоне рассветного неба круглая мохнатая морда с честными крыжовенными глазами, и треугольничками ушек, симметрично посаженных на 10 и 13 часов, а в центре циферблата звездочка рта- носа из которой с мурчанием выходит воздух, будто из мехов рваной фисгармонии. Этот большой твердый лоб в мое плечо и тычется: «-Симба! Брысь!, рано еще– топай поспи, и через час приходи и не забудь помурлыкать да помяукать, как подобает коту домашнему, тогда и поднимемся.» На самом деле Симба совсем не домашний ручной питомец- он не растерявший африканских камышовых генов абиссинец- эфиоп, подтянутый мускулистый пятилеток- красавец в золотой шкурке, грациозно гуляющий по дому, гордо вскинув крупную умную голову. По легендам, в стародавние времена именно такие абиссинские коты предводительствовали в боях полкам эфиопов и гнали воинов на битвы, а сегодня чувствовалось, что предок его действительно был голубых героических кровей. Симбу нам на передержку принесла дочь Катеринка, когда у нее вылезла аллергия. Кот поначалу жутко скучал по прежнему дому с хозяевами, и бросался им на шею, чуть завидев в коридоре. Нам же, новым смотрителям- кормильцам никаких дешевых вольностей с собою не дозволял, а когда мы переступали границу им дозволенного, предупреждающе вскидывал крупную когтистую переднюю лапу или с шипением разевал по змеиному громадную клыкастую пасть. Но, теперь Симбик освоился-пообтерся в нашем добром спокойном доме и стал ласковым мурлыкой, который может позволить себе попрошайничать кусок мяса и виться вьюном у ног кормильца, влюблено заглядывая в глаза с голодухи.
Кот даже докатился до таскания еды со стола или из морозильника, и за этим занятием мы его светлость застигали уже не раз. Он и сейчас занят важным утренним делом: ведь если нас не поднять- кто его накормит? А после завтрака у Симбы наступали важные дневные дела– обследовать дом, сходить на площадку, пообщаться с соседями, которые в нем души не чают, или запрыгнуть на холодильник и контролировать ситуацию с высоты двух метров изредка пытаясь заговорить с проходящими домашними, а поболтать Симба любит и нас понимает, как и мы его, впрочем: «-Посмотри в окно: светло уже и мир залит розовым солнцем, а если вниз поглядеть, то там вообще все нежно зеленое, хотя, чего туда глядеть?, Ты просто удивись: как нахально эти вороны перед окном носятся, сразу видно- непуганые. и никого не боятся!
Поэтому, сядем вместе у окошка и если не просто видом своим, то хоть лапками попробуем их достать да напугать! А как ты думал?
Я ведь животное и хищник, и если меня не кормить всякими там сырыми птичьими субпродуктами, то я начну гоняться за летящими воронами или проходящими домашними!
А сейчас пора бы уже подняться и накормить домашнюю животину!» Да и самим заправиться вашей грустной человечьей овсянкой (надо же вам дойти до каннибализма: Овсянниковы и едят овсянку?) с кофе, слушать свой Евроньюс, да глазеть на просыпающийся за окном Вавилон- сад. Который по легенде никогда не спит, а по жизни оставляет на ночь фонари в парках, да свет в окошках, и никого не боится. Потому что, его охраняет сияющая сейчас в рассветном солнце девственница- громадина вучетичевской Pодины- Матери, которая сама не убереглась и стала матерью, а теперь взметнула многометровый меч- кладенец, полученный от бойфренда- великана- Головы Ильича, чья бетонная лысина начищена ветрами и бурями. Так эта парочка, визуализованная из сказок руками земляка- соседа расположилась по углам его столичного поместья, и охраняет вход в Тимирязевский лес и покой его.
А мы, перекусив тем, что нам осталось от Симбиного воровства, наслаждаемся нереальными, но земными красотами.
И, заодно, обсуждаем теле новости.
Потому что, в Объединенных Нациях все же прошли без изменений мои давние предложения о новой экономической политике и борьбе с нищетой и голодом по всей Земле, и Милочку это пугает: "- А что, если это всерьез случится, и в мире деньги отменят и запустят твой режим военного коммунизма?
Что мы делать то будем, с нашими привычками к комфорту, вкусной еде с вином и буржуазной роскоши?"
"- Да ничего особого не будет, просто переедем поближе к земле и сами для себя и друзей будем выращивать и делать и деликатесы и вино! И я надеюсь, что мы все успеем до наступления мораторного периода на переезды, стройки и продажи земли."
"- Да ты в своем уме? Ты хоть подумал, что мне предлагаешь? У меня мама всю жизнь и старание положила на то, что бы из деревни в город вырваться! И что, я теперь сама, своими руками буду себя вырывать из столицы и тащить в деревню?, да никогда!"
«- Малыш, неужели ты чего то еще ждешь от Москвы? Вспомни, как в старые времена нас предупреждал Слава Пигач: «Ребята, Москва ничего человеку не дает, она лишь дозволяет совершать выбор, и использовать его, взамен забирая покой и человечность- в этом муравейнике любой поневоле включает защитную реакцию- безразличие к окружающим, и грубость к убогим– настолько много всех вокруг, что перестаешь уважать индивидуальность и человечность- то, что делает нас людьми в малых сообществах.» «-И вот сейчас, прожив в Москве десяток лет, я со Славой, царствие ему небесное! согласен, и всем сердцем рвусь в провинцию, и тебя с собою уговариваю.»
В итоге у нас все получилось, и нам повезло, потому что везет тем, кто принимает решение и что-то делает. И нам на руку были не только метания Генсека, но и сама обыденная аппаратная жизнь и работа, в которой принимались непростые документы. Ведь необходимо было подготовить решения, обсудить и проголосовать их, отредактировать выходные документы, сформировать комитеты и комиссии, выработать балансы, программы и катехизисы. И все это взвесить, пересчитать, отшлифовать и довести до человечества.
Так что, мы успели до моратория продать квартиры в Нефтеюганске и Москве, раздать долги, и купить взамен квартирки детям- Ксюхе да Гошке. и себе в Туапсе маленькую однокомнатную, а в пригороде купили участок земли с коммуникациями, садиком и виноградом неподалеку от моря. А на участке запустили строительство каменного дома на всю семью, с учетом родителей, детей и внуков. И там же, в Туапсе купили по случаю 40-ка футовую двухмачтовую парусно- моторную яхту Международную лицензию на управление которой, умница Милочка загодя получила, отучившись на шкиперских курсах еще в Москве. Да в запас для дизеля яхты и домашнего генератора и наших местных машинок купили десяток тонн солярки. ,А в подвал дома спустили пару бочек хорошего Мерло из погребов Саук-Дере, куда мы съездили на машине с Милочкой, плюс к вину в подвал добавили деревенских окороков, сыров, и муки с маслом и самогонкой для долгого хранения. А в сад, для красоты и насыщения привезли из ближней Грузии саженцы плодовых деревьев, да старые лозы винограда. И помогать нам заниматься всем этим с радостью приехал из Нефтеюганска тесть- Нетыкс, которого все наши давно уже зовут дедуля, и ему в радость был этот дом в саду неподалеку от моря и он вечерами в застольных посиделках на веранде с летней печью признавался, что они с тещей давно еще обсуждали такую свою совместную старость и сейчас ему у нас очень хорошо, и лучше и теплее чем было в Сибири.
И пока эти хлопоты обрастали плотью домов, садов и запасов, мне удалось договориться с городскими властями и соучастниками о восстановлении ностальгической радости Туапсе– летнего кинотеатра Победа, который вместе со многими достопримечательностями снесло бульдозером времени- на его месте вознеслась высотка гостиницы Каравелла. А вместе с кинотеатром, договорились об организации и создании при нем гражданско- культурного центра. В соучастие к нам решился одноклассник Сережка Равчеев из городской архитектуры, и он удачно вписал площадку под кинотеатр прямо на берегу моря между набережной и ж/д путями в порт, а в торце площадки на границе стадиона Водник предложил поставить девятиэтажку из конструкций местного ЖБИ и в ее стилобате размещать бар- ресторан и кинобудку- аппаратную. Верх отдать местной телерадиокомпании «Туапсе живьем». На этажах девятиэтажки устроить простенькую городскую гостиницу для отдыхающих, и приезжающих спортсменов или артистов с выходом на стадион для занятий спортом, купания в море, или просто загорания на газоне.
Кроме гостиницы, половину здания решили распределить под жилье для туапсинских очередников. А чтобы проект клуба приобрел вес, я встрял напомнить об уродливой язве на организме города-курорта– о бездомных бродягах. Мне эти бродяги были безразличны, но вот как фактор доказательства целесообразности проекта они были полезны и на муниципальном и на краевом уровнях.
Конкретнее, речь шла об оборванных уличных попрошайках/бомжах. Естественно, не все они были туапсинцами- много их съезжалось зимовать в теплые края со всего Союза, вот так я и предложил местным властям организовать в новом здании санпропускник или клинику для лиц, согласных лечиться и социализироваться в оседлую жизнь- местных, да пришлых бомжей. которые будут в этой- же девятиэтажке жить, учиться и ее же обслуживать.
Твердым условием приема бомжей, были жесткая милицейская проверка на прежние прегрешения и медицинский контроль всевозможных заболеваний. Спустя оговоренный срок проверок, жизни и работы в гостинице, бывший уже бомж получал новые гражданские документы и зарплату за отработанное время, на новую жизнь и дорогу туда, куда он решит переехать. И еще одно жесткое условие– строгий запрет алкоголя, а при нарушении правил и условий бывший бомж автоматом перемещается в спецприемник- бичевник местной полиции.
Организовать медицинский входной контроль и лечение контингента уговорилась одноклассница- врач Вера Вавилова.
Заняться психологической поддержкой, групповой терапией, обучением и тестированием прибывающих подписалась согласно своей специальности Милочка.
Мы же с моим давнишним туапсинским другом Сашей Кузнецовым занялись работой самой гостиницы, кино да клуба, и люди: подростки и взрослые к нам потянулись– им оказалось интересно ходить в летний зал, где на громадном экране с хорошим звуком показывали старое классическое кино, спектакли да оперы или концерты из моей личной коллекции, или спорт со спутниковых трансляций. На случай дождей, других осадков и для защиты от городской засветки зал был оснащен механизированной надвижной плоской матерчатой крышей из отработанных яхтенных парусов и именно из-за них зимой и осенью в зале было не холодно. По ходу, начало показа мы предваряли кратким вступлением- пояснением того, что народ увидит, и сама атмосфера показа на свежем воздухе, свобода, с разрешенным курением, семечками или пивом– перед кинобудкой работал ночной бар под вывеской Smitch&Hammerson с легкими закусками да коктейлями, в котором заправлял Гошка и здесь же была маленькая танцплощадка для желающих оторваться во время концерта. В этом же зале на свежем воздухе, с приглашением представителей местных властей и активистов устраивались обсуждения насущных городских проблем, и принимались черновики решений для их последующего закрепления на горсобрании.
Для подростков и всех желающих зал был открыт на постоянной регулярной основе как клуб под названием CиCи (Culture Club), и в него мы приглашали преподов из местной музыкалки и школы искусств, да знакомых фолк или бард певцов со всей России– номера в гостинице для них находились автоматом, а оплату проезда обеспечивали спонсоры, к нашему же клубу подтягивался и Пиллигрим. Петрович участвовал тоже- он охотно брал с собой в горы ребят из клуба, да желающих прогуляться на вольном воздухе бродяг.
Пробную партию представителей контингента встречали все:
-Первым вошел заросший, грязный дурно пахнущий худющий старик, представившийся Борисом, его тут же загнали в санпропускник, где медсестра заставила Борю скинуть лохмотья и выдав ему одноразовую мочалку с куском мыла, погнала под душ Шарко, а он все переспрашивал– там у вас не газовая ли камера? Но вышел из душевой живым и румяным в чистой одежде и тут же попал в руки Кузнецовской Натальиной сестры Татьяны– стричь налысо голову и бороду с ногтями, и уже после фотографирования и отпечатков пальцев, Боря оказался молодым 50-ти летним мужчиной по фамилии Сидоров, родом из Иркутска. Чистенькому Боре подобрали запасную аккуратную одежонку и выделили постоянную койку в общаге на 3-м этаже и работу электрика согласно его специальности.
-Следующим пришел местный, всем известный алкаш- бродяга Игорь, которого взяли слесарем в бригаду обслуживания дома.
Чуть позже, за сигаретой у нас получились разговоры и Борис рассказал, как после смерти жены потерял дом и семью и пошел бичевать. А Игорь был успешным человеком, который отмотал срок по наговору, за ничто, потерял бизнес и прямо из лагеря был увезен на Кавказ, попал к дагам, сбежал из рабочего рабства в Туапсе к старой подруге, тут и начал бомжевать и философствовать. Потому что хотел назад, в лагерь: «– ведь только там можно сегодня жить по человечьи… И так думаю не я один– посмотри вокруг, как наших много, да и вообще, открой судебную статистику- сколько здесь рецидивистов… И пойми, это не следствие их преступной натуры- близко нет!
