Константина Михайловича Оганесова никому и в голову не могло придти назвать по имени и отчеству. Даже по фамилии его никто не называл. Костя, и все тут. Какой-такой еще Константин Михайлович? Шутить изволите? И действительно, глядя на его неказистый жалкий вид, вечно всклокоченные волосы, пусть даже седые, нелепую, несимметричную блестящую жилетку, а самое главное, на мутные, неопределенного цвета глаза с красноватыми прожилками, никак нельзя было обратиться к нему как-нибудь иначе. На плече у Кости вечно болтался закроечный метр, а за ушами были карандаши: за левым ухом обычный, черный, а за правым - огрызок белого. Атрибуты эти самым прямым образом указывали на принадлежность Кости к профессии портного, - скромного тбилисского портного, живущего в двух шагах от Куры, в Лавлабаре, в собственном полуподвальном доме, со старинной дверью, на которой в свое время красовалась вывеска "Профессиональный портной быстро и надежно вставит молнию". Со временем некие шутники последнее слово убрали, о чем Костик догадался по гаденькой улыбке на лицах клиентов. "Профессиональный портной" хотел было злосчастную "молнию" дописать, да вовремя заметил, что надпись привлекает дополнительных посетителей, да и в денежных спорах на нее всегда можно было в шутку сослаться, а посему вывеска эта стала одной из многочисленных хохмочек старого района большого города.
Единственная дочь Кости и Розочки (как называл тучную супругу сам Костя) вышла замуж и уехала к родне мужа в Ростов. Поскольку зять был весьма суров и родню жены недолюбливал, то Розочка и Костик виделись с дочерью и двумя внуками редко, приблизительно раз в год, в основном летом, когда дочь привозила внуков на недельку в Тбилиси, а после отправлялась в Адлер, где ее уже поджидал грозный муж. Поэтому супруги были одни, зато с обоих сторон была многочисленная родня, причем со стороны Костика родня эта, по мнению супруги, приносила сплошные убытки - портному приходилось задешево кроить, шить, перекраивать и "вставлять молнии" для бесчисленных тетушек, дядюшек, их разногабаритных отпрысков и даже знакомых. Заметьте, не задарма, а задешево, то есть с родственной скидкой. Розочка, если узнавала, страшно ругалась и грозилась Костика придушить, а сам портной в такие минуты предпочитал супругу избегать, либо отсутствовать по своим портняжным делам. Вообще сказать, это был очень ловкий предлог для отсутствия, ибо наш портной практиковал также заказы на выезд, то есть, запросто мог обслужить клиента на дому, совсем, как в "те времена", о которых любил ему рассказывать сосед Оганесовых, старый, мудрый дядя Изя, тбилисский еврей в третьем поколении
- Да, Костя, времена теперь не те, что там. И людей таки совсем не уважают, штоб я сдох. Ты можешь смеяться, но времена те, Костя, были еще десять лет назад, когда у меня еще была Диночка.
Тут дядя Изя причмокивал, горестно качал головой и поучал портного.
- Если над тобой смеются, Костя, не переживай, плохо будет, если будут плакать.
Если у Кости хватало выдержки дойти до этой стадии нравоучений, то дядя Изя, расщедрившись, угощал его стаканчиком водки.
Сосед не только Костю поучал, но и неоднократно спасал от гнева разъяренной жены, когда Костик был выпимши, что случалось, увы, очень часто, особенно, когда портной шел принимать заказ на дом. У супруги были сильные подозрения, что когда Костя говорил "Розочка, я иду на заказ", это самым элементарным образом означало, что муж вернется выпимшим. Особенно ее удручало то обстоятельство, что никак нельзя было проверить, подносят ли, угощают ли портного заказчики, али он пьет на свои, то есть "наши кровные". Хотя в виде отступления надобно сказать, что Костя пил на свои кровные лишь в самом крайнем случае, когда не было никакой возможности выпить за счет клиента. Обработка начиналась издалека:
- Нет, вы только посмотрите на этот пиджак. Сам Сталин бы мне сказал - вот это работа!
(К счастью, вождь мирового пролетариата уже мирно покоился в Мавзолее рядом с Лениным и никак не мог оценить работу портного.)
- Костя, а что Сталин понимал в твоей работе?
- Молодой человек, если у кого есть власть, то он во всем понимает, даже в гинекологии. Ну, а мы люди маленькие, мы имеем толк только в своем деле, ну, еще, может, в хорошей водке.
