Их было три брата и все трое являлись уголовниками. Старший брат, Гена, плотный мужик пятидесяти лет, имел от семи до девяти ходок в колонию - сам он точно не знал сколько и всякий раз у него выходили разные цифры, колеблясь в указанных пределах. Средний, Паша, сидел пять раз, а младший, Сема - всего два раза, правда, в последний раз "от звонка до звонка свои пять рокiв" отсидел и вроде бы решил по-возможности вести праведную жизнь. Впрочем, такие благие намерения посещали братьев каждый раз после отсидки, о чем они во всеуслышание объявляли на пьянках, затеянных в честь освобождения. Справедливости ради надо сказать, что сама их семейка изначально была неблагополучной. Отец братьев - Махонин-старший, воровал направо и налево, имел множество ходок, да так и помер в тюрьме. Досталось и матери, за сокрытие преступника и спекуляцию. Там же в тюрьме и родился Гена, а мать после освобождения хоть и продолжала приторговывать, но поумнела и больше не попадалась. Все три брата отличались бурной деятельностью и наплевательским отношением к закону. Как это часто бывает, все трое пребывали меж собой в весьма неровных отношениях, преимущественно, старший брат с младшим, в основном, из-за того, что являлись соседями. В свое время Махонин-старший, особенно удачно что-то своровав, купил участок земли на окраине Самары, тогда еще Куйбышева, и выстроил небольшой домик, по соседству с такими же сомнительными личностями, отчего вечерами даже милиция не рисковала соваться в воровскую слободу. В дальнейшем, средний брат женился и переехал в квартиру, которую от завода получила жена, оставив участок оставшимся братьям, которые отцовское наследство поделили. Младший брат на своей земле выстроил дом и женился. Поскольку раздел участка был произведен лишь устно, да и то в пьяном виде, то братья постоянно ссорились, а иногда, по праздникам, и дрались.
Всегда есть люди, которые что-то делают лучше других. Вот, Петька, например, лучше всех в классе щелкает задачи по алгебре, а Вадик лучше всех во дворе играет в подкидного дурака, Иван Павлович лучше всех в коллективе играет в пинг-пинг, а Яков Моисеевич - в шахматы. Гена Махонин дебоширил в слободе лучше всех. Он, можно сказать, был прирожденным дебоширом и хулиганил охотно и артистически, играя на публику и привлекая внимание всех заинтересованных лиц - соседей и прохожих, которые частенько становились объектом его наглых выходок, перенаправляя на себя его кипучую энергию.
- Эй, ты. Да, да, ты. Чего глаза вытаращил, падла? Цирка захотел? Счас получишь,...
К чести Гены, если речь шла о скандалах, то слова у него никогда с делом не расходились, и зевака-прохожий немедленно из категории зрителей переходил в ранг участников перебранки и получал в морду, после чего оказывался вовлеченным в потасовку. Иногда, правда, редко, локальная потасовка переростала в грандиозное побоище, в котором принимала живейшее участие вся мужская половина слободы. Ясное дело, все братья были по совместительству совсем не дураки выпить и по этой части были примерно равны. Естественно, львиная доля скандалов происходила после обильных возлияний, как в отдельности, так и в компании с дружками.
Все три брата работали водителями. Лучше других устроился средний брат, лихо раскатывающий по городу на заводской "Волге", перевозившей драгоценную персону заместителя директора камвольного комбината. Конечно, руководитель благосклонно относился к водителю, перевозившему его бесценное тело и всячески того поддерживал. В частности, жена Паши ни за что не получила бы квартиру, если бы замдиректора не шепнул кому надо заветное слово. Именно поэтому сам персональный шофер в отцовском доме являлся редким гостем, если только шеф не отбывал в командировку, либо в отпуск. Но уж если это счастливое событие случалось, то вся округа об этом быстро узнавала, если, конечно, братья были дома. Паша пил сначала у Сеньки, поскольку сам участок располагался на холме и сразу после входа находился дом младшего брата. Ну, а после, набравшись, продолжал пьянствовать уже у Гены, куда, качаясь, спускался либо один, либо с Сеней, ежели братья пребывали в шатком перемирии.
