Одинокие многоэтажки тоскливо смотрели на заходящее за линию рельс солнце. Пахло пылью и тополиным пухом. Где-то там, на два этажа ниже, играла знакомая печальная песня. А шмель всё ещё не терял надежду и бился упорно в искажённую занавесу стекла.
Просто лето. И листья лениво жарятся на солнце. Хотя и вечер вроде. И много машин на перекрёстке. Пробки. И мухи ругаются. А мне как-то всё равно. Мне лишь нравится шум шин, что поутру где-то за пределами форточки пробуждают город. А сейчас вечер. И жужжание мух надоело моему изнеженному и пугливому слуху.
Не хватает лишь вороха страниц, что уносят в мир иной, где нет ругани и стен. Где нет скрипучей чахотки за дверьми. Где нет километров часов и дней наедине с самой собой.
И когда зашкаливает ртуть, надо суметь как-то не встать на перекрёсток. Не бросить под колёса старого таксиста нежные лепестки белых пионов.
Чуть исхудалые пальцы перебирают лёгкую позолоту волос, вплетая прядь за прядью в колосья, как перебирала матушка нитки шерстяные для шалей тёплых.
И странен путь. Ни дюйма в сторону. И замерли машины на перекрёстке, не давая мне проходу ни вперед, ни в прошлое, окружа кольцом коварным.
И охапка пахучих пионов прижались к груди, как дети. И не расстаться мне с ними. Не бросить их под колёса машин, что смотрят жадно глазами фар.
И нет судьбы мне другой, чем самой превратиться в цветок белый пиона, и осыпаться хрупкими лепестками на горячий ещё асфальт.
И с неба капли, засуху глотая, прорастут травой зелёной, растворят асфальт. И гул машин исчезнет в гомоне чудачек-птиц. И в месте, где был когда-то перекрёсток, забьет ключом вода лесная.
И чья-то тёплая рука подымет нежные цветки, и бережно поставит в вазу...
15.06.12