ГЛАВА 14.
ВЯЗКО-ГОРЬКОЕ…
Телефон нежно и мелодично звякнул серебряным колокольчиком – SMS.
Валентин удивился, увидев незнакомый номер, но прочитал сообщение: название аэропорта, номер терминала и стойки. Опешил, перечитал. Пока туго соображал, пришло ещё одно: «Срочно! Заберите Алекса! Марк Пино». Ошалел: «Кто это? Вот чёрт…» Едва понял.
– Прости, что отвлекаю, дорогая. ЧП. SMSка от Марка какого-то. Просит забрать Алекса из терминала аэропорта в столице…
– Очевидно, её новый опекун. Коль Ника не позвонила, значит, сообщение его пришло с отсрочкой. Сами уже в воздухе. Видно, там дело совсем плохо было. Вылетай! Мне с тобой?..
– Нет. Справлюсь. Сообщу.
Через полчаса был в Санта-Фе, ещё час спустя – в аэропорту «Хорхе Ньюбери» в Буэнос-Айресе.
В указанный терминал бежал с полисменом и врачом. Сам не знал, что увидит, найдёт ли, даже не звонил на телефон Алекса. Потом удивлялся: «Почему не делал попыток? Чутьё?»
Когда подбежали к стойкам, стало понятно, что опоздали, и изменить уже ничего нельзя, как и помочь.
Возле окон толпились люди, их оттесняли несколько служащих порта, бегали медики в яркой форме с оранжевыми нашивками.
– О, чёрт… Это парамедики! Мы, скорее всего, опоздали, – полицейский с сочувствием посмотрел на побледневшего Валентина.
Он протиснулся внутрь толпы, сумел пробраться в середину.
Там всё было кончено: Алекс лежал на носилках с трубкой интубирования, но она уже был отключена от приборов.
Врач, сидя на корточках, что-то дописывал в блокноте. Почувствовав взгляд или услышав надсадное запыхавшееся дыхание, поднял взгляд, встал на ноги, глубоко посмотрел в глаза.
– Вы родственник? – увидев кивок, тяжело вздохнул. – Мы были бессильны. Инсульт. Он не мучился: вспышка и всё. Наша работа закончена.
Пока беседовал со свидетелями полицейский, пока санитары унесли тело, накрыв его тканью, Вэл стоял убитый и оглохший от потери.
– Эээ, сеньор… – коснулся локтя дежурный, – Вас ждёт машина медицинской службы. Примите наши соболезнования.
Рано утром следующего дня машина похоронной службы медленно въехала на территорию асьенды Алекса.
Закрытый гроб внесли в гостиную и поставили на скамьи, молча покинули пустой дом, в котором нараспашку были раскрыты все двери и окна. Переговорив с сопровождающим, служащие ушли, согласовав дальнейшие действия с пожилой парой в траурных одеждах.
– Ты детям сообщила? – Валентин выглядел резко постаревшим и до предела уставшим.
– Да. Как только ты вчера позвонил. Скоро будут. Полмира лететь…
– Оставим здесь?
– Пока да. Ночью переложим на её кровать.
– Нет!
– Не будь идиотом. Он, наверняка, мечтал там умереть. С тем бельём и похороним. Плевать на каноны! – рыкнула на мужа, сверкнув яростно и непримиримо карими глазами. – Она стала ему всем! Пусть с ним останется хоть эта малость – её запах и следы их любви. Детям не говори, сама всё сделаю, – задавила вспышку. – Что-то ещё?
– Да, чуть не забыл. Его телефон…
– Дай-ка…
Выхватила из рук смартфон, рухнула в кресло, стала изучать файлы. Побледнела, ойкнула, вскинула ошарашенные глазищи на замершего Вэла.
– Он предчувствовал свою смерть там! Смотри…
В архиве была копия завещания – всё детям, дарственная на дом под Квебеком – жене, координаты адвоката и душеприказчика, а в разделе видеосообщений – несколько записанных роликов для Вероники, а в SMSках – десятки заготовленных впрок писем!
