Пакет с гранатами

          
            Знакомы они были давно, а виделись нечасто, жили в разных городах. Сначала это встречи были случайные, у общих знакомых. Потом было несколько совместных поездок все с теми же общими знакомыми, какие-то недолгие посиделки у кого-то в гостях, пикники. Любили заходить и к ней, она хорошо играла на пианино, но просили всегда только «Мурку» и «Поспели вишни в саду у дяди Вани». И только он один слушал ноктюрн Шопена не из вежливости. Просил сыграть еще, удивляя всю повеселевшую от праздничного застолья компанию своим пристрастием к классике.

            Она играла всегда одно и то же, и он с неизменным удовольствием внимал ей. Иногда она пела. Особенно нравилось ему «Сомнение» Глинки – «Я плачу, я стражду, душа истомилась в разлуке». Этого момента вся присутствующая уважаемая публика вынести уже не могла, многие начинали подпевать – кто робко пристраиваясь к солистке, кто зычно, с надрывом, от избытка нахлынувших разом чувств-с, а кто  ужасно громко, фальшиво и просто за компанию. Все требовали налить еще, и только он как-то смущался и иронично пытался увещевать: «Господа, господа! Дослушайте! Ну что же вы, господа?»

            Разговоры всегда были ни о чем, общих тем не было, книги читались разные или не читались вообще. Непонятно, что их связывало? Общие знакомые? Редкие путешествия? Она себя чувствовала крайне неловко в его обществе, понимая, что он наделяет ее какими-то вовсе не присущими ей качествами. И эта вынужденная необходимость соответствия заданному образу утомляла, угнетала, просто была ей не нужна.

            Но он приезжал опять и опять и, как и в первый раз, восхищенно слушал все тот же посмертный ми-минорный ноктюрн Шопена, ну и что-нибудь еще. Вот в эти моменты она была сама собой. Играя, рассказывала не стесняясь о самом сокровенном, о тайном, о том, о чем никогда не решилась бы сказать вслух, да, может, это тайное и невозможно было высказать словами, а лишь понять, почувствовать, едва прикоснувшись к этой необъяснимости звуками.
И когда, закончив играть, она, стесняясь своих непроизнесенных, не родившихся еще, а лишь эмбрионально оформившихся мыслей, мечтаний, чувств, догадок, начинала быстро о чем-то говорить – о самой музыке, о чем угодно, предлагала чаю, - он всегда останавливал: «Прошу, подождите, дайте дослушать, дайте же насладиться!» Она замолкала, ужасно конфузясь. Так больше никто ей не говорил.

            Этого было мало. Но и другого ничего не было.

            В нечастых туристических поездках, где они оказывались вместе, не сразу, со временем, она стала замечать, что ей хорошо с ним, хорошо от его внимания, присутствия, даже молчания. Она вдруг начинала любить все и всех вокруг, когда он был рядом. И от этого становилось легко, радостно. Жизнь приобретала смысл. И она сама становилась красивее, лучше, чище – такой, какой он ее представлял, как ей казалось.

            Иногда приходили смс-ки: «Ивушки вы, ивушки, что же вы наделали?», «Я влюблен в тебя , Россия» или просто – «Ценю. Ценю». Тогда она отвечала: «Вы здоровы? Пьяны? Ошиблись номером? Какой из трех вариантов верный?» Он слал улыбающиеся смайлики в ответ.

            Один раз прислал отрывок из «Гранатового браслета» Куприна: «Он мечтал о настоящей любви – и повстречался с ней, божественно прекрасной и божественно недосягаемой. У него было только две драгоценности – гранатовый браслет и собственная жизнь. И обе эти драгоценности он безмолвно и благоговейно возложил на ее алтарь»…

            «Где браслет?» - ответила она…

            Недавно он вернулся из паломничества по Святой Земле и заехал навестить ее, немного приболевшую, а заодно поделиться впечатлениями. Прямо с порога он протянул ей пакет.  «Гранаты», - заглянув, удивилась она. Гранаты из Иерусалима. Спелые, цвета дорогого выдержанного вина, напоенные терпким сладчайшим соком диковинные плоды! Из такого благословенного места! Вот это подарок!

