Быть или не быть

Василий Севрюк
       Весна 1946. Играет полька. Оставив пиво на столах, лихо отплясывают молодые лётчики 16ой воздушной армии. Молоденькие немки рады вниманию симпатичных русских парней. А вот Сергей сидит один. В руках у него немецкая газета, которую он медленно листает, силясь понять хотя бы одну статью целиком. Но тщетно, лень и ненадобность так и не позволили ему по-настоящему освоить язык Гёте и Шиллера. Он откладывает газету. К нему подсаживается его товарищ Артём. Давнишний друг - вместе перед войной они ходили в авиаклуб.
-Ну что? Скоро домой? - после глотка пива спрашивает он.
-Судя по всему — да.
Контингент войск в Германии сокращают. А Сергей и не против. Вот мать недавно написала, что всей семьёй они возвратились в Ленинград. Она опять пошла работать в филармонию. А самому ему уже хочется размять свой мозг над университетскими учебниками и забыть об армейских буднях.
Дружеский разговор заходит об азиатских степях, о тех товарищах, с которыми они разделили трудные военные годы. Удача сохранила почти весь их курсантский выпуск, который из-за нехватки ресурсов был подготовлен уже ближе к концу войны.
Только уже осенью 1943го года Сергей попал в легендарный 16ый гвардейский истребительный полк. Там он ещё долго переучивался летать на «Аэрокобре». В полку было много отличных лётчиков, а в 1944 году преимущество нашей авиации стало неоспоримым, и потому его за ненадобностью и по доброте берегли старшие товарищи.
По сути вся война для него началась и закончилась одним днём. Восьмого мая 1945го он  в составе четвёрки истребителей сопровождал колонну войск, когда внезапно сверху на них упали два «мессершмидта». Первой же очередью ему пробило двигатель и ранило в ногу. Он ещё хотел успеть посадить самолёт, но мотор начал дымить. Опасаясь пожара, он стал набирать высоту и, как-только показались первые языки пламени, выпрыгнул с парашютом. Потом госпиталь. Из-за ранения Сергей отстал от своего полка и затем был прикомандирован к 71му истребительному корпусу. И вот теперь случайно повстречал в Виттштоке Артёма, которому и поведал всю эту простую историю.
После второй кружки пива Артём принялся сетовать на то, что им не досталось настоящего врага, дескать, смелость, мастерство и любовь к родине так и не успели они показать. Сергей всегда вяло поддерживал эту тему. Во-первых, потому что так и не довелось ему по настоящему проверить свою смелость, а во-вторых, потому что за товарища он ещё мог бы отдать свою жизнь, а вот за родину ему больше хотелось жить...
К столу подтянулись старшие товарищи. Полька замолкла. Заказали водки. Выпили за павших героев. Глаза Сергея затуманились, и он вышел на свежий воздух. Вытащив из кармана жёлтую пачку с изображением верблюда, он достал сигарету и закурил.
Подняв голову, младший лейтенант устремил свой взгляд на высыпавшие звёзды. Вспомнилась лунная соната, которую он неплохо играл перед войной, радуя мать. Потом он начал вспоминать, на какой странице он остановился в переводе случайно попавшейся ему под руку книги Иммануила  Канта. Докурив, он бросил окурок на мостовую и, выдохнув последнюю струйку дыма, в пустоту ночи обронил:
- Почему ж я не сдох где-нибудь под Варшавой.