В стране лиллипутов преступлением считалась неблагодарность, за которую полагалась смертная казнь. Обоснование было очень простое и разумное - если ты платишь злом за добро, то ты не только враг данного человека, но и всех прочих и, стало быть, не место тебе среди людей. Конечно, это всего лишь мнение самого Свифта, ставившего неблагодарность в ряд наиболее тяжких преступлений. Кстати, аналогичную позицию имел и Данте, поместивший эту часть человечества в последний адов круг. Хорошо ли это, либо плохо, но уголовный кодекс так не считает. Тотчас же человечество недосчиталось бы большей своей части. Исчезли бы все политики, банкиры, люди шоу-бизнеса и бизнесмены всех мастей. Не стало бы управленцев, генералов, директоров школ и ректоров. Сгинули бы судьи, прокуроры и следователи вместе с адвокатами. То есть, как бы существует невидимый тест - ежели ты существо неблагодарное, то можешь стать юристом, высшим чиновником и так далее. Верно и обратное - если ты человек благодарный, то хрен станешь политиком и председателем партии. Обкрутят тебя, обдерут, как липку и выбросят на помойку, - в народ. Не наш ты человек, скажут, не место тебе среди избранных - сенаторов, депутатов и министров, дурачок ты честный и благодарный. Не умеешь быть неблагодарным - пошел вон. Марш отседова. Вон из наших красивых кабинетов с баром, холодильником, мягким диваном и сексуальной секретаршей.
Видимо, привязанность животного к человеку также в какой-то мере обусловлена благодарностью. Действительно, если хозяин тебя кормит, поит и выводит гулять, неужто песик будет ластиться к другому? Иногда побивает? Ну и что. Зато кормит. Как писал Маяковский, "видели, как собака бьющую руку лижет?" Это к тому, что чувство благодарности - не есть что-то особое, присущее людям. В качестве косвенного доказательства можно привести тот печальный факт, что далеко не все домашние питомцы готовы вилять хвостом при виде хозяина. Нечасто, но среди них попадаются злобные создания, считающие, что кормить и поить их - святая обязанность хозяина. За собой же эти твари оставляют право злобствовать и гадить где попало. Особенно неблагодарны рептилии - корми ты змею или крокодила хоть всю жизнь, все равно при удобном случае они тебя покусают, а то и съедят. Таким образом, константировав, что неблагодарность широко распространена в природе, перейдем к героям нашего рассказа, а читатель уже сам убедится в том, что вышеприведенные рассуждения имеют к ним самое прямое отношение.
Виктору Терентьевичу Абрамову было пятьдесят два года и сей фрукт являлся господином кургузым, низкорослым и близоруким, обладавшим к тому же весьма отталкивающей внешностью. Следуя библейской заповеди "каждой твари по паре", фрукт в свое время озаботился своей половиной - натурально ему подходящей по внешности - низенькой, толстенькой мадам с мексиканским лицом, обладательнице пышного бюста, кривых ног и пронзительного взгляда широко расставленных темнокарих глаз - единственной привлекательной черты лица. Жену звали Лора и это красивое имя никак ей не соответствовало - разумеется, по физическим данным, но не по амбициям. Вообще говоря, амбиции людей редко бывают оправданными, но среди низкорослых женщин их процент просто зашкаливает - неизвестно по какой причине. То ли эти жеманницы считают, что мужикам невероятно льстит их маленький рост, то ли еще что, но куколки эти ведут себя иначе - надувают губки, выгибают грудь и вертят задом, а мужички, пуская слюни, тупеют и покорно позволяют вести себя к известной конторе с таинственным названием ЗАГС. Аббревиатуру эту никто расшифровать не может, и видимо, неспроста. Чем туманнее название, тем хуже себе представляешь будущее. Поставил подпись, капкан захлопнулся. Все! Ты теперь не просто мужик, а мужик со штампом, а на лбу у тебя - клеймо. Был мужичок, пропал мужичок. Был орел, а превратился в зайца. Относительно Виктора оно было совершенно не так. Как был Витька хомячком, так им и остался, безвольным пластилиновым хомячком, безропотно сносившим нотации жены, которая, между прочим, также претерпела трансформацию, превратившись в ворону. У этого странного союза росли две девицы, копии родителей. Старшая, Настя, являлась копией матери - такая же мексиканочка - очень смуглая, с грубыми чертами лица, мясистым телом и коротенькими ножками. Младшая ее сестра, Земфира, выглядела получше, в основном потому, что была худенькой и даже миловидной, хотя и весьма на отца похожей. Вообще, часто бывает, когда люди невероятно друг на друга похожи, но при этом один симпатичен, а другой даже безобразен, - отсюда, собственно, и вырос жанр карикатуры. Девицы худо-бедно выросли и перед родителями встал страшный вопрос: как быть с репетиторами?
