Жизнь длинною в жизнь

«Жизнь длинною в жизнь».
Предисловие.
Этот роман я писал очень долго, и не, потому что он трудно давался. Вовсе нет. Писалось легко, я писал о близких мне людях. Просто, пришлось переворошить гору исторического материала. Занимательная вещь история. Её пишут люди, в основном, эти люди заинтересованы. Они получают зарплату и пишут они, эту самую историю так, как выгодно их хозяевам. И ни куда от этого деться невозможно, к великому сожалению. Сегодня мы постоянно сталкиваемся с тем, что историю постоянно переосмысливают и переиначивают. Иногда, настолько искажая факты, что диву даешься. Я пошел другим путем. Я стал читать записки людей, совершенно не заинтересованных в искажении фактов. Они, просто, описывали свою жизнь, жизнь того времени, в котором они существовали. И оказалось, что история России выглядит несколько по иному, совершенно не так, как нам хотят сегодня преподнести некоторые политики и историки. Русский язык прекрасен, и не там поставленная запятая, совершенно искажает смысл происходящего. Сегодня всему миру пытаются навязать точку зрения, что Россия постоянно была агрессором, а просвещённая Европа, все время сдерживает агрессивные планы России. А вот это совсем не так. Россия ни когда не имела колоний, и ни когда в своей истории не навязывала свой порядок, тем малым российским народностям, которые проживали в России. Англичане и французы, при завоевании новых земель, сразу же навязывали свой язык и религию, покоренным народам. Огнем и мечем, выжигали их культуру. Все эти народы, в скором времени теряли свою идентичность и свой язык. В России же, такого ни когда не было. Всегда сохранялась вера и язык. А русский язык становился языком межнационального общения. Ни кому и в голову не могло прийти заменить финский язык русским. Поляки, вообще получили полную свободу, им оставили, даже, их денежную единицу. Это в какой стране могло такое произойти, что бы при агрессоре наступил рассвет культуры. После вступления Польши в Российскую империю, польская культура расцвела. Появились композиторы и художники. Маленький захолустный городишко Варшава, где не было ни водопровода, ни канализации за несколько лет стал третьим городом в России, потеснив с этого места Одессу. Варшава превратилась в одну из красивейших столиц Европы. А сегодня об этом ни кто не вспоминает. Польша ушла из России не потому, что ей было плохо, Польша ушла из-за коммунистического режима. По этой причине ушла и Финляндия. Сегодня ни кто не вспоминает, по какой причине Грузия пришла в Россию. Да что там Грузия. Многие народы пришли в Россию сами. Они находились на грани вымирания, и только в России они восстановили свою этническую принадлежность, сохранив при этом религию и язык. Не было бы сегодня Болгарии, как государства и болгар, как народ. Только благодаря России, сегодня есть такое государство на Балканах. Украина на коленях пришла в Россию, и этого сегодня не помнят. Запорожским казакам Екатерина Великая совершенно бесплатно раздала земли, а Галицкое панство, хочет вымарать имя Екатерины из истории Украины. Потомки запорожских казаков, пришедшие на кубанские земли стали многовековым оплотом России. Кубанские казаки сохранили свою культуру и веру. Они великолепно поют украинские народные песни, и ни кто им не мешает этого делать. Сегодня хотят переиначить и историю двадцатого столетия, хотя, остались, еще живы люди, которые делали эту самую историю. Не хочу касаться Великой Отечественной войны, есть, кому заниматься этим и без меня, но Японию вспомнить хочется. Когда американцы подарили японцам две «Малютки», в виде двух атомных бомб, сброшенных на Хиросиму и Нагасаки, Россия спасла Японию. Сегодня ни кто не задает интересный вопрос. Почему простые японцы не поодиночке, а целыми селениями принимали православную веру и почему в Японии стоят православные храмы? Россия подарила японцам жизнь, в виде вакцины против полиомиелита. Полиомиелит занесли в Японию американцы, а у японцев ни оказалось иммунитета, против этой болезни. Голодная и разрушенная Россия, пережившая войну, напрягла все свои силы и безвозмездно передала вакцину японцам. Япония была спасена. Это историю вымарали американские идеологи из памяти японцев. Обо всем, об этом, можно написать тысячи книг, но это не моя тема.
Зарубежные идеологи постоянно твердят о рабстве в России. Коснемся и этой темы. Назовите мне страну или стой, где не существует социального различия, между людьми? Есть только утопические идеи, но социальное неравенство, это суть всего живого на земле. Человечество, это лишнее подтверждение всего этого. Начиная от муравейника и пчелиных семей, и заканчивая львиным прайдом или волчьей стаей, везде социальное неравенство, такова жизнь земная. А было ли рабство в России вообще, даже при крепостном праве? Немецкие или английские помещики могли убить своего вассала, лишить его крова, я уже не говорю о праве первой брачной ночи. Когда такое было в России? Ни кому и в голову не могла прийти такая идея. Вы сейчас вспомните боярыню Морозову. И тут ответить просто. Конечно, изверг везде есть и Россия не исключение в этом. Но где и в какой стране могли помещика отправить в тюрьму или на каторгу, как отправили боярыню в России. Такого история Европы не знает. В какой стране рабы могли пойти воевать за свою Родину? Армия Наполеона ужаснулась, когда крестьяне стали грудью за свою Россию. Все время муссируется тема, что русский лодырь и русский пьяница. Так лодыря и пьяницу завоевать легко. Так почему же ни кому не удавалось одолеть Россию. Раньше в России и вовсе не пили. Все это пропаганда. В начале двадцатого века Россия занимала второе место в мире по потреблению алкоголя, но не от начала, а от конца этого списка. Меньше всего пили, только в Норвегии. Работали русские люди замечательно. Они кормили весь мир хлебом. Да, да, и Америку в том числе. Продажа российского масла за границу была сопоставима с продажей русского золота. Вот столько продавалось масла Россией. Споила Россию коммунистическая власть, вот это чистая правда. Американцы пили гораздо больше. Страна чуть не разрушилась из-за повального пьянства. Был введен сухой закон на всей территории Соединенных штатов, да и сегодня там пьют не меньше.
Все время Запад пытался понять русскую душу, но ни чего у них не получалось. Похоже, сегодня, до них дошло. Русская душа, это, прежде всего духовность. Вот теперь они серьезно взялись за это. Американская настоящая мечта. Что может быть лучше этого? Человек, благодаря своему уму и своим знанием возносится на вершину жизни. Прекрасно. Но в России пытаются внедрить не настоящую американскую мечту, а ту, которая полностью извращена и развращена. Культ денег превыше всего. Нет матери, нет отца, нет друзей. Все эти понятия заменяет доллар. Богатый человек, это не обязательно счастливый человек. С собой в могилу деньги не унесешь. В России было много богатых людей, но все они были меценатами, чего не скажешь о богачах Ротшильдах и им подобным. Насаждение культа денег привел к появлению пятой колоны в России, и чем больше этот культ, тем больше эта колона. Мы это все прекрасно видим в больших городах. Этих людей не интересует Россия, их интересуют только деньги. За деньги можно купить все и всех. Это развращает страну и людей. Когда в мире, таковых людей станет большинство, то мы все пройдем точку невозврата, и человечество погибнет, как вид. Слава Богу, Россия не допустит этой точки, духовность победит зло. Вот, именно, по этой причине вся западная пропаганда и бьет по России. Господа, ни чего у вас не выйдет, на том стояла, стоит и будет стоять русская земля. Россия - это не Азия, Россия - это не Европа, Россия - это Россия. Свой мир, свой континент и своя жизнь.
Собирая капля, по капле материал для романа, я пришел к полному убеждению, человечество будет жить вечно, ибо духовность России убить ни кому не под силу. Слава России. Я люблю тебя Россия.
                Питерским Гардемаринам
                Морского кадетского корпуса
                И Отдельных Гардемаринских классов
                1920 года выпуска, ПОСВЯЩАЕТСЯ!!!
Они очень любили жизнь, но еще больше, они любили свою Родину.
I
Федор, гардемарин морского корпуса с детства мечтал о море. Мальчик, рожденный в Санкт-Петербурге, после крещения в церкви Николаевского военного госпиталя был отправлен на родину к отцу в Воронежскую губернию. Впервые море он увидел в пять лет, когда летом приехал к отцу. Море его поманило, и он влюбился в него на всю свою жизнь. Дети о многом мечтают в жизни, но Федор только о море и думал. Он наотрез отказался ехать домой, и отец оставил его возле себя, в Петербурге. Теперь он влюбился и в Петербург. Детство прошло быстро, после гимназии вопросов не было, куда идти учится. Морской корпус, какой же еще выбор. Конкурс был огромен, но кроме этого нужно было иметь и безупречную поколенную роспись. Морским офицером не мог стать кто угодно в те времена, кроме безупречных школьных знаний, фамилия имела огромный вес при поступлении, слава Богу, с этим все было в порядке. Гимназию Федор окончил с золотой медалью, так что, экзамены в корпус не сдавал. Его отец подал прошение, на Высочайшее имя, Николай II начертал на прошении, принять, и вот Федор в морском корпусе. Первая часть детских мечтаний сбылась. В сентябре 1916 года его приняли в старший класс. Он гардемарин элитного морского корпуса России. Россия воевала, вся страна напряглась. В ноябре состоялась присяга на верность Императору Всея Руси. Во время присяги элитных подразделений, всегда присутствует и Царь. Хоть Николай II, и был очень занят, но традицию он не нарушил. На руках у Николая II был его сын, одетый в морскую форму. Все проходило торжественно и четко. Федор впервые видел Императора так близко и давал он свою присягу искренне, думая, что это на всю жизнь и один раз. Он еще не знал, что через три месяца ему придется присягать временному правительству. Николай II отречется от престола в столь трудное время для России. Романовым это он ни когда не простит. Ему было бы понятно, что в спокойное время для Державы, когда ей ни чего не угрожает, царь может отречься от престола. Влюбился, к примеру, в простую девушку. Любовь для него главное и выше Престола, тут вопросов нет, оставайся Великим князем и женись на любимом человеке, есть закон престолонаследования, свято место пусто не бывает, есть, кому на себя Державу принять, но в лихие времена этого делать нельзя Помазаннику Божьему. Он отвечает не за себя, он отвечает за всю Россию матушку. В народе Николая II называли «Кровавым», нет, не правильно это, какой он кровавый, не подписал ни одного смертного приговора тем людям, по которым веревка плакала, а сколько те злодеи лиха принесли в Державу, подумать страшно. Николай II должен называться «Слабым». Конечно же, Царь любил свою Россию, но этого мало в трудные минуты. Действительно, надо было стать «Кровавым», что бы утопить в крови всю ту поганую нечисть, которую прислали из-за границы, что бы навсегда, или, хотя бы, надолго отбросить Россию назад, сделать ее слабой и послушной. Но все эти испытания были в будущем. Федор стал на одно колено и прочитал, выученную, им наизусть, слова присяги, после чего, искренне поцеловал знамя. В эти минуты он был горд, горд за себя и свое Отечество. Такие минуты жизни забыть сложно, да, пожалуй, и не возможно. Это остается на всю жизнь, на долгую или короткую, тут как Бог даст. Теперь Вера, Царь и Отечество для него не пустые слова. Это честь, честь офицера, а честь всего одна. Теперь он вспомнил слова своего отца, хотя, тот и был сугубо штатским человеком.
- Запомни Федор на всю свою жизнь, если ты решил связать ее с военной службой. Любовь к матери и женщине, жизнь Родине, честь ни кому! Если ты отступишься, хоть на йоту от этого, у тебя не будит ни отца, ни братьев, ни фамилии. С Богом Федя. Я верю в тебя.
В кубрике казармы были накрыты столы, и Федор впервые в своей жизни выпил стакан водки. Все гардемарины были возбуждены, каждый из них хотел быть полезен Родине, все рвались на корабли и все хотели воевать. В кубрике появился дежурный офицер.
- Гардемарины, я понимаю ваше рвение. Не торопитесь, и Вам хватит с кем воевать. Вы еще успеете себя проявить. Сегодня ваше главное дело, это учеба. Флоту нужны достойные и знающие офицеры, главная ваша задача прилежно учится. Теперь разойдитесь. Отбой, как всегда в двадцать два ноль, ноль.
Федор пошел к себе домой. В доме праздник. Присяга, это праздник не только его. Собрались все офицеры его большой семьи. Федор больше не пил, а вот родственники часто выпивали. Тостов было много, и за Царя Батюшку, и за Россию матушку. Молча, выпили и за убиенных на фронте. Не только за офицеров, но и за весь российский люд. Тут не было разницы, какого ты сословия. Все полегшие за Родину святы.
Занятия в училище проходили буднично. Каждый будущий морской офицер учился отменно, ни кого не надо было заставлять это делать. Плохой судоводитель, это гибель корабля. Ребята были дружны, только некоторые из большой знати вели себя надменно, но с осторожностью. Все были горячими парнями, и любая ссора могла привести к дуэли, а это означало конец морской карьеры.
II
Этот Рождественский день 1917 года Федор запомнил на всю свою жизнь. Утром всей семьей были в церкви. К обеду вся семья и гости собрались у его отца. В это не спокойное время людей не было много. Все трое братьев, мать с отцом. Дядя, штабс-капитан лейб-гвардии Измайловского полка с женой и дочерью, несколько сослуживцев отца. Хоть был и торжественный день, в то время Новый год не был большим праздником, а вот Рождество всегда встречали с размахом. Изысканных закусок было не много, так, все русское. Икра зернистая, семга, заливная осетрина, разносолы, от квашеной капусты, до маринованных грибов, Смирновская водка, немного шампанского, Крымского производства и огромное количество пирогов. Даша, красивая и молодая деревенская девушка прислуживала за столом. После нескольких рюмок водки мужская компания стала, несколько веселее, но все равно чувствовалось напряжение. Война жуткая и гадкая портила всем настроение. Глава семьи был врачом, доктор медицинских наук, профессор, главный врач одной из крупнейших больниц Петербурга, сколько перед его глазами прошло искалеченных и изувеченных войной людей. Сколько он видел смертей, и не счесть. Из трех его сыновей, двое выбрали военную службу. Средний, Глеб, окончил морской корпус и служил мичманом на линейном корабле, отвечал за установку мин и торпедное оборудование. Младший, Федор, был гардемарином морского корпуса и хотел стать штурманом. Старший, Лев, окончил Петербургский университет и был хорошим бизнесменом. Работал в одном из крупнейших банков России и успешно играл на бирже.
В общем, обед прошел не очень весело. Мужчины встали из-за стола и перешли в кабинет хозяина дома Николая Федоровича, что бы обсудить обстановку в стране и поговорить, о своем, о мужском. Женщины остались в зале, и им было о чем поговорить.
Пока Николай Федорович доставал сигары и разливал мадеру, слово взял штабс-капитан. Он обращался ко Льву.
- Послушай меня мой дорогой племянник. В стране зреет буря, и я так думаю, начнутся беспорядки, слишком я высоко сижу и много вижу. Я заместитель командира не простого полка, а лейб-гвардии. Собирай-ка ты свои капиталы Левушка и дуй в Париж. Тут тебе делать нечего.
- Я уважаю, Ваше мнение дядя, но как на это посмотрят люди и мои коллеги. В трудный час для страны, я соберу все мои деньги и уеду, это не по совести.
- Да, какая там совесть, просто, когда начнутся беспорядки и все побегут из страны, ты будешь нашим плацдармом.
Тут в разговор вступил и Николай Федорович.
- Неужели так все плохо в стране Александр? Вроде, фронт стабилизировался. Мы переходим в наступление. Немного прижмем немчуру и победа, как всегда, будет за нами.
- Ох, Коленька, братец мой любимый, да, разве в германце дело? Ты ничего не видишь в своей больнице. Тебе все одно, что особ царской фамилии лечить, что простого мужика или солдата пользовать. Тут дело в другом. Немец эту войну выиграть не может, проиграет он, а вот смуту у нас в стране затеять может. Если будет бунт в нашей стране, то ты прекрасно знаешь, что такое российский бунт, страшнее не придумать. Месяц назад я по делам службы был в Воронеже, наш брат там начальник полиции, так вот он мне такое поведал, что я и вообразить себе не мог. Вешать надо было всех этих большевиков, меньшевиков и эсеров, а наш царь-батюшка игрался с ними. Увеселительные прогулки по Сибири им делал, они, видите ли, на каторгу с фортепиано стали ездить, а если чихать начинали, то для них и швейцарские курорты подавали. Послушай меня Лев, собирай добро и в Париж уматывай. Это мы военные останемся в России и умрем за неё, а тебе-то, зачем это делать. Смута уляжется, вот и вернешься.
- Я благодарен Вам за совет дядя, подумаю.
- Думай быстрее, что бы потом с голым задом не остаться.
Мужчины курили сигары, пили мадеру, потом перешли и на португальский портвейн. Беседа приняла более мирный характер. Штабс-капитан продолжал.
- Слушай Николай, тут люди взрослые сидят, хоть и твои дети, ответь мне на вопрос, как тебя угораздило ребенка сделать на стороне? Пусть твои сыновья слушают, вон Глеб, Георгиевский кавалер. Ну, влюбился ты в актрису, я это понимаю. Но зачем, же ей ребенка делать? Вот скажи, как нам теперь его принять в наш круг? Мы столбовые дворяне, что с простолюдином делать. Ни сегодня, так завтра нам его признать нужно.
- Братец мой, давай не будем касаться этой темы, хотя бы сегодня. Придет время, и эту проблему решим. Ни я первый, ни я последний. Влюбился, что тут сказать.
Мужчины продолжали мирно беседовать, все-таки праздник большой, а с ребенком, вот как обстояло дело.
Это было еще в начале двадцатого века. В Мариинском театре давали балет «Ацис и Галатея». В это время Николай Федорович был личным врачом наследника престола цесаревича Георгия Александровича, и они с супругой, находились в царской ложе театра. Доктор был скромным человеком по жизни, и ему не часто приходилось проводить время с царскими особами, но его с женой пригласили, и он не мог отказать. Видимо, так было угодно Богу. В этот день прима балерина госпожа Рыхлякова блистала, и Николаю показалось, что она так танцует, только для него. Ему казалось, что весь спектакль она смотрит, только на него. Доктор влюбился, да так влюбился, как можно влюбиться, только в шестнадцать лет. Он, умудренный опытом человек, доктор наук, влюбился, как гимназист, и с этим ничего поделать было нельзя. На следующий день он явился к актрисе домой с огромным букетом красных роз. Это сегодня легко это сделать в феврале, а в то время в Голландию самолеты не летали, и цветы достать было, ох, как не просто. Актриса не была обделена вниманием богатой публики. А кто был для нее Николай? Да, известный врач, но не миллионер с заводами и пароходами, ни герцог с огромными поместьями и домами. На много старше ее, она молодая, карьера в расцвете, еще появится богатый воздыхатель. В общем, актриса приняла его прохладно. Николай посещал все её спектакли, присылал цветы, но взаимности не получал. Потом Николай стал врачом при дворе принца Ольденбургского и уехал за границу. О своей любви он немного забыл. Да, он периодически посылал ей цветы и писал письма, но ответа ни когда не получал. Так прошло несколько лет. После приезда из-за границы, Николай Федорович возглавил крупнейшую больницу Петербурга.
 В последнее время актриса себя плохо чувствовала. У нее начали болеть суставы, и она не могла танцевать. По совету врачей она взяла месячный отпуск. Отдых не дал желаемого результата. Её осматривало множество врачей, давали рекомендации, лечили, но эффекта не было. Один из медиков заподозрил у нее костный туберкулез и ей посоветовал обратиться к доктору (?).  Актриса долго размышляла, как ей поступить. Ей было неудобно обращаться, именно, к этому доктору. Она отвергла его ухаживания. Но ей очень хотелось танцевать, и она написала ему записку.
- Дорогой и уважаемый Николай Федорович!                У меня большое горе, я не могу танцевать совсем. Если я Вам хоть немного дорога еще, то прошу Вас, зайдите ко мне. Я нуждаюсь в помощи. И подпись. Варвара.
Когда Николай получил эту записку, он тут же отправился к актрисе домой. Какой же она стала прекрасной. Слегка поправилась, на лице румянец. Карие глаза, чуть, чуть раскосые с искрой. Великолепные вьющиеся каштановые волосы. Высокая, красивая и великолепная фигура, что называется, смерть мужчинам. Добавить ничего нельзя. Николай ели, ели сдерживал себя, чтобы не признаться ей в любви. Но одно дело, когда это просто женщина и другое дело, когда она становится твоей пациенткой. Тут не до Амуров, надо и честь свою блюсти. Его приняли приветливо, но доктор занялся своим основным делом. Был проведен тщательный осмотр. Слава Богу, это не костная форма туберкулеза, подумал Николай, тут бы я не справился. Пришлось бы актрисе на долгие годы уехать в Швейцарию. В гипсе она бы правела не один год. Тут немного отлегло.
- Ну, что ж дорогая моя Варвара, самое худшее уже позади. Слава Богу, это не туберкулез. Завтра вы заедете в клинику, надо будет сдать некоторые анализы. Наверняка, я найду незначительное малокровие, вы хоть немного и поправились, но вы держите диету. Вам придется, на время отказаться от этого. Питерская погода вам не подходит. Надо солнце, много солнца и фрукты.
- Николай, дорогой, это все, что нужно?
- Понимаешь Варвара, машины и те ломаются от долгой работы, а ты не машина, ты создана из плоти. Стерлись хрящи суставов, как бы тебе проще высказать, на понятном языке и без медицинских терминов, нет смазки между костями, вот, суставы и болят. Нужно время, нужен активный отдых. Завтра, когда увижу твои анализы, расскажу тебе подробнее, что нужно делать.
- Николай, я готова для тебя сделать все, что ты захочешь, только сделай так, что бы я смогла танцевать.
И Варвара обняла Николая. Николай был холоден. Если бы его обняла здоровая Варвара, он бы тут же признался ей в любви и начал бы целовать и ласкать ее, но он врач, а долг врача не велит ему такого.
- Извините Варвара Трофимовна.
Он убрал ее руки со своих плеч.
- Я не могу и не хочу пользоваться вашим положением. Я врач. И главное, постелью не благодарят, постелью одаривают любимого. Начнете танцевать, и я признаюсь вам в своей любви. Жду вас утром у себя в клинике. До свидания.
Утром Варвара сдала все анализы и ждала в приемной доктора, когда примут ее.
Николай Федорович сделал обход. Сегодня он осматривал самых тяжелых больных. Специализированных клиник не было, а по Питеру свирепствовал туберкулез. У кого были деньги, те могли себе позволить заграничный курорт, а вот малоимущие граждане нуждались в его уходе. Он никогда не делал исключений, ему было все равно кто ты по происхождению или вероисповеданию, ты человек и тебе должна быть оказана помощь. За что его и уважали все, от графов и Великих князей, до простых людей нашего Отечества.
Николай помнил, что Варвара ждет его в приемном покое, но анализы еще не были готовы все, хотя и без них он знал, что нужно делать. Он сидел за своим письменным столом, когда посыльный принес ему письмо. Письмо было с сургучной печатью и княжеским вензелем.
-Уважаемый доктор (?).
Писал Великий князь, внук Николая I, моя жена, дочь Черногорского князя Милица Николаевна, тяжелобольная, по совету здешних врачей, а они наслышаны о Ваших работах в этой области медицины, они и предложили мне обратиться к Вам. Очень прошу Вас приехать ко мне. Все расходы по вашему переезду и пребыванию у меня я беру на себя. С Высочайшего позволения Вас командируют ко мне, но я Вас прошу лично удовлетворить мою просьбу. Подпись.
Да, это знак свыше, рассуждал Николай. Беру с собой Варвару и еду в Черногорию. Черногорские курорты как раз и нужны Варваре. Когда Варвара услышала, что она едет с Николаем на курорт, она опять кинулась в объятья Николая, но и как в первый раз Николай остановил ее.
- Варвара Трофимовна, чего мне скрывать? Я старше вас, но я влюблен в вас. Я готов для вас пожертвовать всем, и карьерой. Если бы я был офицером, мне бы пришлось уйти со службы. Я женатый человек, у меня дети. Церковь не даст мне развод, да и перед Богом я виновен. Но, что я могу поделать, люблю я вас всем сердцем. Мне не нужна благодарность от вас, мне нужна ваша любовь. Я вам уже говорил об этом, постелью не благодарят, постелью награждают любимого. Я хочу вас вылечить, и я сделаю это. Потом, как Бог даст. Собирайтесь, как сдам дела в больнице, так и уедем, думаю, через несколько дней.
Они сели в поезд и поехали. У каждого из них было свое купе. Николай долгих четыре месяца лечил княжну, не забывал и о Варваре. Та исправно выполняла рекомендации доктора. Княжна пошла на поправку, недуг отступил. Через несколько дней она совсем не будет нуждаться в помощи Николая. Он написал рекомендации по дальнейшему лечению княжны своим коллегам, а сам стал собираться домой. Варвару он не видел около недели, Николай отправил ее в горы. Ему сняли небольшой дом, рядом с владениями князя. Жить с князем в одном доме ему было неудобно. Своим происхождением Николай не уступал и Великому князю, его фамилия внесена в Бархатную книгу Российской Империи, но все же, субординация должна быть, да, и кроме лечения княжны, он продолжал свою научную деятельность. Была написана прекрасная работа по курортологии. Он сильно удивился, когда увидел Варвару, в своем доме. Та стояла в большом зале на пуантах и танцевала. Танцевала прекрасно. Николай перестал дышать, он прилип к стене, пытаясь не выдать своего присутствия. Он любовался Варварой. Какое счастье, Варвара, опять танцует и как танцует великолепно. Варвара очень высоко выпрыгнула и сделала несколько па и вдруг увидела Николая. Она бросилась ему на шею.
- Не прогоняй меня любимый, я так счастлива. Я люблю тебя, я готова за тебя жизнь отдать. Ты мой, я тебя ни кому не отдам. Я, там, в горах это поняла. Я еще не знала, что смогу танцевать, но я уже знала, что люблю тебя.
Вот с этого дня и начался их бурный роман. Как Варвара танцевала. Такого триумфа она не знала раньше. Аншлаги на все ее спектакли. Огромное количество поклонников и море цветов, но она, ни кого не видела перед собой, только Николай. Все свое свободное время она посвящает любимому ею человеку. Все свое свободное время они проводят вместе. Сначала шептались по углам, потом, начали и вслух говорить об этом петербургском романе. У Николая состоялся разговор с женой. Он был человеком чести, и затягивать эту беседу не имело смысла.
- Елизавета. Я не могу обманывать тебя, да, и не хочу. Скорее всего, ты и сама обо всем знаешь. Я люблю эту женщину, и я с ней счастлив. Я и тебя люблю, ты подарила мне прекрасных трех сыновей, и я благодарен тебе. Но, что я могу с собой поделать? Я ложусь спать и думаю о ней. Я просыпаюсь утром и думаю о ней. С тобой я не разведусь никогда, ты мне Богом дана. Я христианин, я православный человек. Если ты мне скажешь, что бы я прекратил встречи с Варварой, я наступлю на горло своему самолюбию и уйду от нее, правда, одним счастливым человеком станет меньше на земле. Ты от этого счастливее не станешь. А мою любовь погубишь. Как скажешь, так я и поступлю.
- Бог с тобой Николаша. Не хочу я мешать твоему счастью. Так случилось, ты полюбил другую женщину. Мы живем в начале двадцатого века, все меняется в этой жизни. Не буду я тебе мешать. Поеду в свое имение в Воронежской губернии, там открою школу для детей, вот и мне будет занятие. Дети выросли, станут взрослее, поймут, не осудят.
Николай поцеловал руку своей жене. Он был благодарен ей.
Не долог век актрисы балета. Сначала молодежь наступает на ноги, потом становится вровень, главное не пропустить тот момент, когда молодые актрисы начнут выходить вперед. Если ты уловил это, то уйдешь на вершине и не превзойденной, о тебе будут слагать легенды, но уж если пропустил вперед себя, то все, полное забытье и крах. Варвара была умной женщиной, она стала понимать, пора уходить со сцены. Да, еще море цветов, да, огромное количество поклонников, но пора и честь знать. В этом она призналась Николаю. Замуж выйти она не могла, жила с любимым ее человеком, но женат был он, а ей очень хотелось иметь ребенка. У них состоялась беседа и, пожалуй, первая размолвка в их долгой любви.
- Николай, я очень благодарна тебе, я люблю тебя. Я ни кого не любила в своей жизни. Ты мой первый мужчина и я хочу ребенка от тебя. Я понимаю, ты дворянин и в твоих кругах плохо примут, если я рожу от тебя, но, что мне делать? Я хочу реализовать нашу любовь и подарить тебе сына.
- Ох, Варвара, трудную ты поставила задачу передо мной. Если бы я был один, то с радостью принял бы от тебя этот Божий дар, но, к моему сожалению, я не один. Мой брат офицер элитного полка России, один сын морской офицер, другой готовится стать таковым, им служить надо, а их попросят оставить службу. Таков кодекс чести офицерской, не я его придумал. Ты еще молода, а я еще не дряхлый старик, успеешь родить. Давай подождем не много.
Варвара глянула на Николая не добрым взглядом, но промолчала. Любовь дала первую трещину. Прошло время. Они продолжали любить друг друга, жили одним домом, дети редко навещали отца, но его это не тяготило. Работа отнимала много сил. Было много заграничных командировок, награды на него посыпались как из рога изобилия. Николай уже думал, что Варвара успокоилась и перестала думать о ребенке. Она больше не возвращалась к этому вопросу. Но Николай сильно ошибался в этом. Тогда еще об этом медицина не знала. Долгие годы тренировок, огромные физические и нервные нагрузки вызывают у женщины гормональные нарушения, вот поэтому Варвара и не могла забеременеть. Варвара оставила театр. Через некоторое время ушла угловатость тела, она слегка поправилась и превратилась в русскую красавицу. Она и раньше была красива, но теперь, любой, кто ее видел, сразу, же говорил, она прекрасна. Манифик. Как и положено молодой и здоровой женщине, живущей с мужчиной, Варвара забеременела. И, как и положено, от дня зачатия, после девяти месяцев родила ребенка, как и хотела, мужского пола. Трудно все объяснить, каждое время имеет свои законы, такова жизнь. Николай, стал по не многу, отделятся от Варвары, было несколько размолвок и они стали жить порознь. Мальчика Варвара нарекла в честь своего любимого Николаем, Николай Федорович продолжал содержать Варвару и своего сына всю свою жизнь. Варвара замуж так и не вышла. Можно ли кого-то осуждать в этой истории? Не знаю.
Брат Николая Александр не зря поднял этот вопрос. Мальчик учился в гимназии и хотел стать офицером. А тут возникало много сложностей.
III
Между тем, мужчины продолжали говорить о политике, сегодня эта была главная тема в стране. Темнело, зашла жена Елизавета в кабинет мужа и всех пригласила за рождественский стол. Предстоял ужин. Спустя много лет, про это Рождество Федор расскажет своему внуку Александру, но это будет все гораздо позже. И как поется в песне, Задули вихри враждебные. Ужин подходил к концу. Александр кинул салфетку.
- Все было очень вкусно, а главное по-русски, без излишеств. Завтра утром я уезжаю в полк. У меня в доме остановился подполковник  Каппель, настоящий русский офицер, Георгиевский кавалер. Его вызвали в ставку. Мы, утром с ним уезжаем на фронт. Я бы хотел, что бы меня провели мои племянники.
Первым ответил Борис.
- Дорогой мой дядя, я бы с огромным удовольствием встретился со столь почтенным офицером, но на рассвете за мной придет катер и я должен быть на своем корабле.
Федор сказал, что думает.
- У меня увольнительная и я проведу Вас дядя. Мне хочется увидеть героя. Я утром буду на вокзале.
Александр с женой и детьми уехал, затем ушли и сослуживцы Николая, семья осталась в полном сборе. Давно они вместе не были. Да, пожалуй, и не придется им больше быть всем вместе.
Федору очень хотелось познакомиться с Георгиевским кавалером. Хотя брат его и был таковым, но это брат, а вот что бы познакомиться с Георгиевским кавалером, для этого надо было и самому быть рядом. Утром поехал не на вокзал, а прямо домой к дяде. Там шли сборы в дорогу.
- А, Федор, это ты, проходи. Ты же хотел на вокзал приехать.
- Не терпелось познакомиться с подполковником и какое знакомство на вокзале, там провожать надо.
- Тогда, знакомятся, вот так выглядят Георгиевские кавалеры. Они на войне заметные люди, а в жизни, очень скромны. Владимир Оскарович, разреши представить тебе моего племянника, Федора. В скором времени будет морским офицером. Человек надежный во всех отношениях. Каппель и Федор пожали друг другу руки.
- Раз ваш дядя так вас представил, значит, так оно и есть. Не знаю, какой я герой, а вот Александр совершенно бесстрашен. Если бы вы видели, как он недавно поднял свой полк, в штыковую атаку. Немцы разбежались, кто куда. Мне уже и не пришлось напрягаться, что бы занять их окопы. Я получил Георгия, а вся заслуга вашего дяди.
- Владимир, не надо. Все по заслугам.
Они еще немного побеседовали и отправились на вокзал. Больше Федор своего дядю в живых не видел. Как рассказали потом Федору, полк Каппеля нес большие потери и для того, что бы спасти людей, штабс-капитан Александр (?) ударил во фланг немцам, подняв свой полк, в штыковую атаку. Пуля попала ему в грудь и пробила сердце. За мужество и героизм ему было присвоено звание полковника лейб-гвардии Измайловского полка, посмертно.
Так ушел из жизни еще один человек долга. Русский столбовой дворянин, офицер и Георгиевский кавалер. Он выполнил главную привилегию русского дворянина, он первым пошел и умер за свою Родину. Слава русскому дворянству.
IV
Наступила весна. Весна это не только обновление жизни, весна в Петербурге, это еще и выпускные балы. Выпускные балы пансионов благородных девиц. В этот день в свет выпускают сотни красивейших девушек России и кто опоздает к этому празднику, тому не найти свою прекрасную половину. Жаль, что это весна тысяча девятьсот семнадцатого года. И тут дело не только в войне с Германией и февральской революции, весь ужас заключался в том, что царь Всея Руси Николай II отрекся от Престола. Если бы на трон взошел его приемник, не было бы такого хаоса в стране, а это уже было предательством со стороны Дома Романовых. Царь батюшка для России, это отец, мать и вся родня. Россия без царя жить не умела. Гардемарины Петербургского морского корпуса самые последние присягнули временному правительству. У них еще в памяти не остыла недавняя присяга на верность России, которую они принесли Николаю II. Они были молоды, и горячи, они самозабвенно любили своё Отечество и желали всем своим юношеским сердцем заслужить ответную любовь Родины. Гардемарины долго сомневались, надо ли это делать, но их командиры убедили сделать им такой шаг. Шла война, и надо было присягать правительству, хоть оно и было временным. Дисциплина в училище несколько упала, хотя все гарды и учились превосходно. Был выходной день, в увольнение ни кого не отпустили, но старший класс гардемарин на сегодня был приглашен на выпускной бал в пансион благородных девиц. Прошу не путать с институтом благородных девиц, который находился в Смольном. Большевики еще его не заняли под свою штаб квартиру, большевики еще сидели в засаде, что бы потом учинить государственный переворот в России, который приведет к гражданской войне, голоду и разрухи, и который унесет многие и многие миллионы жизней. Сколько людей не долюбили и не дожили, трудно сосчитать, а сколько людей не родилось на этом прекрасном свете, и представить себе не возможно.
Федор лежал на своей койке. В другое время ему бы ни кто не разрешил сделать это в полуденный час, но сегодня было можно все, или почти все. На бал он идти не собирался, и невеста была ему не нужна. У него были свои понятия о жизни. Он читал рассказы своего любимого писателя Константина Станюковича о море и службе и на сегодня его больше ни чего не интересовало. В кубрике появился его закадычный друг Георгий и начал готовится к балу. Надо было до блеска начистить пуговицы мундира и бляху ремня. Отгладить рубаху и мундир. Денщик гардемаринам не полагался по штату, и все приходилось делать самим. Ничего не сказав Федору, заодно и его вещи он привел в порядок. Они подружились с Федором с самого первого дня, когда Федор появился в корпусе. Георгий прозанимался два года в младших гардемаринских классах, а вот Федора приняли сразу в старший класс. Их образования здорово разнились, и на то была причина.