Этим людям не по себе в вашем фальшивом свободном обществе- они рвутся туда, где им лучше- в тюрьму!
В ту самую тюрьму, клоакой и нравами которой пугают гражданских, которая удерживает нормального человека от дурных поступков. А для многих наших эта самая тюрьма- дом родной- там не надо ни о чем беспокоиться: все продумают и решат за тебя, накормят вовремя, разбудят когда надо. А на воле все тупо- ищи работу и заработки для пропитания и жизни, ищи жилье и вообще, чуть что- давись принятием решений- сам думай и решай. И учись вертеться- учись жить!» «Нет! Игорь, ты передергиваешь, потому что сейчас тебе проще плыть по течению, и ни за что не отвечать, и предстоит снова научиться жить свободным человеком, а значит, вспомни как это- принимать решения и отстаивать их, и отвечать за них, увязывая их с решениями окружающих.» «-Знаешь что, Молотыч ! Прости за грубость, но засунь себе в зад такую свою свободу! Мне и здесь в гостинице хорошо, и народ вокруг приятный и никуда я отсюда не хочу, а волю я и с Петровичем в горах чувствую..» Выделили в доме квартирки и нам с Кузнецовыми и многим ребятам из Пиллигрима и класса, кто захотел этого. Так, потихоньку и организовался у нас Дом Дружбы, типа сказочного Теремка, и всем в нем было жить комфортно и хорошо.
И бывшие бомжи, которыми журналисты да демократы поначалу пугали туапсинцев, вливали в теплую атмосферу Дома свою добрую струю и часть радости, потому как эти, много чего перенесшие и повидавшие люди в большинстве своем умудрились сохранить в душах истинную чистоту и человечность. Их истории мы слышали, хоть в курилке, наедине с рассказчиком, хоть на Милочкиных встречах групповой терапии- она смогла как то так организовать сообщество бывших бомжей и внешне успешных туапсинцев, что народ раскрывался и сближался и весь этот Дом Дружбы был обязан своим созданием и спокойствием именно заботам и душевной открытости Милочки. Бывали и срывы, и слезы, и резкие реплики, адресованные рассказчику. Но, на другой день дружба и тепло общения оставались, и благодаря этому наш Дом в центре Туапсе терял изолированность и опасливость местных. И в наш клуб отпускали подростков уже без опаски, и к нам с удовольствием приезжали вечером вместе посмотреть трансляцию футбольного чемпионата, или еще чего. И все казалось, наладилось и уже стало хорошо.
Но, некоторых скучающих- неугомонных заноза в заднице тянула с насиженных кресел в путь, туда где тяжело и рисково. Потому что, в каждом из нас живет ген путешествий/ странствий/ отпусков и перемен мест. Многим из нас не дают покоя иголки в неугомонном (в хорошем смысле этого слова) заду, у остальных же, зад в кресле попросту обрастает ракушками. И счастливцев, которым повезло с этим геном, не остановят никакие разум со здравым смыслом, подсказывающие, что путешествие будет опасным, голодным и холодным, мозолистым и нудным, и возможно путь окажется столь долгим, что все, чем они обладают, выйдет из моды и износится в лохмотья. Так же, как и память о них у близких и знакомых. Да и сами путешественники могут вернуться в совершенно уже иной мир. И не узнают дома, бывшего родным, который оставляли так ненадолго. Нет! Путешественникам настолько нет жизни на одном месте, что они все равно уходят в путь или в отпуск, просто так, поездом/ самолетом или на машине или лодке, туда, где нас нет! А потом, стоит только вернуться живым– все сначала: распоясавшийся ген, новое набивание иголок в подушечки, отращивание новых ракушек, а потом новый уход в полыхающий рассвет.
И эти походы и путешествия сродни вселенскому потопу, смывающему вековые наносы нашей житейской грязи, и дающему, по своему истечении начало новому этапу и веку жизни.
Так и получилось, что радостным солнечным утром начала лета на старом причале рыбзавода вокруг столов с вином и легкими закусками собралась обширная группа провожающих– одноклассники, друзья, родные, народы из клуба и все кто хотел. отъеэжающим желали попутного ветра и семи футов под килем и скорого радостного возвращения. А когда провожаюшие наелись, наговорились и всплакнули под молитву и окропления батюшки, да медь оркестра музыкалки, игравшего незнамо почему вместо развеселого Бреговича, древнюю пахмутовскую «Когда усталая подлодка из глубины идет домой.»- хорошо хоть, не гимн Советского Союза! Команда яхты: (Капитан- шкипер- Милочка, получившая от портовиков фуражку с высокой белой тульей и золотым крабом с морской капустой и красной звездой; Дед- механик- дедуля Нетыкс, худющий, седой и уже загорелый, перемазанный маслом, но в чистейшем тельнике- майке без рукавов; Боцман- наш старинный сибирский приятель-крепыш, когда то мореманивший Валера Николаев, осевший пока в Беларуси, и скучавший по морю, Валера развлекался подсвистывая оркестру в свою маленькую пронзительную боцманскую дудку; Электрик- бывший докер, мой давний друг-весельчак Саша Кузнецов, неожиданно решившийся составить нам компанию; Матрос- переводчик- Гошка- подтянувшийся из Москвы с запасом дели- продуктов для нашего погреба; Рулевой-матрос - я, в своей коляске с палкой). Команда, уходившая в тяжелый и дальний поход погрузилась на десантную надувную лодку с подвесным электромотором и отвалила к стоящей на якоре, чуть дальше в сторону Кадоша серо-голубой зеркально блестящей 40-футовой красавице.
Не успела команда еще расположиться по кубрикам, как семидесятипятилетний прадед Кузнецов, натренированный работой с портальными кранами, был на топе грота и ставил стаксель, на котором метровыми яркими буквами вертикально написано «Milka», а Милочка из рубки командовала: «– Валера! занайтуй шкотину, и держи по ветру, Саша! майнайся на палубу, папа! пускай машину и вирай якоря. Все по местам, отваливаем!» «А ты милый, становись- ка за штурвал и держи вест-норд-вест, идем вдоль берега в сторону Новоросса.» Яркое утреннее солнце припекало. Легкий утренний бриз подхватил яхту и мы споро двинулись мимо Киселюхи, Кузнечик покуривал, опираясь на леера около рубки и прощаясь вглядывался в береговые скалы, дедуля копался в машине. Валера с Гошкой пошли на корму удить рыбку к обеду/ужину, а Милочка взяла полотенце загорать на баке и оттуда подсказывала мне как подавать сигналы и какими бортами расходиться с шедшим встречным курсом итальянским танкером, вся команда которого галдя вывалила на палубу, уставясь и любуясь нашими красотками, и этот интерес конечно был приятен. В бухту Геленджика вошли на закате, спустили парус и встали на якорь напротив Кемпински на Толстом мысу, Валера устроил нам праздничный ужин со свежей морской рыбкой, правда, без вина– капитан объявила на судне сухой закон, а на аварийный случай заныкала в сейфе бутылку старого армянского бренди из погребов свата Роберта.
На ночь мы с Милочкой устроились в своей носовой каюте, и насколько горяча была наша первая ночь на яхте я умолчу. Дедуля с Валерой отправились перед сном поговорить о Сибири и о добыче нефти в свою кормовую каюту. Кузнецов с Гошкой пошли спать на матрасиках на баке, ну и заодно покурить, поболтать и охранять яхту.
С первыми лучами солнца нас разбудила отъевшаяся и перемазанная мазутом черноморская чайка, она стучала клювом в иллюминатор будто просясь к нам в гости– жаль, дуралея Симбу из Москвы мы с собой не брали- вот бы котейко развлекся! Деваться некуда, пришлось подниматься, идти с транца в море купаться, а потом, собравшись всем вместе, завтракать привычной овсянкой с кофе под новости радио Москвы, которое объявило о запуске всемирной новой экономической политики- деньги выводят из обращения, и каждый житель Земли получает в местных органах регистрации новое удостоверение личности с идентификационным кодом, продолжает жить и работать на прежнем месте, а продукты питания на неделю получает, предъявив удостоверение в ближайшем продовольственном, а скоро уже каждому пришлют по почте программу личностного роста и развития на ближайший год, в которой будут учтены его навыки, возможности, предпочтения и желания, которые он обозначит, заполнив переписную анкету, рассылаемую всем сейчас. И на ближайший период всех просят оставаться на местах и никуда не переезжать.
Милочка перешла из кают-компании в навигаторскую, к нашей гордости- планшетному плоттеру в который закачаны подробные карты и навигации всего земного шара, второй экран которого, вместе со спутниковой системой позиционирования был выведен в рубку- получить сводку погоды на сегодня по маршруту и вообще просчитать и составить маршрут, заполнить судовой журнал. хотя, какие резкие перемены погоды могут случиться в начале лета на берегу Черного моря? Впереди у нас был суточный переход на север к дельте Дуная. Опять весь день легкий ветерок и ласковое солнце, паруса по ветру и контроль обстановки. И когда в восемь часов на море упала ночь и по правому борту зажглись огни прибрежных крымских городков и селений, стало удивительно хорошо и спокойно под шелест воды и парусов, и прекрасны были громадные алмазные южные звезды усыпавшие небо, те звезды, которые обычно не видно в засвеченном небе Москвы или Туапсе. И странную картину представляла наша команда, высыпавшая на палубу, задравшая головы вверх, молчаливая и тихая в этой нереальной красоте. Правда, любование это длилось не бесконечно – кто пошел спать, кто на вахту. Мы так и шли до утра, ориентируясь скорее по береговым огням и меняясь вахтами через 8 часов, чтобы к утру, управляемая капитаном Милочкой яхта зашла в дельту Дуная, и как наш шкипер не опасалась– главное русло она нашла, и нас в него завела, и мы это поняли, потому что вода сменилась с прозрачной зеленой на буровато- серую, и взамен бесконечной глади вокруг прорисовались в утреннем тумане пологие зеленые берега, да впереди и сзади по курсу всплыли красные обшарпанные бакены. А когда вставшее солнце проредило дымку тумана, тишину скольжения нарушил треск мотора и к нашему транцу прибилась надувная десантная лодка с которой на палубу повалили заросшие одутловатые крепкие мужики в пятнистых ватниках и керзачах: «-ну чо, москальки? Чего забыли в ридной Украйне. и чем вам тут намазано? Та не шугайтесь вы, мы добре! Тильки сбираемо с вас таможенны пошлины, та заставимо присягать на колене в любви и верности к прародительнице вашей– Украйне!» Капитан через матюгальник подала прокашлявшись для острастки голос: «по какому праву посторонние на судне? Немедленно разуйтесь и покиньте яхту!»
Старший ватник осклабившись вытянул вперед в сторону рубки кукиш «– Во, а це видовала?»
В это время из люка машины поднялся дедуля с двустволкой в руках
«-Шановне панове, а не пойти ли вам на корм незалежным рибам украиньским? И вообще, утомили вы меня с утра! Нет, шоб приехать с горилкой, салом, хлибом-силью! Так что, валите отселя на ваших коленях, гости дорогие, пока не поплохело!»
Ствол дедулиного ружьеца поднялся, но не в сторону мужиков, а погулял где то по направлению воды за кормой и тут ружье разорвалось и с этим хлопком из ближней сигары причаленной к транцу гостевой резинки вырвало картечью приличный клок тряпки, а сама лодка под весом мотора скоренько пошла кормой под воду, вслед за ней в воду попрыгали матерясь и мужички в ватниках и керзачах, один из них по пути вытащил из-за голенища ножик и отмахнул причальный конец, остальные же облепили лодку со всех сторон будто парашютисты в групповом прыжке и неясно было, держатся ли они за свою десантку. чтобы не утопнуть, или наоборот поддерживают на плаву дырявое имущество с мотором? Так они и остались своею раскинутой фигурой далеко за кормой. Мы не думали разворачиваться чтоб спасать их, Потому что капитан прищурившись спрашивала механика: «-папа! Откель ствол на борту? И спасибо, что вовремя подключился, а пока сдай ружье с патронами в рубку, и хорошо, что без жертв обошлось…» Дед объяснил не пытаясь оправдываться: «-ружье дал Олежка из своих неучтенных запасов, так, на всякий случай, а патрон один остался, и тот в стволе. Запас их мы в Европе найдем легко– патроны стандартные, НАТОвские.»
«-Ладно! Вахтенным контролировать подходы к яхте и если что объявлять тревогу и не давать взять нас на абордаж, и хорошо бы нам повезло скоренько дойти до Югославии с Венгрией и Австрией. а там уж порядка поболе будет и полиция за ним следит, А пока, Валера с Гошей готовьте обед, а я в рубке подежурю, пойдем милый!»