Надо сказать, что Виктор Терентьевич в свое время, еще в советские времена, играючи окончил политехнический институт, исправно получая стипендию, которой вполне хватало, чтобы, например, запросто поехать на море, что и делал в компании со своим другом Серегой. Далее, как водится, пути разошлись. Сергей защитил диссертацию и начал преподавать, одновременно работая в каком-то оборонном предприятии.Успешно шли дела и на семейном фронте. Оба сына выросли, стали бизнесменами и перехали в Англию, где и жили припеваючи. Уехала к детям и мать - помогать со внуками, оставив мужа одного, выезд которому за рубеж был до поры до времени запрещен. Разумеется, Сергей в полной мере получал от детей финансовую помощь и, отказавшись от работы на военных, благо что платили сущие гроши, сосредоточился только лишь на преподавательской работе. Естественно, и тут платили не ахти как, однако, не испытывая недостатка в деньгах, все-таки надо было чем-то себя занять. Дабы удовлетворить собственные амбиции, доцент задумал написать учебник и с головой ушел в работу, штудируя литературу, щелкая задачи и увлеченно сдувая готовые куски из разных источников. Время от времени к нему по старой памяти захаживал Витя, помогая с обедом. В армии Виктор Терентьевич служил поваром и, обладая отменным аппетитом, это дело полюбил. Если пуститься в философские размышления, то редко какой счастливчик попадает в точку, избрав ту профессию, к которой имеет наибольшую наклонность. Конечно, мы не будем передергивать и утверждать, что, де, Ерофей Абрамюк-Бубенцов родился с предназначением стать ассенизатором. Конечно, нет. Речь идет, как правило, о профессиях творческих, к коим, несомненно, относится и кулинарное искусство. Да и востребованность кулинаров на порядок выше, нежели тех же художников. Пусть мои оппоненты прямо ответят на вопрос: кого бы они хотели дома видеть - жену-художника или жену - прекрасного кулинара? Если кто скажет, что жену-художника, то этот тип либо обладатель гастрита с колитами, либо попросту дурак, потому что имея жену-кулинара, смело можно закрыть глаза на ее недостатки.
А кулинаром Витя был знатным. Хочешь суп харчо? Нет проблем. Борщ по-украински? И это пожалуйста. Вермишель по-флотски? Да ведь это мое фирменное блюдо! Шашлыки, жульены и даже гуляш - для Вити никаких проблем в их изготовлении не существовало. Когда, например, коллектив механического цеха, в котором Витя работал заместителем начальника, выезжал на природу, шашлыки на углях готовил исключительно Витя. Шашлычки получались изумительно вкусные и мягкие, а под водочку так вообще чудо, а потому его, как кулинара ценили гораздо больше, чем как специалиста. Так бы и жили Абрамовы, да после перестройки во всю грозность встал вопрос: как жить? На какие шиши? Что кушать? На что одевать, обувать девочек? И где взять деньги на репетиторов? Витя кое-как семью кормил, да и то, конечно, не с завода, а случайными гешефтами - здесь купи, там продай. Семья же требовала большего. Ибо старшая дочь собиралась в консерваторию, а младшая - в медицинский. И тут-то ему подфартило вдвойне. Во-первых, Витя нашел работу шеф-повара в маленьком ресторанчике неподалеку от дома своего друга, а во-вторых, Серега, наконец, получил заветное разрешение на выезд. Второе обстоятельство имело последствием то, что Сергей, по натуре добряк, дал ключи от квартиры другу Вите, а взамен получил клятвенные заверения в вечной дружбе и обещания смотреть за ней, то есть квартирой, получше, чем за своей.
