Промотаем пленку на два года вперед и попадем во время, когда я познакомился с Архипом.
Вот уже два года, как дедушка работает на самосвале, а я хожу в школу. Вот уже два года, как мы не были в «Холмах», а ушанка и баян пылятся на антресолях.
Я скучаю по прошлому. Сидя в классе и ковыряя облупленный уголок парты под нудную болтовню учителя, я с тоской вспоминаю наши с дедом беззаботные дни. Вспоминаю нашу дорогу к Холмам, улыбки экспатов, веселые песни, сбор алюминия. Я думаю, дедушка, крутя баранку огромного самосвала, тоже скучает о тех днях – он последнее время стал какой-то грустный.
Огромная проволочная корова на балконе была прощальным подарком от нашей прошлой счастливой жизни. К Новому Году дедушка починил в ней провода и мы зажгли ее вместо новогодней елки. У нашего балкона столпилась вся детвора – посмотреть на это чудо – светящуюся корову!
Мне не очень нравится школа. Длинное двухэтажное здание на южной границе Чертоги – недалеко от комбината. Под школой проходят подземные воды – и правая часть здания сильно просела и наклонилась – полы в школе теперь идут под углом – мы любим катать по коридорам что-нибудь круглое – шарики, мячики, батарейки – не нужно даже давать толчок, просто положишь шарик на пол – а он покатится сам.
В школе выбито много окон – поменять на новые у администрации нет денег, и окна просто заколотили. Из-за этого в здании всегда мало света.
Мест всем не хватает, учебников тоже, мы часто сидим по трое за партой, а учебники – по одному на четверых. Домашние задания делаем из-за этого не дома, а в библиотеке, а то замучаемся вне школы передавать друг другу учебники.
В школе стоит плохой запах – рядом проходит река-вонючка – в этой части города совсем старые канализационные трубы и стоки с домов стали сливать в реку. А еще здесь рядом городская свалка – ветром мусор разносит на всю округу, очень много попадает в реку. Из окон школы можно видеть, как из-под воды проглядывают мусорные пакеты, круглые донышки ржавых бочек и верхушки автомобильных шин. Возле реки мы часто играем после школы – прыгаем с бочки на бочку и с шины на шину.
Сейчас закончился первый учебный год, наступает мое девятое лето. Два месяца назад прошли Корабельные соревнования – но наш очередной зачупатый плот, сделанный из просмоленных досок, снова ничего не выиграл.
А сейчас – открыт сезон «городков».
Вот мы стоим, толпимся на площадке Королевского двора у фигур. Моя очередь бросать. Я весь потный – нужно сбить самую сложную фигуру – «письмо». Сегодня – решающая битва. На кону – мой драгоценный медведь. Если не выбью, проиграю медведя. Если же выбью – получу две самых классных зверюшки (ну, после жирафа, конечно) – хорька и лису.
«Письмо» я не выбивал ни разу в жизни – в «письме» городошные фигуры разбросаны хаотично с большими промежутками. Выбить все - нереально.
И тут вдруг у самого уха раздается незнакомый голос.
– Не бей под углом. Бита должна лететь параллельно земле. Встань как можно дальше.
Я еще не смотрю на подсказчика. Недоверчиво гляжу на фигуру.
– Доверься мне, – шепчет голос у уха.
Я думаю. Но если я сделаю, как хочет голос, и встану назад, то моя бита просто не долетит!
Но что-то подсказывает мне, что голосу можно верить.
Отхожу на три шага назад. Рискну. Эх, прощай, родной мой медведь!
В последний момент перед ударом я закрываю глаза. Слышу шум – разбросанные фигуры и глухой удар биты о площадку. Открываю глаза.
Это – исторический день. Я выбил «письмо!»
Кто-то хлопает, кто-то ахает, а кто-то оплакивает свою лису.
И тут я наконец-то смотрю в ту сторону, откуда доносились подсказки. И удивленно открываю рот.
Хм. Этот парнишка – не наш.
