Они Живые

Владимир Тарасов 2
                Душа дома

Гл.1               



-Брр, как мерзко. Правильно говорят, что в такую погоду хояин собаку не выгонит,- пробормотал Васильич, зайдя в сторожку.
Пес, лежавший в углу, внимательно посмотрел на Васильича, и громко зевнув, уронил голову на лапы.
-А не вскипятить ли нам чайку, ты как, собака, не против чая?
-Нет, не против, только не буду -
Васильич выронил кипятильник и растерянно уставился на пса.
-Это что, как это, это ты сейчас сказал или мне...
-А что, здесь еще кто-то есть. Ну, я, я. Мне, что и поговорить нельзя?  Вот только не надо ахать и падать в обморок.
Васильич внимательно посмотрел на пса, затем, вздохнув, поднял с пола кипятильник и медленно произнес, - Вот что, глюк, хоть ты и говорящий, но грубить мне не стоит, я пока тебе на хвост не наступил. Ну что так смотришь. Да, я удивлен, даже ошарашен. Впервые встречаю говорящую собаку. Но это не повод, чтобы  мне грубить. Будь даже ты королева английская или еще хуже президент России.
Васильич резко присел перед псом и прорычал, - Понял, собака? -
Пес сжался в углу и жалобно заскулил, - Прости хозяин, я все понял. Больше не повторится. Натура у меня такая. Ты верх взял. Я теперь буду белый и пушистый.
-Ну, ты, это, брось и даже не мечтай. Какой я тебе хозяин. Мы знакомы то всего две ночи. Если бы не слякоть и дождь, я вряд ли тебя в сторожку пригласил. Да и жрешь ты, будь здоров, так  никакой  зарплаты не хватит.  К тому же я через месяц брошу эту работу, буду искать другую. Так что наши пути идут в разные стороны.
-Но, постой хозяин…
-Нет, это ты помолчи, дай прийти в себя. Вот пока погрызи пряник и не мешай мне.


Василий Васильевич Боровиков или среди друзей просто Васильич, пенсионер на седьмом десятке, вынужден подрабатывать сторожем, чтобы  посильно помогать семьям своих детей. Но основной причиной в работе сторожем было его хобби. Васильич сочинял сказки для подрастающего поколения. В настоящее время у него был застой. Вот уже четвертый месяц Васильич приходил с ноутбуком на работу и бездумно тыкал по клавиатуре, но не было былой легкости пера.
-Может, я старею, или все еще сказывается последствие наркоза, после операции. Но ведь так много задумано, обидно будет, если не доведу все это до конца. 
Васильич поделился своими сомнениями с другом. Егорыч, не задумываясь, сразу ответил.
-Я знаю один рецепт против твоего застоя. Как старый казак сразу скажу, когда конь не идет, или упрямится его надо огреть кнутом. Так и тебе надо, только найди замену кнуту. Я вот читал, что некоторые писатели, художники, музыканты подстегивали себя спиртным и даже наркотиком. И заметь, выдавали неплохие вещи, иногда даже гениальные.
-Ну вот, еще этого не хватало, ты хочешь, чтобы я спился?  Да и не пью я на работе. А дома бесполезно, я дома еще ни одной вещи не сочинил.
-Но ты, заметь, когда при встрече мы слегка отмечаем, ты уже после первой стопки начинаешь выдавать такое, что только держись. Может тебе на работу брать с  собой немного, не больше ста граммулек. А мыслишка промелькнет, тут ее и подстегнешь. Спиться в твоем возрасте, вряд ли получится.  И, вообще, я так думаю, если создаешь вещь дельную, то не грех и спиться. Тебя будут помнить по оставленной тобой вещи. Или сам ищи, в чем черпать вдохновение, может  тебе поможет разгрузка вагонов.
Смена обстановки, новая работа, тоже не помогла, вдохновение потерялось в городских дебрях.


Но сейчас, глядя на приблудившегося пса, Васильич почувствовал, вот оно. Развернув свой ночной паек, поставил его перед псом.
-Ешь и рассказывай, откуда берутся говорящие собаки, может, есть и говорящие кошки.
-А я и не собака, я кикимор.
-Что?
-Не что, а кто, по-современному, подвальный.
-А это еще что за чудо?
-Не обижайся хозяин, но вам людям, как детям все приходиться разжевывать. Вот вы говорите, что у каждого человека на одном плече сидит черт, а на другом ангел. То есть человек может быть белым и черным. Так вот  при рождении нового дома в нем поселяются  домовые и кикиморы.
-Ага, значит еще и домовой скоро появится.
-Ты еще не подозреваешь, хозяин, как скоро.
-Ну, ну. О роли домового я, допустим, знаю. А вот кикиморы, какую функцию выполняют.
-А я охраняю дом, и поначалу домового.
-Коллега значит, только выходит, плохой ты охранник. Недавно бомжи, тут стройматериалы чуть не утащили…
-Ну, вы люди сами виноваты, в нормальном обществе бомжей нет. Да и в чем они виноваты, им есть, пить надо, образ жизни у них такой. Много они не утащат, ты бы знал, сколько материала уходит на сторону, не доходя до стройки. И вообще, мои функции, немного другие. Кроме нас есть и другие существа, вы их тоже называете нечис…

Пес вдруг замолк и насторожился
-Хозяин слышишь? Кто-то плачет. А на улице такой дождь. Скорее хозяин.
Васильич открыл дверь и услышал тонкий писк похожий на мяуканье котенка. Пес выскочил из вагончика и устремился к воротам. За ним побежал и Васильич. Открыв ворота, он увидел на земле грудного младенца. Младенец уже не плакал, он, похоже, сорвал голос и сипел. Васильич поднял  невесомое тельце и прижал к себе стараясь обогреть. Пес  же рыча, бросился в темноту, там раздалось визг и рычанье, казалось, что идет смертный бой. Васильич повернулся, чтобы бежать в вагончик, но перед ним появилась здоровенная собака.  Она, угрожающе рыча и роняя слюну, медленно надвигалась на Васильича. Васильич, не отпуская младенца, изо всех сил пнул зверя в бок. Казалось, что он пнул по бетонной плите, что-то хрустнуло, болью отозвалось во всем теле. Но и зверь отлетел, несколько раз перевернулся, завизжал  и скрылся в темноте.

Вбежав в вагончик, Васильич положив младенца на топчан, аккуратно обтер его, и, растерев тельце ладонями, завернул в свою рубашку.
-Хозяин пусти, - раздался за дверью голос пса. Ввалившись в сторожку, пес лег в углу и принялся зализывать разодранный бок. Затем посмотрев на притихшего младенца, удовлетворенно хмыкнул.
-А вот это правильно, хозяин, что в свою рубашку завернул. Рубашка с плеча хозяина, для него теплее самой богатой шубы. Он теперь много лет будет в ней ходить.
-Ты хочешь сказать, что это не ребенок.
-Ну, почему же, самый настоящий ребенок, но только не человек. Это и есть душа рождающего дома, то есть домовой.