Памяти Нодара Думбадзе

Антон Шишкодремов
Здравствуй, Нодар Владимирович! Уверен, что у тебя там все хорошо. О каких новостях тебе поведать? В середине восьмидесятых тебя активно переиздавали. Ты этот процесс, к сожалению, уже не застал. Может оно и к лучшему, что покинул ты нас в аккурат перед началом перестройки. Тогда лавины книг хлынули на прилавки страны. Ну, и понемногу тебя печатают в новом, двадцать первом веке. Улица Нодара Думабадзе в Тбилиси теперь целая авеню и находится, если я не ошибаюсь, в другом месте. Но уверен, что это позитивный знак, ибо она теперь более крупная и более значимая. Некоторые дамочки периодически выползают, критикуют, кричат о безнравственном поведении твоих героев, но и это хорошо. Ты помнишь этих женщин - их кривляние часто никак не связано с литературой.

Новые издания твоих произведений так и не видел в живую, хотя часто и постоянно посещаю книжные магазины. Их сразу сметают вместе с прилавком, ибо никто не станет обращать внимания на такие мелочи, что в "Солнечной ночи" герои умирают от нервного потрясения, связанного со смертью Сталина. Сталин здесь особенно не при чем. Дело больше в самих героях и их способности по-настоящему и без оглядки любить.

Получил недавно в подарок твой двухтомник, грузинского издательства "Мерани" 1986 года и пока еще на русском языке. Та книга, которую когда-то, в советские годы, подсунул мальчику-первокласснику отец, совсем истрепалась. Да и немудрено, ибо ей так много досталось. Они похожи друг на друга, как близнецы, мои любимые книги детства. Их легко определить по вконец разодранным обложкам, так как читались они стопятьсот раз. "Двенадцать стульев", "Милый друг", "Незнайка на Луне", "Республика ШКИД" и твоя "Я, бабушка, Илико и Илларион".

Да, сначала это было только юмористическое произведение. Что еще мог найти в нем маленький мальчик. Такой качественный юмор встречается редко, им пронизано все произведение, каждая фраза и некоторые из них навсегда вошли в мою жизнь. "Мертвый, но не признается", "Ну, вскрыли бы твой паршивый череп и тут же бы и захлопнули. Чего копаться-то в пустоте?", (— Марш вперед! — приказал я собаке.)"Мурада послушно сел", "(- Что будешь пить?) За твой счет — хоть керосин!"

Гениальность твоя в том, что, сквозь смех часто проступают слезы, а за кажущимся юмором скрывается что-то другое - что-то более ценное. Не берусь судить - каким образом подобные произведения могли продираться через цензурные заросли, но уже в те годы "несерьезное" произведение "Я, бабушка, Илико и Илларион" пестрит злым юмором по поводу государственного строя - достаточно вспомнить главу о колхозном собрании, где в диалогах всплывают все социальные язвы - будь то ворованное вино, съеденное мясо колхозной телки или материалы, что пошли на строительство не новой конторы, а председательского дома. Вспоминается учительница, использующая учеников на домашних работах вместо переэкзаменовок и берущая с них дань кукурузой, сыром и вином.

Сельские похождения молодого человека и двух стариков-соседей, студенческий юмор Тбилиси, что такое советский поезд, настоящая любовь, дружба и истинный патриотизм, который не в словосочетаниях, напечатанных в Интернете, а в теплых носках, что твоя бабушка, дрожащими от холода пальцами, вяжет темной зимней ночью незнакомому солдату.

Да, к чему я тебе все это пересказываю, ты сам все знаешь. Я слышу чье-то дыхание и знаю, что дыхание это твоих произведений. Оно всегда будет со мною и в лучах его я всегда увижу, оглянувшись, Илико, Иллариона и Нодара Владимировича Думбадзе.




