Один день из детства...

Детство моё протекало в прекрасном местечке, в маленькой деревушке, затерянное в берёзой роще и название носило соответствующее - " Большая Роща" и особенно хороша была летом!  Деревня была красивой всегда и в мороз, украшенная инеем и белым пушистым снегом, и весной утопающая в красотах, цветущих палисадников, дурманя запахом сирени и черёмухи, и дикой яблони, но и летом.  Особенно в июле! Она вся утопала в зелени берёз, которые украшены были уже серёжками, клёнами со своими  "вертолётиками", акациями с стручками - "свистульками". Поляны и кюветы дорог, вдоль улиц желтели и пестрели цветами...   Погода стояла обычно жаркая, солнечная и сухая, стояла сенокосная пора... Деревня в это время была особенно тихой! Ни шума, ни лишнего звука, домашний скот, пасся на выгоне, далеко за деревней, собаки сытые, дремали в своих конурах, прячься от жары, даже куры с петухом, накупавшись в земле, разморившись, притихли на насесте, некоторые спрятались от лучей солнца в тени... Взрослые  все на сенокосе, техника  там же,а в деревне остались ребятишки и старики, которые незримо приглядывали за деревней!  Вот в такой прекрасный денёк моего детства, унесло моё воспоминание.  Родители и брат очень рано, по росе уехали на покос, на наш надел, который находилась в  берёзовых околках, далеко за деревней.  Меня, как старшую оставили на хозяйстве, а вернее присматривать за птицей.  Надо сказать, что её  у нас было в большом избытке... Хряк в клетке был сыт, ему я  налила ведро свежей воды, но он спал, вытянувшись во всю клетку и к моей радости и не проснулся ( так я и не научилась  их, не бояться!).  Пошла в большой огород и нарвала травы, которая вырастала там, быстро, хоть мы проводили постоянную прополку... Ох уж эта лебеда! Нарвав травы и нарезав её большим тесаком, смешала с запаренным комбикормом, получилось полное ведро, которое я еле донесла до птичника. Это были большие деревянные клетки, стоявшие на деревянных " ногах" толстых кольях, под одной крышей. Фасад, которых   был зашит сеткой в большую клетку, что пропускало и свет и воздух. Каждая клетка имела свои дверцы и в каждой находились корытца для воды и корма птиц.  В клетках  содержались инкубаторские куры, которых каждую весну покупали цыплятами, в районном инкубаторе и выращивали на мясо.  Покупали  в мае, июне и в июле.  Так, что в клетках были уже подросшие почти курята майские, средние июньские и малыши июльские...  Покупали родители по 100 штук и если всё проходило, без особого падежа, то их оставалось по многу.  Вот этим летом почти все цыплята хорошо прижились и весело росли, и набирали вес.   Накормив, курчат, мне нужно было ещё дать корм инкубаторским белым уткам, от майской покупки. Они были уже довольно таки, большие, почти взрослые, молодые утки. Но эта домашняя птица была очень прожорливой, поэтому быстро набирала вес и  была нестерпимо  крикливой! Даже не верилось, что из этих милых жёлтых, пушистых комочков, вырастали прожорливые кряки!  Утки в отличие  от курчат жили прямо в  хозяйственном дворе и спали под навесом, сколоченным братом.  Пили воду они из половины огромной шины,  заднего колеса  трактора" Беларусь!   Тут же стояли и кормушки, быстро разложив,  приготовленный корм и налив снова воды в эту поилку. Надо сказать, что воды туда входило много...  Когда я принесла последнее ведро воды, то утки все спали разморившиеся от жары.  Я ликовала, мне можно было сесть на велосипед и отлучиться на своё любимое местечко, к своей подруге, берёзке! Но не тут  - то было, один самый крупный селезень, проснувшись, поднял голову и скосил на меня глаз, а был он вожак и если уже начинал крякать, то в кряк поднималось и все 50 уток и происходил такой шум - мама не горюй, как будто они с голодухи помирают...  От досады, что этот" вражина" разбудит всех  остальных, я крепко сжала его красный клюв, с такой силой, что птица даже не пикнула, не то чтобы громко закрякать и смешно села на свои красные лапы и мне показалась, что она перестала дышать.  Я испугавшись, разжала руку и начала трясти бедную птицу с такой силой, что та очухалась и изогнув шею, клюнула меня толстым клювом за руку.  Я от боли бросила селезня, он покачиваясь, снова скосил глаз на  меня, затем на уток, которые мирно спали, потом на поилку с водой, смешно ковыляя подошёл к ней и опустил клюв в воду, попив, уковылял к уткам. Там долго укладываясь и кося на меня свой противный глаз, наконец - то уснул!  Желание куда нибудь ехать у меня пропала, я взяла книгу, уселась на лавочку, под сенью большого, развесистого клёна,  ждать родителей. Из головы так и не выходил этот  случай...  Вечером родители вернулись, похвалив меня, что всё ладно!  Между тем, отец сказал,  что потрудились все на славу, заслужили сытный ужин, птицы много, можно и побаловать себя! И заставил брата, зарубить на ужин, самого крупного селезня!  Надо признаться, что я очень любила утиное мясо, обжаренное на сковороде, как вкусно делала мама, но я в этот вечер не не съела ни кусочка....