– Не понял… Что это нам даёт?
– Архив – для родных. А тут… Он не хотел, чтобы она сразу узнала о его смерти. Это – длительная программа и план наших действий, представляешь? Их надо систематизировать, кое-что добавлять в соответствии с ситуацией и её вопросами и отсылать, понимаешь? Алекс боялся за малыша девочки, за их здоровье, вот и подготовил всё заранее, на всякий случай, если Ника будет звонить, требовать отчёта о жизни. Умница. Так любил её! Даже после смерти бережёт. И оттуда…
Долго смотрели друг на друга, потом обнялись и разрыдались.
Всё сделали по плану жены.
Когда дети Алекса приехали на закате и попрощались с отцом, Вэл их увёз в свою усадьбу, ознакомил с завещанием и последней волей.
Аурора с помощью «Грешной троицы» перенесла тело в спальню Ники и положила на кровать.
Утром, ещё до приезда родственников, завернув покойного в постельное бельё, пахнущее Вероникой, уложили в гроб и заколотили.
Детям сказали:
– Потекло. Вам лучше этого не видеть.
Падре отпел вечером, на кладбище гроб не вскрывали.
Никто не узнал, что мечта Алекса остаться на той кровати навсегда сбылась. Он упокоился с памятью и любовью, запечатлённой в тех простынях, сохранивших аромат единственной и такой долгожданной…
– …Простите, не сказал сразу…
Марк покосился на необычайно бледную и непривычно притихшую девушку.
– Две посадки. Во Флориде, потом в Вашингтоне. К лучшему. В Майами четыре часа перестой. Выйдем, отдохнём, погреемся. Там уже лето.
– Ты мне что-то хочешь сказать?..
– Я не уверен, что Ваш муж будет в точке встречи. Игра важная, – говорил ровно, жёстко следил за интонацией и дыханием: наслышан о способностях клиентки. – Отель заказан. «Хилтон», четыре звезды. Устроит?
– Вполне. Плов хочу настоящий, с бараниной, – проворчала, поняв, что из него правды не вытрясешь – кремень.
В отеле свалилась на огромную кровать пластом с мыслью: «Поднять меня не смог бы сам Господь-бог и все Его присные вместе взятые».
Через четверть часа в дверь номера постучали и, не дожидаясь ответа, вошли.
Едва заставила себя выползти в гостиную – там официанты безмолвно накрывали стол! Не успела спросить, испарились, пожелав приятного аппетита.
– Решил не тянуть с ужином. Заказал ещё в воздухе, – Марк стоял в дверях, на нём был смокинг и сияющие чистотой и лаком туфли. – Составить компанию?
– Ещё и спрашиваешь? Я что, это всё в одиночку есть буду?..
– Сообразим на троих.
Густой, низкий, знакомый голос заставил Веронику подпрыгнуть от неожиданности, оглянуться.
За спиной Марка стоял… Эстебан!
– Я не вовремя?
Пино дёрнулся, побледнел, но мгновенно совладал с оторопью, поклонившись с уважением.
– С приездом, господин Санчес, – протянул руку. – Марк Пино, временный бодигард госпожи.
– Рада, что ты смог вырваться, родной!
Дав минуту на приветствия, Ника подбежала к мужу, подставила щеку для поцелуя, тепло заглянула в любимые глаза.
– Голоден? Тогда, за стол все! Хорош трепаться. Есть хочется, – заворчала, нарочито хмурясь и сопя. – Расшаркались тут…
Мужчины, пожав друг другу руки и хлопнув по плечам, усмехнулись и пошли в ванную.
Ника бросилась в спальню и вытряхнула из сумки запасной немнущийся костюм. Привела себя в порядок за пару минут. Когда вернулась в столовую, на тарелках дымился восхитительный плов!
– Глазам не верю! – взвизгнув, принялась за еду.
– …Госпожа, как мне поступить? – Марк неслышно спросил.
Осмелился, воспользовавшись временным отсутствием Банни – вышел куда-то.