Утреннее солнце делало яркими застроенные вилами холмы Буды, и выделяло серые ажурные красоты архитектуры Пешта по правому борту. И во всей этой красотище нам наперерез выскочил задорный зеленый полицейский катерок и через матюгальник прохрипел по русски на всю реку: «- на яхте! Остановиться и готовиться к досмотру.» Капитан ответила ему так же в рупор: «-Иду парусом, встать на якорь не могу- развернет и опрокинет течением, на борт не допущу– у нас суверенная территория, требую консула России!» Катер поравнялся с нашим правым бортом почти вплотную, и к Милочке напрямую обратился чернявый крупный офицер на изысканном русском: «-фройляйн. не советую конфликтовать и противодействовать властям, знайте свое место и помните, что к русским коммунистам у венгерского народа особое отношение- в наших сердцах бьется кровь жертв 56-го года, поэтому объясните на каком основании вы находитесь во внутренних водах суверенной Унгарии?» Милочка отвечала ему в рупор через дверь рубки не повышая голоса: «-Наше основание – конвенция ООН о Дунае и свободном доступе во внутренние транспортные каналы транзитных судов следующих меж граничных морей или океанов. И на основании этой конвенции у меня все необходимые записи о маршруте и плане движения внесены в судовой журнал, все члены экипажа имеют международные паспорта и внесены в судовую роль, поэтому, формально мы готовы к любым проверкам и не хотели бы усложнять ситуацию ни для вас, ни для нас. Для упрощения, предлагаю вам в своем рапорте отметить что яхта движется из Черного моря в Балтику через Венгрию, Австрию и Германию и освободите нас от своей помощи, а теперь, позвольте пожелать мира вашей прекрасной столице, я в ней уже не первый раз, и благодарна здешнему радушию и гостеприимству, и счастлИво оставаться!»
«-оставьте свои конвенции для Гудзона и береговой охраны США, а здесь вы во власти полицейского комиссариата Будапешта, так что готовьте причальные кранцы, а разговор продолжим в вашей рубке!»
В рубке офицер получил в руки пачку наших загранпаспортов с визами Шенгена, вызвал к себе по одному их обладателей и спросил у капитана
«-А где отметки пограничных служб о пересечении границ?» «-К сожалению. На Дунае у вас нет оборудованных погранпереходов и мы не встречали ваших пограничников. «-Хорошо, фройляйн, в таком случае, я обязан задержать вашу яхту и экипаж до выяснения обстоятельств, прошу вас следовать за нашим катером и пришвартоваться с нами вместе у берегового причала!»
«-Надеюсь, это не окажется провокацией и сход экипажа с яхты на берег вы не расцените как незаконное пересечение сухопутных границ? Прошу письменного распоряжения с вашей подписью в судовом журнале.» «-Хорошо, я заполню ваш журнал, а вслух даю вам слово офицера, что все будет по-человечески.» В указанном катером месте мы спустили парус и под мотором пришвартовались к причалу на стороне Буды. Охранять яхту офицер выставил двоих полисменов, а нас повел к ближайшему, утопавшему в садовой зелени приземистому белому зданию. Толкавший мою коляску по кирпичной дорожке Валера отшутился «– почаще бы такие тюрьмы посещать!»
Слух офицера был чуток: «- Господа, поверьте, это не тюрьма, и повода для беспокойства нет!» Мощеная желтым кирпичом дорожка огибала здание и привела нас в сказку к зеленой садовой лужайке с накрытым длинным столом. «-Прошу вас, господа, располагайтесь и считайте себя нашими гостями, а пока давайте по мадьярскому обычаю присядем за стол- перекусим с дороги и попробуем доброе венгерское токайское. Но, начнем с игристого с берегов Балатона- предлагаю тост за дружбу и за добрых гостей, которых венгерский народ всегда любил!, а потом на перемену блюд вам будут предложены традиционные венгерские паприкаш и гуляш, надеюсь, к перцу вы хорошо относитесь? Кстати, в России любят и перец и горчицу– я год учился в Москве, отсюда и мой русский– я заканчивал академию МВД на Войковской. И прошу вас, ни о чем не беспокойтесь, вашу яхту охраняют, а в камерах для вас уже готовы удобные и мягкие кровати– почему бы вам не задержаться и не отдохнуть у нас денек? Еще раз заверяю– вы совершенно свободны и в любую минуту можете продолжить свой путь на яхте, если конечно, наше гостеприимство вас утомит.» После столь неоднозначного предложения, спешить подниматься из-за стола было попросту неловко. Поэтому, мы сидели за столом до полудня, перемежая еду тостами с густой палинкой, которую майор Золтан делает дома сам- офицер оказался начальником этого полицейского подразделения в Буде, и стол для нас ему накрыли окрестные ресторанчики. Расставались мы только следующим утром, вполне по дружески, с обещанием заглянуть к Золтану на обратном пути и тогда уже познакомиться с его семейством. А мы с Золтаном хорошо посидели за стаканчиками палинки с сигарами в стороне от общего стола. И я вспомнил его московскую академию и рассказал майору что в начале века частенько бывал около нее, а в конце предыдущего века мы с Милочкой были в Будапеште и помним его по ночным прогулкам.
«-Да. Прекрасное было время, -согласился Золтан-, я в то время служил в уголовной полиции и все было просто: вот преступники, а вот честные граждане! Теперь же у нас новая концепция- мы должны индицировать, локализовать и передать администрации балластный элемент, который не хочет работать на всеобщее благо, а потом мы их отправляем в зону карантина. К сожалению, в этот перечень входят не только местные городские лентяи, но и деревенские фермеры, на свой страх и риск поддерживающие домашнее хозяйство для прокорма семьи, родственников и соседей с друзьями. Так что, нас окунают в грязную политику. Еще худшую, чем при коммунистах, надеюсь, Господь простит меня когда- нибудь, ведь я только лишь делаю свое дело!»
Сутки хода и мы были в красавице Вене, зашли в городской канал и отшвартовались на его бетонной набережной неподалеку от ринга и вокзала, оставили на борту вахтенного Валеру, наказав никого на борт не допускать, и ждать нас до вечера в полном безделье, а сами командой пошли по знакомым улочкам в центр, ноги сами привели нас к Захеру, но в отеле и в ресторане нас не приняли, объяснив что уже долгое время здесь нет обращения евро, и гостей принимают только по записи за месяц. и с согласованием местной администрации, то же нам сказали и венской опере, но предложили подойти в кассу вечером – если случайно никто не востребует заказанные билеты, а может случайно будут свободные билеты на летний концерт в саду дворца – у нас и такое бывает! К Милочкиному удовольствию вход в Альбертину оказался свободным, и она осталась в галлерее, предложив повстречаться примерно в два часа в соборе Штефана. Я, как знающий местность предложил мужчинам прогуляться по Граббе и попытаться пообедать в одном из кабачков неподалеку от собора. По пути мы заглянули в продуктовый магазинчик пополнить запасы провизии, скучающая продавщица встретила нас приветливо и по непонятной причине особо обрадовалась нашему английскому, но объяснила что не может продать нам отобранные продукты «– теперь мы обслуживаем только по картам резидентов, и выдаем каждому из списка продуктовые недельные наборы, в которых есть все: молоко, батон, яйца, мука, масло, вода, консервы, но это только по спискам, а вам, как путешественникам, я и так выдам несколько коробок наборов. Кстати, если вы помните старую добрую Вену– будьте осторожнее– в городе орудуют дикие банды бездельников. После введения госраспределения, и отмены денег, жители северных окраин за Дунаем перестали работать и от скуки выходят повеселиться в город, а весельем они понимают хулиганство и грабежи магазинов и зажиточных граждан из Центра. Так что, увидите группу молодчиков на улице кричащих на славянском или цыганском– постарайтесь укрыться от них, чтобы не пристали. И будьте осторожнее, и хорошего вам путешествия!» Мы повстречались в прохладном Штефане с Милочкой, восторженной походом в галлерею. «Нам надо сегодня же сходить в Альбертину! там выставка Климта и это так красиво, просто невероятно! – вы не забудете этого никогда!» «-Хорошо, а пока у нас есть время, может быть сходим на рынок за провизией, да пообедаем?» И знакомыми улочками мы отправились на продуктовый рынок где обычно торговал очень общительный взрослый тиролец.
Завидев приближающуюся группу он было напрягся, но заулыбался, услышав наш английский- он и сам был находчивым полиглотом- на смеси немецкого с английским и всеми местными диалектами легко объяснялся с покупателями, а происхождение сыра или мяса он озвучивал понятным всем языком животных: «Беее, Меее, Муу или ХрХр» с подергиванием носом, да и с нашим седым дедулей помнившим юношеский чешско- мадьяро- польский диалект, старик легко нашел язык общения и с сожалением пояснял, что он приходит на рынок не за деньгами, а в надежде обменять свой сыр с копченостями на что-нибудь интересное для него, и с удовольствием согласился дать нам сыра и мяса в обмен на пару моих сигар, случайно оказавшихся с нами, да в добавок положил нам бутылку домашнего вина пожаловавшись, что в его селе люди перестали работать, и никто в этом году не сеял и урожая ждать не приходится. А его большие виноградники заброшены и нанять на них себе в помощь работников он не может– нечем расплачиваться, так что теперь, на старости лет он остался не у дел и не знает, чем будет заниматься дальше, и как защищать себя и свой дом от этих бродячих цыганских банд? Кстати, вам совет: будьте осторожнее на улицах– в Вене стало опасно! Мы прощались с этим седым поджарым Буратином чуть не с объятиями и естественно, посоветовали ему нанимать работников под последующий расчет готовым вином. Желали ему здоровья и радости, если он конечно понимал наш английский, но доброту наших пожеланий он и так чувствовал и долго махал нам на прощание. А мы спустились в древний сводчатый Келлер на задах Штефана и устроились там пообедать любимой Милочкой кровянкой, венскими шницелями с картошкой и прошлогодним вином. Обед был прекрасен и прогулка по знакомому городу расслабляла. Но, меня что то тянуло наверх из подземелья, поэтому рассиживаться в кафе я народу не дал и все подгонял их обратно, мы даже проехали часть пути по рингу на трамвае.
И чутье у меня оказалось действующим и полезным, потому что набережная оказалась оцеплена полосатыми лентами и людьми в форме, на берегу перед яхтой столпотворение полицейских машин с мигалками. Через оцепление мы с моею коляской проникли легко и так же сравнительно легко взошли на борт, где полсмены допрашивали Валеру. «-Господа, это частная собственность, я капитан судна и вы не имеете права без моего разрешения находиться на борту и допрашивать моих матросов! Пригласите пожалуйста консула России для дальнейших разговоров!» «-Капитан, они меня не допрашивают, а просто берут показания как у свидетеля.» Старший полицейский чин учтиво взял под козырек: «-Мадам капитан, от имени полицейского управления столицы Австрии примите извинения за причиненные вам неудобства, нам необходимо еще несколько минут, чтобы завершить формальное заполнение документов, получить ваши подписи. А после этого мы оставим Ваше судно как можно скорее. И позвольте дать вам рекомендацию: в возможно короткий срок постарайтесь покинуть наш берег и внутренние воды австрийской республики- у нас сегодня очень неспокойно, и еще одно: никогда! никогда не используйте огнестрельного оружия в нашем городе! И доброго вам путешествия, вам и вашей команде!» Когда полиция съехала, Милочка присела на леер борта: «-ну, Валера, докладывай, что здесь было и чего стрелял?»
«-Да, особо рассказывать нечего- стою я вахту, занимаюсь мелкими неотложными хозяйственными делами на палубе, в это время на берегу выстроился десяток легковушек и из них вывалили парни, построились на берегу и давай перекрикиваться со мной: «-Брат, ты откуда?, покажи яхту» Я им: Нет, стоп! А они будто не слышат, галдят и поднимаются по трапу, и только первый ступил на борт, как полез в карман, с берега ему орут команду, я в жизни прошел все: и драки на море и хулиганские общаги вТатарии и в Сибири, и слово «Бей» понимаю на всех языках, и реагирую на него правильно– инстинкт самосохранения!
На этом самом инстинкте я и сорвал с рубки огнетушитель и огрел этого первого по башке без всякого замаха, он ножик выронил, а сам качнулся и рюхнулся прямо в воду, в простенок между бортом и стенкой причала, а я у огнетушителя сорвал ручку и из раструба запенил остальных, кто поднимался по трапу после него, они замешкались- перепугались и встали в пробке на трапе, протирая зенки от пены, а я за эту секунду рванул в рубку, схватил ружьецо, шмальнул из него предупредительный в воздух, а потом ору: « Stop! Next shot korps!», народ на трапе ломанулся обратно на берег затаптывая задних, они же не знали, что у меня только один патрон и убежали к своим тачкам разъезжаться. На смену им приехали полицаи c мигалками. Моего крестника достали из воды холодного, мокрого, грязного и уволокли в свою машину, а со мною устроились на яхте опрашивать и снимать показания– ножик они нашли около сходен и приобщили к делу тоже. А тут и вы подтянулись. Кстати, странные они ребята– по английски знают, по немецки – шпрехают. А по русско-татарски ни бум-бум! И как мы с ними общались? ума не приложу.»