Существует своего рода феномен новизны - человек, попав в другое, непривычное для себя положение, ведет себя совершенно иначе, чем обычно. Видимо широко знакомое каждому чувство "Нового года", когда школьник дает себе клятву учиться лучше, студент - посещать семинар по философии, а отец семейства - наконец-то бросить курить, относится к разновидности этой ситуации. Приблизительно в таком положении оказались оба друга, хотя, конечно положение Сергея Николаевича было несравненно лучше. Сам факт, что тебе не нужно зарабатывать на хлеб насущный - себе, а тем паче семье - дает человеку чувство невиданной свободы. Успешно забыв про институт и неоконченный учебник, доцент вместе с женой наслаждался прекрасными английскими пейзажами, водил внука в чудесный, ухоженный Торп-парк, где, между прочим, познакомился с парой из России. Не были обойдены вниманием и традиционные места - Букингемский дворец, музей мадам Тюссо и прочие Пикадилли. Работа на оборонном предприятии в корне запрещала не только выезд за границу, но и общение с иностранцами, а потому об "их нравах" Сергей ведал по газетам и телевизору и сейчас ему все было интересно, особенно люди - несколько чопорные, резковатые, с поразительно другим менталитетом, другими ценностями и образом мышления. Первые несколько месяцев он не скучал - много гулял, общался с людьми, читал газеты и смотрел телевизор, особенно футбольные матчи высшей английской лиги, превратившись в страстного болельщика знаменитой команды "Манчестер Юнайтед", настолько, что пару раз с младшим сыном Денисом ходили на стадион, воочию наблюдая за игровыми страстями. Однако, это молодые люди , полные энергии, энтузиазма и предприимчивости способны без помех интегрироваться в чужую среду. Сергей Николаевич же был человеком старой закалки, английским языком не очень-то владел, а потому понемногу начал тяготиться такой жизнью. Помимо того, на родине доцент оброс множеством привычек и связей, которые фактически определяли его образ жизни. Сергей Николаевич, например, очень любил читать газеты, решать кроссворды, любил время от времени приятственно провести время с друзьями, с тем же Виктором, наслаждаясь салатиками и жареной курочкой под бутылочку холодной водки. Да мало ли? Тот же скверик напротив дома стоил целого Гайд-парка с его несравненными лужайками. Одним словом, Сергей Николаевич решил: хватит с меня этих Англий и Букингемских дворцов, хочу домой. Желание отца было уважено, билеты куплены и, распрощавшись с родными, он сел на лайнер и полетел домой.
Если Сергей Николаевич имел только проблемы с ностальгией по родной земле, то дела с Виктором Терентьевичем обстояли совсем по-другому. Сначала все вроде шло как по маслу. Шеф-повар дело знал и клиенты очень скоро это оценили. День ото дня в ресторанчике проводили время все больше людей, и соответственно, росли также доходы предприятия. Каждую пятницу менеджер (не владелец, а менеджер) отстегивал Виктору очень неплохие по тем временам сумму, значительная часть которой шла на ненасытных репетиторов. Ясное дело, ресторан выходных не имел и работал до ухода последнего клиента. Бывало и так, что бесшабашная компания закрывала двери и гуляла до утра. В такие дни была высока вероятность того, что подвыпившие клиенты вызовут шеф-повара и начнут обсуждать с ним нюансы кулинарного искусства.
- Ты, это, друг, млдец. Очень, очень неплохой жульен. А почему ты не положил туда орехи?
- Такой рецепт...
- Ты это брось, понял? В жульене должны быть орехи. Грецкие орехи. Ладно, давай-ка с нами выпей.
- Да я при деле...
- Чего? Ты что, с нами не хочешь выпить? Гнушаешься?
- Да не гнушаюсь я. Работать мне надо. На работе же я не пью.
- Егорыч! Эй, Егорыч, твою душу!