Георгий грузинский князь, но это только название, что князь. Его княжество состояло из маленькой горной деревеньки с виноградниками, пожилой его бабушки и сотней овец, которые паслись на ничейных лугах Кавказских гор. Таких княжеств как Георгия в имении матери Федора уместилось бы с сотню, если не больше. Из его окна дома, в этой деревушке, открывался великолепный пейзаж на просторы Черного моря. Родители отца Георгия долгое время собирали деньги на учебу сына. Они и сами работали трудно наравне с крестьянами. Торговали овцами, лошадьми и вином. Трудно понять, чем эти князья отличались от простых крестьян, но они были потомками древнего грузинского рода и все свои силы отдавали, что бы вывести в люди своего сына. Потому он и был один в семье. Вся ставка жизни была сделана его отцом на Вано, что по-русски означало Иван. Ему дали сносное образование, но, ни о каком Петербурге речи быть не могло. Попросту, у них не было таких денег, и отец Вано подобрал ему прекрасное кавалерийское училище в Ростове. Единственное, что мог делать превосходно и великолепно Вано, так это управлять лошадью. Вот тут ему равных сыскать было трудно. С детства он полюбил лошадей и с этой любовью он ни расставался, ни на день, только, после своей успешной женитьбы. Но об этом чуть позже. В училище Вано приняли с огромным трудом, но князю не отказали. Он прилежно грыз гранит науки, прекрасно понимая, что его родители из кожи вон лезут, что бы он мог выбиться в люди. Он не играл в азартные игры, боясь проиграться, а для того, чтобы не соблазниться этим злом, еще и перестал пить вино. Родители часто ему присылали с оказией прекрасные грузинские вина, но он все раздавал своим однокашникам. Если сначала над ним подтрунивали кадеты, то потом они его полюбили. Теперь они один или два раза в месяц могли напиться прекрасного грузинского вина. Ему стали помогать в учебе. Но если сильно разобраться, в общем, он был чужой для большей части кадетов и крепкой дружбы у него, ни с кем не было. А в жизни любой мужчина, тем более, такой горный и горячий, всегда хочет иметь настоящего друга. Так прошло несколько лет в училище. В начале третьего курса к ним в училище, переводом из Петербурга, поступил кадет, граф Михаил Ермолов. За какой неблаговидный поступок его перевели в Ростов, ни кто толком не знал. Он был родовитее всех ростовских кадетов, вел себя, несколько заносчиво, и его не приняли в свою среду кадеты. Как-то само собой получилось, но Вано и Михаил подружились. По началу, и у них были натянутые отношения, но два одиноких молодых человека, постепенно сближались и через год они уже были не разлучными друзьями. Летний отпуск Михаил решил провести не в Петербурге, там бы его не очень хорошо приняли, а в имении Вано. Там их дружба переросла во взаимную мужскую уважительную любовь. Михаил не был испорченным мальчишкой. Так его воспитали, и когда он остался один на один с собой он здорово переменился. Рядом с ним больше не было графских и баронских сыночков, и он стал нормальным человеком. У Вано в гостях он и рассказал, что произошло с ним в Петербурге. Он познакомился с малолетней особой, очень красивой девушкой. Как и положено, воспылал к ней любовью, скорее страстью, если правильно сказать. Отец девушки из обедневших дворян и работал инженером на одном из заводов Петербурга. Человек он был не глупый, сделал изобретение и запатентовал его. Появились лишние деньги. По делам завода, он достаточно часто ездил в Екатеринбург на Урал. Там он познакомился с очень интересным человеком и тот ему посоветовал вложить все деньги в одну из веток уральской железной дороги. Должен был разрабатываться один перспективный рудник на Урале. Ни кто в эту затею не верил, думали, что это очередная афера, потому и акции стоили копейки. А вот инженер поверил и еще долгие два года скупал акции. Над ним, даже, начали посмеиваться. Но в один прекрасный день рудник заработал, началось бурное строительство железной дороги. Акции взлетели в цене до небес. За несколько дней инженер стал богатым человеком. Нет, он не стал миллионером, но, все, же был достаточно богат. Мать девушки умерла от чахотки. Из всех умирающих людей Петербурга от этой болезни умирал каждый седьмой человек, ни взирая, ни на положение, ни на звания. Инженер был не от мира сего и продолжал заниматься наукой, работать на заводе, теперь ему было ни к чему. Дочкой занималась нанятая им француженка – гувернантка. Но ей, по большому счету, было глубоко наплевать на нравственность молодой особы. К пятнадцати годам девчонка прекрасно созрела, у неё был лукавый взгляд, а выглядела она, просто, великолепно. В деньгах она не нуждалась, и с деньгами у нее появилось множество взрослых подруг. Вот на одном приеме Михаил и познакомился с Татьяной. Она ему состроила глазки, тот и воспылал страстью. Сначала они гуляли в парке, у всех на виду и ничего плохого в этом не было, их всегда сопровождала гувернантка. Но как-то Михаил выпил с друзьями шампанского, и ему в голову пришла потрясающая мысль, забраться к Татьяне ночью по водосточной трубе в окно. В общем-то, глупая выходка, да и только. Парень он был сильный, занимался гимнастикой и фехтованием. Труба оказалась крепкой, и он проник в спальню к Татьяне. Татьяна недолго сопротивлялась, делала она это очень тихо, чтобы не дай Бог не разбудить отца. В общем, этой же ночью она из девицы превратилась в великолепную любовницу. Ей сразу все понравилось. Она получала от процесса любви дикое удовольствие, не часто такое можно встретить в столь юном возрасте. Оргазм она испытывала, просто, сумасшедший. Теперь Михаил проводил с ней, почти, каждую ночь, если мог тайком вырваться из казармы. Эта безумная любовь продолжалась несколько месяцев. Не знаю, кто их сдал, возможно, Татьяна сама и рассказала все своему отцу, желая выйти замуж за Михаила. Михаил граф и ей такая партия сулила огромное преимущество в жизни. Под утро ее отец появился внезапно в спальне, когда они обнаженные занимались любовью. Скандала еще не было. Отец Татьяны, в тот же день, отправился к родителям Михаила. Татьяна была не совершеннолетней девицей, и ее отец хотел принудить родителей Михаила к свадьбе с его дочерью. Наверное, возражений бы не последовало. Но тогда Михаилу нужно было оставить службу и училище. До получения офицерских погон, об этом и речи быть не могло. Кадет не имел право жениться по уставу. И по-тихому, это сделать не возможно. Слишком громкая фамилия. Только обручение, но какие тут обязательства. Завтра Михаил мог влюбиться в другую особу и прощай и девственность и свадьба. В любом случае девица проигрывала во всем. Будет скандал или нет, не имело значения. Выслушали и Михаила. Тот не возражал, но оставлять службу категорически отказался. Жениться, так жениться, но чуть позже. Разразился скандал. Другого бы уволили из училища, и забрили бы в солдаты, но Михаил свой поступок совершил не по злому умыслу, а по не пониманию последствий, в общем, его батюшке удалось уговорить Великого князя Михаила Михайловича, который был попечителем этого корпуса, и Михаила перевели в Ростов. Как уладил дело отец Михаила с отцом девицы, Михаил не знал. Но гроза прошла, слегка подмочив репутацию Михаила. Михаил и Вано продолжали учиться и дружить. Все свое свободное время они проводили вместе. Вот и скоро окончание училища, для Вано встал вопрос, а что дальше, куда он поедет служить? Тут понятно. Вано ожидала служба в средней полосе России, в лучшем случае его могли послать на Кавказ, как местного жителя. Ни каких перспектив в жизни. Найдет себе провинциальную красотку, хорошо бы богатого помещика, прослужит пару лет и в отставку, ни какой войны на горизонте жизни не было. Будет жить в имении, ходить на охоту и гоняться за местными девками. Вот и вся перспектива в жизни, все равно, это лучше, чем пасти коз в горах. Зато, перед Михаилом открывалось прекрасное будущее. Да, век гусарства прошел, на дворе конец девятнадцатого века, а вот кавалергарды, с их красивейшей формой еще остались. Труден путь в кавалергардский полк, но с титулами Михаила ему доступно все. Михаил не хотел расставаться с другом и уговорил его, что бы и он написал рапорт на вступление в полк. Михаила зачислили в полк сразу, а вот Вано получил отказ. Но тут постарался Михаила отец, отставной генерал, после того как получил письмо от сына.
- Отец, у меня есть друг Вано, я писал тебе о нем. Он князь, хоть и бедный, но он достоин кавалергардского полка. Прошу тебя, помоги ему, без него я ни куда не поеду, а останусь там, куда назначат его. Твой сын Михаил.
Отец Михаила поехал к полковому командиру кавалергардов, они были давнишними друзьями, и вопрос был снят с повестки дня. Так Иван Тариэлович Корнели стал прапорщиком кавалергардского полка. Михаил же получил звание на ступень выше, он стал подпоручиком. Когда Вано впервые увидел Петербург, он был шокирован. Он и представить себе не мог, что могут существовать такие огромные и прекрасные города. На первое время он поселился у Михаила. Нужно было прийти в себя, обустроится на новом месте. Но его шок на этом не закончился. Все его чаянья о карьере были перечеркнуты мгновенно, когда он понял, сколько будет стоить его парадный мундир, я уже не говорю о денщике, лошади и прочих атрибутов кавалергарда. Но и это оказалось не самым страшным, он мог рассчитывать на приличное жалованье кавалергарда, и при сильной экономии средств, можно было выжить в этих условиях, но весь ужас заключался в том, что кавалергарды никогда не получали жалованья в полковой кассе, за все время существования полка. Ни один офицер полка, даже и не думал об этом, они, и полученные ими ордена изготовляли за свой счет. Вот с этими мыслями Вано и отправился в комнату Михаила.
- Все Михаил, я пишу рапорт, с просьбой о переводе меня на Кавказ.
Когда Вано волновался, его кавказский акцент был чудовищен. За время своей учебы он справился с акцентом и сносно говорил по-русски. А сейчас и не все слова его можно было разобрать.
- Ваня, ты не волнуйся. Говори внятно.
- А, что тут не понятного? Когда я подсчитал все свои расходы по службе, то понял, что у меня есть только два пути. Первый, это пустить себе пулю в лоб, но я, ни чего плохого в жизни не сделал, что бы совершить такой поступок. И второй, надо перевестись в другой полк. Я там, хоть смогу получать свое офицерское жалованье. Даже, если мои родители продадут свои земли с виноградниками и весь скот с частью Кавказского хребта, мне этих денег хватит, только, что бы рассчитаться за парадный мундир.
- Это для меня не новость. Я знал, что так будет. Если бы я тебе в Ростове сообщил об этом и предложил бы деньги, ты бы меня послал, куда подальше. Знаю твою щепетильность и горячность.
- Так ты думаешь, что я тут возьму у тебя деньги? Ошибаетесь подпоручик.
Вано впервые назвал Михаила не по имени, а по званию. Ничего хорошего это не предвещало. Могла возникнуть ссора.
- Ваня не горячись. Я твой друг, выслушай меня, внимательно, не перебивая. Да, я знал, что так и будет. И ничего страшного в этом нет. Не ты первый, и беднее тебя служили, и все было нормально. Нам бы до парада дотянуть. На параде будут молодые дамы из хороших семей. Когда ты на лошади проедешь и покажешь все свои трюки, половина дамочек будет у твоих ног. Мы тебя женим на княжне или графине. И все будет в порядке. И вот тебе деньги. Горячиться не надо. Если хочешь, можешь расписку написать. Женишься, отдашь. Да, и лошадь твоя стоит на конюшне, вороной конь, ахалтикинец, Агдам. Вот иди на конюшню и знакомься с ним. Там вы найдете общий язык быстро.
Вано еще немного посопел, но слово конь, его возбудило в другую сторону. Стреляться он больше не хотел и побежал увидеть друга. По-другому он к лошадям не обращался. На конюшне стоял прекрасный конь, через пять минут, они уже были «не разлей вода». Мирная жизнь. Служба в полку не обременительна. Полк готовился к параду. То, что на лошади умел делать Вано, не мог повторить ни один кавалергард, и Вано должен был показать все это Императору. Ясный солнечный день. Император со всей своей свитой принимает парад. Маршем прошел Семеновский полк, за ним и Измайловский, настал черед кавалергардов. От их мундиров расшитых серебром и золотом исходило сияние. Казалось, что включили тысячи ламп на плацу. Проскакали они перед главной трибуной великолепно. Потом выехал Вано на своем красавце коне. Сначала конь встал на дыбы и заржал, затем очень смирно поклонился Императору, согнув, при этом переднюю левую ногу, и стал на колено. Вано вытащил саблю из ножен, что он вытворял потом на своем коне, такого зрители давно не видели. Затем строем прошли и другие полки. Царь был в восторге от увиденного им. Александр III рукой подозвал к себе адъютанта.
- Что за молодец на лошади показывал мне джигитовку, спросил он. Пусть подъедет к трибуне, я хочу с ним познакомиться.
Через минуту Вано подъехал к Александру III.
- Как звать тебя молодец?
- Прапорщик князь Корнели, Ваше Величество.
- А еще лучше сможешь?
- Как прикажете Ваше Величество.
- Ладно, иди, служи Отечеству.
- Слушаюсь Ваше Величество.
И Вано ускакал. Теперь Вано думал, что любые двери для него открыты, и он сможет сделать для себя отличную партию. Но все оказалось гораздо сложнее.
Князь, то он князь, но такими князьями, как он, можно было выложить всю мостовую Невского проспекта. Если бы он был в Москве, или на худой конец в Париже, возможно там бы его и приняли в лучших домах, но это Петербург, столица Мира, тут для него двери, ни кто не открыл. Да, его принимали у себя знатные вельможи, но только с Михаилом, прием был холоден и без рукопожатий. Вано отчаялся. Пора покидать Петербург. Как-то осенним днем перед ним проехала коляска, в ней сидела очень красивая женщина. Как только Вано ее увидел, его поразила стрела Амура в самое сердце. Он влюбился сразу и готов был умереть за свою любовь. Он начал ходить за ней повсюду. Около десяти утра дама выезжала в парк и около часа гуляла со своей болонкой. Встречалась с подругами в кафе, после обеда. По вечерам посещала театры, но все время была одна. Вано узнал, где она живет, но не представлял себе, как с ней познакомиться. С этим он и явился к Михаилу.
- Михаил, я влюблен. Эта самая прекрасная женщина, которую я видел в своей жизни. Ты у нас человек знатный, поехали к ней, и ты, мня, представишь ей. Если она меня отвергнет, то я тот же час уеду из Петербурга.
- Я не против. Но кто эта дама, как, хоть, звать-то её?
- Я не знаю ее имени. Она живет на Фонтанке, у моста, в пятиэтажном доме. Занимает весь второй этаж.
Михаил задумался.
- Ваня, друг мой. А случайно не Татьяной ее звать?
- Не знаю Миша, но красоты она необыкновенной. Поехали, я не могу ждать.
Они сели в коляску и покатили по мостовой. Подъехали к дому. Теперь Михаил все понял. В этом доме жила Татьяна. После скандала Михаил Татьяну не видел больше. Даже, когда вернулся в Петербург, не нанес свой визит к ней. Между ними все было кончено. Хотя, может Татьяна и съехала с этой квартиры, на это и надеялся Михаил. Они вышли из коляски у парадного подъезда. У входа их встретил бородатый швейцар.
- Любезный, кто живет на втором этаже, спросил Михаил.
- Барыня Татьяна Гавриловна Бородина со своим батюшкой.
Михаил взял Вано за руку.
- Теперь и не знаю, что делать Ваня. Это Татьяна, та о которой я тебе рассказывал.
- Мне все равно. Знакомь. Я влюблен и хочу на ней жениться.
- Иван, побойся Бога. Тогда, сначала ты должен убить меня, потом просить ее руки.
- Ничего это меня не интересует. Она была молодая и дурная, ты был молод и глуп. Мне все равно, что было вчера. Меня интересует, что будет сегодня и завтра. Пошли к ней.
Они поднялись на второй этаж. Дверь им открыл лакей.
- Чего изволите господа?
- Барыня дома?
- Да. Только что пообедала, собирается в город.
- Мы к ней. Проведи нас.
- Как вас представить?
- Граф Михаил Ермолов.
- А второго барина как звать-то.
- Это тебя ни касается, назови только меня одного.
Они зашли в приемную и стали ждать. Как только лакей сказал, кто пришел, Татьяну охватило жуткое волнение. Неужели вспомнил, подумала она. Столько лет прошло. Ладно, поговорим, узнаю, чего он хочет. Потом и думать буду.
- Пригласи графа в зал. Сейчас я выйду к нему.
Михаил приказал Вано ожидать его в приемной.
- Когда будешь нужен, позову, а так сиди тихо, как мышь, и ушел.
Через некоторое время появилась и Татьяна. Она встретила Михаила прохладно. Но если бы Михаил обнял ее, она бы ответила ему взаимностью. Таков был ее не хитрый план. Сама вешаться ему на шею, она не желала. Если обнимет, то сразу под венец, в постель больше она просто так с ним не ляжет.
- Здравствуйте сударь, чему обязана Вашим визитом. Вы уже давно в Петербурге, но так и не соизволили нанести мне визит. Несколько лет назад, Вы бурно признавались мне в любви. Теперь я нормально и замуж выйти не могу. Так, чем обязана?
- Здравствуй Татьяна. Не надо так холодно и жеманно меня принимать. Я к тебе по делу.
- Так я Вас и слушаю. Говорите граф.
- Давай без сцен и сантиментов. Любил ли я тебя? Наверно, любил. Давно это было. Забудем об этом. У меня есть друг, он влюблен в тебя. Просит, что бы я представил его тебе. Это достойный человек.
- Ну, конечно. Надкусил яблочко и теперь хочешь сбыть меня с рук, и с глаз долой. Вы в своем уме граф?
- Вот опять ты за свое. Еще неизвестно, кто кого совратил. Наверняка, это ты все и рассказала своему отцу, что бы женить меня на себе. Не надо строить невинность. Повторяю, я не затем пришел, что бы ворошить старое. Я князю все рассказал о нас с тобой. Он настаивает на встрече. Ему все равно, что было раньше, он влюблен. Я не хотел этого делать, но повторяю, он настаивает. Он человек не обычный. Он грузинский князь и если он прощает все наши прегрешения, то он, действительно влюблен. А тебе и решать, нужен ли тебе такой супруг или нет. Естественно, я на свадьбе присутствовать не смогу, но если, хоть кто-то плохим словом обмолвится о тебе и о нем, я вызову того негодяя на дуэль. Пусть это будет стоить мне жизни или карьеры. Надо всегда платить по счетам. Я еже не тот повеса, которого ты знала несколько лет назад. Я здорово изменился. Жизнь научила.
- Да, он еще и князь. Ладно, зови своего князька, будем чай пить. Сейчас я распоряжусь.
Представление Ивана Татьяне, на удивление прошло спокойно. Они мирно беседовали. Татьяна не рвалась замуж, но и такое ее положение в обществе не устраивало. Поживем, увидим, подумала она. Мужчина он симпатичный, сделает предложение, я ему не откажу. В Петербурге нас не примут, а вот на периферии и за границей княжну примут везде. Слава Богу, не бедная. Окажется плохим мужем, будет ходить с рогами, а если и разведемся, то, хоть титул у меня останется. Кому какое дело, что грузинский, все одно князь. Михаил их оставил, а они еще долго беседовали между собой. Теперь Вано все время пропадал с Татьяной. Молва его не волновала. Он появлялся с ней в театре и на приемах. Через месяц Вано сделал предложение Татьяне, она согласилась и тут же уложила его в свою кровать. Она истосковалась по мужчине. Вано оказался девственником, но Татьяну он полностью удовлетворил, как женщину, а как муж, Татьяна узнает об этом позже. Они счастливые венчались в церкви. Михаил был приглашен на венчания, но в церкви так и не появился. Через год Вано вышел в отставку в звании подпоручика, и они уехали в имение отца Татьяны, которое он выкупил специально для молодоженов. Еще через год родился их сын Георгий. Больше Татьяна детей иметь не хотела. Они много путешествовали по Европе, но жили скромно и денег им хватало. Вано на деньги жены отстроил, и свое родовое гнездо и они в летние месяцы проводили в горах или у Черного моря. Георгия они оставили в Грузии, на попечение бабки с дедом. Тот рос как простой крестьянин. В горы он не пошел, а спустился вниз к морю. Как подрос, начал ходить с рыбаками в море. Море он полюбил на всю свою жизнь. Он был физически крепок, не большого роста, слегка кривоног, сказалось кавалерийское прошлое его отца. Ему дали образование, какое смогли, и в шестнадцать лет он отправился в Петербург, искать свое счастье.
Мой рассказ был бы не полон. Хочу забежать несколько вперед и окончить рассказ о родителях Георгия. В восемнадцатом году, когда Георгий думал, что его родители в Париже, они были в своем грузинском имении. О революции в России они толком ни чего не знали. Их все сбережения находились в кредитном банке Петербурга и когда они перестали получать положенные им деньги, то только тогда поняли, что в России случилось несчастье. Ох, как они ошибались, что Грузию минет бунт, но смута пришла и туда. Сначала запылал Тифлис, а потом и вся Грузия была в огне. К ним в имение прискакали какие-то люди в оборванных шкурах с винтовками за плечами. Крестьяне забились по своим углам. Кто были эти люди красными или просто бандитами, ни кто уже об этом не скажет. Сделали обыск в доме, разрушили и поломали все. Никаких ценностей не нашли, кроме украшений Татьяны. Их обоих связали и на ночь кинули в сарай. Тут и призналась в любви Татьяна своему мужу.
- Ты знаешь Ванечка, я ни когда не признавалась тебе в своей любви. Теперь хочу это сделать. Когда мы с тобой поженились, ты полностью удовлетворял меня как мужчина. После Михаила, у меня было несколько любовников, чего греха таить. Так, что мужчин я знала. Но они по сравнению с тобой меркнут. Любила ли я тебя тогда, наверно, нет. Просто, мне было с тобой хорошо и спокойно. Я думала, что ты будешь меня ревновать к каждому фонарному столбу и сделаешь мою жизнь невыносимой, но ты, ни разу не попрекнул меня за мою молодость, за ошибки молодости, так будет вернее. Ты меня боготворил, я видела это. В Ницце, когда я ушибла ногу, ты меня на руках отнес в отель, вот тогда я поняла, что люблю тебя. Я не знала, как тебе в этом признаться. Я так отдалась тебе той ночью, что и сама испытала блаженство. После этого я больше не посмотрела ни на одного мужчину. Теперь ты стал мой и навсегда мой. Если нас убьют, мне не страшно умирать, ты рядом со мной, мой единственный мужчина. Я люблю тебя Ваня.
Татьяна перекатила свое тело и как змея, скорее, как гусеница очень медленно подползла в Вано. Их губы сомкнулись в долгом поцелуе. Утром появились их мучители. Они долго били Вано, требуя у него золота и денег, потом принялись и за Татьяну. Ударили ее несколько раз по щекам, потом разорвали на ней платье. Татьяне не было еще и сорока лет, и выглядела она прекрасно. На глазах у Вано, они начали насиловать его жену. Вано мог стерпеть свои побои, но этого стерпеть он уже не смог. Где только взялись у него силы. Он разорвал веревки, которыми были связаны его руки. Одного он убил сразу, заколов его рогатиной, другого задушил своими руками. Выскочил из сарая и устремился в свой дом. Там он схватил свою кавалерийскую шашку, которой ни разу не пользовался в жизни. Попросту, некого было ему убивать раньше. Выбегая из дома, он заколол еще одного врага. Больше убить он ни кого не смог, пуля, пущенная из винтовки, пробила ему грудь и сердце. Татьяну, опять связали и оставили в сарае. Когда бандиты уезжали, они подожгли дом и сарай. Вот так окончилась жизнь родителей Георгия.
V
Первая встреча Георгия и Федора произошла в экипаже, в начале учебного года, когда Федора представили, как курсанта, которого приняли в старший класс. После занятий, когда гардемарины возвращались к себе в кубрик барон фон Штольц глупо и подло пошутил.
- Вы посмотрите на этого грузинского князька. Его так и перевели в старший класс с его-то знаниями. Ему не на боевом корабле надо служить, ему надо сесть на лошадь, а лучше на мерина, его кривые ножки позволяют такое сделать и скакать по горам. Чего ему в море делать?
У Георгия загорелись глаза. Его руки по привычке потянулись к ремню, за кинжалом, но он был одет в форму гардемарина, а там кинжал на ремне не висел. Он попытался ринуться в бой и набить морду обидчику. Но тут кто-то взял его за плечо и сказал.
- Не торопись Георгий, не ломай дров.
Он повернул голову в сторону говорящего, это был Федор, который продолжал говорить.
- Барон, вы, наверное, хотите, что бы Георгий полез в драку и его отчислили бы из училища. Или, что бы он вас вызвал на дуэль. Наверняка, вы прекрасный фехтовальщик и лихо разделаетесь с ним. Так вот барон, вы обидели моего лучшего друга, хотя Федор впервые видел и барона и Георгия, так вот, я хорошо знаю дуэльный кодекс, там сказано, что на дуэль может вызвать вас и друг, оскорбленного вами человека. Так вот, я вас вызываю. Я прекрасно знаю, что дуэли запрещены, и я понимаю, что кто-то обязательно доложит по начальству об этом эпизоде, в противном случае накажут всех присутствующих. Раз на шпагах нельзя, я предлагаю вам сделать это на палках. Все будут живы, но один из нас будет сильно избит и покинет стены училища. Если вы боитесь, покиньте кубрик и никогда больше не возвращайтесь сюда.
Федор барону не оставил выхода. Если барон откажется, ему придется уйти из корпуса, а так был шанс проучить этого нового выскочку. Барон не знал о Федоре ровным счетом ни чего, ни его происхождения, ни кто стоит за ним. Он согласился.
- Извольте сударь, на палках, так на палках. Проигравший уходит из училища. Встречаемся в двадцать три ноль, ноль в зале для фехтования. Мы вдвоем и более ни кого, без свидетелей.
- Я согласен.
Гардемарины разошлись по своим местам. Для Федора драка на палках была любимая забава. В имении своей матери, он часто дрался на палках с дворовыми ребятами. Сначала он проигрывал, пока не понял весь смысл происходящего. Это шпагой один укол и соперник повержен, тут надо перебороть страх смерти и спокойно фехтовать. При фехтовании на палках, можно нанести огромное количество ударов, друг другу, а вот тут главное, надо терпеть боль, не обращать на нее внимание. Рано или поздно, соперник сдастся. После этого он стал побеждать всех мальчишек. Потом болело все тело и руки. Долго не проходили синяки. Но ты победитель, а это чувство дорогого стоит и можно перетерпеть боль.
Командиру роты доложили о предстоящей дуэли, и он отправился к начальнику училища с этой вестью. Он не знал, как поступить. Оружия нет, значит, и криминала нет. Но как на это отреагирует начальство. Капитан-лейтенант зашел в кабинет к начальнику.
- Разрешите обратиться, господин капитан первого ранга.
- Заходи Сергей Владимирович, давай без церемоний и по-быстрому. Мне домой пора, жена ждет.
-Тут такое дело. Штольц специально оскорбил Корнели, хотел спровоцировать его на драку. Корнели защитить будет не кому, а вот отец Штольца вхож в генеральские круги. Но неожиданно вмешался наш новый гардемарин (?) и он вызвал на дуэль Штольца. Не волнуйтесь Петр Аркадьевич, слава Богу, не на шпагах, а на палках.
- Так чего ты хочешь от меня. Пусть подерутся, свидетелей же нет. Не убьют же они друг друга. Слегка поколотят один другого, делов-то.
- Я боюсь, как бы скандала не вышло.
- Да, какой там скандал. Барона этого проучить надо. Я не знаю, кто кого побьет, а неприятностей точно не будет. У нового гардемарина все в порядке с защитой. Его отец при Высочайших особах врачом состоит и с происхождением у него все в порядке, по своей родовитости он не уступит не только этому барону и многим князьям нашим, я хорошо знаком с его личным делом. В гардемарины он зачислен по Высочайшему постановлению, без экзаменов. Хотя и сдавать ему экзамены не надо, гимназию он окончил с золотой медалью. Но Вы Сергей Владимирович не уходите, сегодня со службы домой. Проследите, чтобы не поубивали друг друга. Завтра утром доложите, что и как.
В условленное время соперники явились в зал. Федор принес с собой две оструганные палки, одинаковой длины.
- Выбирайте барон и приступим к делу.
Барон, действительно, оказался хорошим фехтовальщиком. Он сразу же ринулся в бой и нанес Федору несколько болезненных уколов в грудь и живот. Если бы это были шпаги, плохо пришлось бы Федору. На следующий выпад барона, Федор очень болезненно стукнул противника по правой кисти. Барон, аж побелел от боли. Вот с этого момента стало ясно кто победит. Федор все чаще и чаще стал бить барона по рукам. Он ни куда не торопился. Пока барон тупо наступал, Федор бил только по кистям рук и предплечью. Когда напор барона иссяк, Федор начал бить его по корпусу и плечам, но когда Федор начал бить его палкой ниже пояса и приговаривать, это тебе не крестьян лупасить в своем имении и не матросов сечь на корабле, барон пришел в полную ярость. Этого и ждал Федор. Он ни когда не читал выражений китайских мудрецов. Если ты вывел соперника из равновесия, ты победил уже. Но он прекрасно знал это состояние. Теперь Федор, попросту лупцевал барона и ждал когда тот, попросит пощады. Ни калечить, ни, тем более, убивать барона он не собирался. В самый разгар боя появился командир роты. Когда гардемарины, следившие за поединком сквозь замочную скважину, посмотрели в его сторону, он приложил указательный палец правой руки к своим губам и сказал: - ТСС. Гарды успокоились.
- Ну, что там, спросил ротный.
- Все в порядке, бьют барона сильно, но аккуратно. Поначалу барон кинулся в атаку, и мы думали, что достанется Федору, но постепенно Федор переломил бой и сейчас, просто, сечет барона по ягодицам.
- А ну, отойдите, дайте глянуть.
Ротный командир превратился в мальчишку и стал подглядывать в замочную скважину. Бой продолжался еще минут пять, не больше. Барон завыл по-собачьи, ни сколько от боли, сколько от обиды нанесенной ему Федором. Федор высек его как дворового мальчишку. Боль придет, только, завтра, когда распухнут кисти рук и начнут болеть ушибленные места. Федор бросил палку на пол и вышел из зала, в коридоре уже ни кого не было. Наблюдатели успели удалиться. Федор пришел в кубрик. Все молчали.
- Все ребята, не знаю, как вы относились к барону, но он свое получил. И очень прошу вас, больше никогда не обижайте моего лучшего друга «Зобса». Он князь и требует к себе уважения. Нужно соблюдать приличия и кодекс чести. Мы дворяне, мы будущие морские офицеры, а это дорогого стоит.
Так Георгий получил сразу два в одном, свое знаменитое в будущем прозвище «Зобс» и лучшего друга на многие годы. У всех гардемарин было свое прозвище, ни кто не обижался на это, так и Георгий принял с радостью свое новое прозвище.
На следующий день ротный доложил командиру о ночных событиях и принес рапорт барона о его прошении на перевод в севастопольское военно-морское училище. На что командир лаконично ответил.
- Гардемарина наказать. Лишить увольнительной на месяц. Мы же его должны наказать. Ничего страшного с ним не будет. Он человек новый в экипаже, пусть оботрется с новыми товарищами.
А на рапорте, размашистым почерком написал. Не возражаю и рапорт отправить по начальству.
Крещение Федора в корпусе прошло успешно. Он стал авторитетным и уважаемым гардемарином. Георгий, как и его отец, в прошлом, стал тенью Федора. На что Федор ему серьезно ответил.
- Георгий, я не только что отелившееся корова, а ты не мой телок. Мы равноправные друзья, перестань  прилюбострастно смотреть на меня.
 Их койки были рядом, в классах они сидели за одним столом, принимали пищу рядом. Во время увольнений, как они выражались, на берег, Георгий жил у Федора дома. Федор занимался с ним математикой и астрономией, а Дарья учила его французскому языку. Георгию нравилась Даша и, похоже, он влюбился в нее. Что бы ни кто не знал, он дарил Даше цветы, та смеялась, но цветы принимала и обо всем рассказывала Федору и Елизавете Стефановне. У нее не было секретов. Федор ничего Георгию не говорил, только подсмеивался про себя над ним. Однажды вечером Георгий спросил у друга.
- А кто такая Дарья, я не могу понять. Вроде не сестра твоя, твоих родителей величает по имени и отчеству.
- Для меня, больше чем сестра. Для родителей воспитанница. Она простая крестьянка, родители ее погибли, вот моя матушка и забрала ее в наш дом. Я так думаю, перед ее замужеством, отец подаст прошение на Высочайшее имя, что бы удочерить ее. А ты, что влюбился в нее.
- Не знаю Федор, но когда я ее вижу, у меня сердце начинает учащенно биться. Она такая красивая.
- Подай прошение на имя моей матери. Она его рассмотрит, через годика три, если ты станешь Георгиевским кавалером. А Дарья выше тебя ростом и на много выше. Как ты с ней будешь танцевать на балу, пошутил Федор.
Георгий не воспринял эту шутку, он, просто, задумался.
Вот я вам и рассказал о дружбе Федора и Георгия.
VI
Георгий привел в порядок все свои вещи и вещи Федора
- Федор пошли на бал, там будут такие прекрасные девушки. Я хочу познакомиться с выпускницей, вдруг мне повезет, и я найду свою любовь. Я буду приходить из похода, а меня на берегу будет ждать моя возлюбленная, это так прекрасно, когда на берегу тебя ждет любимый человек.
- Зобс, ты чего, французских романов начитался? Выбрось это из головы. Успеешь еще найти приключения на свою голову.
- Ничего ты не понял Федя, я влюбиться хочу.
- Да, все я понял, это ты ни чего не понимаешь. Тут ни кого искать не надо. Ты ее сам встретишь. Все равно где, на балу, в дворянском собрании. На улице или в театре. Увидишь и сразу скажешь себе. Вот моя женщина, я женюсь на ней, она будет матерью моих детей. А красота, понятие растяжимое и малообъяснимое. Одним нравятся брюнетки, другим блондинки и каждый прав по-своему. И к тебе придет любовь. А если у тебя, просто выпирает, у меня, где-то в кителе завалялся серебряный рубль, сходи в бордель, делов-то.
- Пошли Федор. С этой войной и с этим бардаком, под названием февральская революция, думаю, не скоро выпускные балы еще будут.
- Да, я и не готов. Мне одежду привести в порядок надо, а через десять минут построение.
- А вот тут Вы не правы Ваше сиятельство. Все готово. Извольте одеваться, с радостью, что друг согласился, выпалил Георгий.
- Неужели Ваша светлость, Вы саморучно и самолично все привели в порядок, подыграл Федор. Ручки княжьи не боялись ваксой замарать?
- Одевайся Федор, времени нет.
Этот разговор они вспомнят спустя полвека.
Федор оделся. Всех позвали на построение, и они выстроились во фронт. Речь держал командир роты.
- Гардемарины. Вы отправляетесь на выпускной бал. Впервые вас не будут сопровождать офицеры корпуса. Я вас очень прошу, не подведите меня. Я не боюсь фронта, я сам туда рвусь. Я волнуюсь за вас. Вы будущее России. Думайте о своих поступках. Там будут присутствовать офицеры, приглашенные барышнями на бал, скорее всего они их женихи. Не лезьте на рожон. О дуэлях и прочих боевых действия, даже не думать. Не буду вас утомлять. Ребятки мои дорогие, еще раз прошу вас, сначала думаете, потом делаете. Все свободны. Вольно.
Федор и Георгий сели на извозчика и покатили на бал. В вестибюле у гардероба принимали верхнюю одежду, у кого она была, а главное принимали все холодное оружие. Шпаги, сабли и кортики, тогда еще к парадному мундиру офицера не полагался пистолет. Отбирали оружие, так распорядилась Великая княгиня, попечительница данного учебного заведения, на прошлом балу была стычка между офицерами из-за девушки выпускницы. Не поделили, кто с ней будет танцевать. Для того, что бы обезопасить присутствующих, она и издала этот указ. Сама же Великая княгиня восседала на видном месте в кресле в актовом зале. На стульях сидели выпускницы, все в шикарных бальных платьях. Все они были молоды и красивы. Это был настоящий институт невест. Их обучали танцам, пению, игре на фортепиано. Иностранные языки они знали в совершенстве. Немного арифметики, алгебры и геометрии, из наук упор делался на географию. Они умели варить варенье, вышивать и знали домоводство. Что еще должна знать жена офицера? Вот как любить, этому научить ни кто не мог.
Когда начали выпускниц вызывать к столу, для выдачи дипломов об окончании института, по аплодисментам, можно было понять, сколько у каждой кавалеров. Без рукоплескания не обходилась ни одна девушка. На противоположном краю зала, у окна сидели две девушки, прижавшись, друг к другу, видимо подруги. Когда Федор одну из них увидел, то сразу и обомлел. Вот она, мать будущих его детей, пронеслось в его мозгу. Он ни чего не мог с собой поделать, он смотрел на неё, буравя своим взглядом. Видимо, девица почувствовала его взгляд своей белоснежной кожей. Она повернула голову и их глаза встретились. Так они смотрели друг на друга, несколько минут. Федор издалека увидел, что щеки девушки зарделись румянцем. Потом она отвернулась, и что-то шепнула подруге на ухо. Та посмотрела на Федора и засмеялась. Первую пригласили к столу графиню Софью Румянцеву. Высокая и красивая, русоволосая и озорная на вид. Она гордой походкой подошла и получила диплом. Потом, через некоторое время пригласили и баронессу Серафиму, ту самую девушку, на которую смотрел Федор. Она была несколько ниже своей подруги. Длинная, до пояса тугая черная коса, убранная белым бантом, большие миндалевидные черные глаза, высокая грудь. Нет, она не была полной, но как говорят, у нее все было на месте. А талия, какая тонкая талия. Казалось, ее можно было обхватить кистью одной руки. Федор был сражен в самое сердце. Все, обратной дороги нет, подумал он. Гардемарин, вперед.
После получения аттестатов, начался концерт. Девушки пели романсы, и арии из опер. Все было чинно, благородно и строго. И вот на сцену вышли Серафима и Софья. Софья села за рояль, Федор подумал, что и сейчас прозвучит ария, и ему стало очень скучно. Но Серафима запела шутливую песенку из знаменитого водевиля, весь зал ее подхватил. Серафима кривлялась, корчила рожицы, а когда в самом конце песни прокрутилась на одной ножке и встала на колено, зал ахнул. Так все было смешно и правдоподобно. Теперь Федор был сражен окончательно и бесповоротно. Концерт окончился, и начались танцы. Федор направился к Серафиме, что бы пригласить ее на танец, а тут, перед самым его носом ее ангажировал моряк лейтенант. Серафима лукаво посмотрела на Федора и пошла, танцевать с лейтенантом. Федор стал ждать второго танца. Заиграл вальс и он с легким поклоном головы пригласил Серафиму, но тут опять возник лейтенант.
- Простите гардемарин, но и второй танец мой. Рядом с вами стоит прекрасная девушка, зовут ее Софьей, почему бы вам ее не ангажировать на вальс.
Федор пригласил Софью, и они закружились по залу. Серафима, вновь, состроила глазки Федору.
После вальса девушки ушли в дамскую комнату. Федор, несколько, зло посмотрел на лейтенанта и обратился к нему.
- Господин лейтенант, третий танец мой. Я не думаю, что нам нужна ссора.
- Гардемарин, вы сильно горяч, это может повредить вашей карьере.
- Не надо блюсти мою нравственность, я могу за себя постоять и ответить за это.
- Ладно, ладно, гардемарин. Не буду больше вас злить, а то вы сильно горячи. Это Софья с Серафимой решили вас разыграть. Софья моя невеста, после бала я ей сделаю предложение руки и сердца, потом мы отправимся к ее родителям. Меня Алексеем зовут, будем знакомы.
И он протянул руку.
- Федор.
 Мужчины крепко пожали друг другу руки. Алексей продолжал.
- Серафима славная девушка, выдумщица и хохотушка. Очень положительный человек. Они с Софьей дружат с детства. Раньше дома их были рядом. Когда Серафимин отец умер, она с матерью переехала на другую квартиру. Долго рассказывать, захотите, узнаете сами.
К ним подошел еще один гардемарин.
- Алексей, разреши тебе представить моего лучшего друга. Это Георгий.
Ну, а теперь, раз нас трое, сказал Алексей, не выпить ли нам шампанского за встречу?
Возражений не последовало. Они подошли к столу. Подошли и девушки к ним. Тут Федор впервые услышал, как говорит Серафима.
- Ну, конечно, где же мы можем найти кавалеров, только там где пьют. Я смотрю, вы уже познакомились и собираетесь пить брудершафт. Я так на вас надеялась Алексей, у вас было такое прекрасное задание. Наверняка, вы уже все рассказали гардемарину, я вижу это по вашему лицу, вы не умеете лгать.
- Милая Симочка, сдаюсь и каюсь. Но этот гардемарин, чуть меня на дуэль не вызвал, ох и горяч. Да, разрешите вам представить своих друзей. Федор и Георгий. Прекрасные ребята.
- Это понятно. Выпили шампанского и уже друзья. Пойдемте танцевать, мы же на балу.
Теперь Федор кружился по залу с Серафимой. От неё пахло любовью и исходило тепло. Невероятные ощущения. Бал окончен, все начали расходиться. Алексей вышел в гардероб и вернулся оттуда с большим букетом роз. Зрителей, почти, не было. На колено он не стал, просто, преподнес Софье букет цветов и подал ей маленькую коробочку. Софья букет приняла, а когда открыла коробочку и увидела колечко, обняла за шею Алексея.
- Я знала, что именно сегодня ты сделаешь это. Поехали к родителям, еще не так поздно и они все равно будут ждать меня.
- Давай возьмем с собой и Федора с Георгием. А Сима и так понятно, поедет с тобой.
- Возражений нет, поехали. Папа коляску за мной прислал.
Они вышли из зала. Георгий был скучен.
- Федя, я ни куда не поеду, чего мне там делать. А сам не забудь, в двадцать четыре часа надо быть в экипаже.
- Зобс, ты прикрой меня, если, что. Могу и опоздать, видишь, как все обернулось.
Георгий ушел. Другие же уехали в коляске. Родители ждали Софью. Когда увидели, что она не одна, с цветами и такая счастливая, сразу все поняли. Алексей давно ухаживал за Софьей. Хоть Софья была и графиня, но они не чинили ей препятствий. Алексей был из хорошей дворянской семьи и, по отзывам старших командиров, достойный человек.
- Ладно, ничего говорить не надо Алексей, мы и так все понимаем, начал Отец Софьи. Мать, принеси икону. Давай их благословим.
Молодые встали на колени, а Федор с Серафимой стояли рядом и смотрели. Федор машинально взял девушку за руку, та руку не одернула. Так они и простояли все это время, держась за руки.
Когда отец и будущий зять ушли в другую комнату, обговаривать день свадьбы, Софья немного испортила Федору настроение.
- Есть поверье, кто случайно присутствует на благословлении и сам получает часть благословления. Но Вам Федор, ох, не просто будет это сделать. Серафима помолвлена, с детства, с бароном, правда барон укатил к себе в Берлин, но слово, есть слово.
Серафима спасла положение.
- Во-первых, я совсем не знаю Федора, а во-вторых, моя драгоценная подруга, слово дал мой батюшка, царствие ему небесное, меня ни кто не спросил. Так, что мое сердце свободно, да и барочник мой, вряд ли вернется. Мы одолеем Германию.
Из комнаты вышли мужчины. Отец был несколько взволнован.