«-Ладно! -завершила беседу капитан,- объявляю осадное положение, дежурим без перерыва, вахты по 6 часов, снимаемся немедленно, к борту никого не подпускать, папа- проверь пожарную помпу на случай нападения, теперь нужно постараться целыми выйти из Вены и дойти до Баварии, а там народ зажиточный и местных словаков с цыганами уже не будет и должно быть спокойно.» Мы пошли в ночь под парусом– беззвучно и без огней, да, это был риск, вдруг кто встречный нас подомнет, но с другой стороны, местным бандосам нас не видно и не слышно. Капитан спустилась в кают-компанию разбираться с погодой и лоцией, а мы с Гошей стояли у штурвала, вглядываясь в ночную темную реку с мостами и проплывающими мимо городскими берегами. Гошка заговорил первым: «- пап, если вдруг, заварушка начнется, ты спускайся вниз и успокаивай и береги мамулю, а я здесь с мужчинами во всем разберусь и чужих мы на яхту не допустим: бранспойт есть, огнетушители есть, ружье, пусть и без патронов, но так, для отстрастки есть, а боксу и рукопашному бою я обучен и за это вам волноваться не стоит, все будет хорошо, до неметчины доберемся, а пока спускайся к мамуле.» Но, Милочка уже поднималась к нам улыбающаяся: «- Все хорошо, из Вены мы уже вышли и с рассветом придем в Германию, а рассвет будет в 4:30, идти осталось 3 часа, а ты Гоша пока подправь паруспод ветер и иди отдыхай в каюте до утра, и дедулю с собой возьми, а ты, милый смотри во все свои четыре глаза и если заметишь судно- включай ходовые огни– пусть уступают паруснику как положено, а у штурвала пока буду я сама, форватер я прочитала хорошо и сонар работает.» Рассветный туман скрывал от нас берега, но бело-зеленую полосатую будку полиции на зеленом пологом фоне в первых лучах поднимающегося солнца заметил вышедший на палубу покурить Кузнецов. К будке Милочка и причалила, парус развернули вдоль ветра, носовую сходню спустили на берег и по ней же спустились к удивленно наблюдавшему за нами толстому ленивому полицейскому, развалившемуся в пластиковом кресле. На переговоры пошли капитан с механиком, боцманом и переводчиком- Гошкой. Рассказали полисмену про нападение на яхту в Украине и в Вене и расспросили его об обстановке в Баварии и где взять патроны к ружью для самозащиты и где на реке можно будет заправить мотор или перекусить. Полисмен все понял и пояснил, что патроны можно будет просить в полицейском управлении на дебаркадере км через 10, там же есть и заправка и кафе. А вообще заправки и кафе на дебаркадерах через каждые два километра по левому берегу Дуная. «И у нас здесь не Австрия– чужих пришлых нет- порядок и все спокойно, никто не хулиганит и в банды не сбивается.»
Успокоенные парламентеры вернулись на борт и капитан скомандовала «–Валера, парус отверни от ветра, папа, заводи машину!» Мотор ревел на полную, винт буравил воду что есть мочи, руль ходил вправо-влево, а яхта едва раскачивалась зависнув носом на грунте берега, Гоша и Валера отталкивались баграми, помогая яхте сняться, но, спас все полисмен, подощедший от своей будки руками подтолкнуть нас. Он еще что то кричал в нашу сторону, наверное лучшие пожелания и долго махал рукой во след, а мы уже шли по форватеру под наполненным ветром парусом и так вот ходко, к обеду разглядели на берегу серый дебаркадер с надписями Дизель и Полиция. Пришвартовались аккуратно и мы втроем дедуля, я и Гошка пошли в полицию попрошайничать патроны. Показали паспорта, привычно рассказали о случаях в Вене и на Украине и попросили у здешнего начальника немного патронов к охотничьему ружью на яхте. Начальник улыбаясь передал нам коробку с патронами, взамен предложив пообещать, что стрелять будем только в воздух для отстрастки, а не в людей или животных. Пришлось обещать и уже от полисмена мы зашли в комнату заправщицы- моложавой улыбчивой немки в фартучке, которая расцвела, обнаружив в своей комнатке двух одинаковых красавцев– высоких щирокоплечих дедулю и Гошу, одного уже белого, второго пока еще темного, но хорошо накачанного, ну и в привесок к ним меня, бородатого. припадающего на палку. Гошка по английски объяснил, что мы путешественники идем из Черного в Северное море и хотели бы заправить дизель, чтобы дойти до следующей заправки и иметь на яхте энергию, навигацию и воду. Девица улыбнулась: «-Gut! Drai hander liter!» Дедуля быстро прикинув сколько у него места в танке рассмеялся и замахал руками: «-Nain, froilein, nain! ,Danke! Только tzvay hander liter!» Настала очередь смеяться немке, она показала на вторую половину комнаты со столами и баром- «Bitte Shohne!» И когда мы уже присели за стол. принесла нам шкворчащую сковородку колбасок с капустой и корзинку булочек, а потом, улыбаясь принесла в одной руке три литровые кружки янтарного Шпатена, я отхлебнув с видом знатока, определил – О! Maybier «-, Ja,Ja! maybier!» Закивала немка и принесла мне вторую. Организмы мы заправили быстро и выпросили с собой на судно оставшуюся корзинку с булочками и колбаски с капустой – это досталось капитану с Валерой на обед и для затравки, что бы ходили с нами вместе на разведку за вкусностями.
Заправщицу отпустившую нам 200 литров солярки и заодно куб питьевой воды капитан Милочка вышедшая из рубки в блестящей фуражке одарила белозубой доброй улыбкой со словами «Danke Shohn, frau!» и щеголевато взяла на прощание под козырек. И уже к обеду под солнцем веселый ветер толкал наш парус по реке в сторону моря. А скучный экипаж слонялся по палубе в ожидании команд боцмана– Валера оказался горазд в отыскании непрекращающихся и обязательных работ для матросов, и благодаря этому яхта сияла и блестела, а экипаж был подтянут и задорен и не маялся хренью безделья. Палуба всегда и во всех местах сияла чистотой и промасленностью лиственничных досок– по ней ходили босиком, якоря, гуськи швартовых, рельсы и полиспасы лебедок, и двери люков не имели следов ржавчины или чистого некрашенного метала. Все концы ровно заплетены и никогда не растрепаны. Аккуратно и требовательно боцман держал команду в строгости и занятости, чтобы ни у кого и секунды не было на размышления или замышление каких то там глупостев. Да и капитан дополняла боцманские задания регулярным обучением подопечных салажат– как еще из них сделаешь матросов? Непрестанным трудом и учебой. Да еще и штормами и бурями, которые ждали нас впереди- в открытом море, а как без этого? Мы экономили горючку- вверх шли под парусом, а днем заряжали аккумуляторы от солнечных батарей. И здесь и сейчас в тишине верхнего течения, мы поняли прелесть воистину прекрасного голубого Дуная и Рейна , с их пологими берегами заросшими садами и виноградниками, которые неожиданно сменялись ущельями с крутыми высокими скалами, где в пятнах зелени таились террасы и расщелины– это было не хуже Кавказа, правда, река в ущельях была скучно спокойна. И эти красоты сдобренные баварским майским пивом в прибрежных кафе, которые действительно попадались нам через каждые пару километров. Все это уговаривало нас задержаться здесь подольше, притормозить и не спешить на холодное море. Но, воля наша крепка, ако булат, а решимость- ей под стать, и мы непреклонно шли и шли на север, причаливая иногда на ночь у дебаркадеров с кафе и заправкой. В одну из кафешек Кузнечик и ушел однажды поиграть в карты и задержался за игрой на ночь. В ответ ранним утром в рубку на подносе пришел завтрак: сковорода колбасок с капустой, яишницей и булочками, а чуть позже девушка из кафе показала нам местный фокус- принесла в руках дюжину полных литровых кружек пива- праздник был полным .И мы долго гадали чем же отдариться доброй девушке, но потом поняли, что главным подарком для нее был бы Кузнецов с его картами, и начали всерьез обсуждать предложение с ним самим. Но, это быстро перешло в шутку. И в обед мы всей командой снова были на реке, правда, без Милочкиного коньячного загашника.
Еще два дня пути и спокойная, окруженная берегами вода реки сменилась бескрайней масляной поверхностью Северного моря и море мы почувствовали сразу по качке, ветер на море дул холодный и бодрый и мы споро шли к намеченной цели– Бергену. Вместо которого нашли во фьорде скучную деревушку без следов фишмаркта и с пустынной набережной цветных ганзейских домиков Брюгге.
«- Как вы говорите? Мидии и китовое мясо? Да у нас их нет последние века, и мы забыли их вкус, как и вкус норвежского вина! Норвегов лишили моря и снабжают теперь мороженой фабричной дрянью– обезжиренными треской да лососем, пригодными на пищу только тролям. и вообще– рыбалку и подсобное хозяйство запретили и никто ничего не делает, но не так уж и страдает – налоги то отменили вовсе! А в новых условиях, когда скандинавский социализм заменили американским конвейерным коммунизмом, мы уже вообще ничего хорошего не имеем и не ждем! Можете представить?- в госпиталях нет медсестер, врачи работают санитарами по ночам!, и норвеги теперь рождаются без лыж на ногах! А в море на платформы привозят замерзших индусов! Да где же это видано, и куда смотрят правители?!! Если этот хаос будет продолжаться, мы вообще останемся без рыбьего жира и овечьих свитеров и вымрем ближайшей зимой от голода и холода, а нашу землю займут индокитайцы. Но ничего!, в университете Бергена сопротивление готовит достойный ответ- вакцину, после которой пекинские утки и цыплята карри вымрут совсем, да и тараканов с саранчой тоже не останется, так что азиятам придется за своими лакомствами бежать обратно на юг!» – так ответил нам случайный прохожий на набережной, пыхтевший из под высокой черной шляпы маленькой прямой трубкой с длинным чубуком и запивавший каждый глоток дыма добрым глотком из карманной фляжки И непонятно было, что же он чем запивает и закусывает: водку дымом или наоборот? И еще прохожий рассказал, что здесь теперь не любят приезжих и рыбачащих во фьордах, потому что после них остается пустыня. Мы все поняли с полуслова, и тут же отчалили, а проходя по фьорду вознамерились дозаправиться у берегового дебаркадера, где сонный толстомордый рыжий викинг попытался плюнуть на наши деньги удивившись «– с чего ему надо заправлять проезжих?» Так мы и двинули дальше, в сторону моря и Флома. В старым знакомом Фломе мы надеялись заправиться и перекусить свежей рыбкой, но, облом нас ожидал и в этой маленькой деревушке. «-Nein» только и отвечала улыбаясь на все наши вопросы белесая крепенькая конопушистая заправщица, которая, оказывается, сносно изъяснялась на инглише и смогла объяснить нам, что заправка яхт не входит в перечень повседневных потребностей человека, а обеспечивать потребности в Норвегии могут только зарегистрированные жители по специальным картам. Чуть дальше на берегу нам повстречался добрый железнодорожник в зеленом, не по сезону шерстяном мундире, который завел нас в станционный буфет, напоил черным кофием с кашей и пока мы завтракали принес нам на прощание пару коробок с пищевыми наборами, так мы и отвалили от Флома не получив горючки– хорошо, хоть запасы, съэкономленные ранее у нас оставались, пресной водой мы заправились на одном из здешних диких водопадов. По пути подцепили на Гошкин крючок здоровенного пресного лосося, который унялся только в Валерином сачке и в камбузе, после разряда электричества, хотя, говорят, люди от таких разрядов оживают…. Лосось всем доставил црадость: капитан любовно по-сибирски запорола его, Валера улыбаясь мариновал в масле с солью и сахарком, а довольный дедуля подкапчивал на береговых ветках и шишках. Теперь по утрам мы баловались свежекопченой нарезкой с хлебом и чаем вместо обыденной овсянки, которую капитан, пользуясь своей властью, запретила готовить. Но капитан не только терроризировала команду своими пищевыми предпочтениями, она еще и баловала нас иногда хорошими вестями. Такой вестью был прогноз хорошей солнечной спокойной погоды на ближайшие три дня и завтрашний переход к Британии для пополнения запасов. Кузнечика не очень радовал выход из фьордов «–Будто дома побывали, скажи, похоже на Аше»? Спрашивал он меня любуясь дикими скалами и покуривая около рубки И теперь уже, заправленные драгоценной минеральной водой Восс, с хорошей осадкой мы смело вышли в море в сторону Британии– прогноз погоды обещал тихое море и умеренный попутный ветер, так оно и получилось, что за день пути, даже не успев укачаться или продрогнуть мы швартовались в порту Эдинбурга и вечером бродили по узким булыжным улицам этого прекрасного древнего, кажущегося по рыцарски суровым города. В центральной местной гостинице Лев и Корона, веселые шотландские ребята были рады путникам и доказали это мягким ночлегом и сытным ужином– бараний бок с кашей, пиво да виски блаженствовали нас и требовали продолжения банкета, за которым, как и положено в чужом городе, команда намеревалась отправиться в припортовую таверну. Правда, капитан приберегла для нас особое мнение, взревев басом: «-А собирать вас по по кускам по здешним закоулочкам я завтра одна буду?, или вообще прикажете без вас отваливать?» бас нас не подстегнул, а напротив, охладил, и мы дрыхли без всяких забот и дурных мыслей о завтрашнем море, а утром нас провожало яркое солнце сделавшее древний мрачный город и его громадный каменный замок со скалой на удивление светлым и легким, а может это просто выданные нам в дорогу продуктовые наборы, и запас сигарет и скотча грели нас? Отваливали мы рано утром и в полном составе, нагруженные местными продуктовыми наборами с овсянкой, беконом, Пивом, виски и сигаретами. На виски капитан, с ее сухим законом, временно прикрыла глаза. Как бы там ни было, но спиртовый скотч и хорошие сигареты вопреки законам природы не разожгли, но притушили пламя недовольства капитаном, которая сама принимала решение завернуть во фьорды и в Британию, да потерять на этом неделю теплых сытных баварских деньков. Но, это недовольство капитан легко гасила заботами о экипаже и небольшими радостями. Так что ее психологические навыки помогли избежать бунта на корабле и перехода команды в ряды пиратов. Путь домой в Европу был теплым и спокойным, хотя нас и пытался перехватить серый военный корвет голландской береговой охраны– они охраняли материк от беженцев с Британии. Из Европы домой в Африку, где иссякли восстания и боевые действия, валили непривычные к холодному климату и дурному быту арабы и негры, надеявшиеся восстановить брошенные жилища, нормально обустроиться на родине, и успеть занять побольше территории, домов и благ, пока остальные не набежали. Тем более, туда обещают возить дармовую еду. Европейские же бюрократы, опасаясь транспортных коллапсов и давки намеревались этот поток организовать, выставив всюду кордоны.
