=========================Больные
- Вы к кому пришли, может, я позову? – окликнула её проходившая мимо женщина в цветастом халате. Все женщины здесь были одеты в нарядно-яркие халаты с красными маками, желтыми ромашками или синими васильками. Мужчины вышли на прогулку в коричневых вельветовых пижамных курточках или в тренировочных костюмах «Адидас». Стройные, подтянутые, гладко выбритые. «Спортсмены, что ли? – думала Рита. - Они, говорят, от нагрузок с ума съезжают, не выдерживают. Нервы подлечат – и снова в спортзал, медали зарабатывать, с них как с гуся вода».
- Я к Жень… к Калиниченко Евгении, - поправилась Рита. Предложившая ей помощь женщина по всем приметам была пациенткой больницы, то есть сумасшедшей. «Господи! Зачем я с ней заговорила, - в смятении думала Рита. – Теперь не отвяжется…»
- Да вы не бойтесь, - увидев её испуганные глаза, улыбнулась женщина. – здесь ненормальных нет, их в другом корпусе держат, там ограда и на окнах решетки, их не выпускают. Мы бы все тут со страху померли! В этот парк только из нашего корпуса пускают, врачи говорят, полезно. Вот и гуляют все до ужина, погода хорошая. И после ужина гуляют – до отбоя, темнеет поздно, в одиннадцать ещё светло, - словоохотливо рассказывала Рите её собеседница. – А по мне так хоть всю ночь гуляй: второй год спать не могу, бессонницей мучаюсь. Тут все такие лежат – у кого бессонница, у кого слёзы по любому поводу, или жизни себя лишить пытались, с отчаянья, или довёл кто…
Спортсмены лежат, нагрузок не выдержали и попали сюда… Им бы отдохнуть, а они с утра пораньше в парке тренируются, бегают да на турнике крутятся, и гнутся по всякому, вот кто ненормальный-то! Два часа кряду над собой издеваются, потом в душ, потом на завтрак приползают. Врачи смеются, говорят, у нас тут как стадион, Олимпиаду проводить можно.
От нервов здесь лечимся. На людей не бросаемся, не лаем – не кусаемся, а ты что подумала, милая? На тебе ж лица нет, как меня увидала… Депрессия у меня. Врачи говорят, лечить надо, вот я и согласилась сюда... Сказали, мне дома только хуже станет. Я и легла, сама попросилась. Дочка у меня померла. Проводницей работала, вагонами её раздавило, - женщина всхлипнула, прижала к глазам платок. – Сейчас… пройдёт.
Рита погладила её по руке, это как-то само собой получилось. Женщина посмотрела на неё и попыталась улыбнуться, но не смогла.
- Она у меня одна была, дочка-то, теперь вот нету… Я и сама в том поезде ехала, я в последнем вагоне, а дочка во втором. Ночью это случилось… Три первых вагона в гармошку сплющило. Вот с тех пор спать не могу – вижу в каждом сне, как вагоны друг в дружку вминаются… Второй год боюсь глаза закрыть. С таблетками ихними только и сплю. Выпишут меня, полгода нормально всё, а после опять начинается... Опять не сплю, по дочке плачу. В гробу закрытом хоронили, не повидались мы с ней…
Ну и другие тоже здесь… Вон парень, с рыжей в кустах тискается – школу с медалью окончил, занимался с утра до ночи, в МГУ поступать собирался. Перезанимался. Голова думать отказалась, от перенапряжения. Так он теперь всем рассказывает – ой! умора! – будто ему казалось, что голова-то оторвалась! И он в авоське её таскал. Вот ведь удумал, ой, умрёшь с ним! Сам рассказывает, и сам же ржёт. А может, сочиняет всё. Придуривается, чтобы в армию не забрали. Экзамены-то не сдал, провалился, вот и боится теперь – в вооруженные силы загреметь. Парень он видный, язык подвешен, девки вокруг него хороводятся, он и старается… Артист!
Рита сидела на скамейке рядом со словоохотливой женщиной (про которую уже не думала, что она психически больна) и с интересом расспрашивала её, наблюдая за веселящейся у теннисного стола компанией: «А у них что? Чем они… болеют?»
Женщина проследила за её взглядом и сказала буднично, как о чём-то несущественном:
- Да кто чем… Вот та рыженькая, симпатичная – это Маринка. Ей пятнадцать недавно исполнилось, здесь отмечали, – женщина понизила голос. – Так бы домой съездила, здесь на выходные домой можно, под расписку… А Маринку кто же отпустит? Гонорея у неё, венерическая. Родители у неё «шишки», не то в МИДе работают, не то во Внешторге, а девчонка с тринадцати лет по рукам пошла. Достукалась. Лечится теперь, а на уме всё одно, она и здесь с Витькой гуляет, так и липнет к нему. Вон, гляди, на коленки к нему уселась, бесстыжая. Тьфу! – в сердцах плюнула женщина.
- А вон та, красивая, с волосами длинными, - истерики у неё. Нервы. Муж ушел, вот и сорвалась с резьбы. Табуретку об стену разбила, со всего маху. На дочку орала, аж стены тряслись. Из-за тебя, говорит, папа от нас ушел, потому что ты его не слушалась. А дочке-то всего шесть. Соседи услыхали, милицию вызвали.
И пьёт она. Раньше, говорит, не пила, с горя она это… Дочку-то у неё отобрали, в приюте пока живет, в социальном. Ленка опамятовалась и в больницу попросилась, сама пришла. Вылечусь, говорит, дочку заберу и жить буду с ней, а без неё мне незачем. Так ей дружки втихаря спирт приносят! Она отказаться не может, пьёт… От чего лечится, то и пьёт. Дочку её жалко…
Выходит, они не психи, они нормальные, а лежат в психушке!- недоумевала Рита. – Выходит, что так. Просто нервы расшатались, вот и легли, сами сюда пришли, на своих ногах, никто не принуждал. Значит, и Женька не сошла с ума, как сказала про неё Олька. Такого наговорила о матери… Значит, всё неправда? - Рита приободрилась. У Женьки обыкновенная депрессия на нервной почве. Олькиными стараниями, не иначе.
Нет, ну до чего додумались! – Мать, значит, в психушку, а квартира им с Сашкой останется. Насочиняла о матери бог знает чего – и невменяемая она, и заговаривается. И заявление в милицию накатали: они, молодая семья, не могут проживать на принадлежащей Ольке по закону жилплощади, так как мать с отчимом-алкоголиком постоянно скандалят. Мать уже лежала в психбольнице, тогда её быстро вылечили, но она взялась за старое. Олька боится оставлять ребёнка с ней наедине – ведь мать, когда на неё «находит», способна на всё! И Женьку снова забрали в больницу – уже надолго.
До чего же додумалась хитрюшка Олька! С детства не любила мать и дождалась, отомстила (хотя было за что). Оговорила мать! Всё это было – не о Женьке, которая справлялась со своими бедами сама, ни к кому не обращаясь за помощью. И Ольку вырастила одна, образование ей дала. Олька училась, а Женька вкалывала, с язвой желудка и пиелонефритом. И не вина Валерия Семёныча, что отказался кормить «молодую семью» - сколько их можно кормить? Взрослые, поженились, так живите на свои. Валерка в принципе прав, она ведь ему не родная. Не хочет он всю жизнь на чужих детей горбатиться, потом на внуков.
Если Женька сумасшедшая, то в кого же Олька такая умная? Чересчур умная, надо признать…
Взбалмошная, крикливая, суматошная Женька, которой Рита, узнав о больнице, навсегда простила все обиды и, сорвавшись, поехала к ней – чтобы сказать, что любит её, что Женька непременно выздоровеет, вернется домой и будет нянчить внука. Рита скажет ей это, и Женька непременно поправится, захочет стать счастливой и станет, она ведь столько всего перенесла, справится и с этим. Она справится!
- Вон тётка твоя идёт, встречай! – улыбнулась её собеседница и поднялась со скамейки. – Я пойду, похожу. Засиделась с тобой…
Продолжение http://www.proza.ru/2015/10/31/1463