Пятилистник счастья. Глава 7

Татьяна Шорохова
Выгодно было Марии уйти в это время с детьми к Клавдии, тем более, что та приняла предложение доктора и перебралась в поселок. При прощании подруга говорила Маше:
- Я, Машка, словно новую жизнь зачинаю. Сергей Кирилыч мне домик от больницы выхлопотал, тама теперь жить буду. И с детишками рядом. Там ведь, Машуня, не только больные детки лежат, но и мамками брошенные. Да и я не могу больше бобылкой жить!
Сказала так, Буренку с Шариком забрала и уехала. Повертела Мария в руках ключ от Клавдиного  домишка, потом положила его на шифоньер и… пошла управляться..
Верка?.. Верка с тех самых пор, как Вениамин в командировку уехал, ей не мешала. Правда, и не уезжала… Каждое утро она вставала, завтракала вместе со всеми, а потом собирала что-то в узелок и уходила на край деревни, где жила старая знахарка, а, поговоривали, и колдунья, тетушка Степанида. Приходила она оттуда всегда поздно, тихонько вечеряла на кухне и ложилась спать. Так что стоило ли Марии перебираться из родного дома в Клавдин? И Веру, беременную последними месяцами, гнать из дома совесть не позволяла. Она, все-таки, за ребятишками ее смотрела, пока Маша в больнице лежала…
  Так и жили в одном доме две бабы Вениаминовы, одна законная, а вторая…тоже почти законная, раз дитя его носит. Тем более, как поняла Мария, и ехать –то этой, полузаконной, некуда: матери нет, в общежитии место давно занято.. Вот удумал же Веня с такой бездолюшкой спутаться!...
 Во дворе тявкнул и замолк Верный. Кто-то из своих пришел.  И, верно, мама пришла. Наверное, опять домой звать будет?...
Дарья Андреевна начала еще с порога:
Ты чего это, Марья, родителей позоришь?! Под одной крышей с потаскушкой Венькиной живешь?!
- Мама, охолонись! Куда я ее погоню…на сносях… Веня приедет, пусть и разбирается.
- Да бабы уж, Машка, смеются…,-почти простонала мать.- Куренов, говорят, гарем завел, только пока не разберется, котора главная…
- Ничего.. Посмеются и перестанут… Ты вон  с внуками лучше поиграйся, пока я до магазину схожу… А то все втроем ходить приходится…
- Одна и радость, что внуки, - проворчала Дарья Андреевна, направляясь в детскую,- у дочери непутевой… Все хотит своим умом жить, да что-то все неладно получается… Вон женихался же Гришка преседателев, так нет же… Не ндравился… А сейчас вон лучшее?
Мария слушала ее и улыбалась. Все-то мамка придумывает. Гришка и проводил ее до дому всего разочка два…. Да и не по любви вовсе. По Катерине от тогда сох, а она с Машкой в одном классе училась, потом поступать уехала. Так он адресок, Гришка, просил.
  На улице было по-непривычному солнечно. Опираясь на палочку, женщина пошагала  в сторону магазина. На жалостливые взгляды деревенских баб она не обращала внимания. Привыкла. Это первый день показался ей адом, когда каждый норовил дать совет, поохать над Машиными бедами. Одна даже высказалась:
- Ох, Марья, это оттого у тебя беды, что с Кланькой путаешься да в бога не веруешь.
Ну, насчет Клавди, это она зря…А про бога?..У Маши он один, ее совесть… Как это у Некрасова: «Вдруг у разбойника лютого совесть господь пробудил…» Ну, она не разбойница какая и голову Вениной полюбовнице не снесет, а вот муженьку-то придется  подумать, в какую сторону грабли вертеть. А то удумал же перед отъездкой к ней ночью прийти!
 - Машенька, до магазину? –слащавый голосок Дронихи заставил женщину поторопиться, но бесполезно, тетушка Граня надвигалась как танк.
- Добрый день Аграфена Никитична!
- Добрый, добрый, Машенька! Как жизня –то?
- Да все нормально, Аграфена Никитична.
- Ты чего это меня, милая, как учителку, по отечеству? Ты вот лучше послухай, чего люди бают.
