Нарушаю. Хоть рот себе зашей, нарушаю. Сколько ни пытался не осуждать других, не удерживаюсь.
Знаю это за собой, дай, думаю, изящными искусствами смягчу сердце свое. Повара любимого британского не смотрю – в удовольствии себе отказываю потому, как пытаюсь пост держать. И не в жратве дело, а в том, чтобы в сокрушении сердце держать и о грехах помнить.
Вообще интернет не хотел включать. Телевизор тоже. Шторы на окна плотные прицепил – думал, расшибусь со стремянки шаткой. Обошлось, прицепил. Зашторился, кашу сварил. Радио включил. Солидная станция, «Милицейская волна» - называется.
Сперва про погоду говорили. Но говорили, как из дробовика пуляли: Хабаровск назвали, Омск и Москву с Питером. А мне то ли среднюю температуру брать, то ли вообще на улицу не выходить. Ладно, каши наелся, не выхожу, слушаю дальше. Хочется душе высокого.
Пока миску мыл, объявили певицу. В комнату вернулся, она уже поет. Голос как будто знакомый, но не узнаю. А слова такие: «Он - мужчина эталон, / Его одеколон меня волнует сильно-сильно» и дальше еще лучше: «Разыгралась музычка на поле чудес, / Я танцую в блузочке, а могу и без. / Груди загорелые выпадают из... / Вот такой сюрприз…».
Вот же, думаю, сюрприз на «Милицейской волне». Главное, меня волнует, во-первых, какая, я сильно извиняюсь, гетера это петь не стыдится? А второе, какой стихоплет так над поэзией надругался? Я, какой бы я ни был, все же первоначально из интеллигентной семьи происхожу. Я за поэзию пасть порву. А тут такое, что милосерднее было бы Пушкина второй раз застрелить, лишь бы он про таких своих потомков не узнал.
Радио выключил, интернет включил. Найду, думаю, вычислю, кто бы это мог быть. Нашел! Автора нашел и эту, которая через связки голосовые выдохнула мерзкий текст. И чего-то я совсем не удивился, что это она. Автора я, оказывается, вообще не знал. Жил себе счастливо и не представлял, как это здорово: автора этого не знать и не читать, не слышать. У меня, оказывается, светлая полоса была в жизни.
Опечалился я, сижу при выключенной технике, в тишине. И думаю опять (я часто думаю, меня уж врач мой ругает за это, а я не могу иначе: мыслю, значит, существую).
Странные мысли у меня. А чего я раньше-то слушал? Сразу далеко назад отмериваю. Классика, которую сызмальства выучил: «Веселится и ликует весь народ». Бредятина полная. «Шибче воли» - умереть, не встать, как актриса одна выражалась. «Ноздрями землю втяну». «Комбат-батяня, батяня комбат». «Моя грусть шизокрылая». Кошмарная жуткость, если в двух словах.
Племянница тоже. В хоре поет. Не в простом, в академическом. Я ж говорю, талант. Вся в меня. Поет и поет. Я, конечно, тихо радуюсь, горжусь, можно сказать. Нет, я на концерты не хожу, так просто радуюсь. А тут приволокла она мне диск. Двадцать пять лет хору ихнему, так они целый вечер в филармонии нашей местной пели. Народ аж визжал, нравилось, то есть. Вот она, добрая душа, вспомнила обо мне, приволокла запись, приобщайся, мол, любимый дядя.
Любимый дядя ее чаем напоил (с вареньем, между прочим). Ушла она, включил я компьютер.
Это что же они поют?! Господи, Боже мой!..
Полста певцов, народ все серьезный, мужики во фраках, женщины в платьях однотипных, одна другой шире. Все с папочками типа «На подпись», читают оттуда и поют.
«Ой ты Порушка, Параня», «Сени мои, сени», «Калинка-малинка». И все в таком духе.
Сижу, как парализованный. Полста академических певцов поют все это народное непотребство. Я, конечно, извиняюсь. Сокровищница народного духа и всякие еще слова. И Шаляпин «Дубинушку" по кабакам пел. Читал я об этом, читал. И что вставали господа интеллигенты, пока он пел, и плакали от радости, и, носом швыркая, шампанское пили. Тоже читал. С тех пор интеллигенты господами быть перестали. Навсегда, наверное. Может, и к лучшему, не знаю я.
В общем, послушал я, послушал, позвонил племяннице. Хорошо, говорю, поете. Не дорос, говорю, до ваших высот, пойте без меня и пляшите тоже без меня. Банкуйте, ваше время.
Что они, интересно, на пятидесятилетие хора придумают? Хорошо, не доживу, не услышу, не узнаю.