I.
Она безошибочно нашла ту скамью в парке. Январь осыпал ее невесомым снегом. Расчистив место, она села ждать. Казалось, в этом парке времени не существует. Три года канули в лету.
Не зная, чего ожидать от этой встречи, но предвкушая нечто прекрасное, она с утра ждала ее; к сожалению, спортивной одежды в гардеробе почти не осталось – пришлось пройтись по магазинам.
После долгих поисков на антресолях она нашла те часы. Его.
Стрелки застыли на 8.
На перекрестке она увидела знакомую фигуру, быстрым решительным шагом приближающуюся к ней. Ее ошпарило ледяным кипятком. Убежать? Уже поздно.
- Здравствуй, Лисица.
Ясная улыбка озарила его мужественное угловатое лицо с массивным подбородком и скулами. В темноте было заметно, что его сине-голубые глаза искрятся, как прежде, лишь тонкие морщинки оплели их сетью, что ничуть его не портило; напротив - глаза ребенка в сочетании с морщинами вызывали некий диссонанс, что не позволяло отвести взгляда.
Синий лед. Нахлынули воспоминания.
*В беседке на берегу озера на краю города они сидели друг напротив друга, замерев, не обращая внимания на лютый холод. В ярком освещении его глаза казались ирреально синими и задевали за живое. Иллюзия...
Его глаза холодные, как у рыбы; в них нет ничего родного, теплого. Он – эфир. Она – вода. Ее таинственный массивный поток из самых глубин подсознания стремился вверх. Там беспечный переменчивый воздух подхватывал его, и вместе они кружились в неистовом танце свободы.
Глаза отражали белую пустыню, вобрав ее безмолвную мощь, транслировали ее вовне лучезарным кристальным светом.
Она видела, как спустился Бог и смотрел на нее сквозь эти глаза.
И все остальное становилось блеклым.
Их союз был не ради любви. Это был тандем беспечных арт-воинов бесконечных просторов вселенной.
Они вместе пытались понять божественный промысел; черпали идеи для творчества в бесконечном потоке дней, людей, машин, среди серых городских стен; смеялись; придумывали нелепые занятия; бегали; записывали короткометражные фильмы на старую видеокамеру.
Это был их тайный мир. Он был оазисом для них обоих.
Она, только поступив на службу в Департамент финансовых расследований, долго не могла свыкнуться с формализмом ведения дел; с необходимостью растрачивать свое драгоценное время, пребывая в роли легко заменяемого винтика в сложной огромной машине, которая способна существовать как отдельный организм, лишь по мере необходимости меняя изношенные детали – людей.
Он был маячком для нее, чтобы не потерять себя настоящую в кипах бумаг и нарочито напускаемой вокруг них важности.*
- Здравствуй.
Он протянул ей Аэрофлотскую конфету.
* - Не могу удержаться! Опять хочу Аэрофлотскую. Мне пора завязывать со сладким.
- А я бы тебя наоборот откормил, чтобы через 5 лет ты не смогла ни к кому уйти.*
- Я не ем сладкое.
- Кофе выпьем? Чаевня еще не закрылась.
*- Это и есть чаевня?
- Да. После ремонта здесь уютно. Алкоголики перестали ходить сюда. Они не любят уют.*
Они стояли, опершись на стойку, и пили кофе из пластиковых стаканчиков.
- Чем занимаешься сейчас? – он подкатал рукава серой байки и обнажил руки, забитые татуировками по локоть.
- Ушла из департамента. Эпатирую публику своими фотопроектами.
Ты, я полагаю, пишешь?
- Пишу… Но другую музыку. Играю инди. Без слов.
- Что так?..
- Нет во мне больше слов.
- Дома не записываешься?
- Оборудование из домашней студии продал. Стены только прежние.
*- Мне не нравится мой голос. Перепишем.
- Нет-нет, Лисица, оставим. Мне нравится. А мой во втором куплете переписывать надо.
- Слушай, надо что-то менять. Это же наша студия! Почему вес так банально? Я нарисую что-нибудь сюда! И стены баллоном распишем!