- Я предложил Алексею подождать год, так положено, но он настаивает, что бы свадьба была в начале лета. Я не согласился. Молодые должны хорошо еще подумать. Куда торопиться, вся жизнь впереди. Я понимаю, что война, но брак, это очень серьезный шаг. В общем, полный компромисс, мы решили, венчание десятого сентября.
Алексей остался в доме, а Федор пошел провожать Серафиму. Был теплый майски вечер. Серафима жила не далеко, в двух кварталах и они пошли пешком. Сначала болтали ни о чем, так о разном. Потом Федор спросил.
- Софья правду сказала о женихе?
- Федя, можно я буду вас так называть? А меня можно по-простому, Сима. Давайте не будем касаться этой темы, еще не время. Вы заходите ко мне запросто, без церемоний. Мама баронессой стала, когда второй раз вышла замуж, потом родилась я. У отца, от первого брака, было пять дочерей, хотел сильно сына, и он женился во второй раз. Но, к его сожалению, опять родилась девочка. Отец умер, мы с родственниками здорово судились. Наследство переполовинили, теперь мы не богаты и живем просто. Титул остался, но денег больших нет. У меня вопрос к тебе Федя. Неужели ты хотел Алексея вызвать на дуэль? Ты же меня совсем не знаешь.
- Нет, и в мыслях не было. За это бы наказали всех гардемарин класса, а они-то причем. А вот, ссора могла произойти. Алексей офицер, а меня бы ждала гауптвахта, суток на двадцать. А Вы Серафима, мне очень нравитесь, я очень желаю продолжить с Вами знакомство.
- Давайте не будем спешить иначе мы опять перейдем на «Вы». Я же сказала тебе, будешь свободен, заходи. Обычно я нахожусь дома, а если меня нет, значит, я у Софьи. Других подруг у меня нет.
Так они пришли к дому Серафимы.
- Спокойной ночи Серафима, как только у меня будет увольнительная, я буду у вас.
Серафима, вновь лукаво взглянула на Федора и прошла в подъезд. Федор долго звал извозчика, и, заплатив ему последние деньги, что у него были, заставил кучера гнать лошадь. Он опаздывал. Без одной минуты двенадцать он прошел КПП экипажа. Они с Георгием, который нервно ждал друга, расстелили свои койки и легли.
- Ну, что Георгий, ты нашел, что искал?
- Все девушки красивы, но в душе, ни чего не пошевелилось. Лучше бы ты мне ни чего не рассказывал о любимой женщине. Теперь я из-за тебя не скоро найду свою жену. Хотя, ты знаешь Федор, после твоих слов, я понял, что влюблен в Дарью. Я еще подумаю над этим. Я стану Георгиевским кавалером, но боюсь, что война кончится раньше, чем я стану офицером. Но я не такой красавец и роста мне не хватает.
- Георгий, разве дело в красоте и росте. Ерунда это все. Если девушка тебя полюбит, разве есть разница, высок ты или нет. Если дама гонится за красавцем, зачем тебе такая? Человеку нужен человек, а не кукла или истукан. И про ордена я пошутил. Дашка хорошая, если увидит, что ты ее любишь и ты ее мужчина, будет тебе согласие с ее стороны и любовь. Она человек с большим сердцем. А я Георгий так тебе благодарен, что ты вытащил меня на этот бал. Сегодня я встретил ту девушку, о которой мечтал. Я не ошибаюсь. От нее исходит тепло, и она пахнет любовью. Я влюбился. Мне кажется, что это не романтика, а то чувство, которое должно привести меня под венец. Я добьюсь ее любви и уважения. Давай спать Зобс.
VII
Хочется немного подробнее рассказать о Софье. Последний ребенок в семье, последыш, самый любимый в русских семьях. Баловень судьбы. С детства не знала, что существует слово, нет. Исполнялась ее любая прихоть. Вот в такой обстановке она и росла. Чего она желала в жизни? А чего может желать избалованный ребенок, развлечений и сладкой жизни. Все к этому и шло. Ребенок рос, стал подростком, появились новые знакомые, но после нескольких минут общения, все ее, вновь обретенные подруги, отворачивались от неё. Девочка стала чувствовать одиночество, а ее тянуло в общество. Не может ребенок быть один. Три старших брата не могли ей заменить подруг, хотя они и были дружны с Софьей. В десять лет в ее жизни появилась Серафима. Познакомились они случайно, хотя их дома стояли рядом, просто, круг общения их родителей был разным. У Софьи отец, отставной генерал, у Серафимы отец, владелец ювелирной фирмы и магазинов, ни какой связи, но судьбе было угодно свести их вместе. Ранней весной, в праздничный день обоих девочек вывели на прогулку в парк. Серафима огонь, сорвиголова, черные глаза огнем горят, Софья одинока и не понята, в глазах нет яркого свечения. Подружились они быстро. На Софьины капризы Серафима не обращала внимания, ее это не беспокоило и не огорчало, как других подростков. Софья все время пыталась командовать Серафимой, а на деле получалось, что главенствует всегда Серафима. С осени они и учиться вместе стали и постепенно в характере Софьи наступил перелом. Девушка стала спокойная, уравновешенная, с большой жаждой знаний, она по-другому увидела мир. Оказалось, он прекрасен. Не надо ни над кем командовать и главенствовать, лаской и прилежанием можно добиться большего в жизни. Нельзя приказать солнцу светить ярче, траве быть зеленее. Надо принять мир, таким, какой он есть, а главное, не от родителей зависит твоя судьба, а от тебя самой. Все как в Библии, что посеешь, то и пожнешь. Теперь, кроме Серафимы, у нее появилось множество подруг, ей стало интересно жить в обществе, среди людей. Все свое свободное время она пропадала у Серафимы. Чем могли заниматься девчонки подростки? Читали книги и мечтали о счастливой жизни, но мечтали не о жизни с принцем, их мечты были земные, они мечтали о земном счастье. Впервые с неравенством в жизни Софья столкнулась, когда у Серафимы умер отец. После смерти мужа, мать Серафимы не могла содержать дом, в котором они жили, им пришлось переехать в другой дом, так сказать, в более скромное жилище. Софья спросила об этом у своих родителей, но те не смогли дать ей вразумительный ответ. Теперь Серафима нуждалась в Софье, но Софья ее не подвела, их дружба стала еще крепче. Девушки взрослели, в четырнадцать лет они выглядели великолепно и обе поступили в пансион. Началась война четырнадцатого года. Вот тут Софья узнала, что человек смертен. Через два месяца после начала войны, погиб средний брат. Румянцевы никогда не кланялись пулям. Семен Румянцев поднял свою роту в атаку и погиб как герой.
Так ушел из жизни еще один человек долга. Русский столбовой дворянин, офицер и Георгиевский кавалер. Он выполнил главную привилегию русского дворянина, он первым пошел и умер за свою Родину. Слава русскому дворянству
Через полгода был убит и младший брат. Нет, он не кинулся в атаку, он, просто не отступил, не побежал с поля сражения. Смерть принял в своем окопе.
Так ушел из жизни еще один человек долга. Русский столбовой дворянин, офицер и Георгиевский кавалер. Он выполнил главную привилегию русского дворянина, он первым пошел и умер за свою Родину. Слава русскому дворянству.
Теперь на войну отправился и старший брат. Он не был военным, он был карьерным дипломатом, но за братьев и Родину, должен, же кто-то идти и воевать. Александр мог избежать мобилизации, но уважал бы он себя после отказа от воинской службы, вот в чем вопрос. Он потомственный дворянин, граф, будет сидеть в тылу, а за него будут воевать другие, да никогда в жизни, и он ушел на фронт. Через четыре месяца в «Русском инвалиде» был опубликован список погибших офицеров. Пятым по счету был указан Александр Румянцев.
Так ушел из жизни еще один человек долга. Русский столбовой дворянин. Он выполнил главную привилегию русского дворянина, он первым пошел и умер за свою Родину. Слава русскому дворянству.
На этом род графов Румянцевых прекратил свое существование. Старый граф рано или поздно умрет, а Софья выйдет замуж и сменит фамилию. И эти столбовые дворяне воспользовались главной привилегией русского дворянства. Они первыми пошли и погибли за свою Родину. Так в течение года Софья из четвертого ребенка, превратилась в единственного. От баловня судьбы ничего не осталось. Свою судьбу она решила сама. Если замуж, то только за офицера. Детей буду рожать столько, сколько смогу, надо же кому-то Родину защищать. Софье шестнадцать. Первые выходы в свет. Её заметили сразу. Высокая, красивая, великолепно танцует, веселая и задорная. Ухаживания принимала спокойно, без трепета. Было несколько предложений руки и сердца, но все претенденты получили отказ. Даже Серафима удивилась.
- Соня, этот поручик бравый офицер, ты же сама говорила, что пойдешь за офицера. Так в чем дело?
- Ох, Сима, в том-то и дело, что бравый. А я хочу спокойного и земного. Что бы у него глаза горели, когда он смотрит на меня, а не на мою грудь. Я сама почувствую своего суженного, будь спокойна за меня.
Алексей Волков появился в жизни Софьи совершенно случайно. Они не могли встретиться друг с другом в быту. Алексей чуждался светских приемов, все его помыслы были о море и службе. Его в дом привел дядя, когда решил сделать визит к своему товарищу по полку и пришел в гости к отцу Софьи. Старик, после гибели сыновей здорово сдал, и он решил поддержать старого товарища, заодно, взял с собой своего племянника. Алексей не хотел идти в гости к генералу, он, попросту, его не знал, но на уговоры дяди согласился. Софью он увидел сразу, как только вошел в дом. Рядом с ней находилась и Серафима, но на нее он даже не взглянул. Софья покраснела, хотя они и не сказали друг другу ни одного слова. Вот так два взгляда и судьба решена. Алексей несколько раз навещал Софью, но при встрече, постоянно молчал. Из него не возможно было выдавить ни слова. Серафима начала подтрунивать над ним, а он продолжал молчать. Впервые голос Алексея девушки услышали, примерно, через месяц знакомства.
- Милые дамы, меня не будет некоторое время в Петербурге, мой крейсер во главе эскадры уходит в поход. Так, что я не пропадаю. Война. Когда буду в увольнении, навещу вас.
Софья промолчала, а выручила подругу Серафима.
- Ну, слава Богу, а мы уже думали, что наш лейтенант немой. Одни охи и вздохи. Но мы с Софьей не можем понять, по кому это сохнет наш офицер? Мы же так можем и поссориться. Вы нам обоим нравитесь.
Тут Серафима съязвила. И так было всем понятно, кому Алексей отдает предпочтение.
- Что бы вас не обидеть девушки, вы обе прекрасны, но свое сердце я хочу отдать Софье.
Софья покраснела, но в ее глазах была огромная радость. Ей и без слов было все понятно. Алексей уехал. 
VIII
Крейсер Алексея вышел в море. Немецкая и российская эскадры двигались параллельными курсами, но бое столкновения не было. Алексей был на хорошем счету у командира корабля. Он был великолепный штурман. Карту Балтики он знал назубок. Все фарватеры и все течения, каждую мель и розу ветров. Командир пользовался им, как энциклопедией. И на этот раз командир испросил у Алексея совета. У русских моряков в обиходе не принято было обращаться по звания, только по имени отчеству.
- Алексей Петрович, я думаю, сегодня немцы не предпримут атакующих действий, они ждут подкрепление, но мне так хочется подпортить им крови, жаль, наш главный калибр не достанет до них. Тут где-то должна быть мель, в милях десяти по курсу.
- Павел Сергеевич, вы угадали мои мысли. У меня есть идея, но я не решался вам ее предложить.
- Отчего же голубчик, я ведь не кусаюсь и дельные предложения принимаю. Это в адмиралтействе долго думают, а нам с вами негоже бояться, нам врага бить надо. Выкладывайте, чего у вас там.
- Тут банка песчаная есть небольшая, но крейсер мы не выманим из строя, побояться немцы строй нарушить. А идея вот в чем. Надо послать вперед линкор, пусть станет перед банкой и просигнализирует, что главная машина сломалась, хода нет, прошу помощи.
- Так в чем же идея?
- Все просто. Линкор на малых оборотах будет отходить в берегу. Командир немецкой эскадры прикажет какому-нибудь судну атаковать линкор. Он на всех парах погонится за линкором и сядет на мель. Тут мы его и прихлопнем, как муху. Затея рискованная, может осадки немца и не хватить, но и тут наш линкор может спокойно уйти  пассажирским фарватером, что в двух милях от берега. Немцы побояться береговых батарей и в погоню не кинуться. Переговорите с адмиралом, он командует эскадрой, а я пока все это на карте нарисую.
Командир ушел к адмиралу, а Алексей проложил курс и дал письменные разъяснения своей идеи. Через полчаса на мостике появился командир в хорошем настроении.
- Адмирал дал добро, хоть и покочевряжился немного. Не хотел немцев раздражать. Мол, потом кинуться в драку. Я его и успокоил. Раз сейчас не кидаются, то и после не кинуться, если и кинуться, то без плана и ровного ряда, а это нам будет на руку, мы им по зубам и дадим. Мы на ветру стоим, у нас маневр есть. Спускай катер и на линкор иди. Вот тебе приказ по эскадре.
 Все было выполнено, как и задумал Алексей. Немцы читать азбуку Морзе, тоже умеют. Линкор от семафорил. Сломалась главная машина. Требую помощи. Из-за немецкого крейсера выскочил на всех парах линкор и прямо пошел на мель. От первого залпа наш корабль увернулся, потом дал полный ход и ушел к берегу, под прикрытие береговых батарей. Немцы не сразу поняли, в чем дело. Раздался скрежет, и их линкор глубоко увяз в балтийском иле. Стоящий на приколе корабль легкая мишень для российских пушкарей. С нашего линкора увидели, что немец потерял ход, корабль развернулся и открыл огонь из всех калибров. Море охватило зарево. Потом было пущено еще несколько торпед, и немецкий линкор навсегда остался в водах Балтики. Немецкая эскадра не пошла на спасение своих моряков и около пятисот матросов и офицеров было взято в плен. На русской эскадре все ликовали. Адмирал лично поблагодарил Алексея.
- За ваш план вы будете представлены к награде, я думаю, Георгиевская лента в скором времени украсит ваш китель.
В течение месяца, больших боестолкновений не было. Небольшая перестрелка из главных калибров. Для Алексея приключения не окончились. Уже перед самым входом в Кронштадт, один из старших офицеров ударил матроса. Алексей не выдержал и отчитал капитана третьего ранга.
- Вы не имеете права рукоприкладствовать. Для этого есть взыскания. Мы не в семнадцатом веке живем. Нам с этим матросом завтра в бой идти. Кто вам потом спину прикроет?
- Да какое вы имеете право мне замечания делать? Что, сильно загордились лейтенант? Ваше дело курс прокладывать, а не учить меня. Я старший офицер корабля, это мое дело дисциплина на судне. А тут сопляк меня учить вздумал, я на вас взыскание наложу.
От таких слов Алексей вспылил и чуть не ударил офицера. Сдержался, иначе суд. Командир корабля не смог сгладить скандал. У капитана третьего ранга родня в адмиралах и он подал рапорт на Алексея. Крейсер стал на якорь, и офицеры отправились на берег. Есть плохие минуты, а есть и прекрасное время. На берегу Алексея ждала Софья. Хорошая весть уже дошла до берега, а плохая сама добежит. Поначалу Софья скромно подошла к Алексею, а потом, вдруг обняла его за шею и поцеловала в щеку.
- Ты знаешь Алеша, я горда не за тебя, а за себя. Правильно я сделала, что отказала всем женихам. Я тебя ждала.
- Ох, Софьюшка моя, рано ты гордишься за меня, до наград еще далеко.
И Алексей рассказал Софье о происшествии на судне.
- Алексей, поехали к моему отцу, если понадобится он и к Николаю II на прием пойдет. Он заслуженный генерал, император примет его.
- А вот тут Софья, я тебя очень прошу, протекции мне не делай. Я русский офицер и за себя постоять смогу. Все будет хорошо. Не волнуйся. Поехали к тебе домой, там наверняка нас и Серафима ждет. Тебе уже семнадцать лет, шампанское то тебе пить можно?
- Можно Алеша, мне теперь все можно. Поехали.
Алексей и Софья появились у родителей с шампанским и цветами, там их ожидала Серафима. Ни родителям Софьи, ни Серафиме, Алексей о происшествии ни чего не рассказал. День прошел весело. Утром с вестовым Алексей получил приказ явиться в адмиралтейство. Ничего хорошего от этого он не ждал. Там же и находился его командир корабля.
- Ух, Алеша, ничего хорошего от этого приема я не жду. Пошли к адмиралу. В обиду я тебя не дам. Пусть это мне будет стоить должности.
Они зашли в кабинет к адмиралу. Тот долго не рассуждал.
- Лейтенант Алексей Волков, вас представили к награде Георгиевского кавалера. Прошение подано на высочайшее имя. Теперь о плохом. Вы не имели права отчитывать старшего офицера на виду у матросов. Есть устав. Вы его знаете. Вас могли понизить в звании, но за вас вступился командир корабля, я согласен с его доводами. Вы переводитесь командиром вспомогательного корабля «Быстрый». Вот там и наводите свои порядки. Ничего говорить не надо, это приказ. Свободны оба.
Алексей со своим командиром вышли из кабинета.
- Послушайте Павел Сергеевич, да, что же это такое, какой там «Быстрый», это же корыто, пять человек экипажа. Труба дымит, за десять миль видно. Это насмешка надо мною.
- Не кипятись Алексей Петрович. Я тебя прекрасно понимаю. Ты там с месяц, другой, прослужишь, я тебя обратно заберу к себе и уже не штурманом, а старшим офицером. Лады.
- Хоть вы меня успокоили. Договорились.
- Я видел, у стенки тебя девушка красивая встречала, а ну кайся, что за девица.
- Это самая прекрасная девушка на свете. Я ее всю свою жизнь ждал. Софьей зовут.
- А фамилия у нее есть?
- Да, Румянцева.
- А не генерала ли Румянцева это дочка?
- Да, его.
- Так мы с генералом друзья товарищи. Поехали к нему. Старик переживает гибель сыновей, вот ты ему сыном и станешь.
- Рано об этом думать. Софья молода еще. Ей пансион окончить надо. Раньше лета и рассчитывать не на что.
- Алеша, да сколько-то ждать осталось, всего ничего. Бери извозчика, поехали к генералу, по дороге и цветы купим.
В доме генерала их приняли радушно. Софья краснела, Алексей, почти Георгиевский кавалер, и тот как мальчик краснел. А вот старые товарищи беседовали с удовольствием. Серафимы сегодня у Софьи не оказалось, и они ушли в другую комнату и там впервые остались наедине.
- Все прошло благополучно Софья, теперь я командир корабля. Он маленький, но мой. У меня уже и куча идей по этому поводу в голове крутятся. Все будет хорошо. Как ты у меня появилась, моя жизнь круто изменилась. Я люблю тебя Софья. Идет война, и меня могут убить, как и любого другого солдата. Я подожду, пока ты окончишь свой пансион, потом и будем решать нашу судьбу. Ты свободна от всех обязательств.
- Алеша, кроме тебя мне ни кто не нужен. У меня есть ты, и я буду ждать тебя. Я раньше была избалованной девчонкой, но вот Серафима меня наставила на путь истинный. Я другая. Я люблю тебя.
Алексей обнял Софью, и они впервые поцеловались. Долгий, долгий был их поцелуй. Они долго искали друг друга, они нашли друг друга. Браки создаются на Небесах, теперь они это точно знали.
Павел Сергеевич и Алексей распрощались с хозяевами, и вышли на улицу. Алексея распирали идеи по своему кораблю.
- Командир, у меня тут в голове идея есть. Почему бы мое судно не переоборудовать в торпедный катер. Установим две торпедные установки, и будет в России первый торпедоносец.
- Против кого ты с таким ходом воевать-то будешь Алеша? Сам же сказал, корыто и дым виден за десять миль. Тебя утопят как котенка. Запаса хода торпеды не хватит.
- Я и об этом подумал. Паровой котел убрать надо, и заменить его надо, на дизельную машину. Поступают же к нам французские дизеля, жаль, немецкий взять не можем.
- Эко ты куда махнул. Да, кто с тобой разговаривать на эту тему будет? Ты что министр? Лейтенант. Каждый сверчок, должен знать свой шесток. Хотя идея и интересная. Давай поступим так. Ты со своей идеей обратись к нашему механику, капитан-лейтенант дока в механизмах и с головой у него все в порядке. Университет окончил. А я на днях зайду к контр-адмиралу, когда у тебя будет полностью план готов. Он не ретроград. Если идея стоящая, он поддержит. А его поддержка дорогого стоит. Все, расходимся, меня жена дома ждет.
Командир пошел домой, а Алексей отравился к старшему механику крейсера. Капитан-лейтенант Ермолаев собирался ужинать.
- Заходи Алексей и к столу присаживайся, сейчас ужинать будем.
- Да, я, собственно на минутку зашел, посоветоваться хочу.
- Знаю я твою минутку. Раз решил зайти, значит у тебя серьезное дело. Давай поужинаем, потом и будем разговаривать.
Ужинали не долго, потом перешли в кабинет.
- Закуривай Алексей и рассказывай, чего ты там придумал, ты же без этого не можешь.
- Тут такое дело, Василий Степанович. Меня на повышение выдвинули. Буду командиром корабля «Быстрый», сам себе хозяин.
- Хорошенькое повышение, с крейсера, на такую колымагу командиром назначили. Быстрым он был, лет пятнадцать, двадцать назад, а теперь, форменное корыто. Хотя, ты правильно отчитал старшего офицера. Сволочь он, плохо кончит.
- Да, я не в обиде, Василий Степанович. И на «Быстром» воевать можно, у меня идея есть, и командир посоветовал к вам обратиться. А, что, если на «Быстрый» дизельную машину поставить и переоборудовать его под торпедоносец. На паровом котле, мне не угнаться за немецкими кораблями, а с дизелем мы их быстро одолеем.
- Идея хорошая. Не знаю, поддержат ли тебя в адмиралтействе, а я полностью за эту идею. Корабль этот нашей постройки, его толковый инженер проектировал, но не все рассчитал. При полной загрузки угля, корабль идет по волнам как утюг, а вот, когда трюмы пустые, он, действительно быстрый, лихо ходит по морю. У меня есть все данные по «Быстрому», ты ступай домой Алеша, говорят у тебя невеста красавица, а я займусь расчетами силовой установки, люблю я это делать. Настоящая работа, не то, что в паровом котле ковыряться. Думаю, за неделю справлюсь с твоим заданием. Как будет все готово, я тебе сообщу.
- Да, я ни куда не тороплюсь. У невесты был только, потом к тебе пошел. Но не буду тебе мешать. Завтра вступлю в командование кораблем. Наведу там флотский порядок.
Утром Алексей был на своем корабле, познакомился с командой. Все его подчиненные были бывалыми моряками, которых отправили на этот корабль доживать до пенсии. Наступала зима семнадцатого года.
Все расчеты по кораблю у Алексея были готовы, и он с командиром крейсера отправился в адмиралтейство, на сегодня было назначено слушание дела по рапорту Алексея. К адмиралу были приглашены специалисты, которые были должны дать рекомендации, стоит или не стоит игра свеч. Много было споров. Одни одобряли проект, другие с ним не соглашались, но на счастье Алексея, к адмиралу был приглашен и главный конструктор «Быстрого». Он и выручил Алексея.
- Толковую идею предложил лейтенант. С хорошей силовой установкой, корабль выйдет на запланированную скорость, я его так и конструировал, жаль, в то время дизелей не было. А корпус выдержит, волноваться не надо. Дизель поставим на подушку, укрепим рангоуты, добавим переборку и сместим центр тяжести и побежит «Быстрый» пуще прежнего. Вот я тут все начертил и рассчитал. Полностью согласен с расчетами капитан-лейтенанта. Надо корабль в док ставить и переоборудовать под торпедоносец. За зиму управимся, а весной наш «Быстрый», ух и много крови попьет у немцев. Кроме двух торпедных аппаратов, «Быстрый" и мины сможет ставить. Универсальный корабль получится. Только, вы это дело споро решайте, а если будете казенные бумаги посылать, то и за год не справитесь. Совещание окончилось, решение вопроса осталось за адмиралом. Но Алексею везло, любовь окрыляет. Через некоторое время его вызвали в ставку главнокомандующего и тихо и скромно наградили Георгиевским крестом. Награждение проводил лично Император Николай II.
- Поздравляю Вас лейтенант. Вы достойный офицер флота, начал Николай II. Я ознакомился с вашим рапортом по переоборудованию корабля, дал полное одобрение. Деньги уже выделены. Служите, а с неприятностями вашими, мы разберемся.
И пожал Алексею руку.
Теперь Алексей днями и ночами находился возле своего корабля, лишь иногда покидал док, что бы встретиться с Софьей. Когда человек занят любимым делом, время бежит быстро. К весне корабль Алексея был готов полностью. Как только бухта немного освободилась ото льда, корабль спустили на воду. Бутылку шампанского Алексей разбил о борт корабля, но, ни каких торжеств не было. Алексей набрал себе новую команду, хотя боцмана оставил прежнего. Тот великолепно знал свое дело, а главное, он знал Балтику, как свои пять пальцев, а это дорогого стоит. Когда боцман вступил ногой на корабль, он оглядел его и задал всего один вопрос.
- Все сделано аккуратно и хорошо. Придраться не к чему. Но вот я, ни как не могу взять в толк, зачем перед рулевой рубкой поставлено крепление для мачты? Мы же под парусами ходить не собираемся.
- Маркович, всему свое время, начал Алексей. Все узнаешь, когда время придет. Так задумано. Маскировка это. Отправимся на серьезное дело, все увидишь.
За время ремонта корабля Алексей узнал свой двигатель в совершенстве, но и подобрал себе двух толковых мотористов. Начались недолгие ходовые испытания. Теперь с «Быстрым» в скорости не мог соперничать ни один катер и ни одно боевое судно. Как только льды отодвинулись дальше в море, Алексей несколько раз выходил в море, для установки донных мин. Балтийские моряки готовились дать генеральное сражение немецкой армаде. Алексей был счастлив, теперь оставалось сделать предложение руки и сердца Софье и после ее согласия, а в этом он не сомневался, обвенчаться с ней. Вот так он и познакомился с Федором.
IX
Федор и Георгий вместе готовились к весенним экзаменам, которые они успешно и сдали, перейдя на следующий курс. К удивлению многих преподавателей Георгий пересдал экзамен по французскому языку и сделал это  отлично, тут и Дарья постаралась. Их ждала морская практика, но таковой не получилось. Шла война, свободных кораблей не было, а без плавательного ценза нечего и думать об офицерских погонах. Федор уговорил Алексея и тот брал двух друзей для постановки мин. Небольшой плавательный ценз Федор с Георгием получили. Федор все больше сближался с Серафимой, они проводили вместе все свое свободное время. Война войной, а молодость берет свое.
Началась подготовка к свадьбе Алексея и Софьи. Серафима постоянно была со своей подругой. Это она придумала свадебный наряд для Софьи. К фате была приделана огромная белая шляпка и Софья выглядела восхитительно. Одев невесту, Серафима отправилась к себе домой, что бы переодеться. В квартире ее ждал Федор в парадном мундире и с большим букетом цветов.
- Серафима, ты еще не готова, а нам через час надо быть в церкви, я же, как и ты, свидетели на свадьбе, нам опаздывать нельзя.
- Не волнуйся Федор, я быстро переоденусь. У меня все готово. Ты зайди пока к моей маме, она поговорить с тобой хочет.
Федор постучал в комнату матери Серафимы.
- Сударыня, вы хотели видеть меня?
- Заходи Федор Николаевич. Да, мне надо с вами поговорить. Вы очень часто встречаетесь с Серафимой, у меня нет секретов с дочерью, она мне все докладывает о ваших встречах. Тут вот какое дело. Вы уже знаете, что Серафима помолвлена с бароном и я в растерянности, что мне делать. Барон сейчас в Берлине и не скоро появится здесь в Петербурге, но слово, данное ее отцом, остается в силе. Мы люди чести и не можем поступить иначе. Я вижу, как у вас Федор Николаевич глаза горят, глядя на мою дочку, и я вас очень прошу, не делайте в ближайшее время ей предложение. Давайте подождем. Время нас рассудит. Симона еще молода, ей только семнадцать исполнилось. Один год не решает проблем. Вы умны Федор и меня прекрасно поймете. Против вас я не имею ничего, что бы быть против вашего брака с Симоной. Ваш дворянский род один из самых старинных в России и любая девица с радостью пойдет за вас, будь-то княжна, графиня или баронесса. Вот все, что я хотела вам сказать. Без обид Федор Николаевич. Договорились?
- Мне понятны ваши волнения баронесса. В любом случае, раньше чем, через полтора года я не могу сделать предложение вашей дочери. Гардемаринам запрещено жениться по уставу. Мне нужно окончить последний курс корпуса, затем у меня будет плавпрактика, после чего мы и примем с вами решение. Я так же человек чести, и вы можете спокойно отпускать свою дочку со мной. Обещаю вам, ни один волосок не упадет с головы Серафимы.
- Вот и славно Федор Николаевич. Я ни секунды не сомневалась в вас.
В комнату забежала Серафима. Она блистала в своем голубом платье.
- Все Федор, я готова. Можем отправляться в церковь, и она взяла Федора под руку.
- Подожди дочка, твой гардероб не закончен, подойди ко мне.
Баронесса из комода достала шкатулку.
- Вот Симона надень колье и серьги, это, то немногое, что у нас осталось из украшений.
Бриллиантовое колье и серьги подчеркнули красоту Серафимы, теперь от нее нельзя было глаз отвести. Федор и так был по уши влюблен в нее, но в это время он ощутил себя самым счастливым человеком на свете. За такую девушку  он готов был и на смерть пойти.
Они вышли на улицу. У парадного их ждала коляска, которую Федор заблаговременно нанял для поездки. Они поехали в церковь.
- О чем вы там с матушкой беседовали?
- Ох, Сима, не претворяйся, ты и так все знаешь.
- Я только догадываюсь, что обо мне говорили.
- Твои догадки верны. Все нормально. Мы с Ангелиной Карловной нашли общий язык. Волноваться не надо. Я только не понял, почему она тебя называет Симоной?
- Ах, это просто. Меня отец так назвал. Но я православная и в святцах нет такого имени, вот меня, и нарекли Серафимой в церкви. Мне это имя больше нравится. Симона слишком напыщенно. Симона Осиповна, совершенно не звучит. Ладно, хватит об этом. Ты сейчас увидишь Софью и сразу же влюбишься в нее. Она восхитительна, я так завидую ее красоте.
- Завидовать не надо, ты сама прекрасна. И влюбиться в нее я не смогу, я уже люблю другую девушку.
Тут Серафима посмотрела лукаво на Федора.
- И кто же эта девушка, я ее знаю?
- Не претворяйся. Ты же все сама знаешь.
- Но ты мне, ни разу в любви не признался, как я могу знать об этом?
- Ты еще мала слишком. Вот исполнится тебе восемнадцать, тогда и признаюсь. Расти еще егоза.
Так они и подкатили к маленькой офицерской церквушки. Алексей в своем парадном мундире с Георгиевской лентой и Софья в белом подвенечном платье выглядели великолепно. Достойная пара. Людей было не много. Алексей, в силу своего характера, не мог похвастаться большим количеством друзей. Очень скромный офицер. Умница и трудяга. Родители его умерли давно, хоть он и был отпрыском знатной фамилии, но всего добился сам в жизни, большие деньги за ним не стояли и не толкали его вперед. Бывший его командир крейсера с несколькими офицерами и вся его команда корабля. Он не мог их не пригласить на свадьбу, хоть они и не были офицерами. Экипаж маленький, но очень дружный. Два минных матроса, два моториста, два рулевых и боцман, вот и весь боевой состав. Но боцман геройский. Три солдатских Георгия, Алексей не знал о наградах боцмана и был доволен тем, что оставил его у себя, не поменял на молодого. Ни кто из них еще не знал, что в скором времени боцман станет полным Георгиевским кавалером и войдет в когорту самых знаменитых матросов России. Со стороны невесты было больше приглашенных. Родители Софьи были графами и живы. Обряд венчания прошел по уставу. Серафима попыталась поймать букет невесты, но к ее сожалению, это у нее не получилось. Букет достался другой девушке.
Алексей не мог себе позволить свадьбу в дорогом зале, его имение не было большим, а жалованье офицера он ни когда не получал. Не мог себе позволить российский дворянин покусится на государеву казну, когда он имел свое имение. Свой Георгиевский крест он оплатил на Петербургском монетном дворе. Вот такого нрава был Алексей. Теплым осенним днем свадьба проходила на небольшой петербуржской площадке. Как и положено пили за молодых и кричали горько. В этом усердствовал экипаж Алексея. Их, хоть и посадили за отдельный стол, не почину им было сидеть за общим столом, но в том у них обиды не было, шел тысяча девятьсот семнадцатый год. Выпили и за Веру, Царя и Отечество. Серафима счастливая кружилась в вальсе с Федором, когда прозвучал тост, свидетелям горько. Это веселилась Софья, она специально попросила команду Алексея прокричать этот тост. Федор с Серафимой еще ни разу не целовались, только теплые рукопожатия скрепляли их любовь. Серафима покраснела. Она не знала как себя вести в этом случае. Да, она долгими ночами мечтала, как будет целоваться с любимым, но как это сделать на людях, она себе не представляла. Но ее озорной характер нашел выход. Серафима чмокнула Федора в щеку и убежала на террасу.
Тем временем командир крейсера подозвал к себе Алексея.
- Вот, что Алеша, голубчик ты мой. Завтра эскадра снимается с якоря. У тебя есть неделя на медовый месяц. Ты ее заслужил и поработал на славу. Весь залив минами перегородил. Немцы тебя не видели, не дымит твой корабль, значит, и не знают где мины стоят, могут, только догадываться. Мы уходим под руководством контр-адмирала, он будет на моем крейсере квартировать. Вот он и просил тебе передать. Тебе, пока, делать нечего с нами. Мы выйдем в море, станем в боевой порядок и будем ждать немецкую армаду. По нашим сведениям, они хотят покончить с нами навсегда и занять Кронштадт. А оттуда и рукой до Питера подать. Возглавляет их эскадру новейший броненосец, только весной спущенный на воду со стапелей Гамбурга. Их пушечное вооружение гораздо сильнее нашего. Ох, и достанется же нам. Но мы, ни кого не пропустим. Умрем все, но врага остановим, я в это свято верю. Приказ об отступлении я не выполню, ни смотря, ни на кого и ни на чье распоряжение, а про сдачу, ты, сам прекрасно понимаешь, и речи быть не может. Все командиры кораблей едины в этом мнении, контр-адмирал поддержал нас. Хотя, старик и не уверен, приказ об отступлении может поступить. Но, тогда нам все одно крышка. Запрут в проливе и будут обрабатывать их дальней артиллерии. Если флоту балтийскому конец, то и Петербургу будет конец, а мы этого допустить не можем. В общем, догуливай недельку и присоединишься к нам. Догонишь, у тебя ход хороший. Я, правда, не знаю, чем ты сможешь нам помочь, но как вспомогательное судно пригодишься. Так, что, я покидаю вашу свадьбу со своими офицерами. Завтра в поход
- Как же так Павел Сергеевич, эскадра уйдет, а я на неделю останусь. Да, я в глаза офицерам посмотреть не смогу, скажут, что за бабью юбку спрятался.
- Не кипятись Алеша, ни кто этого не скажет. Свадьба у тебя, тем более, через неделю ты присоединишься к нам.
- Я так не могу. Если все в поход, то мое место рядом с вами.
- А как же невеста? Что ей-то скажешь?
- Софья уже не невеста, а жена офицера. Она поймет все, я это точно знаю. Софья настоящая офицерская жена.
- Поступай, как велит тебе совесть. Ты достойный офицер и честь имеешь.
Командир крейсера и его офицеры уехали. Свадьба продолжалась, но не долго. Гости стали расходиться. Война и все это прекрасно понимали. Федор собирался проводить Серафиму домой, когда его подозвал к себе Алексей.
- Вот, что Федор. Я завтра ухожу в море. Софью оставляю на тебя и Серафиму. Думаю, что для меня это будет прогулкой, весь удар на себя примут большие корабли, но мало ли чего в жизни бывает. Если, что, то поддержите Софью. На всякий случай я напишу тебе письмо и пришлю его перед своим отходом в море. Если меня убьют, отдашь его Софье.
- Да, ты, что такое говоришь, какое там убьют. Даже слушать не хочу. Придешь из похода и все сам ей скажешь.
- Федор, война идет и каждый из нас может погибнуть. Иди к своей Серафиме, видишь, как у нее глаза горят, любит она тебя. Глаза любви я теперь хорошо знаю, меня не проведешь. Славная девушка, счастья тебе с ней.
Все разъехались. Федор не мог себе позволить держать экипаж все это время. У отца он лишних денег не просил и жил малым. Они немного прошлись по набережной Невы. Был теплый осенний вечер. Перед мостом влюбленных Федор обнял Серафиму за плечо.
- Нам на свадьбе крикнули горько, а ты только чмокнула меня в щеку, я должен отдать тебе долг.
Серафима промолчала, она, только, взглянула своими лукавыми глазами в глаза Федора. Федор все сразу понял. Можно. Они крепко сомкнули свои губы в долгом поцелуе. Вот так Федор и Серафима впервые поцеловались на берегу Невы. Федор поднял руку и сразу к нему подъехал извозчик. Они уселись в коляску и поехали к Серафиме домой, смотря друг на друга влюбленными глазами, и держа друг друга за руки. Большего они позволить себе не имели права. Другое время, другие нравы. Подъезжая к дому Серафимы, Федор сказал ей.
- Ты спрашивала меня, о чем я говорил с твоей матушкой. Так вот Симона, я ей пообещал, что через полтора года сделаю тебе предложение. Она обещала подумать над этим.
- А почему ты меня Симоной назвал?
- Так мы с твоей матерью о Симоне и говорили, пошутил Федор. Все приехали. Домой заходить к тебе не буду, мне в экипаж надо. Подожду, пока ты не поднимешься к себе домой и не помашешь мне ручкой из окна.
 Серафима, опять чмокнула Федора в щеку, пока ни кто не видел этого, и побежала к себе в дом. Федор был счастлив, когда увидел Серафиму в окне с платочком в руке. Жизнь была прекрасна, и он поехал в экипаж. Там его ожидал Георгий.
- Зобс ты мой милый, как я счастлив. Я сегодня впервые поцеловал Серафиму. Как это прекрасно быть влюбленным, я, даже, не представлял себе этого.
- Ну, конечно, тебе хорошо. А вот друг твой страдает. Я в Дарью влюблен, а поцеловать ее не имею права, мала еще.
- Не такая уж она и маленькая, ей скоро шестнадцать лет. Годик подожди, а потом и целуйтесь на здоровье. Но как ты с ней целоваться-то будешь, она, же выше тебя ростом? Не носить же тебе с собой табурет.
- Издеваешься, да? Я еще подросту, на турнике стал вытягиваться, за месяц на один сантиметр вырос.
- Георгий, тут сантиметра мало, тут надо десять сантиметров тебе добавить, что бы ты смог достать до ее губ. Хотя, если ты говоришь, что за месяц на один сантиметр увеличился, то, как раз через год Дарья в пору тебе и будет. Но, что скажут твои родители. Деревенскую девку в дом хочешь привести.
- А мне все равно, я люблю ее и не такая уж она и деревенская. Смотри, какое у неё воспитание. Спасибо твоей матушке Елизавете Стефановне. Даже, если твой отец и не удочерит ее, то мои родители примут ее, я уже отписал им в Париж. Жду ответ.
- Не поторопился ли ты мой друг? Много еще ты встретишь прекрасных девушек в своей жизни.
- Ты вон, такой вопрос себе не ставишь, зачем меня спрашиваешь об этом.
- Ладно, дружище, давай укладываться спать. Завтра эскадра уходит в море. Занятия перенесли на вечер. Пойдем провожать наш флот.
