Нередкий случай. Рождается девочка, трогательная малютка, абсолютно счастливая любовью и заботой своих родителей. Но проходит время, и становится ясно, девчушка, увы, не хороша собой. Родительская любовь слепа, а окружающие, щадя ребёнка и чувства родителей, при общении старательно обходят эту тему. То, что очевидно для других, всё ещё завуалировано безрассудным обожанием близкими своей кровинушки. Неизбежное осознание истинного положения вещей, зачастую придаёт родительской любви какие-то изощрённо болезненные формы. Они, как мантру твердят, что их девочка принцесса, умница, и даже вопреки очевидному, красавица, порой неосознанно, словно она нездорова, делают ей всевозможные поблажки. Не ведая до поры о причине такой покладистости родителей, ребёнок, принимая всё как должное, поначалу интуитивно пользуется их слабиной, а позже уже сознательно ими манипулирует, считая себя в этом замкнутом в рамках семьи обществе бесспорным центром внимания, желания которого для остальных является законом.
Жизнь зачастую штука жестокая, и мало походит на мыльную оперу - затёртая истина, которой, тем не менее, пренебрегает большинство людей. Гадкий утёнок вырастает, так и не превратившись в прекрасного лебедя, трогательный налёт детской непосредственности оборачивается махровым эгоизмом, а капризы, завышенными требованиями к окружающим.
Попытка родителей отсрочить встречу своего чада с суровыми реалиями, предсказуемо играет с ними злую шутку. Винить их в недальновидности не имеет смысла. Так, или почти что так, поступают многие любящие папы и мамы.
Благо, когда внешнее неблагополучие компенсируется умом, или неподдельной добротой, в таком случае и беды-то особой нет. Человек, при наличии трезвого рассудка, мирится с данностью, и строит свою жизнь в соответствии с ней, не видит вины окружающих в своей сугубо личной проблеме, находит для себя какой-то не противоречащий сложившемуся миропорядку способ самореализации, что как правило, приводит к положительным результатам.
А если всё не так? Если вместо ума, расчётливая бытовая хитрость, вместо доброты озлобленность на весь мир, и ко всему этому прилагается скверный характер, неустойчивая психика и отсутствие моральных барьеров. Что тогда? В таком случае мудрая кобра и гремучая змея благоразумно отползают в сторону, от греха подальше.
Жизнь Маши начиналась, как в сказке. Богатые родители, души не чающие в своей малютке, добрые волшебники бабушки и дедушки, словно по мановению волшебной палочки исполняющие все её желания. Маленькая королева большого загородного особняка. Домашнее образование, круг тщательно подобранных друзей. Неслучайно выбранное для неё обучение в Англии.
Всё пошло наперекосяк, когда Маше учинила скандал с дракой в университетском кампусе. Отцу пришлось выложить немалые деньги, чтобы замять эту историю, но дочь из университета всё равно отчислили.
Маша была неприятно удивлена, увидев своё родовое гнездо не в качестве привычной, надёжной цитадели, а скорее расползающимся под приливной волной песочным замком. Отец с матерью постоянно скандалили, много пили, не в силах помешать развалу, казалось, налаженного на долгие годы бизнеса. Отца донимали кредиторы. «Волшебные палочки» бабушек и дедушек превратились в «ходунки» и ортопедические трости, уже не в состоянии помочь рушащемуся благосостоянию семьи. В тени нависшей тучи неизбежного краха, никто не замечал требующей к себе внимания «принцессы». Да они вообще забыли об её существовании!
Потом отец попал в автомобильную катастрофу. На большой скорости он врезался в «камаз» гружёный щебнем. Уже через месяц его бизнес растащили «партнёры», причём один из них так торопился урвать кусок пожирнее, что тоже угодил в аварию. Дом ушёл с молотка, счета арестовали, а личных денег матери едва хватило на более, менее приличную машину для дочери.
Яркое мозаичное полотно прежней жизни превратилось в чёрно-белую шахматную доску, на которой очень мало «можно», много «нельзя», а опция «хочу» не предусматривалась вовсе.