- Можно попробовать. Принеси ту картину с кроссовком. И того единорога. А я деньги получу – сразу экран нормальный купим и дверь в комнату поменяем на звуконепроницаемую. Отец орет вечно.
- Только без меня не делай ничего! Я приеду из командировки – вместе все начнем.
- 28 дней… О Боже! Что я буду делать, черт?!
О Боже…
Он сидел на полу, держа голову руками. Его лицо выражало черную скорбь.
Так было каждый раз перед ее отъездом.*
- Можно посмотреть?..
Они прошли через дворы и поднялись на пятый этаж хранящего недельной давности сигаретный дым подъезда.
Его квартира стала опрятнее. Кое-что из мебели он сменил; только, словно тюремный надзиратель, остался стоять старый стеллаж, как и прежде, полный всякого хлама. Он был главным владельцем квартиры, ее душой, темной, смотрящей укоризненным взглядом через старую черно-белую фотографию его матери. По прежнему атмосфера здесь была тяжелой, давящей.
Этот стеллаж будто поставил здесь сам Сатана, а может, сама квартира строилась вокруг этого стеллажа…
Она увидела знакомую черную дверь, ведущую в бывшую комнату-студию, и на миг ее бросило в озноб.
Войдя, она увидела обыкновенный коричневый диван, столик со стоящим на нем компьютером, невзрачный ковер на полу… По большей части это была заурядная комната с намеком на уют и отдающая скукой.
Она почувствовала тихое разочарование, сменившееся тоской. Что это? Их студия?
Эта комната напоминала кастрированного кота, пресыщенного, с ненавистью пожирающего пресный корм, и с равнодушием и легким презрением, подставляющий пузо жирной мерзкой хозяйке.
Она осунулась на диван.
- Знаю, - сказал он.
II.
Но глаз мог зацепиться за стены, которые, как он верно отметил, остались неизменными.
Возле входа висел ее автопортрет, розовый единорог в фиолетовой рамке, абстракция с кроссовком, голубая картинка под названием «Нежность», ее мысли в рамках:
«Большое искусство не писать о себе, но еще большее – написать о себе истину»;
«Не жди, что кто-то вдохновенно нарисует твой портрет. Сам стань художником»;
«Опыт – это то, что тебе сказали, как правильно, то, что ты прочитал в книгах, то, как ты научился подстраиваться под окружающий мир... Тебе не нужен никакой опыт! Отбрось весь опыт, и останешься настоящий ты…»;
«Я не надену фиолетовое пальто. Но дневник, косметичка, свеча, картина у меня фиолетовые. Не стоит выставлять напоказ сокровенное. Иначе оно перестанет являться таковым»;
«Мы все глубоко спим… Даже самые яркие рекламы настолько замылены… Нас дергают за ниточки потребностей и инстинктов, и время от времени мы поворачиваемся в ту или иную сторону, но безвольно, как тряпичные куклы».
На одной из стен красовался большой рисунок-граффити в виде амебообразных существ со скейтбордом.
На противоположной стене красовалась граффити-надпись «Homerecords» и россыпью висящие эпатажные фото, ее детища: зловещие снеговики, стоящие в ряд; серия психоделических фото с плюшевым зайцем, которые несколькими годами позже стали весьма востребованными и популярными: пьющий вино, сидящий в пледе на крыше, играющий с куклой.
- У меня кое-что есть для тебя.
Он пошел в кухню; вскоре оттуда послышался звук откупориваемой бутылки.
Поставив на столик бутылку красного сухого вина и два бокала, он сел за компьютер.
- Наши видео.
Он включил любимый из собственноручно снятых пятиминутный ролик, которым даже гордился.
«Жизнь»
Ее голос:
«Когда я родилась, я увидела небо».
На экране неспешно плыли облака.
*Они лежали на траве и смотрели в небо. Май проносился над ними на клубнях облаков. Он снимал облака. Она завороженно смотрела вверх, увидев там нечто повергающее в восторг. Детская радость вырвалась из ее груди; она вскочила и пустилась бежать. До него донеслись слова: «Спасибо, спасибо, Господи! Я не знаю, как там, на небесах, но здесь, на Земле – прекрасно!..»*
«Я стала познавать этот мир».