- Хорошо, тетя Граня.
- Во-во, тетя Граня. Так - то оно лучшее! А люди бают, что не зря Верка к Степаниде ходит… Извести она тебя хотит…Ты бы гнала ее от себя подале.
- Придумаете тоже, тетя Граня! Сказки все. Ей родить скоро, вот она и бегает к знахарке.
- Ой, смотри, Машка! Вот помяни мое слово! Не сгонишь со двора пришлую – быть беде…
После такого разговора Марии совсем расхотелось идти в магазин, но… А все-таки, действительно, что делает Вера целый день в доме знахарки? И женщина, купив недорогих конфет, решительно свернула в проулок, ведущий к дому Степаниды.
  Сумеречный домишко знахарки притулился на краешке обрыва и, казалось, вот-вот и рухнет он в тавдинские воды. Но нет, сколько себя помнила Маша, картинка, виденная в  детстве, не изменилась. Открыв скрипучую калитку, женщина робко шагнула в сени и постучалась.
- Хто там? Не заперто.- голос девяностолетней старухи был бодр и крепок.
Маша вошла. В глаза бросились пучки всевозможной зелени, которая истончала диковатый лесной запах, резкий и пронзительный, как чей-то вскрик. Хозяйка, стоя в проеме ситцевых в ландыш занавесок, долго разглядывала Марию, после чего произнесла:
-Поди за Верой пришла? Да, без веры и надежды  и любви не быват.
- Туточки. Только зачем она тебе надобна, ведь подлюка она тебе, на мужа твово позарилась?
- Каждый за свои поступки, тетушка… Да и беременна она.
- Верно. Сына ждет. Токо сама энтим и мается.
- Болеет, что ли?
- Болезнь болезни рознь, милая. Душа у ее болит. Как твоих увидала да понянькалась, так и болит. В лесу она. Прощенья выспрашивает. Ты за ей не ходи, не надо. Душа сама решать должна.
- А ты, девонька, свою боль полечить не хочешь? – внимание Степаниды переключилось на Марию.- Вижу, хворая ты, сердцем надорватая, рука-то плетью виснет.
- А возможно?
- А чего ж? Сейчас травку поищу.
Знахарка прошла в избу и, повертев в руках, несколько пучков, выбрала один из какой-то незнакомой Маше травы. Потом поднялась на приступок и достала с голбца баночку с темной мазью:
- Вот, девонька! Травку-то заваривай да пей, а мазью руку да ногу больную смазывай и при этом слова сказывай:
На море-окияне, на острове Буяне, лежит камень горюч, камень-Алатырь. Я пойду к этому камню, поплыву к нему, побегу к нему, чтобы вымолить, выпросить здоровичка, мне здоровичка. А под камень тот опущу беду – хвори, боли, болезни и немощи, и пускай они остаются тут, остаются, за мною не вяжутся. Замету следы, я водой уплыву, а потом святой воды дома выпью я, и останутся все болезни там, под горючим камнем в чужом краю.
- Хорошо, тетушка! И Вам спасибо и здоровья. Вот конфеты возьмите, а то, может, и денег. У меня есть.
- Не приму я твоих денег. Ты с добром к людям, а это дороже денег. А конфетки можешь оставить, попью вечером сладенького.
Мария еще раз тепло попрощалась со знахаркой и пошла к выходу.
-Ты, девонька, мужику-то своему в ласке не отказывай,- остановил ее Степанидин голос.
- А Вы…откуда,- смутилась, невольно повернувшись, Маша,- знаете?
- Иии, девонька, твое лицо, что книга, читай – не хочу. А мужики, оне, что дети малые. Ты от сиськи откажешь, другу найдет…
-А любовь как же, тетушка?
-Всем вам, молодым, любовь подавай,- проворчала знахарка,- а того не знаете, что она, как дерево, без подпитки сохнет…
 Домой Мария возвращалась еще медленнее, чем шла в магазин. И не только потому, что сумка была наполнена продуктами. Просто мысли ее были заполнены встречей и разговором с этой прозорливой женщиной,  которую многие заглазно обвиняли в черных делах.