– Исполняй обязанности и дальше. Ты, отныне, мой бодигард, пока не заступит на службу Томтит. Или у тебя иной приказ?
В ответ покачал головой.
– Спасибо за службу. Вы приняты, господин Пино! – шутя, подала руку для пожатия, но он низко наклонился и с почтением поцеловал. – Как он нас нашёл? Ты этот адрес сообщил?
– Нет, был другой вариант вначале. Я не в курсе. Клянусь, – совсем тихо.
Услышав, как щёлкнула ручкой входная дверь, прибавил громкость:
– Кофе и пирожные, госпожа Вероника?
– После арабского плова? Ты варвар, Марк! Чай! Только чёрный сладкий чай, – смеясь, покосилась на улыбающегося и счастливого мужа. – Жасминовый!
– …Как парень нас нашёл?
Пино нервно погладил безупречно уложенные волосы, опасливо оглянулся, прижимая телефон к уху, посмотрел через стекло балконной двери на воркующую пару. Выслушал собеседника.
– Понял. Что с билетами? … Вижу, погода портится и здесь. … Да, делаем открытую дату. Сообщу, что надумали молодые. Отбой.
– …Не расскажешь, дорогой?
Прижалась к мощному огненному телу Банни, с радостью и волнением вспоминая, познавая, отмечая изменения: раздался ещё больше! Тайком вздохнула, понимая причину: «Психовал. От злости и отчаяния тренировался сверх меры, вот и набрал массу. Как ни противится душа, а нужно поговорить с тренером. Ох, и пошлёт он меня…»
– Поделись, мой большой итальянский мальчик Бенито.
Нежно касалась сосков, осторожно шаля.
– Всё в норме. Штатно.
Взял её пальчики в огромную ладонь, прекращая сладкую пытку. Так соскучился! Готов был разорвать кроху на клочки и атомы! Скрипел зубами, сдерживая темперамент. Видел, что Нике нехорошо, как бледна, измучена, как ходит ходуном её живот – сын рос и требовал пространства, которое была не в силах обеспечить.
– За меня не переживай – справляюсь. За тебя боюсь больше. Ежедневно, ежечасно. Да что там – голову теряю! Ты не должна больше куда-то ездить! Пора к отцу. В клинику. Под наблюдение.
– Не заговаривай мне зубы, ragazzo, не сможешь, сам ведь понимаешь. Тебя что-то гложет изнутри. Это даже не ревность и страх, чувствую. Расскажи. Я всё приму и пойму, клянусь Мадонной, – заглядывала в золотистые глаза снизу, лежа на его груди. – Проблема есть, и её надо решать сразу, пока не переросла в катастрофу.
– Как Ив сказала!
– Я с ним на связи. Невольно перенимаю. Теперь нас двое – команда! Держись, негодник! – рассмеялась, пощекотав шею мужу.
– Он мне не говорил! Вот конспиратор! Ни словечка! То-то так иногда смотрел… – гулко рычал, хохоча и уворачиваясь от безжалостных пальчиков, старался не придавить Дюймовочку. – Сдаюсь!
Стиснул в ручищах, прекратив муку смехом, поласкался губами о волосы, обрадовавшись, что они кудрявые. Долго целовал голову, вдыхал отравленный аромат, зная его силу и губительность. Отвыкал от него месяцами, «ломка» наступала не меньшая, чем после отмены препаратов-стероидов! Даже во сне ощущал этот запах, кричал в голос, скучая. «Пчёлкам» тогда доставалось вдвойне.
– Мне так тебя не хватает, любимая… Свет не мил…
Поняла, что сейчас разговора не выйдет – парень на краю срыва. Отложила на время, позволила обоим окунуться в простую семейную жизнь. Постаралась в силу возможности вернуть чувства и ощущения на исходную точку, как тогда, в номере отеля в Чикаго, когда случайно встретились и очутились наедине с обстоятельствами и отчаявшимися сердцами. В тот миг только взаимоуважение и беспредельное доверие допустило сотворение чуда – зарождение любви. Этим и занялась теперь – реставрацией и воссозданием.
