Велимир (Виктор Владимирович) Хлебников родился 28 октября 1885, умер 28 июня 1922.
Мой белый божественный мозг
Я отдал, Россия, тебе:
Будь мною, будь Хлебниковым.
Сваи вбивал в ум народа и оси,
Сделал я свайную хату
«Мы — будетляне».
Все это делал, как нищий,
Как вор, всюду проклятый людьми.
(Велимир Хлебников, осень 1921)
Наш земляк Велимир Хлебников - поэт серебряного века. Участник движения футуристов, экспериментатор, мастер интонационного стиха. Великий мыслитель, задумавшийся о собственной судьбе, произнёс : «Одна из тайн творчества – видеть перед собой тот народ, для которого пишешь».
«Поэт Велимир Хлебников (1885–1922), «вечный узник созвучия», «председатель земного шара», «будетлянин» (от слова «будет»), как он себя называл, действительно оказался человеком будущего. Его творческие поиски во многом определили развитие не только русской, но и мировой культуры двадцатого века, а найденные им «законы чисел», «законы времени», другие открытия оказались провидческими. Его короткая жизнь окружена легендами, за которыми скрываются факты ещё более фантастические, нежели сами легенды», - писала российский литературовед, исследовательница русского литературного авангарда, специалист по Велимиру Хлебникову София Старкина (2 декабря 1965, Ленинград, СССР — 12 августа 2014).
Автор первой биографии Хлебникова — «Велимир Хлебников. Король времени» (2005), организатор и главный редактор сайта «Мир Велимира Хлебникова», София Вячеславовна Старкина ещё вшкольном возрасте заинтересовалась Велимиром Хлебниковым, информации о котором в 70-е годы двадцатого столетия было крайне мало, и сохранила этот интерес на всю жизнь.
На сайте «Мир Велимира Хлебникова» в качестве эпиграфа приведены слова самого поэта:
«Стихи могут быть понятными, могут быть непонятными, но должны быть хороши, должны быть истовенными. На примерах алгебраических значков на обоях детской спальни Ковалевской, оказавших столь решающее влияние на судьбу ребенка, и на заговорах показано, что слову не может быть предъявлено требование: «Будь понятно, как вывеска». Речь высшего разума, даже непонятная, какими-то семенами падает в чернозем духа и позднее загадочными путями дает свои всходы. Разве понимает земля письмена зерен, которые бросает в нее пахарь? Нет. Но осенняя нива все же вырастает ответом на эти зерна. Впрочем, я совсем не хочу сказать, что каждое непонятное творчество прекрасно. Я намерен сказать, что не следует отвергать творчество, если оно непонятно данному слою читателей», - В. Хлебников «О стихах».
Не проще того, в чём смысл жизни, объяснить, кто же есть Хлебников. И особенно - кто он для нас сегодня.
Сам о себе говорил так:
Я переплыл залив Судака. Я сел на дикого коня.
Я воскликнул: «России нет, не стало больше,
Ее раздел рассек, как Польшу»,
И люди ужаснулись.
Я сказал, что сердце современного русского висит, как нетопырь, и люди раскаялись.
Я воскликнул: „О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!“
Я сказал: «Долой Габсбургов! Узду Гогенцоллернам!»
Я писал орлиным пером; шелковое, золотое, оно вилось вокруг крупного стержня.
Я ходил на берегу прекрасного озера, в лаптях и голубой рубашке. Я сам был прекрасен.
Я имел старый медный кистень с круглыми шишками.
Я имел свирель из двух тростин и рожка отпиленного.
Я был снят с черепом в руке.
Я в Петровске видел морских змей.
Я на Урале перенес воду из Каспия в моря Карские.
Я сказал: «Вечен снег высокого Казбека, но мне милей свежая парча осеннего Урала».
На Гребенских горах я находил зубы ската и серебряные раковины вышиной в колесо фараоновой колесницы.
(Велимир Хлебников, конец 1909 — начало 1910)
Современники считали Велимира неприспособленным к жизни чудаком. Он не собирал, не хранил, не систематизировал свои стихи. Его бесчисленные смятые бумажки с записями, вываливались из карманов, их потом подбирали друзья. Нередко Хлебников складывал рукописи в наволочку.
Вот как об одном из эпизодов из жизни поэта вспоминал Давил Бурлюк: «Хлебников не решался, я заявил мамаше, что забираю студента. Быстро собрали «вещи»; что-то очень мало. Был чемоданчик и мешок, который Витя вытащил из-под кровати; наволочка, набитая скомканными бумажками, обрывками тетрадей, листками бумаги или просто углами листов…
«Рукописи», — пробормотал Витя».
