Мне уже через год девяносто лет будет. Никогда не думала, что до таких лет доживу. Сколько перенесла нужды, болезней, голод в войну пережила, детей теряла. Мужа пережила уже на двадцать лет. Подруги все ушли. Жизнь так переменилась,что и подумать боязно. При лампе и свечах родилась, а теперь телевизор смотрю и программы переключаю и с дивана даже могу не подниматься. Чудеса вокруг, чудеса, да и только!
Всю жизнь спешила, а теперь, правнучка, мне некуда спешить. Другой раз как задумаюсь, так всю свою жизнь в памяти переберу.
Вчера вспомнила своего первого жениха Федю. Мне семнадцать годков уже было, уже барышня была. На танцы ходила, на парнишек посматривала. И приглянулся мне Федор. Постарше меня он был. Работал в колхозе трактористом. Высокий, плечистый, чуб у него шелковистый был. Блондином он был, как сейчас говорят. Глаза большие и синие. Картинка. Сейчас таких нет. И эти артисты против Феди - просто тени, и больше ничего.
Федор тоже на меня смотрел во все глаза. Однажды вечером пришел к нашему дому и стал ходить под двором туда и сюда.
- Да уж выйди ты к нему, - мама сказала, - по твою душу пришел.
Я принарядилась и вышла. Он молча подошел, руку кренделем подал, я оперлась на его руку, и мы пошли по деревне гулять. На глазах у всех. Федя давал понять всем, что он на меня виды имеет, и что никому более не дозволено со мной прогуливаться. Только строго по улице ходили. Никуда не отклонялись: ни на речку, ни в поле, ни в лес Федя меня не звал. Прогуляет меня, как лошадку застоявшуюся, и опять к калитке приведет и поклонится молча. И все. Как теперь говорят, концерт окончен.
Проходили мы так половину лета. И вот через два месяца Федя высказался.
- Пойдешь за меня?
- Зачем? Чтобы молчать рядом всю жизнь?
- Потом по хозяйству найдется о чем поговорить.
- А разве только по хозяйству люди разговаривают?
- Конечно. А зачем пустое говорить?
- Я подумаю, - сказала я ему.
Ночь не спала, все думала, а что ему ответить? И как представила, что мы с ним живем год за годом и все молчим и молчим. И мне так неприятно стало. И не вышла я к нему на другой вечер.
Он еще две недели ходил к нашему двору. Смотрела я на него из окон избы нашей. И хорош, и пригож, и работящий, и смирный какой, и сильный, и добрый. А как подумаю, что мы по хозяйству с ним только говорить будем, так оторопь и брала. Выходит, что говорить будем про корову и кур, и поросят, и про огород, и про сенокос, а про нас с ним мы и слова не скажем? И не услышу я никогда заветных слов? Полено я, что ли?
Он перестал ходить.
Вскоре жизнь поменялась. Война началась. Его забрали сразу же. Я побежала к клубу, а он стоит и на меня смотрит, и руки у него дрожат. Подошла я к нему, а он как обнимет меня при всех, так что косточки затрещали, как прижмет к себе изо всех сил своих.
- Любая моя! - прямо при всех и сказал.
Вот я и заплакала в голос.
Письма я ему стала писать на войну. Он там отличился. Ему геройское звание присвоили за подвиг. Звезду золотую дали моему молчуну. И только я успела обрадоваться и возгордиться, как похоронка пришла его матери.
Я его оплакивала несколько лет.
Потом замуж пошла за прадеда твоего. Вот уж балагур был. И на балалайке играл, и плясал, и истории рассказывал, заслушаешься, а на работу ленив был. Всюду я свою силушку клала.
Жила я с мужем, а Федю иногда вспоминала. Ведь сердце у меня к нему лежало. А что же я молчания его испугалась?
Мне мой муж много слов любви за жизнь сказал, но все как-то на ходу. А Федя мне сердцем добрые слова сказал. Вот и помню я их через столько лет.
А ты, моя детка, не ищи говоруна, а ищи любящего!
На молчунах наша сторонушка и держится испокон веку.