Домой попали только на третьи сутки.
В Майами непогода задержала часов на сорок.
Улетали, видя под крылом лайнера надвигающийся шторм!
– Погреемся… Там уже лето… – Ника под нос ворчала, косясь на Марка.
Пожал крупными плечами, улыбаясь:
– Природа. Иска не выставишь.
Когда втроём вышли в «Торонто Пирсон», сообразила, что её не спросили, в какой город и дом везти! Решили авторитарно: к родителям! Села молча в лимузин, почти не реагируя на тихие вопросы мужа.
Марк метнул на него глаза: «Оставь в покое пока».
Банни кивнул, без звука протянув жене пару смесей из минихолодильника.
Пила, упорно не смотря в окно, и не могла разобраться с чувствами: что-то кричало в душе, билось в черепную коробку, дрожало в сердце! Вдруг остро захотелось услышать голос Алекса, но вовремя сообразила, что сидит рядом с законным мужем: «Очумела? Очнись, дура! Чего бесишься? Если что-то случится, Аврора сообщит. Потом напишешь, спросишь…» Ещё не додумав мысль, знала, что не напишет и не спросит. Пока нет. Ей нужно было время остыть и уложить прожитый с ним месяц на особую полку памяти и души, где та радость и любовь сохранятся в первозданном виде, и когда придёт время, извлечёт их и окунётся с головой, опять купаясь в обновлённых воссозданных чувствах, теряя саму себя…
Отец не разговаривал особо – тут же вызвал машину медслужбы и увёз силой в клинику!
Успокоился лишь тогда, когда Майкл Майер отчитался: ребёнку ничего не угрожает, матери требуется срочное восстановительное лечение: истощена до предела.
– Ну, здравствуй, что ли? – вошёл, тяжело осел на стул.
Стас поседел, как-то уплотнился, стал немного шире в плечах, в глазах залегла грусть и терпение. И ещё что-то новое, непонятное, словно винил себя в чём-то большом, неподъёмном.
– Рад, что вы вместе вернулись, родные.
– Что-то случилось, папа? – насторожилась.
– Сообщили бы. Всё в порядке, все живы-здоровы, дети растут, шалят, шмыгают носами, играют ночами…
– Знакомые? Друзья? Коллеги? С кем беда? – её было не обмануть: чувствовала эту вязко-горькую нотку в его голосе.
– Всё обычно. Дядя Стивен вернулся домой. Сказал, что теперь способен обслуживать себя сам.
– Или надоели наши самаритянки, – криво улыбнулась. – Говори. Я это чувствую в воздухе.
– Тони плох, – несколько мгновений раздумывая, выдавил едва слышно. – Тайна его убивает.
– Он справится. Я видела его в недавнем видении. Пять лет точно протянет, – проговорила твёрдо.
Почему-то была уверена, что в том сне был Энтони.
– Или твой мозг тебе показал то, о чём мечтаешь. Или он. Тоже возможен вариант, – пожал плечами, не находя силы открыто посмотреть в лицо дочери. – Никиш… есть новые технологии, по ним уже сейчас можно…
– Нет, дождусь рождения.
– Хорошо. Отставим пока тему, ты права, – еле улыбнулся. – Пущу мужа. Ему завтра улетать. Найди те самые слова, что заставят жить без перехлёстов. Он горит в пламени ревности! Остуди, попытайся. Не убей парня. Я тоже не смог пробиться к нему в душу. Закрылся, но за дверью ад.
Было трудно. Обоим. Они не умели жить врозь и не находили сил быть рядом. То ли характеры слишком буйные, то ли многого требовали, но любовь не уходила, да и терять её не хотели! Так уж получалось: она расцветала в короткие встречи после долгих разлук.
Вот и сейчас не могли разнять губ и тел; корни телесной и душевной тяги и чувство родной крови вновь соединили насмерть!
Банни что-то тихо шептал, с отчаянием целуя тельце любимой, слизывал соль пота со складочек, разбавлял слезами бессилия, а выхода не видел. Спорт был его истинным призванием.