Все остальные тоже замечают его. Десять голов одновременно поворачиваются в его сторону. Откуда он взялся? Никто не знает. Он будто вырос из-под земли. Высокий, белобрысый, с умными глазами, в чистой рубашечке. Все с любопытством разглядывают чужестранца.
Любой бы растерялся, но только не этот парнишка. Он расправляет плечи и гордо задирает подбородок.
– Архип, – он важно протягивает свою белую ладошку.
Все по очереди неуверенно пожимают ее и называют свои имена. Эта взрослая традиция – пожимание рук – раньше никогда не ходила среди нас, детей.
Появление парнишки уже с первых секунд что-то меняет внутри нас.
Пожимая мне руку, парнишка подмигивает и улыбается. Я улыбаюсь в ответ и киваю, жестом говоря «спасибо».
– Откуда ты взялся? Сколько тебе лет? – парнишке задают вопросы.
– Я с «Коробок». И мне одиннадцать. И у меня с собой чипсы. Принглс.
Восторженный вздох.
Это решает все. Эти три ответа заставляют нас стыдливо опустить глаза в землю и только поклониться новоиспеченному королю.
Одиннадцать лет. Самый старший среди нас.
Коробки. Район в центре Чертоги. Там нет бараков, вместо них аккуратными рядами стоят штук пять одинаковых блочных пятиэтажек. Это у нас что-то типа элитного района. Говорят, там даже свет и воду дают круглосуточно, а не так, как у нас – по четыре часа в день. И котельная у них своя на район – современная, трубы никогда не замерзают и тепло домам дают всю зиму. Правда, мы не знаем этого точно, ведь никто из нас ни разу не был в «Коробках». Все слухи один парнишка рассказывал – говорил, знакомые его знакомых там живут. Но мы не поверили ему и быстро загнали на трубу – проверить на правду. Свалился в кучу. Так и знали – брешет. Не бывает такого, чтобы свет круглосуточно. А вода-то как целый день может идти горячая? Она же нагреться должна. Враки все. А уж тем более – котельная. Все трубы мерзнут. Не могут не мерзнуть.
Белобрысому парнишке одиннадцать лет. Самый старший среди нас. И, значит, самый мудрый и умный.
Чипсы Принглс. Уже от этих двух слов желудок урчит, а рот наполняется слюной. Принглс мы ели только один раз – накопили всем двором и купили вожделенную баночку.
Эти три пункта автоматом превращают Архипа в лидера нашего двора. И все равно на то, живет он здесь или нет. Мы, дети со Старичьей челюсти, всегда добрые к новичкам. Всегда принимаем их. Никогда не разделяем компанию на «салаг» и «старожил», на «наших» и «чужих». Особенно если они принесут с собой чипсы…
Мы отходим к лавочке. Все окружают Архипа. Он достает из рюкзака чипсы – даже не одну, а целых две пачки! Высыпает каждому на ладошку.
Мы уступаем Архипу почетное место в центре лавочки. Сами садимся вокруг. Я плюхаюсь на землю, хрумкаю чипсы.
– Я должен тебе кое-что, – говорю я и протягиваю Архипу фигурки лисы и хорька. – Я выиграл их благодаря тебе.
Архип отмахивается.
– Да брось! Ты мне ничего не должен! Твой бросок действительно был крутой!
– Нет, должен! Выбирай – хорька или лису?
Я упорно протягиваю ему зверюшек. Архип сдается. Забирает себе хорька.
– Спасибо, – кивает он и убирает хорька в карман.
Архипа заваливают вопросами: а как живут люди с «Коробок»? А правда ли, что отопление дают всю зиму, а свет и воду – круглосуточно? А правда ли, что во дворах «Коробок» есть новенькие детские площадки? И что на районе нет вандалов, и на окнах даже можно не ставить ставни? И что крыши у домов плоские, а не треугольные, как у наших бараков?
Я смотрю на окна наших домов – они все наглухо закрыты самодельными ставнями. Кто-то закрыл железными, кто –то – деревянными. Мы боимся вандалов и воров, их тут много.
Архип усмехается.
