Петька отыскивал кандидатов для своей бригады. Дембеля – партизаны уже все уехали. Во взводе остался неунывающий Шеремет со своими присказками типа: «А мне как-то все равно» или «Такова спортивная жизнь!»… Но Петька знал его не один день, и знал, что за этими прибаутками прячется честная, ответственная и добрая натура. Дослуживал Сашка Абышев - любимец комбата. После каждого наряда он получал благодарности за образцовое несение службы. Выпросить надо его у комбата к себе, пусть на время. Скоро уедет домой и Миша Яршо, вместе с другими дембелями. А оказавшиеся в Союзе, на целине, теперь уже добрались до дома - и Миша Навалихин, и Семен Амеличкин, и Закария.
Проводился и первый в этом году дембель, когда переходили на двухгодичный срок службы. Увольняли тех, кто отслужил два года и больше. Петьке не хватило одного месяца, но даже при этом раскладе ему еще не светил дембель, как сержанту. Тем более, что недавно ему дали третью лычку, но она пока слабо успокаивала. Уж сильно въелось в сознание: «Надо – значит надо!»
Проводили дембелей, и стало в палатках тихо, скучно. Вот ведь, еще вчера, батарейцы гужевались возле одной из палаток, пробуя сверхсекретное оружие – брагу собственного производства, специально бродившую до прощального вечера. Пытался Петька использовать вроде бы уважительную для дембеля причину - ведь он – студент, хоть и заочник. Обратился к замполиту полка. Раза три, еще в Бресте, Петька выполнял его поручения. Разрисовал больших размеров орден Красного Знамени и написал текст Указа о награждении Белорусского военного округа этим орденом. Еще несколько срочных работ.
- Хорошо, Чинин, ты рисуешь! – говорил замполит, - но медленно…
- Я, товарищ майор, не учился на художника, как могу…
Однако к местным профессионалам заказчик не обращался, тем надо платить. Петька, можно сказать, выручал замполита, а теперь тот ответил:
- Заочно учиться – все равно, что заочно позавтракать! - вот и весь разговор.
Куда еще прыгнешь? Петькина мечта о дембеле накрылась… Эх! Напиться бы! В ихней деревне один фронтовик так бы и сказал сейчас:
- Пей, Петька! Тоска пройдет! - и, утешая и себя и его, развил бы далее военную тему, - мы шли по дорогам военной славы, преодолевали все тяготы окопно-полевой службы!..- Ему было где нахвататься таких речевок.
Еще он говаривал:
- Шли мы до Берлина с боем, а оттуда – под конвоем!
За какой-то грабеж, то ли польской курицы, то ли еще чего, припаяли ему за мародерство лагерный срок. Но бьют всегда не того, кто ворует, а того, кто попадается. Будучи в поддатом расположении духа, он выдавал и речевки, и правдивые сцены из фронтовой и из лагерной жизни.
Ушел в запас и капитан Сидоров, родной отец архаровцам. Его военная эпопея завершилась… Прибыла замена для дембелей. Все ребята огневики – сержанты – буквари, в батарею, а в Петькин взвод – два хлопца с Украины. Один из них, Лева, оказался хорошим каменщиком, стал заметной фигурой на стройке винтполигона.
И еще одно расставание выпало Петьке – комбата, капитана Коростелева, переводили командиром в артдивизион на подполковничью должность. Радость за комбата смешивалась с горечью прощания - "такова спортивная жизнь!"
На этот раз без Рассохина, Петька и взвод – Абышев, Шеремет и, еще с невыбитой гражданской дурью, Лева (Левченко), заново искали что-либо, что пригодилось бы в качестве стройматериалов. Территория полигона за домом чехов сужалась и заканчивалась ложбинкой между холмов. Поворот создавал эффект какого-то тупика. Перед ним оказались полуразрушенные постройки в виде кирпичной стены. Выдвинули версию, что это бывший немецкий тир для стрельбы из пистолета. Другое сооружение, из такой же кладки, стоящее неподалеку, годилось только для туалета, судя по его размерам. Если добыть кирпич, то его бы хватило на несколько рядов стенки – ограды винтполигона под крышей. Черт бы побрал этих немцев! Цемент их кладок был такой крепости, что никак не хотел отдавать кирпичи. Строили так, будто действительно верили в тысячелетний век своего третьего рейха. Строили на века даже эти, далеко не стратегические объекты. У них, как видно, было и желание строить и возможности. Помучившись, Лева как главный по каменным работам, все же нашел способ как с небольшими потерями добывать хоть не весь кирпич, а части, обломки, но все это было не то. Увидели бы немцы, как Иваны через 20 лет после того, как их победили, мучась, колупаются в стене туалета, чтобы выбить из нее несколько кирпичей. Ну мог же тогда угодить чей-нибудь снаряд сюда, и не было бы мучений. На всякий случай Петька велел отставить разборку стен. Что толку? Из обломков кирпичей стену не сложишь.