Ника же не могла превратиться в банальную «кочевую жену» из-за своей профессии.
Знали это, предвидели, но не могли пока что-то поменять. Контракты, обязательства, деньги – всё висело гирями на ногах, не позволяя плыть в океане жизни и обоюдной настоящей любви легко и свободно.
– Дай мне слово, любимая, что не сбежишь…
Целовал плечики, грудь, округлый выпуклый живот. Вспыхнув, ласково повернул на бочок и «взял» грешно, медово-сладко, кусая плечи и «кошачье место» на спинке. Еле очнулся.
– Долечись. Тебе нужно набраться сил для появления этого великана, – боднул животик. – Сынок, не пинай сильно мамку, ей и так нелегко носить тебя…
– Не всё зависит от меня, ты же понимаешь… Могут и сюда приехать с работой…
– Натрави Майка! Откажись – ребёнок на кону! Ника…
Это был вечный спор.
– Господин О’Нейл? … Вероника Санчес-Вайт. Вы можете уделить мне пять минут? … Спасибо. Здравствуйте, Ив! Что с Эстебаном творится? … Нет, хочу услышать Ваше мнение.
Пока тренер старательно выбирал выражения, хотя хотел сказать совсем другие слова, похлеще и покрепче, смотрела в окно палаты клиники, отмечая, что небо почернело: возможен снег.
– Думаете? … Да, мне тоже так показалось, но не была уверена. Я что-то могу сделать? Помочь? Поделитесь, пожалуйста, планами.
Он что-то говорил, она же вздыхала тайком: «Бедный. И обматерить меня хочет, и понимает, что это не решит проблему. Ох, не договаривает что-то! Юлит!»
– Конечно, игра сейчас важнее эмоций, понимаю. Я старалась быть сдержанной, и срок помогает, – тихо рассмеялась, услышав, как он там сдавленно хмыкнул и, вероятно, покраснел, как рак. – Боюсь, вернётся на взводе. Как там «пчёлки»? Все расходы на их содержание и потребности обеспечивайте с моего счёта. Договор в силе. Секретность тоже. … И ещё…
Подумала, протяжно выдохнула, постучала пальчиками по стеклу.
Терпеливо ждал, даже дыхание сдерживал.
– Строгий контроль в вопросе с тестами беременности. Если кто-то из них решит от Банни родить – пришлите ко мне. Ни слова ему! Следите жёстко. Я приму и её, и дитя.
Выслушала ответный хаотичный монолог, сообразив, что поразился до онемения, вот и выдавливал слова через силу, едва связывая слова в логичную нить.
– Нет, не шучу. Меня вполне устроит вторая жена в доме. … Да, все мы, русские, немного азиаты. … Держите меня в курсе. Пока, Ив!
Едва закончила разговор, телефон тут же взорвался трелью.
– Джек Виннер, мадам. Новый заказ…
Через час клиника превратилась в филиал модельного агентства!
Джеку подвернулся очень выгодный заказ от косметической корпорации, всё решил сам за подопечную: созвонился с отцом и лечащими врачами, вытряс из них последние результаты анализов и показатели по ребёнку, убедился, что девушка в состоянии работать и… дал старт съёмке. Деньги победили. Немалые. Как всегда.
Когда в палату вошла Лана и штатная гримёрша из ателье, Ника всё сразу поняла.
– До пояса съёмка?
– Да, родная. Волосы, кожа, грудь, плечи и руки – ниже не понадобятся ничего, – любяще обняла дочь, окинула профессиональным взглядом. – Не так плохо, как Майки расписал. Паникёр! Не катастрофа. Бывало и хуже. Поправимо. Маски и время. Через час-полтора будешь в порядке.
– Позволите войти? – у притолоки маячил представитель заказчика. – Джейкоб Коэн Стюарт, мадам. Рад, что вижу Вас лично, а не только на тысяче фотоматериалов!
