О войне. О какой? Спросят молодые люди, и будут правы в своём непонимании, поскольку на их роду войны свои человечество так и не прекращало.
В детстве моего поколения война оставила неизгладимый след. Многие побывали под бомбами, снарядами и пулями. Многие голодали, были под немцами, теряли отцов и матерей, короче натерпелись лиха. До сих пор, когда я слышу немецкую речь, пепел Клааса стучит в моём сердце, и с этим ничего не поделаешь.
Прививка от доверия к Западу на всю жизнь.
Послевоенная Москва. Наполовину деревенские дворики Замоскворечья. Здесь никуда не денешься от соседей, и они от тебя никуда не денутся. Население в основном женское и детское. Мужики на золотой счёт. Практически все с войны. Соберутся во дворе срезаться в домино, да просто так, разговоры о политике и воспоминания о войне. А мы детишки тут, как тут и ушки на макушке. А сколько интересного можно было услышать от участников войны в мужской очереди, очереди в баню, целая академия.
Смоленский котёл
Мой родной дядя Семён был на три года моложе начала века, попал на фронт с Московским ополчением. Их ещё много было в то время в нашем районе, начинавших войну вместе, даже в одном полку, батальоне, роте. Дядя выступал редко, но иногда, что-нибудь, да рассказывал, навроде того:
- Помнишь Смоленское окружение. Много погибало курящих. По ночам лазили потрошить немцев. Раз удалось, на другой там же и остался. У нас ротный был, капитан запаса, крутой мужик, приказал всем в роте бросить курить, сурово приказал. С тех пор и не курю.
Пришёл приказ: выходить из окружения мелкими группами. Капитан против приказа собрал батальон.
А у немцев тактика была, на ночь оставляют мотоциклистов, те ракеты пуляют, из пулемёта строчат и создают нам окружение. Капитан выслал разведчиков, те сняли немцев и начали по немецкому подобию освещать , только уже нам, выход из окружения. Так и вышли без боя и без потерь.
В бой вступили позже. Сгоряча дотопали почти до Москвы. Никаких фронтов не было. Нас с капитаном, теперь уже комбатом, зачислили в Красную Армию в декабре, аж в Калининской области.
Не тот капитан, так лежать бы нам в Смоленской земле или погибать в плену.
Фронтовики согласно кивали и начали вспоминать про того капитана, кто что видел и слышал.
Похоронка
- Почти всю войну провоевал в Калининской области. Там была позиционная война. То мы на немцев, то они на нас. И все при своём интересе. А в нейтральной полосе и наши и ихние раненые и убитые. По лету смрад стоит, почище, чем на скотобойне. Как-то так повелось, что после боя стали выходить в открытую и наши и немецкие санитары да похоронщики, по ним не стреляли. Так пошло и в зиму. Много раз я ходил в эти атаки и бог миловал. Но однажды помню взрыв, снег и всё. Сквозь бессознательность слышу немецкую речь, ну, думаю, плен.
Очнулся от холода. Сверху убиенный, справа, слева и снизу тоже. Видать, они, остывая, меня согревали, потому и не замёрз. Голова кругом, в ухе кровь, документов нет, куда идти не соображу, в плену ведь. Ночь, мороз, небо ясное. Присмотрелся, где снег провален и побрёл, была, не была. Вдруг слышу:
- Стой, кто идёт?
У меня внутри всё оборвалось, стою и онемел, в глазах слёзы.
- Свои,- набрался я голоса.
- Пароль!
- Какой тебе пароль, тудыт твою растудыт, с того света иду!
Попал я прямиком к санитарам. Потом медсанбат, потом меня опознал ротный, потом вернули документы, а похоронку уже отписали.
Моя бабушка, мать Семёна от этой похоронки, уже третьей, вошла в ступор. Перестала молиться, ходить в церковь, почти разуверилась в Боге. Молилась изредка, но нас, внучат, каждый раз на ночь крестила. Так и не ходила в церковь до самой своей смерти, и только умирая, попросила похоронить, как водится.
