- Пользуясь утюгом, не забудьте расправить на подвыпившем лице угрюмый вид! - весело кричала Катька, работница увеселительного заведения на Калининском мосту, чумазому молодому парню, только что с трудом вытянувшем себя на улицу. Парень, шатаясь, развернулся, презрительно плюнул и с пафосом ответил:
- Ну и что!
"Что" он выговорил с особенным нажимом. Протягивая, будто по льду салазками, и удлиняя слово в три раза. Потом парень неуверенно ступил в неизвестность, но тут же рухнул на мокрый булыжник.
Катька лениво (но мечтательно) почесала левое бедро. И хотя ей хотелось сделать то же самое и с правым, не решилась. Другая рука была занята. Ее пальцы крепко держали кошелек посетителя. В котором, осталась, между прочим, половина зарплаты. Завтра он будет сильно горевать по этому поводу, ходить и всех спрашивать, краснея при этом. Но увы... что ушло, за тем не плачь! Некогда. Надо двигать паровоз дальше.
"Да... - подумала работница, несущая в массы простоту прямых денежных отношений, - "Жизнь не начиналась, а взять настоящего мужика неоткуда. Не пора ли нам в какую-нибудь спасительную организацию? Где много и красиво говорят, а им за это еще и платят. Нету у нас настоящей культуры. Водка есть, а тяги к возвышенному нет. Вот и приходится у одного пьяного отнимать, а другого содержать. А что делать? Красивые и правильные лишь на гламурных картинках живут. Да и то, наверняка, без нужных для меня гормонов..."
С величайшей грустью завершаю я этот этюд. Остался последний мазок. Красочный, яркий, радостный. Да что теперь толку? Парень явился в заведение еще днем, исключительно из-за Катьки. Понравилась ему сильно эта работница умственного труда. Сидел он и все не решался заговорить с нею по душам. А потому бодрил себя алкоголем, к которому не привык. И... дободрился.
Да... А Катька свой шанс не использовала. Иногда и так бывает. Но больше ей судьба не отмеряет. Каждому свое.