Услышав приглашение, пожилой импозантный мужчина тихо вошёл, склонился, поцеловал руки Нике, сдвинув медицинскую маску с лица в сторону. Присмотрелся вблизи, окунулся в бесподобный сапфир, вскинул оценивающе бровь, потрясённо выдавил:
– В Ваших глазах такая боль!.. Неповторимо! Это будет незабываемая сессия…
Так и вышло.
Три дня к клинике тихо подъезжал трейлер, начиналась возня с аппаратурой и освещением, спустя два часа, всё было готово. Персонал студии походил на инопланетян: комбинезоны, капюшоны, маски на лицах, бахилы, перчатки – полнейшая стерильность и тишина. Никому не помешали, никого не потревожили. Профи.
Снимки получились щемяще-трогательные и чем-то пронзительно-пугающие.
Хрупкость и нездоровье модели, огромные синие глаза, в которых залегла печаль потери, то бездонное горе, кричащее из них, потрясло всю зрительскую аудиторию, особенно мужскую!
Рекламные ролики, снимки в журналах, постеры, баннеры – отовсюду на людей смотрели ангельские долготерпимые глаза Вероники Вайт, несущие в себе то ли предчувствие скорой смерти, то ли вселенскую скорбь.
То, что сессия не осталась незамеченной, не подлежало сомнению: посыпались предложения, как из рога изобилия!
Виннеру приходилось крутиться, согласовывать, отодвигать, смещать сроки, мягко отказывать, так, чтобы заказчик оставался в передней линейке заявок, радуясь: «Лучшая модель мира будет представлять нашу продукцию! Родит, оправится от нездоровья…»
– Я ненадолго, родная.
Лана беззвучно проскользнула в бокс, поставила корзинку на столик, подошла к дочери, поцеловала в щёку.
– Мы с папой едем по делам, сегодня уже не зайдём. Оставляем тебя на Николь и Майкла. Если что-то захочется – звони нам или им, – загадочно искоса зыркнула. – А тебе не придётся скучать, я думаю.
Улыбнувшись, как Мона Лиза, испарилась!
Ника, проворчав «заговорщики», встала, прошла к столику, завозилась с гостинцами.
– Можно?..
Тихий, низкий, хрипловатый голос вынудил её нервно дёрнуться и обернуться.
В дверях стоял… Энтони. В белом медицинском халате. Был спокоен, насторожён, сед, бледен. Долго смотрел на девочку, не разнимая сложенных на груди рук. Пальцы были спрятаны в подмышках. Видимо, руки дрожали, а показать слабость не хотел.
– Я зайду?
Кивнула, потеряв от волнения голос.
Прошёл, сел в кресло, поставил локти на колени, сложил ладони, прикрыл пальцами рот.
Ника села на край постели, вцепилась пальчиками в спинку, не находя силы заговорить. Отругав себя крепко, решилась.
– Как ты?.. – голос сорвался.
– Пробрался сюда? – опустил руки на колени, выпрямился. – Майк притащил силой. Пинками, – помолчал. – Засунул в машину, здесь вытряхнул, напялил халат и поставил перед твоей дверью, едва Лана ушла, – пожал плечами. – Сговорились, не иначе.
– Сам бы?..
– Не знаю.
Ответ почему-то больно ранил её. Сжав чувства, попыталась сохранять спокойствие.
– Ясно.
– Да… Я тут по пути кое-что купил… – словно не услышав, встал.
Прошёл к двери, взял с пола небольшой бумажный пакет.
– Майк себе сладкое покупал, а я в соседний отдел попал… – поставил на столик покупку.
Встала с кровати, села на соседнее кресло, подняла глаза.
– Загляни, Ника, – его голос осип, ещё сильнее побледнел лицом, на глаза навернулись слёзы.
Сжав губы, опустила голову, посидела, потом протянула руки и раскрыла пакет рывком.
Внутри оказался горшок с едва начинающим цвести гиацинтом: луковица одна, обсажена мхом, который тоже зацветал. Цвет гиацинта был бледно-розовым, изысканного, нежного, прозрачно-невесомого оттенка.
От восхищения задохнулась, едва не расплакавшись.
