Алкаши. Фигурные ножницы

Леон Катаков
       В командировки людей посылали всегда. И в средние века и в древности. Собственно, охота и рыбалка в доисторическую эпоху были не досугом, как нынче, а своего рода командировкой. Группу охотников или рыболовов племя посылало с определенным заданием - пойди, добудь, принеси. Конечно, глупо утверждать, будто охотники имели в одном кармане командировочные удостоверения, заверенные административно-хозяйственным отделом и подписанные вождем племени, а в другом - лицензию на отстрел мамонта. Тогда печатей и бумаги не было. Эти атрибуты чиновников, впрочем, как и неизбежное зло - сами чиновники, появились позже, сначала, как обычно, в Китае, а затем, как вирусы, распространились по всему свету. А тогда голодное племя трепетно благословляло командировочных и, жадно глотая слюньки, ждало их возвращения, как заклинание, повторяя заветную фразу "Aut cum scuto, aut in scuto", что означало добыть еду любой ценой. Из таких опасных командировок можно было не вернуться. Охотиться с копьем на мамонта - это тебе не в косуль пулять из карабина с оптическим прицелом, да еще со страховкой егерей. И отказаться нельзя было никак. Ну не мог первобытный охотник отмазаться, что, дескать, ему надо дорисовать наскальный рисунок с изображением козлика или вырезать из дерева статуэтку в честь ручной кошечки. Общество его бы не поняло. В тот день охоту бы отменили и незадачливый эстет пошел бы на завтрак племени. Действительно, не пропадать же килограммам мяса и костей для бульона. Да и шкура очень даже пригодится. Сейчас времена другие и людей есть как-то не принято, хотя совсем еще недавно император Центрально-Африканской Республики Жан Бедель Бокасса, кавалер знаменитого ордена Почетного легиона и  почетный пионер Советского Союза, здоровавший за руку с самим бровастым Ленькой Брежневым, являлся по совместительству главным каннибалом страны, с аппетитом поедавшим своих подданых. И ничего, сошло. Людоед-император мирно скончался от инфаркта в своей роскошной резиденции, со свежей печенкой в руках.
       Особенно командировки участились с развитием транспорта, и, стало быть, не нужно месяцами, а то и годами, плыть в заморские страны, как Колумб или Магеллан, тем более, что открывать, в сущности, нечего. Сел на поезд Самара - Ростов, в плацкартный вагон, на верхнюю полку в проходе, и пожалуйста, через день уже на месте. Да еще по дороге тебя чаем потчуют. А ежели нет денег чаи гонять, то милости просим к титану с кипятком. Так что командировка - дело нехитрое. И едут по служебным делам и служащие, и рабочие, и чиновники. Рабочих, конечно, посылают на соседние заводы, а вот чиновники обожают заграничные поездки в европы, где можно разжиться любимым барахлом, но это - тема отдельного разговора.
       Когда говорят, что президент нашей республики отправился с визитом в тридесятое королевство, это элементарно означает, что он поехал в командировку. Неизвестно, выписывают ли ему удостоверение и начисляют ли командировочные. Скорее, да. Должно же все это быть как-то оформлено. Не дурак же он ехать за свой счет. Вот только сомневаюсь, что после визита президент скрупулезно подсчитывает расходы на все президентское сопровождение с гостиницами, жратвой и билетами на дорогу и после сдает отчет в бухгалтерию. Несолидно как-то все это. Простые люди - это, да. Без отчета им нельзя. Напишет путешественник отчет, что, да как, на что потратил хозяйские денежки, а потом начнут из отчетных цифр вычитать - много сьел, мало сделал, не там спал, не так ехал. Простому человечку можно и вдуть по первое число. На то он и есть - стрелочник.