...Когда Бурлюк с Хлебниковым совсем уже собрались уходить, Бурлюк увидел у двери бумажку на полу и поднял её. На бумажке оказалось стихотворение «Заклятие смехом», ставшее, без преувеличения, самым знаменитым произведением Хлебникова и самым знаменитым произведением всего русского футуризма:
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешищ надсмеяльных – смех усмейных
смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных
смеячей!
Смейево, смейево,
Усмей, осмей, смешики, смешики,
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
(Велимир Хлебников «Заклятие смехом», 1908 — 1909)
Но иной раз Хлебников бывал и франтом, покорял женские сердца и затевал дуэли (наиболее известная из которых - несостоявшаяся дуэль с Осипом Мандельштамом, позже ставшим другом Велимира и назвавшим того визионером).
По отзывам многих это был очень скромный, тихий человек, но не забитый и вполне осознающий свою уникальность:
Ещё раз, ещё раз,
Я для вас
Звезда.
Горе моряку, взявшему
Неверный угол своей ладьи
И звезды:
Он разобьется о камни,
О подводные мели.
Горе и вам, взявшим
Неверный угол сердца ко мне:
Вы разобьетесь о камни,
И камни будут надсмехаться
Над вами,
Как вы надсмехались
Надо мной.
(Велимир Хлебников, май 1922)
Многие ораторы ссылались на Хлебникова, публика требовала показать «великого Хлебникова», который, как отмечает газетный критик, оказался «скромнейшим молодым человеком». По поводу газетных критиков Хлебников заметил: «Это говорит картошка об апельсинах».
Когда речь зашла об одном военачальнике, у которого было два ордена Красного Знамени, Алексей Кручёных заявил: «Таких во всей России - двадцать человек». — «А вот таких, как я, на всю Россию только один имеется, — и то я молчу!» — шутя, заметил Маяковский. «А таких, как я, и одного не сыщешь», — быстро ответил Хлебников.
На острове вы. Зовется он Хлебников.
Среди разъяренных учебников
Стоит, как остров, храбрый Хлебников —
Остров высокого звездного духа.
Только на поприще острова сухо —
Он омывается морем ничтожества.
(Велимир Хлебников. «Душа сына выдры» (отрывок), 1911 — 1913)
Что удивительно, он себя никоим образом не переоценивал - вклад, который Хлебников внёс в поэзию ХХ века, трудно объять. Благодаря Велимиру не один человек состоялся как поэт либо литературовед, ибо именно Хлебников внёс коренные изменения в силлабо-тоническую систему русского стихосложения. Роману Якобсону Велимир как-то показывал "опыты цветной речи", наброски неких сигналов, нарисованные цветными карандашами. Всю жизнь и очень интенсивно Хлебников работал с языком, с числами, о чем писал в "Своясях" - предисловии к своему сборнику: «В последнее время перешел к числовому письму, как художник числа вечной головы Вселенной».
«Пифагор верил в самостоятельное бывание числа. На самом деле существуют только два дерева, три камня и тому подобное, но не «два вообще» и не «три вообще». Числа суть абстракции, которые отражают только отношения между реальностями и вне этих реальностей не существуют.
Нечто несуществующее не может характеризоваться каким-либо законом и не может выражать собою никакого закона. Нашим современникам полезно почаще вспоминать споры средневековых номиналистов и реалистов.
Когда математики говорят о свойствах тех или иных чисел и выводят якобы присущие им законы, они не отдают себе отчета в том, что такие законы не могут быть чем-либо иным, как отражением в абстракции числа реально существующих отношений и связей в бывающем.
Заявив, что в мире остаются только числа, я тем самым «расправился» с числами, как Спиноза «расправился с богом» (точное выражение Хлебникова).
Некоторые пророчества Хлебникова ныне, пусть далеко не до конца, вычислены. Жаль, что к ним не прислушались при жизни поэта, который число 1917 опубликовал трижды, и трижды не был услышан современниками, ибо «нет пророка в своём Отечестве»…
ВОЗЗВАНИЕ ПРЕДСЕДАТЕЛЕЙ ЗЕМНОГО ШАРА
Только мы, свернув ваши три года войны
В один завиток грозной трубы,
Поем и кричим, поем и кричим,
Пьяные прелестью той истины,
Что Правительство земного шара
Уже существует.