– Тони…
– Он был единственным. Такого цвета больше не было там… – нервно выдавливал в какой-то панике.
Договорить не дала: протянув руку поверх цветка, положила пальцы на мужские губы и погладила любовно и нежно.
Замер, задрожал, застонал:
– Нет, Ника! Нет! Не смей!..
Остановилась, отдёрнула руку, захолонула душой, побелела личиком, захлебнувшись вязкой терпкой мыслью: «Какая же ты наивная… Да ты ему стала противна! – откинулась на спинку кресла, вжалась, умирая душой. – Тони чистый, как перо ангела, а ты… Ты лишь шлюха… Грязь…»
Он что-то почувствовал, соскочил, склонился, взял за плечики.
– Врача?
– Он не поможет. Просто я сейчас кое-то поняла…
Едва встав, поплелась к кровати и грузно села, сгорбившись.
– Прости, что была так глупа… Я омерзительна тебе, да? Конечно. Должна была догадаться… Извини за глупость… Забыла, кем являюсь…
Долго стоял ступором, не веря своим ушам, потом одним широким шагом пересёк расстояние до кровати и сел на стул, стоящий рядом. Прикоснуться к Нике боялся, страшась и за неё, и за себя. Лишь смотрел золотыми глазами на опущенную ниц головку в кудрявых чёрных локонах. Собрался с силами, протянул руку, положил на плечико, ласково сжал, заставляя посмотреть в глаза.
Когда нашла силы это сделать, окунулся в синеву и твёрдо прошептал: «Нет!»
Услышав ответ, тихо заплакала, не разрешая себе истерики.
Успокаивая, взял девичьи пальцы в плен и невинную радость.
Так и сидели, держась за руки и не имея права на большее.
– Ну, как? Пришёлся по вкусу подарок? – Майер появился без стука, вырос, как из-под земли. – Между прочим, я тоже не с пустыми руками к тебе, моя резвушка чернокудрая!
Обернулся, из коридора забрал увесистую ношу, взгромоздил на подоконник, пошуршал, закрывая спиной сюрприз, сделал шаг в сторону.
– Вот. От кого – пояснят в сообщении…
Не успел договорить, телефон Ники кликнул: SMS. Открыла, почитала, вскрыла вложенное видеопослание, послушала через наушники, нежно и радостно улыбнулась: «Алекс!» Посмотрела на подоконник, ахнула: целое блюдо белоснежных тюльпанов на коротеньких ножках. Выгонка. Вокруг луковиц, наполовину торчащих из почвы, посажен тот же мох. Красиво, волнующе, свежо.
– Спасибо, Майки!
– Я лишь скрупулёзно выполнил инструкцию, наша девочка-волшебница, – поцеловав ей руки, неслышно вышел со словами: – Наслаждайся и отдыхай.
– Мне тоже пора, родная, – Тони был тих и грустен.
Поднялся со стула, замешкался.
Встала с кровати, шагнула и обняла, вжавшись в крепкое родное тело.
Долго не отвечал, потом сильно обхватил её голову руками, прижался щекой, стараясь не дрожать, но не смог скрыть беззвучный вскрик-стон: «Любимая!..» С трудом опомнился и… кинулся прочь.
Оглушённая, стояла посреди палаты и совершенно не знала, что чувствует.
Отряхнулась от липкого чувства противоречия, вновь села на кровать, перечитала сообщение от Сноу: «Привет, Ника! У нас уже заморозки! Завидую вашей начинающейся весне!» Усмехнулась, включила немой видеоролик: Алекс за работой.
«Серьёзный, собранный, помолодевший, в красивом светло-сером костюме. Где-то на выезде, вероятно. Спокойно переводит, слегка склоняясь к кому-то. Видимо, собеседник сидит. Что ж, значит, справился с отчаянием. Спасибо, Аврора! Завалила его работой! Надо будет ей позвонить потом…»
Успокоилась и счастливо заулыбалась.
Через две недели выписалась из больницы и поехала домой к родителям, к сыну.
Всё вернулось на привычный круг.
Октябрь 2015 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2015/11/06/1998