Алексей Софью в свою квартиру внес на руках. Он целовал ей руки и ноги. Признавался в любви. Зачем торопиться, любимая рядом и у них вся жизнь впереди. Долгая, долгая. В своем подвенечном платье Софья была прекрасна, но без платья она оказалась еще краше. Ослепительно белая кожа, высокая красивая грудь. На Софьином теле не было места, куда бы ни поцеловал ее Алексей. Любовь их была пылки и долга. Светало. Только любящая жена может угадать и понять мысли своего мужа.
- Алеша, любимый, что-то твое лицо грустное стало. Нам радоваться надо. Скажи мне, что тебя мучает. Мы же с тобой одно целое.
- Да Софьюшка, ты все поняла родная. Сегодня эскадра уходит в море. Мне дали отсрочку на неделю.
- Не говори дальше, я все поняла. Ты не можешь себе этого позволить. Я офицерская жена, сама для себя выбрала эту стезю. Я могла бы выйти замуж за вельможу и укатить в свадебное путешествие, но я выбрала тебя, офицера флота и горжусь этим. Не буду удерживать тебя возле себя. У нас вся жизнь впереди, успеем еще пожить в любви и радости. Надо, значит надо. Я на берегу буду ждать своего моряка. Такая наша участь женская. Знаем, на что идем. Я тебя сама соберу в поход, пора привыкать к этому.
У Алексея глаза стали мокрыми. Он знал, что Софья поймет его, но он не предполагал себе, что эта графинюшка, в общем-то, избалованная девушка, вот так сразу и бесповоротно примет его сторону. Без плача и слез. Откуда, из каких глубин души она все это открыла для себя? Он понял, что дворянство для нее не титул, а образ мышления, генетически заложенный в русскую душу. Он гордился своим выбором. Он встретил настоящего человека. Он и раньше был готов на все, ради Софьи, но теперь он был в двойне горд и за себя и за неё. Он ее обнял, в ответ получил горячий поцелуй. У них было еще время полюбить друг друга, что они и сделали с огромной пылкостью. Они еще не знали, что это их последняя любовь. Последняя ночь любви для Алексея, первая и последняя ночь любви для Софьи.
Когда Алексей прибыл к причалу, провожающих эскадру уже, почти не было. Матросы со вчерашнего дня находились на своих кораблях с дежурными офицерами, а офицеров по кораблям стали развозить с раннего утра. Эскадра стояла на рейде и ждала сигнала об отплытии. У стенки стоял корабль Алексея. Весь его экипаж выстроился на юте. Алексей подошел к Федору.
- Пусть наши дамы немного посекретничают, а ты мне нужен на пару слов. Вот тебе письмо для Софьи, ели успел написать. Сделаешь все, как условились. Ну, все, давай прощаться. Приду из похода и заберу тебя к себе на практику. У нас не хуже, чем на крейсере и Георгия тебе обещаю. Мы такие. Нам все ордена нужны, хотя мы и не из-за них служим Богу, Царю и Отечеству. Но раз мы лучшие, то и награды должны быть у нас лучшие.
Двое мужчин крепко обнялись. Еще недавно, они друг друга не знали, а теперь их дружба была на всю жизнь, на всю короткую жизнь Алексея. Софья не рыдала, хотя, слезы и покатились из ее глаз. Серафима поцеловала Алексея в щеку и перекрестила его. Софья сомкнула свой долгий и последний в жизни поцелуй. Больше она ни кого и ни когда не поцелует в своей жизни. Судьба.
Алексей подошел к своему судну. С трапа спустился боцман и строевым шагом под козырек подошел к Алексею.
- Ваше благородие, господин лейтенант. Команда в полном составе построена. Корабль готов к походу.
Так браво боцман ни когда не рапортовал. На его повседневной морской робе сверкали три Георгиевских креста, чего раньше ни когда не было. Алексей ступил на трап. Боцман, командным голосом произнес, смирно. Алексей взял под козырек и взошел на судно с командой, вольно и отдать швартовый. С кнехта сняли кормовой и носовой концы, и корабль отошел от берега.
Теперь, только, Софья расплакалась на груди у Серафимы.
- Я его отпустила от себя, я не имела права его задерживать. Пусть Федор едет к себе в экипаж, а ты Сима оставайся. Поехали ко мне домой. Я тебе покажу свой новый дом. Квартирка маленькая, и ни какой прислуги. Все теперь буду делать сама, и ждать мужа. Я теперь мужняя жена.
Эскадра подошла к месту своей дислокации и легла в дрейф. Их ждало не легкое сражение и теперь все зависело от выучки офицеров и матросов. Как будут вести стрельбы, такая и участь их ждет. Со дня на день, должна была подойти немецкая эскадра. Нужно было найти оптимальное место для сражения и первым нанести урон противнику. Силы были, явно, не равны. Алексей подошел к флагманскому крейсеру и дал семафор.
- Прошу принять меня. Командир корабля, лейтенант Волков.
В ответ было дано добро. По штормтрапу Алексей поднялся на крейсер. Его провели в каюту адмирала, где рядом с адмиралом сидел и командир крейсера. Он и начал разговор.
- Что у вас Алексей Петрович? Вы просто так не будете отвлекать адмирала, я вас прекрасно знаю.
- Разрешите говорить господин адмирал?
- Алексей Петрович присаживайся и говори без церемоний.
- Есть у меня одна задумка. Я ночью хочу уйти влево до минных полей, миль двадцать отсюда. Там и буду ждать немецкую флотилию. От меня тут толка мало. Их дымы я замечу заблаговременно, не пропущу. Буду держаться от них поодаль, в нескольких милях. Начнется сражение, я и подкрадусь незамеченным к их  флагману и ударю своими торпедами по нему, утопить я вряд ли смогу его, а вот урон нанести серьезный можно. Без этого броненосца наши шансы уровняются.
Адмирал надолго задумался.
- Идея хорошая, сказал он, но справитесь ли вы с ней, вот в чем вопрос. Давайте сделаем так. Вы с капитаном первого ранга отправляйтесь к нему и продумайте план до конца, потом мне и доложите, а мне сейчас о другом подумать надо, как провести генеральное сражение. Завтра сбор всех командиров кораблей, я им должен правильно поставить задачу. Вы свободны.
Алексей с командиром крейсера ушли в его каюту.
- Действительно, Алексей Петрович, идея не плохая. Нам бы прищучить их флагман, считай, полдела сделано. А если на собственных минах подорвешься, чего делать-то будешь?
- Не должен я подорваться. Мины эти я ставил сам и знаю, где каждая лежит. И осадка у меня маленькая. Не достану я до них. Магнитные мины на меня не среагируют, масса не та, они минимум на линкор заряжены, чего им под моим днищем взрываться. Ну, а если подорвусь, все под Богом ходим, то и потеря не велика, семь человек команды и пароходишко старенький, новый, после победы сделаете. А удастся мой план, то и дело большое сделаем.
- Погоды-то стоят отменные. Видать далеко, на сто миль вперед. Коль заметят они тебя, не уйдешь, расстреляют из пушек. Жалко мне тебя Алеша.
- И тут не волнуйтесь Павел Сергеевич. Вы, что думаете, я зря всю зиму проболтался в доке, пока мой корабль ремонтировали. Пушку-то я не зря убрал, я замаскируюсь под рыболовецкое судно, мачту поставлю и парус не большой. Кливером управлять легко, буду лавировать возле минных полей и немцев ждать, так и горючее сэкономлю. В общем, я все уже продумал, как кораблю полную маскировку дать. Эх, жаль, радио у меня нет, так бы перед атакой упредил бы вас.
- Да, плохо мы еще оснащены, с азбукой Морзе воевать сложнее. Вот, что Алеша, добро ты от меня получил, считай и адмирал согласен. И я кое-чего придумал. Начнется бой, ты сразу в огонь не лезь. Выжидай. Наша и их эскадры будут вести перестрелку из главных калибров, и лавировать в море, как настанет удобный момент, я со своим крейсером выйду вперед, как бы, вызывая, их флагман на дуэль, адмирала отправлю на другой крейсер, они примут ее, тут и к гадалке ходить не надо. У них орудийной мощи больше, подумают, что легкая прогулка предстоит им, вот тут Алеша, ты со своим планом и вступишь в бой. Жми на всех парах, или, как там у тебя, на всех дизелях, проведешь торпедную атаку и уходи к нашим, они тебя прикроют огнем, я распоряжусь об этом. Только попади в немецкий крейсер, не дай пропасть моему кораблю. Я за себя не боюсь, пожил уже. Адмиралом мне не быть никогда, не кланялся я начальству и командиром крейсера заслуженно стал. Выше капитана первого ранга я все одно не стану, так на пенсию и уйду, если ты сгинуть не дашь. Я за команду беспокоюсь. Две с половиной тысячи живых русских душ, вот им не дай пропасть. Попадешь в цель, вот тогда-то я с ним и разберусь по полной программе, мои пушкари промаху не дадут. Все, иди на свой корабль, подойди к плавбазе и запасись чем надо, адмирал распорядится. Вечером, когда темнеть начнет, уходи в море. Ни кому, ни чего говорить не надо. Среди русских моряков предателей нет, но, как говорится, береженого, Бог бережет. Оставим наш план, пока, тайной. Все, свободен лейтенант.
Они крепко пожали друг другу руки, и Алексей покинул крейсер. На свой корабль, он вернулся в хорошем распоряжении духа.
- Так боцман, свистать всех наверх, задание перед командой излагать буду.
Небольшая команда корабля быстро собралась на юте.
- Вот, что мои дорогие ребята, я вам сказать хочу. Перед нашим кораблем командованием поставлена боевая задача, и мы ее выполним, чего нам бы это не стоило. Вводную дам на месте, когда прибудем. Теперь же, отправляемся к плавбазе. Сдать все мины, они нам не пригодятся на этот раз, оставить только две торпеды, пойдем налегке, баки заполнить соляром до отказа. В двадцать ноль, ноль уходим от эскадры.
К месту ожидания немецкой эскадры они шли на малых оборотах, торопиться было не куда. На рассвете подошли к минным полям. Алексей команду собрал в кубрике, в нем было тесно, но, зато можно было всем присесть.
Вот, что ребята, теперь я вам изложу план действий. Минный матрос Иванов.
Молодой парень вскочил с места.
- Я Ваше благородие.
- Не надо вставать, слушайте меня сидя, я вас для этого и в кубрик пригласил. Тебе особое задание. Не зря же ты у нас художник. Накрыть торпедные аппараты брезентом, а на брезенте лодки нарисуй. Делай, что хочешь, но со стороны, глядя в бинокль, немцы должны видеть лодку, а не торпедный аппарат. Пластырем заклеить название корабля и надпись сделать другую. «Быстрый» не подходит. Нужно рыбацкое название.
- Какое изволите название, Ваше благородие, написать.
- Ну, тюлька или краб, не подойдет, а вот салака, в самый раз. Быстрая рыбешка. Возьми себе двух помощников и ступай, выполняй задание.
- Все будет исполнено по высшему разряду. Мы как у Айвазовского все сделаем.
- Теперь боцман и тебе работа есть. Ты все время спрашивал, зачем я пушку с корабля снял и на ее место устройство для мачты соорудил, вот пришло время и понять, зачем я это сделал. Пусть твои орлы из трюма достанут мачту и установят ее. Поставьте растяжки из тросов и натяните парус. Где парус лежит, ты знаешь. Жаль, маленький кливер у нас будет, я его с одной яхты снял, которая рядом с доком пришвартована была, но нам скорость не нужна, а только дрейф и маневр. Когда установите мачту, Андреевский флаг спустить, не надо нам раньше времени высовываться. Все, всем по рабочим местам.
Команда взялась за работу. Трудились все дружно и к вечеру управились. Торпедные аппараты были замаскированы. Трудно было понять с близкого расстояния, чего нарисовал матрос, но он клятвенно побожился, что в бинокль будет видна лодка. На двух бортах появилась новая надпись «Салака». Матросы и шутку придумали на эту тему. Мачту установили и растянули ее тросами. Тросы были хорошо натянуты и звенели как струны у гитары. Течением и ветром корабль отнесло в сторону, и Алексей попробовал парус. Дул не сильный боковой ветерок и корабль галсами пошел к месту ожидания эскадры. Так они патрулировали двое суток, вахта сменялась каждые четыре часа, все их взоры были устремлены в море с ожиданием дымов эскадры. Через сутки, ближе к обеду, Алексей в бинокль увидел ожидаемые дымы. Через некоторое время показалась и немецкая эскадра. Впереди шли два минных тральщика, затем линкор и легкие крейсера, потом появились и броненосцы. Почти в самом конце этой огромной армады, которая растянулась на многие мили, шел немецкий флагман. Сразу же бросалось в глаза, что немцы хорошо не знают фарватер и боятся минных полей. Корабль Алексея был замечен, это он понял, когда на него вышел один из линкоров. Алексей под парусом стал уходить в минные поля, но потом к нему пришла замечательная идея. Он матросов заставил танцевать на палубе. Минут пять страха и танцев, и линкор повернул на прежний курс. Видимо, «Салака» с его пьяными матросами, его не заинтересовала. Беда миновала их. Алексей направил свой корабль параллельным курсом с эскадрой. Когда они прошли минные поля, он включил дизель и ушел подальше от немецких кораблей. Вторую встречу с ним они бы ему уже не простили. Утром он  был далеко от противника, только видел небольшое количество дымов от кораблей эскадры. Теперь оставалось ждать сражения. Через двое суток, на рассвете началась канонада. Сначала раскаты были не очень частыми, видимо пристреливались, потом, чаще и чаще, пока не послышался сплошной гул от взрывов снарядов. Время Алексея наступило. Он вышел из засады. На него не обращали внимания, скорее всего они его не замечали. Наш флагман вышел из-за линкора и всем огнем своих батарей накрыл немецкий легкий крейсер, тот накренился и начал погружаться в море. Наперерез нашему кораблю пошел немецкий броненосец. Действительно, корабль красавец, огромная махина. С его палубы прогремел залп, снаряды легли, не долетев до нашего корабля. Алексей прекрасно понял, наш флагман берут на «вилку». Следующий залп, скорее всего, ляжет за кораблем, но, а третий…, тут Алексей и не хотел предполагать. Алексей был за штурвалом.
- Полный ход, сказал он в переговорную трубу. Самый полный ребята. Выжмите все, что вы можете из этого мотора, завтра он нам может и не понадобиться.
Боцман находился возле Алексея.
- Вот, что дорогой мой боцман. Вы мне не нужны на мостике. Давай дорогой, иди в машинное отделение и сделай все, что бы наш корабль ни плыл, а летел по волнам.
Боцман спустился в трюм. Тем временем на море шел бой. Третий залп накрыл наш флагман, несколько снарядов попало в цель. На помощь к нашему броненосцу вышел линкор, он здорово поставил заградительные дымы и закрыл собой флагман. Досталось линкору сильно, он накренился и загорелся. Алексей все это видел и шел к своей цели. Он знал, что ему делать и четко отдавал команды.
- Торпедной прислуге, снять брезенты с аппаратов. Торпеды товсь. Целиться в середину броненосца.
Корабль Алексея шел на полном ходу, приближаясь к броненосцу. Уже можно было пускать торпеды, но прозвучала сначала другая команда.
 - Поднять Андреевский флаг.
Немцы поздно спохватились, когда одно из орудий стало разворачиваться в сторону «Быстрого». Прозвучала команда.
- Торпеды пли.
Когда Алексей увидел, по характерной дорожке, что торпеды пошли на цель, он резко развернул свой корабль вправо, это и спасло корабль от прямого попадания снаряда, пущенного с броненосца. Сначала прозвучал грохот, потом корабль накрыло волной. Было такое впечатление, что судно ушло под воду, но через несколько секунд корабль подбросило в воздух, над водой, словно щепку. Алексей выскочил из рубки, что бы помочь матросу не упасть за борт, тот держался обеими руками за леер, а тело его было над водой. В момент, когда он вытащил матроса на палубу, прозвучало два взрыва. Скорее всего, один, но очень долгий. Это, торпеды, пущенные Алексеем, точно поразили цель. Алексей оглянулся и его сердце затрепетало. Потом он услышал звон лопнувшей гитарной струны, это порвался трос, который удерживал мачту. Обрывок троса прошелся по животу Алексея. Китель был разрезан словно бритвой, на уровне живота и, что-то теплое и мягкое оказалось в руках Алексея. Алексей впервые увидел кишечник человека. Боль он не чувствовал. Сел на палубу и спиной прислонился к рулевой рубке. Боцман, когда поднялся на палубу, в такой позе застал Алексея и кинулся помогать ему.
- Отставить боцман. Держать курс на наш подбитый линкор. Надо спасать команду. Линкор сейчас затонет.
- А как же вы Алексей Петрович, вас срочно в лазарет доставить надо.
- Выполнять мои приказания. А в лазарет мне уже не надо. Пусть меня ребята перевяжут, может поживу еще немного.
Боцман взял курс на линкор, он почти весь ушел под воду. На воде плавало множество моряков. Алексея перевязали, и живот стянули рубахами. Теперь ему стало немного легче, но подняться он, все равно не мог. Так сидя на палубе и отдавал приказания.
- Всех матросов и офицеров поднять на борт.
А тем временем бой продолжался. Немецкий броненосец стал набирать воду. Торпеды легли ниже ватерлинии и броневой защиты. С каждой минутой ход его замедлялся. Вся русская эскадра обрушила на него свою огневую мощь. Бой продолжался до ночи. Потери немцев были ужасающими. Они потеряли восемь кораблей, против двух наших. Немецкий флагман, все же остался на плаву, но был серьезно искорежен и покалечен. Его прикрыли все корабли немецкой эскадры и начали отход, беспорядочно, отстреливаясь. По русской эскадре был отдан приказ немецкие корабли не преследовать. Да и не чем было преследовать. Досталось всем боевым кораблям. Когда «Быстрый» подходил в плавбазе, Алексей был еще жив. Его корабль был битком набит матросами с погибшего линкора. Алексея на руках матросы подняли на плавбазу, когда к нему подошел врач, он открыл глаза, но так и ничего и не сказал. Все сняли бескозырки. Сначала плавбаза подала длинный гудок и приспустила Андреевский флаг, затем в темноте раздались протяжные гудки русской эскадры. Утром тело Алексея доставили на флагманский корабль. Его переодели в парадный мундир. На его груди была Георгиевская лента. Если бы бои продолжались, Алексея захоронили бы по морскому обычаю, отдав его тело морю, но эскадра пошла домой. Сражение было выиграно, теперь немцы не сунуться к нашим балтийским границам. Через два дня наши корабли зашли на рейд Кронштадта. Флагман стал на рейд первым. На его капитанском мостике находились адмирал и командир корабля.
- Ты уже сам командуй Павел Сергеевич, а я тихо постою возле тебя, сказал адмирал. Это твой офицер погиб, ты его воспитал, тебе и честь выпала, хотя и скорбная. Надо все сделать честь, по чести.
- Будет исполнено.
Командир начал отдавать приказы.
- Поднять сигнальные флаги, вернулись с победой.
За всем этим наблюдала огромная толпа людей собравшихся на причалах Кронштадта. Среди этих людей была и Софья с Серафимой.
- Снять с петель дверь из моей каюты, продолжал командовать командир. Положить на неё тело Лейтенанта Волкова.
Все было исполнено в миг. Тело Алексея водрузили на дверь от командирской каюты и на руках офицеры корабля понесли тело на нос крейсера, там было приготовлено место для тела, возле главного корабельного калибра.
- Приспустить Андреевский флаг.
Этот приказ выполнили все корабли эскадры. Зрители на причале были в недоумении. Так провожают в последний путь командующего эскадрой, но его золотые пагоны были видны на мостике крейсера. Ни кто не мог понять кто погиб на эскадре. Два буксира медленно подошли к флагману и стали его подтягивать к стенке. Софья увидела, что корабль Алексея стал приближаться к берегу, она обрадовалась, скоро она увидит своего мужа живым и невредимым. Она не успела на любиться с ним, всего одна ночь вдвоем, но теперь, он наверняка, получит отпуск, и они смогут наверстать упущенное время. С крейсера спустили концы и их намертво прикрепили к кнехтам причала, потом и «Быстрый» стал у стенки. Нашёлся рядом и всезнающий человек.
- Не понятно, какое имеет право минный катер стать впереди крейсера, сказал он.
Эти слова врезались в душу Софье. Она глазами искала Алексея, но он, почему-то не появлялся на мостике. Подали трап к крейсеру. На всю бухту громко прозвучало, это командир продолжал отдавать команды.
- Офицером и матросам взять на караул. Спустить тело лейтенанта Волкова на стенку. Оркестр! Прощание славянки.
Зазвучал марш.
- Головные уборы долой.
Когда тело Алексея спускали офицеры по трапу, Софья все поняла, наверняка, она и не слышала, кому отдают эти почести, она поняла, что так могут провожать, только, ее мужа. Она еще хотела увидеть его на мостике «Быстрого», но раз там Алексея не оказалось, значит, это его выносят с крейсера. Предчувствия ее не обманули. Тело Алексея приняла его команда, сразу же, когда оно оказалось на берегу. Процессия двинулась к офицерской церкви. Софья потеряла сознание. Если бы не Серафима, Софью бы, просто, затоптали. Софья пришла в себя, когда ее усадили на стул в церкви, рядом с телом мужа. Хоронил Алексея весь военно-морской Петербург, а это добрая половина петербуржцев. Тело Алексея везли на орудийном лафете, а Софью на стуле несли, сменяя друг друга, матросы с погибшего линкора. Вряд ли Алексей остался жив, после такой травмы, но он отдал свой последний приказ, сначала спасти всех моряков затонувшего корабля, а, уж потом, спасать его жизнь. Все спасенные моряки знали об этом. Федор с Серафимой шли рядом. Серафима плакала, а вот Софья не проронила ни одной слезы. Ее глаза были огромные, красные и сухие. Возле могилы она подошла к гробу, поцеловала Алексея в губы, лоб, затем взяла его руку в свои ладони и поцеловала руку. Тело Алексея предали земле. Софья не слышала ни прощальных речей не музыки Шопена. Она смотрела в сторону моря и думала.
- Я горда за мужа и очень горда за себя. Я правильный сделала выбор в жизни. Если бы время вернуть назад, я бы точно такой сделала выбор. Только Алексей, мой Алеша, другого мне мужа и не надо.
Так ушел из жизни еще один человек долга. Русский столбовой дворянин, офицер и Георгиевский кавалер. Он выполнил главную привилегию русского дворянина, он первым пошел и умер за свою Родину. Слава русскому дворянству.
Серафима переехала к Софье и несколько дней ухаживала за ней. Жизнь продолжается и после смерти любимого человека. Софья оставалась грустной, но постепенно начала есть понемногу, начала и разговаривать с Серафимой. Федор ждал удобного момента, когда отдать письмо, написанное Алексеем перед его походом. В скором времени он это и сделал. Софья вскрыла конверт.
- Дорогая моя и любимая Софьюшка. Если ты читаешь это письмо, значит я погиб, иначе Федор не отдал бы тебе его. Очень многое хочется тебе передать, но в письме этого не сделаешь. Я очень любил тебя. Ты моё счастье и моя жизнь. Прости меня, что так вышло, но ты сама избрала этот путь, выйдя замуж за офицера флота российского. Всю свою короткую жизнь я готовил себя для службы Отечеству, так меня научили мои родители. Но хватит обо мне, меня не вернешь. Ты очень красивая женщина. Молодая и здоровая. Прошу тебя, не надо хоронить себя заживо. Будет достойный человек, выходи за него замуж. Рожай детей. Родине еще понадобятся достойные люди. Обнимаю тебя, родная моя. Мы встретимся, там, на небесах и Господь даст нам еще долго быть вместе. Больше нет времени. Мне надо уходить в море. Прощай. Твой Алексей.
Вот тут, наконец, у Софьи потекли слезы. Она не рыдала, просто, огромные капли падали из ее глаз на пол. Она обняла Серафиму, и они долго сидели обнявшись. Федор не мог смотреть на это зрелище, да, и чем он мог помочь Софье, слова ей были не нужны, он уехал к себе в экипаж.
Для гардемарин жизнь шла своим чередом. Учеба, учеба, учеба и коротенькие дни увольнительных. Ни чего интересного, не считая того, что страна двигалась к краху. Локомотив краха и разрухи набирал скорость. Двигался он без остановок. Зачем останавливаться, кто мешает движению, тот попадал под жернова железных колес поезда. Одна смерть, это трагедия, смерть миллионов, это уже статистика, так выразился впоследствии вождь всех времен и народов.
X
Прошло совсем немного времени, после смерти Алексея Волкова, а было такое впечатление, что прошла вечность. Петроград бурлил. На площадях шли митинги. Сотни всевозможных партий и объединений раздавали листовки. Каждая партия считала, что она главная в России. Больше всего в этом преуспевали анархисты и конституционные демократы, которые именовали себя кадетами. Социал революционеры и меньшевики вели себя приличнее, но и они на каждом углу кричали свои лозунги. Большевики несколько по притихли. В нормальные учреждения их не принимали, и они заняли помещение Смольного института. Как-то забыла Россия про институт благородных девиц. Девочек большевики побоялись выгнать на улицу, и им было оставлено небольшое жизненное пространство, где они могли спать и учиться.
Гардемарины были вне политики. Старшему классу Федора вскоре предстояла поездка на Дальний Восток, где гардемарины должны были уйти в девятимесячное плавание, чтобы получить плавательный ценз, потом меньше года учебы, экзамены и офицерские погоны. С утра до вечера были занятия, свободного времени, практически не было. Лишь по воскресеньям Федор мог навещать  Серафиму и своих родных. На фронте ни кто воевать не хотел, армия разваливалась, а если правильно сказать, армия полностью разложилась. Керенский делал судорожные попытки, хоть как-то возродить армию, но у него, ни чего не получалось. Последняя его попытка была, это создать женский батальон под командованием Марии Бочкаревой. Частично, его затея удалась. Батальон был создан и отправлен на фронт. Женский батальон сражался геройски, неся значительные потери. Но это было все временно, как и сам Керенский со своим правительством. От него отвернулось практически все офицерство. Кто был за временное правительство, понять было невозможно, оно доживало свои последние часы. В один из сентябрьских дней начальника военно-морского училища вызвали к Керенскому. Керенский лично вручил ему приказ арестовать предводителя большевиков Льва Троцкого и его заместителя Владимира Ульянова-Ленина. Вы шокированы?  Да, да, именно так и был написан приказ. До седьмого ноября тысяча девятьсот семнадцатого года руководителем большевиков был Лев Троцкий. Остальное все, это мифы Сталина о Ленине. Гардемарины, пожалуй, это единственное воинское подразделение, которое еще было верно Временному правительству. Начальнику училища не очень хотелось втягивать курсантов в политику. Он приказал построить гардемарин на плацу и выступил перед ними.
- Господа гардемарины, поступил приказ Временного правительства арестовать руководителей большевиков. Я не хочу вам приказывать. Если есть добровольцы, то сделайте шаг вперед.
Многие гардемарины уже насмотрелись на пьяных матросов с красными бантами на кителе. Весь класс Федора одновременно сделал шаг вперед.
- В оружейной комнате получите винтовки и боезапас, продолжал командир училища. Через полчаса построение. Пойдем в Смольный
Смольный ни кто не охранял, гардемарины с легкостью справились бы с этой задачей. Несколько гардов ушли в кубрик, среди них были и Федор с Георгием, они долго спорили друг с другом, но приняли решение. Петр Мамонтов кортиком заколет Троцкого по пути в Зимний дворец. Они еще не знали, что командир училища только что получил новый приказ, отменяющий предыдущий. Керенский со своим окружением испугались ареста Троцкого и Ленина. В эти минуты они думали не о России, а о собственных шкурах. Вот так, в течение этого дня мальчишки – гардемарины могли решить судьбу России, но им не дали этого сделать. Из восьми гардемарин, которые совещались в классе, пятеро будут зверски замучены  и расстреляны в застенках ЧК, а Петр Мамонтов будет повешен. Когда гардемарины повторно выстроились на плацу, командир училища, просто, приказал всем разойтись и сдать оружие, без объяснения причин, ему, попросту, было стыдно смотреть курсантам в глаза. После этого гардемарины посчитали себя свободными от присяги Временному правительству. Так Керенский лишился последнего мужского воинского подразделения. Теперь у Временного правительства оставался женский батальон второго набора. Около сотни не обученных военному делу женщин, переодетых в мужскую военную униформу. Занятия в училище практически прекратились и все ждали отъезда на Дальний Восток. Георгий жил у Федора в доме, и все свое время проводил с Дарьей. Теперь и он понял, как пахнет любовь, о чем ему говорил Федор. У Георгия горели глаза, но он не знал, что ему делать дальше. В этот день Федор надолго задержался у Серафимы и пришел за полночь, Георгий не ложился спать и ждал друга, ему нужен был совет. Федор тихонько открыл дверь в их комнату, думал, что друг его спит и как только зашел, Георгий тут же спросил его.
- Федор, что мне делать, я влюблен в Дарью. Я почувствовал запах любви, это прекраснейший аромат. У меня сердце из груди выскакивает. Я не знаю, что мне делать.
- Я тебя понимаю Зобс, сам влюблен. А вопрос твой решить легко. Обратись за этим к моей матушке. Завтра с утра прямо и начни. Только после завтрака, я тебя прошу, мало ли как матушка отреагирует на это. Хотя, если честно, она против этого не будет. Ты князь, какую же еще можно желать партию для Дарьи. Трудность одна, Дарья простая крестьянка. Мой отец не успел удочерить ее, не кому прошение теперь подавать. Николай отрекся от престола, а другого царя нет. Ложись спать. Утро вечера мудренее.
У Георгия утром кусок не лез в горло, он только чаю выпил и стал ждать окончания завтрака. Дарья, как чувствовала, что-то. Сама не своя ушла в свою комнату. Николай Федорович наскоро позавтракал и уехал на службу в госпиталь. Федор тихонько куда-то исчез. Вот тут и настало время Георгия.
- Елизавета Стефановна, я хочу поговорить с вами.
- Георгий, а вечером нельзя это сделать? У меня дел по дому много, а Дарья чего-то плохо себя чувствует.
- Я Вас надолго не задержу, а до вечера я не дотерплю.
- Что-то вы Георгий загадками говорить стали, хотя, я и догадываюсь, о чем вы хотите со мной побеседовать. Идемте ко мне в комнату.
Через несколько минут у них состоялся серьезный разговор.
- Елизавета Стефановна, я люблю Дарью и прошу у вас ее руки. Скоро я уеду на Дальний Восток с вашим сыном, через год вернусь офицером. Я хочу, что бы Дарья стала моей женой, когда я приеду.
- Дарья не моя дочь и я не решаю эти вопросы. Но если вас интересует мое мнение, то я категорически против этого брака. Теперь не перебивайте меня и выслушайте мои доводы до конца. В этом году, моя воспитанница, должна была поступить в дворянский пансион, на это было подано прошение на Высочайшее имя, и был получен положительный ответ от ее Императорского Высочества Марии Федоровны. После окончания пансиона, Дарья получила бы нашу фамилию. Если бы Николай Федорович успел бы удочерить Дарью, жаль мы не сделали этого раньше, но кто знал, что Николай отречется от престола, наша семья далека от политики, я бы с радостью удовлетворила  бы ваше предложение. Дарья приняла бы вашу фамилию и титул. Её приданное не хуже чем у графини. Когда Дарье исполнилось шестнадцать лет, мой муж отписал ей имение в Тамбовской губернии в шестьсот десятин со всеми строениями. Дарья об этом не знает, незачем баловать девчонку. Вы князь, а князю не престало жениться на дворовой девке, простите за резкость. Я столбовая дворянка и знаю наши законы. Вы еще не стали офицером, но уже стараетесь погубить свою карьеру. Ни один офицер дворянин не подаст вам руки, хотя вы и прекрасный человек. Вас не примут в обществе, и вы покинете службу. Хотя времена и изменились. Возможно, вам и удастся вернуть расположение офицеров. Тут многое и от вас будет зависеть. Выслушав меня, вы согласитесь, что я права, но все равно будете просить руки Дарьи, я вижу, как у вас горят глаза. Вы влюблены. Дарья красивая и образованная девушка, и я вас прекрасно понимаю. Но это еще не все. Если бы ваш отец был в Петербурге, простите в Петрограде, ни как не могу привыкнуть к новому названию города, то я бы хотела лично услышать его мнение по этому браку, но он с вашей матерью в Париже, как я знаю. Мне нужно письменное подтверждение, что ваши родители не против этого брака. Невеста с хорошим приданным, но крестьянка. Но и это еще не все. Вы Дарье говорили о своем предложении?
- Что Вы, Елизавета Стефановна, без вашего позволения я бы не посмел этого сделать. Я глубоко уважаю вашу семью. Федор мне ближе, чем брат. А за Дарью вы не беспокойтесь, я ее на руках всю жизнь носить буду и в обиду не дам.
- В это верю, вижу, как у тебя глаза горят. Да и девка хороша, прелесть, да и только. Ни когда не могла подумать, что Дарья станет такой красавицей.
- И за родителей моих не беспокойтесь. Будет и письменное разрешение. Родители поймут меня и одобрят мой выбор, я в этом не сомневаюсь. Даю слово.
- И этому верю я. Теперь не мешало и у Дарьи спросить. Может она будет против.
Георгий сильно покраснел. Он, как-то и не подумал об этом. А вдруг Дарья откажет ему. Он маленького роста, нос крючком, да еще и с кривыми ногами, как кавалерист. Если бы Георгий мог, то он бы сбежал стремглав из комнаты, но жребий был брошен.
- Вот и славно Георгий, сейчас Дарью и спросим. Подожди меня немного, я за Дарьей схожу.
Георгий был сам не свой, когда в комнату зашли две женщины.
- Вот, Дарья, князь Георгий Иванович твоей руки просит. Я не знаю, что ему ответить. Тут от тебя и его родителей все зависит. Говоришь, да, через год свадьба будет, как раз тебе семнадцать исполнится.
- Мне можно задать вопрос вам Елизавета Стефановна?
- Конечно милая моя, ты же мне как дочь.
- А почему вы сказали, что все зависит от меня и от родителей Георгия?
- Тут все просто Дашуля. Тебе жить с мужем, а не мне. Тебе и выбирать. А родителей Георгия вспомнила не зря. Он князь, а ты крестьянка. Без их благословления я согласия не дам.
- Тогда, можно я подумаю, пока родители Георгия Ивановича будут давать ответ.
- Ты вправе поступать, как желаешь. И вот еще моя любимая Дарья, что я тебе скажу и скажу это при князе. Если ты хочешь выйти замуж за Георгия из-за его титула, то не делай этого. С сегодняшнего дня ты помещица Дарья Никифоровна Афанасьева. Тебе принадлежит огромное поместье в Тамбовской губернии. Ты очень богатая невеста на выданье. Жаль, только, не успела получить нашу фамилию.
Да, далеко от политики была мать Федора, через три недели Дарья Никифоровна из помещицы, опять превратится в простую крестьянку Дарью Афанасьеву, а все поместья в России национализируют. Прямо как в сказке А.С. Пушкина, о золотой рыбке, но с более трагическим итогом, потому, что это происходило не в сказке, а в жизни.
Дарья обняла Елизавету Стефановну и продолжила.
- Я благодарна вам и вашей семье. Скорее моей семье. Вы мне родные. А про поместье, простите, но я все знала давно. Не хотела выдавать своих братьев Льва, Бориса и Федора. Они мне на шестнадцатилетние все это сообщили по большому секрету каждый в отдельности. Так, что простите их. И то, что я уже не простая крестьянка, я давно знаю и мужа я выберу себе, только по любви и с вашего благословения. Я благодарная дочь и поступлю, как вы скажете.
- Другого ответа я от тебя Даша и не ожидала. Хотела сделать тебе приятный сюрприз, жаль не получилось. Вот так полагайся на мужчин. А все говорят, что женщины болтливы.
- Не надо злиться на сыновей, они, просто любят меня. Я это прекрасно знаю.
- Это и я знаю, так воспитала их. Значит так князь. От меня и Николая Федоровича получите благословление после разрешения на ваш брак от ваших родителей и, естественно, после согласия самой Дарьи. Вы удовлетворены ответом?
Георгий понял, что Дарья лукавит и она согласна, теперь осталось за малым, получить ответ от родителей. Такое письмо он давно написал, но ответа все не было.
- Я полностью удовлетворен ответом, теперь не буду вам мешать.
Георгий удалился, а две женщины продолжили разговор.
- Даша, а ты уверена, что влюблена в Георгия. По глазам-то я видела, что ты согласна. Ты же совсем не видела жизнь. Ты нигде, практически не бывала. Может, встретишь другого мужчину и влюбишься. Трудна женская доля, поверь мне, я через многое прошла. Вон мой муж, взял и влюбился в балерину, как я страдала. Я люблю своего мужа и не хотела ему мешать. Он сам в семью вернулся. Я не жалуюсь на жизнь, я о тебе думаю. Может рано тебе замуж? Успеешь еще. Хотя Георгий прекрасный человек, Федор не будет дружить с плохим человеком, я это точно знаю.
- Да, я знаю о Георгии все. Федор дорожит его дружбой. Может вы и правы, я действительно не знаю жизни. Но мне хорошо, когда Георгий рядом. У меня целый год есть впереди, вот я и подумаю с вами хорошенько.
На том женщины и остановились. Каждая занялась своим делом.
XI
Тем временем, Федор был занят Серафимой. Ох, молодость, молодость. Политика Федора совершенно не интересовала, он хотел  скорее получить свои офицерские погоны, жениться на Серафиме и служить Родине. Семья, дети, служба, ни о каком другом счастье он и не мечтал. Но все ближе и ближе приближался роковой день октября, но гардемарины ждали не революцию, а день отъезда на Дальний восток, всем очень хотелось быстрее уйти в море. Любовь, любовью, а море зовет. Как обычно, все наступает внезапно, или кажется, что все наступает внезапно. Никто из гардемарин и не знал, какого труда все это стоило, что бы в столь трудное время их могли отправить на Дальний Восток. И дело тут не в деньгах, каждый из гардемарин мог сам оплатить свой проезд до Владивостока. Попросту, до них и их судеб руки не доходили, столько забот было в Империи. Война с Германией, отречение царя от престола, бездействие временного правительства, а главное разброд в обществе, до полного развала государства. Нашлись люди в Российской Империи, которые думали на много лет вперед о судьбе России и гардемарины старших классов были отправлены на Дальний Восток. Приказ был подписан двадцать пятого, утром. Всем гардемаринам старших классов убыть во Владивосток двадцать шестого октября тысяча девятьсот семнадцатого года в девятнадцать десять, с перрона Николаевской железной дороги.    Времени  на сборы дали всего сутки. Молодым людям собираться долго не надо, а вот провожающим нужно больше времени. Отец Федора, практически не ночевал дома, потоки раненых прекратились, ибо армия перестала воевать, а вот завшивленных больных поток не уменьшался, а наоборот многократно увеличился. Тиф наступал, и нужно было предупредить эпидемию.
Федор и Георгий собирались не долго. Два небольших чемодана на двоих, вот и вся их ручная кладь. Обычно, старший класс гардемарин накануне отхода в длительный поход идет в портовый бордель, это ритуал, выработанный с петровских времен, многие гардемарины там впервые узнают женщин и теряют свою невинность. Так было и на этот раз. Шикарные и не очень шикарные бордели Питера широко открыли свои двери для гардемарин, но не для Федора и Георгия. Георгий, поначалу, так же хотел пуститься по волнам любви, но остался с Дарьей. Ни с кем прощаться ему не было нужды, ибо кроме семьи Федора, других близких людей у него в Питере не было, а родители, как он думал, были в Париже. Ох, не знал Георгий, что родители его были, на самом деле в его княжестве – деревеньки. Ежемесячно от них он получал свое жалованье и очень редко, письма, скорее записку с родительским благословением. Накануне, Георгий отправил им письмо в Париж, в котором просил благословление на женитьбу с Дарьей. Он все правдиво написал отцу и ни сколько не сомневался, что его отец даст согласие. Не знал Георгий, что письма его отец не получит, и вообще, не знал Георгий, что своих родителей, он так и не увидит больше в своей жизни. Георгий играл с Дарьей в морской бой, а Федор отправился к отцу, он не знал, будет ли тот ночевать сегодня дома, а после встречи с отцом, решил посетить Серафиму. Отец Федора был сильно занят, и ему пришлось долго ждать. Но вот, с делами было покончено, и уставший Николай Федорович появился в своем кабинете.
