Конкурсная работа. Номинация – Лирика. Проза.
"Галактический сезон литературных конкурсов 2015", I этап.
Загуляла весна. Загуляла, как непутевая мамаша, забыв про чад своих, про свои обязанности. Словно сдуло её северным ветром, что гремит жестяным подоконником за окном. Но солнце берет свое, блестит, глазам больно, стылым настом. Заглядывает в окна. На улице холодно, в палате жарко. Высокий, сохранивший осанку, пожилой человек смотрит на больничный двор. Ярится солнце на просторном пустом больничном дворе, от пронзительного холодного ветра раскачивающего верхушки лиственниц, даже воробьи попрятались по затишкам. Болеть Виталий Алексеевич не умел и не любил. Всю жизнь был здоровым, но годы берут свое. Он не сдается, не сутулится. Не горбится под грузом лет, не плачется на болячки. Шутит; « Если после семидесяти утром проснулся - ничего не болит, значит - ты умер». Не болел, не болел, а ныне свалился. В прямом смысле этого слова. Вышел утром во двор взять несколько полешек, что бы протопить остывшую за ночь избу. Взял в охапку, уронил, с ними рядом и лег. На счастье, соседка увидела. Вызвала «скорую помощь», а сам Виталий Александрович пришел в себя только на вторые сутки на больничной койке. За, без малого, месяц палата стала казаться ему тюремной камерой. Нет, его не обижали. Наоборот, относились как к родному. А как же иначе. Ведь даже санитарка баба Маша и та была его ученицей. Отличными оценками по физике она не блистала, сидела на уроках, затаившись, как мышка. И сейчас робела перед Виталием Алексеевичем. Врач Юрий Кириллович, наоборот был отличником. Старого учителя любил и уважал. Впрочем, любил он всех больных, называя их независимо от возраста, «батюшками» или «матушками». Только к учителю обращался по старой привычке по имени отчеству.
-Не приехали? Не переживайте, Виталий Алексеевич. Приедут.
-Сегодня нет. Не приедут. Дочь отзвонилась. Комиссия у них. Весенний осмотр.
Дочерью Виталий Алексеевич гордился. Умница. Закончила институт. Сейчас начальник узловой станции. Работа ответственная. Расстояние между поселком и райцентром сорок километров, но станционное хозяйство не корова с курами, тех не бросишь без пригляда, а уж станцию и подавно. Редко, очень редко бывает она у отца. Раньше хоть внучку, Оленьку привозила на лето, а ноне внучка сама мамой стала. Правнука Виталий Алексеевич еще не видел, да Бог даст по лету съездит, проведает
-Не расстраивайтесь. Пойдемте в палату, посмотрю вас. Давление поменяю.
- А, что его Юрий мерить. Нормальное. Я не расстраиваюсь. Загостился у вас, домой хочется.
-Лишнее не будет. Вот выписал вас, а сердце у меня не на месте. Еще бы недельку полежали, по наблюдались бы.
-Нет, Юрий Кириллович, увольте. А, по наблюдаться? Я уж лучше с палочкой, в назначенный час, в назначенное время сам к вам пожалую. И ваши советы блюсти буду и себя
-Уговорили Виталий Алексеевич. Но извините, одного я вас при всем уважении не отпущу. Не положено.
-А я и не спорю. Поэтому и болеть не люблю. Только попади в лапы к эскулапам – живым не выпустите. Шучу. Шучу Юрий Кириллович.
-Понимаю.
Галина Витальевна привыкла все вопросы решать по телефону. Голос у нее был командирский, хорошо поставленный, напористости хватало, а главное не надо собеседнику в глаза смотреть.
- Вы думаете, что ни будь для пожилого человека делать? Заслуженный учитель, а вы видели, в каких условиях он живет?
-Представьтесь. И о каком пожилом человеке идет речь?
Глава совета тоже была закаленным воином на ниве телефонных сражений с инстанциями разных уровней; от прокуратуры до обычных телефонных террористов.
-Я Вас слушаю. – Вежливость, даже если не ведут запись разговора, еще никому не навредила. – Внимательно слушаю.
- Я, Бядищева. – Сбавила тон Галина Витальевна. – Начальник станции. А речь о моем отце. Иванове Виталии Алексеевиче. Вам он известен.
- Известен, я училась у него. Так что с ним?
-В больнице он.
-Хорошо. Хотя, что тут хорошего? Что от нас требуется? Его не лечат?. Или нужны какие-то особые лекарства?
-Нет. Его уже выписывают. Спасибо врачам.
-Хорошо. Тогда в чем дело?
-В чем? – В возмущенном голосе Галины Витальевны зазвучали нотки справедливого гнева. - Вы видели, в каких условиях он живет? Человек так жить не может.
