Глава 4. Влад.
В нашей компании из шести-семи мальчишек и одной девчонки старшим по возрасту был Влад.
Являлся ли он нашим лидером? Номинальным – да. Почему только так? Да потому, что не всегда участвовал в наших играх и авантюрах. У него были свои интересы, отличные от наших, но ему удавалось их как-то совмещать.
Мой брат учился вместе со Светкой, и я знал, что она одна из лучших учениц в классе, а про Влада все говорили, что он круглый отличник, с первого класса.
Когда заходят разговоры об отличниках, невольно возникают ассоциации. Воображение начинает рисовать привычный штамп тихони-очкарика и зубрилы, сторонящегося мальчишеских компаний. Влад был не таким.
Есть категория людей, которые учатся легко, как бы ни напрягаясь, играючи что ли. Учатся с удовольствием и ещё умудряются не лишать себя прелестей детско-юношеских интересов и увлечений. Во Владе это отлично сочеталось. И что самое главное, над ним в семье не было постоянного контроля – отец с мамой на работе, дедушка с бабушкой у Влада были, но жили далеко от их семьи.
И в то же время, чем бы наша компания ни занималась, но ближе к концу рабочего дня, Влад бросал всё и мчался домой. Вначале меня это удивляло, а когда мне ребята объяснили, почему это происходит, я удивился ещё больше.
Обедали родители Влада на работе, а вот ужин был семейным, за столом собирались все. Влад мчался домой и разогревал всё, что приготовила мама заранее. Управлялся с плитой и кастрюльками, накрывал на стол.
Прошло очень много лет, у меня уже был взрослый сын и, возвращаясь вечером с работы, я иногда вспоминал семью Влада - завидовал его родителям. А с другой стороны - чего завидовать? «Они приучили, научили сына, а ты нет. Вот и возись у плиты сам, если жена приходит с работы позже тебя».
Рассказывая о Владе нельзя не рассказать о его родителях.
В начале тридцатых годов прошлого века молодой шведский коммунист каким-то образом оказался в Союзе. В последние годы десятилетия, отец Влада уже получил гражданство, а с первых дней войны ушёл добровольцем на фронт. Воевал, имел правительственные награды, был тяжело ранен под Новороссийском и попал в сочинский госпиталь.
Здесь и свела его судьба с молодой медсестрой – гречанкой из Красной поляны. Можно было написать просто – гречанкой, но это было бы не очень точно.
После второй депортации греков в сорок втором году на просторы Средней Азии (были ещё первая и третья в тридцать восьмом и сорок девятом), встретить греков на побережье Чёрного моля было очень трудно. Единственным греческим поселением, избежавшим выселения, и была горная Красная поляна, известная сейчас многим, как одна из столиц зимней олимпиады в Сочи.
В истории этого поселения был ещё один исторический факт, о котором сейчас мало кто знает. В царское время именно здесь впервые было объявлено об окончании Кавказской войны с горцами.
А во время войны с фашистами всё взрослое мужское население Красной поляны с оружием в руках ушло защищать горные перевалы, служили проводниками воинских частей в горах. Вот за эти дела и были местные греки удостоены высокой чести от вождя – их не коснулась депортация, им позволили жить и умирать на земле предков.
Когда-то я пытался узнать у отца, чем же провинились остальные перед властями? Если в отношении других народов присутствовали хоть какие-то причины и ясность, то в отношении греков – всё было неубедительно и туманно.
Ничего конкретного отец так и не смог мне сказать, выдвинул только предположение, что греков могли заподозрить в неблагонадёжности. Из этого разговора я узнал, что большинство греческих семей являются не только гражданами Союза, но и подданными последнего греческого короля.
- А к людям с двойным гражданством всегда относятся с подозрением, и думаю, не только у нас, - закончил свою мысль отец и усмехнулся, глядя на мою недоумевающую физиономию.
Действительно, тогда в шестидесятые годы, я и предположить не мог, что бок о бок с нами, десятилетиями могут жить люди с ещё какими-либо паспортами, кроме наших - серпасто-молоткастых.
Прошло более двадцати лет, прежде чем мне довелось увидеть эти красиво исполненные паспорта греческого королевства, в руках стариков, вместе с детьми и внуками, отправлявшимися в эмиграцию во второй половине восьмидесятых годов.