            Они ели гранаты, смеялись, он много рассказывал о поездке. «Не взрывают там?» - спрашивала она, наслушавшись новостей по телеку. «Ну разве, вот этими», - он показал на пакет. Она не любила гранат. Не умела его есть. Но осознание чужого, пусть мимолетного   внимания было слаще заморского фрукта.

            Теперь полагался дежурный  шопеновский ноктюрн. Она сыграла. Наступила пауза. Затянувшееся молчание становилось неловким. Она взяла со стола разрезанный гранат и стала вынимать по одному багровые, насквозь прозрачные зерна. И вдруг он сказал: «Ваша музыка меня убивает»…

           Темно-красные, как кровь, капли гранатового сока брызнули на скатерть из-под ее пальцев.

           Смысл сказанного долго был непонятен. Позже что-то похожее испытывала и она, приезжая в столицу. Несбывшиеся надежды? Нереализованные, невоплощенные в действительность мечты?

          
           …Воды Адриатики чисты и спокойны. Столики ночного кафе подбегают к самому берегу. Разноцветные огни, узнаваемая в разноголосом говоре музыка, услужливые официанты. Приятная вечерняя прохлада. Красота. Блаженство. Невероятность. Эта подаренная роза в высоком стакане. Узнаешь? Снится? Дежавю?

     - Хочу заказать для Вас песню. Какую?
     - Не знаю, - растерялась она. Опять это чувство неловкости. Такого никто для нее не делал.
     - Выбирайте. Вы же любите музыку. Хочу сделать Вам приятное, - настаивал он.
     - «Если б не было тебя», - назвала она первое, что пришло на ум, возможно бессознательно вспомнив свою первую, давнюю любовь и слова, обращенные к ней: «Эта песня похожа на тебя».
 
            Вечер был сказочный, волшебный. Музыка в темном бархате ночи. Море. Лето. Немного вина.  Все только для нее. Разве? Незабываемый все же вечер.

            Назавтра вся группа уезжала. В Москву прилетели поздно. Промозглая осень отрезвляюще встречала пронизывающим ветром и чужим, холодным дождем. Он как руководитель группы заказал такси. Ей нужно было выйти первой и потом еще ждать. До прихода электрички оставалось минут 20-30. Она попросила его задержаться, чтобы можно было спрятаться от дождя в такси. Больше укрыться ей было негде. Он вежливо отказал, сославшись на неотложные дела. Таксист беспомощно развел руками, мол, решает не он. Дождь хлестал предательски нестерпимо. Открытая остановка не спасала от меняющихся порывов октябрьского ненастья. Она не чувствовала ни холода, ни ветра, ни промокшего насквозь платья. Потом два месяца болела.  И про ту черногорскую сказку больше никогда не вспоминала.



           … Дина была хорошей подругой. Доброй, независтливой, не жадной. Дина? Может, Марина? Оля? Вера? Как ее все-таки звали? Лена? Нет, точно не Лена. Дина. Всегда угостит дарами со своего огорода. Неказистыми, но главное - экологически чистыми. Незамысловатым ягодным пирогом. Вкусный, он очень выручал в скудные перестроечные годы, когда основной заботой было накормить сына.
 