-Извините, Галина Витальевна. – Перебила её глава совета. – Вы напомните мне, пожалуйста, когда вы обращались в поссовет, в администрацию по этому поводу?
-Я сейчас обращаюсь. И, вообще, есть программа ветхого жилья. На нее тратятся государственные деньги. А старики живут хуже скотины. Вы…
-Мы?... Лично я, разберусь с этим вопросом. Вы не могли бы перезвонить завтра. Где-то после обеда.
-Завтра. Вы всегда завтраками кормите. А сейчас куда прикажете его девать?
-Приказывать вам не могу. Это как совесть велит. А я могу его к себе взять. Думаю, муж возражать не будет.
-Издеваетесь. Это несерьезно.
Что-то еще неразборчивое оборвали телефонные гудки.
Не прошло десяти минут, как руководитель администрации Сомова зашла в её кабинет.
-Татьяна, тебе Бядищева звонила?
-Звонила.
О-о-х. – Перевела дух Сомова. – Душу вымотала.
-Так что она от тебя хотела?
-Что, что? Вот выложи квартиру старику. Хоть свою отдавай?
Сомова была приезжая. Училась в городе. А так как Иванов не числился в числе ветеранов, участников Великой Отечественной, жил скромно, то о нем она слыхом не слыхивала.
-Ирина, у тебя машина свободная? Берем зама и поехали, посмотрим, что там за дом такой.
Дом на первый взгляд производил хорошее впечатление. Сложенный из листвяка, казалось, простоит еще сто лет. Конечно, летом в окружении кустов черемухи он бы выглядел веселее. Но и сейчас посреди аккуратно убранного двора не выглядел дряхлым. Ключи нашлись у соседки. С трудом открыли дверь. Дом гуляет и её заклинило в колоде. Прохладно. Что в доме, что на улице одинаково.
-Я топила дня два назад. Каждый день не набегаешься. Чай не девочка.
Оправдывалась соседка, хотя никто её ни в чем не обвинял. В доме чисто. Обстановка; мебель, старенький ламповый телевизор, радиола «Урал», электропечь «Лысьва». Все напоминало забытые годы. Все стоит строго, на раз и навсегда отведенных местах. Все аккуратно и только в дальней выбеленной комнате темнел сыростью угол. Большая трещина с осыпавшейся штукатуркой пролегла между потолком и стенной, в её глуби поблескивал лед. Обойдя дом, стало ясно, что его нижние венцы изгнили, стена просела, наклонилась, еще немного и упадет часть крыши. Довели дом. Впрочем, заменить венцы, перекрыть крышу и прослужит он еще не один десяток лет.
Дом на балансе не числился. Давно, еще при ликвидации поселка геологов перешел в частную собственность. Решение простого вопроса не было таким уж простым. Из мизерного бюджета поселка денег не выкроишь, а выкроишь, достанется за нецелевое расходование средств. Однако помочь уважаемому человеку надо. Как? Посовещались, посовещались и отложили до завтра. Утро вечера мудренее.
Ирина отправилась домой, вернее, в садик за ребенком. Татьяна, зайдя в «Лакомку», прикупив постряпушек к чаю, пошла в больницу. Юрий Кириллович сам сходил за учителем. Накрыли столик в ординаторской. Воспоминаний хватило на вечер. Юрий Кириллович и Татьяна Владимировна учились в параллельных классах и были благодарны за возможность хотя бы в памяти вернуться в юность. В то время когда он был вихрастым Юркой, а она голенастой Танькой. Глядя на них, помолодел, повеселел и старый учитель. Исподволь, чтобы не обидеть, Татьяна Владимировна расспрашивала его про нынешнее житие-бытие, о бедах и нуждах. На жизнь Виталий Алексеевич не жаловался. Пролетела она – не заметил. Три года как овдовел. Радость в детях. С гордостью рассказывал про внучку, которая по стопам мамы, окончила железнодорожный институт, вышла замуж удачно. Молодые, а в райцентре трехкомнатную квартиру купили, сына, его правнука, нянчат. В честь прадеда Виталием назвала. Про своих детей рассказали и Юрий Кириллович и Татьяна Владимировна. Посетовали, что молодежь ныне не та, школа, учителя не те. Сошлись на том, что все равно дети хорошие - время другое. Под конец Татьяна завела речь о доме.
- Виталий Алексеевич, ездили сегодня по поселку, заехали к вам. Дом то ваш скоро набок упадет. Вам надо написать заявление, что бы его поставили на учет, как аварийное жилье. Проведем комиссию, а там решим. Толи отремонтировать его, или вас поставят в очередь на получение жилья.
-Спасибо, Татьяна, да куда уж мне выделять жилье. Скоро постоянную прописку на выселках получу. Молодым жилье выделяйте. А дом крепкий, не завалится. Сколько там мне осталось, на мой век его хватит.
-Заявление вы все равно напишите.