Конечно, даже самые щедрые клиенты на бутылку не замахивались, но шкалик, другой портному подносили. Захмелев, Костя похвалялся:
- Я, уважаемый, полгорода обслуживаю, а как ты думаешь, почему это, а?
Далее следовала длинная тирада, из которой следовало, что во-первых, самая нужная профессия на свете - это портняжничество, ну а самый-самый умелый портной по крайней мере в городе - это именно он, Костя.
Брат Розочки проживал в Ереване, а сестра - в Москве. Естественно, Софочка часто ездила к сестре, но редко принимала ее у себя, поскольку Дора, старшая сестра, была на подъем тяжеловата. Арик, старший сын брата, являлся аспирантом на кафедре стоматологии Московского медицинского института и проживал в общежитии, о чем, впрочем, совсем не жалел, пользуясь всеми привилегиями молодости. Конечно, раз в неделю, обычно в субботу, аспирант бывал в гостях у тети и с удовольствием обедал и общался с тетей Дорой, которая его безмерно любила и излишне опекала - сама тетя Дора, потеряв на войне мужа, так замуж и не вышла, осталась бездетной вдовой, однако генетически стремилась к воспитанию нового поколения - и как раз это обстоятельство пугало Арика. Жизнь в общежитии была ужасно веселой - с пьянками и гулянками, тем более, что аспирант путем хитрых переговоров с комендантшей обитал в отдельной комнате.
После очередного обеда с киевскими котлетами и отварной картошкой, завершившимся пирожными и чаем, тетя Дора обратилась к племяннику с просьбой.
- Арик, я хочу съездить в гости к сестре, да боюсь этой дороги.
- Почему, тетя Дора?
- Да сама не знаю. Неуютно мне одной в поезде. Вот хочу попросить тебя. Давай вместе поедем. Ты же в Тбилиси давно не был, правда? Вот и повод поехать. Это же чудесный город. Да и тетю свою увидишь. Ты же тетю Розу пока не видел. Только позвони домой, предупреди. А впрочем, нет. Я сама им позвоню.
Арик тетку любил и отказать не мог.
Вот так и получилось, что через несколько дней Арик с тетей Дорой сидели за празднично накрытым столом, тетя Роза утирала слезы радости, а Костик толкал речь.
- Я, Арик, хочу сказать тебе важную вещь. Твоя тетя, а моя жена Розочка, имеют большую радость. Даже двойную радость. Это видеть здесь тебя, Дорочка, и тебя, Арик. Будьте здоровы.
Радость Кости действительно была искренней, вот только у Розочки было другое мнение. Когда бутылка кончалась, Костик ушел "на заказ", а она обратилась к гостям.
- Ты, Арик, думаешь, что мой Костя портной? Он не простой портной, нет. Он - портной-строитель.
- И что же он строит, тетя Роза?
- Он из себя трезвенника строит, алкаш поганый. Видишь ли, бутылку не допил, будто трезвенник. Увидишь, вечером какой вернется.
Действительно, вечером Костик вернулся совсем никакой и лишь присутствие гостей сдерживало Розочку от праведного гнева.
Наутро, после завтрака Костик соизволил пошутить.
- Ну, аспирант, у тебя шея.
- Толстая?
- Грязная. Ты ее иногда моешь? В Москве мыло есть? Или ты решил на нем сэкономить и помыться в Тбилиси? Если так, то предупреждаю тебя, что у нас в Куре не моются, а плавают. Ты плавать умеешь? Да, неужели? Слушай, тебе надо срочно переезжать сюда.
- Молчал бы ты, алкаш, - уже беззлобно сказала Софа, - на себя лучше посмотри.
- Ой, ты думаешь, что вышла замуж за Мурлона Брандо? А сама никак Мэрлен Мурло? Шучу, шучу Розочка.
На этой фривольной ноте портной ушел по своим скорняжным делам и возвратился лишь поздно ночью, когда сестры легли спать, а Арик уже лежал в постели, ворочаясь и краем уха слышал, как портной что-то про себя бормотал.
У Оганесовых было две комнаты, первая, она же приемная, являлась рабочим местом портного и проходной в спальню, где на ночь разместились сестры. В приемной же на раскладушке спал Арик, а на диване - портной. Рано утром, когда начало светать, Арик проснулся от толчка в плечо.
- Вставай, аспирант, хочу тебе сказать важное дело, - послышался шепот.
