Он умер. Недавно я услышал об этом. Неудивительно-я и сам уже старик. Умер человек, который не стал мне родным, но который навсегда вошел в мою жизнь и остался в ней, как остается дорогой и памятный предмет в ящике твоего письменного стола, давно уже утративший практическую ценность, но от которого исходит уютное тепло, когда берешь его и зажимаешь в ладони, как удивительное и живое тиканье старых карманных часов... Пусть это маленькое воспоминание будет незримой строчкой, последней, под датой смерти на скромном памятнике на кладбища в Петербурге.
Я пишу эту историю и тень Гашека витает над полысевшей моей макушкой. Его предисловие ко второй части бессмертного Швейка. В этой истории нет ни слова вранья, вплоть до арбузных корок, все вещи названы своими именами, а герои ее выражаются именно так, как выражаются они в жизни. Если требуется крепкое словцо, я не дрогнув, его употребляю. Не институтка. Не хотите - не читайте. Но если решили строить памятник старому русскому капитану, пусть и этот кирпичик найдет в фундаменте свое место. И еще. Я, насколько позволяют обстоятельства, избегаю в обыденной жизни употреблять профессиональные термины. Это инструмент в нашем деле, как, к примеру, спецязык у медиков. Ну что бы вышло, если бы Розенбаум, Шаов, Калягин изъяснялись с нами на латыни? По ходу этой истории станет очевидным, как устоявшаяся флотская идиома, воспринятая буквально, привела меня, профессионала, к чудовищному конфузу.
Лев Михайлович брезгливо осмотрел всех нас. Пожевал губами, поморщился...
–Иван, а ведь, мы проще были, сердечнее. Недельная щетина рельефно оттеняла бугры и впадины его перефирийно - славянского лица –как от педерастов пахнет (у него вышло как-то по-домашнему мягко - пидарасов) -Надушились, как не на обед, а на ****ки, а, Иван Григорьевич?
От тебя, что-ли, несет? –это он мне - как в борделе...
И все беззлобно так, ровно и без вызова, отеческим тоном, как по головке гладит... Ведь злобы в нем, или там коварства - не больше, чем в старой дворняге. Мы это знаем, не обижаемся, так, ветерок мимо ушей…
Иван Григорьевич Румянцев, даром что графской фамилии, помполит, ушлый, культивирующий ленинский образ мужичок, в кепочке ходит и крапчатом галстуке на застиранной рубашечке, Дядя Ваня в миру. Согласно кивает. Действует он осторожненько, как опытный часовщик, опасающийся неловким движением повредить тонюсенькие ножки балланса - поставишь его в механизм жизни правильно и будет он тебе весело вертеться-когда надо вправо, когда надо-влево и будет исправно и в нужную сторону отталкивать подбирающиеся к твоей шкуре напасти, весело и уверенно, как умный маятник в исправных часах.
Да, Михалыч, проще, да и ценности у нас иные были, за идею, за счастье всеобщее... В коммуналках жили.
Вот сволочь, подумал я-у каждой дочки-соплячки по отдельной квартире в Купчино! По коммуналкам они маются...
Вспомнилась темная комнатушка, судя по гипсовым ламбрекенам, сохранившимся с двух сторон - отделившаяся, как амеба, от соседней. На Невском, на углу, где Маяковского глухим перекрестком впадает в проспект, страшно неудобная, узкая и длинная-стол, шкаф, закуток для кровати, мельтешащая в узком пространстве жена, халат с сердечками...Жена... кровать...-стоп! Не надо об этом в рейсе. Да и речь о другом...Хотя...
-в коммуналках, подхватил капитан, в коммуналках, Иван! - им, засранцам, и в дурном сне гне приснится!
- Как баре живут, в отдельных комнатах, а у нас-то что было?- на 13 семей две двери всего: одна на улицу, другая в сортир... Остальное все-веревки да прстыни! Помнишь, у Инженерного, на Садовой? Если у кого баба громко сопит, вся квартира в оргазме, или как там его... Это если не пидоры, как ...эти. Лева опять обласкал нас взглядом.
-Как дети-то получались, сам не понимаю, как мыши елозились, чтобы не шумнуть... У тебя, Иван, двое. Откуда?
-Оттуда, Лев Михайлович, оттуда, с Садовой, откуда, поди, и твои двое, при коллективной поддержке мастрячили, под притихшее сопение…
-Вот-вот, не понять этим. Опять кивок в нашу сторону.
Как будто это мы виноваты, что у него баба громко сопела...
Обед своим чередом. Шурочка на пол бюста в окошке. Ей интересно, особенно когда про оргазм. Ушки запламенели, но сиськи с подоконника не сдвинула. На рожице улыбочка, как у Джоконды... Помотала –то нервы ребяткам, Джокондочка...Помню врывается в рубку, на ходовой причем, в шторм, вся в соплях-пусть теперь женится, орет-гад такой, ведь клялся, что в разводе! А я радиограмму подсмотрела- ждем мол, целуем. Примите, кричит меры, я в партком тоже дорогу знаю!