      Сейчас командированным с жильем проблем нет, - были б деньги. А раньше им хоть и полагалась оплата за проживание в гостинице, но ты поди ее найди, эту гостиницу. Посмотрит на тебя администратор барским взглядом и выдаст вердикт - мест нет и не будет, все забронировано, гуляй Василий Васильевич. Поэтому многие ночевали на вокзалах и в аэропортах, а летом - в парках на скамеечке. Говорят, некий доктор неизвестных наук, находясь в командировке, ночевал у знакомого бомжа в подвале, экономя на жилье. Очень удачно устраивались ловеласы и сердцееды, а некоторые  из них вообще домой не возвращались, если оказывалось, что новая дама сердца поновее старой. Часто выручали бабульки, сдававшие на ночь койку, зарабатывая дополнительное пособие к скудной пенсии. Поскольку спрос превышал предложение, то бабули тщательно выбирали по неведомым критериям надежных, с их точки зрения людей, предпочитая в первую очередь женщин, затем мужиков среднего возраста, и лишь при отсутствии таковых молодых людей, которые, известное дело, отличаются от прочих повышенным легкомыслием.
   Леонид Борисович Зуйков, инженер-электрик, работал в скромной лаборатории ее начальником. Отличался сей товарищ демократическим отношением к сотрудникам, повышенным оптимизмом и отсутствием честолюбивых планов. Лаборатория, как множество других, занималась черт знает чем, однако сотрудники исправно получали зарплату, премиальные и квартальные, и, разумеется, время от времени отправлялись в командировки. На сей раз командировка в славный город Харьков предстояла самому начальнику и отнюдь не по плану. Дело было в том, что у Борисыча были двое детей и жена, Софья Георгиевна, женщина волевая, домовитая и хозяйственная, не терпящая беспорядков и некоторых привычек муженька, привычек, увы!, свойственных многим русским мужикам. И вот, одолжив у соседки-швеи  фигурные ножницы с зубчиками, Софья Георгиевна нечаянно их обронила, сломав пластмассовую ручку, и возвращать их в таком виде было, как понимаете, совершенно невозможно. И, поскольку ножницы были одолжены в фирменном футляре с приложенной инструкцией и товарным чеком, то на месте удалось выяснить, что они произведены в старинном городе Чернигове, на местном механическом заводе, и что помимо этих ножниц, завод предлагает также ножницы гильотинные, кривошипные и множество других, в хозяйстве полезных и не очень. А посему, на семейном совете Софья Георгиевна приняла единоличное решение отправить мужа в командировку. На робкие возражение мужа, где Харьков, где Чернигов, жена спросила.
 - Где Харьков?
 - На Украине.
 - А Чернигов?
 - Тоже.
 - Ну, вот видишь, там они рядом.
Начальник лаборатории прекрасно знал, что с женой спорить нельзя, а потому молча взял дополнительный список вещей, надлежащих в командировке купить.
     Закончив к обеду дела, Борисыч, высунув язык, начал методично обходить хозяйственные магазины и универмаги и уже в третьем магазине, недалеко от метро, на Плехановской, ножницы в количестве трех штук (Софья Георгиевна была не просто хозяйственной, а очень хозяйственной) были куплены, а потому на радостях командир не обделил и себя, прикупив там же, в соседнем гастрономе, бутылку водки, хлеба и колбасы. Осталось найти угол, где можно было бы скрасить серый, холодный харьковский вечер. К сожалению, эта часть плана не удалась. Все попытки обустроиться были безнадежны и печальны. А между тем вечерело, было ветрено и морозно. Борисыч замерз и начал стучать зубами. К его счастью, бабуля - держательница очага, сама подошла к нему и повела к обшарпанному двухэтажному дому. По дороге, хотя домишко был в двух шагах от гостиницы, где состоялась их сделка, начальник окончательно замерз и единственное, что мысленно его поддерживало, была мысль о заветной бутылке.
     Убогая квартира состояла из двух комнат. В одной жила сама бабуля, а вторую, поменьше, донельзя обшарпанную, с ободранными обоями, сдавала. В той комнате были две кровати, одна побольше, на которой, по словам хозяйки, спали двое постоянных жильцев и одна поуже, для таких туристов на ночь. Показав и застелив постель застиранным и заштопанным цветастым бельем, старушка повела гостя на крохотную кухню с двухкомфоркой, на которой стоял еще  теплый чайник. Еще на кухоньке был небольшой столик с двумя шаткими стульями, маленький холодильник, приспособленный под шкафчик с посудой и раковина с отбитой эмалью. Присев на стульчик, ветхая старушка принялась жаловаться на свою горькую судьбу, и со множеством подробностей рассказала, как ее сын Юра, будучи пьяным, сбил пешехода и сейчас отбывает второй срок в Куряжской колонии общего режима, и что, хоть слава богу, та колония совсем рядом, в часе езды, а ездит она туда раз в месяц, и что на покупку харчей и курева уходит не только доход от пансиона, но и добрая часть пенсии. Излив душу и ознакомив Леонида Борисыча с удобствами, старушка, шаркая немощными ножками, удалилась в свои апартаменты.