Мать переехала к родителям, Маша вынуждена была отправиться с ней, дед и бабка по отцу, после его гибели затворились в своём горе, и слышать не хотели о том, чтобы взять заботу о внучке на себя.
В загородном доме стариков Маше выделили комнату на втором этаже, которую раньше занимала прислуга, мать поселили в гостевой комнате. Дед, отойдя от дел, построил этот дом для себя и жены, так что лишних комнат в нём не было. Но и это ещё не всё. Основная часть сбережений стариков была вложена в предприятие зятя, и сгинула вместе с ним. Содержать, привыкших ни в чём себе не отказывать дочь и внучку, возможности у них не было. Воспользовавшись старыми связями, дед устроил их на работу. Мать, имевшая финансовое образование, стала работать бухгалтером, а Машу взяли диспетчером погрузочно-разгрузочных работ в одну строительную компанию.
С тем, что её ожидало в этом ужасном месте, ни в какое сравнение не шли даже наркотические кошмары. Ей, одевавшейся исключительно в бутиках, выдали валенки с калошами и грязно-синего цвета телогрейку. Ей! Её работа заключалась в том, чтобы в любую погоду присутствовать при погрузке и разгрузке строительных материалов, сантехники, батарей парового отопления, межкомнатных и входных дверей, и ещё множества всяческого барахла, о существовании которого в природе, она до недавнего времени не имела ни малейшего представления, сверяться с накладными, успевать заносить данные в компьютер. И так изо дня в день. С коллективом этой шараги у неё, по определению, не могло сложиться нормальных отношений. Не было никого достойного, с кем бы она могла перекинуться хотя бы парой фраз, одна быдлота. Грузчики, несомненно, алкаши, старая, вечно квохчущая курица кладовщица, да две тупые грудастые хохлушки, откуда-то из под Ивано-Франковска, со своими «тю» да «шо».
На одной из «пятиминуток», перед началом работы, Машу пожурили за не-расторопность и недостаточное усердие. Это они – её! Эта «скотобаза» ещё смеет делать ей замечания?! Конечно же Маша не сдержалась, высказала всё, что думает о всех их вместе взятых, и каждом отдельно. Так отбрила, что все языки прикусили. Один бригадир грузчиков чего-то вякнуть попытался. Нахамил ещё, ублюдок…
- Девочка, а ты насчёт «быдла» случаем не погорячилась? У меня в бригаде и отставные офицеры трудятся, есть, в отличие от тебя, и люди с законченным высшим образованием, даже их высокородие Рыбалко-Ленский в перерывах между запоями своим появлением осчастливливает… А глядя на тебя, уж извини, признаков твоей принадлежности к аристократии и днём с огнём не сыщешь, кошка драная! В зеркало-то давно смотрелась, «принцесса»? - заиграл желваками бригадир.
- Михалыч! Зря ты так. Ну погорячилась девочка, ляпнула не подумавши, - попыталась разрядить обстановку пожилая кладовщица.
- Погорячилась?! Это я в своё время погорячился, когда в Чечне пацанов под пули посылал, чтобы такая мразь… - не договорив, он махнул рукой, и вышел из конторки, хлопнув дверью.
С тех пор складские общались с ней только по работе, и то сквозь зубы. Кла-довщица пыталась, правда, с ней поговорить, но после того, как Маша послала старуху, та к ней больше со своим сюсюканьем не лезла.
Хохлушки же выразили своё несогласие с её мнением о них несколько иначе. Улучив момент, они подкараулили Машу у контейнеров с сантехникой… Били крепко, по-мужски.