- Зачем пришел сынок. Не нужно тебе сюда ходить. Тут вши и тиф. Чего доброго, наберешься этой гадости. Хотя, понимаю, зря ты меня не побеспокоишь. Говори. У меня есть полчаса времени. Сейчас попьем чаю
В кабинет зашла санитарка, принесла чай с бутербродами и тихо удалилась.
- Я вот зачем пришел отец, не знал, будешь ли сегодня ночевать дома. Я завтра уезжаю во Владивосток. Проститься пришел и родительское благословение на ратный путь получить. Так, что я тебя долго не задержу. Но выглядите вы отец, очень уставшим. Вам бы отдохнуть и поспать. Который день на ногах.
- С этим мы разберемся и отдохнуть успеем, а вот, то, что ты пришел попрощаться, так это ты правильно сделал. Что ж, увидимся не скоро, хотя девять месяцев быстро пролетят, и ты вернешься домой.
Никто из них еще не знал, что это последняя встреча отца и сына. Больше они ни когда не встретятся. Такая у них судьба. Но мы предполагаем, а вот Бог располагает. Николай Федорович продолжал.
- Смута в стране большая, но Россия сильная и она переживет все это. Запомни Федор. Ты столбовой дворянин российский. Ты выбрал ратную стезю. За наградами не гонись, но получай их с большим достоинством. Звания придут сами, ты главное служи Отечеству верой и правдой. Я знаю, ты не подведешь меня, да, что там меня, фамилию нашу не опозоришь. Это так, просто, отеческое напутствие. Главную привилегию российского дворянина ты знаешь, мне учить тебя не надо. Вера, Царь и Отечество, вот наши исконно русские три столпа. Ну, а что касаемо бытовых нужд, то я буду присылать тебе деньги, содержание твое я увеличу вдвое. Ты уже взрослый. Теперь говори, просьбы или пожелания есть?
- Да, нет, практически. Только ода просьба. Ты знаешь, я люблю Серафиму. У меня от вас секретов ни когда не было. Я хочу жениться на ней, когда стану офицером. Если, что с ней или ее родными, не оставьте их в беде, что бы не случилось
- Ну, этого Федор ты мне мог и не говорить. Мы своих в беде не оставляем. Русские мы люди.
- А так все, больше пожеланий нет отец. Целуй за меня Бориса, когда тот появиться из Кронштадта и Льва, когда он приедет из имения. Что-то он там, надолго задержался.
Отец и сын обнялись. Николай Федорович трижды поцеловал Федора, по православному обычаю и трижды перекрестил его. Они расстались навсегда.
Уже смеркалось. Федор поманил извозчика, сел в пролетку и поехал к Серафиме. Представлял серьезный разговор. Федор решил сделать ей предложение. По дороге купил небольшой букет цветов и зашел в ювелирный магазин, что бы купить колечко Серафиме. Размер безымянного пальца любимой он знал. Недавно, когда Серафима не видела, он примерял  её кольцо. Как раз на пол фаланги мизинца оно ему налезло. Позвонил в звонок. Долго ждать не пришлось. Дверь открыла служанка.
- Молодой барышни нет дома, она у Софьи, обещалась вернуться в скорости. А вот барыня у себя.
Федор зашел в квартиру. Значит такая судьба, подумал Федор. Сначала поговорю с матерью Серафимы и это правильно. Без родительского благословления не будет лада в семье. Федор, после доклада служанки, зашел в комнату к матери Серафимы.
- Здравствуйте баронесса, я к вам зашел по делу, заодно и попрощаться. Завтра вечером я убываю на Дальний Восток. Девять месяцев меня не будет. Сегодня время смутное, может и дольше продлится мое плавание. Но я все равно вернусь в Петроград, чего бы мне это не стоило.
- Федор Николаевич, давайте без титулов, можно, просто по имени и отчеству. Я же прекрасно понимаю, зачем вы пришли ко мне в это время. Сама я же еще не старуха, помню, как выглядят глаза молодого человека, когда он хочет сделать предложение. Говорите, не стесняйтесь и у меня есть чем ответить вам.
Слава Богу, подумал Федор, теперь и говорить легче стало.
- А пришел я к вам, что бы просить вашего согласия на брак с Серафимой по моему приезду из Владивостока. По-моему, все приличия соблюдены и совесть ваша чиста по вашим обязательствам.
- Что сказать вам Федор Николаевич, теперь, скорее всего, просто, Федор. У меня нет возражений. Серафима скажет, да, венчайтесь, с моей стороны полное согласие. Вы достойный человек. Серафима будет любима и обласкана, чего еще желать матери. Приданного большого за ней нет, ну, а ваша семья достаточно богата и уважаема. Мир вам и любовь. А про немецкого барона мы, попросту забудем и ни когда не будем о нем вспоминать. Серафима скоро появиться дома, я выйду к вам с иконой. Идите в гостиную и ждите свою суженную, а я прилягу пока, что-то знобит меня.
- Может вас мой отец посмотрит? Я съезжу за ним. Вы бледны.
- Ваш батюшка осматривал меня недавно, да я и сама знаю. Чахотка у меня. Он мне порекомендовал швейцарский Давос, деревенька в Альпах есть такая. Там целебный воздух. Бог даст, весной отправлюсь туда с Серафимой, а потом и вы придёте из своего плавания.
Федор просматривал французский роман, который лежал на столике, когда появилась Серафима. Как обычно глаза ее горели, и она была подвижна как ртуть. Она залетела в квартиру и чмокнула Федора в щеку.
- Привет мой гардемарин, с чем пожаловали, сказала она лукаво.
Федор хотел сделать ей признание, но промолчал. Хотел увидеть реакцию Серафимы, когда ее мать выйдет с иконой. Тут сразу все станет ясно, хотя Федор и не сомневался в выборе Серафимы. Он знал, что его любовь взаимна. Ждать пришлось не долго. Баронесса вышла с иконой, Серафима все поняла сразу. Лицо ее покрыл румянец, а глаза стали мокрыми. Она покорно стала на колени, тут же это сделал и Федор, взяв руку Серафимы в свою ладонь, и крепко сжал ее.
- Благословляю Вас дети мои. Совет и любовь. Чего я могу вам еще желать.
Федор и Серафима поцеловали икону. Теперь Федору не нужно было спрашивать Серафиму, согласна ли она выйти за него замуж. Серафима все сделала сама, встав на колени, перед иконой молча и покорно.
- Оставляю вас одних, ужинайте без меня, я плохо себя чувствую. Теперь мы все родные.
Баронесса ушла в свою комнату.
- Ты не любишь меня Федор, я так ждала и мечтала, когда ты мне сделаешь предложение, признаешься мне в любви. А так взял и сосватал меня за моей спиной и согласия не получил. И букета цветов и кольца невесты я не вижу, вот сбегу к барону в Берлин, будешь тогда за мной бегать, и, опять, лукаво посмотрела на Федора.
За этот ее взгляд Федор мог отдать полжизни, да какие полжизни, всю жизнь сразу и без остатка. Черные, горящие глаза Серафимы его полностью сводили с ума. Он ощущал благоухание цветов и любви в это время.
- А вот тут мадам, бывшая, теперь уже баронесса, вы глубоко ошибаетесь. Вы же не за матроса замуж выходите, а за российского офицера. И нечего было плюхаться сразу на колени, при виде иконы, надо паузу уметь держать. Вот тогда бы я и сделал вам, бывшая баронесса предложение руки и сердца. А так испугались, что я могу передумать, и сразу сдались. Такого орла себе подцепили.
Федор из-за портьеры достал букет цветов и маленькую бархатную коробочку. Он встал на одно колено, склонил голову, протянув Серафиме подарок. Глаза Серафимы сияли пламенем любви, но пока Федор стоял на колене, она глянула в коробочку. Там было тоненькое золотое колечко с небольшим бриллиантом, но выглядело все восхитительно, хороший мастер делал это украшение. Но озорная Серафима, не была бы сама собой, если бы, не смогла уколоть Федора.
- А где вы тут видите орла? Я, например, вижу перед собой обыкновенного гардемарина – зазнайку, который только думает или мечтает, как покорить сердце женщины.
Федора это не смутило. Он знал, что говорил. Прошлым летом, зная, что он уйдет в плаванье через год, он сделал изумительную по красоте татуировку, специально отправившись в Париж. Ему дали адрес. На Монмартре, было китайское заведение, занимавшееся этим ремеслом. Многоцветный орел во всю грудь, держащий в лапах ядовитую змею. Татуировать тело, так же входило в традицию гардемарин, перед походом. Вот рисунок, каждый выбирал себе сам. У Георгия на всю спину были нарисованы Кавказские горы, а орел был гораздо меньше, на эти картины они потратили большую часть своих сбережений, но потратились не зря, рука художника китайца была великолепной.
Федор встал с колена. Расстегнул китель и рубаху.
- Ты хотела видеть орла, вот он и летит к тебе любимая.
Серафима впервые увидела широкую грудь Федора, да и, просто, мужскую грудь, она увидела впервые. В ней, что-то содрогнулось, и она стремглав прильнула к Федору. Федор обнял ее и их уста сомкнулись в бесконечно долгом поцелуе. Все, они муж и жена. Тут не надо обряда венчания, не надо ни каких слов. Обряды придумали люди, а тут сами небеса сказали, ДА! Любите друг друга во веки веков, аминь.
Ужин проходил весело и при свечах. Хотя, электричество в Петрограде еще не выключали. Федор успел захватить с собой и бутылку хорошего французского вина, тогда еще было можно купить заграничные яства, но вскоре, все это исчезнет с прилавков, как будто прошел ураган, а свет будет пропадать ежедневно. У людей появится новое выражение. Забытый вкус. Серафима улыбаясь, болтала, а Федор с наслаждением слушал ее вздорные речи, так ни о чем. К концу ужина Серафима стала серьезной.
- Так, когда Федор ты станешь офицером? Когда вы с матушкой назначили день венчания? Я же прекрасно понимаю, что это будет не завтра.
- Ты у меня умная, я знаю это. Нас ждет разлука, правда короткая, всего девять месяцев. Потом я сдам выпускные экзамены, и я твой на всю оставшуюся жизнь. Годик с небольшим, и ты моя жена. Вот, если хочешь, то двадцать шестого мая тысяча девятьсот девятнадцатого года мы с тобой обвенчаемся в церкви. Двадцать первого мая у нас выпуск. Пять дней на подготовку свадьбы, думаю, времени хватит. Подходит?
У Серафимы несколько потускнели глаза.
- Ну, что ж. Всего-то полтора года ждать осталось. Я согласна. А не боишься, что я за это время состарюсь и буду старая и ворчлива?
- Серафима, ты мне любая подходишь.
Федор стал собираться домой.
- А когда отъезд твой Федя? Ты мне ни чего не говоришь о нем.
- Хотел в дверях тебе об этом сказать. Завтра Сима я уезжаю с Николаевской железной дороги в девятнадцать десять. Мне очень хочется, что бы ты меня провела. Ты теперь невеста моя.
Федор потушил огонь в глазах Серафимы, у неё из глаз закапали большие слезинки, но рыданий пока еще не было.
- Хорошо Федор, я провожу тебя. Возьму и Софью с собой, а то она все время одна. Уедешь, а я с Софьей буду коротать время, и ждать тебя. Теперь и я стала офицерской женой.
Федор в прихожей надевал шинель и хотел Серафиме поцеловать руку. Он не ожидал такого поворота событий. Серафима разрыдалась. Она крепко обхватила шею Федора своими руками и сквозь слезы запричитала.
- Не уходи Федор, останься, прошу тебя. Останься на одну ночь, всего на одну ночь, на нашу с тобой первую ночь. Нашу ночь. Ты сегодня уйдешь навсегда, я знаю, я чувствую это. Софья отпустила своего мужа, но она отпустила его после их ночи, после их первой ночи.
- Серафима, это невозможно, как я утром буду глядеть твоей матери в глаза. Я не имею права этого делать, пойми меня любимая. Я вернусь к тебе, я обещаю, чего бы это ни стоило мне. Я люблю тебя больше жизни, ты моя и моя навсегда. Мы еще будем вместе и счастливы.
Но Серафима его не слушала.
- Мама все поймет правильно. Она любит меня. Я потом сама ей все объясню. Ты за это не бойся.
Маленькая, хрупкая девушка начала с силой срывать с Федора шинель. Разум Федору подсказывал. Не сдавайся, уходи, но получилось иначе. Федор скинул шинель, и она упала на пол. Он взял Серафиму на руки и отнес ее в спальню. Два любящих сердца забились в унисон. Не будет в этом романе постельных сцен. Тот, кто любил и был любим, тот знает все, что должно быть при такой пылкой и нежной любви, а кто не любил, ну, что ж, зависти у меня к таким людям нет. Господь их сильно обидел. Поцелуи их были долгими, а любовь жарка. Лишь под утро Федор уснул. Светало. Федор ровно дышал. Серафима соскользнула с кровати, накинула на себя халат и отправилась в комнату к матери. У неё не было секретов от матери, и она пошла, ей все рассказать. Она знала, ее не осудят. Служанка в семье была хорошей и она не доложила хозяйке, что Федор остался ночевать в квартире. Его шинель уже была отглажена и весела на вешалке. Ботинки блестели, как и положено.
Баронесса в постели пила утренний кофе. Серафима подняла угол одеяла и легла рядом с матерью.
- Мама, я Федора заставила остаться на ночь, и ночевал он в моей постели. Все было прекрасно. Я счастлива. Ты спросишь меня, зачем я это сделала? Я отвечу на твой вопрос. Я знаю, что переступила порог приличия, но это меня, ни сколько не беспокоит, если сказать правильно, сегодня уже не беспокоит. В стране смута и беспорядки. Федор может не вернуться, нет, не потому, что он меня разлюбит и найдет себе другую девушку, об этом я не беспокоюсь. Федор любит меня и никогда не бросит. Я боюсь, что мы уже никогда не встретимся. Так пусть он будет моим первым в жизни мужчиной. Первая ночь с мужчиной должна быть обязательно с любимым. Я сегодня ночью побывала в раю. Я счастлива мама.
- Мне трудно осудить тебя дочка. Ты уже взрослая. Наверно ты права. Могу тебе сказать откровенно, у меня ни когда не было любимого. Я ни кому, с таким восторгом как у тебя, не могу рассказать о своей любви. Твой отец пришел к моим родителям и попросил моей руки. Мы обедневшие дворяне с немецкими корнями. А тут барон, богатый человек. Вот мои родители и согласились. А я послушная дочь своих родных. Вот так я вышла замуж за человека на много старшего меня. Наверно я его любила, мне хорошо было с ним в постели и в жизни. У меня не было помыслов иметь любовника. Возможно, я и не встретила такого красавца гардемарина, как твой Федор. Потом родилась ты и всю свою любовь и страсть, я отдала тебе. Отец твой умер. И опять я не воспылала любовью к мужчине. Потому-то мы с тобой вдвоем и живем. Я ведь не старая, а партию для себя и не сделала. Видимо, в этой жизни Господь не всем дарует любовь, а только избранным. Так, что моя любимая Симона, ни советов, ни упреков ты от меня не услышишь. На все воля Божья. Я рада за тебя. Любовь за деньги не купишь. Что, Федор спит еще? Умаяла молодца плутовка.
- Когда шла к тебе, спал еще. Я думала, что все мужчины храпят во сне, как наш дворник. А Федя спит тихо, как мышонок. Я очень люблю его мама.
- Не будем наводить конфуз на Федора, а то он чего доброго пустит себе пулю в лоб. Когда проводишь его, дай знать, тогда я смогу выйти из комнаты. Пожалеем его благородство. Все, иди к любимому плутовка. Дай вам Бог счастья.
Баронесса перекрестилась, а Серафима ушла к Федору. Она не успела лечь в постель, как была уже в объятиях Федора. Молодость не знает усталости. Они молоды и они любят друг друга. Бог подарил человеку страсть, любовь и наслаждения любовью. Вот и нет ни какого греха, если два любящих сердца воспользуются этим даром Божьим.
Федор покинул Серафиму около полудня. Он ехал на извозчике к себе домой в прекрасном настроении. Федор, даже не заметил, что на улице полно матросов, по большей части не очень трезвых. Что они орут лозунги о какой-то революции и что власть перешла к Советам. Он просто ехал и мечтал о будущем. Как прекрасно он заживет с Серафимой. Она родит ему детей и будет ждать его дома, когда он будет находиться в море. Федор не знал, что, возможно, Серафима этой ночью спасла ему жизнь. От Серафимы его путь домой пролегал мимо Зимнего дворца и что этой ночью произошел ужасный государственный переворот. Кучка негодяев, русофобов и самозванцев сместило Временное правительство и объявило себя властью на одной шестой части суши, под названием Российская Империя. Сегодня ночью, эта империя канула в лета. Ничего этого Федор не знал, как и многие, если не сказать все, представители этой самой империи.
 В день отъезда, ужин в квартире Федора, проходил скромно и без лишней суеты. За столом находились, мать Федора, Федор, Георгий и Дарья. Дарья попыталась прислуживать за столом, но Елизавета Стефановна не дала ей это сделать. Дарья была, почти, невеста князя, кто бы ей позволил это сделать, да еще и при женихе. Чванства в этой квартире не было никогда, а вот приличия соблюдались всегда. Вчера было можно, сегодня категорически нет. Пожилая и неповоротливая повариха прислуживала за столом, а вот ее, как раз и помогала Елизавета Стефановна. Дарья поднялась на одну, а может и на три ступеньки вверх по жизненной лестнице. Сегодня прислуга, завтра княжна, ну а послезавтра…, но об этом еще, ни кто не догадывался. Хотя и русская пословица гласит. От тюрьмы и сумы не зарекайся. Правы наши предки. После ужина мать Федора собрала ему еду в вещевой мешок.
- Ну, что вы мама, возразил Федор. Вы же меня не на войну собираете. В поезде вагон-ресторан есть, там и будут нас кормить.
- Ничего Федя, запас не помешает, а не будет нужды в провизии, отдашь нуждающимся.
Мать Федора, как в воду глядела, конечно же, он не спас молодые души, но впоследствии эти продукты ели не только Федор и Георгий, а еще и другие гарды, которые ехали вместе с Федором.
- Ну, что ж сынок, вот и ты вырос и вылетаешь из гнезда. Так положено. Таков круг жизни. Провожать вас на вокзал не поеду, буду отца ждать. Он после больницы заедет к нескольким своим пациентам, а потом уж домой приедет. Вам и Дарьи будет достаточно. Хотя, я думаю, и Серафима вас проводит. Хватит вам провожающих, и поцеловаться со своими девушками вы сможете, не буду вам мешать. Тебе, наверняка, отец уже все сказал. Мне добавить нечего. Будем ждать вашего возвращения. Бог даст, все будет хорошо. Держитесь друг за дружку, вы друзья от Бога, вдвоем, путь вдвое короче. Вот и все мое напутствие. Присядем на дорожку по русскому обычаю и с Богом ребятки мои. Георгий поцеловал Елизавете Стефановне руку со словами благодарности. Он, действительно был благодарен этой семье, так его могли принять только мать с отцом, к тому же он в этом доме нашел свою первую и единственную любовь в жизни. Федор обнял мать и поцеловал ее в щеку. Опять, к моему великому сожалению, приходится написать. Мать с сыном больше никогда не встретятся. В эти минуты, Федор видел мать в последний раз. Гегемон убьет ее, но об этом, пока, ни кто не знал.
Вот и вокзал. Состав стоял на рельсах, поезд был под парами. Прощание. Серафима, как и обещала, пришла с Софьей. Софья была прекрасна, даже в траурном одеянии. Многие гардемарины, при наличии своих девушек, засматривались на Софью. Красота, она везде красота. Федор, Серафима и Софья стояли втроем и держались за руки. Поначалу, Серафима, пытаясь сгладить обстановку, болтала, но потом умолкла. Разлука с любимым и ее тяготить стала. Стояли, молча, и смотрели друг на друга. У Георгия диалог с Дарьей, так же не получался. Когда до отправления поезда оставалось всего пять минут, тут Софья нашлась, что сказать.
- Жених и невеста, не буду вам мешать, времени мало и вам есть, что сказать друг другу. Я в сторонке постою. Какая же вы прекрасная пара, хочется любоваться вами.
Серафима, как и накануне вечером, обняла Федора за шею.
- Я буду ждать тебя всю жизнь, знай это, и пожалуйста, возвращайся скорее. Мне так понравилась наша первая с тобой ночь.
И Серафима, опять, глянула на Федора своим лукавым взглядом. Долгий, бесконечно долгий поцелуй. Пока не прозвучал последний звонок. Федор поцеловал Серафиме руку и зашел в свой вагон. Вот тут и наступило время Дарьи и Георгия. Георгий никогда не целовал Дарью в губы, только руки, о другом, он даже и не мечтал пока. Он так и сделал в этот раз и хотел пойти в вагон, за своим другом. Дарья взяла инициативу на себя. И в шутливом тоне произнесла.
- Куда же вы князь. А поцеловать невесту? Вы хотели услышать мой ответ, я вам говорю, да, я буду вашей женой.
Георгий подлетел к Дарье как сокол. И они сомкнулись губами в длинный поцелуй. Первый поцелуй для Дарьи в ее жизни, настоящий поцелуй мужчины и женщины. Первый и последний поцелуй Дарьи в ее жизни. У Дарьи никогда не будет мужчины, не считая тех мучителей скотов, которые будут насиловать ее в Гулаге. Но об этом, пока, ни кто не знал. Дарья и Георгий встретятся. Так у них на роду было написано. Но эта встреча состоится, любовь не знает, ни времени, ни границ. Сколько же долгих лет должно пройти, что бы люди могли опять встретиться. Следующий их поцелуй будет через полвека и еще нескольких лет.
Поезд тронулся. Георгий побежал к своему вагону.  Он услыхал, как Дарья ему вдогонку закричала.
- Георгий, я люблю тебя. Я буду ждать тебя всю свою жизнь. Но возвращайся, пожалуйста, быстрее.
Георгий на мгновенье остановился и повернулся лицом к Дарье. Он ей помахал рукой и впрыгнул в вагон. Его туда втащил Федор.
Дарья и Серафима, не зная этого, произнесли, почти, одни и те же слова. У любви один слог и один язык.
Я как мог, описал отъезд гардемарин, но хочу вашему вниманию представить подлинные события отъезда. Мне удалось достать незначительный фрагмент описания проводов гардемарин.
«…Вечером 26 октября 1917 года перрон Николаевской железной дороги в Петрограде был переполнен провожающими: шла посадка и проводы гардемарин Отдельных Гардемаринских Классов и Морского Училища во Владивосток, в учебное плавание, сроком всего на 9 месяцев. Был дан, наконец, третий звонок, пронзительно засвистел обер-кондуктор, паровоз рявкнул, и поезд начал тихо и медленно уходить на неведомый Восток.
И вдруг, неожиданно для провожающих и самих гардемарин, послышались звуки печального напева песни Балтийских Подводников, подхваченные по окнам вагонов всеми гардемаринами, и весь вокзал заполнила грустная песнь, к большому смущению и неизъяснимой печали провожавших: «...и не-е воро-тимся назад...»
Так оно и вышло, так и не вернулись, ни через девять месяцев, и ни через девять лет, и ни даже через двадцать девять лет, и вряд ли когда-либо вернемся...» Это из Бюллетеней Белавенца.
Я много лет ищу вот эту самую песню Балтийских подводников, но к моему великому сожалению, так и не могу ее найти
Поезд, набирая скорость, пошел на Восток. Там где раньше этот путь поезд покрывал за десять дней, то гардемарины добирались больше месяца до Владивостока. Когда все расселись по местам, то один из гардов глупо пошутил, он потом пожалел об этом, но случилось, то, что случилось.
- Вы посмотрите на нашего Федора. У всех по одной провожающей, а у него их целых две. Одна, одной краше. Но вот эта в черном платье, вообще объедение. Поделись Федор.
Федор глянул на говорившего. Видимо, взгляд его был страшен. Гардемарин сразу же примолк.
- Ты можешь смеяться над Серафимой и мной. Что ж поделать, мы молоды, и подтрунивать  друг друга, дело житейское, и я тебе это дозволяю. Но Софью не трогать. Ты, что не узнал ее. Это жена, не вдова, а именно жена лейтенанта Волкова, героя Балтики. Её не трогать, она святая. Гардемарин принес свои извинения и больше эту тему ни кто не трогал. Поезд упрямо шел на Восток и дошел до своей конечной станции.
XII
А вот в Петрограде все развивалось по очень плохому сценарию. О Федоре и Георгии я напишу позже, а вот о наших героях, которые остались в Петрограде я расскажу сейчас.
Пока Федор с Серафимой проживали свою первую ночь, в стране произошли непоправимые события. Вы впервые столкнетесь с таким изложением событий тех дней. Я не пользовался учебниками истории. Историю пишут люди, они смертны и хотят есть. Как им скажут написать, так они и напишут. Я пользовался теми малыми крохами воспоминаний, которые не уничтожила советская власть, от тех людей, которые смогли выжить в этой бойне и донести до нас правду тех событий. А вам решать самим, принять мое изложение или нет. Утром, того дня, когда Федор сделал предложение Серафимы в Смольном институте началось собрание в очень узком составе. Человек двадцать, тридцать, не больше. Вы можете сами убедиться в этом, когда увидите помещение, в котором проходило совещание. Председательствовал на нем Троцкий, это был его последний день правления большевиками. Он думал, что это ненадолго, день, два и он снова станет первым. Он был на вершине. Но, как известно, после вершины, всегда идет спуск, даже, если на горе есть и небольшое плато. Спуск неизбежен. Насколько лет этот спуск был медленным и постепенным, пока не покатился лавиной. Остановил этот спуск и жизнь Льва Троцкого ледоруб наемного убийцы, после того как продырявил череп Льва Давыдовича. Простой еврейский мальчик поначалу и не мечтал о многом. Все его мысли сводились к тому, что бы заработать немного денег, открыть свое дело. Жениться. Жена ему подарит много детей. По субботам он будет ходить в синагогу, а по вечерам немного выпивать с друзьями и играть в карты, так, на небольшой интерес. Однажды, на улице били его друга, так, не за что. Он не кинулся на защиту друга, а стал убеждать мальчишек не делать этого. Вы знаете, подействовало и к его доводам прислушались. С этого дня Лев Давыдович понял, что можно победить врага и словом, без применения грубой физической силы, а уж после, можно врага стравить и они сами перебьют друг друга. Лев рос, и росло в нем честолюбие и самолюбие. Теперь его не устраивала мелкая жизнь лавочника и отца семейства, и он с головой ушел в политику. Прекрасный оратор, он был хорошо, обучаем, и всему учился. Как он пришел на Олимп политической власти, все давно описано, и я повторяться, не буду. Главное, что понимал Лев Давыдович, с его происхождение, ему ни когда не стать правителем России. В одесской тюрьме, где он сидел за политические убеждения, он решил взять себе псевдоним. Ему очень понравилась фамилия начальника одесской тюрьмы Троцкий, и с этого времени, он и сам стал Троцким.
Господин Ульянов был одним из идеологов партии, но он ни когда не был первым лицом партии, что сильно било по его честолюбию. Вот он и создал свой интернационал, но так и не стал первым. Многое, что написано о Ленине, это сталинская пропаганда, которую сегодня очень трудно опровергнуть, так как многое вымарано из истории, его грязной и подлой рукой. Если выложить все книги, о революции в стопку, то она достанет до Луны, и я не хочу увеличивать, эту самую длину. Ленин прибыл в Петроград в немецком бронированном вагоне и его ни кто не встречал, он сам добирался до Смольного. Его приезду не были сильно рады, но он был умным человеком и понимал, власти в России нет и ее можно легко взять в свои руки. Вот так и начиналась это совещание. Ленин настаивал на перевороте, приводил свои доводы, но оставался в меньшинстве. Слишком большевики были слабы, что бы сопротивляться анархистам, меньшевикам и конституционным демократам. Вот тут Ленин и выдвинул свой лозунг. Фабрики рабочим, земля крестьянам, а власть советам, зная заранее, что это полная утопия. Он смог, теперь склонить на свою сторону большее количество людей, заседавших в Смольном. Дебаты шли вторые сутки, но не было главной победы, Троцкий не желал идти в настоящее время к власти и доводы были его сильны. Анархисты обладали большей силой, и на их стороне было большое количество вооруженных людей. Многие революционные комитеты полков и других крупных воинских соединений подчинялись непосредственно анархистам и большевикам, просто бы пришлось идти на униженный компромисс с ними. Вот тут Ленин и проявил свой огромный талант руководителя. Возьмем власть в свои руки и раздадим все должности в стране разным политическим партиям. Главное оставить для себя управление армией и финансами. И сразу же предложил Троцкому возглавить армию новой республики. Вот тут Ленин попал в самую точку. Троцкий, как я уже говорил, прекрасно понимал, что царем в России ему не быть, по крайней мере, сегодня, а имея под руководством армию, он и будет первым лицом в России. После последнего предложения Ленина судьба России была решена. Утопический лозунг о земле, заводах и власти советов изменил жизнь на одной шестой части Земли. Были вскрыты питерские винные склады, и пьяный народ повели на Зимний дворец. Именно с этого дня в России и начнется пьянство. Ни кто не охранял временное правительство. Женский батальон увидел толпу и пропустил ее во дворец. Временные пали и ни кто не гонялся за Керенским. Он не был ни кому интересен. Керенский больше всего боялся своих, чем большевиков. Это он проспал Россию. В английском посольстве в женском платье он спасался от своих же товарищей. Кроме банков, ни какие учреждения не охранялись. С почтамта во все стороны необъятной России пошли депеши о революции и власти большевиков, хотя на самом деле ни какой власти у них не было. Утром Россия проснулась при новом режиме. Как и сказал Ленин, все политические партии получили в новом правительстве свои должности. Большевики великолепно разыграли эту партию, и великий обман не был вскрыт. Вот тут и появился на арене Иосиф Виссарионович Джугашвили. Он не был ни идеологом партии, ни ее руководителем. Были огромные амбиции, острый ум и жажда власти. После того, как его выгнали из духовной семинарии, он примкнул к обыкновенным бандитам. После очередного грабежа, который не удался, он был арестован, и ему грозила смертная казнь. Вот тут он и понадобился царскому охранному отделению. Он был отправлен провокатором в Париж, а затем и в Швейцарию. Больших успехов он там не достиг, а стал простым курьером и перевозил нелегальную литературу. Всех курьеров ловили, а вот товарищ Сталин, всегда свободно достигал своей цели. Поначалу, он сильно продвинулся вперед, но многие стали его подозревать в предательстве и Сталин надолго затаился. Теперь он выполнял не значительные поручения партии. Лесть стала его главным оружием. Вот так он приблизился к Троцкому и оказался рядом с ним, когда тот поехал возглавить сопротивление армии Каппеля. Там Сталин проявил героизм и свою подлую натуру. Было расстреляно множество командиров. Фронт сдержали. Сталин вернулся в Москву с Троцким. Он еще не имел свой кабинет, он только был в коридоре власти. Ленин уже тогда был тяжело болен. Сифилис мозга не давал ему спокойно жить. Его мучали головные боли, были постоянно припадки ярости. Вот тут и настало время Сталина. Началось обожествление Ленина с одновременным уничтожением всех документов охранного отделения. Уничтожалось все подряд и документы и люди. Любому правительству нужны карательные органы. Кто бы ни пришел к власти, а полицию ни кто и ни когда не трогал, а вот советская власть ее уничтожала, лишь по той причине, что надо было обелить одного из руководителей. На свободу было выпущено тысячи уголовников, что бы создать хаос. Ни осталось, ни одного документа о прошлом Сталина, ни одного протокола допросов. Хотя остались документы о Ленине, Троцком и других руководителей партии, которые побывали в тюрьме. Всем руководителям большевиков нравилось обожествление вождя, они были рядом с ним, значит, они становились небожителями. И лишь один Сталин оставался в тени, ему рано было выходить на политическую арену. Он знал, когда его выход и не опоздал с этим. Все эти руководители, потом заплатят жизнь за свою игру в небожителей, но это будет позже. Антихрист пришел к власти. Жизнь России на долгие годы превратиться в каторгу.
XIII
 Елизавета Стефановна получила в молодости прекрасное образование. Она вышла замуж за отца Федора по любви. Родила трех сыновей и вложила свою душу в их воспитание. Ей было, чем заниматься. Но когда дети выросли, Елизавете некуда было применить свои знания. Вот она и решила открыть школу в своем имении. Первый год она сама учительствовала. Потом община скинулась, и был нанят учитель. Кто из ребят подавал надежду, его после третьего класса отдавали в городскую гимназию. Вот так, в деревне и появилась школа. Все свое свободное время Елизавета Стефановна ей и посвящала. С десяток ее учеников поступили в университеты, а после их окончания, бывшие ученики, возвращали все деньги, которые были потрачены общиной, на их образование. После революции школу закрыли, и Елизавете Стефановне больше не куда было применить свои знания. В восемнадцатом году она решила открыть школу при питерском корабельно строительном заводе. Она набралась мужества и пошла к директору завода. Руководил заводом студент-недоучка, который примкнул к большевикам еще в шестнадцатом году. Её не сразу принял директор, но она настояла на своем.
- Я к вам пришла не милостыню просить, а помочь вам. Инженеров вы постреляли, а те, кто был умнее, успели уехать за границу. Рабочим не хватает образования. Я понимаю, ни какие корабли вы не построите, но вы, хоть, ремонтировать их сможете.
Директор и сам все это прекрасно понимал, но он боялся взять на работу дворянку.
- У меня из-за вас могут быть неприятности, если я вас возьму на работу.
- Не надо меня брать на работу, я у вас этого и не прошу. Вечером организуем занятия по математике, вот и все, что мне от вас нужно. Начнем с простой арифметики, те рабочие, которые будут справляться с задание, будут, впоследствии учить геометрию. Без этих знаний завод работать не сможет. Вы же сами прекрасно это понимаете.
Сначала рабочие не сильно стремились в класс, но через месяц, мест за партами в классе не хватало. Еще, через месяц директор взял Елизавету Стефановну на работу. Теперь она получала рабочий паек и могла помогать своему мужу, а завод заработал. Талант педагога у нее был от Бога, и рабочие полюбили ее. Вместо трех часов занятий, они просиживали за партами до позднего вечера. Некоторые, хотели учиться и по воскресным дням. Теперь Елизавета была при деле, у нее не было времени думать обо всех тягостях тех дней. Но всему хорошему приходит конец. В этот день, она надолго задержалась в классе. Было около одиннадцати вечера, когда окончились занятия. Рабочие хотели проводить ее до дома, в Питере было очень не спокойно по ночам. С одной стороны, большевики выпустили на свободу огромное количество заключенных, большинство из них были уголовниками. Карманники, налетчики и всякая другая шваль. С другой стороны, и революционные матросы, так же были не прочь, в темноте, кого-нибудь ограбить. Все равно все спишут на бандитов. Кого нужно было бояться больше, уголовников или матросов, тут вопрос спорный. Елизавета Стефановна надевала свои украшения очень редко, только на приемы и большие праздники. А вот одевалась она всегда со вкусом. Лучше бы она согласилась на провожатых, но она в очередной раз отказалась.
- Спасибо вам ребята, но провожать меня не надо. Я на извозчике быстро доберусь домой. Я же не молоденькая девица, чего мне бояться?
Извозчика остановил патруль из трех вооруженных винтовками матросов.
- А кто это у нас по ночам ездит?
Спросил один из них.
- О, барышня, и в норковой шубке. А, ну, пожалуйте на выход. У вас и бриллианты, наверное, есть, давайте ка их сюда. Мы экспроприацию произведем. Нечего вам буржуям и в золоте ходить.
- Нет у меня ни золота, ни бриллиантов. Я преподаю в вечерней школе при заводе. Ваших же товарищей обучаю.
- Ты там не рассуждай, мы сейчас все и посмотрим. Скидывай шубу, и в овчинном тулупе ходить сможешь. А я своей крале на рождество ее подарю.
Сопротивляться было бесполезно. Елизавета сняла шубу и отдала ее матросу. Тот попытался снять с нее и серьги. Елизавета не выдержала такой наглости и ударила матроса по лицу.
- Хам. Я сама сниму.
Она сняла серьги и бросила их на снег.
- На, подавись. Больше у меня ни чего нет.
Штык винтовки проткнул ей грудь. Матрос хотел проткнуть ей сердце, но штык прошел рядом. Извозчик испугался и стеганул лошадь, та с места и рванула. Елизавета упала лицом в снег. Матросы ушли в ночь. Она лежала и истекала кровью, и не кому было ей помочь. Так окончила свой земной путь мать Федора. Ни каких подвигов она в своей жизни не совершала. Жила честно, помогала людям. Любила своего мужа, детей и воспитанников.
Ещё один человек долга покинул Россию. Слава русскому дворянству.
XIV
В последнее время число арестов увеличилось. Уже арестовывали не только офицеров флота, но и всех дворян подряд, без разбору. Нужен ты Родине или нет, ни кого это не волновало. Если раньше Петр построил Санкт-Петербург на костях крестьян, то теперь эту землю обагрило море крови дворян. Невские воды стали не голубыми, а кроваво-красными. Начался захват, не только людского имущества, но и их квартир. Дом Николая Федоровича превратился в приют для Питерского дворянства. Естественно, ни какой платы с жильцов он не брал, да и взять с них было не чего. Все отбирал гегемон. Николая Федоровича не трогали, слишком сильно он был нужен новой власти. Кроме своих врачебных способностей, у него был талант организатора. Раненых и больных было тысячи, а вот профессиональных врачей и хирургов, явно не хватало. Николай понимал, что рано или поздно за ним придут, но как-то отгонял эти мысли от себя. Впоследствии, так и случилось. Он редко приходил к себе в квартиру, в основном, ночевал в госпитале, чего ему было делать дома. Жену убили, дети разъехались. Приходил он к себе, только тогда, когда надо было привести себя в порядок и поразмыслить о жизни. Единственная болевая точка у него была, это Дарья.
Дарья не была служанкой в его доме, в полном понимании этого. Да, она иногда прислуживала за столом в большие праздники, просто больше не кому было это сделать. Доктор был очень состоятельным человеком, но всегда обходился малым и большой прислуги не держал в доме. Кучер, кухарка и женщина, как выражался доктор, для особых поручений. Она стирала и убирала в квартире, ходила на рынок и помогала его жене по хозяйству. Всем этим управлял Силыч, на котором так же лежала и уборка придомовой территории. Каждый из этих людей ежемесячно получал приличное жалование, и жили они под одной крышей с Николаем Федоровичем. Другое дело Дарья. Нельзя сказать, что Дарью считали своей приемной дочкой, наверно, если правильно выразиться, то она была воспитанницей в семье. Её все любили и обожали, она ни в чем не нуждалась. К семнадцати, восемнадцати годам, ее бы выдали замуж, скорее всего, за офицера и дали бы ей достойное приданное. Если муж ее оказался бы дворянином, то она бы получила и землю к денежному приданному. Вот такое отношение было к Дарье. Не подумайте ни чего плохого. Дарья дочка простых крестьян из имения Николая Федоровича. А вот и сама история Даши.