Сам Семен был женат на бойкой хохлушке, быстро вписавшейся в причудливый расклад семейки и принимавшей непосредственное участие во всех перебранках и скандалах. При этом с годами мастерство ее все более шлифовалось, так что сам муженек начал потихоньку ее побаиваться, учитывая не только ее острый язык, но и недюжинную физическую силу. Детей у них было двое и оба мальчики. Разумеется, оба играли первые роли в местной шпане и причиняли немало беспокойства родителям. Что до самого Гены, то сей фрукт был на редкость любвеобилен и на момент этой истории успел заиметь семь жен и несколько сожительниц. Что в нем бабы находили, неизвестно, потому что внешности он был самой что ни есть ординарной - русоволосый, нос картошкой, а глаза, ясное дело, красные от чрезмерного потребления водки. Видимо, тут свою роль сыграла его природная наглость и бесцеремонность, с которой он подъезжал к женщинам и наличие финансов, поскольку хорошо известно, что водители всегда неплохо зарабатывали. Впрочем, все заработанные деньги - и левые, и правые он щедрой рукой тратил на своих женщин и выпивку. Если, положим, домой к ним заявлялась одна из бывших жен с малолетним ребенком, то Гена встречал ее с покровительственной радостью, заигрывал с малышом и давал деньги. Ясное дело, настоящая жена и пикнуть не смела, во избежание неминуемой расправы, но это лишь в случае, когда муж был дома. Если же Гена отсутствовал, то Алина ястребом налетала на несчастную женщину, проклиная и ее, и малыша, а заодно всю ее родню вплоть до седьмого колена, так, что бедняжка, схватив в охапку ребенка, спешила убраться восвояси.
Гена не только являлся хорошим водителем, но и первоклассным механиком, разбиравшимся и в моторе, и в ходовой части, и в прочих внутренностях машины. На выходные у ворот дома уже собирались автолюбители со своими болячками. Приняв на грудь первые сто грамм, Гена выходил к посетителям и выслушивал жалобы, после чего с дьявольской скоростью разбирал поврежденную деталь, приговаривая:
- Это мы быстро - шрайбен, шрибен.
Действительно, не проходило и несколько минут, как выносился приговор и потерпевший отправлялся на поиски необходимой детали, ежели таковая в закромах механика не находилась, а Гена переходил к следующей машине. Бывало, что дефект так сразу, с наскока, определить не удавалось. На этот случай у механика существовало другое изречение.
- Да, братан, это тебе не шрайбен, шрибен, а настоящий гешрибен.
Надо сказать, что эти таинственные слова - шрайбен, шрибен и особенно гешрибен производили на водителей неотразимое впечатление, отчего они никогда с Геной не спорили, узнав, во сколько им обходится ремонт машины. Более того, частенько к указанной сумме мужики присовокупляли также бутылку водки, на радость механику, имея в виду завоевать его расположение - хороший механик всегда ценился на вес золота.
Что означают эти заклинания - никто не знал, за исключением Борьки, соседкого мальчишки, проходившего в школе немецкий язык. И Гена здорово бы удивился, если бы Борька ему авторитетно объяснил, что "шрайбен, шрибен, гешрибен" - это три основные формы немецкого глагола "писать", что "шрайбен" - это инфинитив, то есть неопределенная форма, "шрибен" - искаженная вторая форма глагола - имперфект, то есть прошедшее время, ну а "гешрибен" - это партицип цвай - необходимый для прошедшего времени перфект и плюсквамперфект. Отсюда Гена вывел бы только то, что "гешрибен" - на самом деле весьма таинственная субстанция, которую лучше не беспокоить, а что касается первых двух форм "шрайбен, шриб" - так это же по-немецки, а по-русски, они, в соответствии с законами созвучия и мелодичности, должны произноситься, как "шрайбен, шрибен" и точка. Впрочем, Борька ни за что не посмел бы поучать пьяного дяденьку из опасения получить по уху, а потому свои выводы держал при себе.
В один из дней, как всегда напившись, Гена в привокзальном ресторане затеял очередной скандал, перебил уйму посуды и попал в линейный отдел. Там ему предложили откупиться и дело замять, однако то ли запрашиваемая сумма была слишком велика, то ли денег у Гены не было, но сделка не состоялась и дебошир угодил за решетку на полгода. Жена его, Алина, мужа ждала, но ждала весьма своеобразно, спутавшись с одним из его клиентов. Вернувшись, Гена об измене жены узнал и немедленно из дома выгнал, предварительно поколотив. Впрочем, бобылем он прожил совсем немного. Возвращаясь из очередного рейса, Гена заприметил на улице пухлую тетку и остановив машину. Затем ловелас ее преловко уболтал и привез домой. Так очередной хозяйкой неказистого дома стал Таисия.
Должно быть, Гена был здорово пьян, когда прихватил ее с собой - пить за рулем было для него делом привычным. Таисия была не то что некрасива, но просто на лицо безобразна и из всех Генкиных пассий выглядела наиболее неудачной. Тем не менее, с точки зрения распутника, дело это было поправимым. Через неделю он ее, как водится, побил и выгнал.
- Ты, это, шрайбен, шрибен, забирай манатки и ...