-Хорошо, хорошо. Напишу. – Виталий Алексеевич сразу засобирался, встал. – Вы уж молодежь сидите. А я пойду. Не буду Юрий Кириллович нарушать больничный режим. Сестричка потеряет.
- Не потеряет. Я вам ничего не прописывал. Числитесь вы среди здоровых.
- Нет, нет. Пойду я. Вроде не дрова колол, чай пил, а приустал. Пойду. Прилягу.
-Я вас провожу.
-Спасибо Юрий Кириллович, палату уж, как-нибудь, сам найду. До свиданья Танечка.
-Как он? – Обратилась Татьяна к врачу, когда в коридоре стихли шаги Виталия Алексеевича.
-Как? От старости лекарств нет. Для своего возраста нормально. Восемьдесят – это не мало.
-А с чем его положили в больницу?
-Обычная простуда. Дала осложнение на сердце. Вовремя доставили.
-Когда выписываете?
-Я его и сегодня выписал бы, да никто из родных не приехал. А он хотя бы на время нуждается в уходе. Тяжелого нельзя. Да и вообще многого нельзя.
- Ну, ясно Юра. Пойду и я, а то мой меня из дому выгонит.
- Спасибо, Татьяна. Хорошо посидели. Я сам приберу. – Остановил он Татьяну, когда она стала собирать со стола чашки. – У меня вся ночь впереди. Пойдем, провожу, да покурю на свежем воздухе.
- Ты куришь?
- И курю, и выпиваю, и за девушками ухаживаю. Но не на работе. В заведениях здравоохранения курение строжайше запрещено. А я добрый, но строгий.
-Знаю. Девчата жалуются друг другу.
-Я не требую от медперсонала больше чем положено.
-Ох, Юра, как с тобой Лариска живет?
-Вот так и мучается. Ты лучше скажи, зачем заходила. Ты же и в девках ничего просто так не делала. Неужели забота о старике одолела, или решила больницу проверить?
-Угадал. Дочка его звонила. Бядищева. Говорит, что совсем старика заморили, залечили. – Сгустив, перевела стрелки Татьяна.
Юрий, поперхнувшись дымом, промычал что-то неразборчивое.
-Что, что? – Переспросила Татьяна.
-У-уу. В зобу дыханье сперло. Дочку его я смутно помню. Постарше она была, а с мужем её знаком. Проверку у нас проводил по липовым больничным.
-Ну и что?
-Что, что? Козел. Одной буквы в фамилии не хватает.
-Какой?
-Не скажу. Не гоже материться у храма здоровья. Всё компромат вынюхивал на главного. Мишин как раз с районкой поругался, так Б`ядищев – Запнувшись на пропущенной букве , Юрий Кириллович закончил. - выслуживался перед начальством.
-Ну и что, накопал?
-Кого там. Был один засланец от него, больничный клянчил. Пообещали аппендицит без наркоза вырезать, отстал. У нас все в рамках закона. Но ты поосторожнее с ним. Законник хренов. Не укусит, но обгадить может.
-Ясно. Благодарю за информацию. Ну, спокойной ночи. Пошла я.
-К черту.
-Спасибо. Не сглажу. Я добрая.
По дороге домой, дома, с утра на работе Татьяну не оставляла мысль, как помочь Виталию Алексеевичу. Прокрутила в уме все возможные варианты. Галина Витальевна позвонила как раз в тот момент, когда Татьяна накинула пальто, собираясь на обед. У самой он видать закончился. Талант у человека делать пакости. Хотя он,а как и прошлый раз не представилось, гадать кто звонит не приходилось.
-И что вы решили?
-Что решили? И с кем я говорю? – Овечкой прикинулась Татьяна Владимировна.
-Бядищева. Что решили по Иванову.
-А Б – запнулась после первой буквы, как и вчера Юрий Кириллович Татьяна. -ядищева. Ничего не решили. Варианты есть. Надо обсудить.
-Какие варианты?! Вы обязаны предоставить ему жильё.
-На каком основании? И вообще, это не телефонный разговор. Приезжайте, обсудим.
-Некогда мне ездить и обсуждать. В отличие от вас я….
Татьяна положила трубку городского телефона и поспешила выйти из кабинета. Она успела свернуть на лестницу, когда телефон снова зашелся в пронзительном звоне. «Фигушки, обедаю я» - позлорадствовала Татьяна, хотя аппетит уже был испорчен.
Спустя час она позвонила в больницу и попросила Юрия Кирилловича предупредить её, когда будут выписывать учителя.
-Юрочка, солнышко, обязательно. По сотовому, по любому. Только найди меня.
-Найду. А то самому от тебя прятаться придется.
Позвонил он только на следующий день.
-Б`ядищевы сегодня прибудут за отцом. После обеда, точнее сказать не могу, но я его уже выписал.