В тот год в Воронежской губернии весна была на удивление теплой и дождливой. Трава буйно росла. Сенокос был великолепный. Крестьяне радовались, скот будет сыт целый год, что уже говорить о людях. Дожди прекратились, с сенокосом управились. Начали сено свозить к своим домам. Дашиным родителям выдали небольшой луг за речкой, вот они там и трудились неделю. Вывезли почти все сено, оставался небольшой стожок, за которым и поехали мать с отцом. Пока все сено нагрузили на лодку, наступили сумерки. Но чего бояться речки, на среднерусской равнине нет бурных рек, да и речкой было трудно ее назвать, так, речушка. Летом мелела на столько, что ее можно было перейти вброд. Ни кто точно не знает, что произошло. Скорее всего, лодка была перегружена, не хотели два раза за сеном ездить, вот и случилась беда. Вода еще была холодной. Наверно, и друг друга спасали, кто ж теперь скажет. В итоге оба и утонули. Нашли их утром мертвыми на отмели у излучины реки. Так Дарья в пять лет осталась сиротой, и неизвестно, как бы дальше ее судьба сложилась. В имение приехала хозяйка, жена Николая Федоровича Елизавета Стефановна. Она недолго думала и забрала Дашу к себе в дом. В Елизавете был дух учительства, у нее было прекрасное классическое образования, но реализовать она себя не могла. В России не было принято, что бы женщины учились в Университете, а потом работали врачами или инженерами. Вот на Дарью она и излила все свое призвание. Дашка оказалась смышленой девчонкой, все схватывала на лету, чем и покорила сердце Елизаветы. У Елизаветы, даже в мыслях не было оставить Дарью в имении, осенью они вместе отправились в Петербург. Дарья впервые в жизни на ноги надела туфли, а вместо крестьянского сарафана, великолепное платье с оборками и рюшами. В семье ее приняли как родную. Все сыновья доктора любили ее и баловали. Она поначалу хвостом ходила за Елизаветой и постоянно называла ее барыней, но и от этого ее быстро отучили. Теперь взрослых она звала по имени и отчеству, а их сыновей, просто, Лев, Борис и Федор, а ее звали по-разному. Обычно, Даша, Дашуля, Дашулечка, а когда серьезно, то Дарья. Впоследствии Дарья управляла всей прислугой в квартире, освободив от этой обязанности Силыча, выдавала им зарплату. К пятнадцати годам она превратилась в настоящую русскую красавицу, свободно разговаривала на всех европейских языках, играла на фортепиано, в общем, знала все, что положено знать девушке, ее возраста, благородного происхождения. В шестнадцатом году  экстерном сдала все выпускные экзамены в женской гимназии, и только с одной оценкой отлично, но на вступление в благородный пансион ей было отказано, учитывая ее происхождение. Без окончания этого института рассчитывать Дарье на хорошую партию в жизни не приходилось. Елизавета сразу хотела обратиться к Императрице, но той не оказалось в Петербурге, только осенью она попала к ней на прием. Было подано прошение на Высочайшее имя, и Дарья получила разрешение на поступление в пансион любого уровня. Теперь она могла учиться с баронессами, княжнами и графинями в одном зале. Год был потерян, но это уже, ни кого не огорчало, перед Дарьей открылась огромная перспектива в жизни, которую большевики закрыли ей навсегда.
Николай Федорович долго думал, куда ему спрятать Дарью. Но, ни чего путного в голову не приходило. Он вспомнил о Серафиме. У Федора не было секретов от отца, и Николай прекрасно знал, что его сын собирается жениться на Серафиме. Он с ней много раз был у него в доме. Достойная пара и возражений у него не было. Он прекрасно знал, что мать Серафимы категорически против этого союза и у Серафимы был другой жених. Но тот находился в Берлине и не скоро мог появиться в Петербурге. Россия воевала с Германией, возможно и жених Серафимы в это время находился на фронте, но понятное дело, с противоборствующей стороны. Барон, он и есть барон. Николай и хорошо знал своего сына, если тот чего-то хочет добиться, то добьется любой ценой. Но пока он не окончит морской корпус, женится, ему было запрещено. Николай уехал на Дальний Восток во Владивосток, продолжать учебу, а Серафима осталась с матерью в Петербурге. Покинуть Россию они не успели. Николай достал письменные принадлежности и начал писать письмо.
- Дорогая Серафима Осиповна!
Очень прошу вас приютить у себя Дарью. Вы знаете, как мы к ней относимся. Она для нас родная. Что-то мне подсказывает, что меня арестуют в скором времени. С ней я передаю все оставшиеся у меня сбережения и золотые украшения. К сожалению, у меня в семье их мало, что бы этого Дарье хватило на всю жизнь. Кто мог знать, что такое может случиться в России. Если меня арестуют, она пропадет. Уж очень она красивая и совсем не знает жизни. Её ни кто не готовил к одиночеству. Что будет дальше, не знаю, доверимся Богу. Подпись.
Николай положил письмо и деньги в конверт, достал небольшую шкатулку из ящика своего письменного стола.
- Дарья.
Потом немного громче.
- Дашуля, подойди ко мне, пожалуйста.
В комнату зашла Дарья.
- Слушаю Вас Николай Федорович.
- Присядь возле меня родная.
Николай взял Дашину руку в свои ладони.
- А теперь послушай меня девочка. Все что я скажу тебе, надо выполнить беспрекословно. Вот тебе письмо и вот тебе шкатулка, собери свои вещи, пока возьми самое необходимое и отправляйся к Серафиме. Тут тебе делать нечего.
- Я Вас одного не оставлю, начала Дарья.
- Даша, твои возражения не принимаются. Ты сделаешь так, как я сказал. Если все будет хорошо, то ты вернешься обратно домой. Вперед родная.
У Дарьи глаза стали мокрые, но она не могла ослушаться Николая Федоровича. Она считала его своим отцом, а после смерти Елизаветы Стефановны, он был единственным самым любимым и близким человеком на всем белом свете. Когда Дарья вышла из комнаты, Николай подумал, какая же она красивая и почему мне раньше не пришло в голову выдать ее замуж за одного из своих сыновей, а может это и к лучшему. Дарья уехала, больше эти два родных человека, не по крови, а по духу, ни когда не увидятся.
Дарья на извозчике приехала к дому Серафимы. Жила она с матерью не далеко от Невского проспекта, в большом собственном доме. Но, как и в доме Николая Федоровича, туда вселились новые жильцы, и Серафима с матерью занимала небольшую квартиру в несколько комнат. Они были знакомы, и Серафима приняла ее с радостью.
- Заходи милая и раздевайся. Сейчас чаю попьем. Потом все и расскажешь.
- А рассказывать, собственно не чего. Николай Федорович письмо прислали.
И она передала письмо Серафиме.
- Ты присаживайся, без церемоний, а я пока прочитаю письмо.
Серафима прочитала письмо и задумалась.
- Эх, Даша, Даша, просто Николай Федорович не знает, что сейчас арестовывают не только мужчин, но и женщин. Эта власть воюет и с женщинами. Сами на чемоданах сидим и ждем ареста, а вот спрятаться нам и негде.
Эти слова обрадовали Дарью.
- Ну и славно, не в том смысле, что вас могут арестовать, просто, я могу вернуться домой. Николай Федорович совсем один. Елизавету Стефановну убили, Федор на Дальнем Востоке. Лев неизвестно где, может и в Париже, а Борис или в Кронштадте или на корабле, воюет против немцев. Его давно не было в Петрограде. Жив ли, мы и этого не знаем. Все, я поехала домой.
- Ну, да, кто тебя отпустит. Если Федор узнает, что я тебя отпустила, а тем более Георгий, они, попросту убьют меня. Они в тебе души не чают. Ты его сестрица младшая, а Георгию невеста, значит и самая любимая. Сейчас уже поздно. Завтра отвезу тебя к Софье. Она жена героя и ее большевики не тронут. Матросы балтийцы не дадут этого сделать. Вот у нее ты будешь в полной безопасности. Когда этого хама выгонят из России, а их прогонят, я в этом уверенна, вот и вернешься к себе домой. Тогда мы тебя и замуж выдадим за князюшку твоего Георгия. Вот славное время будет. Соберемся всей семьей. И жить будем дружно и весело. Нарожаем нашим мужчинам кучу детей, воспитаем их достойно. Это наше призвание, что еще нужно благородной женщине. Лад  и любовь в семье, и много, много детей. Так я понимаю нашу жизненную задачу. Давай чай пить.
Утром Серафима с Дашей отправились к Софье. Софья приняла Дарью как родную. Серафима уехала к себе домой, а Дарья осталась и в этой квартире проживет с Софьей ещё много долгих   лет. 
XV
В один из осенних дней, доктор приехал к себе домой. После ванны он отдыхал в кресле и раздумывал, как поставить на поток гигиену больных и раненых. Все были ужасно завшивлены, а это грозило эпидемией сыпного тифа. Санузлы не справлялись с этой задачей. В дверь не позвонили, хотя звонок и работал. Раздался громкий стук. Николай открыл двери, на пороге стоял гражданин в черной кожаной куртке, а с ним три матроса с винтовками. Он все понял сразу. Видимо в госпитале побоялись его арестовывать, мог получиться конфуз, а так, кто защитит доктора.
- Гражданин (?) Николай Федорович?
- Да, это я. С кем имею честь общаться?
- Действительный стацкий советник, из дворян?
- Я уже ответил вам, что это я, неужели не понятно.
- А ты барин не умничай. Мои матросы могут и в зубы дать, они ребята простые.
- И это я понимаю. Так по какому вопросу вы пришли? Мне нужно собираться в госпиталь, меня больные ждут.
- По постановлению реввоенсовета, вы гражданин (?) арестованы и препровождаетесь в Петропавловскую крепость. Там вам и  объяснят все в подробности. Собирайтесь.
Николай тепло оделся и с конвоирами сел в пролетку. Путь был не близок. По прибытии, его документы забрали, а самого впихнули в тесную камеру. Нет, камера была огромна, но людей там было столько, что все стояли. Сидеть и лежать приходилось по очереди, я уже не говорю о том, как трудно было справить нужду.
Все знакомые лица. Докторская братия его сразу приняла к себе.
- Вот и вы милейший Николай Федорович с нами, начал знакомый терапевт. А то тут уже стали поговаривать, что вы большевикам продались за паек.
- Не говорите глупостей. Я это правительство терпеть не могу, но при чем тут больные? Больные не могут быть ни красными, ни белыми. У нас есть долг и мы его должны выполнять исправно, на том и стоим.
- А вы потом и увидите, те, кого вы вчера вылечили, завтра вас поставят к стенки и все дела. Мы здесь уже не первый день. Выводят отсюда десятками, назад люди не возвращаются, а прибывают новые постояльцы. Вот и вы теперь с нами.
- На все воля Божья.
Тут Николай пробыл неделю. Кормили их плохо. Действительно, людей выводили по десять человек, обратно не возвращался ни кто. Через неделю расстрелы прекратились. В камере стало просторнее, люди начали успокаиваться. Николай еще не знал, что в городе вспыхнула эпидемия сыпного тифа, а пришла она с фронта.
В Смольном институте Ульянов срочно собрал заседание. Был приглашен и начальник Петропавловской крепости, матрос с крейсера «Новик». Все офицерское и дворянское он ненавидел лютой ненавистью и если бы ему разрешили, то всех заключенных он бы расстрелял за один день.
- Товарищи, начал Ульянов. В городе сложилась критическая ситуация. Дрова и продовольствие оканчиваются, а тут еще и эпидемия тифа. Я хочу услышать ваши предложения о том, что нам нужно сделать, для улучшения ситуации.
Было много предложений. Но я не буду вникать в суть, только коснусь медицинской проблемы. А идея вот в чем заключалась. Больных надо изолировать, те, кто выживут, опять на фронт отправить. А главное, надо прекратить прием в город раненых и больных. Тут Ульянов возразил.
- Если мы прекратим прием раненых, на фронте поднимется бунт, и немцы прорвут фронт и тогда, не офицеры с дворянами будут сидеть в Петропавловской крепости, а мы с вами. Тут надо поступить мудрее. Зачем докторов держать в тюрьме и зря кормить, всех отправить по госпиталям, дворянских жен добавить к ним, пусть поработают сестрами милосердия, нечего им по домам сидеть, захотят кушать, начнут и работать. Прекратить им выдачу карточек на продовольствие. Мало кто выживет из них, вот и пулю тратить на них не будет нужды. И им хорошо и нам выгода. Приступайте к работе товарищи.
Это были слова, не только страшного русофоба, но и человеконенавистника. Бог проклянет его. Лишит дара речи и памяти, превратит его в полного идиота, но это будет, только, через три года. Жаль. Случилось бы это в тот день, когда он произнес эти слова, сколько бы жизней сохранил Господь.
Двери камеры открылись, и матрос зачитал четыре фамилии, а не как обычно десять. Все четверо были врачами. Они пожали друг другу руки и перекрестились, потом вышли из камеры. Все были готовы к смерти и очень удивились, когда им сказали, что они должны направиться в госпиталь. Николай Федорович удивлен не был.
- Ну, что ж коллеги, а вы волновались. Видимо товарищи без нашей помощи обойтись не могут.
Когда они приехали в госпиталь, то ужаснулись от увиденного. Такой грязи и вшей, не то, что бы увидеть, но и представить себе ни кто из них не мог. Тут же был созван совет и все единодушно выбрали Николая Федоровича своим руководителем. Тремя докторами руководить легко. Профессора Сергея Михайловича Поггенполя он поставил заведовать терапевтическим отделением, Карла Захаровича Вилланена отправил руководить гнойно-хирургическим отделением, о самого молодого Николая Григорьевича Куковерова отправил в приемное отделение и санпропускник. Через несколько дней его штат пополнился и сестрами милосердия. Тут были и графини и княжны, баронессы и простые дворянки, если только дворянина, можно назвать простым. Сам же Николай сутками мотался по больнице, осматривал больных, ругался с партийным начальством. Требовал больше мыла, карболки и медикаментов, без этих средств, вся  их работа пошла бы впустую. Ох, и зауважали его, даже и в Петросовете. Ему одному было дозволено покидать госпиталь и его перестали охранять. Выдали ему мандат о полной неприкосновенности. Теперь, даже пьяные матросы обходили его стороной. Огромный энтузиазм Николая, знание проблемы и ремесла, а главное, беспримерный труд его коллег врачей и сестер милосердия, сделали свое дело. Болезнь стала отступать. В Петрограде вздохнули свободно, люди перестали бояться выходить на улицу. Сестры милосердия ежедневно стали умирать, по двое, трое жизней в день, большая плата. На их место привозили новых, молодых и красивых девушек, полных здоровья и надежд. Потом и счет смертям потеряли. Первым из врачей умер профессор Поггенполь, затем скончался и Вилланен. Николай долго боролся за жизнь доктора Куковерова. Казалось, вот, болезнь и отступила, но нет и она проклятая смерть его забрала. В больнице он остался один. День становился длиннее, все крепче пригревало солнышко. Николай устал, сильно устал, ему требовался отдых и срочно. Сегодня больные не нуждались в его уходе, и Николай решил отправиться к себе. Был ясный весенний солнечный день, редкая погода для Питера, он сел на извозчика, назвал адрес и поехал домой. Давно он там не был. Весь дом был заселен жилтоварищами. В парадном подъезде было грязно и наплевано. Воняло не чистым бельем и тухлой рыбой. Его радостно встретил Силыч. Теперь он превратился в простого дворника.
- Барин, Вашу квартиру не тронули и не разграбили, вот ключи, я приберег ее для Вас.
- Силыч, какой я тебе барин. Мы с тобой и раньше были дружны, а теперь и различий между нами нет. Я такой же дворник, как и ты. Ты стал мести улицу, а я сметаю грязь с людей. Давай, как и раньше, зови меня по имени и отчеству.
Николай зашел в квартиру, в ней было чисто и прибрано. Скорее всего, приходила Дарья, подумал Николай. Ох, и хорошо я сделал, что отправил ее к Серафиме, иначе пропала бы девка. Надо справиться о ней. Меня большевики больше не тронут. Надо скорее забрать ее к себе обратно.
Слушай Силыч, это Дарья ко мне прибираться приходила?
- Да, Николай Федорович, она самая.
- Принеси-ка ты немного дров  растопи камин, и бойлер, я хочу принять ванну, что-то меня знобит слегка.
- Как скажите Николай Федорович.
Силыч растопил камин, зажег топку бойлера и тихо удалился. Николай, хотел было раздеться и принять ванну, но решил сначала посидеть в кресле и отдохнуть. Усталость навалилась на него. Давно он так паршиво не чувствовал себя. Потом немного отлегло, и он почему-то стал вспоминать свою прожитую жизнь. Все чего он добился в жизни, и званий и наград дались ему не по наследству, а огромным трудом при огромной жажде знаний. Отлично окончил военно-медицинскую академию. Не остался в Петербурге, как это сделали многие из его сословия, не погнался за длинным рублем, а уехал в деревню вместе с Силычем, простым земским врачом. Там и научную деятельность начал, не сидел сиднем. Достал из шкафа свой парадный мундир со всеми орденами. Мундир со всеми орденами он надевал только один раз в жизни. Был большой прием у Николая II, и он получил приглашение, похожее на приказ. Явиться в Зимний дворец, в одежде соответственно чину, при всех наградах и с женой. Ох, и долго Дарья надевала на него все эти ордена. Он и не мог подумать, что у него их столько. Сначала был  награжден Кавалерским Крестом ордена Грифа. Потом и орден святого Станислава 3 степени получил, далее, как и положено, второй и первой степени. Датский орден Данеборга. Бухарская звезда, третьей степени. Орден святого Владимира, двух степеней. К трехсотлетию дома Романовых, юбилейная медаль, за тем последовала Серебряная медаль на ленте святого Александра Невского. Орден князя Даниила. Когда все штатские награды окончились, Император пожаловал врачу золотую табакерку усеянную бриллиантами с вензелем Дома Романовых. Но больше всего он ценил перстень с бриллиантом, подаренный ему Александром Блоком, за его исцеления. Были у него и медали, полученные от коллег медиков. Тогда, когда он все это надел на себя, его распирало от гордости, сегодня он этого не ощущал. На прием он с женой приехал вовремя, но пришлось ждать. По его чину, действительного стацкого советника, ему было надо пропустить впереди себя большое количество особ, хоть он был и генерал от медицины. Сначала в зал приглашали Великих князей, но каково было его удивление, да, и не только его, когда сразу за ними пригласили и его самого. В зале громко объявили.
- Его сиятельство, действительный стацкий советник и Кавалер Николай Федорович(?) с супругой.
 Его жена Стефания гордо глянула на князей и баронов, оставшихся ждать в приемной, и проследовала за своим мужем. Посреди зала стоял Николай II. Со словами, посмотрите на нашего простого доктора, у него наград больше чем у наших генералов он пожал Николаю Федоровичу руку. Это знак высочайшего доверия и уважения. Николай поцеловал руку Императрице, они были хорошо знакомы друг с другом, он был личным врачом одного из наследников престола Российского. Потом был бал. Николай не любил светские приемы, а вот жена осталась довольной. Это все было совсем недавно, а Николаю показалось, что прошла вечность с того приема. Его стало больше знобить. Появилась испарина на лбу. За то время, что он находился в тифозной больнице, его организм получил запредельное количество тифозных бацилл. Организм боролся, но и его силы были не беспредельны. Началась молниеносная форма сыпного тифа. Николай потерял сознание. Его нашла в горячке Дарья, которая прибежала сразу, после полученного сообщения, что ее хозяин вернулся домой. Она схватила с собой подаренную ей Николаем Федоровичем шкатулку с фамильными драгоценностями, которые семья собирала много веков и побежала к себе домой. Зашла в дом, шкатулку машинально кинула на вешалку, где лежали женские шляпки. Николай Федорович был уже без сознания. Как только Николая увезли в больницу, Дарья его сопровождала, его квартира, тут же была разграблена. Все ордена и медали украдены были. Со стен срывали картины, мебель и ту выносить стали. За всем этим наблюдал дворник Силыч. Ничего он поделать не мог. С Николаем Федоровичем они были знакомы с детства, когда его отец служил у отца Николая Федоровича. Во время грабежа, ему и самому могло сильно достаться. Силыч глянул на себя в зеркало и ради любопытства примерял на себя женскую шляпку с вуалью. Усмехнувшись, он положил шляпку на место и рукой наткнулся на шкатулку с драгоценностями. Он ее открыл и тут же спрятал себе за пазуху. Как заядлый театрал он произнес недавно где-то услышанную фразу
- О времена, о нравы.
И от себя по-простому добавил.
- Я простой дворник-татарин, но что бы я опустился до того, что бы грабить господское добро, да разрази меня шайтан.
Он ушел в свою дворницкую, спрятал шкатулку в потаенное место и, выпив стакан водки, лег спать на тюфяк. К шкатулке дворник не прикасался долгие годы, пока не появился Федор. Но это будет через много лет.
Больше ни кто из фамилии(?) не только в квартиру, но и в этот дом не заходили. Дом этот стоит, и по сей день, памятник архитектуры. Николай его построил на свои деньги, проект заказал знаменитому архитектору. На фасад не скупился, а вот внутренние покои были отделаны скромно. Построил он этот дом не ради фарса, он очень любил свой Петербург и хотел украсить его. В столице России не должно быть унылых и серых зданий. Когда Николая привезли в больницу, он еще был жив, но к утру скончался. Так умер в 49 лет, простой доктор и столбовой дворянин России Николай Федорович (?). Впервые в Петрограде, после революции, похоронили дворянина с огромными почестями. Петросовет хотел упокоить тело Николая Федоровича тихо, но люди не дали этого сделать. На его надгробье было начертано, «Герой долга». Вечная память людям отдавшим жизнь за свою Родину.
На следующий день и газета Петрограда написала большую статью, привожу ее с некоторым сокращением.
«Строки эти я посвящаю памяти героев-учёных, работавших в Медицинской академии, в клинике профессора (?). От сыпного тифа умерли профессора Николай Фёдорович (?), Сергей Михайлович Поггенполь,  Карл Захарович Вилланен и Николай Григорьевич Куковеров <…>.
Каково состояние духа врача, для которого вполне ясна угрожающая ему страшная опасность. Он не может по нравственным мотивам отвернуться от больного, в тоже время он твёрдо знает, что ввиду исключительно неряшливого содержания больниц, гарантии против заразы нет никакой. <…> Профессиональный долг, долг врача, перерождается в подвижничество. Он не позволяет себе показать спину жестокому врагу, он не бросает боевого поста, будет бороться за жизнь ближнего до тех пор, пока сам не свалится. <…>
На опасный пост стал часовым профессор (?). Имя его пользовалось популярностью в Петрограде.  Прекрасный врач, вдумчивый человек, опытный лектор. Недолго пришлось ему управлять клиникой и всей санитарной службой. Из ряда учёных вырван целый взвод энергичных работников. <…> Пухом да будет земляной могильный покров над погибшими героями долга».
Вскоре, на могилу Николая пришла и Варвара Рыхлякова. Она любила Николая, у нее осталась часть Николая, Николай - младший. Не смотря на смерть доктора, она продлила его жизнь в новой жизни, его сына и она была счастлива от этого. Она ненадолго пережила своего любимого. Летом, возвращаясь из театра, где она работала репетитором, на неё напали пьяные матросы. Она повторила путь жены Николая Федоровича. В этой семье не только любовь была одинаково прочной, но и смерть похожа. Они ее долго насиловали, а потом закололи, так ради забавы. Одним человеком больше, одним меньше, кто считать будет. Люди гибли тысячами.
XVI
После отъезда Федора жизнь Серафимы стала гораздо хуже. Гегемон душил ее жизнь и отнимал жизненное пространство, но жизнь продолжается, куда деться. Благодаря усилиям отца Федора матери стало лучше, и она понемногу стала поправляться. Ни о каком Давосе со Швейцарией речь уже не шла. Её сестры, от первого брака отца засобирались за границу. У них было достаточно денег, что бы безбедно жить во Франции или в Америке, и они пригласили с собой Серафиму. Западная граница была еще открыта, и можно было беспрепятственно покинуть Россию. Серафима и так ни куда не собиралась ехать, хоть мать и советовала ей это сделать. Она ждала Федора. Да, к тому же, Серафиму поставили перед выбором, мать с собой не брать. Её сестры затаили обиду на нее, обвиняя ее в том, что она разбила их семью. А все было гораздо проще. Барон мечтал о наследнике, но первая жена, умудрилась, ему родила пять дочек. Со временем, эта мечта барона стала навязчивой. Ни кто не знает, что сделал барон для развода, но синод дал добро на его развод, чего раньше никогда, практически, не делал. И вот, вторая жена ему, опять родила дочку. Может и от этого барон сильно загрустил и умер. Покинуть свою мать и уехать одной Серафима не могла. Слишком крепки были узы матери и дочери, сейчас редко такое встретишь. Сестры ее уехали на Запад. Серафима с матерью осталась в Петрограде. Советская власть еще не начала выпуск своих денег, а царская бумага или керенки уже ни кого не интересовали. Сначала можно было обменять меха, картины и всевозможную домашнюю утварь на еду, но потом за еду стали брать только золотом. А золото, как известно, имеет одно плохое свойство, оно рано или поздно кончается. Николай Федорович здорово помогал Серафиме с продуктами, но ему было нужно кормить еще и свою вторую семью. Сына он оставить голодным не мог. Да, разве только им он помогал. Он помогал всем своим друзьям и знакомым. Мог сам сутки не есть, а отдать свой хлеб сослуживцу или другу. Дарья и Софья часто навещали свою подругу и помогали продуктами, как могли. Серафима мало выходила на улицу, можно было нарваться на патруль и попасть за решетку. Титул баронессы, даже бывшей, так как все сословия были отменены большевиками, еще больше усугублял положение. От их огромной квартиры у них осталась маленькая комнатушка, вот мать с дочерью там и обитали. Жизнь была однообразна и скучна, но Серафима продолжала ждать Федора. Она дала слово, а слово столбовой дворянки стоит очень дорого, если это слово, вообще, можно как-то оценить. Полтора года пролетели как один день, так показалось Серафиме двадцать шестого мая, тысяча девятьсот девятнадцатого года. Сегодня назначен день свадьбы Серафимы. Все бы ничего, но жениха на месте не оказалось. Серафима верила и знала, Федор жив. А если его нет рядом, значит, он не может быть рядом. Идет гражданская война и ее Федор, ее любимый Федор воюет. Воюет за ней, за Серафиму, что бы жизнь ее сделать прекрасной, как он и обещал. Все так и было. Федор воевал, он бил красных как мог. Они вместе с Георгием воевали не щадя своих жизней. Но Серафима всего этого не видела, она только верила и ждала. Неожиданно в дверь легонько постучали. Серафима ни кого не ждала, но и не испугалась. Так культурно ЧК не приходит в дом. Она открыла входную дверь, на пороге стояли две ее подруги, два самых родных ей человека, не считая, матери и Федора. Конечно же, это были Софья и Дарья. У одной был в руках небольшой букетик цветов, цветы они только что оборвали с не разоренной революцией клумбы, другая держала пакет с едой, которую ей подарили матросы, спасенные ее мужем. Там была еда с забытым вкусом и ароматом. Ливерная колбаса, несколько банок тушенки и белый хлеб, невиданное лакомство по тем временам.
- Привет подруга, начала Софья. Куда делся твой знаменитый лукавый взгляд. У тебя же свадьба сегодня и мы с Дарьей тебя поздравляем. Сейчас накроем стол и будем праздновать. Княжна Дашка из занавески для тебя фату состряпала. Сегодня ты у нас будешь самой счастливой невестой в мире. Это ничего, что жених отсутствует. Он очень занят, но скоро появится. От такой красавицы невесты уйти невозможно.
Серафима, действительно была прекрасна. Ушла в прошлое девичья угловатость. Серафима, несмотря на не очень хорошее питание превратилась в великолепную женщину, в которую не влюбиться, попросту, было невозможно. Хотя я могу и добавить. Все три молодые девушки были прекрасны. Одна другой краше. Им бы сейчас любить и любить, для этого они рождены, что бы украшать человеческую жизнь, но у каждого времени есть свои законы.
- Проходите подруги мои в комнату мы с мамой рады видеть вас. Сейчас накроем стол и будем праздновать. Сегодня мой и ваш день.
Девушки обнялись, потом Дарья и Софья поцеловали мать Серафимы и так же поздравили ее. За стол сели вчетвером, но потом мать Серафимы ушла и присела в углу комнаты, штопая старый чулок. Жизнь продолжается. Видя, что веселья большого нет, Софья, с ее кипучей энергией взяла дело в свои руки.
- Эх, жалко водки нет. Как говорят пролетарии, скучно без водки. Неси фотографию Федора, сейчас тебя венчать буду. Коммунисты церковь отменили, значит и мне все можно. Я как командир нашего маленького корабля имею на то полное основание. Закон моря. А я жена моряка, командира корабля «Быстрый», Георгиевского Кавалера. Кто посмеет мне запретить?
- Соня, любимая, так у меня и коньяк французский есть, с семнадцатого года остался. На Рождество был куплен, но так и не откупорен. Софья открыла шкафчик и достала бутылку с красивой золотой этикеткой. Со стены сняла фотографию Федора
Это фото Федор сделал сразу, после присяги и был молоденький, молоденький. Серафима выпросила его у Николая Федоровича, когда Федор уже уехал.
Серафима стояла с портретом Федора, а Софья читала молитву. Она запомнила ее дословно, когда сама венчалась в церкви под венцом со своим любимым. В конце Софья добавила.
- У Федора спрашивать не буду, тут все и по глазам видно, что согласен. А вот тебя Серафима спрошу. Согласна ли ты раба Божья Серафима, в горе и радости, во здравии и болезни всегда быть рядом с мужем и следовать за ним, куда бы он ни пошел?
- Да, согласна, ответила серьезно Серафима.
Но Софья, была бы не Софьей, если бы не задала каверзный вопрос.
- А выполнять свой супружеский долг, когда бы ни пожелал муж?
Тут девчонки прыснули со смеха, даже мать Серафимы и та засмеялась.
- Да, да, да! И чем чаще, тем лучше. Ответила Серафима.
Теперь смех их был намного громче. Все девчонки, я наливаю всем по полной.
- И маме налей Софья, ей доктор прописал коньяк пить.
В этот день девушки впервые пили напиток крепче вина. Они разрумянились и стали еще краше. Они тихо пели песни, а вот танцевать не могли. Слишком мала была комната. За полночь Софья с Дарьей ушли к себе. Серафима постелила постель, и они легли рядом. Второй кровати у них не было. Гегемон забрал.
- Ты знаешь мама, я так счастлива. У меня есть ты и у меня есть Федор. Поехали мама на восток, что нам в Питере делать. Пропадем мы тут с тобой. Западная граница для нас уже закрыта. Или во Владивосток поедем или в Харбин, как получится. А Федор найдет нас, если любит меня. А, то, что он любит меня, я не сомневаюсь. Значит, и найдет.
Ох, как и права оказалась Серафима, отыскал их Федор, но это будет еще не скоро.
- У нас осталось немного украшений, прорвемся. Нам бы только перейти линию фронта, а там уже и нас ни кто не тронет. Вот в начале июня и поедем. Что скажешь мама, на мое предложение.
- Не знаю, выдержу ли я дорогу. Хотя я чувствую себя неплохо. Поехали дочка. Как пишут в лозунгах пролетарии, нам нечего терять, кроме цепей.
XVII
Первого июня девятнадцатого года мать и дочь сели в вагон, нет, не в купейный, а в «теплушку» и поехали на встречу с войной, предварительно, обменяв серьги на хлеб, картошку и маленький кусочек сала.
Поезд шел крайне медленно, порой казалось, что пешком идти быстрее. На каждой станции он подолгу стоял, заходили полупьяные люди с «маузерами» на бедре и проверяли всех мужчин в вагоне, на женщин ни кто внимания не обращал. Были частые пересадки с долгим ожиданием поезда. Тот путь, который раньше можно было преодолеть за несколько дней, Серафима с матерью преодолела за месяц. Еда давно окончилась. Серафима перебивалась мелкими заработками, то полы помоет, то постирает белье красноармейцам. Вот и фронт рядом. Как перейти линию фронта Серафима не представляла себе. Решили ждать, будет, что будет. Маленький волжский городок, ни чем не приметный. Их принял на постой церковный староста. Ладный и набожный старичок, всегда опрятно одетый. Жена у него умерла, дети разбрелись по огромной России. Что бы как-то прокормить себя и мать Серафима устроилась работать в госпиталь. Работа была очень тяжелой, а для Серафимы, она была вдвойне тяжела, но что поделать, такая жизнь и жить-то надо. Так еще прошло несколько месяцев. Однажды привезли в госпиталь израненного офицера, его хотели расстрелять, но он, видимо много знал и без серьезного допроса, его не хотели отправлять на тот свет. Серафима начала ухаживать за ним. На следующий день, ночью офицер пришел в сознание.
- Где я и что со мной, вдруг задал он вопрос Серафиме.
- Тише, пожалуйста, вы у красных. Привезли вас сюда без сознания.
- А вы кто? И почему хотите мне помочь?
- Это долгая история, могу вам только сказать, я баронесса фон …, хочу пробраться с матерью за линию фронта. Жених мой воюет, правда, я не знаю где он. Вы никогда не слышали о Федоре (?)? Вообще-то он гардемарин и был отправлен в семнадцатом году во Владивосток, что бы там уж получить офицерские погоны, но я, просто, уверена, что он будет воевать против красных, он настоящий русский дворянин.
- О таком не слыхал, но знаю, что гардемарины, почти, все ушли воевать и хорошо воюют. В волжской флотилии есть несколько человек, они получили звания мичманов.
Это известие сильно обрадовало Серафиму, значит Федор где-то рядом.
- Вам нельзя тут оставаться. Утром вас допросят и расстреляют.
- Не расстреляют, утром будет атакован этот городок, казачий полк стоит в нескольких верстах отсюда. Мне бы до утра продержаться. Жаль, нога простреляна и грудь, а то бы я ушел отсюда.
- Не беспокойтесь, я вам помогу. Охраны нет. Сейчас осмотрюсь и чего-нибудь придумаю.
- Да, где вам меня вынести, вон какая хрупкая. Как звать-то тебя прелестница?
- Серафимой. Подождите, я скоро.
Серафима пошла, смотреть, как можно офицера вывести из госпиталя. Он лежал в самом конце, и пришлось бы его тащить через все помещение. Это было не безопасно, кто-то мог увидеть и ее план бы рухнул. Она вышла на улицу, ничего путного в голову не приходило. Она стремглав кинулась к себе домой. Слава Богу, старичок был дома, хоть какая, но помощь. Все объяснила ему и своей матери. Втроем они отправились к больнице. Серафима достала носилки. Мать ее и церковный староста стали ждать у окна, в конце больничного барака. Было тихо, все спали. Несколько санитарок ходило возле больных, потом и те успокоились. Серафима открыла окно. Не знаю, даже, где взялись силы у этой хрупкой девушки, одно дело сказать, другое дело сделать. Но она сдюжила, собрала всю свою энергию в комок. Офицер встал и перевалился через подоконник окна, там его приняли слабые старческие и женские руки и уложили на носилки. От больницы надо было не идти, а бежать, они и побежали, если можно было назвать это бегом. Но куда идти-то дальше, городок под красными. Ничего не придумали другого, принесли офицера к себе домой. Он такого напряжения, у матери Серафимы горлом пошла кровь и она закашлялась. Теперь больных стало двое. Под утро обнаружилась пропажа. Начался переполох. Ох, и несдобровать  бы Серафиме, если бы казаки начали наступление полчаса спустя. Но не может все время не везти. Началась атака и бой. Красные не пытались даже удерживать городок. Они в спешке отступили, оставив раненых и больных. Вечером в городок вступили белые части. Офицера опять перевели в госпиталь, когда Серафима пришла к нему на утро, прежних раненых уже не было. Тем и страшна гражданская война. Ни какого кодекса чести. Брат на брата, отец на сына. Страшно, очень страшно. Ничего не поменялось в жизни Серафимы, она продолжала работать в госпитале. Единственное, что поменялось, так это-то, что ей иногда целовали руку, обращались на «Вы» и называли баронессой. Офицеры, когда видели ее, брали под козырек. Им бы сейчас уехать и устремиться на Восток, но мать слегла, чахотка крепко и смертельно схватила ее в свои лапы. Офицер стал быстро поправляться. Звали его Андреем, и принадлежал он к славному дворянскому роду. В Серафиму не влюбиться было невозможно, Андрей не стал исключением, через две недели он и признался Серафиме в этом. Он уже ходил и попросил Серафиму прогуляться с ним. Серафима взяла его под руку и пошла в парк.
- Серафима, я должен с вами поговорить.
- Я вся во внимании поручик, говорите, я же не кусаюсь.
Наверняка, Серафима не хотела этого, но все получилось машинально, и она лукаво взглянула на Андрея. Её взгляд чуть не лишил Андрея чувств, он ели устоял на ногах. Красота Серафимы была неописуемой в тот миг, и он лишился дара речи.
- Так, что же вы поручик замолчали? Вы же хотели поговорить со мной. Слушаю вас.
Только сейчас Андрей смог заговорить
Серафима, как только я вас увидел, то сразу и влюбился. Станьте моей женой. Я вас сделаю счастливой, правда, только, после этой ненужной войны.
Серафима задумалась. Нет, у нее был быстрый ответ на предложение Андрея. Нет. И нечего говорить на эту тему. У неё был жених, скорее, муж. Было и венчание, проведенное Софьей, была и первая брачная ночь. Муж ее воевал и она мужняя жена. Просто, Серафима, за те долгие годы, которые ждала Федора, впервые ощутила себя женщиной, а так, все время она была безликим существом. Пролетарии всех стран, соединяйтесь. Ей сделали предложение руки и сердца. Она женщина, она красивая женщина. Пауза не затянулась.
- Спасибо поручик, я вам так благодарна, но вынуждена дать отказ. У меня муж и он воюет. Я мужняя жена. Я не просто люблю своего мужа, я жить без него не могу, вот и отправилась за ним с матерью в это рисковое путешествие.
Глаза Андрея, сначала вспыхнули надеждой, но дослушав Серафиму до конца, они потускнели.
- Вы благородная женщина, баронесса, ваш муж должен вами гордиться. Я, думаю, он не менее благородный человек. Жаль, что я не жил в Петербурге, мое училище было в Москве. Очень жаль, что я не встретил вас раньше. Жаль, жаль, жаль. Раз я не могу стать вашим мужем, то знайте, у вас есть преданный друг, на всю мою жизнь. Вы ее спасли и теперь эта жизнь ваша.
Андрей с любовью и нежностью поцеловал Серафиме руку. Немного погуляв, Андрей вернулся в больницу, Серафима ушла к себе, мать требовала ухода. Дни шли, вот и зима. Волга встала, а канонада приблизилась. Наверное, можно было бы, и сейчас усадить мать в телегу и отправиться на восток, но доктор предупредил, она на морозе дорогу не осилит. Нужно ждать весны. А весны уже и не было. Нет, весна все равно придет, но уехать им будет невозможно. Фронт приближался, бои шли у самого городка. Тут силы были явно не равны. Несколько дивизий красных теснили полк Андрея к Волге. Серафима успела написать письмо Федору и передала его знакомому офицеру.
- Прошу вас, если сможете, то отправьте это письмо адресату. Я знаю, что почта не работает. Но вдруг вам удастся это сделать.
Офицер положил письмо в нагрудный карман своего кителя, отдал честь Серафиме и пошел дальше.
 Вот и последний военный покинул их городок, сейчас появятся красные. Серафима сидела у постели матери, когда в дом вбежал Андрей.
- Быстро собирайтесь, только необходимое берите. Времени нет. Красные уже в городе. Я достал сани.
А, что было собирать Серафиме. Все свое у нее было на ней и матери. Она схватила два узелка. Андрей взял мать Серафимы на руки и понес в сани. Они тронулись в путь. Андрей кнутом стеганул лошадь, она и побежала, как смогла. Крестьянская лошадка быстро не бежит. Вот и окончился городок. Им бы в лес свернуть, но Андрей не знал, есть ли там дорога, а вот по руслу реки, можно было легко проехать. У самой Волги их начал настигать патруль. Трое кавалеристов погнались за ними. Тут, понятно не уйдешь, санки бежали не плохо, но их начали настигать. Андрей спрыгнул с саней, его последние слова были.
- Я люблю тебя Серафима. Живи долго и счастливо.
Серафима взяла вожжи, и лошадке стало легче бежать. Андрей не стал тут же стрелять, он сел на снег и стал ждать всадников. Жить ему осталось, всего - ничего. Через минуту к нему подскочило двое, он встал, выхватил свой револьвер и застрелил обоих, в третьего, он успел выстрелить, но над ним уже была занесена сабля, она и раздробила ему голову. Смерть наступила мгновенно, Андрей, даже не знал, но он ранил и третьего всадника, этим и спас жизнь Серафиме и ее матери, ибо, когда красные пришли в городок, они бы не пощадили Серафиму, за спасение офицера.