– Ха! Если вы думаете, что мы там как короли живем, как эти… С «Холмов», – Архип презрительно протягивает, – то ошибаетесь. С отоплением такие же проблемы – трубы мерзнут. Воду должны давать все время, но по факту ее не бывает по полдня… Тоже самое – со светом. Дома у нас старые, проводка трухлявая. Детская площадка есть, но ее уже почти всю разрушили – качели сломали, горку вырвали. А ставни – во всей Чертоги ставни. И у нас. Везде есть вандалы. Так что враки все. Кто вам наговорил эти глупости? Язык ему надо вырвать. Но вот крыши плоские, это верно.
Архип с беспокойством смотрит на треугольную крышу одного из бараков. Она совсем прохудилась, ее часть провалилась внутрь, должно быть, засыпав одну из квартир.
Мы победно смотрим на мальчонку, который уверял нас в том, что в «Коробках» все по-другому. Судные трубы над помойкой – они не врут. Всегда показывают, на чьей стороне правда. Мальчонка стыдливо смотрит себе под ноги.
– А вы были в шахтах? – Архип переводит тему и как-то оживляется.
– В шахтах? – мы смотрим на него с ужасом. Никто из нас не лазил в шахты. Неужели он…
– Я их все облазил, – говорит он так, будто рассказывает о походе в магазин за хлебом.
– Ух ты! И как там?
Глаза Архипа горят.
– Там очень круто! Подземные тоннели, штольни… Там много разной техники. Проходит железная дорога, можно кататься на вагонетках. Сыро. Мрачно. Можно много всего интересного найти. Смотрите.
Он достает из кармана камешек, который блестит, как металл.
– О! Это руда? – спрашивает его один из ребят.
– Дубина! – Архип злобно смотрит на него. – Не можешь руду от пирита отличить? Это же пирит-обманка. Все шахтеры могут отличить пирит от золота. Ты разве не сын шахтера?
– Сын…
– Скажи папке, что ты дубина. Пускай поучит тебя.
Архип копается в рюкзаке. Достает несколько предметов – они все покрыты землей и какой-то копотью.
– Это я тоже в шахтах нашел. Фонарик и наконечник с кирки. Представляете, сколько ей лет?
Мы все по очереди держим в руках предметы. Они прохладные, покрытые жесткой коркой. Я нюхаю их – хочу почувствовать запах шахты.
Мы все заваливаем Архипа вопросами о рудниках.
Архип перебивает нас.
– Погодите! К чему рассказывать, если я могу провести вас туда?
– Прямо в шахты? – мы не верим!
– Конечно, прямо в шахты! Пойдемте хоть завтра! И все увидите своими глазами!
Мы начинаем строить план. А во сколько выходим? А что надо брать с собой? А будут ли у нас фонарики?
Архип отвечает на наши вопросы. Все, решено – завтра выступаем! Я наконец-то увижу шахты! Заброшенные, про которых ходило столько разных историй!
Многие не смогут пойти и огорченно вздыхают. Зато тех, кто может – просто распирает от счастья!
Но тут замечаем, что солнце скрывается за деревья –смотрим по сторонам. Сумерки. Время рассказывать страшные истории. Традиции нельзя нарушать. Мы все смотрим на Архипа – а у нас ведь тоже есть, чем его удивить!
– Ого! Солнце садится! Пойдемте к подвалу, истории рассказывать! – говорит кто-то из наших.
– Что еще за истории? – недовольно протягивает Архип.
– Страшные! У тебя от таких историй волосы дыбом станут, гарантирую! Страшные истории про шахты! Заодно и скажешь потом – выдумки это или нет и поделишься своими историями. Пойдемте скорее к подвалу.
Мы заходим за угол дома – по шатким ступенькам спускаемся к решетчатой двери подвала.
Подвал у нас длиннющий – идет вдоль всего барака, вдоль него тянутся ржавые трубы. На полу – вода, на стенах – плесень, по углам – крысы.
Мы часто слышим много страшных историй об этом подвале.
