Годы торопились, налетали друг на друга, а в итоге столпились на пороге круглой даты, словно у прилавка с рождественской распродажей. Заманчивая цифра, символизирующая переход от посевной к жатве, в одночасье оказалась предельно скучной и, даже, тревожной. Родилось искушение не пересекать Рубикон, а изловчиться и продолжить дефиле вдоль границы, перед копошащимися на этом берегу, не прекращая заигрывать с ожидающими на другом.
- Задачка не из легких – боюсь, растянешься в шпагате. То-то смотрю, ты каждый день на тренажерах упражняешься. И не только… - кошачья морда расплылась в улыбке, - Впрочем, понимаю и не осуждаю, отнюдь. Чем бы дитя не тешилось… Но, - черный и строгий, как вечернее платье от Коко Шанель, Василий обожал нравоучительствовать, - не переусердствуй, ибо мера должна присутствовать во всем, включая тягу к спиртному и желание нравиться пассажиркам мимо летящего Сапсана. Давеча прочитал, как одному юбиляру сотоварищи близняшек подарили. Всего-то на пару часов, а именинник таки помер, царству ему небесное. Кстати, два пятака я на всякий случай отложил…
Бабье лето- дама непостоянная - махнуло подолом и сбежало в обнимку с последней иномаркой, туда, где климат-контроль и вечно красные помидоры. Вслед за ней на крыльях утиных табунков в дачный поселок ворвалась расхристанная осень. Она забросала листвой неубранные корнеплоды, приморозила зазевавшуюся петрушку. Усадьба насупилась и притихла.
- Надеюсь, девушек не привлекли. Согласись, Василий, было бы несправедливо.
- Отпустили. Вскрытие показало, что виновник торжества подавился не «сладким», а куриной косточкой, - кот неторопливо помешивал деревянной ложкой булькающее варенье.
Дачную кухню роднило с квартирой-студией наличие спального места, обеденного стола и газовой плиты на два призовых места. Старенький телевизор, веселенькие оконные занавески дополняли картину мещанского уюта; представительный бар на пол стены вселял уверенность в две-три недели грядущие (а то и четыре).
- Какая пошлая смерть. Уж лучше б… Говорят, на сетчатке глаз покойника запечатлевается образ убийцы, - хозяин бросил взгляд на клетку с перепелками, - Может, дату рождения подделать?
Василий аккуратно снял пенку на блюдечко, подул и предложил Петровичу:
- Сахара не маловато?
- Для нашего возраста в самый раз. Или на пластику разориться?
- Ты какое место омолодить собираешься? Если лицо, то кобели местные не признают, покусать могут. Если еще что удумал, не знаю, не советчик… - кот вдруг рассмеялся.
Несушки проснулись, испугались и начали метаться в поисках объекта насмешек. В куче опилок обнаружилось крупное яйцо привычного окраса.
Дети, вчерашние трогательные пяточки. Они следят на песочных часах, которые невозможно перевернуть, меняют трогательные пинетки на модельную обувь, родительские поцелуи на эффективный скраб.
Яйцо, как яйцо, - рябенькое. Вяло побранившись на предмет материнства, куры угомонились.
- Ха-ха-ха, - хозяин обиделся, - Ты, Васька, циник.
Кот выключил конфорку, повесил фартук на гвоздь, нырнул головой в холодильник:
- Тэк-с, что тут у нас, кроме шубы?
Лампочка в рефрижераторе давно отсутствовала, и потому лучик налобного фонарика поочередно выхватывал из мрака фрагменты содержимого. Они баловали разнообразием форм, но не содержания - ледяные сталактиты танцевали в такт «Болеро» Равеля не хуже Майи Плисецкой в знаменитой хореографии Мориса Бежара.
- Красота расточительна, не находишь? – Василий с сожалением притворил дверцу.
- Не более чем аутизм. Видишь ли, оба эти феномена отрицают, а скорее даже не придают значения ценностному выражению атрибутики мирского существования.
- Мысль претенциозна и довольно спорная. Ну да шут с ней, - Василий повернулся к бару, - А вот по поводу «атрибутики»… Для без закуски годится пожалуй что ликер. Который час?
Второго такого педанта было еще поискать – до пяти по полудню котяра наливки не признавал. Как и небрежность в прическе, немытую посуду, невнятные стрелки на хозяйских брюках.
Там, где заурядный мурзик шмыгнул бы в окно, Василий чинно шествовал через парадную дверь. Собственно другой не существовало вовсе. К чему черный вход, коли прислугу упразднили и низвели роль ея до наглядной агитации «поел убери за собой».
- У нас уже вечер, - доложил корреспондент из региона, - переходим к экономическим новостям.
На экране мелькнули островки тайги, замершая река, немногочисленный пикет у здания Администрации.