Так ушел из жизни еще один человек долга. Русский столбовой дворянин, офицер и Георгиевский кавалер. Он выполнил главную привилегию русского дворянина, он первым пошел и умер за свою Родину. Слава русскому дворянству
 За Серафимой ни кто не гнался, лошадь успокоилась и медленно пошла вдоль Волги. Уже темнело, когда Серафима увидела  вдалеке огоньки. Города на Волге стоят близко друг от друга, на расстоянии хода парохода от утра до вечера. Сколько таких городков на Волге, разве учесть, возможно? Вот и сам городок. А куда ехать-то молодой городской девушке? Ничего другого в голову и не пришло, к священнику, куда же еще. Священник их принял без расспросов. В городе были красные. Им выделили маленькую комнатушку, так они и обрели свой угол. Расспросов, в столь суровое время, ни каких не было. Мать болела, а Серафима помогала по хозяйству, слава Богу, большого хозяйства у священника не было, да и зима на дворе, работы мало. Священник был пожилым мужчиной, жил с женой, детей забрала Россия и где были они, священник, так же не знал. На дворе двадцать первый год. Холодно, голодно и сурово. Белое движение оканчивало свой путь. Казалось, тут можно затаиться и пережить невзгоды. Мать выздоровеет, и можно будет думать, что делать дальше и куда держать путь. В городе навсегда обосновались красные. Все те люди, которые поддержали белых, были расстреляны и город зажил мирной жизнью. Во всяком случае, так казалось Серафиме. Мать вновь начала поправляться, хотя, по-прежнему ее одолевала слабость. Серафима, уже начала думать, как покинуть этот городок. Белое движение еще сопротивлялось, и был шанс, уйдя от красных, прорваться в сторону китайской границы, а там и до Харбина рукой подать. Серафима стала запасаться продуктами. Теперь уже были обменяны все домашние ценности. Последние серьги она оставила на дорогу. Им бы уехать вчера, но маленький пароходик уходил из этого городка, только завтра. Серафима сидела у окна, разговаривая с матерью, когда увидела, что к ее дому подходит новый начальник милиции, а вместе с ним и несколько вооруженных солдат. Приехал он в этот город недавно. Серафима часто встречала его, когда ходила на рынок. Он гордо прохаживался вдоль торговых рядов. На его груди красовался орден Красного Знамени. Он несколько раз Серафиме делал неприличные комплименты и гордился этим. Серафима отворачивалась от него и уходила. Ничего хорошего этот визит не предвещал. На удивление солдаты остались на улице, даже в дверь постучали. Вошел начальник милиции в дом сам. Был культурен, что очень удивило Серафиму.
- Баронессы тут проживают, начал он. А мы вас обыскались. Вас разыскивают по всей Волге, а вы тут недалече обосновались. Это же вы мадам работали в госпитале в соседнем городке? Не отпирайтесь, вас уже опознали. Наши граждане понимают, что Советская власть их власть. Когда первый раз вас увидел на рынке, никогда бы не подумал, что передо мною баронесса. А тут, здрасте вам. Ну, то, что дворянка, так это за версту видать, много я вашего народу повидал. Вот с баронессами не встречался. Рассказали нам, как вам ручку целовали офицеры и под козырек брали. Все, кончилась ваша буржуйская власть, наша взяла. Я за это светлое будущее кровь свою проливал. Вот так-то мадам. Пришел вас арестовать. Офицера, то вы уберегли от расстрела, вот теперь и придется ответить за это. Но у вас есть выход сохранить свою жизнь.
- С вами мне не по пути и работать я на вас не стану. Арестовывайте, кто вам мешает. Воюйте с женщинами, наверно, это у вас принято так.
- Ух, ух, ух, какие мы суровые. Я вам предлагаю не работать на нас, а выйти за меня замуж. Себе жизнь сохраните, да и матери, так же.
Серафима опешила. Неужели этот хам, действительно, надеется, что она русская дворянка выйдет за него замуж. Полный абсурд.
- Да вы что, в своем уме. Вы посмотрите на себя, куда ж мне за вас замуж. Вы пролетарий и берите себе в жены из пролетариев. Как там у вас в лозунге. Пролетарии всех стран соединяйтесь. Вот и соединяйтесь и совокупляйтесь, а я-то тут при чем?
Глаза Серафимы загорелись огнем. Лучше бы они потускнели. Эти глаза стали сводить с ума милиционера. В то время многие красные командиры, да, разве командиры все партийное большевистское начальство мечтало взять себе жену дворянку. И чем выше статус был у дворянки, тем они более желали её. Они хотели улучшить свою породу, если так можно сказать о людях.
- Горячая, прямо огонь, а не баба.
- Я вам не баба. Бабы на базаре семечками торгуют, где вы каждый день прохаживаетесь. Вот там и выбирайте себе жену, как корову на ярмарке. Я не подхожу вам для этого.
- Опять кипятитесь. Вы выслушайте меня до конца. Пока я к вам обращаюсь на «вы». Как только перейду на «ты», совсем по-другому запоете мадам. Не хочется, что бы мои ребята сделали вам больно. Они у меня простые, задерут подол вашего прелестного платья, сначала побалуются, а уж потом и выпорют. И это не самое страшное. В расход пустят вашу мамашу, хотя и ее попользовать могут. Потом займутся попом и попадьей. Подол попадье поднимать не будут, стара больно, а пустят в расход. У нас и разнарядка есть, всех священников к стенке поставить. Смотрите, сколько жизней спасти можете, коль своей не жалко. И думать вам всего ничего осталось. Минут пять, не больше. А то мои ребятишки уже разгорячились водочкой и бабу хотят. Так, что пока вы еще девушка, подумайте над моим предложением. Скоро, ох, как пожалеете, если откажитесь. Вот и мамаша ваша рядом. Здрасте и вам баронесса. Вразумите дочку. Мое терпение кончается.
- Не вздумай дочка этого делать. Мне жить осталось мало, так, что и не думай соглашаться. Честь дороже. Мы российские дворяне и нам смерть не страшна. Пусть напьются нашей крови, может, подавятся, все легче на душе будет, когда с небес увидим конвульсии пролетариев.
Серафиму жизнь поставила перед серьезным выбором. Её крестили в русской православной церкви, она свято верила всю свою короткую жизнь в Бога, отца нашего. Для нее заповеди Божьи были не пустые слова, а правила жизни. Что делать ей? Если бы все это касалась ее самой, то, что ж, Богу угодно и она примет свою смерть с достоинством. Нет, она не взойдет на эшафот, она не царица и ни Жанна Д'Арк, она гораздо проще. Её, попросту расстреляют или повесят. Разве в ней дело? Жалко мать, но и тут можно принять жертву. А вот если пострадает священник со своей женой, вот тут она не может ни чего сделать. Они-то причем? Когда зимой приняли в свой дом, даже не спросили, кто они и откуда. Делились хлебом, ухаживали за матерью. Вот жизненный выбор. Если бы ей дали подумать неделю, два дня, хотя бы сутки, может она и нашла решение, другое решение, но в этот момент она должна сказать, да или нет. И она приняла свое решение.
- Если вы желаете жить с женщиной, которая вас ненавидит и ни когда не полюбит. Что ж берите ее. Скорее не ее, а ее телесную оболочку. Пользуйтесь, вы же теперь гегемон. Сразу же предупреждаю, если вы хоть раз позволите себе ударить меня, то я вас убью, и пусть меня за это повесят. В церковь под венец с вами не пойду. Как там у вас называется, ЗАГС, вот свою подпись и поставлю.
- Вот и славно баронесса. Но слово баронесса прошу вас забыть навсегда. Ничего, стерпится и слюбится. Ты еще мне благодарна будешь и детишек родишь. Только не надо больше ни чего говорить. Наговоришься еще. Теперь спокойно перейду на «ты», а то не привык выкать. Все у вас в разговоре вычурно и дивно. Дети теперь будут на пианинах играть и по-французски разговаривать. Все же не зря я свою кровь проливал. Свадьба в следующую субботу, надо и платье приготовить и спаленку. Я буду ежедневно навещать вас. На том и покончим. Своих орлов я забираю и удаляюсь. Вечером ждите в гости.
Он ушел. Мать Серафимы плакала.
- Зачем ты дочка сделала это? Не надо было. Но и Бог тебе судья. Значит у нас с тобой судьба такая.
К вечеру и зятек явился, немного под хмельком. Это он от радости, так он выразился.
- Портного я нашел, он известный мастер, на Волге всех купчих обшивал. Парикмахер, так же есть. В доме у меня ремонт начали и теще комната будет.
С ним ни кто не разговаривал, да, он и не обращал на это внимания. Еще побегают за ним, куда им деться. Вот и свадьба. Часто кричали «Горько». Жених целовал невесту в холодные губы. Брачное ложе было не менее холодным. Утром, теперь уже муж Серафимы, было, замахнулся рукой на неё. Серафима глянула ему в глаза пылающим взглядом. Он руку отпустил, и жалобным голосом спросил.
- Что же это, у вас дворян в девицах не ходят? Сразу же женщинами рождаетесь?
- А ты спросил меня, может я уже замужем. Нет, у тебя и в мыслях этого не было. Ты увидел красивую девушку, как цацку на рынке. Сказал, мое. Я кровь за это проливал. Но ты проливал не свою кровь, а чужую. Долго объяснять, а самое главное, не понять тебе. Ты хотел красивую куклу, ты ее и получил. Чего же еще вам надо?
Больше я не буду описывать их семейную жизнь. Целыми днями ее муж был на работе, ночью она отбывала свою каторгу. Слава Богу, мать Серафимы научила ее предохраняться от не нужной беременности. Серафима с ужасом думала об этом. Потом он реже стал бывать дома, видимо нашел на стороне из пролетариев. Это не тяготило Серафиму. Из всех ее злоключений, было и положительное явление. Она получила паспорт и лишилась приставки фон. А новая фамилия ей еще не раз поможет в жизни. Надвигалось голодное время. Это когда же такое было, что бы на Руси хлеба не было в достатке? А тем более на Волге. Купцы миллионщики со всем миром хлебом торговали. Зачем пьянице, кутежнику и картежнику Некрасову, который волочился за каждой юбкой, в голову пришло о русском мужике писать. Он мужика-то сроду не видал. Он думал, что хлеб на деревьях растет. Лучше бы он о проститутках писал, все ближе тема. Всех тех крестьян, кто их покоен века, землю пахали, и хлеб растили, загнали в колхозы, а руководить ими поставили тех, кто в жизни своей ничего путного не делал. Водку пил и лодыря гонял. Вспыхнуло несколько крестьянских восстаний, которые были жестоко подавлены Советской властью. Муж Серафимы лично принимал участие в убийстве крестьян. Он начал сильно пить. Если бы он служил в большом городе, то, наверняка бы его сняли с работы, не смотря на его орден, а в маленьком провинциальном городишке и такой подходил. Он редко бывал дома, приносил деньги, продукты и пропадал надолго. Крайне редко он требовал от Серафимы исполнения супружеского долга. У Серафимы и мысли плохие в голове стали появляться. Отравить мужа сивухой или другим зельем, но она не могла такого совершить. Она свято верила в Бога. Но эта мысль, все же часто ее посещала, особенно, когда муж ночевал в ее постели. Не знаю, быстро или медленно шло время, но оно шло. Начала работать почта и Серафима написала коротенькое письмо Софье. Она не могла обо всем рассказать ей, боялась. Может быть, письма читают, перед отправкой адресату. В совдепии можно было ожидать чего угодно. Сообщила свой адрес и так, небольшие подробности жизни. Ближе к зиме скончалась мать Серафимы. Ночью у нее пошла горлом кровь. Когда пришел врач, она была уже мертва. Тихо жила и тихо умерла. Вот и двадцать четвертый год пришел. От Софьи ответа она так и не получила. Как жить ей дальше Серафима не знала. Она осталась одна на всем белом свете. Где Федор и жив ли он, она не знала. Только, у нее была огромная вера в Федора. Она точно знала, что рано или поздно, но Федор найдет ее и заберет с собой. Вот так и жила эта прекрасная девушка.
XVIII
Чем меньше в Питере оставалось матросов, знавших о подвиге Софьи мужа, тем хуже жилось Софье. Теперь она с Дарьей ютилась в маленькой комнатушке. По началу, Софье удалось устроиться машинисткой в одном учреждении, но ее вскоре уволили с работы, в связи с ее не пролетарским происхождением. Двум молодым женщинам, совсем туго стало, но выручил случай, Дарье удалось устроиться посудомойкой в пролетарской столовой, слава Богу, у нее было все хорошо с происхождением. Вот так они и жили. Теперь, хоть с голоду они не могли умереть. Приближались холода. В их комнатушке печки не было, и Софья сменяла свое обручальное кольцо на маленькую печку «буржуйку». Дворник ее установил на место Дарьиной раскладушки, и теперь двум подругам пришлось спать на одной кровати. Это их не сильно смущало, было теплее и дров надо было меньше тратить. Приближалась суровая зима двадцать четвертого года. В это суровое время, умер вождь всех времен и народов и после его похорон возобновились аресты и расстрелы. Софья на улицу, почти не выходила, она научилась вязать на спицах, и кое-что из своего рукоделия ей удавалось продать. Теперь девушки могли себе купить и самое необходимое белье. В конце концов, и зиме приходит конец. Весна, пора расцвета и как бы плохо не было, появляется надежда на лучшую жизнь. Но судьба распорядилась иначе, не суждено было этим двум прекрасным женщинам пожить мало-мальски нормально. Дарья пришла уставшая с работы, а Софья прибиралась в комнате, когда в дверь громко постучали. На пороге стояли три не очень трезвых гражданина в потертых черных кожаных куртках. Если Софья еще ни о чем не догадалась, то Дарья сразу все поняла, она уже встречалась с этой публикой в своей столовой и знала, что это из ЧК.
- Кто из вас тут будет графиня Софья Румянцева, спросил один из чекистов.
Дарья не дала опомниться Софье, вскочила с кровати, и тут же ответила.
- Я.
- Собирайтесь дамочка, вот ордер на ваш арест. Обыск делать не будем, тут у вас и мебели то нет. Поживее, вы у нас не одна такая.
Теперь Софья возмутилась.
- Подождите, я графиня Софья Румянцева. А это моя домработница Дарья Афанасьева. Это вы меня должны арестовать.
Чекисты ни как не могли взять в толк. Домработница лежала на кровати, а графиня мыла пол.
- Что-то гражданочки вы нас путаете. У нас ордер на арест один, а вы вдвоем проситесь в тюрьму. Не путайте нас. Кто из вас Софья Румянцева?
Оби женщины в один голос сказали.
- Я!
Это привело в замешательство выпивших мужчин. Их командир, немного подумав, решил им устроить экзамен по французскому языку. В свое время он служил денщиком у офицера и часто слышал французскую речь, кое-чего, он и понимал, из сказанных слов.
- Так дамочки. А ну, кто из вас скажет, как будет по-французски, принеси любезный мне сапоги.
Женщины, даже, в этих условиях обе заулыбались и четко ответили. Больше экзаменовать их не было смысла.
- Ну, что ж хотите обе в тюрьму, собирайтесь обе. Пусть начальство разбирается с вами.
И их обоих отвели в тюрьму. Там уже было достаточно женщин, дворянского происхождения.
- Ты зачем назвалась моим именем, спросила Софья. Зачем тебе-то это надо? Я пропаду, ты, хоть живой останешься, а так нам обоим гибель.
- Я Софья тебя не брошу. Если погибнем, то вдвоем, что я буду делать одна на свободе без тебя, мы столько прожили страшных дней вместе. Нет, никогда я этого не сделаю, и не уговаривай. Как жили вдвоем, так и дальше будем вдвоем.
В тюрьме быстро разобрались, кто из них кто. Многие из заключенных женщин, знали Софью в лицо, но Дарью из тюрьмы не выпустили. Одних арестованных приводили, других уводили, а Софью и Дарью не трогали и они не могли понять, в чем дело.
Начальник тюрьмы был балтийским матросом, ему рассказали о подвиге мужа Софьи, хоть он и люто ненавидел дворян, но в душе оставался балтийцем, сам много пережил на своем корабле, был ранен, несколько раз тонул и понимал, что такое подвиг. Двух женщин он в обиду не давал, написал рапорт по начальству и ждал ответ. В ЧК была большая неразбериха, грамотных людей было мало, с документами работать ни кто не умел. Вот расстрелять, это, пожалуйста, сколько угодно, а вот думать и писать, вот это не мы. Так прошло насколько месяцев. Начальник не знал, что с ними делать. Выпустить их он боялся, хотя и понимал, столько народу у него проходит, что могут и не заметить пропажу, а выпусти их, узнают и расстреляют за пособничество контрреволюции. Все-таки, своя рубашка ближе к телу. Он повторно написал рапорт в ЧК, и описал подвиг Софьи мужа. На этот раз ответ не заставил себя долго ждать. Приехал молодой человек в очках, видимо, из бывших студентов.
- Что же это вы товарищ балтиец укрываете у себя в тюрьме контру и пишете такие хваленые письма, негоже вам так поступать. Вас партия поставила на ответственное задание, всякую контру сажать и расстреливать, а вы тут нюни распустили, их сразу надо было пустить в расход и делу конец, а так мне завтра надо будет собирать «тройку» и заниматься судом. Всех уже давно расстреляли или отправили в лагеря, а эти двое прохлаждаются у вас и зря едят хлеб. На очередном партийном собрании вам вынесут выговор. Завтра в девять ноль, ноль будем их судить, приготовьте их личные дела.
Какой суд был в то время, судилище, кто кого слушал, знали, только одно, к стенке всю эту дворянскую сволочь. Очень редко удавалось избежать смерти и подсудимых надолго отправляли в лагеря, но тут трудно сказать, что лучше, расстрел или долгая мучительная жизнь, которая заканчивалась все тем же, смертью. Софья осталась в камере, ее и вызывать-то ни кто не собирался. Судьи решили выслушать только Дарью, приговор у председателя суда, уже был готов. Но женщинам повезло, если можно назвать это везением. В тройку судей входило два матроса балтийца, к счастью они еще умели читать и были трезвые. Они и ознакомились с рапортом начальника тюрьмы. В комнату пригласили Дарью. Председатель суда начал.
- Назовите свое настоящее имя.
- Графиня Софья Румянцева.
- Не надо нас обманывать, мы прекрасно знаем кто вы. Отвечайте.
- Если вы все знаете, так зачем меня спрашиваете?
- Это для протокола, а так, я бы давно пустил вас в расход. Вы крестьянка, а ходите перед всякой дворянской сволочью с преклонением. Мы рабочее-крестьянская власть, мы за таких как ты свою кровь проливали.
- Не смешите меня, что именно вы кровь за меня проливали. Вы то и винтовку, пожалуй, в руках не держали, и кровь вы проливали не свою, а людскую. Посмотрите на свои холеные ручки, у графини руки с мозолями, а у тебя пролетарий и мозолей-то отродясь не было.
- Вы эту агитацию бросьте. С вами все понятно, контра и перевоспитать не удастся, но я не могу понять, за что вы так любите эту графиню и готовы вместо нее или за неё жизнь свою отдать. Неужели она этого стоит? Вы молодая и красивая девушка, зачем это вам надо? Объясните нам.
- Я уже ни такая молодая, и ни такая красивая, слишком плохо мне жилось в последнее время. Попытаюсь объяснить вам, хотя, думаю, что вы вряд ли чего поймете. Не понять вам меня. Злоба и ненависть застлали вам глаза, но я попробую. Что вы знаете обо мне? Да, я простая крестьянка Дарья Афанасьева из глухой деревеньки, что в Воронежской губернии. До пяти лет бегала босоногой девчонкой. Но жили мы хорошо и безбедно. Хлеба ели досыта. Была земля, скот и родители мои хорошо работали. Случилась беда. Утонули они, и я осталась совсем одна на белом свете. Кому я была нужна в этой жизни? Ни о чем, не спрашивая меня, забрала к себе хозяйка поместья. Она из меня не сделала прислугу или кухарку, она посадила меня за парту и стала учить. Потом привезла меня в Петербург. Я посилилась в ее семье, опять же не служанкой, а дочерью. Вы знаете, как ко мне относились ее сыновья, они меня любимой сестричкой называли, пылинки с меня сдували, ножки и ручки целовали. Когда я заболела скарлатиной, муж Елизаветы Стефановны сутками от меня не отходил. Выхаживал, как родную, пока мне не стало легче, и я стала поправляться. А ведь он, занятой человек был. Доктор медицины, профессор, главный врач огромной больницы, царей лечил, а занимался простой дворовой девкой. Я вам позже и о его подвиге расскажу, если дослушаете мою исповедь до конца. Елизавета Стефановна дала мне прекрасное образование. Она учитель от Бога. За свои деньги школы открывала. Сама там работала простой учительницей. Да, родовитая дворянка, а учила простых детей крестьян, в люди их выводила. Вы знаете, сколько потом крестьянских детей в университеты поступили? Это она им дала дорогу в жизнь. Они стали инженерами и учителями, которые вернулись в деревню и сейчас учат ваших детей. А сколько потом стало крестьянских детей офицерами, ее учеников, вы тоже не знаете. Эти крестьянские дети защищали с честью нашу родину от немцев. Двое из них стали Георгиевскими кавалерами. Это она их научила любить свою Родину. После революции, когда вы перебили всех инженеров, это она пошла, учить рабочих арифметики и математики, что бы они могли делать, хоть какую точную работу, могли, нет, не производить, а хотя бы ремонтировать технику, которая нужна была фронту и вашей революции. Выиграли бы вы войну, без таких, как она? Да, ни когда в жизни. А ее просто взяли и закололи штыком, когда она возвращалась вечером из школы. Её и тогда можно было спасти, если бы ваши пьяные матросы отвезли ее к мужу. Но, нет же, ее бросили умирать на снегу. Вот такую прекрасную и вам не понятную дворянку. Муж ее Николай Федорович, знаменитый человек. Он имел все мыслимые и не мыслимые награды, которые мог получить штатский человек в Российской Империи, да, он лечил царей, но он еще и лечил простых людей. Он себя не щадил ни когда. Однажды его вызвали к умирающему ребенку, у того была дифтерия. Так вот он своим ртом через трубочку отсосал дифтерийные пленки из горла ребенка, что бы тот не задохнулся, рискуя сам своей жизнью, он мог заразиться и умереть. Он и не думал об этом. Он выполнял свой долг. Я сама это видела, я помогала доктору. Медсестру он с собой не мог взять, в госпитале было много раненых и они нуждались в уходе. Он думал о своих больных. А вы взяли и посадили его в Петропавловскую крепость, что бы убить. Но и тут вы не смогли обойтись без доктора и дворянина. Тиф свирепствовал в Питере. Он ценой своей жизни спас вашу власть и остановил тифозную эпидемию. В благодарность этому, вы разграбили его квартиру, украли все его награды, которыми его наградила страна, не царь, а именно страна, так как все свои награды он сделал за свой счет, ни взяв из казны, ни копейки. Он и жалованья то ни когда не получал, ему хватало, он действительно лечил, и царей и вельмож, но больше всего он лечил простых людей. И вас в том числе. А, что вы сделали с его сыном Борисом? Он не бросил Родину в трудную минуту. Многие покинули Россию, а он остался защищать ее от супостата. Он не оставил свой корабль, он не испугался пьяных матросов, он остался воевать с немцами. Нет, не за вашу советскую власть он воевал, он воевал за свою Родину Россию. Он не пустил немцев ни в Россию, ни в Петербург. А что вы сделали с ним после войны? Вы взяли и расстреляли его. Вы расстреляли не дворянина, вы расстреляли защитника Отечества. Кто теперь будет Родину защищать, вы, что ли? Вы не можете понять, почему я назвалась Софьей. А как вам понять это. Я пришла к ней, когда в городе начались аресты, и полилась рекой дворянская кровь, она уложила меня не на пол, а в свою кровать, как равную себе.  Да, меня бы не убили и не арестовали бы, но, наверняка бы насиловали, как насиловали тысячи женщин по всему Петербургу, во время вашего террора. Я, что слепая и не видела всего этого, что происходило в городе. А Софья, да она святая. Что вы знаете о ней? После свадьбы всего одна ночь с мужем и вдова. Муж ее, Алексей Волков, потомственный дворянин, мог остаться с ней еще на несколько дней, и остался, жив бы, но он сам пошел воевать и ценой своей жизни спас тысячи жизней матросов и наш Петербург. Разве вы видели, как его хоронили? А я видела это и это видела Софья, уже вдова. Она шла за гробом с высоко поднятой головой. Она не рыдала, она была горда за мужа и за себя, что сделала такой выбор. Графиня, красавица, она могла выйти замуж за любого вельможу и укатить себе в Париж. Сейчас бы грелась на солнышке в Каннах, а она вышла за солдата, за героя и вместо этого, сейчас находится в ваших казематах. Когда начался террор в Петербурге, матросы с линкора, которых спас ее муж, установили круглосуточный пост возле квартиры Софьи, что бы ни одна сволочь не могла приблизиться к ее жилищу. Я видела это, я жила у Софьи. Когда наступил голод, матросы делились с нами едой, сами не доедали, а кормили нас. Вот так простые люди кормили графиню. Так как же я могу ее бросить. Хотите убить ее, убейте и меня. Если бы не революция, да, какая там революция, страшный переворот, так надо назвать ваше безнравственное преступление, я бы вышла замуж за офицера, князя по крови, вот и считайте меня княжной и дворянкой. К стенке Софью, к стенке и меня.
Откуда Дарья взяла все эти слова, она и слов таких не знала. Сволочь, казематы, подлая власть …, она в жизни своей не произносила таких слов, а тут так пламенно и убедительно высказалась, эти слова привели в шок судей. Сколько они подписали смертных приговоров другим людям, они и не помнили, а тут простая крестьянка и так им надавала. Да, Дарья не была дворянкой по рождению, но она стала дворянкой по духу. Она поняла это без чьей либо подсказки, что главная привилегия Российского дворянства, заключается в том, что бы первыми умереть за свою Родину, именно, за свою Россию. Видимо, Родина Дарьи, и родина ее судей были различны, хотя и назывались одинаково, Россия.
Дарью увели, а судьи стали совещаться. Председателем суда был тот самый очкарик студент, который накануне побывал в тюрьме, где сидела Дарья и Софья. Недоучка, в свое время был отчислен из университета за постоянные пьянки и прогулы. Озлобился, прильнул к большевикам. За семь лет советской власти расстрелял огромное количество людей. В Питере его многие боялись, даже его начальство. Он легко мог написать донос на человека, а потом и расстрелять его. Руки его были не по локоть в крови, а сам он был по шею в крови и все ждали, когда, наконец,  он ею захлебнется. Вскоре, он напьется и замерзнет под забором, как бродячая собака, но сегодня он был жив, был при власти и пытался провести расправу над двумя не повинными женщинами. Он и начал обсуждение.
- Товарищи, тут и думать не о чем. Графиню и слушать не будем. Всем и так понятно. Контра, одним словом. Таких не перевоспитаешь. Вы слышали, что эта крестьянка – княжна говорила. Таким, только стенка. Жаль, я их повесить не могу, да и ладно. Пуля в лоб, вот их цена. Высказывайтесь товарищи. Надо быстро подписать протокол, обедать пора. Я их быстро самолично в расход пущу. Графиню сразу застрелю, а вот Дарью помучаю. Сначала я ей ногу прострелю, потом в грудь, а уж далее и в лоб. Пусть знает стерва, как за княжну ответить.
Но быстрого приговора не получилось. Матросы задумались. Сами прошли через Балтику, хлебнули водицы и цену подвигу знали. Вот они и высказались.
- Знаешь Лавр, так звали председателя суда. Ты у нас человек авторитетный, скорее всего, напишешь донос и сам, потом расстреляешь нас, но мы категорически против смертного приговора. Мы смотрели смерти в глаза и нас запугать невозможно. Зря ты дал выступить Дарье. Она нам открыла глаза. Нельзя их расстреливать, мы понимаем, что ты их не отпустишь. В Магадан или на Колыму их отправлять не надо. Давай их отправим на Соловки, пусть поживут еще девчонки. Может и убережем им жизнь, если отпустить не можем. Мы смертный приговор не подпишем. Пусть нас расстреляют.
Видя убежденность матросов, Лавр не стал настаивать на своем приговоре.
- Соловки, так Соловки. Пять лет, без права переписки. Вы еще ответите мне за это.
Какова судьба этих матросов – судей, ни кто не знает. Тут одно из двух, либо Лавр раньше замерз под забором, либо, он все же расстрелял их. История вычеркнула всех судей из воспоминаний, это я случайно вспомнил о них.
Дарья и Софья отправились на Соловки. Еще не настало время ГУЛАГа, и на Соловках был приемлемый режим. После работы, а делать там было еще совсем нечего, люди собирались по интересам. Открыли свой драматический театр, была изба читальня. Построили приличную баню, скотный двор. Не всех монахов изгнали из обители, а те научили заключенных выращивать овощи на таких северных широтах. Раньше монахи умудрялись и ананасы там выращивать, но у них теперь не было рассады для этого. Картофель, помидоры, зелень и мясо появились на столах у жителей лагеря. Пока они еще считали себя жителями, а не узниками. Софья и Дарья занимались выращиванием томатов. Трудно было им, но они привыкли. Мало того, они научились ловить рыбу, которая в изобилии водилась в Соловецких озерах. Когда наступала весна, после долгой зимы, Соловецкий край преображался. Все цвело и благоухало. Сколько всевозможных ягод и грибов родил этот суровый край. Но всему хорошему и тут приходит конец. Пришла партия новых заключенных и вместе с ними появился тщедушный человечек. Его приняли как родного. Накормили, обогрели. Никто из этих людей еще не знал, что они пригрели Иуду. Ох, и горе началось с его приходом. Звали этого негодяя (Не хочется упоминать его имени, грех это). Ему ни как не хотелось работать, да и сидеть в лагере он не хотел. Человек он был предприимчивый, вот и подумал, зачем это стольким людям зря хлеб есть, они могут работать, не только на себя, но и на всю страну. Сталинский режим еще не дошел до мысли, что многие миллионы людей могут бесплатно работать, строить каналы, возводить мосты, добывать золото и полезные ископаемые. Сталин еще не понял, что человеческая жизнь ни чего не стоит. Зачем механизмы покупать за границей, можно и рабским трудом воспользоваться. Раба, только, кормить надо, да и не очень хорошо, что бы только лопатой копать мог, а как только не сможет, то и в расход пустить можно. Ресурс человеческий в России не иссякаем. Русские бабы рожают много и успешно. Наш Иуда все продумал и все обдумал. Не сразу он, добрался до начальника лагеря, но все, же попал к нему. И произнес свою задуманную и знаменитую речь.
- Гражданин начальник, вы хотите прославиться и стать большим человеком? Я могу помочь вам в этом.
- Не тяни, говори по делу, а то в зубы сейчас получишь. Я вижу, они у тебя и так редкие, как вот сейчас еще реже станут. Если скажешь глупость, пойдешь в карцер, ты и так много времени у меня отнял. Говори по существу, мне ужинать пора. Жена ждет.
- Посмотрел я на ваше хозяйство и диву даюсь, почему эти все людишки так мало трудятся. Они должны работать по двенадцать часов в сутки и приносить материальные блага и вам и стране. А так, они, только, сами и себя кормят, и хлеб им возят с материка. Пусть вкалывают, а кто помрет, в канаву, новых людишек пришлют. Надо серьезное производство наладить. И это касается не только нашего лагеря, но и всех лагерей страны. Напишите об этом товарищу Сталину. Ваша идея. Её одобрят наверху. Будут и посты и награды. Вот мои мысли. А вам уже решать в карцер меня или в помощники взять.
- А сам-то ты чего хочешь?
- Я буду управлять хозяйством вашим. Можете не беспокоиться, все будет в ажуре. Вы будете отдыхать, и наслаждаться жизнью. Когда тут начнется работа, о вас вспомнят, награды найдут героя, это я вам обещаю.
- А если на верху не понравится идея, не получу ли я по шапке? Сам знаешь, как у нас скоры на приговор. Сегодня я начальник лагеря, а завтра простой заключенный. Еще и семью сошлют. Тут подумать надо.
- Сразу предлагаю простую идею. Надо открыть швейное производство для женщин и сапожное для мужчин. На большее эта публика не годится. Потом инженеров и строителей подкинут, много еще у нас людей на свободе ходит.
- Ну, смотри. Рискну я, чем черт не шутит. Пиши докладную записку на имя Сталина и начальника НКВД, я подпишу. Если, что ни так, я тебя первого в расход и пущу.
Вот так просто и началась история ГУЛАГа. Сталин распорядился начать эксперимент. В лагерь поступили первые швейные машины. Начали с простого, с рукавиц, потом перешли на пошив гимнастерок. Теперь не было ни театра, ни читального зала, ни овощей с мясом. Двенадцать часов в сутки работа, с редкими выходными, иногда баня и прогулки по лагерю. Вот тут Иуда и проявил себя во всей красе. План, план и перевыполнение плана любой ценой. Он не щадил ни кого. Кроме всего этого, он же умудрился экономить материал, из которого начали шить и цивильные вещи. В стране была дефицит одежды, а тут неиссякаемый поток ткани. Серый цвет ни кого не пугал, другой одежды все равно не было. Теперь у начальника лагеря появились свободные деньги, и он начал пить беспробудно. Однажды Иуда прохаживался по цеху и увидел Дарью и Софью за работой. Ох, и понравились две эти девушки ему. Он, даже не мог понять, какая из них лучше. Обе были красивы. Даже, плохое питание и мало отдыха, не отразилось, на их красоте. С такими похотливыми мыслями, он и появился у начальника лагеря. Тот, как обычно был пьян.
- Ну чего тебе? Дай отдохнуть свободно.
- Так я к вам за этим и пришел.
- Что выпить хочешь, садись к столу.
- Выпить то хорошо, но, а вот как на счет женского пола. Вы ни когда не имели графиню, или княжну, например.
- Зачем мне этот сброд, у меня и жена есть, хватает.
- А зря, тут дело деликатное. Попробуйте, понравится. У таких дам кожа бархатная, я в восемнадцатом пробовал, невероятная прелесть. Есть у меня парочка на примете. Одна для вас, другая для меня. Отдохнем с дворянками. Если забеременеют, пустим в расход. Потом других возьмем. Пусть они и простых людей ублажают. Прикажете позвать их?
Начальник лагеря напряг свой пьяный мозг. Ему еще не приходилась это делать, но похоть взяла свое.
- Тащи их сюда. Давай мне графиню.
Дарью и Софью вызвали к начальнику лагеря. Они не знали в чем дело, и пришли туда без волнения. Их пригласили в просторный кабинет. Был накрыт стол. На столе была водка, соленья, хлеб и жареное мясо. (Иуда) сразу изменился в голосе. В цеху он командовал, а тут мягким прилюбострастным голоском заговорил.
- Присаживайтесь девочки, поешьте, чем Бог послал.
Дарья и Софья сразу сообразили, зачем их сюда позвали. Ни какого желания у них не было с этими подонками проводить время, и тем более ложится с ними в постель. Если Софья и знала, что это такое, у нее была одна брачная ночь, то Дарья еще была девицей, а перспектива лишится девственности, от таких негодяев ее, вообще не прельщала. Они обе, не сговариваясь, решили умереть, но не сдаться на милость деспотам.
- Что же вы девушки не садитесь за стол, начал Иуда.
- Спасибо, мы не голодны и нам надо, идти и работать, норму выполнять.
- Не беспокойтесь. С этого дня вы будете на облегченном труде. У вас будет все. Еда, отдых и прогулки. Только не кочевряжитесь. Зачем вам нужен карцер? Вы молоды и красивы. Я вам предлагаю прекрасную жизнь. Скоро и срок ваш оканчивается, поедете себе в Ленинград, что вам тут делать?
Другие женщины, возможно и согласились бы на такую судьбу. Могли бы расслабиться и через пару лет уехать из лагеря, забыв при этом обо всем плохом, но не эти двое. На смерть, так на смерть, они давно свыклись с этим.
- Ах, вы не хотите по-хорошему, тогда мы вас силой возьмем.
 И двое мужчин ринулись на женщин. Софье было несколько легче. Начальник лагеря был сильно пьян. Она укусила его за нос и не отпускала зубами его, раздирая ему своими ногтями лицо. Иуда не был пьян, но сил у него было на много меньше, чем у начальника лагеря. Дарья схватила его за чресла и стала рвать все это своими руками. На дикий вой насильников сбежалась охрана. На девушек надели наручники, как только смогли оторвать их от тел их мучителей. Тут они и впервые услышали голос начальника лагеря. Его лицо было все исцарапано и в крови.
- Охрана. Не церемоньтесь с ними. Выбейте из них всю дурь из головы, они ваши, потом в карцер обоих.
Девушек отвели в карцер. Сначала их били, сильно били, потом и насиловать стали. Десять здоровенных солдат на двух слабых женщин. Насиловали их несколько дней, потом, оставили их в покое и бросили в холодный карцер. Две окровавленные подруги обнялись и так провели несколько дней в холодном помещении. Свои угрозы Иуда воплотил в жизнь. Было состряпано дело о нападении на охрану, суда, ни какого не было, и двум женщинам добавили по десять лет лагерей. На Соловках их держать не хотели и Софья с Дарьей отправились по этапу в Мордовию. Единственное, что их радовало, то, что их не разлучили, и они остались вместе.
XIX
Федора и Георгия мчал поезд на дальний Восток. Только за Уралом он пошел с обычной скоростью. Тут о революции ни кто, ни чего не слышал. Были только слухи, большевики у власти. А вот до Урала все обстояло гораздо хуже. Было такое впечатление, что страна перестала работать, все ходили на митинги и распевали песни. На каждом углу стояли агитаторы и агитировали за различные партии. Поезд несколько раз останавливали, пытались его развернуть назад, пришлось гардемаринам выдать винтовки и боекомплект, установить круглосуточные вахты. На самом крайнем вагоне установили пулемет, хотя ни кто из гардемарин, стрелять из пулемета не умел, но эти меры возымели эффект, поезд перестали останавливать. И вот, через месяц они все дружно прибыли во Владивосток. Все было, как и в Питере. Экипаж и кубрики, но рядом с ними находилось большое количество матросов. Когда они прибыли во Владивосток, там был уже организован большевистский комитет, но он недолго просуществовал, гардемарины вышвырнули всех комитетчиков за ворота экипажа. Началась учеба и подготовка к плаванию. Вспомогательный крейсер «Орел» стоял под парами у стенки в порту Владивостока. Началась загрузка продовольствия. Командир корабля, капитан первого ранга Китицын Михаил Александрович был очень умным и знающим человеком. Ни одна мелочь не ускользнула из его взгляда. Он понимал, что в рейс идут новобранцы, не умудренные опытом моряки, значит, и экипаж корабля должен быть подобран превосходно. Ему не давал покоя судовой комитет, который в момент плавания мог поднять мятеж на корабле. Вот от этого комитета и примкнувшим к ним морякам Михаил Александрович и решил избавиться. Как только крейсер вышел в море, было объявлено общее построение, гардемарины произвели арест всех матросов, которые принимали участие в судовом комитете. Другой командир, попросту бы выбросил за борт всю эту красную сволочь и дело с концом, но Китицын был добрым и порядочным человеком. Он пожалел матросов, думал, что поймут все своим умом и одумаются. Была спущена шлюпка на воду, до берега было не далеко и матросов отправили восвояси. Гардемарины заняли освободившиеся места, и крейсер взял курс к берегам Америки. Для гардемарин началась настоящая учеба. Учебное плавание, это настоящая проверка и знаний и характера. Тут поблажек не будет ни кому, какого бы ты не был происхождения и воспитания. Все трудятся и все равны.  Из Владивостока учебный отряд в составе вспомогательного крейсера «Орёл» и двух миноносцев «Бойкий» и «Грозный» отбыл в плавание.