Преступление
Это Семён рассказал только после смерти Сталина:
- Перевели меня после контузии из стрелков в возничие. Полудурком в атаки посылать не стали. Война есть война и для возничего. В коноводах я получил первую медаль “За боевые заслуги”. Успел переправиться через реку и доставить боеприпасы пулемётчикам, что отвоёвывали плацдарм.
Потом поставили командовать связистами.
Шли бои. Кто из наших вперёд прорвался, кто назад отступил. Перемешалось всё. А мины взрываются, а провода рвутся. Пропала связь. Послал одного, послал другого, пришлось самому. Передвигаюсь по проводу, то здесь ухнет, то там ухнет.
Под снегом труппы, то нога, то рука торчат из под снега. Здесь наши бились в окружении.
Вот и первый, рана перевязана, но без сознания, оживил, велел ползти по моему следу и не отдыхать, а то замерзнет. Пробираюсь дальше, вот и второй, убит осколком. Видно провод потерял, разматывал катушку. Снимаю с него катушку и что-то мне не так.
Залёг и огляделся. Эвон-те, с правого конца поляны смотрит на меня немец
стволом автомата. Гляжу я - немец с катушкой, навроде меня, не мальчишка. Стрелять нельзя. Начнем стрелять, подсыпят сюда и свои и чужие. Лежим, глядим, мёрзнем. Вдруг немец машет рукой:
- Рус, давай.
Эх, была, не была. Переполз я по открытому месту, залёг в подлеске. Махнул немцу рукой. А ему пересекать мой провод.
- Ну, думаю, пристрелю, если что.
Дополз немец до моего провода, закопал его в снег, положил сверху свой, присыпал снежком, дополз до подлеска, приподнялся, махнул мне рукой. Так мы и разошлись.
За два дня боев, потеснили мы немцев, после того, я раз пятнадцать ходил по проводу, но об этом случае помалкивал, до этой самой поры.
Оно как? Самая опасная работа у связиста на проводах от батальона до роты, от полка до батальона. А самая заметная - дорога в тыл, от полка до дивизии.
В один раз меня заметили и отметили медалью “За отвагу’.
Путь в трибунал
- Много вышибало офицеров. Молодые, в основном, ребятки, стоящие, степенные. Но попадались шустрые, едрёныть, не к месту. С одним таким мы чуть не попали.
Дали команду выйти на 1200 метров юго-восточнее населённого пункта N (дядя называл, да я не помню) и соединиться с танкистами для наступления. Командиром назначили молодого мальчишку. Вышли мы в назначенную точку и нарвались на ДЗОТ. Залегли. Танкисты опаздывают или мы раньше подошли. Наш лейтенант вскочил, но докричать “Ура, вперёд , в атаку” не успел. Старшина сшиб его и навалился всем телом. Я ему подсобил.
- Лежи, сынок, лежи, убьют, и роту положишь.
Через время забурчали танки. Мы освободили лейтенанта:
- Иди, сынок, командуй.
Одного выстрела хватило, что бы ДЗОТ замолк.
В перерыве боёв отзывает нас в сторону особист:
- Как воюем бойцы? Как дела, что пишут родные?
У меня предчувствие в коленках задрожало.
- Слышал я, - говорит, - как вы командира в бою собой прикрывали.
Вот оно тебе и предчувствие.
Неожиданно он выпрямился в струнку:
- Но награды вам за этот подвиг не будет. Поняли меня?
- Так точно!
- Не слышу!
- Так точно!
- Идите!
А чего ж не понять. Ещё как поняли. До испарины.
Полководцы
- Периодически отводили нас с передовой, разогнать вши, выспаться, пополнить личный состав.
С офицерами у нас было плохо. Взводами и ротами зачастую командовали солдаты, да и эти командиры выбывали с такой скоростью, что штаб не успевал сержантов присваивать. Бывало, что и ротами сержанты, да старшины командовали. Нашей ротой командовал старшина, готовился в младшие лейтенанты, а я, младший сержант, замещал его в старшинстве.