Истории о жутком насилии, об убийствах, о том, как кто-то убил кого-то, разрезал труп и спрятал куски прямо в трубы. Вода на полу вся окрашена в багровый цвет. На стенах – следы от ногтей – это так пытался позвать на помощь несчастный, которого однажды приковали цепью к трубам…
Здесь происходит очень много страшных вещей, которые не расскажут детям, о которых шепчутся за плотно закрытыми дверями. Но мы, дети, все равно слышим хотя бы отдельные слова – этого достаточно, чтобы потом вынести это на общее совещание и вместе додумать историю до конца.
Мы никогда не лазили внутрь – дверь закрыта, ее нужно взламывать, да и желания особо нет никакого. По всем дворовым легендам мы уже ярко видим картину внутри. Нам достаточно просто посидеть у этой двери, глядеть в мрачную темноту, чувствовать особый запах подвала, просачивающийся сквозь решетки, ощущать влажность, слышать, как в темноте где-то капает вода, что-то шипит. Иногда мы слышим какие-то шорохи и с визгами мчимся вверх, к спасительному свету.
Именно здесь, в темноте, на нижней ступеньке у входа в подвал, мы рассказываем друг другу истории. Мрачные страшилки о случаях, происходивших в подвалах и чердаках Старичьей челюсти, о шахтах и о зеленом отстойнике, обо всем пугающем, что может происходить в Чертоге.
Мы рассаживаемся по ступенькам. Я достаю маленький фонарик – освещаю темноту подвала за решетками.
– Давай, Гусь, сегодня твоя очередь!
Гусь, награжденный такой птичьей кличкой за свою тонкую и длинную шею, ерзает и оживляется. Все любят рассказывать истории и каждый ждет не дождется своей очереди.
– Отлично! У меня как раз есть одна страшная история… Это случилось на самом деле. Мне рассказывали. История – правда на сто процентов. Несколько месяцев назад два брата-студента собирались приехать в нашу глушь и отправиться на одну из заброшенных восточных шахт для какой-то научной экспедиции. Один заболел, и второй брат приехал сюда один. Он спустился в темноту, шел по тоннелю. Целью экспедиции было найти какие-то интересные камни. Вдруг он увидел впереди загадочные блики – и, освещая путь фонариком, пошел на манящий блеск. Но, чем дольше он шел, тем дальше от него уходили блики. Тоннель разбивался на множество коридоров, то разрастался до полного роста, то сужался до узкой норы. Вдруг студент стал замечать, что свет фонарика стал как будто тусклее – но батарейки были новые. Как будто дело было в том, что чем дальше он шел, тем больше сгущалась темнота, и свет фонарика уже не мог ее пробить… Дойти до загадочного блеска стало навязчивой идеей студента. Ему было страшно, гулко стучало сердце. Шорох шагов. Зловещий звук падающих капель. Мрак… И загадочные манящие блики впереди тоннеля. И вдруг… Сзади, в нескольких метрах…
Мы все затихли, с нетерпением и страхом ожидая продолжения истории. Гусь замолкает, накаляя атмосферу, а потом вскрикивает:
– Раздался голос!
Девочки ахают. А Гусь продолжает:
– Мужской голос, удивительно знакомый. Студент стал светить назад, но никого не увидел! А голос все приближался… Он говорил – помоги мне! От страха студент побежал вперед. И вдруг… Голос смолк. Блики исчезли. Студент подошел к тому месту, где в последний раз он вдел блеск – и посветил фонариком.. И там… На земле… Были разбросаны фотографии! Фотографии, разрезанные ножницами на мелкие треугольники. Студент подобрал несколько обрезков – на них были люди. И на одном из снимков он увидел… Себя и своего брата! С прожженными дырами вместо глаз. Эта фотография была сделана давно – когда они с братом еще были совсем детьми… Она должна была храниться в семейном альбоме – и никаких дыр на ней не было и в помине… Сзади раздалось какое-то шевеление – студент бросился вперед. И тут… Впереди показался просвет – другой выход из шахты. Спасение! Студент выбрался на поверхность, к свету. Всю дорогу домой студент смотрел на обрезки фотографий в своих руках и недоумевал, откуда им взяться в шахте. Он вернулся домой – брата не оказалось дома, но он подумал, что брат мог почувствовать себя лучше и уйти куда-нибудь по своим делам. Истощенный морально и физически, он лег спать. Той ночью ему ничего не снилось. А на утро его разбудил телефонный звонок. Звонок из милиции. Брата нашли мертвым на пустыре – неизвестно, отчего он умер. На земле, рядом с ним, была нацарапанная надпись – помоги… Он пролежал там полтора дня, и вороны выклевали ему глаза.