Выручали Машу таблетки метадона и выведенный за рамки разумного, оторванный от действительности, придуманный ею мир, где она занимала подобающее ей положение. Маша мечтала о разглядевшем её достоинства, и понявшим обоснованность её претензий к окружающей безликой толпе плебеев не прыщавом инфантильном принце, а об обличённом властью грозном короле, который по малейшей её прихоти карал бы не оказавших ей должного почтения наглецов. О! Она припоминала им всё. Она восседала на троне, и бесстрастно наблюдала, как корчатся в умелых руках палача её обидчики, и молят о пощаде, но она только презрительно смеялась в их обезображенные пытками лица, и с царственной грацией покидала краниево место, не дожидаясь конца казни. Но приходило утро, она вставала с кровати, превратив простыни, за проведённую в полубреду ночь, в груду мятых тряпок, умывалась, безвкусно завтракала, и не выспавшаяся, злая, садилась за руль, и ехала за сорок километров на ненавистную работу, к ненавидимым ею людям. После полёта ночных фантазий, реальность становилось только гаже. Ещё в машине она «закидывалась» двумя-тремя таблетками «метода». Без этого, пережить день в компании этих уродов не представлялось возможным. Удовольствие было не из дешёвых, при её-то скудной зарплате, но Маша нашла выход. Узнав, где дед хранит свои банковские карты, порылась в его документах, и в записной книжке, в которой дед делал пометки о расходах, нашла запись с пин-кодами. Она завела такие же, и узнавая из разговоров родственников когда дед намеривается снять деньги со счёта, на следующий день подменяла, так, на всякий случай, карточки, и снимала с каждой из них небольшую сумму, возвращая карточки на место.
Однажды Маша случайно подслушала разговор диспетчеров хохлушек с двумя грузчиками. Говорили о ней.
-…Ещё строит из себя кого-то, чувырла, - возмущалась одна.
- Так она ж в Англии училась, как мы, в автобусе не трясётся, на папиной машине на работу ездит. Кто мы для неё? Плевок на асфальте, - ёрничала вторая.
- Девки! Да её, наверное, специально в Англию учиться отправили. Говорят там бабы шибко страшные, глядишь на их фоне она не особо и выделялась…
Маша не стала дослушивать, выбежала к ним, устроила потасовку, ребята насилу её успокоили.
Когда после работы она подошла к своей машине, ей сразу бросилась в глаза надпись на водительской двери. Крупными корявыми буквами, чем-то острым, кто-то нацарапал слово «СУКА».
Позже, вспоминая этот случай, Маша удивлялась самой себе. Ни слёз, ни истерики – холодное, ничего не прощающее бешенство. Она, помнится, даже улыбнулась: «Вы, своими куриными мозгами, не в состоянии себе представить, до какой степени…», - озвучила Маша свои мысли.
По дороге домой она заехала к своему дилеру, и помимо покупки метадона, сделала необычный заказ, высказав определённые пожелания, и посулив любые деньги за его выполнение. Помявшись, парень обещал попробовать достать то, что ей нужно.
Через несколько дней, собрав кое-какие вещи в спортивную сумку, взяв свои документы, и прихватив дедовские банковские карты, она поехала на работу. Выждав, когда все разошлись из конторки, она подошла к кулеру, проковыряла в пластиковой бутыли отверстие заранее приготовленным шилом, достала пластмассовый шприц для промываний, впрыснула его содержимое в воду, и развернула бутыль отверстием к стене. Дождавшись обеда, Маша, убедившись, что все диспетчеры и грузчики пользовались водой из кулера, вышла из помещения склада, пересекла площадку с ожидавшими погрузки грузовиками, шмыгнула за ворота, и сев в припаркованную на улице машину, поехала в сторону кольцевой. В ближайшем по дороге банкомате она сняла все, кроме не выдаваемой мелочи, деньги с дедовых счетов, выбросив карточки в стоящую рядом урну.
На шестьдесят третьем километре МКАДа она свернула на Новорижское шоссе.
Маша включила радио, и прибавила скорость. Ей давно не было так хорошо. Наконец-то она свободна! Представив, как все эти твари корчатся сейчас в предсмертных судорогах, она счастливо рассмеялась. Ощущение достигнутого консонанса с окруждающим миром и пара таблеток «меда», окрыляли. О том, что ждёт её в ближайшем будущем, Маша не задумывалась.