Но отдыха не получилось. Приказали выдвинуться для защиты переправы. В спешном порядке сформировали отряд из остатков нашей роты. Усилили миномётами, противотанковыми ружьями (ПТРами), пулемётами, повозками и кухней, из состава батальона. Командовал нашим соединением лейтенант – помощник начштаба батальона, на лихом коне.
Речка так себе, Дорога с низкого берега, где нам предстояло обороняться, высоко насыпанная, булыжником мощеная. По мирной жизни - паром, по военной - мост, сапёрами наведённый. Переправились с кухней, разгрузились. Отправил лейтенант весь обоз в расположение батальона. Подготовили оборону вдоль реки. А тут налёт, нашего лейтенанта с коня и сшибло, отправили на тот берег.
Вдруг зенитчиков убрали, комендатура ушла, мост разбирают, а нам никакого приказа.
Посмотрели мы на всё это:
- Не иначе, как погибель нам заготовили на этом театре.
Отступать без приказа мы давно разучились. Собрал старшина командиров на совет. Решили перестроить оборону не вдоль реки, а поперёк, вдоль дороги. Противник ни вправо, ни влево в топлые места с дороги не полезет, и техникой лесом не пройдёт. Со стороны дороги, где посуше, расположили группы - ячейки, в каждой ПТР, станковый или ручной пулемёт, стрелки с пшикалками и винтовками.
Пшикалками Семён называл ППШ.
- С него, - говорит, - по броне стрелять, что горохом из трубочки.
Группа от группы в огневой видимости. Снайперы позиции выбрали сами. Минометчикам задача - обстреливать противоположную обочину. С другой стороны дороги оставили засадный взвод. Такую вот сочинили диспозицию.
Более суток держим оборону, а противника нет.
Наконец с фланга наблюдатели доложили о противнике. Мотоциклисты, мы их пропустили. Они поелозили по берегу и назад. Ну, жди.
Смотрим колонна. Бронемашины, танки, грузовики с пехотой. Втянулась в наш фронт, мы её в упор и расстреляли. Немцы пытались сопротивляться, но когда им в спины ударил засадный взвод стали сдаваться. Уйти удалось только мотоциклистам.
Переправили пленных на тот берег, отправили вестового в часть. Переместили фронт далее вдоль дороги, ждём приказа или противника.
Аж, на второй день, на наш берег переправилась разведка другой части. На третий навели переправу. Трактор и танковый тягач раскидали наш металлолом. Пошли войска. А нам приказа нет.
Тут видим на дороге штабных. Остановились. Вышел генерал не дивизии, а армейский, с двумя звёздами. Старшина подсуетился, представился, такие мол, такие, из такой-то части. Посмотрел генерал на нашу работу.
- Где офицер?
- Нет офицеров, командирами сержанты и рядовые.
Оставил генерал с нами майора. Тот подробно расспрашивал нас об организации боя. Переписал фамилии. Генерал забрал майора на обратном пути.
В этот же день прибыл другой помощник начальника штаба батальона и вывел нас в тыл, в расположение части.
Забыли же про нас по той причине, что был неожиданный прорыв противника. Наша часть понесла потери, и было не до нас.
На войне оно так, мы из боя вышли без потерь, а другие в глубоком тылу погибли.
Уже были под Кенигсбергом, вызывают меня и ротного в батальон. Стряхнули пыль, почистили обувь. Ротный - тот самый старшина, уже лейтенант. С комбатом в полк. С командиром полка в дивизию. Да прямо к генералу.
Зачитывают Указ о награждении Орденом Александра Невского. Наградили нас троих, да один убыл по ранению.
- Ну, полководцы, отдыхать двое суток, - приказал генерал.
Проспал я два дня, укрывшись для сугрева законными фронтовыми и трофейным шнапсом.
После войны носил дядя Семён на повседневном пиджаке орден Красной звезды, Александра Невского и Славы. Когда отменили всем орденам бесплатный проезд в городском транспорте, оставил только Орден Славы, на него отмена не распространялась.
Приблизительно так.
Кряжистый мужичок с округлым плосковатым лицом под татарина, с русской хитринкой, крестьянской сноровкой, мой дядя Семён, выжил в этом аду под названием война, выстоял, и победил… тот Евросоюз.