Студент сжег снимки сразу после похорон. И больше никогда не лазил в шахты…
Мы все выдыхаем. История нам очень понравилась! Гусь умеет здорово рассказывать, нагнетая атмосферу! И голос он делает такой тихий, глухой, как из могилы…
Мы все обсуждаем историю, хвалим Гуся. Но Архип недоволен… Он единственный из нас был в шахтах, поэтому придирается к мелочам:
– Не похоже на правду… Это же восточные шахты, да?
– Ну да, – отвечает Гусь.
– В восточных шахтах нет второго выхода на поверхность. А еще как он мог подобрать с земли фотографии, если шахты там все затоплены? Там нужно по колено в воде идти… И история с фотографиями… Врешь ты все! Не бывает такого! Сказки!
– А вот и не вру! – яро выкрикивает Гусь. – Это все чистая правда! Ты просто не во всех шахтах был и не знаешь, что там творится!
– А вот и во всех! – оскорбленный Архип вскакивает на ноги. –И восточные все затоплены!
– А вот и нет!
– А вот и да!
Оба мальчика поднялись и спорят, толкая друг дружку упрямыми лбами.
Мы все следим за исходом спора. Споры у нас решаются только одним путем…
– На судные трубы! Пойдемте на судные трубы, проверить, кто врет! – кричит кто-то.
Все вскакивают с места, начинают галдеть. Кто-то поддерживает Архипа, кто-то – Гуся. Мы идем в Судный двор. По дороге рассказываем Архипу, как у нас решаются споры.
Мы подходим к мусорной горе, состоящей из бутылок и банок, целлофановых пакетов, картонных коробок, вонючих объедков, мотков спутанной кассетной ленты, арматуры, досок и пыльных мешков.
Две огромных ржавых трубы стелются по земле и проходят через двор, над горой поднимаются и проходят поверху, дальше снова спускаются и уходят дальше вглубь двора. Жестяная оболочка труб смялась и распалась, куски сгнившей стекловаты и грязного поролона свисают до земли.
Гусь подходит к трубе – вид у него уверенный. Гусь хорошо лазает и не раз выигрывал споры. Архип усмехается. Вместо того, чтобы пойти к трубе, он направляется к мусорной куче.
– Ты куда? – удивляемся мы.
– Я хочу немного подправить ваш судебный процесс.
Архип копается в куче – отделяет стеклянные бутылки. Мы с интересом наблюдаем за ним. Он лезет прямо на кучу – перетаскивает туда бутылки. Он встает прямо на верхушку горы. Берет в руки бутылку… И разбивает ее о торчащую в куче железную арматурину. От испуга мы все вскрикиваем.
– Что ты делаешь? Прекрати! Перестань! – кричим мы. Но Архип с улыбкой продолжает бить бутылки, разбрасывая осколки по куче. Бутылки разбиваются на разные части – некоторые – мелкие, некоторые – крупные – размером с ладонь. Такими можно и насквозь проткнуть!
Усыпав верхушку кучи осколками, Архип спускается вниз.
– Вот теперь можно начинать спор, – улыбается он. – Теперь суд точно определит виновника.
– Но… Но… Архип, там же осколки! Нельзя лезть! Вы можете упасть и напороться! Такие осколки человека могут сильно поранить! Все кишки пропороть! – мы пытаемся остановить Архипа. Но он лишь улыбается и пожимает плечами. Смотрит на Гуся:
– Но ведь каждый из нас уверен, что он прав, не так ли? Значит, мы оба удержимся. Так, Гусь? Ведь ты же не хочешь отступать и признать, что ты все наврал, и что твоя история – выдумки?