Но, пора вернуться и к Владу.
Плод любви скандинава и гречанки появился на свет в сорок восьмом году. Семья жила в небольшом домике со всевозможными пристройками и навесами. В результате смешения спокойной крови северянина и горячей южной, появился на свет весьма своеобразный ребёнок.
Проще рассказать это так - в виде старой, но реальной картинки.
Нам четырнадцать-пятнадцать лет. Владу шестнадцать.
Выбравшись из моря, мы, лавируя между телами отдыхающих, распростёршихся на пляжной гальке, выбираемся на набережную. То тут, то там, слышится в наш адрес:
- Вот бы так загореть! Вы только посмотрите на них, они же шоколадные, - восхищённо шепчет дама своей соседке по лежаку.
Её подруга, или соседка приподнимает голову, поправляет бумажку, прилепленную на обгоревший нос и, оглядев нас, отвечает, успокаивая женщину:
- Так это ж скорей всего, местные. Что ж вы хотите? – И вновь впечатывает пышную грудь в расстеленное на камнях пляжа полотенце.
Мы делаем ещё несколько быстрых шагов по раскалённой гальке и опять слышим, но теперь от более молодой дамочки в ярком купальнике и модных солнцезащитных очках «Бабочка»:
- Ты посмотри, ты только посмотри на этого мальчишку. Какой красавчик! Представь, каким он будет годика так через три. Ой, мамочки! А волосы, волосы-то какие!
Её подруга, ярко накрашенным ногтем, сдвинула модные очки на лоб и, внимательно оглядев не нас, а Влада, поддержала мнение подруги:
- Да, хорош парнишка, а через пару лет, это будет…погибель девкам, - и, смеясь, они отворачиваются, вновь подставляя лица южному солнцу.
Высокий, хорошо сложенный, загорелый, обладатель классического профиля, так хорошо знакомого многим по старинным камеям эллинских времён. И всё это, дополнялось у Влада длинными по моде того времени, слегка волнистыми светлыми волосами почти до плеч.
Вот так Влад выглядел в свои неполные семнадцать лет. Гены скандинава и гречанки сплелись очень органично – всего в нём оказалось в меру. И, что самое главное - ему удалось пронести через многие годы спокойное отношение к повышенному интересу со стороны противоположного пола к своей персоне. Использовал ли он данный интерес в своих целях? Скорей всего – да, чем нет, но вряд ли сильно злоупотреблял.
К шестнадцати годам Влад владел родными языками отца и матери, чему мы тогда даже и не придавали значения, считая это совершенно нормальным. В школе ему легко давался английский язык, а к началу выпускного года, он самостоятельно стал осваивать французский. Мы гордились Владом, когда он один из всей нашей компании, мог подойти на улице к иностранцам, державшим в руках карту города, и на хорошем английском объяснить, помочь им, пройти в нужное место.
Гордились, но не завидовали, потому, что глупо завидовать человеку, которому, наверное, от рождения дано это восприятие иностранных языков, а не высижено многочасовой зубрёжкой.
Даже самому показалось, что я рисую какой-то почти идеальный образ, но это не так. Влад владел и крепким словом, вот только применял эти познания редко и к месту.
Восьмимесячная лёгкая атмосфера города, предназначенного для радости отдыха у моря, веселья, флирта, наличие толп иностранных туристов, в совокупности со знанием иностранных языков у парня – всё это не могло пройти мимо Влада, не коснувшись его.
Всё было, но чуть позже.
А в то утро одного из последних дней моих каникул, с которых я и начал свой рассказ, Влад пришёл к нашему дому в шортах, в рубашке с коротким рукавом и в странных резиновых тапочках со стреловидной перемычкой между пальцев ступни. Все ребята промолчали, только Колян не удержался и спросил, жмуря как бы от солнца один глаз:
- Влад, ты, что…сдыхом заделался? Куда так вырядился?
- Да нет, всё нормально. Пошли, что ли?
И мы двинулись в свой обычный утренний обход. Больше никто ни о чём его не спрашивал.
Он был старше нас всего на год-два и первым вырос из сатиновых трусов. И, видно, мы все подсознательно понимали, что – следующие в «очереди» на взросление.