К гулявшей компании подходил менеджер заведения Илья Егорыч, прилизанный молодой человек, до смерти боявший разного рода братков и качков.
- Слушаю-с.
- Непорядки у тебя, друг Егорыч. Вот, шеф-повар твой, в жульен орехи положить забыл, да еще с нами выпить не хочет.
- Да при деле я...
- Заткнись. Я тебя, Егорыч, конкретно спрашиваю, будет он пить или нет?
- Конечно будет, Илья Герасимович. А ну Витя, выпей за здоровье Ильи Герасимовича.
Отказаться в такой ситуации было невозможно.
- За ваше здоровье, Илья Герасимович.
- О, вот это другое дело. Ну-ка дай стакан. Вот так. А теперь за здоровье нашего Виталика. Эй, братва, за Виталика.
Дело кончалось тем, что пьяный Витя еле доходил в шестом часу утра до квартиры и, не раздеваясь, заваливался на диван.
В один из таких несчастных дней, при очередной попытки спаивания, нервы Вити не выдержали и он братку нагрубил, когда тот начал, было, поучать его, как надо готовить шашлык на ребрышках.
- Вы меня не учите, как надо готовить. Я же вас не учу вашему ремеслу.
- Чего? Да ты, как, падла, со мной базаришь?
Витя был бит, и в ту же ночь расчитан, а уже дома с горя напился до чертиков. Но это было еще полбеды. Гораздо хуже было то, что будучи в стельку пьяным, Витя поссорился с женой Светой, нежданно-негаданно заявившейся на квартиру.
- Не хватит тебе пить алкаш бессовестный? Подумай о детях, гад ты ползучий. У тебя, подлеца, такие чудесные дети, а ты, сволочь, лыка не вяжешь, пьешь по-черному.
Оно, может, как бы и сошло, не впервой было, но пьяный Витя напрочь потерял бдительность.
- Ну да, дети чу-чу-чудесные, а вот жжжена, сссука...
- Ах ты пес вонючий. Это я сука? Да я тебе, подонок, покажу!
Пьяный Витька получил еще несколько чувствительных ударов (хотя Света была бабой низкорослой, но мощной) и оказался в глубоком нокауте. Очнувшись, бывший шеф-повар с трудом, но восстановил естественный ход событий, ориентируясь по полученным травмам, и пал в панику, естественным выходом из которой являлось, сами понимаете, очередная бутыль, извлеченная из немалых запасов, заначенных на работе.
Запасов этих хватило на неделю, после чего Витя перешел на наличный расчет. Однако многовековый опыт человечества с железной логикой подсказывает, что рано или поздно финансы либо заменяющие их ракушки кончаются, а потому в один прекрасный день горемыка очнулся без гроша в кармане и с сильной жаждой, требовавшей очередной порции огненной воды. Начало несчастий положила рекламная газета, из которой он вычитал, что некто хочет купить "по разумной цене" собрание сочинений русских классиков. Измученный мозг страстно хотел покоя, а потому Витька схватил телефон и хриплым голосом доложил, что желает немедленно избавиться от двенадцатитомника Тургенева по сходной цене. Собеседник по ту сторону телефона, должно быть, был парень не промах, потому что сразу же предложил за книги натурой - две бутылки водки. Витька моментально согласился и через два часа привел организм в нужную кондицию. Библиотека у друга оказалось немаленькой, и в течении месяца каждый день собрания сочинений Гоголя, Толстого и Диккенса плавно трансформировались в совершенно иную субстанцию. Пару раз пьянчужка предпринимал рейды домой, к детям, жене, но получал ледяной прием, что вполне способствовало дальнейшей деградации, тем более, что пара-тройка официантов из ресторана в беде бывшего товарища не оставила.