Голандский офицер почитав наши документы и поняв что мы просто путешествуем и организовывать нас не надо, взял под козырек. буркнув «Бон вояже!», прохрипел что то в рацию и ушел с командой на шлюпку до корвета, посоветовав на прощание далеко от берега не отходить, чтобы не утащило в океан, отсыпал Кузнечику горсть трубочного табака и пожелал хорошего скольжения. А пока голландцы отвлеклись на нас, мимо незамеченным проскочил баркас из Плимута, в трюме с рыбой которого мерзли три эритрейских рыбака-беженца из сытой Англии.
Так мы к вечеру и доскользили до Довиля в котором Милочка обещала нам царский рыбный ужин– местечко в Довиле она знала. В марину мы входили вечером, под закатным солнцем. и в этой идилии мы тут же вляпались в ничем не прикрытую сцену рассовой неприязни к белым туристам. Подходя к марине капитан по рации забронировала суточную стоянку с гостиницей, а здешние верткие негро-арабы с жгучими неприязненными глазами, морщась от нашего вида заломили такую цену за суточную стоянку, что никаких наших запасов евро и долларов не хватало, и веселый местный серолицый парень подзуживал нас– выгребайте всё– это нигде больше не пригодится– деньги уже отменили, а если не хотите платить, я позову ажанов, с ними и будете разбираться. Ажаны оказались как на подбор фиолетовыми угреватыми здоровыми неграми и наши документы им естественно не понравились, так что решить все вопросы они предложили у них в дежурке. Валера вмешался вовремя: «- капитан, дайте мне шесть новых соток баксов и я с ними договорюсь!» Как он потом рассказал– изъяснялся с ажанами он в основном по татарски и объяснил им, что вся наша команда сплошные Бены Франклины- вот наши паспорта– возьмите их на проверку, и ашаны уговорились при условии, что мы не задерживаясь быстро сбежим. И пока ашаны разбирались с нами в портовой администрации, к причалу под покровом сумерек приткнулся британский рыбацкий баркас и из его трюма на берег перебежали мгновенно забившись в кузов трака- рефрижератора три темные и так уже промерзшие фигуры эритрийских рыбаков.
После освобождения, обидевшаяся капитан объявила решение: «идем без остановок до Гибралтара, а потом на Лазурку, и никаких возвращений напрямую по каналам!» Но, в Бордо капитан однако зашла: «– только для того, чтобы показать вам, ребята настоящие французские рестораны и побаловать хорошей кухней, согласны?» Отказываться от еды дураков не бывает и команда провела ночь в каботаже вдоль атлантического побережья негостеприимной Франции, не слишком сытая или там расслабившаяся в чужой роскоши. Но, в предвкушении чего то особого, и это особое нас дождалось завтра– это были обычные булочки на разминку в бордосском ресторанчике: вроде ничего такого– просто хлеб, но пышный, мягкий и хрустящий одновременно, а из чего они делают масло для намазки? И все это было так хорошо, что ресторанного мяса казалось уже и не хочется, и я мужественно уминал все. Запивая, естественно, местным красным под соболезнующую улыбку маленького кругленького ресторанного шефа «– дескать как, вкусно?» «Пойдет!»- Отвечал я едва прожевывая. Капитан с дедулей и Гошкой охрененно культурно и красиво налегали на рыбку с морскими гадами, запивая это местным хрустким белым и иногда, отрываясь, цокали языком подчеркивая вкусность. И эти хрустящие скатерти и изысканная посуда нам нравились. Хотя, судя по лицам официантов, радость не была взаимной, а еда была не хуже домашней или судовой- Валериной, и это радовало. Повар улыбался и рассказывал что «сам он не из Бордо– из Баскии, а карту ему ставила бабушка жены на традиционной местной домашней кухне, так, вместе, у них и получилось чУдное заведение и пока в ходу еще были деньги, отбоя от посетителей у них не было, и только последние пару месяцев они смогли раздышаться и жить и работать не в постоянном цейтноте, а размеренно и неспеша.
И он соберет нам в дорогу запас еды и вина с собственной винарни- уж очень необычны и отважны для него мы– белая команда в путешествии вокруг Европы – это его давняя мечта. А еще он мечтал сходить в Индийский океан к той, индуистской кухне, но теперь, ресторан, дом и возраст не отпускают.» «-Нет проблем! Выбирайся на поезде через Париж, Берлин в Москву, а дальше – вот тебе наша визитка и уже из Черного моря попробуем все вместе мотнуться в Индию– там это близко!» «А пока, если хочешь, пошли для тренировки с нами, мы тебя высадим на Лазурке, оттуда вернешься домой поездом через Лион, там и отъешься громадными калорийными Лионскими блюдами- всё развлечение, и для профессиональной практики польза.»
Спалось нам на земле, при открытых окнах в сад, несказанно хорошо и продолжения банкета в ближнем бурлеске с местными мамзелями не требовалось. И это было правильно, хоть бы и для поддержания семейного спокойствия. Правда, дедулю мы все вместе подзуживали пойти разведать чего там такого нового появилось у француженок, и готовы были ради поддержки и сопровождения его, отложить ненадолго нормы семейной нравственности. Утром на причал к борту яхты подрулил пикапчик с яркой брюнеткой за рулем. Вчерашний повар выгрузил из кузова прямо на причал стопку коробок и ящиков с припасами в дорогу, так у нас и появился недостающий седьмой член экипажа, записанный в судовую роль как кок, и получивший спальное место на рундучке в кают-компании. Ему все вокруг было ему интересно, и оАнри застывал, любуясь каждой мелочью, что на яхте, что вокруг. Да и как иначе, если низкий борт нашего судна в океанской безбрежности казалось, погружал тебя в воду по самые уши, а легкая вертикальная качка подзуживала к детской игре с волнами– подпрыгивать с ними в такт, будто бы из-за этого меньше укачивает. Но, вид подпрыгивающего беззаботного бездельника Анри смущал боцмана и он без стеснения напоминал коку, что камбуз ждет его, а экипаж ждет еды. «O, paz probleme, у меня все уже готово, останется только разогреть!» отвечал не отрываясь от занятия хитрющий француз, привезший с собой все почти готовое и полуфабрикатное. И Валера, ходивший в море на крупных судах, прекрасно понимал ощущения Анри. Если вы путешествовали по морю на корабле, вы помните вид с палубы сверху- на бескрайние красоты водного простора в барашках волн, которые лишь намекают о качке, потому что элефантскую тушу такого судна не раскачать никому кроме дикого в своей мощи океанского урагана. Совсем другое море с низкого борта яхты, когда кажется, что ты дошел уже до края мола и погрузился весь в эту бесконечность воды и весь отдан ей- это и есть ощущение пророка, гуляющего по морю ако по суху.
И барашки волн ощущаются здесь совсем иначе! - они покачивают и баюкают тебя словно младенца в детской колыбельке. Не это ли ощущение возврата в безмятежность так тянет нас на яхту ?
А морские закаты и восходы на яхте почти не отличаются от вечеров в бескрайних полях Прованса или русской средней полосы: то же громадное багряное солнце. Правда, на яхте светящаяся золотая дорожка добегает прямо до ваших ног и переливается, зазывая вас прогуляться по ее мосту брошенному на воду к вам лично!
А гомон и беспрестанные крики вечно голодных чаек! о как гармонирует он с шелестом разрезаемой форштевнем воды и молчаливым скольжением яхты под хлопки паруса.
Так и дошли мы до Гибраалтара– этой скалы, усыпанной скворечниками жилищ,. Анри был огорчен тем что прозевал Геркулесовы столбы, но капитан обещала показать их ему чуть позже. Швартовка в британском Гибралтаре дала нам немного горючего, сигарет и виски. Но, задерживаться здесь мы не стали– вперед! На Монте Карло! Опасаясь встречных судов капитан поставила яхту на автопилот включив все системы безопасности и оповещения собрала команду в кают-компании для разговора: «–У нас остался последний суточный переход до Лазурки. Предупреждаю сразу– там все ужасно дорого и мы там долго стоять не будем, по казино, ресторанам и гостиницам не пойдем, так просто, сойдем на берег размяться, отправим Анри, и пойдем домой без отдыха, согласны? Возражений не услышала, значит согласны!» Капитан ошибалась не только в том, что команда согласна не отдыхать в Каннах, но и в своих опасениях встречных судов– Медитерания будто вымерла и движения по нему не было, поэтому можно было как в пустыне не опасаясь никого выделывать по ветру любые пируэты и зигзаги, лишь бы только соблюдать направление движения к цели, чем я и занимался за штурвалом, а Анри, стоя у борта счастливо улыбался, Кузнечик тоже был доволен пристроившись с сигаретой на баке, подставляя усы ветру. В бухту Ниццы вошли утром и спокойно получили у администрации порта точку постановки якоря– бухта была пуста и мы оказались здесь единственной яхтой. На берег тендерились нашей резинкой с подвесным электромотором. Круазетт также оказалась пустынной– отели и казино закрыты, а на набережной под пальмами сидели на ящичках черные да белые опрятно одетые нищие, попрошайничающие друг у друга хоть чего-нибудь. Одной белой паре я поднес парочку своих сигар. «О, люминий, уважаю!» отреагировал на тубу длинолицый пучеглазый изящно небритый взрослый мужчина, крепко сутулый даже сидя на ящике. Он достал сигару что бы понюхать и сказать спасибо. Сидевшая подле него пышноволосая худая очкастая девица рассмотрев бант сигары категорично потребовала: «– Олег, видишь, брюлики! это моё- отдай щасже!» Ладно, Ксюха! Отстань, сигары- мужские игрушки- для тебя крепко будет!» Дальше они уже лаялись на матерном русском и их крики с визгами еще долго провожали нас в прогулке по берегу, пока мы не дошли до следующего белого нищего на ящичке под пальмой, он морщась извинился за парочку «– эти постоянно так, и хорошо, хоть не черная конкуренция, и не режутся и не стреляют, а дерьма здесь хватает- представляете, во что превратили Лазурку? И Круазетт пора переименовывать в Les Milliаrder russes– здесь теперь обычно сидят наши,- вон чуть дальше сидят с женами бывшие сталь и банки с медиа, поздоровайтесь с ними, ладно? Кстати, ребята, сигареткой угостите?» Кузнечик сказал –Ща!, смотался на лодке к яхте и привез мужчине пачку британских сигарет и пузырь скотча. «Хорошая у вас лодочка, -похвалил мужчина-, моя там же стояла, только чуточку длинее этой. Кстати,– будьте осторожнее– здесь полно боевых пловцов и яхты обносят в секунду, А вы откуда ребята?» и услышав что из Москвы и с Сибири, расчувствовался и признался, что сам из нефтяников, а вот теперь приходится мучиться здесь в роскоши, спать под забором с черными и делиться с ними выручкой. Хотя какая тут выручка? Так и сшибаем хоть что-нибудь друг у друга: Мы у черных, те у нас– русских биллионеров. И ещё, будете дома, поставьте там свечку за здравие раба божьего Геннадия. И счастливого вам пути домой, и не задерживайтесь здесь, а то вон те- в конце набережной, вас уже пасут, видите?» Трижды повторять нам не надо– воробьи мы уже стрелянные, и вороны пуганные, поэтому в резинке оказались в мгновение ока, Анри пытался прощаться и желать нам доброго вояжа, но капитан жестко оборвала его излияния: «-Ты чего еще удумал, ты в экипаже и капитан тебя на берег не списал, так что вперед– на судно!» И уже выйдя из бухты Монако, капитан собрала команду в кают- компании для важного сообщения, в первую голову адресованного понурившемуся французу.
