Страшно болеть. Сначала ощущение беспомощности, и что уж кривить душой, страха смерти. Внезапная опоясывающая головная боль, голова, как в стальных тисках, не продохнуть. Шаг за шагом, босиком, поднимаюсь по лакированным деревянным ступеням нашего злосчастного подвала. Злосчастного, потому что однажды отсюда уже поднимали мы с бригадой скорой помощи Юсси. Он пытался идти сам, мы поддерживали со всех сторон, но каждый шаг казался вечностью. И когда на последней ступени вдруг во всем доме выключился свет, я, как кликуша, завыла: к смерти! Но смерть на себя принял пес Лаки, который стоял в прихожей и смотрел глазами, более, чем человеческими, на своего хозяина. С ним он как раз простился, потому что мы похоронили нашего друга в то время, когда Юсси лежал в реанимации.
Сидела в кресле-качалке, в Юссиной комнате, держась руками за голову. Качалась, как болван или игрушка Ванька-встанька. Как всегда в критических случаях, мой мозг отказывает складывать слова по-фински. Понимаю, почему радистка Катя выдала себя фашистам! На мое русское мычание Юсси реагирует вдумчиво и спокойно, просит пошевелить правой рукой, левой, потрогать себя за мочку. Я округляю глаза и высовываю язык, прося только об одном: измерить наконец мне давление. Юсси пытается, но не может закатать длинный рукав моей ночной рубашки до самого верха. Хрен с ним, с давлением, картина уже изменилась: у меня проступил холодный пот, началась рвота. Какая тут скорая! Процесс выделения рвотных масс увлекателен непредсказуемостью и насыщен, как настоящее сражение, со своими передислокациями, затишьями и новыми атаками. Пострадала Юссина корзина для мусора, которую на следующий день он, как собственник во всем, все же отмыл и забрал себе. А мне заботливо принес тазик из нержавейки, посудину покойного Лаки.
Когда явилась наша дочь Лиля, недавно прошедшая практику в доме престарелых, диагноз последовал незамедлительно: приступ мигрени. Лиля внимательно посмотрела на меня, попросив улыбнуться. Я это сделала с удовольствием, чтобы отмести подозрение в амнезии или еще каких-нибудь старческих синдромах.
Ну а дальше началась рутина: таблетки, забытье, путешествие в свое подсознание. В этом мире почему-то нет места самоиронии, и это самое печальное.
Вечером я приняла решение пойти в сауну. Не зная величину кровяного давления, все-таки рискнула. И не зря: тело перестало ныть, через пот вышла хоть какая-то часть интоксикации. Просыпаясь через час другой, все же одолела первую ночь.
Вылечила меня одна вещица. Придя из сауны, увидела, как заботливо убрана моя постель. Не было сил поблагодарить, да и не знала, кого. Судя по врожденной аккуратности, это мог сделать Юсси, но мне хотелось, чтобы руки любимой дочки прикоснулись к моим разбросанным вещам. С Лилей у нас трудные отношения. С раннего детства она в конфликте со мной. То ли ревность к папе, то ли наши отношения с супругом, то ли сам характер рыжеволосого бледнокожего, с веснушками на слишком вздернутом носу, позднего ребенка, этому причиной, но факт есть факт. Я не ожидала от своей ”вечерней звездочки” такой отстраненности. Конечно, ее любовь проявлялась косвенно, но как мне не хватает открытости, непосредственности в проявлении знаков внимания!
Утром я спросила у Лили, кто прибрал мою постель. Как хорошо, что я не ошиблась в своей догадке!