Дальше - больше. Покончив с книгами деградирующая личность натуральным образом перешла к книжным полкам, по цене одна полка - одна бутыль. Потом настала очередь утвари. Очень удачно пошли японские фарфоровые тарелочки с нарисованными на них шишечками, кои были сбагрены по фантастически высокой цене - бутылка за три штуки. Тарелочек тех у хозяев оказалось двадцать четыре и, соответственно, было заполучено восемь бутылок водки. Неплохо разошлись также столовые приборы и сервиз "Мадонна", в котором, правда, были недостающие приборы, а супница была с трещинкой. Витька увлекся и вполне профессионально продал столовый и спальный гарнитуры, кастрюли, хрустальные вазы и магнитофон. Разумеется, платить за коммунальные услуги не имело смысла, а потому суровые службы в условиях дикого капитализма сначала отключили газ, а затем свет, но при всем желании, воду и отопление отключить не удалось, а потому в квартире было тепло, таинственно сумрачно и пахло всеми первобытными запахами, а соседи при встрече демонстративно воротили носы.
Был солнечный весенний день, когда Сергей Николаевич, наслаждаясь до боли знакомыми видами, ступил в подъезд и на лифте поднялся на четвертый этаж, после чего, неприятно задетый отсутствием знакомого дверного коврика, нажал на кнопку звонка и, не услышав родной мелодии, вытащил ключ и отпер дверь. Сразу же в лицо пахнуло незнакомыми мерзкими запахами - застоявшим табачным дымом, перегаром и армейским сортиром. Не было ни трюмо, на которое, бывало, он небрежно швырял перчатки и шарф, ни тумбочки для обуви, откуда ловким движением вынимались любимые домашние тапочки, Да ничего не было. Был запах, - тяжелый, затхлый, от которого можно было удавиться. Хозяин прошел в комнату и опешил. Такую просторную комнату у себя дома он не видел по крайней мере с того дня, как получил ордер на квартиру. Комната была пустой, совершенно пустой, да еще с ободранными обоями, грязными дверями и окнами. В углу лежали какие-то тряпки, а паркет, его собственный фигурный паркет, гордость дома, кое-где был обуглен. Не было даже красивой чешской люстры типа "Занзибар" с шестью плафонами, которую ему подарила кафедра на юбилей. Вместо нее с потолка свешивалась обычная пыльная лампочка на загаженном мухами проводе. Сергей Николаевич одномоментно налился.
- Что за черт? - в сердцах процедил доцент, - где же этот козел?
Как бы отвечая его вопросам, из смежной комнаты раздался всхрап. Взору туриста открылась прелюбопытная картина. В центре спальни, его с женой спальни, стоял журнальный столик с перламутровым покрытием, усаженный множеством окурков. В свое время за этот столик были выплачены очень хорошие по тем временам деньги - и пожалуйста, - сейчас он превратился в большую пепельницу. Рядом со столиком стояли несколько пустых бутылок из-под водки и пива. На полу был расстелен матрас - его собственный матрас, который был распознан по сине-зеленым полоскам на ткани. На матрасе храпел его друг, очень изменившийся не в лучшую сторону, грязный, небритый, но друг, бывший друг, как сразу же отметил Сергей Николаевич. Никаких следов одеяла или простыни не наблюдалось, да и сам матрас был кое-где разорван. А рядом с бывшим другом валялась незнакомая неопрятная женщина лет сорока с распущенными волосами, с грязными руками и ногами, разумеется, не в белоснежном пеньюаре. Хозяин дома немедленно растолкал ногой сначала женщину, а затем и Витьку. Женщина повернулась к нему опухшим лицом.
- Чего тебе надо, а? Да кто ты такой?
Затем, протерев глаза, растормошила сожителя.
- Витька, а Витька. Кто это, а?
Виктор Терентьевич удостоил хозяина взгляда маленьких, поросячих глаз. Нимало не удивившись, неверный квартиросъемщик уселся на матрас, достал мятую пачку сигарет, закурил и закашлялся.
- Вернулся, значит, Серега. А я.. А мы тут.. В общем живем мы тут с Нинкой у тебя, брат. Тепло здесь.
В голосе у Витьки не было ни малейшего чувства раскаяния, что особенно хозяина возмутило.
Сергей Николаевич являлся человеком умным и рассуждал довольно быстро.