«-Ребята, мы в двух шагах от Суэца и будет просто глупо не зайти отюда в Красное море и не проведать родной Шарм, а потом уже не завезти Анри в Индию, когда еще такой шанс представится? Так что в ближайшие сутки пересекаем море и там еще денек до Шарма и потом уже неделю до Цейлона и обратно в Суэц. Поэтому, приключение продолжается! Радуйтесь и готовьтесь! Анри, если не хочешь в Индию– говори сейчас, пока не поздно развернуться и высадить!» Анри не стал нас задерживать и остался.
В Суэцкий канал мы вошли легко и назавтра уже шарахались от встречных супертанкеров среди песков пустыни, эти громады не замечали таких букашек как мы и не заметили бы даже переехав нас поперек. Вздохнуть легко мы смогли уже выйдя в море, маршрут у себя на плоттере проложила капитан и скинула его на экран в рубку, мое дело рулевого было только увиливать от встречных и примерно придерживаться курса, используя попутный ветерок. Форма и поведение экипажа после ухода из Европы изменились– теперь они ходили в рубашках с длинными рукавами и шляпах, и прятались от солнца в тени парусов. В Шарме мы встали на боновой плавучей стоянке напротив Хайятта и ночевали в отеле, оставив на яхте Анри. После изнурительной жары Красного моря команда радовалась кондишенной прохладе отельного холла и льду в бокалах коктейлей– «вот это мы не учли на яхточке: кондишна и морозилки льда – посожалел дедуля,- ну ладно, в машине хоть печка для Сибири есть и это мы предусмотрели, молодцы!»
Но, молодцом оказался как раз я, когда через три дня плавания умудрился в последнюю секунду увернуться от наезжавшего прямо на нас высокого форштевня военного судна в Индийском океане, хотя до этого сам же это судно прозевал– оно валило наперерез нам слева, а слева я ничего не воспринимаю после инсульта– все что слева представляется мне никчемной ничего не значащей пустотой, и я об этом уже предупреждал капитана, когда она оставляла меня одного на вахте за штурвалом, и это вынуждало меня вовсю вертеть головой, чтобы контролировать все что происходит справа от меня, а потом опять справа, после поворота головы. Военные открыли у судна люк на уровне нашей палубы и высунувшийся из этого люка офицер в белой форме через мегафон пригласил нас пришвартоваться и зайти в гости на чашку чаю. Зашли, присели, пьем чай и слушаем ультиматум.
«-Господа, вынужден вас огорчить, вы находитесь в зоне закрытой для навигации и от имени администрации объединенной Земли, я обязан потребовать от вас развернуться и удалиться из запретной зоны, кстати, если у вас сложности с горючим– мы можем помочь вам и горючкой и продуктами и водой».
«Нет, спасибо, а можете пояснить- что происходит, и что это за запретная зона?»
«-Если вы давно в плавании, то наверное уже застали дома новую экономическую безвалютную политику, при которой каждый житель Земли обязан трудиться на всеобщее благо, но бесплатно. К сожалению, некоторые неправильно эту политику восприняли и работать отказывались, и этих некоторых пришлось изолировать от общества– их вывезли жить в райский уголок, на остров Цейлон и обещали им здесь постоянную поддержку и пищу, но, что в ответ? Они, видите-ли затаили обиду на остальное человечество и начали строить здесь ракеты для бомбардировки благополучных районов богатой, как они считают, зажравшейся Европы и хитроумного Израиля, и вот, чтобы не позволить им этого, и лишить их ресурсов для строительства, принято решение о полной их изоляции, и запрещении доступа на Цейлон любого типа кораблей. Ведь там же собрались воодушевленные общей негативной идеей умы, головы и руки. И они из литра бензина и деталей лодочного мотора соорудят такую ФАУ, что большому европейскому городу мало не покажется. Поэтому, господа, извините, но, разворачивайтесь и счастливого пути домой! А Цейлон жалко– это действительно был рай.»
-Еще пара дней пути и мы покинули океан, аккуратно пробрались в Красное море, и стоило войти в него, на нас вопреки всем прогнозам обрушился ураган: водяные валы шли друг за другом и перекидывали нашу яхточку друг-другу как скорлупку, ветер срывал с верхушек валов водяную пенную пургу и сдувал нас с палубы, хорошо, что паруса мы успели убрать. И с ветром нам повезло тоже – он дул навстречу волнам и мы могли идти как положено, разрезая волны под одним штормовым рифом, а иначе нас бы уже давно положило на бок и притопило, но, вся команда включая Анри пыталась держать парус по ветру, чтобы идти навстречу волне. Обычно, беда одной не бывает и только шторма для нас сегодня видимо посчитали мало, так что на помощь ему примчалась песчано- пыльная буря– видимость стала никакая, даже солнце пропало, а промокшую от шторма палубу с надстройками и парусом мгновенно облепил песок и он оседал толстой крепкой коркой, такой, что катящиеся через нас волны не смывали песок за борт, а только утяжеляли его, и дело было за малым, дождаться, когда масса песка превысит массу самой яхты и мы опрокинемся на бок– не зря Красное море считается опасным для мореплавания районом, и главное развлечение дайверов здесь– спуск на затонувшие суда, но, мы превращать себя в объект развлечения не хотели, так что вся команда кроме меня, прикованного к штурвалу, вооружилась скребками и ножами и одной рукой держалась чтобы не смыло и не выбросило за борт, а другой скребла и отдирала этот поганый песок, выбрасывая его кусками и жменями за борт, а он тут же прилетал и оседал на очищенные места снова, и эта борьба с песчаными отложениями казалась бесконечной, как и шторм. Капитан пришла ко мне в рубку– «надо искать бухту на берегу и зайти в нее чтобы укрыться, иначе -капец!» Скалистый берег, мимо которого мы шли был весь прорезан ущельями– фьордами- образующими те самые бухты, но вот войти в это ущелье под приличной боковой волной, занятие не из простых, надо же знать куда идти и подгадать заход в прогалке между парой волн, что бы не выкинуло на камни и рифы, да еще и в условиях никакой видимости…Так и шли мы потихоньку на моторе, по карте изучая берег и подгадывая нужный момент, чтобы шмыгнуть в бухту, при этом нам не давали права выбора: нам нельзя было выжидать- яхту потопит песок, и нельзя было действовать– яхту разобьет шторм, поэтому выбор сделали за нас: Вдруг, будто мираж, перед нами возникло нечто большое черное, на его фоне у нас на носу пригибались три человечьи фигуры, вертевшиеся у якорной лебедки, а в рубку ввалился мокрый черный парень: «-Good Afternoon, Lady and Gentelman! Master, Don’t Worry! Its OK! I’m is Friend! We are bоuksirring You, You helping us, Аnd one more- My name is Mohammed,!» И мы действительно почувствовали чужую тягу и наша забота была лишь довериться этой силе и подруливать за ней. В ущелье мы зашли как по нотам, и через минуту уже были в спокойной тихой бухточке позади рыболовного траулера с мощной кормовой лебедкой и сплитом как раз для нашего подъема. Наш спаситель сходил на нос, сбросил канат крепивший нас к траулеру и потом уже на приличном английском поздравил с чудесным спасением и предложил располагаться в любом месте бухты– здесь тихо и глубины приличные, а завтра мы с вами продолжим беседу.
Утром Мохаммед пришел к нам в гости, принес в пальмовом листе козьего сыра, и с ним пакет кофейных зерен- это от моих коз- они сами собирали- вот, посмотрите на них и он достал цветное фото, где на склоне скалистого холма среди зелено- красных деревьев бродило козье стадо, а некоторые самые активные козы расположились на деревьях отставив влево задние копыта и вытянув вверх правые передние, причем козы явно позировали, обнажив коричневые клыки и вывалив на бок розовые языки. "-А сейчас, пойдемте на берег, я вам кое что покажу, здесь близко!" и он повел нас по расщелине меж скал вверх на гору. Мы шли осторожно, оглядываясь на яхту сторожить которую остался Анри, и на всякий случай опасаясь подвоха. На вершине скалы, там, где она переходила в плоскую пологую степь, стоял монумент красного гранита, на котором покоился черный отполированный бюст с развесистыми губами и крупным носом в обрамлении густых бакенбард под курчавыми волосами. На постаменте красовалась красная звезда с серпом и молотом в окружении пышного венка , и под ними золотые Русские буквы "Знак благодарности за поддержку и помощь советскому народу и в память о великом эфиопо-русском поэте Алексе Каннибаляне- Пушкине." Прямо за ним на таком же постаменте стояла черная же лысая и бородатая голова негроидного Ильича и за нею вдаль уходила вереница красных гранитных крестов с распятыми на них черными сухопарыми фигурами. "-Это у вас что- аллея славы?"
"-Нет, это тропа народа и наших коз. И хотя у нас большинство мусульман и капиталистов, Ленина и Исусов никто не трогает»: "Я памятник себе воздвиг нерукотворный, к нему не зарастет народная тропа -это мы еще в школе учили! И еще «-Будь я эфиопом преклонных годов и то без улыбки и лени, я русский бы вызубрил только за то, что им проповедовал Ленин!- мы это тоже в школе учили и учителя у нас были из Москвы!» «Кстати, у вас АК с собою есть? Я бы дал хорошую цену! И пока солнце еще не печет, давайте сходим ко мне домой– мама хотела бы увидеть белых путешественников – она до сих пор не верит мне, что белых бывает много, идти недалеко, пойдемте, я вам сварю настоящее свежее кофе.»
Дом Мохаммеда стоял около пригорка, на краю рощицы с кофейными и оливковыми деревьями. Дом был нищей мазанкой из глины с песком, армированной ветками, дыры окон закрывали большие пластиковые пакеты с надписью Tesсo. А вместо крыши был натянут громадный рекламный плакат, поэтому с потолка нас в упор разглядывала громадная белая красотка в белье с английскими надписями, стены и земляной пол в доме были выкрашены буро- красным корабельным суриком. Мохаммед пояснил, что он покрасил стены только убирая запах навоза, который подмешивали в глину для укрепления, а потом, когда стены высохли- они так воняли, что лучше было их закрасить, а соседи злословили, что я богат, и украшаю дом по европейски, после того как вернулся из Англии. Так ты и там был? «-Да, у нас давно уже принято- мужчина обязан любыми возможностями отправиться в Европу и я тоже уехал туда.»
«-Ага, понимаю, люди с Востока стремятся попасть в Европу– заработать денег для семьи, научиться новым знаниям и навыкам, познакомиться с Западной культурой и бытом», поддержала капитан.
«Нет, что вы! Какие там деньги- все хорошие работы заняты своими, да и чему у них учиться?– там сплошные заводы и конторы, которых здесь нет, а культура Эфиопии еще древнее европейской, А их женщины – тощие и мерзкие- меня однажды сводили в дансинг в Плимуте и моя подруга обещала станцевать хеликоптер- если бы она так танцевала здесь, у нас, ее бы сразу выкинули вон за глумление над африканской культурой! Да и зачем мне их быт с холодом кондишнов, да ваннами с идиотскими унитазами– за год жизни в Англии я ни разу человечески не искупался, и ни разу не опорожнил желудок, извините– там все так неудобно и неприспособленно для человека, что страшно становится– неужели это и есть будущее? Поэтому. мы все, переселенцы и движемся в Европу, не за деньгами, или благами фальшивой цивилизации. А для того, чтобы принести в ту часть мира наш- нормальный образ жизни и наши привычки. Старики и мудрецы давно уже учат нас: цивилизация и культура должны быть агрессивными и обязаны занимать пустоты в окружении, иначе, эти пустоты займут враги! Именно с этим напутствием я и поехал в Британию и хотел чуть позже привезти за собой семью и друзей. Но, друзья приехали, пожили со мною год, поработали рыбаками в Северном море и решили, что лучше уже нам всем вернуться домой, пока не заболели и не умерли на чужбине от холода. Так мы и бежали на баркасе из Англии и пока переплывали пролив видели близко ваш парус с надписью шоколада Милка, а потом уже, в порту в Европе тоже видели вас же, и вчера удивились увидев как вы в шторм ищете проход к берегу и поняли, что это знамение и вам надо помочь. Дома у меня с друзьями все хорошо: климат здесь отличный, стадо растет и работает, запасы кофе множатся, а после войны от эфиопов здесь остался советский траулер и цистерна солярки для мотора и мы можем выйти в море, но обычно в хорошую погоду. Вчера была редкая здесь буря, когда в море никто не выходит, а мы пошли на рыбалку, потому что буря сгоняет донную рыбу наверх, и ее можно поймать, так что вам здорово повезло попасть нам на глаза в этот шторм. Но нам, местным, здесь не везет- сегодняшняя политика такая глупая– у меня растет запас кофе, и это хорошо, но продать его я никому не могу– деньги отменили, я с друзьями ловлю много рыбы и это хорошо– можно отвезти ее на базар или в смаркет, но никто эту рыбу не покупает– деньги отменили, и я казалось бы богатый человек, но у меня нет ничего, кроме моих коз с кофе и добытой рыбы, а то что дармовую пищу нам сбрасывают с самолетов никого не радует- за этими ящиками с пищей давка и драки со стрельбой. Так что, в итоге все достается бандитам на пикапах с пулеметами и собачьими головами. Этих людей с песьими головами в наших краях не было уже много тысяч лет, еще до прихода фараонов, а теперь вновь появились и это дурное предзнаменование.