Обиженная дама ушла, но через два часа приехавший милицейский уазик увел также успевшего набраться Гену. В отделении милиции выяснилась страшная новость - брат Тоськи оказался заместителем начальника угрозыска этого района. Естественно, замначальника провел с Геной профилактическую беседу, на предмет того, "что за базар надо отвечать, козел", и что "раз обещал - надо жениться", а не то "кишки из тебя выпущу, подонок". Излишне говорить, что беседа была подкреплена несколькими тумаками, и вследствие невозможности ответных действий Гена загрустил и согласился взять Тоську обратно. Правда, по прибытии домой неудачливый развратник со злости ее побил, но выгонять более не посмел и даже повел в ЗАГС, где и узаконил свои с ней отношения.
Конечно, все женщины любят поговорить, но Тоська была болтливой сверх меры. Через неделю после воцарения в доме Махонина, она была в курсе всех его дел, отлично знала его клиентов и успела разругаться с хохлушкой - младшей невесткой. Конечно, дебошир частенько ее побивал, но уже не так, как вначале, а Паше как-то объяснил:
- Оно, Паша, тово - бабы, брат, все дуры, ну и она туда же. А так, ничего, шрайбен, шрибен.
У Гены с Тоськой выработался даже особый язык общения.
- Тоська, дура, давай шрайбен, шрибен, да поживее.
В переводе на русский язык это означало "Накрой на стол". После чего, Гена обводил стол недовольным взглядом и изрекал:
- Гешрибен.
Тоська моментально доставала из-под крана охлажденную бутылку водки и господин садился обедать.
Однажды случилось неожиданное происшествие, в корне изменившее семейную жизнь Махонина. Домой к ним зашла сестра его третьей жены и в слезах сообщила о ее смерти.
- Вчера вечером померла, бедная. Как хоронить, на что хоронить, не знаю. А после нее Мишка сиротой остался. Я бы, Гена, взяла его к себе, да у меня самой трое некормленых, да муж-алкаш.
К великому удивлению Гены, инициативу в свои руки взяла Тоська.
- Мы его возьмем к себе, правда, Гена?
- Шрайбен, шрибен, - только и успел ответить изумленный отец.
После похорон, на которых муж-алкаш бывшей жены надрался сверх меры, Мишка с чемоданчиком в сопровождении отца пришел к Махониным, где и познакомился с мачехой, принявшей сироту, как родного.
Поскольку своих детей у Тоськи не было, то всю нерастраченную материнскую любовь она изливала на мальчонка. С чисто женской хитростью Таисия выклянчила у муженька деньги, после чего как следует приодела Мишку, накупила ему вволю тетрадей, учебников и сумку, одним словом, присматривала за ним, как за своим ребенком. Мишка довольно быстро привык к новой семье и Тоську от души полюбил - известно, что дети в этом отношении невероятно чутки и сразу же распознают, где истинная любовь, а где фальшивые чувства. Видимо, впервые за свою жизнь женщина была счастлива, что как-то сразу сказалось и на ее внешности - Тоська расцвела, похорошела, а в глазах ее появился невиданный блеск, так, что даже муж как-то съязвил.
- Тебя, Тоська, в сумасшедший дом определить мало, шрайбен, шрибен.
Мишка, как и все пацаны, оказался любопытным ребенком и все время вертелся подле отца, поглядывая на его работу и иногда требуя объяснений.
- Пап, а для чего нужны жиклеры?
- А как работает динамо?
- А для чего этот радиатор?
Первое время Гена отмахивался, но потом, поразмыслив, стал Мишка к делу приобщать и даже давать несложные задания.
- Подай четырнадцатый ключ.
- Разбери карбюратор.
- Слей масло.
- Не лезь туда, придурок.
- Принеси пивка.
Через несколько лет, к окончанию школы, парень вырос и стал таким же классным механиком, как и отец. В том же году Гену хватил инфаркт, а еще через день он скончался. Братья, отбросив старые обиды, Тоське здорово помогли, взяв на себя все расходы. После похорон на выходные, как обычно, подъехали клиенты и Мишка, нимало не смущаясь, принял клиентов вместо отца. А после, дома, ломающимся голосом приемной матери сказал:
- Тетя Тося, давай шрайбен шрибен.
Тося привычно накрыла на стол, но когда Мишка произнес "Гешрибен", то заработал увесистый подзатыльник и молча принялся за еду. Впрочем, так продолжалось совсем недолго. Как-то, особенно удачно отремонтировав чью-то машину, Мишка на заработанные деньги купил мачехе красивое кольцо. Тося прослезилась, расцеловала его и после магического "Шрибен" сервировку стола украсил также "Гешрибен".
К следующему рассказу http://www.proza.ru/2015/11/04/2129