Оно - Мы.
Только мы нацепили на свои лбы
Дикие венки Правителей земного шара,
Неумолимые в своей загорелой жестокости,
Встав на глыбу захватного права,
Подымая прапор времени,
Мы - обжигатели сырых глин человечества
В кувшины времени и балакири,
Мы - зачинатели охоты за душами людей,
Воем в седые морские рога,
Скликаем людские стада -
Эго-э! Кто с нами?
Кто нам товарищ и друг?
Эго-э! Кто за нами?
Так пляшем мы, пастухи людей и
Человечества, играя на волынке.
Эво-э! Кто больше?
Эво-э! Кто дальше?
Только мы, встав на глыбу
Себя и своих имен,
Хотим среди моря ваших злобных зрачков,
Пересеченных голодом виселиц
И искаженных предсмертным ужасом,
Около прибоя людского воя,
Назвать и впредь величать себя
Председателями земного шара.
Какие наглецы - скажут некоторые,
Нет, они святые, возразят другие.
Но мы улыбнемся, как боги,
И покажем рукою на Солнце.
Поволоките его на веревке для собак,
Повесьте его на словах:
Равенство, братство, свобода.
Судите его вашим судом судомоек
За то, что в преддверьях
Очень улыбчивой весны
Оно вложило в нас эти красивые мысли,
Эти слова и дало
Эти гневные взоры.
Виновник - Оно.
Ведь мы исполняем солнечный шепот,
Когда врываемся к вам, как
Главноуполномоченные его приказов,
Его строгих велений.
Жирные толпы человечества
Потянутся по нашим следам,
Где мы прошли.
Лондон, Париж и Чикаго
Из благодарности заменят свои
Имена нашими.
Но мы простим им их глупость.
Это дальнее будущее,
А пока, матери,
Уносите своих детей,
Если покажется где-нибудь государство.
Юноши, скачите и прячьтесь в пещеры
И в глубь моря,
Если увидите где-нибудь государство.
Девушки и те, кто не выносит запаха мертвых,
Падайте в обморок при слове "границы":
Они пахнут трупами.
Ведь каждая плаха была когда-то
Хорошим сосновым деревом,
Кудрявой сосной.
Плаха плоха только тем,
Что на ней рубят головы людям.
Так, государство, и ты -
Очень хорошее слово со сна -
В нем есть 11 звуков,
Много удобства и свежести,
Ты росло в лесу слов:
Пепельница, спичка, окурок,
Равный меж равными.
Но зачем оно кормится людьми?
Зачем отечество стало людоедом,
А родина его женой?
Эй! Слушайте!
Вот мы от имени всего человечества
Обращаемся с переговорами
К государствам прошлого:
Если вы, о государства, прекрасны,
Как вы любите сами о себе рассказывать
И заставляете рассказывать о себе
Своих слуг,
То зачем эта пища богов?
Зачем мы, люди, трещим у вас на челюстях
Между клыками и коренными зубами?
Слушайте, государства пространств,
Ведь вот уже три года
Вы делали вид,
Что человечество -
только пирожное,
Сладкий сухарь, тающий у вас во рту;
А если сухарь запрыгает бритвой и скажет:
Мамочка!
Если его посыпать нами,
Как ядом?
Отныне мы приказываем заменить слова
"Милостью Божьей" -
"Милостью Фиджи".
Прилично ли Господину земному шару
(Да творится воля его)
Поощрять соборное людоедство
В пределах себя?
И не высоким ли холопством
Со стороны людей, как едомых,
Защищать своего верховного Едока?
Послушайте! Даже муравьи
Брызгают муравьиной кислотой на язык медведя.
Если же возразят,
Что государство пространств не подсудно,
Как правовое соборное лицо,
Не возразим ли мы, что и человек
Тоже двурукое государство
Шариков кровяных и тоже соборен.
Если же государства плохи,
То кто из нас ударит палец о палец,
Чтобы отсрочить их сон
Под одеялом: навеки?
Вы недовольны, о государства
И их правительства,
Вы предостерегающе щелкаете зубами
И делаете прыжки. Что ж!
Мы - высшая сила
И всегда сможем ответить
На мятеж государств,
Мятеж рабов,-
Метким письмом.