-Спасибо Юрий Кириллович. Я договорюсь с сестричками.
От больницы до поссовета пешком три минуты, но Татьяна Владимировна взяла машину, что бы сразу съездить домой к Виталию Алексеевичу. С больничного двора так и выехали на двух машинах. Хотели или нет, её пригласили в дом. Составили акт о аварийном состоянии дома.
-Рассмотрим возможность ремонта, но в этом году не обещаю. Бюджет мизерный, уже распределен . Вряд ли с него хотя бы тысячу возьмешь.
-Но, вы же видите, жить здесь невозможно.
-Так возьмите его на время к себе, тем более за ним требуется уход.
-Куда? Вы видели в пятаках двухкомнатные квартиры. Хрущевки. У вас туалет больше чем у нас кухня.
-Но у вас, у дочери трехкомнатная квартира, улучшенной планировки.
-Куда? Там грудной ребенок!
-Ну, насколько я знаю, Виталий Алексеевич младенцами не питается.
-Вы обязаны предоставить ему жилье.
-На каком основании. Он даже в очереди на улучшение жилищных условий не стоял. Решим с депутатами. Поставим его в очередь, но строительства жилья у нас нет.
-Это ваши проблемы. Стройте.
Галина Витальевна - худощавая, хорошо ухоженная женщина стояла, возвышаясь над столом, положив на столешницу руку с избытком колец, что несколько не вязалось со строгой железнодорожной формой. Муж, сидевший с торца стола, в разговоре участия не принимал, но по тому, как поглядывала на него жена, чувствовалось, что все у них было обговорено заранее, и пока благоверная из роли не выходила.
-Построим, предоставим. Сейчас поможем материалами для ремонта дома.
-Кто его будет делать? У нас с мужем ответственная работа.
-Хорошо. Пока как вариант - во временно пустующую квартиру. Есть у нас в фонде закрепленная за детдомовцем. Он только через год её займет.
-А документы, какие на неё? – Вмешался Бядищев. Такого варианта они не предвидели.
-Вам, никаких. Во временное пользование, даже без прописки. Под ответственность администрации.
- Нам такой вариант не подходит.
-Других нет. Пока закрепим за Виталием Алексеевичем социального работника. Только надо будет оплатить четыреста рублей в месяц.
-Не надо мне ни какого работника. Сам справляюсь.
Виталий Алексеевич сразу соизмерил сумму со своей пенсией. Четыреста рублей. Да он на них неделю жить будет.
- Не надо, Татьяна. Спасибо. – Постарался смягчить первоначальный отказ.
-Не надо, так не надо. До свидания. Жилищная комиссия у нас через неделю. Результаты я вам сообщу. Но варианты вам известны. До свидания.
Проводить её вышел только хозяин. У калитки еще раз поблагодарил и стоял, пока она не свернула в проулок.
Бядищев, заложив большие пальцы рук за брючной ремень, поддерживающий живот, расхаживал по кухне.
-Все равно я с них квартиру выдавлю. Сейчас новая программа вступает в действие. «Дети войны». Подведу под неё. Но выбью. А этой устрою проверки. Мало не покажется.
Галина Витальевна, сердито поджав губы, накрывала на стол.
Поедят – долго не сидят. Еще засветло, сославшись на дела, уехали дочка с зятем. Виталий Алексеевич сидел за столом. Гудела печка, опять ветер на дворе. Но из комнаты, в которой когда-то стояла детская кроватка Галины, из которой она, кажется, совсем недавно вылетела в свою взрослую жизнь, не тянуло холодом. Заботливый зять забил дверной проем старым ковром, надежно прихватив его к косякам. Главное, чтобы не дуло. Виталий Алексеевич сидел за столом. Перед ним была фотография, которую так любила покойная супруга. Она выносила её к подругам сидящим на лавочке у дома. В который раз рассказывала, что зять у нее работает в прокуратуре, а на дочке форма железнодорожника, а вот это чудо с синими бантиками и голубыми глазами её внучка Оленька. Любил, гордился этой фотографией и Валентин Алексеевич. Любил смотреть на неё зимними вечерами. А, вот фотографии правнука нет.
От печки веяло теплом. На дворе разгулялась метель. Заметала следы уехавших машин. Он скоро растает, пусть начало апреля не май месяц, но весна витает, неосязаемо, как предчувствие любви. Но в отличие от неё весна придет в свой срок. Ручьи смоют следы. Растают, исчезнут со временем и наши следы, наша влюбленность, наша Любовь. Что останется? Фотографии? Фотографии близких. Наши фотографии. А нужны ли они будут - наши фотографии? Кто будет гордиться ими? Согреют они, чью либо душу или пойдут в печь на растопку, где сгорят в пепел разноцветным пламенем. Нужны ли мы будем сами?