Но, извините, я заболтал вас грустным, вот уже мама принесла свежий кофе– попробуйте, он настоящий, а потом я провожу вас на яхту и помогу заправиться– вам нужен дизель?» «-Да, конечно, и спасибо тебе, друг Мохаммед!» На яхте нас встретил взволнованный француз, встретил и набросился на Мохаммеда «– это ты с друзьями специально подстроил?» Мохаммед, казалось, ничего не понимал. «-Стоило вам скрыться в расщелине,- рассказывал Анри- к яхте причалила лодка с вчерашними приятелями Мохаммеда, они объявили, что наша яхта арестована фронтом освобождения Эритреи, И на мои протесты объяснили, что это бакшиш за вчерашнее спасение. Ладно, мне то что делать? Один спустился в машину и пытался ее завести, но, не смог, а второй, его звали Абу, разговаривал со мной, и можете представить– здесь, в глуши, на чистом французском! Узнал что я кок, и потребовал еды для него и напарника. Новым хозяевам отказывать не будешь, пока в рабство не продали. Так что я спустился в камбуз, разогрел домашнее жаркое с булочками, приготовил пару чаю и вынес на палубу захватчикам, они налетели и сожрали все мгновенно, а потом уже, после чаю спросили – а что это, такое вкусное? Я объяснил, что жаркое по домашнему из Бордо. «А из чего готовишь? Научи и нас» «Овощи, травы, перец и тушеная свинина». «- Как свинина, не может быть, что так вкусно!» «-Честное слово, просто продукты отличные и, я хорошо готовлю!» Тут моим захватчикам стало плохо, вы когда- нибудь видели побледневшего негра? Так вот, эти побледнели синхронно, и также парой перегнулись блевать через борт, будто я их отравил, а после этого попрыгали в свою лодку и отвалили на берег не прощаясь.»
Мохаммед долго смеялся «– извините моих друзей – они безобидные, но попали под влияние молодого поколения местных революционеров– мусульман, и Анри молодец– накормить их грязным мясом!, да над ними вся деревня теперь смеется, а они штаны смогут одеть только через неделю!»
К вечеру мы заправились- канистрами переносили литров двести солярки из цистерны на берегу в танк яхты и подарив на прощание Мохаммеду толстую книгу моего любимого Гаршина на русском, и бутылку скотча, распрощались с новым африканским другом, который посоветовал нам быть настороже- в округе еще промышляют сомалийские пираты. Вышли в море взяв курс на Север- подальше от Сомали, в сторону далекой Родины. В Шарм больше не заходили, пришли напрямую в Суэц, а там уже договорились с капитаном контейнеровоза принять на борт Анри до Марселя. Распрощались с французом, пообещав встречаться снова или у нас в Туапсе или у него в Бордо, сфотографировались всей командой на прощание и пошли домой- домой!. Анри прощаясь прослезился и признался, что «-Он скорее не француз, а испанец-баск, и когда увидел нас в своем ресторанчике понял, что мы для него знак свыше, как и все русское для испанцев, и он благодарен нам за поход к Индии, пусть и неудачный. - Все в руках провидения Господнего, а мы его добрый инструмент!» Капитан просила псевдофранцуза «оставить предрассудки, и больше работать над собой и доставлять радость окружающим. Потому что, иначе, знаком свыше, спасшим нас окажутся и наши встречи с эритрейцами на ЛаМанше и в Довиле, и то, что мы пригласили с собою в поход самого Анри.» Анри просил, как говорят французы «не путать подношения Бога с пашотом– одно дело знамение, и совсем другое – то решение, и тот путь, который вы сами принимаете! И именно вы сами улавливали русской душой знамение, и приняли по нему решение. За это чутье и решительность я вас и люблю!»
Мы настолько уже соскучились по своим, домашним, что не стали зависать в Стамбуле с его колбасками кокореч на улице и жареной рыбкой в береговых ресторанчиках, а просто проскочили Боспор насквозь и вывалили в родное Черное море. Здесь капитан отпустила вожжи единовластия и собрала команду посоветоваться: «как идем?– вдоль берегов, безопасно, но долго– примерно две недели, или напрямую пересекаем море с опасностью штормов, но быстро, за неделю– решать вам, я приму и исполню любой ваш выбор.» Единогласно решили идти прямо, видимо тоска по дому была уже так сильна, что заглушала память об ужасе шторма, застигшего нас в Красном море.
Нам, как мы и надеялись, повезло- осеннее море было бархатным и тихим, легкий ветерок для паруса проснулся вовремя и в нужную сторону, и через пару дней где то в середине моря, капитан включила все системы безопасности и собрала команду на корме, для сеанса группового психоанализа- чего зря терять время? Первым делом, она объяснила, что чем честнее мы будем сами перед собой, тем лучший эффект будет от собраний.
Мои излияния привели к простому пониманию, что больше всего я подвержен древнему страху.. И этот мой страх обусловлен нормальным инстинктом– страх высоты или падения с высоты собственного роста; и от этого все мои сегодняшние тормоза и осторожности, борющиеся с другой моей страстью к основательности- все в жизни я принимал и делал сразу и навсегда. Я не могу отменять принятого однажды решения. В качестве примера: юношеская еще страсть и тяга к горам, башням и высоте, и, одновременно боязнь высоты.
А второй, убийственный пример– утренняя гимнастика до упора, который обернулся инсультом.
Да и мое предложение с новой экономполитикой тоже не от большого ума, а скорее от давней неприязни. «Ты чего то попутал, Серега!– ты пошел по самому легкому пути и предложил вообще отменить деньги, вместо того, что бы взять их под контроль, и организовать управление ими и их движением. Потому что ты неприязненно к деньгам относишься, или боишься, так же как и высоты, да может, боишься не самих денег, а их дурного воздействия на людей и тебя самого. И это понятно: социалистическое воспитание наложилось на экономический институт- еще там ты объелся монетаризмом и деньгами, а потом уже в нефтянке, управляя крупными потоками проходящими мимо, ты просто отравился деньгами и обзавелся аллергией на них. Так что дальше у тебя остался простейший выбор– деньги зло и их надо запретить, а то, что у любого зла есть еще и противоядие и достоинства, ты попросту не подумал, и вместе с мыльной водой выплеснул из ванночки чистого ребенка.»
Кузнечика же тормозит другое противоречие– что он, с его стремлением ко всеобщей честности и дружелюбности, доживет до скучной обыденной жизни беспросветной и безвыходной, и это ожидание старости и немощности, когда он не сможет легко относиться к жизни и быть радостным для окружающих, и радоваться жизни с ними, настигало и грызло его поедом.
Гошка тоже пояснил главный свой раздражитель– несправедливость, которая прет отовсюду и ото всех, судьба ему многого недодает, хотя сам он готов на многое и даже много большее, а получается, что уже совсем скоро он станет таким же, как большинство взрослых вокруг, и многое чего не успеет сделать и испытать. Потому что главная несправедливость жизни- сама жизнь: пока ты еще молод и способен все хлебать большой ложкой и рот твой свеж и открыт всему и перевариваешь ты все на лету. На все это у тебя пока нет ни денег, ни умения их зарабатывать; Зато потом, когда тебе уже особо ничего и не хочется и здоровья на многое не будет, деньги и все на свете так и прет к тебе и переваривать все это ты уже не готов и не в состоянии. И чем дальше ты движешься в неизвестность по оси времени, тем мощнее выпирает экспонента несправедливости.
И так, каждый из нас с помощью коллектива и капитана искал источники своих проблем– вымышленных или реальных. Эти источники зачастую соответствовали непонятным страхам отважных и смелых мужчин из нашего экипажа. Но страхи эти по объяснению капитана и психолога Милочки не были обидными или позорными. Потому что, именно страх и инстинктивная осторожность оберегает человека от дурных решений или поступков и останавливает его от критического шага. А по мнению отцов психоанализа и самого Зигмунда Фройда, именно страхи человеческие определяют нашу жизнь и судьбу.
Через расчетную неделю на горизонте встали горы, и мы заметили чаек. А на моем сотовом проснулась антенна, и я смог набрать Колю Горобенко, он откликнулся почти сразу, и голос его был радостным и взволнованным. «-Серега! Ты откуда, и что с тобой? Ты знаешь, у нас уже осень!, а вы ушли еще весной и вас здесь потеряли! Как вы там, все живы, и когда вернетесь?»
.«-Коляша, уже скоро– сможешь нас вечером повстречать с машиной на рыбзаводе?» «-Да не проблема, легко!» Радостный, веселый крепыш Коля стоял один и без оркестра в закатном солнце на том самом причале, откуда мы уходили в путешествие весной утром. Команда шла по причалу к его машине слегка покачиваясь, с непривычки на твердой земле Мне же, почему то почти не требовалось опираться на трость– видимо, волнение на море исправило мой вестибюляр и меня перестало штормить постинсультно. Дело осталось за малым– тренировать и расхаживать мышцы конечностей, и мне это нравилось.
«– Ребята. А вас здесь уже потеряли! Разве можно так долго молчать, весь город волновался за вас, вы хоть понимаете сколько вас не было дома? Зеркало то у вас есть? Посмотрите на себя– у всех же бороды до пола и вы в них наверное заплетаетесь ногами, а у Людмилки, будто у хуторянки, коса отросла до пояса. И кто то пустил слух, что ваша яхта затонула в океане в ураган и никого из экипажа не нашли– все будто пропали.» «-Ладно, все хорошо, мы живы, отвезешь нас домой?» «-А куда домой? В город или в деревню?» Сначала поехали в гостиницу, и там грустная администратор выложила нам все слухи сразу. Ваши квартиры целы и вы можете в них располагаться, а эксперимент с социальным домом закрыли– контингент весь разбежался, нас увольняют, клуб не работает, дом обслуживают портовики за спасибо. Ну и ладно– дом цел, кино. бар и гостиница существуют и то хорошо. Гошу с дедулей и Валерой оставили отходить и обживаться в нашей старой квартирке. Когда мы собирались ехать в деревню администраторша накрыла в холе кофе с печеньем и перешла к подробностям : «- Еще не успели закрыться двери после вашего отъезда, как наши бомжи без контроля дисциплины и регулярных дружеских собраний, взялись за старое и начали стаскивать в общежития всякую тухлятину и дрянь со свалок и мУсорок, подломили ваш бар и начали пить втихушку, работу забросили, жили в вони и грязи, дрались у себя из-за этого. Менты вмешались быстро, провели пару рейдов, и половину контингента свезли в свой бичевник, остальные же сами разбежались. А потом, прошел сезон и ничего в городе не менялось, разве что сигареты и вино перестали продавать и выдавать в пайках. А всем безработным обещали устройство и работу в других краях, там, где укажут власти. А потом по городу пошел слух, что каждому жителю будут вживлять чипы всемирного контроля, ну, вы же наш народ знаете– горячий и нервный, хотя и доверчивый, вы же помните? Так что по городу пошли демонстрации и митинги с лозунгами: Не будем бурундуками! Не хотим стать Дейлами с Чипами! А вдруг правители сверху через ваши чипы дадут команду– Всем быть счастливыми! и что дальше? И так по всей стране. И сколько телик не вдалбливал всем про светлое будущее– народ все равно не верил, и все вообще забросили работать и у нас и по всему миру. И эксперимент закрыли, и кормить всех перестали. А народ все склады и магазины пограбил и порастаскал запасы по домам, и ничего с народом поделать не смогли. Так и живем теперь без воды, света, тепла и поездов, и отдыхающих здесь больше нет. Так, Разруха. Но, то что отдыхающих нет, даже хорошо- канализация то не работает и местные загадили уже все скверы и палисадники, и воняет всюду смертельно.»