           Дина умела выслушать, поддержать, утешить. Она даже называла ее всегда уменьшительно-ласкательно, как когда-то в детстве мама. Было непросто остаться совсем одной. Ко всему катастрофически не хватало денег. Работала на две с половиной ставки, беря любую замену за заболевших коллег. Радовалась редкому репетиторству, даже когда рассчитывались просто приглашением на обед. Сын встречал после работы. Ужинали. И огромным усилием воли заставляла себя читать параграф по химии, которую раньше так ненавидела. Учителя у сына менялись как перчатки и надо было не запустить, самой объяснить ему валентность. Но сначала нужно освободить голову от сонмища мыслей, переживаний, тревог. Вот это труднее всего. Помогало только – «надо, надо, должна». Так учили в советской школе. Благодаря этой формуле валентность уравнивалась и задача решалась. А наутро весь класс списывал у сына выполненное домашнее задание.
 
             Долго потом диалог с поставившем пятерку учителем пересказывался как анекдот:
   -  Хорошо, хорошо. Кто-то помогал тебе?
   - Да. Мама.
   - Прекрасно. Мама, наверное, учитель?
   - Да.
   - По химии?
   - Нет, по музыке. – Хохот в классе.

             Такими моментами живешь, перебирая их в памяти. А тогда… Подруга любила слушать, как она играла на пианино, приходила с дочерьми, восхищалась. Было приятно. На какое-то время отступала удушающая пустота, бессмысленность ежедневного выживания.

             Труднее всего было в праздники. На Новый год старалась нарядить для сына елку, обязательно живую, как в своем детстве, пахнущую радостью и чудом. Собрать стол, приготовить подарки – сыну и себе. Создать иллюзию праздника. «Надо, надо, должна».

             А Дина с мужем и детьми встречала Новый год у другой подруги. Друзья как зонтики. Когда идет дождь – зонтика никогда нет.

             Тогда она сказала Дине: «Ты у меня подруга по будням». Та обиделась.




             … Ученица пришла к ней в четвертом классе, маленькая, тихая, из неполной семьи. Тоже Дина, как же еще. Настойчивая, трудолюбивая, способная. Она жалела ее. Занималась дополнительно, готовила к концертам, возила на конкурсы. Всегда занимали призовые места. Закончив школу, Дина по-прежнему приходила к ней. С большими букетами, коробками конфет. Вместе пили чай, обсуждали учебные и житейские проблемы, музицировали. Дина поступила на тот же факультет, который закончила она, но работать по специальности не стала. Вышла замуж, открыла бизнес. На каждый праздник подъезжала к школе на белом Вentley с охапками цветов. Дарила билеты на концерты, престижные новомодные спектакли, которые сама она не могла себе позволить. Часто подвозила на работу и с работы, галантно помогая выйти из машины, чем отчаянно эпатировала всех знакомых и незнакомых.
 
              Она принимала эти знаки внимания. Что видела в ней эта девочка? То, чего не могли ей дать мать, другие учителя? Дело было даже не в помощи в учебе. Притязания Дины становились все более навязчивыми. Она по началу пыталась дистанцироваться. Дина плакала, выясняла причину, и устыдившись она опять шла с Диной на концерт или пикник, где та мастерски жарила для нее шашлык, готовила салаты, пекла по эксклюзивным рецептам торты.
 
              Она привыкала к Дине. Она уже ждала ее. Видела в воспитанной ею же ученице то, о чем мечтала – бескорыстие, преданность, умение отдавать и радоваться этому.

              Дина откровенно восхищалась ей  - ее образованностью, одаренностью, манерой одеваться, выбирать духи. Пыталась подражать, старалась угодить, дарила дорогой парфюм. Она же ей – книги, книги, книги.

              На свой день рождения Дина привезла заказ из ресторана. «Хочу Вас угостить», - широко улыбалась ученица. Оставила коробки со снедью и уехала – дома ждали. А в выходные праздновала день рождения с друзьями и родней.
 
              И опять назойливо зароились вопросы, на которые не было однозначного ответа. Подруга по будням?  Ключевое слово - «хочу»?

              Вспомнился удививший когда-то пакет с гранатами. И поездка в Черногорию с открывшейся истиной под проливным дождем. Наконец-то нашелся ответ. Ключевая фраза - «я хочу». Гранаты замедленного действия.