Стоя на палубе слова "надгосударство звезды"
И не нуждаясь в палке в час этой качки,
Мы спрашиваем, что выше:
Мы, в силу мятежного права,
И неоспоримые в своем первенстве,
Пользуясь охраной законов о изобретении
И объявившие себя Председателями земного шара,
Или вы, правительства
Отдельных стран прошлого,
Эти будничные остатки около боен
Двуногих быков,
Трупной влагой коих вы помазаны?
Что касается нас, вождей человечества,
Построенного нами по законам лучей
При помощи уравнений рока,
То мы отрицаем господ,
Именующих себя правителями,
Государствами и другими книгоиздательствами,
И торговыми домами "Война и К",
Приставившими мельницы милого благополучия
К уже трехлетнему водопаду
Вашего пива и нашей крови
С беззащитно красной волной.
Мы видим государства, павшие на меч
С отчаяния, что мы пришли.
С родиной на устах,
Обмахиваясь веером военно-полевого устава,
Вами нагло выведена война
В круг Невест человека.
А вы, государства пространств, успокойтесь
И не плачьте, как девочки.
Как частное соглашение частных лиц,
Вместе с обществами поклонников Данте,
Разведения кроликов, борьбы с сусликами,
Вы войдете под сень изданных нами законов.
Мы вас не тронем.
Раз в году вы будете собираться на годичные собрания,
Делая смотр редеющим силам
И опираясь на право союзов.
Оставайтесь добровольным соглашением
Частных лиц, никому не нужным
И никому не важным,
Скучным, как зубная боль
У Бабушки 17 столетия.
Вы относитесь к нам,
Как волосатая ного-рука обезьянки,
Обожженная неведомым богом-пламенем,
В руке мыслителя, спокойно
Управляющей вселенной,
Этого всадника оседланного рока.
Больше того: мы основываем
Общество для защиты государств
От грубого и жестокого обращения
Со стороны общин времени.
Как стрелочники
У встречных путей Прошлого и Будущего,
Мы так же хладнокровно относимся
К замене ваших государств
Научно построенным человечеством,
Как к замене липового лаптя
Зеркальным заревом поезда.
Товарищи-рабочие! Не сетуйте на нас:
Мы, как рабочие-зодчие,
Идём особой дорогой, к общей цели.
Мы - особый род оружия.
Итак, боевая перчатка
Трех слов: Правительство земного шара -
Брошена.
Перерезанное красной молнией
Голубое знамя безволода,
Знамя ветреных зорь, утренних солнц
Поднято и развевается над землей,
Вот оно, друзья мои!
Правительство земного шара!
Пропуск в правительство звезды:
Сун-ят-сену, Рабиндранат Тагору,
Вильсону, Керенскому.
(Велимир Хлебников, 21 апреля 1917)
«С низовьев Днепра приехали Бурлюки, издав маленький квадратный сборник на обратной стороне обоев; он назывался «Садок судей», - вспоминал Виктор Шкловский в главе «О футуристах подробнее» в книге «Жили-были», - В нём напечатались Бурлюки, Василий Каменский, Велимир Хлебников, Гуро.
Кружок получил имя древней греческой колонии на Днепре — «Гилея». Она давно исчезла, но Бурлюки оказались хорошими соседями: они сохранили имя Гилей.
Сама группа ещё только образовывалась. Потом она приняла имя «будетлян» (от слова «буду»), издав книжку «Пощёчина общественному вкусу». В той книге были в первый раз напечатаны даты — цифры Хлебникова. Напечатаны они столбиками: предполагалось, что даты разделены числом 317, или взятым само по себе, или умноженным. Последняя строка выглядела так: «Некто 1917».
Я встретил тихого, одетого в застегнутый доверху черный сюртук Велимира Хлебникова на одном выступлении.
— Даты в книге, — сказал я, — это годы разрушений великих государств. Вы считаете, что наша империя будет разрушена в тысяча девятьсот семнадцатом году? («Пощёчина» была напечатана в 1912 году.)
Хлебников ответил мне, почти не пошевелив губами:
— Поняли меня первым».
Виктор Шкловский присудил Хлебникову первое место ещё в «Гамбургском счёте». Шкловский - пожалуй, первый, кто решился назвать Хлебникова великим, гениальным поэтом из писателей «нового времени» — уже после Великой Отечественной войны: «Хлебников был человек другого века. Он — словно один из тех самых хазар, о которых пишет Пушкин. Вообще, — человек не этого мира. Мне кажется, он никогда не жил с женщинами. Я помню его единственное сватовство — к богатой невесте, дочери крупного архитектора, — оно завершилось неудачей. Ему отказали. Он пошел к проститутке и заразился от неё. Потом умер».
