На смерть рунета
Я преклонил колено перед клевой блондинкой, поймав себя на неприятной мысли : вот ведь ****ство, именно в этот момент мои трусы залезли прямо в очко, причиняя неудобство и сковывая полет мысли. Будь на ее месте другая блондинка я и не стреманулся бы, отнюдь, чисто, как крошка Биркин поправил бы ситуацию, но не обнаружив лимонного пирога в наблюдаемой мною реальности, несколько замешался, самую малость. Тут из адских глубин российской публицистики вынырнул сам Невзоров и окончательно добил все очарование безумного чаепития, греческой собакой выгрызая мои перипатетические устремления, идеалистические поползновения и привычную недостоверность алогичного и витального индивидуума, не совсем Балтазар Балтазаровича, скорее,Валтасар Монтесумовича или, как тонко шутят азера, Ибрагима-Оглы, сына Басмана. Сдэцл тормознув, полюбовавшись сиськами, перекурив, попив кофе, ибо ( см.выше, курсив мой) чаепитие приостановилось, я немного психанул и ломанулся к стене, дабы долбануться пару раз о нее, родимую, от бешенства, скромного и пристойного, утонченного и достойного, из-за обилия персонажей, напрашивающихся на безумное чаепитие, не имея для столь ответственного и познавательно-развлекательного действа ни интеллектуального багажа Паука Троицкого, ни брутальной сексуальности Диты фон Тиз, ни пассионарной застенчивости Эдуарда Лимонова, ни даже прекрасной рыжины Юли Латыниной, не говоря о мощнейших возможностях Константина Эрнста и ехидных улыбочках Дмитрия Киселева, по вредности моей угощаемых заплесневелым грузинским чаем из расконсервированных складов НАТО. На стене висела Мадонна. Не Санти, не Леонардо, не прочих рукодельных кудесников заката ренессанса, а Луиза-Вероника, полуголая и настолько клевая, что у меня автоматически вставал даже во сне от одного факта присутствия этой тетеньки в моих скромных пенатах, тенетах извращенных желаний и умозрительных оргий, пинетках развращаемой мною Лолиты в исполнении Келли Трамп, сисястой, жопастой и голубоглазой. Она подмигнула мне, я заулыбался, погладил свою лысую голову, но шум осенних листьев отвлек внимание от поп-дивы на резкого мужика с бородой, при понятиях и пулемете. Я не приглашал его никогда, по очень простой причине, хотя и наталкивался в своих странствиях уже не раз на его выкрутасы и закидоны, приводящие в ужас все прогрессивное человечество, обильно нагружаемое мной практически каждый день нетолерантными херами разнообразных калибров, самой тривиальной - начальник, мана. Из начальников, точнее, начальниц за одним столом с нами сидела симпатичная девчонка, по моей митьковской привычке называемая Оленькой- сестренкой, и то из-за того, что я как-то перепутал Шакиру с Агильерой, а потом стало уже поздно, не в смысле пол-шестого или девяти вечера по Дамасску, просто-напросто удачно вписалась в отряд, тянущий меня то за уши, то за шиворот из странной пучины, кишащей пучеглазыми путанниками, пукающими пошехонцами,хохломистыми Пучежами и всяким- разным добром, сбереженным добросовестными доброжелателями и делателями благих дел. Ухмыльнувшись, я показал мужику книжку Пучкова " Спецназ", а он показал мне кинжал, понятно, что после такой миролюбивой демонстрации книжка полетела в печь, а кинжал в ножны, мы гордо глянули в глаза, он - в зеленые, я - в карие, и благополучно расстались, испытывая невольное уважение к силе духа настоящих мужиков, кем мы, вне всяких сомнений, являлись, только каждый в своей ипостаси ( не путать с Когуяси, курсив мой).
Осознав, что это был один абзац, я включил древнюю песню Кобзона.
Увидев, что абзац уже третий, я включил " Коррозию металла".
Ну, а после я устал. И понял, что не все блондинки ( как и евреи, курсив мой) одинаково полезны.