Было необычайно тихо. Море, всегда капризное по своей природе, сегодня застыло как на картине какого-то неизвестного художника. Даже редкие травинки на каменистом берегу будто боялись пошелохнуться. Ничто не могло помешать ему думать. Каждый сантиметр его существования был наполнен напряжением и отчаянием. Тарас уже несколько часов сидел в неизменной позе на сером, покрытом лишайником, валуне. Глаза его были застывшими, как замороженные ягоды чёрной смородины. Целый мир был у его ног, а он не мог найти в нём себе хоть маленький уголок.
Только музыка была для него реальным миром. Его миром. А теперь и этот мир был разрушен.
Раз и навсегда.
Тарас потерял слух.
Абсолютно.
Сегодня утром он зашёл в свой маленький зал на три десятка мест. Обычно он был заполнен до отказа. Каждую субботу. А теперь…. Скоро сиденья покроются толстым слоем пыли. Тарас пытался не смотреть на пустой зал. Ведь сегодня была суббота. Первая суббота, когда здесь никого не будет. Даже мышей.
В углу сцены стоял старинный рояль. Его необычайная красота и тайна завораживали каждый раз, когда Тарас подходил к инструменту. Он был настолько живым, настолько настоящим… что порой пианист чувствовал себя рядом с ним маленькой песчинкой в океане. И вот сегодня утром, когда Тарас подошёл, тот уже знал, какая ждёт его учесть. И рояль был смиренен, как никогда. Но в этом смирении чувствовалась такая мощь, такая воля! И нельзя было не приклонится перед этим величайшим титаном. Тарас упал на колени перед ним и разрыдался…
Пианист неуверенно поднялся на ноги и дрожащими руками накрыл рояль чёрной бархатной тканью. И вышел вон.
Вечерело. Солнце медленно погружалось в морские воды. Наконец-то подул прохладный ветерок. Тарас встал и пошёл домой. Тут он вдруг остановился.
В зале горел свет.
Пианист направился туда. Зайдя в зал, он первым делом направился к роялю. На нём не было чёрной бархатной накидки. Рояль был открыт. А на клавишах лежала белая хризантема. Тарас взял цветок в левую руку и поднёс цветок к губам. Нежные лепестки коснулись его огрубевшей кожи. Едва уловимый аромат заставил Тараса на миг закрыть глаза.
Пианист аккуратно положил хризантему на крышку рояля и сел на стул. Пальцы сами коснулись чёрно белых клавиш. Тарас не слышал ни звука. Но он чувствовал. Потому что он жил.
Тарас закончил играть и встал. Направился было к выходу… тут сердце пианиста замерло! Перед ним сидел полный зал народу. Нет, они не аплодировали, как раньше. Они молча встали. И все вместе поклонились в пояс.
Белая хризантема ещё много лет лежала на крышке рояля, такая же свежая и прекрасная, как в ту субботу. Она и поныне там.
08.11.11