Ну, какие тут примешь меры... Самому бы не сплоховать, утешая...Отвлекся...
Я вот почему опять про Левушку вспомнил. Была с ним такая история.
Отсидел Лева за политику сколько положено -на хер кого-то послал, а всего-то и была пятерочка, смешной срок, да и вышел по береевской, в 56-ом, ближе к лету. Ничего за душой: штаны казенные да техникумовский диплом. Судоводительский. Понятно, уж какая там заграница. Плотно на буксир сел. Крохотный, круглый, как яйцо, на арке «Берегись буксира» написано. Не уберегся. На паровой машине построечная табличка сохранилась, Белфаст, Хартланд и Волф 1909, № 399. (знать бы дуралеям, что у Титаника знаменитого – 400-сотый!) Добротно склепали. Какими морями, когда и по каким волнам пробрался пароходик из полумистической Ирландии на Неву-Леве ли знать... Темрюк звали теперь суденышко, 180 сил по документам, Регистром допущен к осуществлению буксировочных работ. Вот недавний ЗК Мухин Л.М. и осуществлял. И не плохо. Начальство было довольно. И сам он был доволен. И жилье и работа... Зиму у стеночки перестояли в затончике на реке Утке, есть на Неве такая, выше моста имени наркома Володарского, все кишечки медные перетерли, почистили, машинке профилактику дали, электрику наладили. Все! Готов молодец к подвигу.
Ждать не пришлось. Оторвало пониже пристани две баржи льдом, что попер из Ладоги, дурной силой пошел по Неве, неуемной силой. Да бог бы с ними, с баржами, но люди ведь на них. А тогда семьями работали-муж шкипер и жена – матрос. Детишек не сглазить бы, выводок, как цыплят в лукошке. Что-что, а это тогда делать умели, не отлынивали. Сопела там жена или нет, но детишек на баржах в достатке было.
Разгоняясь, потащило лихтера на устои моста, лед грохочет, на палубы лезет. Шкипера орут благим матом, якорьки бросили. Куда там! Якорьки. Как рыболовные крючки злая щука, сглотнула Нева якоря и понеслись дальше обреченные баржи, унося на себе перепуганных людей...Недалеко оставалось-грохнет баржeй по устою-и все. Одни щепки вниз поплывут. Круги, круги!, шлюпку спускайте! – орут с берега. Какое! Лед выше палуб торосится...
На Темрюке машину на швартовых гоняли. Пробные пуски-после ремонта: пуск, стоп, реверс и опять пуск и так далее. Прыгнул Лев в рубочку, отдавай!-это матросу и в трубу «Деду» -Пар на марку! И чтоб мне...!!! Понесся Темрюк по разводьям, полоснуло по небу черным с искрами, заревел страшо медным свистком, как будто бы выдохнул прошлогодний пар из очнувшихся легких. Подлетел к первой, Лев -давай, кричит-детей сперва, детей перебрасывайте! Потом сами! А шкипер с перепугу веревку тычит, на буксир, мол, утопим баржу-до смерти засудят!
Лев изошеплся матом-да откуда у меня сил-то столько, чтобы тебя на буксир, да с разгону! –всем, говорю- кранты! Все под мостом будем! Живее, ко мне на палубу!
С другой баржи уже у самог моста людей снял.
Ваше счастье, что я машину грел, говорит, спокойно уже говорит, а бледные бабы ему в ноги кидаются, Спаситель! Понимают-пароход-то пароход, но и он против льда - что Давид против Голиафа... Чудо! -проскользнул Темрюк по промоинам, сумел Лева! Мастер, что называется. На пар только и молился, чтобы байпас не сорвало-лед сверху стеной пошел, сплошным полем... И буксир не утопил и людей спас. Даром, что ли, всю войну из Кронштадта, под снарядами...
Однако, не пронесло. У самого уже берега, вот-вот веревку бросать, хлестануло сзади и клином машина стала. Все! Ни пол-оборота! Подняли, видно со дна конец старый, приволокло его льдом от Ладоги, а может, потревоженный льдом сам взъерошился-и такое бывает. Буксир-то прихватили, успели швартов бросить, но швартовались по-шкиперски, вручную. Баржевики на берег выбрались, очухались малость, детей под юбки спрятали, да по погибщему в реке имуществу потихоньку скорбеть принялись. Страх-то за жизнь откатился. Теперь вот барахло вспоминают, жалуются-такой платок утопила и варежки, совсем еще новые. Вот народ! Варежки!
Не до варежек Льву Михайловичу. Открытие навигации вот-вот, торжественно, на майские , для буксира- работы-море, а у него авария...Кто команду давал? Кому эти баржи засраные нужны, да еще и не СЗРПовские, ВОРПовские...План работы сорвал, аварийщик да бывший политзек, все к делу пришьется...