Не всё так просто, конечно.
Литературное творчество приносило Хлебникову очень низкие доходы — у него не было ни собственного дома, ни официальной работы, ни денег. Часто он жил у друзей, у знакомых, а иногда — и у случайных людей. И ни на день не переставал усердно, почти одержимо работать. В нём жило сразу несколько личностей — фантаст, учёный, поэт, публицист. После очередного произведения Хлебникова Осип Мандельштам отозвался о поэте весьма лестно и с верой в его блестящее будущее: «Хлебников возится со словами, как крот, между тем он прорыл в земле ходы для будущего на целое столетие…».
Правда же была в том, что Хлебников был настолько самобытен, что существовать в рамках какого-либо течения, какой-то единой группы просто не мог. Он нередко конфликтовал с издателями и коллегами по цеху, а в футуризме, ярким представителем которого считался, и вовсе разочаровался. Это заставляло его ещё больше переезжать и еще усерднее работать.
От частых переездов и плохого образа жизни здоровье Хлебникова было подорвано. Вместе со своим другом, художником Митуричем, Хлебников отправился в деревню Санталово, где тяжело заболел и вскоре скончался. Причиной смерти Хлебникова стал парез. Похороны Хлебникова прошли в деревне Ручьи, недалеко от места рождения поэта, спустя несколько лет он был перезахоронен в Москве — могила Хлебникова теперь находится на Новодевичьем кладбище.
«И Хлебников удалился — умер, умер от истощения и голода, оставил своё дело незавершенным, но путь — показал, «озарил» тех, кто мучился в бездорожье и смутно чувствовал какую-то другую правду, чем та, которой мы живем сейчас», - пишет художник Николай Лапшин.
Эпитафия
«Он бросил перчатку столетьям бегущим —
И стали столетья послушней овец,
Он родину творчества видел в грядущем,
Времен отдаленных дитя и певец,
И вечно скитался, без быта, без крова,
Язычником — солнцепоклонником Слова».
(Отрывок из стихотворения Максима Лаврентьева)
Хлебников говорил, что словотворчество – это взрыв языкового молчания. Он мечтал о создании единого для народов языка, благодаря которому исчезла бы проблема непонимания, шире – даже проблема войны.
Кто же сегодня Велимир Хлебников для нас? Гениальный мастер словотворчества. Удивительный труженик, ради своего главного задвинувший все бытовые удобства. Математический мистик. Оригинальный философ. Пророк. Председатель земного шара. Марсианин. Король времени. Поэт.
Есть ли памятники этому поэту? Есть.
Велимир Хлебников был рождён в главной ставке Малодербетовского улуса Астраханской губернии (ныне село Малые Дербеты, территория современной Калмыкии).
Степан Ботиев, художник высокого духовного таланта, с уникальным даром мастера, постигшего особые тайны экспозиции, волшебства передачи на бумаге лёгкими летящими линиями панорамного пространства, прирождённый скульптор, язык пластики которого одухотворён и самобытен, в 1992 году поставил в Малых Дербетах на родине поэта памятник вечному страннику Велимиру Хлебникову, удостоенный в 1995 году серебряной медали Российской Академии художеств. Монумент принёс автору международное признание. Одновременно с этим возникла графическая серия «Хлебниково поле», которая впервые экспонировалась в 1996 году в Институте иностранных языков в Токио, далее — в Астрахани, Волгограде и Москве.
В том же 1992 году дар от скульптора получил Новгородский музей Хлебникова в деревне Ручьи, месте гибели поэта, гипсовый бюст Хлебникова, копия которого экспонируется в астраханском доме-музее Хлебникова. Степан Ботиев привёз в Ручьи и потрясающую выставку своих графических работ, навеянных произведениями Хлебникова, которую тоже преподнёс в дар музею.
Есть ли памятник поэту Велимиру Хлебникову в Астрахани?
Нет…
Будет ли памятник великому будетлянину в городе, где жила его семья, где жил и творил он сам, и когда?
Неведомо…
Иллюстрация: Памятник Велимиру Хлебникову Степана Ботиева в селе Малые Дербеты, фото снято в1993 году.
Аудио: Велимир Хлебников «Не шалить!» (стихотворение 1922 года). Исполнитель неизвестен.
Видео: Велимир Хлебников – российский Нострадамус (Астрахань).
Слушать и смотреть - здесь: