Глава одиннадцатая
Цирлин.
К советам профессора Валерий Сергеевич отнесся серьезно, старался ежедневно проходить на тренажере четыре километра, несколько раз в неделю в усадьбе плавал в бассейне. Годы добавляли морщины на лице, портили зрение, уменьшали резвость, стать и вес не менялись. Каждое 23 февраля, на радость внукам, выходил к столу в солдатской форме с сержантскими лычками, привезен-ной из армии. На короткое время он возвращался в молодость. Удивило Валерия
Сергеевича, не понятно почему, во время отдыха в кресле дома с газетой, без его жела-ния, вспоминаются эпизоды прошлого, детства и юности, с деталями, как-будто было это не 50-60 лет тому, а вчера. Плачущий дедушка Тихон, сидящий на кирпичах, с глиной на руках, Анжела, веселая и задорная, любовь на фанере, маленький Володя в корыте с теплой водой. Он откладывал газету, осмысливая увиденное, как давно все это происходило. Сердце беспокоили не часто, всегда неожиданно, без видимой причины, начинались с тяжести за грудиной, которая превращалась в ноющую боль, захватывающую левую половину груди. Валерий Сергеевич торопился найти в кармане нужную таблетку, их во все карманы клала Лена, и помещал под язык, боль отступала медленно. Наступало облегчение, и наваливалась слабость, хотелось лечь. Если о приступе узнавали Дима или Лена, происходил большой семейный переполох, испуганная Лена постоянно проверяла пульс и мерила давление, озабоченный Дима с Катей, настойчиво советовали обратиться к кардиологу. Приезжал Владимир, проинструктированный Димой, интересовался здоровье
-- Валера, со здоровьем не шути, Димка говорит, надо идти к врачу, решаться на шунтирование, считает, что это не опасно.
-- Мне, сынок, по возрасту, болеть не стыдно. Пока на ногах и приступы пару раз в год, спешить не стоит. Прижмет, сам пойду.
Восстанавливался Валерий Сергеевич в усадьбе, гулял, у камина читал Костины романы. Каждый вечер с отчетом приезжал Дима, по утрам звонила Нина Георги-евна, справлялась о здоровье и отвечала на вопросы. Устав от отдыха, возвра-щался к работе, к занятиям физкультурой и плаванию. Вспоминал об Ольге, не из-за большого желания, но, чтобы убедиться, что может. Она захотела жить в лесном поселке, в небольшом доме, дальше от любопытных глаз, без охраны и водителя, с экономкой, чтобы дома, кто-то ждал. Ольгу пугала угасающая половая активность хозяина, она старалась, В Москве, в книжном магазине, попросила литературу о сексе мужчин в пожилом возрасте, и удивилась количеству, выбрала книжку потоньше, прочитала, ничего нового не узнала. К ней в лесной дом Валерий Сергеевич заглядывал редко, мог близко к концу рабочего дня позвонить, пригла-сить к себе. В сумочке у Ольги всегда лежали таблетки и кружевная, короткая, черная ночнушка. Появление в управлении сына хозяина, которого все называли наследником, стало для нее тревожным сигналом и нарушило ее покой. Если ему еще не рассказали, обязательно доложат и покажут. Видела его близко на совещании, молодой, симпатичный, на отца и старших братьев не похож, Костя-писатель, добродушный, шутник, Гета о нем рассказывала, хвалила. Старший, полковник, видно, сам не без греха, с хозяйкой салона, красавицей, в непонятных отношениях. Не первая она у него, возможно, не последняя. Мужчина заводной, азартный, с букетом ее навестил, на заправке заметил. Для старших сыновей она, забава стареющего отца, они о ней вспоминают, случайно встретив. Младший, все говорят, очень серьезный, не зря, папочка его в наследники определил, посчитал его наиболее деловым, ему видней. Получается не обычная ситуация, может, стоит самой уволиться. Материально она обеспечена, может купить квартиру в Москве, имеет большой опыт работы сметчиком, ее возьмут в любую строительную организацию с хорошим окладом. Предварительно, надо поговорить с папулей, его согласие получить, отношения сохранить. Сама позвонила. Валерий Сергеевич согласился, получается слишком много материала для фельетона о семейственности.
-- Не торопись, решим эту проблему.
Вскоре Ольгу вызвала Нина Георгиевна, сообщила, что ее переводят в московский офис на должность сметчика с сохранением персонального оклада.
К работе Ольга относилась ответственно, освоила специальность смет-чика, к ней обращались за советом. Нина Георгиевна перевела ее на должность старшего бухгалтера, организовала для нее отдельный кабинет. В молодости Нина Георгиевна была влюблена в начальника, он ее порывов не замечал, видел в ней только толкового экономиста. За долгие годы совместной работы Валерий Сергее-вич стал для нее вроде родственника, от которого зависит благополучие всей ее большой семьи. Важно, чтобы хозяин продолжал приезжать по утрам в кабинет, нужна ему молодуха, она о ней позаботится. Предложение назначить Ольгу третьим заместителем главного бухгалтера Валерий Сергеевич не одобрил.
-- Повышать не надо, она сметчик, пускай считает. Переведи ее в мос-ковский офис, когда вакансия будет, зарплату сохрани.
-- Не проблема. Сделаю.
Указание Валерия Сергеевича насторожило Нину Георгиевну, возможно, сын потре-бовал убрать Ольгу из управления или стала не нужна. Хозяину самому пора отдыхать, по годам и состоянию, В Москве Ольгу никто не знает, и дом на ее имя оформлен в поселке рядом с усадьбой. Она, молодая и заметная, еще может замуж выйти, детей родит. Не о ней моя забота, о себе. Из трестовских управленцев одна осталась, многих уже похоронили. Дмитрий Валерьевич, по факту, руководит холдингом, важные вопросы решает, не советуясь с отцом. На смену опытным старикам пришли молодые, самоуверенные, модно одетые менеджеры. Все знают английский, своей материальный интерес не скрывают, каждый только за себя, никакого коллективизма. Они убирать картошку не ездили, песен под гитару у костра не пели. Наследник трудоспособностью в отца, на работу приходит первым, при необходимости задерживается допоздна. Окончил двухгодичный курс в экономическом университете, научился деньги миллионами считать, на совещаниях терпеливо выслушивает всех, быстрых решение не принимает. Отдельно с ней беседует не часто, по организационным вопросам, не забывает поблагодарить. душевной близости нет. При каждом появлении Валерия Сергеевича в кабинете, Нина Георгиевна с утра заходила поприветствовать, новостями поделиться. В июле, уже стоя, сообщила, что ждет Цирлина, он приехал с сыном, поселились в гостинице, в десять обещал быть у нее, он порядок и точность любил. Закажу в буфете угощение для гостей.
-- У тебя всегда с ним были приятельские отношения.
-- Марк Михайлович не только, как строитель, по жизни, разумный. Час-то с ним советовалась.
-- Почему приезжать перестал?
-- Не спрашивала, думаю, тяжело стало. Ему за восемьдесят.
-- Притормози.
Цирлин остался в прошлом, трестовском времени. Евреи, начальники проектов, про-рабы, экономисты, бухгалтера, массово уезжали в Израиль. Заявление Цирлина Валерия Сергеевича тогда удивило. Чего ему здесь не хватает, зарплата выше крыши, большая квартира, дача-терем, гараж, все есть. Подписал и пожелал удачи. Давно это было, с тех пор не меньше пяти главных сменилось. Марк Михайлович начинал в тресте прорабом, когда пришел Валерий Сергеевич, он был главным инженером, временно исполнял обязанности начальника, ждал утверждения, в министерстве ему обещали. Обком рекомендовал молодого, неопытного. Свое огорчение Цирлин не скрывал, отношения у них сложились строго официальные и такими оставались. На работе это не отражалось, на первых порах Цирлин уберег Валерия Сергеевича от неверных решений, с его мнением он всегда считался, постоянно поощрял материально. Квартиру для сына-хирурга выхлопотал, хотя на свадьбу приглашен не был.
-- Сделай доброе дело. Захотелось былое вспомнить, мы с Цирлиным ни разу за жизнь не говорили. Ты в курсе, утром буду занят, освобожусь к обеду, Все дела переведу на Диму, думаю, к двум смогу быть в усадьбе
-- Марк Михайлович приехал на кладбище, там у него мать похоронена. У меня будут в десять, я их кофеем напою, поговорим. Машину предоставлю, смогут на кладбище съездить, новостройки посмотреть, в магазины заглянуть. К часу могут в Загужанске быть.
-- Предупреди Марию Николаевну, чтобы приветливо встретила, накор-мила, и отдохнуть устроила.
Нина Георгиевна встретила Валерия Сергеевича у гаража.
-- Гости приехали после часу, посидели, отдохнули у бассейна, я стол на веранде накрыла, ветрено сегодня, самовар поставила. Который в годах, попил чаю, взял газету и заснул в кресле и сейчас спит, сын с Владимиром Валерьеви-чем водки и закуски попросили, ушли в беседку, беседуют.
-- Володя как здесь оказался?
-- Он с утра здесь, у него что-то с машиной приключилось, в моторе. Ребята ремонтируют.
-- Володя гостей встретил?
-- Я встретила, он к столу пришел, познакомился
-- Пойду, переоденусь, накрывай к обеду.
Вчера ночью, возвращаясь с Гетой от Макаровых, затеявших вечеринку по поводу рождения второй внучки, Владимир заметил появление дополнительного звука в работе двигателя. Внедорожник, купленный три года тому, бегал, не создавая проблем, он к нему привык и привязался. Утром машина завелась, к шипящему шуму прибавилось постукивание, далеко с таким двигателем не уедешь, рядом усадьба, в гараже круглосуточно дежурный шофер, днем, механик, они поставят диагноз и назначат лечение. Коротко послушав стук и шум, механик сказал, что причин может быть несколько, нужна ревизия двигателя и смена дефектных деталей, меньше, чем за три-четыре часа не справится. Владимир не сильно огорчился, неотложных дел в хозяйстве у него не было, можно устроить себе выходной, предупредив Бронислава и Светлану, чтобы не ждали. Переодевшись в спортивный костюм, направился на спортплощадку. В усадьбе по будням, обычно, жизнь замирала, редко, мог приехать Костя с Лерой или отец для деловой встречи, он, с появлением Дроново навещал усадьбу по праздникам и семейным торжествам. У площадки его встретила Мария Николаевна, не показавшая удивления его появлению в будни, она спросила, останется ли он на обед, что для него приготовить, сообщила, что ждет гостей. Звонила Нина Георгиевна, приедут гости из Израиля, бывший главный инженер треста с сыном, завтра улетают, велено принять их уважительно. Сами Валерий Сергеевич прибудут к двум. Об уехавшем главном инженере Цирлине, Владимир слышал не раз от отца, он его хвалил и сожалел, что он уехал. Израильтяне у него большого интереса не вызвали, порадовала возможность пообщаться с отцом, его пошатнувшееся здоровье, Владимира тревожило. Дима говорит об этом постоянно.
Об Израиле он слышал во время службы от побывавших в Сирии и Египте офицеров, они высоко оценивали умение евреев воевать, в « Союзе» лекто-ры винили государство, не заметное на карте, во всех неприятностях в мире. Его удивило объявление с просьбой оказать материальную помощь подполковнику, уча-стнику афганских и чеченских событий, для оплаты операции на сердце внука, в Израиле. Владимир позвонил Диме, попросил объяснить, почему для операции ре-бенка требуется ехать за границу.
-- Мне денег не жалко. Мне интересно, у нас своих хирургов нет?
-- Есть хирурги и клиники, где имеются все условия для операций на сердце, их можно пересчитать по пальцам одной руки, примерно столько же есть в Израиле. где населения семь миллионов. Детей с врожденной сердечной патоло-гией одинаковый процент. Cтроительство клиник, начинка и подготовка кадров, кро-ме времени, требует денег не меньше, чем десяток больших ракет.
-- Понял, нашим детям надо рождаться здоровыми..
В Израиль ездила Валентина Ивановна, она побывала в трех молочных хозяйст-вах, общалась с местными селекционерами, на русском. Вернулась с новыми идеями и планами, желанием получить семенной материал израильской молочной породы коров. Бронислав ее не поддержал, затраты большие, успех сомнительный.
Машина будет готова не раньше часа, может и позже, гости ему не помеха, есть время поплавать и попариться, появятся, накинет спортивный костюм и выйдет Цирлин старше Валеры, воевал, сын-хирург, должно быть его ровесник, люди серь-езные, долго не задержаться, им надо выспаться перед полетом
Мария Николаевна встретила гостей у ворот. Рядом с плечистым и мускулистым сыном в футболке и джинсах, худощавый, в добротном сером костюме, с галстуком, в малоношеных финских туфлях, с часами «Восток» с металлическим браслетом, Марк Михайлович смотрелся пришельцем из прошлого. Улыбка, расправила морщины, открыла белоснежные вставные зубы и убавила годы. Он поблагодарил за теплый прием, и представил сына.
-- Добро пожаловать. Пойдемте в дом, отдохнете, рядом на веранде чай, сладости, захотите перекусить, позвоните, все принесут.
-- Очень прошу вас, Мария Николаевна, о нас не беспокоиться, мы сыты, за чай, спасибо, мы сами справимся.
-- Валерий Сергеевич будут к обеду, я вам сообщу.
Марк Михайлович поблагодарил, снял пиджак и повесил на спинку стула, сел ли-цом к саду, попросил у сына местную газету.
-- У деда, был большой яблоневый сад, запах и шум листьев весной, летом и осенью разные, но всегда радовали и волновали, приятно вспомнить.
Сын налил себе чаю и взял медовый крендель. Мария Николаевна позвонила Вла-димиру, сообщила, гости приехали, сам Цирлин, обычный пенсионер, человек прият-ный и вежливый, сел читать газету и сразу заснул сын, на него не похож, у них в деревне таких называли сноп рука, сноп, нога и сам копна, ни слова не сказал. Владимир отправился к гаражу, его УАЗ стоял на площадке, беседовавший с шо-фером на скамейке механик, подошел к машине.
-- Движок работает не хуже, чем у вашего Мерседеса, зузжит, как пчел-ка, без лишних шумов и стуков. Поставили новые коренные подшипники, вкладыши, проверили пальцы и клапана, что надо было заменили. Стал лучше, чем новый, гарантия на три года. Опись работ отдал Марии Николаевне.
-- Понял. Хорошо, что не поехал к себе в Дроново, загубил бы двига-тель. С меня причитается.
Машина завелась легко, слабый и ровный шум в салоне обрадовал, действитель-но, тише, чем после завода, завтра с утра заедет у себе в гараж, покажет, как работать надо. С намерением переодеться для встречи с гостями, Владимир на-правился к дому, бросил взгляд в сторону сада, у веранды стоял среднего роста, очень широкоплечий мужчина, он совершал вращательные упражнения торсом. Но-ги его выше щиколоток скрывала трава. Верно определила Мария Николаевна, массивный мужчина, похож на дуб, посмотрит в мою сторону, подумает, подгляды-ваю, подойду, поприветствую. Обогнув бассейн, Владимир направился к веранде, Цирлин прекратил упражняться, опустил руки, смотрел на приближающегося стройного незнакомца в дорогом спортивном костюме с интересом, улыбнулся, сде-лал шаг навстречу, и бережно пожал протянутую руку.
-- Владимир, сын, Валерия Сергеевича, заметил, вы спортом занимае-тесь, у нас площадка есть со всеми снарядами. Приглашаю.
-- Григорий, сын Цирлина Марка Михайловича. Спасибо. Отец устал от избытка впечатлений, заснул, Уходить далеко не хочу, проснется, не обнаружит меня, забеспокоится.
Тело Григория не имело углов, под тесноватой футболкой определялись бугры мышц на плечах и груди, круглая, как глобус голова, с ежиком черных с редкой сединой волос, переходила в толстую шею. Лицо украшали большие черные глаза, некрупный, картошкой, нос, и небольшой рот в улыбке. Гость Владимиру понравился, он почувствовал взаимную симпатию.
-- Имею предложение, из беседки просматривается веранда, можно разговаривать, под водку, не опасаясь разбудить вашего родителя..
-- Принимаю без прений.
Легко перешли на «ты», между шутками, анекдотами и байками. Гриша вопросов не задавал, понял с первого взгляда, Владимир, отставной полковник, есть еще писа-тель и, младший, хирург, успешно помогающий отцу в ведении бизнеса. Романы Константина у них в семье пользовались успехом. На признание Гриши, что жизнь в Израиле изменило на многое его взгляд, Владимир согласно кивну.
-- Это доказывает верность тезиса, «Бытие определяет сознание». У меня есть личный опыт. У нас в училище был преподаватель, майор, умница, фа-нат стрелкового оружия, мог с завязанными глазами разобрать трехлинейную Мосина, автомат Калашникова, ТТ и много еще чего, на ощупь определял фирмы заграничного оружия .Если ошибался, очень сердился, срывал повязку и четко произносил:
-- Мудак ты, Ваше благородие.
На неловких курсантов не кричал, говорил, зря вы пошли военному делу учиться, шли бы в сельхозтехникум, на птицеводство, там все просто, если у курицы есть гребень и длинный хвост, она, петух, и яйца носит, если нет, это курица, и яйца несет. Тогда мне казались слова майора правильными. По жизни мне пришлось знакомиться с технологией производства курей и яиц, оказалось не проще, чем устройство винтовок и пулеметов.
Извинившись, Владимир, попросил не обижаться, ему интересно, как Григорию уда-лось наработать мышцы не намного хуже, чем у Шварценигера, он всю жизнь за-нимается спортом, таких результатов не добился, может, надо таблетки принимать.
-- Не ты первый меня об этом спрашивают, обидно, про то, что я много лет учился и работал, чтобы стать приличным хирургом, никому не интересно. Мышцы получил от дедушки по маминой линии, он потомственный кузнец, мог без особого усилия гнуть подковы и завязывать в узел железный прут. С детства тре-неры обращали на меня внимание, занимался боксом, борьбой, легко доходил до первого разряда. Не нравилось мне бороться и драться, стал играть в ручной мяч, за область, потом за институт, весь Союз посмотрел. Спорт, в прошлом, мотоцикл полюбил, недавно BMV купил, красавец. Жаль, у нас больших расстояний нет.
-- А ты возвращайся, Поедем ко мне в хозяйство, у меня есть мото-цикл и квадроцикл, катайся, на чем захочешь. Можем в Михайловское рвануть, по-сле твоего рассказа, очень захотелось в осеннем парке погулять. Ностальгия не мучает? Кстати, ты бдительность потерял, наши родители встретились и мирно разговаривают. Я думаю, нам лучше полчасика здесь задержаться, им есть о чем вспомнить.
-- Точно, беседуют, задержимся еще немного. С удовольствием посмотрел бы твое хозяйство, времени нет, завтра утром улетаем. Ностальгия мучила, на пер-вых порах. Моя старшая сестра заметила, что я маюсь, часто прошлое вспоминаю, посоветовала съездить, посмотреть, что оставил. Взяли мы с женой тур в Питер на неделю, здесь мы учились, гуляли, женились, однокашники остались. Поселили нас в гостинице на Московском проспекте, с утра в Гатчину повезли, дворец смотреть, вернулись не слишком усталые, решили позвонить однокурснику Мишке, мы в разных компаниях были, он в синагогу на праздники ходил, про Израиль поговорить любил. На четвертом курсе Миша женился на Людочке Петровой, красотке со второго курса, ленинградке из интеллигентной семьи, отец, профессор в Институте связи, мать, доцент в Педиатрическом. Свадьба была богатая и веселая. Мишка переехал из общежития, на вопрос «Как живешь?» бодро отвечал: «Регулярно». Но не долго музыка играла, перед госами встретил его погрустневшего. Людочке скоро рожать, а теща-доцент, ее предупредила, что ее жиденка, его, она терпела, но жидинят, не сможет. Надо срочно искать квартиру, его родители, он из Белоруссии, обещали помочь. От ребят слышал, что он остался в Ленинграде . Моему звонку Мишка обрадовался, пообещал заехать за нами, завтра после работы, сейчас позвонит Людочке, она тоже будет очень рада. Утром с женой решили самостоятельно съездить в Пушкин, погулять по парку, посмотреть фонтаны. Чтобы не толкаться, вышли после девяти, пассажиров не много, сели у окна, поезд стал набирать скорость, вижу на кирпичном заборе, громадными буквами: « Бей жидов, спасай Россию», видно, краска не свежая, соседи, большинство не молодые, озабоченные, не улыбчивые нас не замечают. На нас надпись произвела сильное впечатление. Парк и фонтаны настроение улучшили, но осадок, как в анекдоте с ложечкой, остался. Мишка мало изменился, только поседел, по дороге успел рассказать о себе. После института устроился в Стрельне ортопедом, там дали комнату в коммуналке, Людочку, мама взяла к себя на кафедру, он, после ординатуры, заведует отделением. Купили кооператив на Гражданке. Дети растут.. Полный хеппи энд. Надпись на кирпичном заборе, на него никакого впечатления не произвела, ей не один год. Юдофобство, пьянство, и мат в России вечны, как плесень, государственного антисемитизма сейчас нет, в быту, какой был, такой и остался. Не стоит обращать внимание. В прихожей встретила дородная дама, Людочкой не назовешь, в дорогом платье, с перстнями и золотым крестиком на шее. Вкусно пахло котлетами и пирогами. Все дружно уверяли, что мы совсем не изменились, пере-мещаясь в салон к накрытому столу, женщины отправились на кухню, Миша ушел переодеться в домашнее, я осмотрел комнату. Нормальная обстановка, пианино, телевизор, диван, витрина в хрусталем. Удивила икона с электрической лампочкой в углу. Выпили за встречу и начались воспоминания, много наших ребят ушли от болезней или пьянства, не мало, ушли из профессии. Про жизнь в Израиле спра-шивала Люда, дочка, которая на даче у бабушки, ходит в какой-то Центр, слушает лекции, даже знает несколько фраз на иврите, собирается с группой навестить страну для знакомства. Близко к полуночи вернулся сын- подросток, очень похожий на отца с большим крестом. Вежливо поздоровался, поел и ушел. Мы базарили допоздна, В гостинице спросил жену, заметила ли она, что Израилем интересовалась Людочка, видимо, для дочки, Мишка во время учебы для меня главным евреем был, я в спортзал бегал, национальным вопросом не интересовался. Она мне доходчиво объяснила: Крестился твой главный еврей, он за нами заехал с работы, в такую жару с застегнутой на вороте сорочкой, дома крестик снял. У него свои проблемы, у мальчика с семитской внешностью, крест поверх футболки, зовут Кирилл, может и фамилия Петров. Он евреем быть не хочет. Не крещенного, его рядом с законной женой не похоронят. Мишка меня сильно удивил, но я его не осуждаю. Мой дед говорил, если хочешь, чтобы у твоих детей была мама, как у тебя, женись на еврейке. Каждый сам себе постель стелет.
-- Мой знакомый, бывший партработник, говорит, раньше евреи рвались в Партию, их принимали без охоты, власть сменилась, изменили ориентацию, мас-сово крестятся. Моя мачеха, врач, сейчас на пенсии, захаживает в церковь, увиде-ла там коллегу—еврейку, та так усердно молилась, что ее не заметила. Меня на-циональный вопрос заинтересовал в горбачевскую разруху, « я, солдат, донна Роза», не мог понять, из кого возникли евреи юристы, экономисты, олигархи, которых в ящике показывают. Почему они дверь в Кремль ногой открывают.
-- Мне они тоже не симпатичны, часть из них евреями себя не счита-ют, они рождены в смешанных браках, корни свои стараются прятать. Что касается финансовых успехов, можно только завидовать их способностям, не каждому это дано. Приближение евреев к власти, в приютивших их странах, обычно, кончалось трагично. Многолетнее стремление евреев из незваных гостей стать равноправными гражданами не встретило взаимности. Евреев в России осталось десятки тысяч, от былых миллионов, сохранившие национальное достоинство, бежали. Страдающих от ностальгии, не много. Большая часть оставшихся, евреями себя не считают, но метка сохраняется, крещение и крест на шее для них, вроде печати заверенной у нотариуса, подтверждающий выход из еврейства.
-- Думаешь, придется приглашать для развода?
-- Не думаю. Российский антисемитизм, настоянный на православии, народная традиция,
-- У тебя не правильное представление о стране, все на уровне эмо-ций, существует свобода слова, никого не преследуют...
-- За двенадцать лет успел отвыкнуть, воспринимаю все острей. Меня лично никто никогда не трогал, кому охота по морде схлопотать. Судьба Мишки огорчила, она закономерна.
-- Не жалеешь, что уехал?
-- Нет, раньше надо было, избавил бы детей от первых уроков дружбы народов. Мне Россия не безразлична, здесь прошла молодость, остались друзья, не забыть бескрайние просторы, горы, реки.
-- Нам пора к родителям, они заняты воспоминаниями, мы им не помешаем. Рад был с тобой познакомиться, приезжай с семьей в гости, ко мне в Дроново, Москва рядом.
-- В ближайшее время поездку в Россию не планирую, ты приезжай с семьей, я тебе страну покажу.
Родители, погруженные в беседу, отвлеклись не на долго, и вернулись к прерванной теме. Владимир с Григорием устроились на другом конце стола, занялись обедом, прислушиваясь к тихому голосу Марка Михайловича.
-- Собрался звонить Нине, вдруг, ночью проснулся от болей в сердце. Жена вызвала Гришу, он отвез в приемный покой, там обследовали и отправили на шунтирование, в больнице не задержался, чувствовал себя хорошо, но позвонить не успел, глазной врач отправил на операцию, Сама операция десять минут и отправили домой, но нужно капли капать, на проверки ходить. Понял, пришла пора отдыхать.
-- Отец часто повторял, всему свое время. Вы много успели, воспита-ли хороших детей, отлично трудились, героически сражались на фронте, мне об этом доложил начальник отдела кадров, когда готовили список ветеранов, отметил, что медалью «За доблесть» награждены в восемнадцать лет.
-- Войну вспоминать не люблю, она сама приходит, чаще во снах. Отца мобилизовали в сорок первом, он, как и мама, был врачом, работал в больнице хирургом. Пришло от него девятнадцать писем , они у меня и сейчас хранятся. ма-ма до смети его ждала. На все наши запросы приходил один ответ, среди убитых не числится, пропал безвести. Где и как погиб отец узнал в 1975, готовились от-мечать тридцатилетие Победы, мамы уже не было. На ее имя пришло письмо из Волгограда, от незнакомого человека. Писал однополчанин отца, тоже врач, сооб-щил, что отец, погиб в Севастополе, когда понял, что из окружения не выбраться, вошел в море, и выстрелили себе в рот, коллеге оставил записку с адресом.
Валерий Сергеевич слушал внимательно, неотрывно смотря на собеседника, он осушил салфеткой глаза.
-- Помянем вашего отца, он был смелым и волевым человеком Война никогда не забудется, она не только убила и покалечила миллионы, но и повлияла на судьбы нескольких поколений. Когда пришло извещение, что старший брат пропал безвести, мне тринадцать было, хотел убежать на фронт, мне хотелось убить, хотя бы одного немца. Ненависть была такой сильной, что годы ее только притупили.
-- В девятом классе с другом решили добровольцами пойти воевать, мстить немцам за отцов. Подправили, как могли, метрики, пошли в военкомат, взя-ли только меня, я ростом был выше, Три месяца готовили и отправили на 2 Бело-русский фронт, которым командовал Рокоссовский, в Германию. Наступление за-держала весенняя распутица, снег сошел, глинистая почва подсыхала медленно. В наш батальон, расположенный под пологой высоткой, направили двенадцать солдат, в первой роте, занимающую правый фланг, оставили только меня. Про страх не помню, удивили окопы в полный рост, вырытые строго по руководству. Комроты, не на много старше меня, приказал сержанту показать мне место, Мы остановились рядом с пулеметным гнездом, сидящий в метрах пятнадцати на ящике солдат, с морщинистым лицом, подходящий мне в дедушки, подошел к нам. обратился к начальству, по-будничному. «Товарищ сержант, здесь, пацан без опыта, до вечера не доживет, у меня справа никого нет», сержант возражать не стал, приказал мне следовать за Георгием Александровичем. Солдат усадил меня на ящик, достал из вещмешка два сухаря и кусок сахара,: «Сухари не хрумкай, с сахаром соси, как конфета получается, от страха помогает. На войне нельзя пугаться, надо помнить, что, опасность отовсюду. Сверху, самолеты, на земле, мины, кругом пули, снаряды, ночью фрицы к себе утащить могут. Немец тебя убить хочет, хочешь жить, убей его, тебе для этого оружие дали, держи его в порядке и при себе. Из окопа без нужды не высовывайся, спи вполглаза. Третью неделю в окопах сидим, думаю, скоро прикажут высоту брать, вчера большие начальники проходили» К вечеру приехала кухня, старшина выдал водки, на палец больше нормы, Георгий Александрович, велел мне залить ее во флягу. Появился политрук с газетами, он провел беседу, объяснил, наша рота на направлении главного удара, дорога на Берлин проходит через эту высоту, маршал приказал наградить всех, кто на нее поднимется. Раздал анкеты в Партию, мне пообещал дать в следующий раз, Высотка, превращенная в крепость, не полным полкругом внедрилась в нашу линию фронта, немцы обстреливали нас минами, с редкими перерывами, из ДОТов работали пулеметы, снайперы не давали высунуть нос. Комроты приказал приготовиться к атаке после артподготовки, предупредил, за неподчинение приказу, расстрел. Георгий Александрович, велел мне за бруствер не торопиться, быть справа от него и делать, что он. Во время артподготовки, Георгий Александрович, громко читал «Отче наш» и крестился. Возможно, и я крестился вслед за ним, вспомнил маму, убьют меня, она одна останется. Поле перед окопами было перепахано снарядами, под освещением ракет, выглядело черным, везде валялись мотки колющей проволоки, я полз, стараясь не отставать от Георгия Александровича, подняться не давали пулеметы. Мы оказались в воронке. Я почувствовал, как подомной гудит земля, от сильных взрывов, заглушивших пулеметы, заложило уши, .не сразу понял, что пулеметы перестали строчить, слышалась стрельба слева, я захотел встать, Георгий Александрович, остановил. Мы лежали долго, бой прекратился, слышались редкие выстрелы и взрывы. Мина упала сзади нашей воронки, один осколок попал Георгию Алек-сандровичу в правую стопу, другой мне в левое плечо. Боль почувствовал не сразу, Георгий Александрович, разрезал кирзу и задник сапога и рукав моей шинели, раны залил водкой. Мы с трудом, помогая друг другу, выбрались из воронки, до нашего окопа было не больше пятидесяти метров. От роты осталось с десяток, остальные погибли или были тяжело ранены. В медпункте, нас перевязали, меня вместе с другими ходячими отправили в медсанбат своим ходом, Георгий Александрович, остался ждать транспорт, мы простились. В медсанбате, мест не хватала, многие ожидали очереди на носилках, это были солдаты из второй и третьей роты, они с танками, по-настоящему атаковали немцев, нашу роту использовали, для отвлекающего маневра. Меня взяли в операционную через сутки, женщина-хирург, без наркоза, вырвала осколок из кости, рану зашили и наложили гипс, она отдала мне кусок немецкого железа, погладила по голове, сказала, что я счастливый мальчик, остался живой, рана заживет раньше свадьбы, рука будет в порядке. В Саратове, в госпитале, комиссар вручил мне медаль, и дал анкету в Партию, комиссия признала меня годным к строевой службе, сидевший без халата, за отдельным столом майор, подозвал меня. Он сказал, что война скоро закончится, нужно будет восстанавливать разрушенное, и предложил продолжить службу курсантом строительного училища, в Ленинграде. К маме приехал в новой курсантской форме с сержантской лычкой и медалью, за короткое время я сильно прибавил в росте и плечах. Мама рыдала у меня на груди, я был поражен, она полностью поседела и стала ниже, жалость сдавила сердце, я не смог сдержать слезы.
Рассказ утомил Марка Михайловича, он закрыл глаза и опустил голову. Длительную паузу, нарушил Владимир.
-- На войне везение, и опыт одинаково важны. Я встречал офицеров прошедших войну от начала и до Победы, без ранений и контузий. Из своего опы-та знаю, бывает, чудом остаешься жив. Георгий Александрович, настоящий русский солдат. О таких, сказки сочиняют и песни поют. Марк Михайлович, вы пересека-лись с ним после госпиталя?
-- Я его часто вспоминал, послал письмо на нашу полевую почту, пришло обратно, адресат выбыл. Обратился к замполиту училища, он помог. Геор-гий Александрович, жил в Беломорске, в Карелии, ночь езды от Ленинграда. Я от-правил ему письмо с фотографией, ответ пришел очень быстро, он меня помнил, рад, что живой и здоровый, пригласил в гости. Летом съездил в Беломорск. Геор-гий Александрович меня встретил, я его определил по разрезанному кирзовому са-погу на застежках. Седенький старичок в поношенной фуфайке и кепке, не соответствовал созданному мной образу. Мы долго, беседуя, шли к небольшому дому на намощенной улице. Его старший сын погиб под Кенигсбергом, две дочери живут в Петрозаводске, там внуки, младший, мальчонкой, валил лес, заболел, сейчас в туберкулезной больнице. Ему орден Славы второй степени, вручил военком, когда домой вернулся. До войны он работал в артели, летом они рыбачили, зимой охотились, Когда началась война с финнами, столица Карелии была в Беломорске, проводилась массовая мобилизация охотников, из них готовили снайперов, призвали и его. Ему долго везло, стрелял успешно, успел заслужить медаль «За боевые заслуги» и орден «Красной звезды», за месяц до конца, финский снайпер попал ему в живот, прострелил печень. Полгода лечился в Ленинграде, получил путевку в санаторий в Пятигорск, вернулся в часть, надеялся, комиссуют. Не получилось, началась война с немцами. После легкого ранения под Москвой, получил медаль и дали отпуск на десять дней, орденом «Славы» третьей степени наградили за участие в освобождении Донбасса. За столом Георгий Александрович о войне не вспоминал. Больше мы не встречались, но переписывались, мама каждый год на день Победы и Новый Год посылала им посылки со сладостями, до шестьдесят седьмого года. Два моих последних письма вернулись. Уходят дорогие и незаменимые родные и близкие люди, остается память и сердечная, незаживающая рана. Приехал, чтобы в последний раз поклониться могиле мамы, попросить прощения и поблагодарить за любовь и заботу.
-- Не будьте так категоричны, Марк Михайлович, в Израиле здраво-охранение передовое. Когда вы сообщили об отъезде, хотел спросить, почему, но не решился. Бегство евреев уже успело стать историческим фактом. У вас, Марк Михайлович все было, достойная работа, квартира, дача, высокая зарплата, детей на ноги поставили. Сын в областной больнице работал. Я не осуждаю, хочу по-нять.
-- Решение покинуть страну, где могилы прадеда, деда и матери, за которую отец жизнь отдал, и сам я добровольцем ушел на фронт, далось не легко. Можно сказать, здесь произошли все важные события в моей жизни, хоро-шие и плохие, служил и трудился честно. К антисемитизму привык, как к постоян-ному сопутствующему фактору. Уезжать никуда не собирались. Разговоры об отъ-зде, заводил зять, муж дочери, они поженились студентами в Москве, жили в Вильнюсе, часто приезжали с внуками. Они уехали давно, по внукам мы сильно тосковали. Когда собрался Гриша, и мы решились
-- Одновременно страну покинули почти все евреи, будто ждали сигна-ла, как птичья стая.
Марк Михайлович согласно кивнул, продолжать беседу не стал, Григорий пере-местился, сел рядом с отцом.
-- Правильно вы заметили, бегство населения миллионного города, из страны, где родились, учились, работали, большинство прилично обеспеченые, не могло состояться без правильной организации. Не все были национально заряжены, многие никогда не были в синагоге, не знали языка, и обычаи, о еврействе им напоминали, в школе, институте, на работе. Евреев в Россию никто не приглашал, во времена первых Московских царей, редких купцов-евреев, добравшихся до Москвы, встречали без цветов. Появление некрестей, пугало церковь жидовствующей ересью, местных торговых людей своей, активностью. Вопрос решался радикально, изгнание было лучшим вариантом, небольшие еврейские общины появлялись на западных и южных окраинах империи. Вместе с землями, полученными Россией в результате раздела Речи Пополитой, как ложка дегтя к бочке меда, достались больше миллиона евреев. Они стали сильным раздражающим фактором, крестились не охотно, стойко сохраняли свою веру и обычаи. Ни Калашникова, ни газовых камер еще не было, цари издали около двухсот указов, ущемляющих права евреев, сами создавали врага внутреннего. Душевный друг Достоевского, Обер-прокурор Священного Синода Победоносцев, особа, приближенная к императору, учитель наследника престола, сделавший много для просвещения народа, предложил окончательное решение еврейской проблемы. Треть погубить, треть выгнать, треть крестить. Прокатившиеся по стране кровавые погромы, привели к эмиграции евреев в Америку Северную и Южную. Еврейская молодежь стали локомотивом движения для свержения самодержавия, активно участвовали в октябрьском перевороте. В послереволюционные годы антисемитизм был запрещен, но не долго, к власти пришел способный ученик Духовной семинарии. Только во время наступившая смерть вождя народов, спасла евреев от переселения в Сибирь. Агрессивный, зоологический антисемитизм с Лидией Тимашук, осуждающими и обличающими собраниями трудящихся, статьями в газетах в духе Геббельса, прекратились, он превратился в негласный государственный.
Владимир прервал Григория.
-- Григорий Маркович, извини, что прервал твою лекцию, ты, как лектор из общества «Знания», гнешь свою линию, не касаясь другой стороны медали. Об-рати внимание, кто новые владельцы заводов, дворцов, пароходов, за гроши при-брали к рукам богатства, которые годами создавал народ тяжелым трудом. Одна радость, новый президент их от Кремля отвадил, напомнил некоторым, что вор должен сидеть в тюрьме.
-- Я тебе говорил, они мне тоже не нравятся, но ты путаешь причину со следствием. Большой гуманист и, одновременно, юдофоб, Достоевский, сильно ту-жил и корил евреев, за то, что они основали много банков, и кампаний. О том, что у коренного населения, при отсутствии препон, не возникло желания суетиться, написать постеснялся. Не довели бы кремлевские старцы страну до края, нашелся бы деловой руководитель после гонок на катафалках, не дали бы, одержимому властью пьянице, разрушить Союз, сохранили бы державу, Корейки всех национальностей тихо сидели бы на своих миллионах.
Утомленный длительной беседой и слегка захмелевший от выпитого шампанского, Марк Михайлович задремал, тихо посапывая, Валерий Сергеевич попросил молодых людей убавить звук
-- Все, что Гриша говорил, очень интересно, но я спрашивал, какая сила сорвала с места целый народ.
-- С начала перестроечного бардака, центральная власть ослабла, всем рулили бандиты и местные начальники, начали создаваться общества по об-разцу «Союза русского народа», все откровенно антисемитского направления, особо отличалась «Память», они организовывали массовые шествия, проводили конференции, печатали брошюры. На митинги приходили не только молодежь в черных куртках и голодные пенсионеры, мужчины среднего возраста, с интересом слушали грамотных ораторов. Раздавались листовки с призывами к погромам и брошюры, не дорого продавались «Протоколы» и другая черносотенная литература. Центральная пресса, особенно «Огонек», в более либеральной форме обвиняли евреев во всех бедах и запугивали, у авторов случались и семитские имена и фамилии. Израильский «Сохнут» развернул бурную деятельность, им предоставили помещение в удобных местах, никто не мешал распространять инструкции для отъезда, буклеты с видами Израиля, самоучители языка, оказывалась помощь в отправлении багажа. В суматохе сборов никто не задумывался, откуда у «Памяти» и других черносотенцев появились деньги, где берут бумагу, с которой, как известно, и в пору победившего социализма была напряженнка, почему милиция всегда присутствует, но не вмешивается , почему не произошло ни одного погрома. Уже в Израиле, приятель, доцент-психиатр, объяснил, был профессионально, грамотно, смоделирован массовый психоз, конторой глубокого бурения, у них лаборатории этой темой занимаются. В разболтанной стране только конторы ритуальных услуг и КГБ продолжали функционировать в обычном режиме. Евреев выдавили аккуратно, еще за потерю гражданства заставили платить, решили многовековую проблему с выгодой для государства. Всем, кто успешно провел операцию, кланяюсь и благодарю. Только в Израиле убедился, слова дедушки «Гордись тем, что ты еврей» верны.
-- Ваш приятель, психиатр, возможно, прав. В органы отбирали та-лантливых ребят в школах и институтах, у них есть профессионалы по всем специальностям, они могли такой заказ выполнить. Наш президент, из них, глупостей пока не делает, в помощники берет только своих.
Отдохнувший, Марк Михайлович, пил чай, от шампанского отказался, согласился с предложением Валерия Сергеевича прогуляться по саду, сыновья решили искупать-ся в бассейне. После шести Марк Михайлович позвал сына, попросил собраться.
-- Спасибо за царский прием и за приятную беседу. Приезжайте к нам, погреетесь, святые места навестите.
Владимр поблагодарил, они с Григорием договорились связь держать, не получи-лось увидать Ближний Восток, возможно, появится желание. У ворот их ждала машина и Мария Николаевна с пакетом, Валерий Сергеевич вручил гостинца для жены Марка Михайловича, просил передать ей привет. Вернувшись на веранду, Ва-лерий Сергеевич сел кресло.
-- Встреча получилась не очень веселая, но я рад, сколько пет вме-сте работали, кабинеты рядом были, общались только по производственным делам. Цирлин, честный и порядочный человек, и сын его не лыком шит, видимо хороший хирург. Дима говорил, не всем нашим удается в Израиле пробиться. Их отъезд потеря для страны.
-- К таким евреям у меня претензий нет. По молодости проблема ев-реев меня не интересовала, точнее, о ней не знал, В нашем классе пару лет акку-ратный парнишка учился, он хорошо математику знал, и в шахматы всех обыгры-вал. Его отец заведовал Финотделом, его в область перевели. В училище, воз-можно, были, я тогда не различал. Среди офицеров их мало, обычно, врачи, хими-ки. Когда служил под Ленинградом, нашей дивизией командовал полковник, Герой, Давид Абрамович, с обожженным лицом , серьезный мужик, его побаивались. Наш отдельный полк навещал редко, хорошо помню его приезд на смотр готовности к параду ко Дню победы, обошел строй. В моей роте был добродушный и сильный парень из Белоруссии, Смирин, он занимался штангой, имел первый разряд, за что получил ефрейтора. Его я спереди поставил. Полковник его заметил, остано-вился и спросил, как зовут, от неожиданного внимания Смирин растерялся, по-краснел, говорит, Натан, товарищ полковник.
-- Так звали моего погибшего брата. Разряд за что?
-- Штангу поднимаю, товарищ полковник.
-- Надо мастером стать, Натан.
-- Буду стараться.
-- Постарайся.
Командиру полка приказал дать лычку старшего сержанта, если выполнит норму мастера. Не прошло и месяца, Смирин на окружных соревнованиях стал мастером спорта, заехал попрощаться и за вещами, его перевели в спортроту в Ленинград. Давида Абрамовича назначили начальником военной кафедры в какой-то институт. В Чите знал майора, еврея, тот детей крестил, всем об этом рассказывал, анекдо-ты еврейские рассказывал, и первым смеялся. Не симпатичная личность. Ты ос-таешься на ночь?
-- Меня Лена ждет. Переоденусь и поеду. У тебя какие планы?
-- Я у Бронислав увольнительную получил, вечером с Гетой в ресто-ран зайдем, ночевать в Москве буду. Утро в хозяйстве должен быть, предстоит поездка в Латвию за бычками, вместе с Брониславом.
-- Сам не справишься?
-- Мог бы и сам, обо всем с Валентиной Ивановной обговорено. Там всем надо на лапу давать, не научился еще.
В салоне продавщица помогала выбрать платье для пухленькой девочки, вчерашней школьницы, на раме висели уже отвергнутые, мама критически наблю-дала за дефилирующей по залу, как по подиуму, дочерью. Уставшая продавщица с
дежурной улыбкой, кивнула Владимиру и указала на закрытую дверь кабинета. За круглым столиком в креслах, Гета с Ольгой угощались кофе с печением покрытым шоколадом. Ольга никак не проявила их знакомства.
-- Володя, познакомься с нашей постоянной покупательницей, красави-цей и умницей.
-- Ой уж, спасибо за комплемент, не совсем заслуженный. Очень рада знакомству Владимир Валерьевич, много лестного слышала о вас от вашей милой Генриетты Юрьевны. К сожалению, мне пора, спасибо за вкусный кофе, вы боль-шой специалист не только в модной одежде.
-- Вам спасибо за то, что навестили и за столичное печенье. Не забы-вайте нас, всегда рады видеть вас и угодить. Скоро поеду в Милан за новинками, милости просим.
Гета проводила Ольгу до двери, изобразила, объятия и поцелуй.
-- Испугал гостью, мы душевно о жизни беседовали. Ее в Москву перевели, живет в съемной квартире, ищет однушку, поближе к работе. Не иначе, получила отставку за ненадобностью. Потеряла я хорошую клиентку.
-- Производит впечатление серьезной девушки. Если ты готова, поехали, мне завтра рано в хозяйстве быть надо
-- За нее я не беспокоюсь, своих проблем хватает. Я готова.
По дороге в ресторан Владимир еще раз удивился готовности Ольги знакомиться с ним, могла сказать, что знакомы. Пришлось бы оправдываться перед Гетой, сказал бы, что не придал значения случайной встрече. При возможности, надо поблагодарить за помощь.
О смерти одноклассника Валерий Сергеевич узнал из областной газеты, описание жизни заслуженного учителя, орденоносца, директора школы, правильного человека Гусева Петра Степановича уместилась в кроткий некролог. Печальная весть расстроила и удивила. Живчик Петька звонил редко, обычно с просьбой по-мочь одиноким пенсионерам, на свое здоровье не жаловался. Последний раз раз-говаривали не меньше полугода тому, он очень пережевал за обезножевшую учи-тельницу, передвигающуюся на инвалидной коляске, без пандуса она не может выйти из дому. В мэрии уже три года только обещают. Валерий Сергеевич по-обещал решить проблему, назавтра отдал адрес пенсионерки Нине Георгиевне. Учительница сердечно поблагодарила за удобный пандус, избавивший ее от постоянного одиночества и давший возможность бывать среди людей. В некрологе написали «после долгой болезни», сам, значит, уже был болен, когда звонил. Смерть Пети долго не оставляла его, с его уходом, он остался единственным из одноклассников. На совещаниях Валерий Сергеевич обратил внимание, из трестовских руководителей осталась только Нина, он не помнил случая, кроме декретных отпусков, чтобы она отсутствовала на работе. Всегда аккуратно одетая, в меру напудренная и подкрашенная, в хорошем настроении, активная, застрявшая в неопределенном возрасте, она была для него верной помощницей. Сломалась Нина Георгиевна, в отсутствии Валерия Сергеевича он был во Францию, утром. Как обычно, она ласково поздоровалась с секретаршей, и ушла в кабинет. Вскоре секретарша соединилась с ней, спросить может ли она говорить с начальником планового отдела, Нина Георгиевна не ответила, через несколько минут повторила вызов, безуспешно. Решив, что не работает связь, постучала и открыла дверь. Нина Георгиевна лежала рядом с креслом, с перекошенным лицом, и мобильником в правой руке. Скорая помощь отвезла, ее в больницу, врачи определили острое нарушение мозгового кровообращения, на фоне гипертонического криза. Дмитрий Валерьевич организовал консультацию столичного нейрохирурга, его доставили на вертолете, к его прибытию состояние Нины Георгиевны немного улучшилось. Профессор с диагнозом и лечением согласился, порекомендовал уколы, которые продают в Германии. Болезнь отступала медленно, через неделю ей разрешили сидеть в постели, асимметрия лица уменьшилась, речь стала более понятной. О причине гипертонического криза, рассказала дочь, из Швейцарии, ей сообщили, что внук упал, спускаясь с горы в Альпах, сломал ногу и отправлен в госпиталь. Костыли у навестившего ее внука удивили и расстроили Нину Георгиевну, она с сочувствием выслушала его рассказ, как он поскользнулся и подвернул ногу, спускаясь по лестнице в институте, и строго наказала смотреть под ноги и держаться за перила.
Отсутствие Нины Валерий Сергеевич ощутил с утра, никто не встре-тил, не сообщил о текущих проблемах, цветы и фрукты для посещения больной заказывать пришлось самому. Нина Георгиевна встретила в кресле рядом с крова-тью, встать ей помогла дочь, она говорила непривычно тихо и медленно. Глаза лишились волевого блеска, проявились морщинки у глаз и рта. Валерий Сергеевич определил в ней свою сверстницу, непроизвольно обратился на вы. Прощаясь, сказал, что желает ей полного выздоровления и ждет ее возвращения. Нина Георгиевна улыбнулась.
-- Спасибо за добрые слова, Валерий Сергеевич, не работник я уже. Отработала в тресте и холдинге больше тридцати лет,всегда старалась быть вам полезной. Благодарю за хорошее отношение и доверие. Желаю вам здоровья и радости от детей и внуков.
-- Не зарекайтесь, выздоравливайте. Если есть проблемы, сообщите, мы поможем.
Ответил уместно, но сам сомневался в возможности ее возвращения. Нина пра-ва, она всегда была реалисткой, всему давала объективную оценку, поэтому ее рекомендации были полезными. И сейчас права. Отец выражался образней «Нет силы, способной остановить время». Прошло время, когда он постоянно думал о делах холдинга, его отсутствие не отражается на результатах, все проблемы успешно решает Дима. Часто, бессонной ночью вспоминаются школьные годы, служба в армии, Анжела, Элла, институт. Погружаясь в прошлое, Валерий Сергеевич ощущал себя молодым, переживает и оценивает свои поступки, согласно жизненному опыту. На днях, лежал неподвижно с закрытыми глазами, старался заснуть. Как врач советовал, думал о рыбалке с отцом на запруде ранним утром, вспоминал гладь воды, ровный шум тростника. Вдруг вклинилась завершение учебы в институте, руководитель его дипломного проекта направил его за рецензией на экономическую часть к доценту Ларисе Федоровне Гулиной. Он поспешил на кафедру. Секретарша назвала номер кабинета и посоветовала торопиться, скоро должна начаться лекция Ларисы Федоровны. Ожидавший увидеть солидную даму, Валерий удивился молодой яркой красавице, c фигурой девушки-спортсменки, в тугом коротком платье, она стоя, укладывала в папку листы. Взяв письмо руководителя, взглянула.
-- Простите, я тороплюсь, оставьте пояснительную часть. Сегодня сре-да, в пятницу будет готова рецензия, приходите к двенадцати.
В пятницу у двери Ларисы Федоровны двое студентов ожидали консультацию, вскоре пришел третий, занял очередь за Валерой. Ждать пришлось около часа, доцент встретила его, как знакомого.
-- Здравствуйте, Безобразов, работу вашу прочитала, она мне показа-лась интересной, рецензию написала похвальную, к сожалению, сейчас нет времени обсудить. Если вы свободны, подождите меня в вестибюле, поговорим на скамеечке в сквере. Согласны?
Валерий кивну, с пояснительной запиской и рецензией вышел и опустился в вести-бюль. Подумал о возникшей неожиданной ситуации, время обеденное, не прилично беседовать с голодной красивой женщиной в сквере. Он пересчитал наличность, двадцать два рубля, должно хватить на кафе, и на билет до Загужанска останет-ся. За похвальную рецензию одного «спасибо» мало. Перед экзаменом, если при-нимал мужчина, всегда скидывались на пару бутылок коньяка, или водки, предпоч-тения не были секретом, для женщин покупали цветы, На нрав некоторых экзаме-наторов благотворно влияла водка, залитая в графин, вместо воды. Обидеть пред-ложение зайти в кафе не может, не захочет, откажется. Стремительно спускаю-щуюся по ступенькам Ларису Федоровну, нельзя было не заметить, она всех обгоняла. Она улыбнулась ему, и рукой предложили следовать за ней, он поспешил, они остановились у перехода перед входом в сквер.
-- Я вас долго не задержу, мне интересен ваш опыт использования ЖБИ в малоэтажном строительстве.
-- Опыт у меня не большой, может, поговорим о нем в кафе.
-- Можно и в кафе, но не здесь, а рядом с «Комсомольской», отсюда три остановки на метро, моя электричка отходит с Ярославского вокзала.
От обеда Лариса Федоровна отказалась, попросила кофе и коржик, он заказал сыр-ники, салат, конфеты «Кара-Кум» и бутылку полусладкого шампанского, которое ей понравилось. Интерес к его дипломному проекту у Ларисы Федоровны связан с его необычностью, заочники, обычно, переписывают защищенные градостроительные проекты, выбранная им тема малоэтажного строительства и применения ЖБИ, оригинальна.
-- Я работаю начальником Стройконторы, строим мы редко, мелкие объекты, обрубки железобетонных свай используем для фундамента. У нас поя-вился завод ЖБК, они работают со строительным трестом. В дипломном проекте написал о своих задумках.
Разговор плавно ушел от строительства на личное, Валерий вспомнил работу с дедом Тихоном, службу. Шампанское развязало, язык Ларисе Федоровне, она рассказала, как перестраивала развалюху, спасибо заочникам-прорабам, они и материалами помогли, и рабочими. Валерий вспомнил, еще в техникуме шутили, сила прораба в стройматериалах.
-- Вы правы, без их помощи по сей день ремонтировала бы. Спасибо за угощение, мне пора, не люблю поздно возвращаться.
-- Если не возражаете, я вас провожу.
-- Не возражаю.
На площади они оказались в плотной толпе, нагруженных тяжелыми сумками лю-дей, движущейся к вокзалу, Лариса Федоровна взяла его подругу, чтобы их не развели, продолжая тему начатую в кафе.. Она тоже родилась и выросла в не-большом городе под Пензой, кончила школу с медалью и без труда поступила в институт в Москве, жила в общежитии . На четвертом курсе вышла замуж за моск-вича, однокурсника, спортивного парня, занимающегося альпинизмом, по любви, пе-реехала к нему. Свекор был большой начальник, организовал им кооператив. Жили беззаботно и весело, стали кандидатами наук, детей не заводили, откладывали на-потом. Пассажиры на платформе, в подошедшую электричку устремились стреми-тельно, единой массой захватив их, стараясь успеть занять свободные места. В вагоне он узнал, что муж погиб в горах, его родители попросили ее освободить квартиру, для их дочери, но не выбросили на улицу, купили старый дом на окраи-не. Ехали не долго, вышли на платформу, день уже закончился, солнце ушло, но вечер еще не наступил. По лестнице спустились на березовую аллею, от нее от-ходили улицы в обе стороны, они свернули в третью слева. Рядом с одно и двухэтажными домами играли дети, из открытых окон слышалась речь и музыка. Дом Ларисы Федоровны, обложенный белым кирпичом, выделялся, он определил, 6х7, веранда пристроена, окна стандартные, двустворчатые. Они прошли сразу в спальню, мгновенно разделись, ночью встали, помылись под душем, поели, попили чаю и вернулись в постель. Заснул под утро его подняла Лариса Федоровна с приведенным во вчерашний вид лицом и бигудями..
-- Вставайте, Безобразов, мойтесь, сейчас закипит чайник и будет готова яичница. У нас мало времени, надо успеть на электричку, которая отходит от нашей платформы, чтобы сидеть.
В вагоне она выбрала из сумки научный журнал и карандаш, всю дорогу внима-тельно читала и подчеркивала. У ворот вокзала остановилась, подала ему карточку
-- Возьмите мой номер телефона, по пятницам я освобождаюсь раньше, позвоните, когда будете в Москве. До свидания, Безобразов.
В общежитии сложил чемодан и отправился на поезд в Загкжанск. Засыпая на же-сткой полке, вспомнил присказку армейского дружка Васьки: «в нашей кобелячей позиции, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь». В Загужанске начался роман с Эллой, эпизод с доцентом быстро забылся, вспомнился без его желания, пару дней искренне сожалел, что не позвонил, возможности были. Лариса Федо-ровна была старше его лет на семь-восемь, ее, возможно, уже нет, поселок давно застроили хрущевками и метро подвели, а он отчетливо, будто вчера все случи-лось, помнит аллею, третий поворот налево и дом.
.