Икона.
(Быль)
Не за горами, не за морями, не в каком-нибудь царстве, а в нашем государстве жили-были дед и бабка. Дети их давно переженились и ушли от них.
У стариков имелся на окраине города огромный кирпичный дом, огороженный высоким добротным забором. С соседями они не общались, жили бирюками. А ведь трудно так время коротать. Ох, и трудно!
Вот и нашли они себе утеху: купили поросёночка. И стали его откармливать и холить. Гляди смехом-смехом, а к Рождеству Христову кабанище выдюжит.
Но поросёнок хоть и живое существо, а всё-таки не то, что человек. И пустили они к себе в дом смазливую плотненькую блондиночку лет сорока. Старуха не могла нахвалиться на свою жиличку: скромная и работящая. Даром что квартирантка, а лучше родной дочери.
Поросёнок тем временем вырос в огромную свинью. Жаль было с ней расставаться. Но ничего не поделаешь – пришлось заколоть. Дед разделил убоину поровну и сказал бабке:
– Это – тебе, а это вот нам с постоялицей.
Старуха обалдело уставилась на него.
– Ну чего смотрелки-то вылупила? Не понимаешь, что ли? И жить будем порознь. Ты в этой половине, а я в той, вместе с ней.
Дело обошлось без особого шума. У новой четы медовый месяц прошёл. Он начался вскоре после того, как поселилась квартирантка.
Она разительно преобразилась: то была смирная, как ягнёночек, а тут вдруг откуда только взялась величавая осанка. Бывало, идёт по улице, земли под собой не чует. Платье в обтяжку, туфли на каблуках-спичках. Того гляди обломятся, а на голове – царская корона из золотых волос.
Пожилые соседи вздыхали, недоуменно пожимали плечами, но дед их ловко урезонивал:
– Нынче вся мо;лодежь так ходит.
А сам держался гоголем, лихо подкручивал кончики усов. Гордость его обуяла: дескать, полюбуйтесь; я в преклонных годах, а живу с этакой красавочкой.
Бабка, чтобы скрасить свое одинокое существование, пустила на свою половину постояльца. Высокий, жилистый, он работал слесарем-сборщиком на комбайновом заводе, а по вечерам посещал занятия в машиностроительном институте. Возвращался поздно, и долго в его комнате горела настольная лампа. Парень он был неразговорчивый, но уважительный. Звали его Николай.
Раз старый наклюкался где-то, приплёлся домой и по привычке стал придираться к своей бывшей супруге. Но тут к нему подошёл здоровенный детина и рявкнул:
– Тише, дедушка! Ты пока дышишь, ну и дыши. А в нашу половину не суйся.
Бабка подытожила:
– И вообще не о чём мне с тобой, необузданный жеребец, разговаривать.
Инцидент был улажен. Жизнь потекла мирно и размеренно. И всё было бы хорошо, ежели бы не существовало на свете такой страсти – как ревность. Бабкин супруг делил радость с сожительницей почти на виду у своей старой жены. И она стала подзуживать квартиранта:
– Не пойму тебя: богатырь, красавец, а такой товар под носом у тебя пропадает. Девка, что яблочко наливное. – Квартирант молчал.– Ну если она тебе не нравится, то отбей её, хоть ради меня. Повозись с ней малость, а после вытурим её вон. И дед у нас будет тише воды, ниже травы.
– Эх, хозяйка,- глубоко вздохнул Николай.– Бога ты не боишься, толкаешь меня на грех. Да и с этой подлой жиличкой не то, что соблазниться, на одном гектаре я не стал бы стоять. А ваш клубок своими силами не распутать. Ладно, погоди, будет твой дед на цыпочках ходить.
И спустя несколько дней принёс икону, повесил её в святом углу, отодвинув подальше в сторону покоившийся на тумбочке телевизор.
– Это святитель Николай,– пояснил.– Мой ангел-хранитель. Он не только семейные неурядицы улаживает, но и бури на море укрощает. Так что молись, болезная. Потом спохватился: – Да на тебе, небось, и креста нет?
Бабуля обиделась:
– Как же так, миленький, непременно есть,– и вытащила из-за пазухи маленький металлический крестик на засаленном гайтане.
Вскоре всё разрешилось неожиданным образом. Дед обирал малину. К нему неслышно подошёл Николай. Старик вздрогнул и – неприязненно:
– Зачем пожаловал?
– Есть серьёзный разговор. Ты, видимо, ослеп от своей похоти. А ведь нехорошо на старости лет оказаться рогатым. Твоя сожительница заигрывает со мной, проходу не даёт.
– Да ну! Быть не может,– воскликнул дед.
– Сущая правда. Пустили в дом проходимку. Расчёт у неё такой: загнать твою бабку на тот свет и стать полноправной хозяйкой. А после и до тебя добраться. Гони ты её прочь и как можно скорее. Возвращайся к своей законной супруге. Соседи-то невесть что болтают. Надо же, наконец, жить по совести. А я переберусь во флигелёк, чтоб вам не мешать. Да и заниматься мне там сподручнее.
Дед молчал, ошарашенный такой новостью. Тогда Николай заявил строго:
– А для полного исцеления даю тебе наряд вне очереди: тридцать земных поклонов в день. Первый цикл – две недели.
Старик растерялся:
– Что это значит?
– Ну вроде физзарядки. Будешь кланяться и просить у Бога прощения за свои блудодеяния. А я буду контролировать.
Через три дня хозяин взмолился:
– Ох, Николушка, нет мочи.
– Ничего, потерпи. Тяжело в учении, легко в бою. А бой предстоит жестокий с невидимыми врагами. Особенно – перед самой смертью. Ну вот и старайся. Авось спасёшься. А не то,– и квартирант показал увесистый кулак.
Старик боязливо заморгал и плюхнулся на колени на плетёный коврик. Страх объял его: ему было доподлинно известно, что в городе сейчас очень трудно заполучить место на кладбище. А он, грешник, хоть и в церковь не ходил, но желал, как и его предки, быть преданным земле и трепетал от одной мысли, что его сожгут в крематории.
10.07.2015г.