Это что же, опять: меняй штурвал на тачку...Опять: -именем Российской Федерайции вы приговариваетесь, ну и далее, все как водится, распишитесь, что читали...
Друзья выручили, шепнули, дескать в Торговом порту, причал 33, на уголке самом есть водолазный бот, ВБ-043, ребята-мастера. Побаклань.
Дело оказалось! Правда, литр стоило. Явились богатыри, когда лед реже пошел. Подошли на «Ярославце», не суетясь, спокойно... Главный головой в медный жбан влез. Поводил туда-сюда рукавицами-своим знак давал и-в воду. Только пузыри пошли. Подельники на корме за ручки машину крутят, он им в трубу сипит. Идет работа. Через два часа завертел Темрюк винтом, как фраер тросточкой. Все, отлегло у Льва.
Выпили. Еще раз выпили. Поклялись в вечной дружбе и уважении и расплылись, кто вниз по течению, кто в речку Утку, к родной пристани...
Старая история, ни на по-словечка не выдуманная. Лев нам ее как-то рассказывал. А вспомнилась она мне вот при каках обстоятельствах.
Есть у меня товарищ. Однокорытник, еще со времен средней мореходки. Младше на курс. Тогда это- ох, как существенно было... теперь годы все сровняли. Одно время у меня старпомом трудился , в первые мои капитанские годы. В восьмидесятых. Толковый моряк и надежный товарищ. Потом пути разошлись-жизнь так сложилась. Где и как он работал-не знаю, одно могу сказать-звание моряка ценил он и никогда не позорил. Тут мне жена говорит-тебе какой-то Виктор звонил, старый твой друг, а я и не слыхала от тебя про такого... Вронский, кажется его фамилия, или Вронинский. Помню только-красивая фамилия. А-а-а, протянул я, слушай, вот здорово! Лет двадцать не виделись. Да знаешь ты его, это тот, от которого жена ушла. Да уж, оригинальная примета, сказала жена, мне-то какая разница - он перезвонить обещал. Точно, позвонил вечером Витька.
Ну, как это принято-восторги, привет, как жизнь. Вкратце о себе поведали. Витя так и плавает, как и я – без перерыва, он кого-то из однокурсников видел, я тоже...Поделились. Под конец разговора Витька говорит –понимаешь, беда какая, я здесь в торговом стою на Персивале, флаг Антигуа, овес выгружаю. Хопров нет, еще суток трое простоим, если такими темпами работать будут. Домой бы мотануть, в Мартышкино, да беда у меня-«на винт намотал», там жена ждет, а я по этой причине-с борта ни ногой, не хочу рисковать... Тупик, понимаешь... Может ты знаешь кого, чтобы помогли оперативно...
Стоп, Витя! Ты в Торговом? Какой причал? В памяти всплыл нетленный образ капитана Мухина. 19-ый? Это же рядом. Беги сейчас же, на 33, на угол-там водолазы на боте. Не знаю, правда, очень давно это было, они старику-Мухину
враз намотку сняли, за пару часов и литр. Побольше захвати, народ сейчас жадный стал. Тех-то ребят, наверняка давно уже нет, но мастерство-то не умирает, от отца к сыну, от наставников ну и так далее –передается! Беги, Витя.
Так в нашем морском деле мы и дружим-годами не видимся, встречаясь разговор продолжаем, как будто бы вчера разбежались... Витька при следующей встрече, лет эдак через шесть, чуть не убил меня. Вот, что выяснилось.
Я разговор-то наш начисто забыл, а у Витьки крылья отросли, надежда! Рассказывает, уже когда дуться перестал.
-Ты мне про бот тогда водолазный сказал-точно! Отыскал я этот бот, не на 33-ем , правда, на 52-ом ,там у них теперь база, в Лесном порту. Хилый такой причальчик. Мужики в каютке, вокруг стола-арбуз едят. Я туда с сумкой Метаксы, литра три, наверное. Выручайте, кричу мужики, и конец им на стол, прямо на арбузные корки...
Что тебе сказать, как ноги живым унес, не помню. Здоровые они мужики, водолазы-то. Потом все думал-и как я дурак тебе поверил тогда? –Ведь сомневался-ну какая тут связь с медициной, а потом решил-дайверы, это серьезно, у них и с этим должно быть на высшем уровне, не даром земля слухом полнится...
- Долго и на тебя и на себя-идиота зол был. Но в моей ситуации не то, что в чудотворцев из народа, в непорочное зачатие поверишь...и предпочтешь, пожалуй, чтобы избежать таких вот неприятностей...
-Ну, и как все кончилось, Витя?
-Да вылечил, куда денешься и жене признаться пришлось... Простила. Такие они у нас. С другой стороны, а куда им деваться?
Мы сидели в маленьком кафе в Автово, ели солянку, пили пиво. Два морских беса, два старика неугомонных... Я рассказал ему историю про Темрюк. Вы ее уже знаете...