- … от барреля нефти осталась лишь тара, и та идет за бесценок на подкормку прожорливых котелен, - голос журналиста звучал победно-весело (мол, не зря пятерка по русскому), - Скважина-кормилица иссякла и почти не кровоточит. Некто могущественный наложил вето на дОбычу кедровой шишки, предложив взамен столичных артистов и скидку на беспосадочный перелет до Майями. Ситуацией заинтересовалась районная прокуратура…
Cointreau* облагородил прессованный хрусталь эпохи хрущевок и польской косметики. Василий поднес рюмку к подслеповатому светильнику:
- Нет, не играет. Грустит. Занесла его нелегкая в Тмутаракань. За какие такие грехи?
- За здорово живешь не ссылают, - хозяин прикурил очередную сигарету, - Во всем промысел божий. Человек глуп и мелочно тщеславен. Ему - дурачку мнится, будто именно он купил билет до Таганрога, по своей воле напился и нахамил проводнику. Дудки! И пнет бедолагу станционный не по инструкции, а …
- по седалищу. Стареешь, Петрович, частенько Бога вспоминаешь. За ум взялся? Не поздновато ли?
Действительно - небо вызвездило, сверчок умолк, варенье остыло.
- Глядя на тебя, я ощущаю свой возраст, - буркнул в ответ хозяин.
Юбиляр окончательно пал духом. Фарш из прожитых лет встал поперек горла. Плакали оба глаза: один от чувств, другой - просто слезился. Чувства были противоречивые, слезливость – возрастная.
- Что, на крышу больше не тянет?
- Типун тебе на язык! Просто ты у меня старый и далеко не первый.
- Зато последний, - Василий притворно вздохнул, - Как думаешь, мне пойдет черный ошейник?
Оба дачника предпочитали всем другим цветам черный и белый. Видимо по этой причине жизнь для них изобиловала контрастами, а взгляды отличались категоричностью, порою беспардонной. Было бы несправедливо утверждать, что родственные души не различали оттенков, однако Петрович видел в них проявление трусости, а Василий - откровенное лукавство. Эдакая угловатость плохо уживается в любом социуме, тем паче в сфере любовной и производственной.
- Если к нему присовокупить солнцезащитные очки, из тебя выйдет идеальный форточник. Днем и белыми ночами будешь отсиживаться в архаичном саквояже на заброшенном чердаке в нежилом помещении под надзором слепого участкового.
- Ха-ха-ха, - вернул шар Василий, - Фразу загодя приготовил? Не впечатляет. Во-первых, от образа веет душком второсортного сыра – то бишь, вместо продукта натурального сплошь красители да ароматизаторы, во-вторых, для задушевной беседы звучит весьма фальшиво.
Упрек задел за живое. Юбиляр еще в детстве ловил себя на том, что часто думает, прежде чем высказаться, а это граничит с неискренностью. Со временем пример Петровича бросил вызов утверждению, что социоапатия имеет природу генетическую, ибо его предков (по обеим линиям) можно было обвинить в сознательном диссидентстве, но в бестактности - едва ли.
- Да иди ты в жопу! – в хозяйской руке зловеще сверкнуло лезвие из многочисленной коллекции, - Чем умничать, лучше бы ужином озаботился.
- Вот это по-нашему, по-простому. От сердца к сердцу. Хоть и послал в несколько ином направлении… Обиды не затаю – любой имеет право на промах. Зато бил навскидку…
Нож со стоном вонзился в дверной косяк.
- … иду уже, иду, - Василий нехотя приподнялся, - Шведский стол не обещаю, но …
Он долго хлопотал у столешницы: гремел посудой, шипел смесителем, ворчал и охал.
Подобные звуки дороги каждому зрелому мужчине. Ничто иное не способно так безоговорочно полно передать атмосферу семейного уюта, когда стаж совместного проживания переходит в категорию «бессрочный», а привычка «залить за галстук» уступает место необходимости «сунуть под язык».
Вопреки законам астрономии распираемая любопытством ущербная Луна стала прибывать пивным животиком; нервно курил безымянный автор рецепта каши из топора; Петрович, обуздав импульсивность, глотал слюну и с недоверием принюхивался.
Кот вернулся, держа в руках внушительный жостовский поднос, в центре которого расположилась коробка из-под бабушкиной дореволюционной шляпки. Картонка была перевязана розовой ленточкой с кокетливым бантиком. Визитная карточка мастера с надписью Joyeux anniversaire салютовала моменту изящной золотой вязью.
Петрович не поленился и достал из-под дивана купленный по случаю тесак с неоднозначной биографией.
- Делить сподручнее, - прокомментировал хозяин несвойственную расторопность.
Повозившись для куража с бантиком, Васька обнародовал праздничное блюдо. На подарочной тарелке НТВ ПЛЮС красовалось одинокое яйцо, круглое, как дата и соответственно пигментированное.
- Свежее, не сомневайся, - кот переместился ближе к окну, - душно тут у вас…
- Happy birthday! – закудахтали перепелки.
Просохшие было глаза юбиляра вновь затуманились – в этот раз исключительно от чувств.
*Cointreau) — французский крепкий спиртной напиток, прозрачный ликёр с цветочно-фруктовым ароматом на основе сочетания сладкого и горького
01.11.15