Такова оказалась по словам простой местной девушки цена избыточной абстрактной заботы сразу за всеми– всеобщий упадок, и это тоже требовало регулярного индийского очистительного потопа, который проходит и смывает всю грязь и застарелость, после которого жизнь становится лучше, земля чище, а люди веселее и активнее. И мы как могли разъяснили девушке, что вернулись вовремя и все еще наладится и мы этим вплотную займемся и портовики нам в этом помогут, надо только организовать их и мы все вместе это сделаем, она же знает- мы свои, нам верить можно.
Да мы вас и так знаем и конечно вам верим, мы вместе все сделаем и все будет хорошо. Да, вы слышали – сегодня только объявили, что деньги вернут- вот, слушайте! Правительство извещает, что восстановленный Всемирный Банк постепенно будет вводить в наличное обращение единую всемирную валюту- Реал, объём её эмиссии соответствует объёму произведённого и потребленного продукта, а акции с облигациями и прочими денежными суррогатами просто запрещены. И налоги отменят, и у работающих землян появится стимул к действиям и развитию, к работе, а у дутых- рисованных богатеев их фантики- бумажки свелись к многонулевым записям в учетных книгах, чей материальный эквивалент перешел в достояние всех людей.
Вот так мы и встретили последний всемирный потоп, который привычно уже смыл прежний уклад на Земле, на наносах и удобрениях которого нам предстояло взрастить новую удобную и правильную жизнь.
А мы с Колей поехали в сельский дом, который вместе с садом оставляли под присмотром Кузнецовской семьи. Дом оказался живым и в нем жила семья Кузнецова и с ними вместе те самые бывшие бомжи Боря и Игорь. Заросших нас они не узнали, зато Наталья вздрогнула. увидев Сашку, и предложила дорогим гостям устроиться отдохнуть с дороги и сходить в баньку– сейчас, истоплю и вас провожу! Там, в предбаннике, мы и поговорили. И Наталья рассказала, что бомжи не выдержали дисциплины и томительного пребывания в неизвестности- сколько это еще будет тянуться?, вдруг всё побросали и разбежались кто куда, а эти двое приехали в наш дом и с тех пор Наталья чувствует себя заложницей в их руках– содержит в норме дом и их заодно, а они ее безропотностью пользуются. И вообще она уже не ожидала нас увидеть– после того странного слуха о нашем исчезновении, она даже сходила в церкву– поставила свечки за упокой. Поэтому сегодня у нас будто неожиданный день рождения.
И она сейчас сбегает в погреб принесет самогоночки, которую сберегла от непрошенных гостей. “Ладно, Наташа, по про нас никому ни слова, а мы уж останемся до утра, и всем доброй ночи.”
Утром мы собрались завтракать в зале. Наташа, которая провела ночь со своим Кузнечиком радостно суетилась на кухне с яишенкой и кофе, пока Саша не попросил ее: « Натаха! хватит уже, пошли к нам за стол!” И в это же время из другого угла зала отдал команду Игорь: “Хозяюшка, стой! сделай нам пожалуй, кофийку!” Кузнец взорвался“- Не вставай! сиди с нами! А вам, друзья дорогие, если чего не хватает, так валите нахрен, там и ищите, купите на базаре гусЯ и ему мОзги крутите! И что бы я вас больше не слышал- жить теперь будете по-людски, жить, работать, и обслуживать себя как положено!”
Младший Игорь ощерился «- а то что будет ? Или вы с вашей бригадой: очкасто- клюкастый, да две кошелки силу примените?» Но, ухмылка спрыгнула с его рожи, как только в руках Милочки оказалась каминная кочерга, а из кухни вышла Наталья с большой деревянной скалкой: «-Ну ка ты, урод, повтори что сказал!» девушки двигались и улыбались в лад, а в больших красивых глазах их сияло предвестие бури, и они неуловимо, сестрински, поигрывали своими орудиями, опасными в ловких и натруженных руках. Я тоже заодно с ними поухватистее приготовил свою железную клюку.
Борис пытался ещё удержать Игоря, но, похоже узнал нас наконец, и понял, что гроза миновала, и девчонки готовы принять извинения и закончить все спокойно, увлёк партнёра от греха подальше. В обед Игоря с Борисом мы уже не видели, куда они подались, и нашли ли гуся и что с ним делают- нам было безразлично, да и Наталья вздохнула спокойно и разогнулась от забот.
А мы перевезли сюда из города Гошку с дедулей и Валерой и жили здесь долго и счастливо, иногда наезжая в город проведать друзей и одноклассников в Доме Дружбы и провести пару сеансов кино в летнем клубе. Город к тому времени ожил – портовики запустили на остатках мазута свою теплоэлектростанцию и дали городу электричество, воду и тепло с канализацией, правда по лимиту и графику. И в Туапсе вернулась нормальная южная жизнь, заработал рынок с привозными продуктами из близлежащих сел и мест. А в Доме Дружбы все сначала. как после Всемирного потопа- человечество это уже проходило много раз, и голуби живут на чердаке Дома Дружбы, а оливковые ветви отрастают в нашем загородном саду.
Теперь, когда наш дом очищен, и началась новая жизнь, к нам могут приехать внуки и Гошкины друзья.
А когда приходило лето, мы собирали в домике внуков- где еще, как не на юге с садом и морем проводить лето московским детям? И у нас обычно собирались, как и когда то в доме Кузнецов большие компании друзей, приятелей, местных и приезжих и вовсе незнакомых, и их детей и внуков. И эта компания бурлила и варилась, радуя друг- друга и нас, а Кузнечик во всем этом был хозяйкой салона, и это его радовало!.
Иногда, эти внуки и молодые еще дети собирались в сторонке отдельно, именно со мной, послушать мои простенькие дорожные истории и байки. А я был рад с ними посидеть и поболтать на улице с трубочкой в зубах. «Да, детишки!»- говорил я набивая и раскуривая любимую Савинелли- «Нельзя всем дать счастье и блаженство, потому что каждый их понимает по своему, хотя, с давних пор добрячки пытались облагодетельствовать всех разом, но, уравниловка не делала людей счастливее: «каждому – своё!», И множащиеся попытки, убеждавшие доверчивых избирателей в возможности скорой сказочной жизни завершались ничем, как и последнее мое предложение: технологически все получалось, только вот подготовка народов, наделяемых счастьем брякнулась в грязь лицом и народ завопил, завозражал против превращения всех в покорных бурундуков- Чипов с Дэйлами, которым Большой Брат в любое мгновение даст команду: «-Радуйтесь!» и именно из-за этого эксперимент и прекратили и решили восстановить вновь денежное обращение и прежнюю структуру управления и административное деление на Земле. Правда, границы после этого было решено держать открытыми для всех граждан и путешественников. И освободить институт свободного предпринимательства, когда каждый был свободен в выборе своего пути, «Когда кесарю-кесарево, а слесарю-слесарево!» и для каждого на Земле подготовили программу его личностного роста. Вот мне, скажем, интересно было стать лидером и управленцем- лидером, в смысле самым лучшим и интересным, и я понимал, что за это надо расплачиваться собой– своим временем и своей жизнью. А, скажем, вашему прадеду Саше это было скучно- лезть из кожи и быть впереди, как Гайдар, он не желает. Хотя, готов отдавать всего себя вам и друзьям окружающим. И такой выбор будет у многих из вас, и хорошо, если вам его приведется совершить: но, сначала, надо повзрослеть и познать самое обыкновенное чувство Дружбы, когда тебе хорошо и правильно сделать что либо вместе с другом, не вести его за собой и не тащиться за ним как ведомый, а просто делать свое общее дело вместе! И от этого познания Дружбы уже совсем немного до Любви, способности любить единственную вашу Женщину. И к чувству этому вас, ребятки, ведет первая, юношеская еще Дружба. Но, и это еще не все, как и всегда в этой жизни; где кажущийся крайним перевал и хребет сменяется еще и еще одним, и так без конца. И за этой простой личной Любовью вдруг вырастает перед вами громадная величественная сила всеобщей Любви к Человечеству, к людям! Та Любовь, к которой призывал и учил Иисус и другие человеческие пророки и Боги. И для воспитания и обнаружения в себе этой всеобщей Любви- ищите себя, следуйте инстинктам и желаниям души, пробуйте свои способности и возможности в малом и простом, ибо из Простого обычно и вырастает все хорошее и правильное, то, что разрастается потом до неземных сказочных размеров.» «Да, ребята!»,- докурил я трубку, сплюнул тягучую коричневую табачную слюну в пыльную дорогу у моих ног, «-много где удалось нам побывать и много кого повстречать: и героев, и разбойников, и необученных пастухов, которых учит жизни сама природа и выпасаемое стадо, и все эти люди были хороши по своему- все до единого. И для этого путешествия нам необходимо было истинное мужество, вперемешку со смелостью, а в нас этого добра просто немеряно, и оно всегда спутник интереса к жизни. Мы отправлялись в плавание, в неизвестность именно для этих знакомств и встреч с разными людьми и обществами нашего нового мира:
И поддерживающих его, и бездельников, и разбойников,
И активных противников- сопротивления обстреливающего новый мир самодельными ракетами из зависти и внутренней противности, обостренных чувством социальной неполноценности.
И сейчас я ничему не учу вас, не проповедую, а просто обсуждаю вопросы, может пока еще взрослые для вас, но вы к ним все равно придете. Лучше уж заранее, сейчас, потому что говорить о жизни с живыми никогда не рано, поздно будет говорить о жизни с уже бывшими живыми, ну, вы меня поняли, наверно! И ещё, из наших походов мы вынесли- то, что происходит с окружающими, да и с нами тоже, нечестно и неправильно, и вообще не укладывается в человечьи понятия справедливости, логики или разумности. И возникает ощущение, будто все управляется Хаосом.
А человек по своей натуре существо доброе и разумное и никогда не будет подчиняться хаосу и злу, и обязательно выступит против них непримиримой борьбой, и к чему это приведет в итоге?- к борьбе сына божьего- человека с управляющей им силой! и в итоге создаст еще больший вселенский хаос? Так что, поневоле закрадывается мысль: Если уж ты и окружающие стараются сделать все хорошо и правильно, а приводит это к итоговой дряни и всеобщим проблемам- Может быть надо поступать наоборот. и сразу всё делать плохо и гадко, а не лезть к людям со своею добротою? и вот тогда, возможно, что-то хорошее в итоге и получится? Но, наш жизненный опыт взрослых уже, и поживших людей, подсказывает– это попросту неверная исходная точка и сколько бы не пытались люди жить наперекор, и специально нарушать заповеди Божьи, всегда это заканчивалось печально и горько для всех вокруг и планеты в целом.
И эти эксперименты от противного уже много раз доказали нам, что жизненная сила и правда, именно в тех, веками выработанных законах, которые соблюдать надлежит каждому- без оглядки на соседа и показывания на него пальцем. Так что, готовьтесь ребятки– много еще вам придется работать и испытать в жизни, и заклинаю вас– оставьте за спиной- далеко-далеко! даже мысли о том, что соседу достается больше чем вам, и не гонитесь за собственностью, и держите наготове и не закапывайте глубоко мудрые слова, что «беден не тот, у кого мало чего есть- беден тот, кто всегда желает большего!»; и еще одно: в давние – стародавние времена жил- был француз Жан Жак Руссо, богат он был одним- разумом, философствовал ,как ваш прадед Саша, и искал этот Жан способ дать всем счастье, но того самого философского камня, превращающего все в золото не открыл. Зато, оставил после себя предупреждение нам- «Насилие родилось вместе с собственностью». Помните детишки это, и носите с собою всегда! И эти ваши знания, поддержанные нашим опытом, удержат всех нас и нашу Землю наплаву даже поистечении многих веков и тысячелетий, удержат на ваших плечах с помощью наших заветов и поучений.»
Еще капелька слюны в дорожную пыль, догоревшая трубка выбита об каблук туда же, и дети разбежались, щебечущие и довольные этим днем и этими посиделками со старым дедушкой, разбежались, потому что у них есть их срочные сегодняшние детские заботы и игры, оттенок и самые малые векторы в которые привносим мы, старики своими сказками, живыми историями, и россказнями.
И неправда, что поистечении отпущенных нам веков мы не приносим пользы окружающим, а только лишь переводим ресурсы отпущенные другим. Нет! Пока мы еще готовы полезть в течение, окунуться в дальнее плавание, остается наша возможность радовать всех вокруг и давать добро близким.
А передав меру добра и радости мы, бывшие или будущие старики, уйдем в положенный час, освободив свою нишу и оставив эту Землю на их попечение и ответственность, но, до этого мы должны напитать, наполнить детей со внуками героическими и правильными сказками и легендами и правдивыми историями. О нашей жизни, наших стремлениях и наших ошибках, в правдивость которых они должны верить, потому что все в этой будущей жизни нашей общей планеты будет их жизнью и будет держаться в их руках - крепких умелых руках наших детей и внуков.
.