Арик вскочил и уставился на портного. Тот подвел его к шкафу, из бездонного нутра извлек на свет божий полную десятилитровую бутыль и тем же шепотом продолжил.
- Вчера ночью принес. Заместо денег Додик-жлоб дал. Надо попробовать.
С этими словами Костик разлил жидкость в два граненых стакана, вручил Арику полгорбушки хлеба.
- Будь здоров аспирант.
- Будьте здоровы.
- А хороша водка, хороша. Может и правильно...
Костик фразу свою не докончил и перешел на другие материи.
- Ну, я пошел, Арик. Скоро вернусь, а ты пиши свои диссертации.
Портной оказался человеком слова и ровно через час вернулся, чтобы в точности повторить манипуляцию со "штофом из шкафа". В третий раз Костик принес с собой изумительную копченую скумбрию, от одного запаха которой аспирант вскочил и залпом выпил стакан водки за "нашу изумительную встречу", после чего съел всю филейную часть нежнейшей черноморской скумбрии, необычайно крупной и уже полностью очищенной и отправился досыпать.
Приблизительно через полчаса сестры встали, привели себя в порядок и прошли в приемную, где мирно спал Арик. Заслышав шаги, аспирант привычно вскочил.
- Пить будем, Костик?
Вместо Костика, разинув рты, на него смотрел, принюхиваясь, женский дуэт.
Все бы ничего, да Арик совершил непростительную ошибку, дернувшись в сторону шкафа. Затуманенный алкоголем мозг неверно скоординировал расчетную траекторию движения с работой опорно-двигательного аппарата, то есть ног, вследствие чего аспирант задел за стол и повалился на пол. Онемев от удивления дамы молча наблюдали, как Арик попытался резво вскочить, однако вестибюлярный аппарат по-прежнему правильно работать отказался, и вновь упал. На этот раз аспирант не вскочил, а, лежа на полу, тупо глазел на тетушек. Что тут началось! Всплеснув руками, тетушки приподняли племянника и усадили на диван, а Розочка сбегала за водой, которую Арик с похмелюги моментально выпил и сделал слабую попытку лечь. Сестры сихронно загалдели и заахали, однако Розочка, как более опытная в таких делах, тут же сообразила, что племянник попросту пьян.
- Арик, с кем ты пил? Когда?
- Штоффф..., шкаффф..., - только и сумел прошипеть аспирант.
Найти злополучный штоф было минутным делом, после чего тетушки пришли в ужас, оценив количество выпитой жидкости.
Арика сей же час вновь уложили спать, предварительно напоив холодной водой и стали рассуждать, как быть. Насчет происхождения штофа Софочка ни минуты не сомневалась - Костику и раньше приходилось совершать бартерные сделки. Не было вопросов также относительно дальнейшей судьбой бутыли - Костик прекрасно знал, что конфискованную водку Розочка одномоментно продавала соседям. Но вот что делать с ним, негодяем, споившим ее родного племянника, она решительно не знала. Дора, было, предложила всем вместе поехать в Ереван, оставив Костика одного - пусть, мол, одумается, но Розочка решительно данное предложение отмела - нечего устраивать ему, алкашу, каникулы.
Так ничего не определив, тетушки промаялись до вечера. Уж и Арик пришел в себя, и очередные визиты были сделаны, а Костика все не было. Наконец, уже в девятом часу, зашел Вандик, младший сын друга Костика, и сообщил, что Костику стало плохо и его свезли в больницу. Тетушки ринулись туда. Преодолев все барьеры, Розочка поймала дежурного врача и потребовала обьяснений. Тот, как мог, объяснил, что у Костика гипертонический криз, что он понемногу приходит в себя и, по всей вероятности, через пару дней подлежит выписке. Но самое главное, что сказал врач - это то, что болезнь является следствием нервного перенапряжения и что его, Костика, ни в коем случае нельзя нервировать, а следует потакать его капризам, чем немало ее озадачил.
Тем же вечером Розочка пошла к дяде Изе и выкупила штоф обратно, правда, немного переплатив, а через два дня, как врач и обещал, Костик выписался из больницы и приехал домой. Первое, что сделал портной - это проверил наличие штофа и лишь затем занялся текущими делами - надо было срочно сшить костюм-тройку одному врачу, ну да, тому самому, дежурному.
К следующему рассказу http://www.proza.ru/2015/11/03/353