«Один день» - такой формат всегда являлся для журналиста довольно привлекательным. Достаточно вспомнить одноимённую программу Кирилла Набутова, которую, уверен, смотрели и любили многие зрители. В этом нет ничего удивительного, поскольку человек рационально может проанализировать информацию лишь в конкретных временных рамках. За один час мало что можно понять, а два дня – это довольно расплывчато, чтобы после просмотра информации за второй отрезок времени вспомнить, что творилось в самом начале. Александр Солженицын понимал, что описывать весь срок содержания в лагере опасно – можно потерять нить, пронизывающую повествование, а сами события вполне можно сконцентрировать, насытив ими 24 часа.
Не хочется давать оценку «Одному дню Ивана Денисовича», мне он немного напомнил труд Владимира Резуна «Ледокол». Обижать никого не хочется, но канва, а особенно подача, кажется уже знакомой. Дело не в смысле содержания, а как им хотят притянуть читателя к тексту. Вроде бы ничего не удивляет главных героев, они всего лишь заложники ситуации. Даже если они и пытались обмануть, то лишь по нелепой случайности, поскольку были обмануты сами. Позиция Солженицына стала выигрышной благодаря не только формату издания, но и монотонности. Человек, читающий произведение, может воскликнуть, склониться к шоковому состоянию, но для лагеря это обычно.
В растворной все печи погашены. Темно. Страшно. Не то страшно, что темно, а что ушли все, недосчитаются его одного на вахте, и бить будет конвой.
Ему явно было страшно в первый раз, боялся он во второй, но на третий уже всё довольно пресно. Если сказали что-то делать, то надо это делать, а не думать. Солженицын избегает восклицаний, для него происходящее – конвейерная работа. Те, кто сейчас попадает в тюрьмы, больницы (на долгое лечение) или отправляется в путешествие на срок более двух недель – все они заложники обстоятельств. Журналист может смотреть на написанные строки с завистью, хотя «Один день Ивана Денисовича» литературой (в широком смысле этого слова) назвать, конечно, сложно. Любое задание для автора – будь то поездка в горячую точку или репортаж из той же тюрьмы – настоящее испытание. Стали бы интересоваться «Одним днём», если в каждом предложении была агитация? Получил бы популярность её автор, если пытался с эмоциональной стороны рассказать про парашу? Едва ли.
«На дню у него выдалось сегодня много удач: в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу, бригадир хорошо закрыл процентовку, стену Шухов клал весело, с ножовкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. И не заболел, перемогся.»
Можно всё это окрасить под современный новостной выпуск. Узника лагеря сегодня едва не посадили в карцер, ему весь день было каторжно работать. Герой нашей программы с трудом избежал карцера за пронос ножовки. Продолжение смотрите на нашем канале завтра в 21:00 по московскому времени. Такое шоу, в котором события повторяются изо дня в день, рано или поздно потеряло бы рейтинг, как теряли «Последние герои». Виной тому банальная эмоциональная стилистика, которую усердно избегал Солженицын, отсюда и сохранение актуальности большого репортажа из того места, где мало кто был. Журналистам остаётся лишь радоваться, что этот живой учебник дошёл до них.