На экране были детские руки, которые ребенок будто бы сам рассматривал. То есть картинку, которую мы видим, ребенок якобы видит своими глазами.
«Все, что у меня было – это розовый самокат, на котором я хотела уехать на водопад».
Детские ноги на самокате.
«Мир был так загадочен и чудесен, он казался таким большим!»
На экране кадры неспешно сменялись кадрами.
Плывут утки, важно перебирая лапками в воде; движение толпы на многолюдном проспекте; распускается цветок; смешной мопс на поводке у мальчика; вид с крыши двадцатиэтажки на траффик; пастух со стадом коров на лугу; взлетают голуби у фонтана, спугнутые человеком; смеющаяся влюбленная пара; снова небо, облака плывут неспешно…
«Я никогда не разгадаю его. Он удивителен!»
Она качается на качели среди щедро одаренных зеленью деревьев.
Он смеется.
Она смеется.
«Я просто люблю жизнь».
Он и она стоят на площади друг напротив друга, держась за руки. Город зажег вечерние огни. На заднем плане движутся машины и люди в ускоренном темпе. Кадр затемняется и сходится в один огонек в центре, который тоже гаснет.
Она ощутила волну тепла в груди. Катарсис накрыл ее волной. Это и правда шедевр!.. Дежавю. Забытые, затертые эмоции. Жажда жизни переполняла ее тогда. Она была легка, свободна, хотя никогда и не задумывалась о том, свободна она или нет. Она не думала о жизни, не анализировала ее, не билась в поисках смысла, не боялась будущего и не тяготилась прошлым. Просто жила.
Сейчас он смотрел на нее. Ее глаза светились восторгом. То были не глаза – нефриты, ограненные рукой опытного ювелира, блестящие, ясные. У себя в голове он называл их глазами ангела.
Она смотрела на него. А ведь прошло как раз пять лет с момента их знакомства.
*Она презирала слово «любовь», парочки и сопровождающие их одинаковые атрибуты: ревность, зависимость, скуку, чувство собственничества. Он же верил в возможность встретить человека, с которым желал бы прожить жизнь. В его мыслях это была она. Он, бывало, в порыве нежности говорил: «Я мечтаю о тебе…», подразумевая «Я мечтаю, чтобы ты была моей…» Но своим скептицизмом она подавила в нем этот порыв. Всегда говорила, что через лет пять встретит доброго, серьезного и красивого человека и выйдет за него замуж. При малейшем упоминании об этом он вспыхивал, как баллон с газом, кричал, бил руками стены.
Однажды он сделал ей предложение, по-своему, конечно: когда она вернулась из месячной командировки, он, истосковавшись, со всей присущей ему тотальностью погружения в те или иные чувства, предложил ей обвенчаться, не расписываясь, раз она не хочет. Но чтобы их союз был записан на небесах. Только они бы знали, что муж и жена. Она долго повторяла: «Не говори так… Ты с ума сошел? Что ты такое говоришь? Не говори так...»
Но между ними, безусловно, была связь от Бога. Когда шли друг к другу на встречу, они не знали, что она принесет: пафосный холод, исходящий от нее и тут же передающийся ему, или легкое детское веселье душа в душу, радость, неисчерпаемый интерес друг к другу. Они часто не могли найти эту связь. Потом сожалели и анализировали причины. Оба очень чувствительные люди… Тонкие натуры, переменчивые, но не признающие этой переменчивости, думающие, что она закономерна…
Она стеснялась его и всеми силами скрывала от всех эту связь, ведь он из другой реальности, не из ее круга. Другая каста. Своим знакомым представляла его братом.
В те моменты же, когда они оба души друг в друге не чаяли, они мечтали о том, что будут делать через пару месяцев; хотели попробовать пожить вместе; ей так хотелось сказать «люблю», но вместо этого она говорила: «Хорошо, что ты есть!..»
Проведя вместе целые выходные, они настолько сливались друг с другом, что искренне мечтали о совместном будущем - уехать и жить на берегу моря. И даже родить ребенка. Думали, какие бы были у него глаза: синие или зеленые.