Гусь от страха весь напрягается, вытягивает свою длинную шею.
– Я… Я… Я не вру!
– Отлично! – Архип подходит к своей трубе. – Тогда лезем?
Мы все смотрим на них, от ужаса не можем ничего сказать.
Неужели они пойдут на это? Будут рисковать жизнью, чтобы только показать всем, на чьей стороне правда?
– Командуйте! – кричит Архип.
Я нехотя начинаю считать:
– Раз, два, три!
Они лезут вверх по трубе – цепляясь руками за колючую стекловату, ногами упираясь в смятую железную оболочку. Гусь опережает Архипа – он уже преодолевает вертикальный участок и встает на ноги, а Архип только долезает до середины. Гусь двигается вперед – не смотрит вниз. Делает шаг. Еще один. Дальше – опасный участок. Часть трубы искривилась, лист железа торчит вверх. Нужно перешагнуть через него. Гусь держит равновесие, размахивая руками в разные стороны. Маленькими шажочками подходит к опасному участку. Архип уже добрался до верха – и идет по горизонтальному участку, догоняя Гуся. На пути Архипа – похожие препятствия. Торчащие куски железа. Архип с легкостью преодолевает сложный участок и шагает дальше. Гусь, видя, что соперник обгоняет его, смело делает шаг. Мы закрываем глаза – Гусь машет руками так активно, как будто вот-вот упадет. Мы видим его испуганные глаза. Лицо Архипа – спокойно. На пути спорщиков – еще одно препятствие. Трубы сужаются прямо над кучей – пройти по узкому скользкому участку – практически нереально. Архип наступает на узкую часть – и теряет равновесие. Мы вскрикиваем. Но он делает быстрый маневр – и удерживается на ногах.
Гусь тоже наступает на скользкое место. Он не теряет равновесие – бодро идет вперед. Болельщики Гуся подбадривают его возгласами и аплодисментами – Гусь идет по опасному участку даже быстрее Архипа и вскоре обгоняет его.
За кого я болею? Я даже не знаю… Мне жало Гуся. Я не думаю, что он врет про свою историю. Считаю, что Архип зря взъелся на него. И суд вышел слишком жестокий – разбросанное стекло – это лишнее. Но что-то в Архипе есть такое, что заставляет меня восторженно смотреть на него и желать ему победы…
Гусь даже слегка улыбается – он уверено преодолевает препятствие. Архип отстает.
Но тут… Что-то идет не так. Нога Гуся соскальзывает с трубы. Махи руками не помогают ему держать равновесие – с протяжным криком он падает с трубы. Я закрываю руками лицо – и слышу удар – будто из окна выбросили мешок с картошкой. Я слышу жуткие звуки бьющегося стекла – Гусь упал в самый эпицентр . Мы все мчимся к нему, лезем на кучу. Гусь лежит на животе, разбросав руки в стороны. Не шевелится. Мы кричим, перебиваем друг друга, бросаемся к нему, тормошим Гуся, тянем в разные стороны. Кто-то издает вопль ужаса – живот Гуся весь в крови.
Наши вопли привлекают взрослых – на помощь бегут несколько человек. Нас расталкивают в стороны, кто-то звонит в скорую, кто-то спускает Гуся вниз.
Мне становится плохо, сильно мутит. Перед глазами мелькают звездочки. Все, что я вижу – это красные капли крови, падающие на землю. И улыбку. Улыбку Архипа. Он все еще на трубе –смотрит с высока на всех. Смотрит с победой – этот спор он выиграл.
Гуся увозят на скорой – он умирает через неделю от воспаления. В нашей больнице нет сильных лекарств…
Мы раскладываем еловые ветки перед входом в подъезд, где жил Гусь. Надеваем черные рубашки. Идем в маленькую церковь прощаться с этим добрым мальчуганом, который так здорово рассказывал истории.