- Ну, вызову милицию, Ну, возьмут их. Положим, удастся доказать, что этот тип пропил мое хозяйство. Так скажет, что я разрешил и всего делов. А милиция скажет, что сам, брат, виноват. Знай, кого пускаешь. А договор, скажут, ты с ним заключал? Да, да, договор, со свидетелями и заверенный нотариусом. Ах, не заключал? Ну, брат ты и козел, скажут. Чего ж ты хочешь? Скажи спасибо, что квартиру не пропил.
Все эти печальные мысли молнией промелькнули в голове хозяина и завершились взрывом праведного гнева.
- А ну, сволочи, марш отсюда. Чтоб через минуту вас тут не было.
Последние слова были подкреплены несколькими пинками.
Бомжи поплелись к выходу. У двери Витька обернулся к Сергею Николаевичу.
- Слышь, Серега, выпить не найдется, а?
Ответом был очередной пинок, в результате которого Витька уцепился за бомжиху и вдвоем они вылетели за дверь. Поле боя осталось за хозяином.
Сергей Николаевич открыл все окна, вышел на балкон и, оперевшись о поручни, наблюдал, как бомжи, шатаясь и поддерживая друг друга, направляются к скверу напротив дома. На душе было погано.
- Ну как, как мог человек за несколько месяцев скатиться на самое дно? Как мог продать дружбу, семью, честь, наконец? И что теперь?
С одной стороны было ужас как жаль этого дурака, а с другой думалось, что человек сам хозяин своей судьбы, и сам выбирает свою дорогу в жизни.
- Чай, не маленький. Сам понимать должен. что творит, вот и все.
Отбросив мысли о бывшем друге в сторону, Сергей Николаевич немедленно взялся за дело. Со свойственной ему энергией он спланировал все необходимые работы, набрал бригаду молдаван и каждодневно проверял отделочные работы, все это время проживая в гостинице.
- Нет худа без добра, - утешал себя страдалец, - зато поменяю всю обстановку.
Через месяц квартира была отремонтирована, мебель куплена и вечером Сергей Николаевич рассчитался, нанял такси и поехал домой. Открыв дверь, он сразу же почуял недоброе. В столовой за новым столом, на новых стульях расселась компания бомжей во главе с предводителем - оборванным, грязным Витькой. Присутствовали и дамы, среди которых выделялась тогдашняя Нинка. Приход хозяина был встречен с энтузиазмом.
- А, Серега, заходи, брат. А мы тут, тово, хорошо сидим. Давай, присаживайся.
Сергей Николаевич, оценив количество и качество рассевшихся за столом побирушек, ввязываться в ссору не стал, а попросту вышел. В душе клокотал праведный гнев хозяина, беспардонно обманутого нерадивым батраком.
- Что делать? - раздумывал горемыка, - в милицию пойти, что ли?
- Нет, какой же я болван! Не додумался поменять замок.
Наконец, выход был найден. Сергей взял такси и поехал к свояку. Тот был не то бизнесменом, не то приблатненным, одним словом, человеком новой формации. Свояк был доценту обязан, а такие люди всегда расплачиваются по полной. Внимательно выслушав Сергея, свояк сей же час врубился и принялся названивать своим дружкам. Через час на двух машинах бригада выехала на дело.
- Ты - оставайся здесь, а мы пошли.
Веселье было в полном разгаре. Весело звенели бокалы, дым стоял коромыслом и раздавались пьяные голоса и женские визги. С приходом бригады воцарилась жуткая тишина. Нарушил ее свояк.
- Ну, чо, падлы, веселимся? Костя, начинай.
От трех ударов громилы на пол упали трое бомжей. Остальные сидели ни живы, ни мертвы.
Который? - спросил свояк.
Серега указал на Витьку.
- Ах ты падла. Ты, сука, этот день на всю жизнь запомнишь.
Витьку били молча и долго. Бомжи, онемев от страха, молча глядели на экзекуцию.
- Встань, гад. Давай сюда ключи. Проваливайте.
Робкой дружной толпой побирушки вышли. Ушла и бригада. Убрав и проветрив квартиру, Сергей Николаевич долго стоял на балконе и размышлял о превратностях судьбы, а на следующий день на всякий случай поменял замок.
К следующему рассказу http://www.proza.ru/2015/11/04/2188