Когда он держал ее в своих руках, он мечтал сделать для нее так много! И никогда больше не возвращаться к прежней жизни, темной, полной зависимостей, неумеренности и лжи…
Его сердце рвалось из груди от радости, когда она по своей инициативе его целовала. Ведь он взял ее насильно, заманил в свои сети «просто дружбы» и поклялся никому не отдать. А она за это его целует…
Он аргументировал непостоянство тем, что он близнец, а она тем, что ей не нужны никакие отношения и время от времени она это осознает. Только его друзья считали их обыкновенной полноценной парой.
То было счастливое подростковое время в уже не подростковом возрасте. Ей было интересно. Она недоумевала и с нетерпением ждала продолжения.
Часто задавалась вопросом: зачем же они встретились? Это этап развития? Урок? Смысл? Или это принесет беду? Ее интересовало, могли ли они не встретиться? Почему так произошло? Это случайность или неизбежность? Случайно ли он подошел, изменив направление, увидев поздним вечером ее силуэт со спины? И что за нелепость – его дом, находящийся через перекресток?
Почему, глядя на него надменно сверху, она осталась с ним? Ведь, не встречая его несколько дней, она начинала недоумевать: что это за наваждение?
Кто он?
Их, казалось бы, никогда не пересекающиеся параллельные миры сходились где-то в четвертом или Бог знает каком измерении, и им нравилось там находиться.
Она помнила моменты, когда его глаза становились теплым, родными. Будто глаза верного пса перед смертью. Глаза были теплыми раза три.
Но эти проблески сменялись по-прежнему холодным рыбьим взглядом.*
Не совсем отдавая себе отчет в своих действиях, он поцеловал ее в лоб со всей нежностью и тоской, которые невольно копил пять лет.
Его рассудок затуманило; он стал страстно целовать ее в губы.
- Почему ты исчезла?..
* Однажды, предварительно уволившись с работы и совершив другие необходимые приготовления, она просто исчезла – уехала в Малайзию, не имея ничего с собой, кроме одного билета. Чтобы решиться, ей хватило одной бессонной ночи и одной песни на повторе. Читая свой дневник сновидений, она искала ключи. Ответы. Ответ, который нашла - уехать.
Письмо, что она не вернется, и торт с надписью "The end" навсегда убили что-то в нем. Он заставлял себя искать смысл. Но ничто не было ему интересно. Будто дементор высосал его жизнь. Осталась пустая оболочка.
Пожив вдали от социума в тишине и спокойствии, в неспешном великолепии протекающих дней, соскучилась по различного рода деятельности, решила вернуться и рьяно взяться за поиск творческой реализации.*
- Почему исчезла? Куда ты ушла от меня? Лисица!.. Чертов торт! Ненормальная! Зачем был этот чертов торт? Для тебя все это было игрой!..
*- Когда нам наскучит быть вместе, сразу разойдемся. Только давай договоримся сделать что-нибудь грандиозное в качестве прощания. Например… открытку. Салют. Нет! Лучше торт с надписью «The end»!*
Может, уже выросла?..
Она поплыла за ним в потоке страсти.
Глубоко в затуманенной голове мысленно она ответила: «Я взяла от тебя, все, в чем нуждалась, и должна была двигаться дальше. Я не могла дальше оставаться в мире снов».
III.
Полусон-полуявь, тени, блики, движения навстречу друг другу…
То, чего она и хотела, точно, как в первый раз.
Точно, как в первый раз, из одежды на ней были одни его часы.
*Из одежды одни часы. Это было божественно… Отнюдь не плотское действо. Это было откровение. Исповедь.
Это было чисто, каким чистым рождается на свет дитя.
На повторе играла песня Моресебя – «О нас».
Он будто проник в самую ее душу… Они прикоснулись к бесконечности. Словно вспомнили что-то очень важное из детства, но забытое.*
Несколькими часами позже он обнаружил эти часы, лежащими на прикроватной тумбе. Словно тонкое лезвие полоснуло его горло.
Она же нашла в кармане своей куртки записку: «Я - это ты».