"Писатель, батюшка, преданный пес народа... Я не верю в перевоплощение душ, но если такое существует, то моя душа, несомненно, возродится в облике собаки. Так что после моей смерти любите и жалуйте бездомных собак, не бейте их камнями, - быть может, одной из них буду я?!" Нодар Думбадзе. "Закон вечности"

Трудно передать словами всю ту гамму чувств, ощущений и разнообразных состояний, которые посещают тебя в процессе чтения произведений Нодара Думбадзе. Писать о нем - значит писать о самом себе, а это слишком серьезно, чтобы писать о Нодаре Думбадзе в таком тоне. "Закон вечности", например, всего-то каких-то 200 страниц, которые ты, к тому же, когда-то уже читал. На этот раз чтение растянулось на 4 дня, а путь, пройденный повзрослевшим читателем, соизмерим, как говорит один из героев, с "то пешком, то на поезде от Архангельска до Караганды", а по времени, пережитому вместе с героями (да чего там, "с героями", как будто сам все это еще раз пережил), лет 30. Определенно, "Закон вечности" слишком зрел, чтобы мог когда-то в полном объеме затронуть неопытного юнца. Тем и хорошо Думабадзе - в любом возрасте ты находишь у него свое. То давишься от смеха в каком-нибудь общественном месте, где окружающие удивленно на тебя косятся, то, буквально через пару минут, уже сидишь, глядя куда-то вдаль, тебя реально накрыло. Многое не подлежит логическому обоснованию, хотя кажется довольно материальным и даже рациональным. Это многое ты ощущаешь каким-то шестым чувством, тем самым, о котором Моэм писал, что остальным пяти без него грош цена.

Нодар Думбадзе всегда говорил, что всю жизнь автор пишет одну и ту же единственную книгу. Дает ей разные названия, экспериментирует и меняется со временем сам. Когда-то в детстве я воспринял эти слова буквально и запасся книгой потолще. Чтобы ее надолго хватило. Потом решил, что толщина неважна, гораздо ценнее содержание. Теперь думаю, что и писать-то что-то не обязательно. У каждого своя книга жизни и записи в ней делаются в соответствии с собственными представлениями об их ценности. Когда ты сделал все, что хотел и сказал все, что собирался. Закон вечности, тот самый, что сформулировал Нодар Думбадзе, - этот закон в нас самих. Мы - та самая вечность. Любовь, что в каждом из нас. Она разная, но есть у каждого. И к совершенству мы движемся именно потому, что мы есть. Движемся даже неосознанно. И даже сознательно и со знанием дела, порою наши стремления приобретают обратное направление. Но и этот путь - путь к совершенству. Только более длинный. Но и, двигаясь гораздо дольше, к нам приходят нестандартные решения, мы создаем новые образы, философски воспринимаем суету. А потому - слова любви всему человечеству может сказать абсолютно каждый. Вот и я говорю. Люди! Я люблю вас! Люблю вас, убогие обыватели, уроды, дураки и вырожденцы. Все мы что-то любим. А любовь прекрасна. Например, любовь к деньгам, пиву, продажным женщинам. Не все ли равно - что любить. Ведь прекрасна сама любовь.

"Закон вечности" - последнее произведение Нодара Думбадзе, написанное на изломе жизни, в критической точке функции, при максимальном значении по шкале "мудрость". Боль сердца, больницу, больничных крыс - все это он перенес на страницы произведения, но, как и присуще Думбадзе, в таком виде, что выглядит это позитивно и даже часто смешно. На кардиологической кровати этот человек продолжал шутить и за своими шутками, как всегда, умело скрывал что-то действительно ценное, водя за нос цензуру и советскую охранку. Формальному подходу вручили собачью кость и написанный при советской власти "Закон вечности" совершенно не отягощен глупой пропагандой. Она кое-где встречается на словах, но ее нет фактически. Крайности же порождают крайности и, чтобы заглушить сомнения, Думбадзе за "Закон вечности" вручили Ленинскую премию. В таком виде ее не стыдно обозначить с большой буквой и ею можно гордиться, как эталоном мудрости и верхом наглости Нодара Владимировича. Для меня всегда было и остается загадкой - как произведения Думбадзе пропускала цензура. Выглядит все это примерно так - пойманного с поличным хакера берут на работу в ФБР, а он продолжает публиковать в американских газетах открытые письма для ФСБ.

Ничего вечного, конечно, в природе нет, но и мы не вечны. А потому - есть вечное конкретно для нас. И это есть вечность. И хотя Думбадзе считал, что нет ничего ужаснее для автора утраты объективности, все же объективный субъективизм лучше, чем субъективный объективизм. Поэтому через 31 год после смерти (всего лишь физической оболочки) Нодара Думбадзе, однозначно заявляю, что его Закон Вечности представлен и сейчас в действующей редакции. Пока живы все те, кто его любит. Под чем и подписываюсь сам. Антон Шишкодремов.