Удушливый запах пота и церковных благовоний. Криво сколоченный гроб, в котором покоится Гусь – бледный, как мел. Его рубашка застегнута на самую последнюю пуговицу – от этого его шея не кажется такой длинной.
Гуся звали Славкой. Тищенко Вячеслав Анатольевич. Ему было девять лет.
Я не подхожу к гробу – мне страшно. Переминаюсь с ноги на ногу у стены среди толпы и слышу, как приколачивают крышку– стук молотков заглушает горькие рыдания родственников.
Я все еще вижу перед глазами осколки бутылок, падающие капли крови и белоснежную улыбку мальчишки, который радовался победе, полученной такой высокой ценой.
После похорон взрослые отгораживают трубы и помойку самодельным забором – чтобы дети туда больше не лазили. Мы теперь избегаем судного двора – но все равно нам нужно проходить через него, чтобы добраться от нашего двора до Королевского. Проходя мимо, я не смотрю в сторону труб – но даже боковым зрением вижу красное пятно на площадке перед помойкой, которое не может смыть ни один дождь.
Дети ополчаются против Архипа – винят его в смерти Гуся. Архип больше не приходит к нам.
Мы больше не решаем споры, не рассказываем истории у подвала – смерть Гуся сильно отразилась на наших привычках и традициях.
Вечерами мы теперь просто сидим в кустах Королевского двора, болтаем или играем в мяч.
Я скучаю по Гусю – он был хорошим парнем. Но также я скучаю по Архипу – этот странный мальчишка за короткое время успел крепко привязать к себе многих. Половина ребят ненавидит его – они все любили Гуся. Вторая половина, такие, как я, просто молчат. И с тоской вспоминают чипсы «Принглс», камень-пирит, наконечник кирки и насмешливую улыбку.
К нашему удивлению, Архип приходит к нам во двор недели через две после смерти Гуся, утром в субботу. Мы сидим в кустах и слышим, как шевелится листва. Сквозь кусты просовывается белобрысая голова с прицепленным налобным фонариком. Потом появляется туловище. За спиной – рюкзак. В руках – карта. На ногах – резиновые сапоги.
От неожиданности мы открываем рты. Мы никак не могли подумать, что поле того, что случилось, у Архипа хватит смелости прийти сюда!
– Ты? Да как ты… Да откуда ты… – раздаются возмущенные голоса.
– Да, это я, – дерзко отвечает мальчик. – Я обещал сводить вас на шахту. Я иду туда сейчас. Те, кто хочет – идите за мной.
Все вскакивают с места.
– Ты думаешь, после всего, что случилось, кто-то пойдёт за тобой?
– Ты убийца!
– Уходи отсюда!
– Ты не нужен здесь!
Архип поджимает губы и сощуривает глаза. Пробегается глазами по всем – ищет сторонников. Останавливается на мне.
– Ты, – говорит он мне. Мне хочется посмотреть назад – может, это все-таки обращено к кому-то другому? – Я знаю, ты хочешь пойти со мной.
Я теряю равновесие и чуть не сваливаюсь в кусты.
Все смотрят на меня. Как я себя поведу?
Мне нужно принять решение. Что мне делать? Остаться со всеми? Но мне чертовски надоело каждый день играть в городки и мяч, торчать в этом дворе. Я безумно хочу попасть в шахту! Да, мне понравился Архип. Я считаю, что Гусь виноват сам – не нужно было лезть на трубу.
Ладони вспотели от страха. Стало очень жарко. Я выпрямляюсь во весь рост и под злобные взгляды смело отвечаю:
– Да, я пойду с тобой.
В кустах – настоящий переполох. Все ругаются и спорят. В конце концов из кустов выходит Архип, за ним иду я, а следом – еще трое – те, кто тоже не считает Архипа виноватым в смерти Гуся и очень хочет попасть в шахты.
А еще мы видим, что из рюкзака Архипа торчит яркая баночка полной пачки «Принглс»…
Мы смутно осознаем, что совершили революцию и раскололи наше государство на две части.
Мы выбрали себе короля. И теперь уходим захватывать новые земли.