Таянье Тайны. 2 Глава "Утро в горах". Подглавка "Капелька"
...зато слишком памятно не понимаю, как дивно, как продолговато, ртутной капелькой ускользала ты от меня. Мучил ночь напролёт, хотел раздавить капельку, лишить силового поля со всеми его силовыми линиями, сопрягающего тебя в целое, сделать тебя только своей, навсегда своей, войти в тебя так, чтобы навсегда обволокнуться тобой, запахнуться тобой, выйти в открытый космос, в освобождённое от тяготения пространство и уже не спускаться на землю, где мы умерли в одно мгновение, прорвав натяжения силовых полей...
Это было загадочно – вот оно, неживое тело с беспомощно свисающими вдоль кровати кистями тоненьких рук, вот оно, моё! У него нет своего поля… и что же?
Оно оживает, медленно раскрывает глаза и наполняется кровью!.. Какая нежность, если всякий раз оживает зверь и снова противится?..
***
Когда я не в себе, а в тебе,
Когда я заpываюсь, как звеpь,
В кpомешный, душный сад, не в себе
И ты. И ты в засаде. И знай –
Тепеpь, возненавидя всю кpовь,
Всю кpивь земли, заpытой во мpак,
Меня, себя, и всё, что внутpи,
Ты только pаспpямляешь мой свет
И оголяешь чистый свой ток.
Ты бьёшь им из аpтеpий, смотpи –
Гоpят твои засады! Смотpи –
Пpосквожены до жилки!..
Тепеpь
Мы только свет, в нас кончился звеpь,
Сгоpел, извылся, свился в золе, –
Мы возвpатились в сад золотой...
Мы вышли из себя на земле.
***
…ещё живая, ещё не сгоревшая, каталась ты в ярости по жарким, беспамятным перинам. Космос опостылел, мы вернулись. Я был стеснён его холодной ограниченностью, хотел раздавить, изничтожить границы изнутри!..
Мы были обречены, и я всё отчётливее это осознавал.
Всякий раз, в предутреннем изнеможении, попрозрачнев на белой простыне, ты находила силы и вновь наливалась кровью…
***
Но я же выпил, выпил до капельки! Посмотри, какая ты бледная. Не бледная даже, – прозрачная! Ты всегда находила силы. Да, тот огненный кирпичик, ещё не раскрошившийся в тебе, раскалял твою прозрачную плоть, я это видел, видел!
Что было дальше? Не помню, не знаю…
Знаю зато, реликтовой памятью помню, как она оживает, медленно раскрывает глаза, и наполняется кровью!
Какая нежность, если всякий раз – зверь...
***
Только дети и старики, только дети и старики, только дети и старики…
Дети и старики одни, пожалуй, остались в яви. А во снах… они всё одолевали, эти тяжкие сновидения.
И уже не про отца, которого в снах ощутил даже сильнее, чем в жизни. Нет, не про отца. А совсем другие сны, какими-то туманными нейронами связанные с Отчим.
С древним чем-то, не до конца проявленным. И потому пугающим.
Я тебя не узнал…