Кусочек сахара

Надежда Суркова
Кличка «Гусь» приклеилась к Пашке с первых минут появления его в детдоме. Когда два красноармейца вели мальчишку через длинный и холодный коридор, он еще продолжал сопротивляться, нервно скулил, визжал что было мочи, плакал, умолял дяденек отпустить его, клялся, что все равно здесь не останется – удерет при первой же возможности.

На шум из многочисленных комнат высыпала ребятня, со всех сторон послышалось хихиканье, улюлюканье, раздался свист. В новенького полетели скомканные бумажки, стекляшки, мелкие камешки… Кто-то выкрикнул: «Еще одного заморыша поймали!» Все дружно подхватили: «Заморыш! Заморыш!..» «Заморыш», размазывая слезы по грязным щекам, на какое-то время стих и, как волчонок, стал озираться по сторонам. Шагавший сзади красноармеец взял Пашку за плечо и легонько подтолкнул вперед, но тот, изловчившись, тут же укусил красноармейца за руку.

– Ах ты, гусь, щипаться вздумал! – повысил голос пострадавший. – Иди, иди, да поживей!

И толпа дружно подхватила: «Гусь, гусь, га-га-га! У тебя одна нога! Гусь, гусь, га-га-га! На твоей башке рога!..»

Из кабинета с надписью «Директор» вышла Зинаида Степановна – женщина неопределенных лет, с виду мрачная и грузная. На ее груди, как бусы, на веревочке висели очки без дужек. Зябко поежившись, Зинаида Степановна быстро надела очки и, придерживая их левой рукой, подняла другую руку, в которой держала остро отточенный карандаш.

– Это еще что за концерт здесь устроили? А ну марш учить уроки, если не хотите остаться без ужина!

Толпа притихла. Кому хотелось остаться без вечернего пайка – пусть мизерного, но самого настоящего кусочка черного хлеба и размазанной по дну тарелки ложки жидкой     овсяной  каши? Через считанные секунды коридор опустел.

– Проходите, товарищи, – она открыла дверь в свой кабинет, еще раз оглянувшись и погрозив карандашом самым любопытным.

– Вот, принимайте еще одного путешественника – с товарняка сняли. От горшка два вершка, а туда же – на фронт, вояка! – заговорил красноармеец. Он все так же крепко держал Пашку за шиворот.

Зинаида Степановна, глубоко вздохнув, покачала головой.

– Ну что, вояка, будем знакомиться?

Мальчишка с презрением покосился на нее и молча отвернулся.

– На фронт, говоришь, а плачешь как девчонка! – подойдя к нему, она опустила свою тяжелую руку на его белобрысую голову и стала гладить по спутавшимся, давно не мытым волосам. Пашка попытался уклониться от ее широкой и теплой ладони. Он не понимал, что ей нужно от него.

– Как же ты собрался воевать в таком обмундировании? Глупенький, ведь ты бы по пути замерз в этих жалких лохмотьях и дырявых башмаках. У нас, конечно, не мед, но кое-что из своих скромных запасов тебе подберем, подгоним, перешьем… А мальчишки у нас хорошие. Подружишься с кем-нибудь, вот увидишь, тебе у нас понравится, когда немного освоишься. Тебе сколько лет? – глядя на красноармейцев, многозначительно произнесла Зинаида Степановна. – Наверное, семь или меньше?

– Много! Много! Уже десять! – почти выкрикнул Пашка. – Я все равно от вас убегу, вот увидите, убегу!

Зинаида Степановна покачала головой, глубоко вздохнула.

– Как тебя звать?

– Пашка, – сквозь зубы процедил мальчишка.

– Павел, значит. А отчество?

Пашка уставился на женщину, но ничего больше не ответил.

– Отца твоего как зовут? – мягко спросила Зинаида Степановна.

– Не знаю…

– А маму?

– Не помню…

– Н-да... – сняв очки, она встала из-за стола, подошла к Пашке и села рядом с ним. – Паша, а кого из своих родственников ты знаешь?

– Нет у меня никаких родственников! – громко и отрывисто произнес мальчик. Ему были неприятны ее расспросы.

– Ну а где же ты жил до того, как на фронт поехал? – голос ее дрожал.
Мальчик молчал…

– Тоже не помнишь или просто не хочешь отвечать? Ведь не один же ты жил, в конце концов?

Пашка упорно продолжал молчать. Зинаида Степановна едва заметным движением головы показала красноармейцам следовать за ней, встала и направилась к двери.

– Паша, я сейчас кипяточку принесу. Мы с тобой чайку попьем, а после продолжим нашу беседу. Ты согласен со мной?

Пашка ничего не ответил. Красноармейцы вышли в коридор.

– Ну что ж, товарищи, можете быть свободны. Ваша помощь, я думаю, больше не потребуется. Будьте спокойны, сейчас живо найдем с ним общий язык, – шепнула Зинаида Степановна, – не таких видели, да и не тюрьма у нас все-таки, а детдом.

Пашка сидел в неуютной комнате, заставленной старой мебелью, заваленной по углам стопками связанных потрепанных книг, и думал о том, что же еще его ждет сегодня. Здесь он, конечно, не останется, только разве попьет чайку, как сказала эта женщина, а потом даст деру. Только бы выбраться отсюда, а там – ищите! Как хочется есть… Мальчик изо всех сил старался не думать о еде, но сильный голод давал о себе знать.