     Домик стоял в переулке, а потому шум большого города сюда не доносился. Борисыч достал затвердевший на морозе хлеб, подогрел его на комфорке, нарезал колбасу и стал есть, запивая водкой. После второго стакана он окончательно согрелся, размяк, сразу подкатила усталость и стало клонить ко сну. Убрав хлеб и водку в портфель, а колбасу положив между рамами окна на холод, обретший кров путник побрел в комнату, разделся, лег, завернулся в одеяло и моментально уснул. Во сне ему снился администратор, который не пускал его в гостиницу и через стекло показывал ему кукиш. Леонид Борисыч проснулся и осознал, что его теребят за плечо, но не администратор, а незнакомый молодой человек лет двадцати, со стеклянными глазами.
 - Ты кто? - спросил наглый пришелец.
 - Борисыч, то есть Леонид Борисыч. А ты кто?
 - Я Дандай, ясно?
Спросоня Борисыч ответа не понял.
 - Слушай, ты чего ругаешься. И вообще, что тебе надо?
 - Где Акылбай?
Заведующий лабораторией Леонид Борисович почувствовал, что сходит с ума. Происходящий диалог отдавал мистикой и сюрреализмом, а в лицо несло вонючим перегаром.
Неожиданно молодой человек потерял интерес и к Борисычу и к таинственному Акылбаю, нетвердой походкой направился к кровати, и, как был в ботинках и пальто, завалился на постель и захрапел.
   Возмущенный начальник долго не мог уснуть, тем более, что новоявленный жилец премерзко, с переливами, храпел, однако усталость брала свое и только-только он начал дремать, как узрел жильца номер два, как две капли воды похожего на первого, с похожей одеждой, но лет эдак на пять старше. Персонаж был пьян, еще сильнее пьян, чем предыдущий, смотрел на Борисыча такими же стеклянными глазами и беспрерывно икал. Внезапно что-то в черепушке его щелкнуло и он требовательно спросил.
 - Где Дандай?
На этот раз Борисыч сразу врубился.
 - Вон, лежит. А ты Акылбай?
 - Ну, да. А откуда ты меня знаешь? Вместе пили, да? Где?
 - Нет, упаси господи, нет. Ложись спать и дай мне отдохнуть.
 - А ты что, не хочешь со мной пить? Брезгуешь, падла?
 - Хочу конечно, но завтра.
Несколько минут Акылбай тупо глядел на лежащего начальника, как бы соображая, что с ним делать, потом икнул громче обычного, обогнул свою кровать; некоторое время, сузив и без того узкие глаза, смотрел на собрата, а потом неожиданно нагнулся, как бы вглядываясь в него и начал блевать. Он заблевал и Дандая, и его амуницию, и всю постель. Борисыча как током стукнуло. Он резво вскочил, схватил в охапку портфель с одеждой и поскакал на кухню. Там начальник лихорадочно закурил, глубоко затянулся, а потом достал из портфеля заветную бутылку, налил полный стакан и залпом выпил. Сразу полегчало, а дандаи и акылбаи улетели в Туманность Андромеды. Он долго-долго сидел на кухне и курил, время от времени доливая стакан, вглядываясь в ночную тьму и прислушиваясь к неясным шорохам старого дома, потом на цыпочках прошел в комнату. Земляки, не раздеваясь, спали, а в комнате, естественно, стояла жуткая вонь. Борисыч плотно закрыл дверь, вернулся на кухню, и, положив голову на стол, уснул.
    Рано утром, рассчитавшись с бабулей, Леонид Борисыч вылетел домой. Софья Георгиевна, увидев заветные ножницы, мужа крепко обняла и чуть было не прослезилась. От избытка чувств к обеду - виданное ли дело? - жена выставила бутылку водки и была искренне удивлена, когда муж, ее родной муж, впервые на ее памяти пить не стал. Впрочем, это было не только в первый, но и в последний раз.


Кпервому рассказу http://www.proza.ru/2015/11/03/1378