Во время обеденного перерыва он доложил Рассохину результаты работы. Тот обещал решить эту задачу, поговорить со стройбатовским начальством. Петька, кроме того, сказал, что еще надо – старые двери, чтобы можно было подогнать по размерам косяка, то же самое нужно и для оконных проемов. Нужно стекло, стеклорез, да мало ли чего еще! На следующий день стройбатовский грузовик привез к полигону доски, тес, кирпичи, цемент, горку песка, штук пять дверей разного размера и окон. Разделились на две группы – каменщиков и столяров. Рассохин обещал при необходимости прислать в помощь четверке других батарейцев. Работа пошла. Петькина бригада часто посещала стройку казарм. Брали, минуя офицеров, то гвозди, то стекло, или, что плохо лежит – молоток там, рубанок, ломик…
Росла и стена под крышей, и уже подогнаны две двери хауса. Подполковник, видя кипучую деятельность взвода, довольно покрякивал, а перед этим, перед активной фазой стройки, в один из первых ее дней, случилось событие…
Обитатели чешской усадьбы сначала не хотели или не могли показать себя, но когда на второй день, после работы, прихватив с собой инструменты, строители вышли из хауса и взяли направление к палаткам, со стороны чешской усадьбы раздался звонкий, молодой женский голос, а затем – такой же смех. Все остановились в ожидании. Вскоре показалась пара. Высокая, чуть сутулая мужская фигура и небольшая фигурка женщины. Они о чем-то переговаривались, но голоса мужчины не было слышно, а звонкий высокий тембр звучал не переставая. Петька со взводом молча ждали их приближения. «Ничего себе!...» - такая была первая реакция на увиденное. Молодой звонкий голос, ожививший все окрест, всколыхнувший заскорузлые от однообразия солдатские сердца, оказывается, принадлежал не молодой девчонке! В вечерних зимних сумерках, не боясь ничего, чещская пара шла к неизбежной встрече с русскими солдатами. Обладательницей девичьего голоса оказалась подозрительно широковатая для девочки фигура, да и походка соответствовала пенсионному возрасту этой женщины. Но голос! Никогда после Петьке не приходилось встречать подобное явление. По возрасту эта семейная пара годилась Петьке в родители. У деда был немного растянутый, как бы в улыбке рот, а глаза выдавали в нем доброго, много повидавшего в жизни человека. Женщина не согласилась, чтобы дед назвал ее имя, хотя тот охотно подчеркнул, что его супруга - словачка. «Мамо!» - засмеялась она, «Мамо!» Шеремет тут же согласился: «Хорошо! Мы вас будем звать мамой…» Все согласно закивали. «Мы будем працовать здесь»! - Петька указал рукой на хаус.
«Длоуго?» - спросила мамо. «Да, да – подтвердил Петька – Долго!» Сам мужчина назвался Франтишеком, по фамилии Гонцу. Бывший капитан чешской Армии. Сейчас ему шестьдесят два года. Как он сказал, знает хорошо три языка – чешский, немецкий и французский. Воевал в Северной Африке. Позже, разобравшись в истории, Петька пришел к выводу, что он воевал вроде бы на стороне немцев. Мамо, не прекращая звенеть, тут же выдала, что будь Франтишек партийным, то мог бы быть и полковником. Несостоявшийся беспартийный полковник катил рядом с собой велосипед, на раме которого висела вместительная кожаная, похожая на арчимаки, сумка.
- Мы идем до вашей кухни. Там нам дают отходы, ими кормим наше хозяйство. Возим в сумке… Иногда и два раза в день, – очень просто, часто прерывая речь переливами молодого смеха, объясняла мамо.
Хотя она и сыпала непривычным для слуха солдат акцентом, но почти все речи они понимали, кивали головами. Пройдя вместе с солдатами часть пути, супруги растворились в вечерних сумерках, свернув на тропу, ведущую к солдатской кухне. «На схледано!» - донеслось до Петьки. … «До свиданья!» – вразброд откликнулись «вояци» на их слова прощания…
В один из дней, бывший капитан чешской армии, подошел к Петьке и взводу и сообщил, что в его доме нет электричества, и он сейчас пойдет по линии, проверять, где обрыв. Петька решил пройтись с ним. Один из выводов линии находится в хаусе. Проверил дед индикатором клеммы вывода – пусто. Кабель, по которому идет ток, находился в земле, выходя через каждые примерно двести метров на невысокие кирпичные столбики с контрольными клеммами. Петька с дедом не торопясь прошли по линии пару километров, так и не найдя ее обрыва. Впереди появилась окраина палаточного городка. Чех, как будто сто лет был русским солдатом, смело вступил в переговоры с дежурным по городку и, в конце концов, повреждение было найдено. Возвращались вместе, по более короткому пути, говоря о многом.
- Валка - говорил чех – это плохо!
Слово «валка» означало войну, а вот слово «война» по – чешски означало «армию». Стоило деду сказать «ваша война», как Петька навострял уши, мол ты что, дед, какая война?
Когда мамо что-то не понимала, спрашивала: «Прочь? Прочь?» Снова тупик. «Почему она нас гонит? Куда?» Оказалось, что чешское слово «прочь» – это
по-русски «почему»? А вот «причь» - это да, это – «прочь.» С трудом, но понимали друг друга. Петька пытался изъясниться с дедом по-немецки, применяя школьные обломки речи, на что Франтишек сказал, что у Петьки в школе были плохие учителя немецкого. Но где же было взять хороших в далеком сибирском селе?
А может, вовсе не в учителях дело? Петька решал задачу – как же все-таки называть деда? Товарищ Франтишек… Соудруг (товарищ) Гонцу… Если звать паном – не поляк дед… Остановился на «товарищ Гонцу», хотя почти весь Петькин взвод за глаза и напрямую частенько величали его «дед».
Продолжение:
http://www.proza.ru/2015/11/08/1758
*******
Фото из архива Ивана Чичинова: в центре товарищ Гонцу.