В углу комнаты на коротких ножках стоял странный железный ящик. Он был высокий и узкий. Пашка никогда не видел таких ящиков. Интересно, что могло в нем быть? В эту минуту вошла Зинаида Степановна. Порывшись в кармане своей шерстяной кофты, она достала маленький блестящий ключик и стала открывать этот странный ящик. Мальчик насторожился… Мысль о побеге не покидала его, но любопытство взяло верх. Дверь со скрежетом отворилась, и он увидел, что там лежали такие же старые амбарные книги. Разочарованно вздохнув, Пашка решил, не теряя ни секунды, бежать, но в этот самый момент увидел в руке Зинаиды Степановны беленький как снег, размером меньше спичечного коробка, кусочек сахара – самого настоящего сладкого сахара! Сердце в груди запрыгало от радости.

Пашка уже чувствовал этот волшебный, ни с чем не сравнимый, изумительный вкус. От предстоящего наслаждения глаза его заблестели, а в душе разлилась такая теплота, что мысли о побеге моментально улетучились из головы. Огромные голубые глаза мальчика выразили непереносимое желание поскорее откусить хоть маленькую крупинку от этого дразнящего кусочка. Шмыгая носом, он нетерпеливо заерзал на скамейке.
В дверь постучали.

– Да-да, войдите, – сказала Зинаида Степановна.

В дверях показалась девочка лет двенадцати. Она держала пузатый чайник, от которого так и валил горячий пар.

– Вот и чаек пожаловал! Спасибо, Валюша, можешь идти.

Девочка поставила чайник и вышла.

– Павлик, – сказала Зинаида Степановна, – помоги мне – достань из тумбочки две кружки, а я пока заварю чай.

Пашка моментально исполнил порученное, как будто только и ждал этих слов.

Наконец настали минуты, когда мальчик с наслаждением откусывал маленькие кусочки от сахара и с шумом тянул горячий чай из алюминиевой кружки. Так бы пить и пить бесконечно, чувствовать, как тают сладкие крупинки во рту!.. От наслаждения у него закрывались глаза, щеки порозовели, на лбу и над верхней губой проступили капельки пота.

Зинаида Степановна еще дважды подливала ему чай. Чем дольше она смотрела на мальчика, тем сильнее сжималось ее сердце от сострадания к этому малышу. «Господи, что делает война с людьми! Все в жизни перемешала, сколько сирот!..» Она и сама осталась вдовой: в первые дни войны потеряла мужа. А вот совсем недавно получила похоронку на единственного сына – а ему еще не было восемнадцати лет! Проклятая война! Ей до сих пор не верится, что Андрюши ее уже нет. Чем измерить материнское горе, как жить дальше?..

– Павлуша, – вдруг мягко произнесла Зинаида Степановна, – а ты и правда не помнишь свою маму? – с замиранием сердца она ждала ответа, но Пашка, удивленно посмотрел на нее огромными небесного цвета глазами и ничего не ответил, только мотнул головой. От горячего чая глаза его заблестели, чувствовалось, как усталость невидимой рукой стала придавливать его к скамейке. Отодвинув в сторону кружку с недопитым чаем, мальчик положил голову на руки. Еще минута – и он заснет.
– Павлик, ляг вот сюда, на кушетку, отдохни немного.

Зинаида Степановна сняла с себя платок и подошла к мальчику, который уже дремал, сидя за столом. Не говоря ни слова, она взяла Пашу на руки и перенесла на кушетку, затем, укрыв его платком, села рядом. Мальчик спал. По щекам женщины потекли слезы… Нет, она не отдаст этого малыша никому: будет сама воспитывать, и это придаст ей новые силы, даст уверенность в завтрашнем дне. Надо жить, надо бороться за таких, как этот малыш, расчищать дорогу в их светлое будущее!

P.S. В июне 1981 года я со своей дочерью находилась в санатории под Хабаровском. Мы жили в одном номере, только в разных комнатах с одной замечательной женщиной и ее внуком Димой. Звали женщину Зинаидой Степановной. Как-то сидим на лавочке, наши дети играют, а мы, глядя на них, ведем неторопливую беседу о жизни. Подъезжает машина «жигули», останавливается, из нее выходит мужчина среднего роста лет сорока – сорока пяти и направляется к нам. Зинаида Степановна, улыбаясь, тут же поспешила ему навстречу со словами «Мой гусеночек приехал!», обняла его и позвала внука встречать папу.

Позже, вечером, я спросила у Зинаиды Степановны, почему она так назвала своего сына. И тогда она мне рассказала историю, как в их детдоме 12 февраля 1943 года появился Павлик, которого она усыновила. «Когда, – говорила она, – взяла мальчика на руки, чтобы переложить на кушетку в своем кабинете, думала, что сердце разорвется от жалости к нему – настолько он был худ и легок не по возрасту. 12 февраля мы теперь отмечаем Павлушин день рождения. Хотя прошло уже много лет, мы с сыном не забыли нашу встречу в тот холодный февральский день». «Мама, – смеется Паша, – ты сразу тогда нашла путь к моему сердцу – через кусочек сахара!»



              Иллюстрация из книги Евгения Кохана      
                акварель
                (моя работа)