Мать-мать-мать и ватничество

Юрий Тарасов-Тим Пэ
      Некто Мышкин или Накрышкин, журналист из свободных СМИ, раздухарился. Может, по пьянке, а может по причине того, что в семье было два сына: один обычный, а другой в свободных СМИ работает… Этот второй, который не умный, а наиумнейший,  ощетинился, как Моська на слона. И грозно пискнул из информационных кустов:
      
      «Где Путин? Сегодня я его жду как никогда. Не пресс-релиза от Кремля, а настоящего, простите, президента.
      Щелкни просто пальцем — к тебе домой приедет все это госТВ.
      Скажи, что произошло с самолётом? Да, следствие идёт, виновных установит суд. Но не сейчас.
      Не надо поручений. Туфта это все. Выйди и объяви (соври): граждане, не бойтесь. Все под контролем!
      Если самолёт сам упал, вырази соболезнования и пообещай, что такого с нашим, мать его, импортозамещением, ватничеством, и 90% рейтингом больше никогда не повторится. Никогда. Поклянись.
      Если это Игил? (У меня одного такая цепочка выстраивается: Игил— наши в Сирии — самолет?)»…
      
      На глупости рецензии не пишут. Но... Пытался я вставить комментарий на их странице в интернете – коммент не прошёл. В «свободной прессе» нет цензуры, у них есть модератор, на политику заточенный. Наверно, в демократических странах научили, как подавать цензуру, если ты живёшь в демократическом обществе… Написал-то я всего: «Милый юноша, веди себя скромнее».
       И ещё в надежде, что меня всё-таки "опубликуют", пока комментарии кто-то ещё читает, написал я второй комментарий: «Накрышкин (или Мышкин – не помню) в нетерпении ёрзает. Ему надо до зарезу, чтобы причиной крушения был ИГИЛ».
      Свободная пресса опять тормознула, несмотря на то, что ни призывов к экстремизму, ни даже слов матерных я не писал. Всё написано по закону. Но задел я своим замечанием очень важное лицо: почти незакрытый пуп земли. Задел  несравнимо более важную персону, чем президент России, но чуть меньшую, возможно, чем Обама – всякий дроздок знает всё-таки свой шесток, и на кого можно из кустов наезжать, ему объяснили свободные редактора и бухгалтера, которые начисляют зарплату…
      Журналист  наиважнейший. Он уже научился выступать в прямом эфире без матерных выражений и даже сам может слова сортировать, может отключить матюжника, если из телефона в прямой эфир тот полезет с нехорошим словом. Грубые господа едва успевают две первые из трёх страшных букв вякнуть, а последнюю Накрышкин, как птичку в лёт, подстреливает. Потому что на это ругательство он с детского сада ещё натаскан, за версту чует, и в голове оно всегда вертится, изо рта даже наружу просится в полемике с политическими оппонентами, но в эфире нельзя... Это вам не импульсивный Ганапольский! Тот  может ляпнуть в эфире  что-нибудь для уха интеллигентного человека неприятное. Этот профессионал! Хотя и молодой, а дело знает. Как сторож, который уже не один год дежурит в тулупе у колхозного амбара… Плохих выражений в эфире нельзя – всем известно.
      «Ватничество» – слово хорошее. Его можно.
      Здесь они с Ганапольским солидарны. Ганапольский и «ватничество» применяет. Не зря он уехал поближе к Закарпатью, где не штрафуют, а даже премии выписывают, если «ватник» в нужном контексте в эфире чаще говоришь.
      Журналиста можно понять. Юношески задиристый стиль имеет свою материальную выгоду. Как-то две его коллеги распетушились в эфире, а потом на трезвую голову сами перепугались, осознав, что наговорили лишнего. И уехали за границу по совету главного редактора «Эфа» или  «Эха» (или «мать-мать-мать», но точно, не «Гадюка» и не "Уж"). Наверно, и Накрышкин хочет на халяву, за счёт редакции в штаты смотаться – поиграть там в «неуловимого Джо». Для тех кто не знает анекдот – почему «неуловимый»? А потому что никому не нужен.