Крейсер «Орел» приближался к южным широтам. С каждым днем становилось все жарче. Гардемарины, после вахты, по вечерам собирались на юте и обсуждали текущие проблемы, но ни кто из них не желал снять с себя тельняшку, хотя железная палуба корабля и издавала жар. Шутник Бобка решил немного развлечь друзей.
- Федор, а почему ты не скинешь с себя тельняшку. Жарко ведь, посмотри на себя, ты весь мокрый от пота.
- Не морочь голову, если хочешь, то сам и раздевайся.
- Так люди говорят, что у тебя на груди дивный орел поселился. Показал бы нам всю эту красоту. В Париже на Монмартре плохую татуировку сделать не могут.
Федор поглядел на Георгия. Только тот знал, что наколото у него на груди.
- Да, ты что Федор, начал Георгий. Это не я. Ты же меня знаешь, я нем как рыба. Откуда Бобка узнал об этом, я и не ведаю.
А Бобка продолжал ёрничать.
- Не стыдись Федя, ты же не красная девица. Оголи грудь-то. Дай глянуть на произведение искусства.
Федору действительно было жарко. Он весь день провел у штурвала на мостике.
- Ладно, глядите, чего уж там.
И Федор снял тельняшку. Во всю грудь у него был выколот многоцветный орел, державший в своих лапах ядовитую змею. Бобка махнул рукой, и все гардемарины разом сняли тельняшки. На их груди оказался тот же рисунок. Начался повальный хохот.
- Вот гад китаец, сказал, что будет только один такой орел на всем белом свете. Приду из плаванья, специально поеду в Париж и убью гада.
- А вот этого делать не надо, продолжал Бобка. Китаец тут ни при чем. Мы, правда, в Париж не ездили, но соорудили себе, точно такого же орла.
- А где же вы такой рисунок взяли, я же свою грудь ни кому не показывал.
- Э, тут вы товарищ гардемарин ошибаетесь сильно. Нечего по борделям с Георгием шляться. Ты когда спал у Жужу, мы ей денег дали, вот она художника и впустила в свою комнату. Тот все и срисовал. Всего за десять рублей, он всем нам, точно такую же красоту и нарисовал. Зачем в Париж ездить? Дешево и сердито.
В Гонконге все гардемарины у китайского мастера, на левом предплечье выкололи себе кортик, который обвивала змея. Этот кортик со змеёй держал двуглавый орел. Гардемарины поклялись друг другу в верности и нерушимости их дружбы.
Только, через много лет, можно было отличить татуировку, сделанную в Париже, от той, которую сделали в Питере. У китайца была настоящая китайская тушь, она с годами не выцветает.
Узнали о чрезвычайной серьёзности событий в Российской империи, только когда выяснилось, что новая большевистская власть закрыла кредиты за рубежом для кораблей Императорского флота. В порту Гонконга гардемарины остались без денег. Пополнить запасы топлива и еды они не могли. Для дальнейшего похода нужны были средства. Михаил Александрович Китицын, заменив команду крейсера «Орёл» гардемаринами, вынужден был в течение нескольких месяцев принимать на борт грузы для доставки их в разные порты. Таким образом, он добыл деньги для обеспечения корабля и всех находящихся на борту топливом, водой, провизией. Когда на крейсере было получено известие о том, что Верховным правителем России провозглашен адмирал А. В. Колчак, немедленно спустили флаг торгового флота и подняли  Андреевский стяг, «Орёл» пошёл во Владивосток. Какова же была вера у руководства и у самих гардемарин, в то, что России понадобятся морские офицеры. Занятия были возобновлены. Но часть гардемарин, не смотря на уговоры начальника училища, которым стал Китицын, ушло на фронт. Потом, еще несколько раз гардемарины небольшими отрядами уходили на фронт.  Уехавшие из Морского Училища в конце 1918 г. на фронт за Урал были произведены за боевые отличия в офицеры: корнеты, хорунжие и подпоручики адмиралом Колчаком и Командующими отдельными частями уже после падения власти Верховного Правителя. В начале двадцатого года во все части белого движения были отправлены депеши, с просьбой всем гардемаринам вернуться в училище и отбыть на крейсере «Орел» в Крым. Многие гардемарины так и сделали, они вернулись в училище. Не смотря на, то, что они уже были офицерами, они разжаловали себя сами и вновь стали гардемаринами, они хотели получить звания морского офицера и надели погоны гардемарина вновь.   Владивосток был во власти большевиков, но родной для всех гардемарин крейсер «Орёл» совместно с судном «Якут», под дулами красных батарей и орудий американского крейсера «Бруклин», успел благополучно покинуть порт 31 января 1920 года. Глубокоуважаемый всеми гардемаринами капитан I ранга Михаил Александрович Китицын принял решение идти в Крым на воссоединение с Белой армией, главнокомандующим которой был генерал Пётр Николаевич Врангель. Путь крейсера был не прост, и в Крым он прийти не смог, хотя, часть гардемарин, всё же добралась в Севастополь. В память об этом крейсере всех гардемарин, бывших на его борту в труднейшее время Гражданской войны, всю жизнь будут звать Орловцами или Орлятами. Гардемарины добрались и привезли с собой документы на всех гардемарин, которые числились за Петербуржским морским корпусом. Вот выписка из приказа: без объявления Российской Империи самой свободной и демократической страной, Выпуск должен бы быть произведённым в 1920 году в мичманы, что и произошло с большей частью Выпуска: мичмана приказом генерала Врангеля в ноябре 1920 года.
К великому сожалению, в этом приказе нет фамилий Георгия, Бориса и Федора. Они были отчислены из училища и списаны в морскую роту второго декабря восемнадцатого года.
Когда крейсер «Орел» пришел в порт Владивостока, Федора осенила мысль починить небольшую шхуну и выходить на ней в море, что бы хоть немного, но увеличить плавательный ценз. Все гардемарины, воодушевленные этой идеей, принялись за работу, и вскоре шхуна была отремонтирована. Кому пришла идея назвать шхуну «Тюлень», это уже ни кто не помнит, да, и какая разница, кто предложил. В первый рейс, по жребию, отправился Георгий и Федор. Стояла великолепная погода, «Тюлень» бодро вышел в океан. Опять же, всему хорошему, когда-нибудь приходит конец. Разыгрался неимоверный шторм. Первые сутки Федор и Георгий были на вахте. Шхуну швыряло из стороны в сторону, но им все же удавалось держать ее носом к ветру. Пришла смена, и Федор с Георгием отправились отдыхать в кубрик. Они мгновенно уснули. Утром их ни кто не разбудил, и они долго спали. Каково же было их удивление, когда они увидели, что в кубрике по колено воды. Входную дверь они открыть не смогли, она была чем-то придавлена снаружи. Очень долго они выбирались наверх, но к вечеру их попытки выбраться, увенчались успехом. На палубе был полный разгром. Все надстройки были снесены. Мачта плавала рядом со шхуной. Слава Богу, что она была закреплена тросом и ни куда не уплыла. Положение было критическим. Быстро наступили сумерки. Так прошла их первая ночь, после крушения. Утром было все обследовано.  Запасов питьевой воды и пищи было совсем мало, да и соляра было совсем немного и то вперемешку с морской водой. Так начался их многомесячный дрейф. Установили мачту. Из четырех парусиновых коек, кое-как сшили небольшой кливер. Теперь шхуной можно было немного управлять, но идти назад было невозможно. Любой сильный порыв ветра, мог их лишить паруса. Вот тут-то и пригодились все их навыки. Георгий соорудил незамысловатую удочку и ловил рыбу. Федор смог сделать примитивные приборы для определения местоположения судна. Нарисовал по памяти карту и каждый день отмечал свой курс. По ночам им удавалось собрать немного влаги, но с каждым днем становилось все жарче, и над ними нависла угроза жажды. Спас их обильный тропический дождь. Я не буду подробно описывать все это приключение. Оно описано капитаном Шеманским, бывшим гардемарином, в рассказе «Дрейф шхуны Тюлень». За сто сорок четыре дня шхуна преодолела пять тысяч миль. Их подобрало судно, которое шло в Гонконг. Когда Федор в каюте капитана проложил весь курс, капитан корабля не поверил своим глазам. Тогда не было Книги рекордов Гиннеса, иначе, этот подвиг был бы непременно внесен туда. Имелся судовой журнал с датой, о выходе в море, и были известны координаты, где нашли Георгия и Федора. Они оба похудели на двадцать килограмм. Но они были молоды и здоровы. Силы восстановили быстро. В Гонконге они нанялись на торговое судно, которое шло в Японию, а потом и во Владивосток. Федора взяли штурманом, а Георгия рулевым.
XX
Федор и Георгий на небольшом пароходе «Меркурий» прибывали в порт Владивостока.
- Вот мы и дома Зобс, громко сказал Федор. Хоть этот пароходишко и дымит как самовар, но вдохни воздух поглубже, Россией пахнет. Чувствуешь? Родина! Никогда не думал, что так буду по ней тосковать.
- С твоей кипучей энергией Федор, мы чуть не лишились жизни. Вот скажи, на кой черт тебе понадобилась эта шхуна? Ну, что она нам давала, еще неделю или две плавательного ценза. Это все равно нас не спасало.
- Почему неделю? Мне кажется, что мы с тобой пробыли в море гораздо дольше. Теперь у нас есть достаточно дней, проведенных в море. Я и справку взял у капитана корабля. Нам поверят. Без меня Зобс, ты бы еще не получил свой ценз, а теперь все в порядке. Сдадим экзамены, прощай корпус и здравствуй погоны. Мы же этого с тобой желали и добились. Чего ты там ворчишь. Обошлось же все. Если бы ни твои знания в рыбной ловле, вот тогда бы нам с тобой и пришел каюк. Я же умный и знаю с кем мне надо дружить. Князь-рыболов, это для меня в самый раз. Вот интересно, дали ли по зубам этой красной сволочи? Возможно, мы и не успеем повоевать, все без нас и окончат. А так хочется послужить Родине.
- Нет, Федор, не так все просто. Я тут разговорился с радистом. Так он говорит, что в стране полный хаос. Одни говорят красные бегут, другие, что белые отступают. Повоюем еще, и на наш век хватит.
- Тогда я сразу подам рапорт в действующую армию, жаль я этого не сделал сразу, когда двадцать гардемарин ушли на фронт. Ты со мной?
- Так ты только, что сказал, что будем экзамены сдавать, а теперь говоришь на фронт. И какой ты хочешь услышать от меня ответ Федор?
- Не обижайся Зобс, я знаю, что ты со мной, а я с тобой. Нас теперь не разлучить вовек. В море не погибли, значит, нам с тобой жить вечно. А экзамены сдадим, но чуть позже, куда нам торопиться-то. Вся жизнь впереди.
Корабль медленно заходил в порт и причалил у стенки. Федор с Георгием зашли к капитану корабля попрощаться, дальше на этом судне они ни куда не пойдут, тут их причал. Капитану был нужен и Федор, он был классным штурманом и Георгий, который не многим отличался от Федора и был рулевым, при котором и штурман не нужен.
- Ну, что ж ребята, удерживать вас не буду, жаль терять таких специалистов. В России вы сегодня счастья не найдете. Во Владивостоке я простою неделю, если передумаете, то милости прошу на корабль, для вас работа всегда найдется, вы, хоть и молоды, но умны не по годам и языками иностранными хорошо владеете, а мне бывает так трудно иногда объясняться со своими матросами. Они у меня со всего мира собраны. Кто на английском, кто на французском или португальском болтает. А есть и такие, что их тарабарский язык и не разобрать. Вот ваше жалованье за месяц. Не знал, какими деньгами вам и платить. Это Йены японские, сегодня, это самая прочная мировая валюта, ваших денег у меня, попросту нет. Обменяете, их возьмут с радостью.
Капитан пожал им руку и Федор с Георгием сошли на берег. На них была не понятная форма, и когда они направлялись в училище, их остановил патруль.
- Кто такие и предъявите документы, сказал им главный патруля, который был одет в морскую форму с погонами лейтенанта.
Ребята стали смирно.
- Гардемарин Корнели.
- Гардемарин (?), ответил Федор. После крушения нашего корабля, вернулись на Родину и идем в училище на представление, господин лейтенант.
- Что-то по вас не видно, что вы гардемарины, одеты как разбойники. Арестовать их, приказал лейтенант. Разберемся на гауптвахте.
- Так я же вам объясняю, господин лейтенант, мы в море были, полгода назад потерпели крушение на шхуне «Тюлень», долго добирались на Родину, а вы нас арестовать хотите.
- Тут много разной красной сволочи засылают к нам, что бы воду мутили среди матросов. Они и не такие сказки нам рассказывали. Арестовать.
И их взяли под караул. Вот так на прицеле винтовки их провели через город, хорошо, хоть далеко идти не надо было. Камера и зарешеченное окно. Вот так их приняла родина. Время такое, не всем вера.
Через некоторое время их из камеры вызвали на допрос. Теперь перед ними был капитан-лейтенант с очень неприятным взглядом.
- Ну, что краснопузые, набегались. Вот вам по листку бумаги, пишите свои сказки, а мы рассмотрим.
- Кто вам дал право так с нами разговаривать господин капитан-лейтенант. Я русский дворянин, а Георгий князь. Немедленно извинитесь, я требую этого.
- Ох, ох, какие мы суровые. Не беспокойтесь, к вечеру я вас лично расстреляю. Мою семью большевики убили, и теперь у меня нет к ним ни сочувствия, ни пощады. Я и не такое от них слушал.
Но, слова Федора, все, же подействовали на него. Слишком уж уверенно держался этот гардемарин. И он позвал вестового. Когда явился вестовой, он сел за стол и начал, что-то писать.
- Так как говорите ваши фамилии?
- Гардемарин Георгий Корнели и гардемарин Федор (?)
- Ясненько. Вестовой, вот тебе записка к начальнику училища, мигом туда и обратно. Пусть подтвердят наличие этих гардемарин. Хотя я сильно сомневаюсь, что таковы существуют.
Вестовой ушел.
- А вы пожалуйте в камеру товарищ гардемарин, ну и князя своего заберите, куда ж вы без князя-то. Пожалуйте-с.
Георгия и Федора опять поместили в камеру.
- Ох, чую я, шлепнут нас с тобой Федор, ох, чую. Нас с тобой, почитай, больше полугода тут не было. О нас и забыли уже давно. С каким удовольствием, этот капитан-лейтенант нас расстреляет.
- Не боись Зобс, кто-то о нас и помнит, да и ребята с нашего курса еще офицерами не стали и не разъехались. Кто-то и подтвердит наши личности. До окончания училища еще четыре  месяца осталось. Прорвемся.
Вестовой, правда, не бегом, а шагом пришел в училище. Командира училища на месте не оказалось, его привели к заместителю.
- Господин капитан второго ранга, меня к вам прислал дежурный по гауптвахте капитан-лейтенант Беспальчиков. Вот велел вам передать.
И протянул конверт с письмом.
- Сеем посланием, прошу дать справку на двух гардемарин. Николая Корнели и Федора(?). Задержаны двое подозрительных лиц, представившиеся этими именами.
Капитан второго ранга слегка задумался.
- Вот, что голубчик, ты тут меня немного подожди, я человек новый в корпусе, я сейчас наведу справки.
И он вышел из кабинета. У дверей стоял дежурный по экипажу.
- Вот что любезный, сбегай в канцелярию и наведи справки на этих двух лиц, и мигом ко мне.
Дежурный ушел. Все можно было сделать гораздо проще, вызвать кого-то из гардемарин последнего курса обучения и отправить его на опознание, но капитан второго ранга этого не сделал. И не потому, что он как-то хотел насолить Георгию и Федору, просто, у него не было штабного и преподавательского опыта. Сам капитан второго ранга был недавно списан на берег, после тяжелого ранения и его направили в училище, заместителем. Скоро и дежурный вернулся. На бумаге было написано
- Георгий Корнели и Федор (?) погибли на шхуне «Тюлень» полгода назад во время плавания.
Вот с этими данными и вернулся вестовой на гауптвахту. Тут же из камеры затребовали Федора с Георгием.
- Ну, все краснопузые, отбегались. Вот справка на вас, то есть на фамилии, которые вы назвали. Хорошо работает разведка у красных, но мы на чеку, не пройдет-с. Сейчас вас и в расход пущу, если не признаетесь, зачем вас сюда заслали. Выкладывайте ваше задание, может, и поживете немного еще.
- Так мы же вам и сказали, что потерпели кораблекрушение, вот и вернулись. Полгода мотались по волнам. За тысячу миль нас занесло.
- Вот только не надо мне рассказывать сказки. А кормились вы манной небесной и водичку вам на корабль, небось, Николай Угодник приносил. Если не начнете говорить, расстреляю через полчаса. Ух, и руки у меня чешутся поквитаться.
В это время зашел начальник гауптвахты. Дежурный вскочил со стула.
- Что тут у вас господин капитан-лейтенант? Кто такие?
- Осмелюсь доложить ваше высокопревосходительство. Красные лазутчики, представились гардемаринами. Я проверил, таковыми не оказались. К стенке их надо, эту краснопузую сволочь.
- Ну, ну, не кипятитесь милейший, это-то мы всегда успеем. Я сам Питерский гардемарин, меня не проведешь. С какого курса ребята?
Федор понял, что вот оно и спасение пришло. Теперь расстрела не будет. Питерский гардемарин, он всегда гардемарин и своего узнает сразу же.
- С последнего, господин капитан первого ранга. Через четыре месяца выпуск.
- Ну-с господа, если с последнего, то у вас должно быть такое, что я сразу пойму что вы питерские гардемарины, мне и документы смотреть не надо.
Федор закатал левый рукав тельняшки. На предплечье было вытатуирован кортик, который огибала змея, над головой змеи царская корона.
- Это тату все гардемарины выкололи в первом же китайском порту, когда пришли туда на крейсере «Орел».
Мы такие татуировки себе не делали. А что еще есть?
Тут Федор все понял. Он мгновенно снял тельняшку. На его груди красовался многоцветный орел, держащий змею.
- А ты Георгий покажи свою спину. Вы же видите сами, это не вчера сделано.
Георгий попытался снять свою тельняшку,  что бы предъявить свой паспорт, но его остановил командир.
- Не надо, я и так все понял, тут очень холодно, можете и простудиться. А где рисунок-то делал, не в Париже-то?
- Так точно в Париже, на Монмартре, в китайском салоне.
- Точно. Значит, жив старый китаец. Смотри живуч-то какой.
Начальник скинул китель и расстегнул рубаху. На его груди красовалась точно такая же татуировка. Сколько лет уже прошло, а она была как новой.
- Вот китаец негодяй, он мне сказал, что такая будет только у меня, на всем белом свете. Обманул гад, сказал Федор.
- Наверно он думал, что все уже умерли, вот и повторил рисунок, а такая татуировка была у всех моих сокурсников, которые побывали со мной в Париже. Давно это было. Вот, что милейший Валентин Григорьевич, ни кого в расход пускать не надо. Это свои, питерские. У него на груди, точно такой же паспорт, как и у меня. Наверняка и нагрубил им, можно и извиниться, ребята тебя поймут. Служба у тебя такая, еще настреляешься. А я рапорт подал. Поеду к генералу Каппелю, в офицерский полк рядовым. Хватит тут сидеть, пора воевать. Все ребята, свободны, отправляйтесь в училище.
Капитан-лейтенант, хоть и нехотя, но пожал руку Федору и Георгию. Федор встретится еще с этими двумя моряками, но это будет не скоро.
В училище их приняли на ура. Пришел и начальник училища Михаил Александрович Китицын. Все гардемарины уважали его и обожали. Они дали ему прозвище кит. Кит, это не только три первые буквы его фамилии. Кит был их крейсером. Верой, Надеждой и Любовью. Они безгранично верили своему начальнику, и он ни когда не подводил их веру и надежду.
- Долго жить будете ребята, вас всех давно уже и похоронили, а вы курилки живы, сказал начальник училища. За учебу я не беспокоюсь, нагоните, еще немного и вы офицеры российского флота. Жаль время смутное, но навоеваться вы еще успеете. Чтобы я не видел от вас рапортов в действующую армию. Живо переодевайтесь и на лекции.
О своих злоключениях в море, Федор с Георгием рассказывали долго по вечерам. Шутка ли, болтаться на разбитой шхуне полгода. Время шло, и вот совершенно, нежданно-негаданно Федор принял для себя решение. Он раньше не хотел об этом думать, но сегодня, что-то сильно погрызло его в душе. На фронт, хоть рядовым, но на фронт. Окончить училище, я всегда успею, но если проиграем Россию, то кому я буду нужен в ней. Если не отпустят добром, уйду сам. Георгий, как обычно, был рядом с Федором.
- Все Зобс, мирная жизнь окончена, пора и честь знать. Ты со мной?
- Ох, и хочется мне тебя вызвать на дуэль Федя. Зачем такие вопросы задаешь, обидно прямо.
- Георгий, да ты прости меня, просто, кошки на душе скребут. Идем к начальнику училища.
Начальник училища отказался принять Федора, но Федор настоял на своем.
- Разрешите обратиться господин капитан первого ранга.
- Не разрешаю. Знаю, зачем пришел. Тебя отпущу, пол училища уйдет. Не дам я своего согласия. Кругом и на лекции, что бы я больше тебя тут не видел. Российскому флоту понадобятся офицеры, кого я им предъявлю, четырнадцатилетних мальчишек. Все разговор окончен.
- Если сегодня не защитим Родину, завтра не будет и флота не будет.
- Да, ты, же и винтовку-то в руках не держал Федор. Ты штурман от Бога, мне преподаватели тебя нахваливают. Тебе учиться надо, есть, кому воевать и без тебя.
- Не отпустите, сам уйду к генералу Каппелю. Он славно бьет красных.  Рядовым пойду, в офицерский полк. Мне необходимо выполнить главную привилегию российского дворянина, так меня родители научили. Я не могу иначе поступить.
- Да, прав ты Федор, прав. Разве я не понимаю. Я, просто, хочу сохранить вам жизни. Поверь мне, вы еще понадобитесь России. Больше я не в силах удерживать тебя. Завтра пойду в штаб, и получишь назначение. Все, свободен.
XXI
Наутро было назначено общее построение. Из всех гардемарин, которые прибыли из Питера во Владивосток, осталось меньше сорока. Остальные уже воевали и многие их них погибли. Есть такая профессия, Родину защищать. Начальник училища прошелся вдоль строя и посмотрел гардемаринам в лицо. Совсем еще мальчики, подумал он. Жаль.
- Кто желает добровольцем на фронт, шаг вперед.
Двадцать гардемарин, тут же шагнули вперед.
- Остальным разойтись, скомандовал начальник. Все ребятки, отучились вы. Есть разнарядка. Восемь гардемарин в речную флотилию, остальные, в действующую армию атамана Семенова. Кто желает во флотилию, шаг вперед.
Семнадцать гардемарин сделали еще шаг вперед. Сзади остались трое. Это Федор с Георгием и их друг Борис Росимов, геройская душа и сорвиголова, по прозвищу Бобка. Больше половины всех проделок, которые числились за гардемаринами, было на его счету. Виновника никогда не надо было искать. Старший преподаватель заходил в класс, без разбирательств и тут же говорил.
- Гардемарин Росимов, пожалуйте на гауптвахту. Вас уже там заждались.
И Бобка покорно шел туда, хотя, возможно, в этот раз он и был не причем.
Труден был путь Бориса в морской корпус. Мальчишка родился вдали от моря. Море он видел, только на картинках и никаких мечтаний на сей счет, у него и не было. Он готовил себя в военной службе. Прадед, дед и его отец были военными и всегда служили Родине. Больших чинов они не досягали, скорее, не стремились к этому. Вера, Царь и Отечество, другого, в семье и не желали. Бобка учился, нельзя сказать, что плохо, тяга к знаниям у него была, но вот его живой характер, мешал ему на этом поприще. Озорной и живой, как с такими качествами было отлично учиться. Когда его отца перевели в город Орел, в Ахтинский кадетский корпус, на должность офицера-воспитателя, судьба Бориса была решена. Другого ему и не надо было. Детство быстро проходит, и Борис готовил себя к службе Отечеству. Он великолепно ездил на лошади, а для того, что бы ему было легче шашкой махать, он занялся гимнастикой и все свободное время проводил на турнике. Он был коренастый, с широкими плечами и мозолистыми, как у крестьянина руками. Вот и предпоследний курс гимназии пройден, через год будет поступать в военное училище, а куда ж еще, других мыслей и не было. Его закадычный друг по гимназии в августе отправлялся в Санкт-Петербург, погостить у бабушки, вот он и взял с собой Бобку, друзья не могли расстаться. Родителей и упрашивать не пришлось. Друг, есть друг, поезжай за ним, сказал отец. Так Бобка оказался в Петербурге. Петербург удивил его красотой своей и величавостью. Мальчишка из провинциального городка влюбился в этот город. Он ему казался сказкой. Вокруг было так много офицеров и красивых женщин. На женщин он еще не засматривался, но когда они ехали в открытом экипаже, он невольно их сравнивал со своей матерью и другими женщинами, которых он знал. Потом, он с другом отправился к Балтийскому морю. Море его взволновало. В тот день стояла прекрасная погода, когда впервые он увидел море. Ни облачка, ни ветерка. Одна огромная и бескрайняя синева моря. Его мальчишеское сердце вдруг затрепетало, но он еще не был покорен. А вот когда он впервые сел в гребную шлюпку, он был сражен наповал. Он взял в руки весла и неумело стал грести, его сильные мускулистые руки легко справлялись с этой работой. Потом, матрос показал, как надо правильно грести и Бобка поплыл с большой скоростью, так ему казалось в этот миг. Друг его сидел на руле, а он греб отчаянно. Вот это его, вот к чему он стремился всю свою не длинную жизнь. Он категорически отказался ехать обратно в Петербург. Это море его и он его не покинет. Через несколько дней он увидел настоящий шторм. Борис схватил весла и побежал к берегу, он хотел испытать себя, сможет ли он пережить шторм, но лодку вытащили далеко на берег, и он сам не смог снова дотащить ее к морю. Он напряг все свои силы, вот лодка медленно пошла за ним, но его мальчишеских сил не хватило завершить задуманное. Через несколько дней он попросил рыбаков, взять его с ними, он предлагал все свои деньги, что отец дал ему с собой. Видя упорство мальчишки, рыбаки взяли его с собой, но денег с него не взяли. Он работал, как и все взрослые. Надо, греб без устали, надо, и сети тащил, выполнял любую черновую работу. Через два дня он вернулся уставшим, но счастливейшим человеком на земле. Ему, рыбаки, даже, жалованье хотели выплатить, но тут он отказался. Получить такое удовольствие, да, к тому, же и заработать денег, это было для него сильно много. Три недели пролетели в миг, и вот он дома. Загоревший и окрепший. У него резко изменился голос. Вообще, Бобка немного картавил и из-за этого стеснялся разговаривать, картавость осталась, но теперь он стал говорить басом. Пока он ехал поездом домой в Орел, он уже для себя все решил. Поступать буду в морское училище и поступлю, чего бы мне это не стоило. Дома он не стал откладывать разговор с отцом в долгий ящик. Надо все сказать прямо и честно. Отца дома не было, он был на службе. Бобка не стал озорничать, как он делал прежде. Нашел у отца в библиотеке книгу о море и стал читать. Вечером вернулся отец. Борис зашел к нему перед ужином.
- Отец, я хочу с вами поговорить.
- Заходи ко мне после ужина, и побеседуем, куда торопиться-то.
- Нет, папа, мне это нужно сейчас.
- Что натворил чего-то, каяться пришел. Ну, говори, не бойся, пороть тебя не буду, ты у меня уже взрослый. Следующей осенью в военное училище поступать будешь. Не могу же я выпороть будущего офицера. Говори, не бойся.
- Ничего я не натворил, а вот о своей дальнейшей службе и хочу с вами поговорить.
- Так ждем-с Бобка тебя. Не томи, ужинать пора, я проголодался.
- Отец, я хочу поступать в военно-морское училище в Петербурге. Я знаю, вы хотели видеть меня кавалеристом, но я как увидел море, понял, это мое призвание и я жить без этого не могу. Не сердись отец.
- С чего ты взял, что я буду сердиться. Родине служить на любом поприще почетно. Вся наша родня служила, и будет служить Отчизне, и ты не исключение. Тут Борис дело в другом.
Отец Бобки стал очень серьезным и с сыном начал говорить в уважительном тоне.
- Тут все гораздо сложнее. Морской корпус, это элитное заведение, туда не каждого князя примут. Да, мы столбовые дворяне Российского государства, но этого мало, чтобы вступить в корпус. Ох, как мало. Нужна серьезная протекция, которую я тебе составить не могу. Да, и знаний у тебя маловато. При вступлении надо знать английский язык, не хуже образованного англичанина, да и по-французски говорить надо. А ты сам знаешь, как у тебя по английскому в гимназии. Не потянешь дорогой мой. Я уже не говорю о других знаниях предметов. Учишься ты не плохо, но этого, опять-таки мало. Для того, что бы тебе туда поступить, тебе надо быть лучшим учеником гимназии. Но и это не все еще сынок. Только для того, что бы тебя допустили сдать вступительные экзамены, нужно долго ждать. Сначала принимают Великих князей, если есть таковые. Потом князей, графов и баронов. И их могут не взять, тут большая и длинная морская династия должна быть. Ну, уж, а потом простых дворян, но с серьезной протекцией. Попробуй лучше в Севастополь, там гораздо легче тебе будет, да и я чего, да придумаю. По силам ли тебе сын мой такая ноша? Подумай хорошенько, ты у меня взрослый уже. Сегодня говорить об этом больше не будем. Ты все осмысли, а когда будешь готов к разговору, возобновим его. Пошли ужинать. Мать давно уже нас ждет.
Ужин прошел быстро, Бобка быстро съел, что ему положили в тарелку и удалился к себе в комнату. Нужно было осмыслить разговор с отцом. Впервые в своей жизни он столкнулся с понятием элитный корпус и протекция. Смысл слов этих он прекрасно понимал, но он не мог понять, почему ему не могут составить протекцию. Он ни когда не ощущал на себе, что он может быть лишним в этом мире. По молодости лет он ни когда не интересовался своей генеалогией. Мамина мама, то есть его бабушка, что – то рассказывала ему об этом, но он ее не слушал. Зачем это все ему. Перед ним открыт мир, он и сам себе пробьет дорогу в этом мире. Кто его может остановить. Один вредный гимназист, уже попытался перейти ему дорогу, хоть он и был старше на два года, но Бобка разбил в кровь ему лицо, получив при этом плетей от отца. Но он был прав, и ему нечего было стыдиться. А тут какая-то протекция. Утром, когда отец ушел на службу, Бобка зашел в комнату матери.
- Мама, к вам можно?
- Заходи сынок. Ты чего-то хотел от меня? Что-то ты серьезный сегодня. Я думала, что ты уже с мальчишками гоняешь по улице. Не заболел ли?
- Нет, мама, все нормально. Я вчера разговаривал с отцом. Хочу в военно-морское училище поступать. Знаний я добьюсь, осилю путь и буду первым учеником в гимназии, а вот протекцию, где мне взять. Я же дворянин, кто может быть выше меня по статусу?
- Отец мне ни чего не говорил о твоем решении. Что тебе сказать сынок, твой отец за протекциями не бегал, ни к чему они были ему. Я слабо в этом разбираюсь. Думаю, отец, что-то придумает. Но если и у него не получится, мы Александровские, принадлежим к старинному и славному российскому роду. Я в Петербург поеду, запишусь на прием к государыне нашей. Она Александровским не сможет отказать в протекции, правда, не знаю, хватит ли тебе такой протекции. Поступал бы ты в кавалерийское училище, разве имеет значение, где родине служить? Родина, она везде Родина.
- Я мама в море влюбился. Не могу жить без него. Разобьюсь в лепешку, а стану морским офицером и с меня династия пойдет. Проложу дорогу своим детям. После меня протекция больше не понадобится. Я так решил и я так сделаю.
Вечером Борис опять был у отца
- Я все решил папа, и честь семьи не опозорю. Ты будешь гордиться мной. Стану я первым учеником в гимназии, а языки, и их осилим.
- Другого, от тебя сынок, я и не ожидал услышать. Будешь первым в классе, после Рождества возьму недельный отпуск и поеду в Петербург. Есть у меня одна мысль, если получится, то и протекция у тебя будет сильная. Дерзай.
Все, Бобку подменили. Он стал грызть гранит науки с остервенением, другого слова подобрать было нельзя. Ему, иногда, так хотелось нашкодить, руки чесались, но он себя сдерживал. Да, были мелкие шалости и пакости, но они уже не шли ни в какое сравнение, с тем, что Бобка мог вытворить раньше. Видя упорство сына, отец нанял ему репетитора по английскому языку. Жили они не богато. Чин у него был капитана и получал восемьсот рублей жалованья в год, еще причиталось восемьсот рублей на стол и жилье. Старший сын Александр, учился в кавалерийском училище, и ему надо было помогать деньгами. Отец Бобки понимал, что все его богатство, это дети и тут он не скупился. Можно ограничить себя в еде и прислуге, но на детях он экономить не собирался. Родине нужны достойные и образованные офицеры. Бобка, как и обещал, стал первым учеником гимназии к Рождеству. Рождественские праздники прошли, и отец вызвал Бориса к себе в кабинет.
- Ты сдержал свое слово сынок, а я постараюсь для тебя все сделать. После окончания военного училища меня направили служить в  Аршанский пехотный полк, который располагался в городе Егорьевске Рязанской губернии. Думал, заслали в Тмутаракань, ан нет, ничего себе оказался городишко. Чистый, опрятный и ухоженный. Кстати, там я и познакомился  и с твоей матерью. Случайно все вышло. Она возвращалась из Москвы, где училась в Мариинском училище, по ведомству Императрицы Марии. Я ее случайно встретил. Меня послали встречать полковника из Генерального штаба, который приехал к нам с инспекцией. Стою на перроне, вижу, из вагона выходит красивейшая девушка, я такой красоты с роду не видел. Сразу видно, что московская барышня, чуть про полковника не забыл. Ох, мне как досталось бы за это. Я ей руку протянул, помочь хотел выйти из вагона. Она мне и ответила. Ты все сам сын понял, если чего добиться хочешь, то везде успеешь. Я и полковника отвез в штаб и твою будущую маму доставил домой. Она жила недалеко от города в двадцати верстах в имении своих родителей. Да, какое там имение, одно название деревни чего стоит, Починки. Приданное у моей невесты было с гулькин нос, но я не думал об этом. Предложил ей руку и сердце, а она мне в этом не отказала. Но я не об этом хочу тебе рассказать. В моем полку служил поручиком отпрыск серьезной фамилии. Говорил мне, что сам напросился сюда служить. Надоело ему в Петербурге, не служба, а одни веселья. Офицеры полка не сильно сдружились с ним, хотя он был и приличным человеком. Не кичился своим родом, вел нормальный образ жизни. Вот я и подружился с ним. Три года длилась наша дружба. Он уже успел и капитаном стать, а я все в подпоручиках ходил. Потом его перевели в Петербург, звания быстро к нему пришли. Я капитаном стал, а он уже был полковником. Скорее всего, быть ему и генералом, но он вышел в отставку. Дела семьи требовали этого. Сегодня война с немцами идет, может он и в армию пошел, не знаю. Но я поеду к нему домой, если примет старого товарища, то считай, протекция у тебя есть.
- А хватит ли протекции полковника? Вы же мне говорили, что и князя не каждого в училище принять могут.
- Полковник то он, полковник, да вот фамилия у него прекрасная. Оллонгрен. И живет он в Аничковом дворце. Он Николая II лично знает, рос вместе с ним с детства. Вот так сынок, не грусти. Ну, а если старинный друг не захочет видеть своего товарища, то тогда матушка твоя поедет в Петербург на прием к Императрице. Александровским, а твоя мать к этому роду относится, думаю, не смогут отказать. Хотя, мне кажется и Оллонгрен мне не откажет. Владимир Константинович был моим другом. Завтра и поеду, отпуск мне дали. И еще, я написал рапорт на фронт и жду ответ. Все сынок, иди, отдыхай.
Отец уехал, а Бобка не мог найти себе место. Море манило и звало его к себе. Как только Сергей Александрович прибыл в Петербург, он тут же отправился в Аничков дворец. Его встретил лакей в золоченой ливрее.
- Чего изволите господин капитан?
Спросил лакей, хотя в глазах его читалось. И чего-то тебе делать тут, капитанишко, у нас генералы часами ждут. Но лакей этого не произнес.
- Доложи их сиятельству, господину Оллонгрену, что с визитом капитан Росимов.
- Да Бог с вами, их сиятельство не в духе. Только, что вернулись от Императора. Дюже злые. Вы б голубчик завтра зашли, может их сиятельство и отойдет маленько.
- Не волнуйся за меня старик. Доложи, а там видно будет.
Когда лакей доложил Оллангрену, кто просит аудиенции, то и не ожидал услышать такого ответа.
- Зови его быстрее и сразу ко мне в кабинет. Да, вот еще,  что. Водочки и закусок разных тащи. Это мой старинный друг.
Лакей был в недоумении. Как простой пехотный капитан мог быть другом самого его хозяина. С таким явлением он столкнулся впервые. Все кто сюда приходили, заискивающе смотрели не только на их хозяина, но и на лакеев. Лакей верой и правдой служил батюшке, а когда тот скончался, пошел в услужение и к младшему и за много лет жизни во дворце он многое повидал, но с таким явлением встретился впервые.
Росимов был тут же доставлен в кабинет Оллонгрена.
- Ваше сиятельство, начал капитан.
- Да какое я тебе сиятельство, дружище Сергей Александрович. Разве так ты меня называл двадцать лет назад. Владимир я для тебя, был, есть и буду. Давай я тебя обниму Сережа.
Друзья обнялись.
- Понимаю, что так, зазря ты ко мне не придешь. Давай закусим с дороги, чем бог послал, поговорим по братски, а, потом уж и делами займемся. Красавцем стал не узнать. А усища-то, усища, настоящий гусар. Встретил бы на улице, не узнал бы.
Лакей накрыл стол и удалился.
- Закусывай Сергей, закусывай.
Друзья сидели напротив, закусывали и слегка выпивали. Им было о чем поговорить. Двадцать лет не виделись.  Все было рассказано о жизни. Так они просидели, около двух часов, мирно беседуя.
- Ну, а теперь рассказывай, что тебя привело ко мне. Не нужда ли?
- С этим все в порядке. Служим родине. Рапорт я на фронт написал, но я не с этим к тебе пришел. Сын мой Борис хочет поступать в морское училище. Сам понимаешь, я хоть и дворянин, но простой дворянин, и ни куда от этого не деться. Я Борису говорю, поступай в кавалерию, а он ни в какую. В море влюбился и все тут. Тогда в Севастополь поезжай, все легче будет. А он уперся. В Петербург хочу. Что ты тут поделаешь. Хочет лучшим быть и все.
- Узнаю, ваша порода. Да, война идет. Мой Александр так же в это училище собрался. Дети-то наши одногодки. Сейчас многие лучшие фамилии страны своих детей в военные училища отправляют. Ох, и трудно будет твоему сыну пробиться.
- Да, нам бы документы сдать, что бы приняли к аттестации, а экзамены он сдаст, в этом я не сомневаюсь. Учиться он стал здорово. Я ему так и сказал, что бы все это осилить, тебе сильно упереться надо. Вот он и уперся. Первым в гимназии стал, а был шалопай шалопаем.
- Сам понимаешь Сергей, в такое заведение без протекции его не допустят к экзаменам. Хлопотать о его приеме не буду, я и за сына просить не пойду, хотя моего-то примут без экзаменов. У него золотая медаль за учебу. А вот документы у твоего сына примут, я лично прослежу. Сдаст экзамены исправно и быль ему учеником училища. Тут я тебе даю гарантию. Ладно, Сергей, нам пора расставаться. Дел много, на фронте не все хорошо. Мне к докладу подготовиться надо. Вечером поеду в Ставку, там Николай II совет собирает, а я у него советником состою. Вот такие дела дружище. Жаль ты не приезжал в мирное время. Понимаю, не хотел докучать.
Друзья обнялись. Больше они ни когда не встречались. Революция оборвала их дружбу.
Борис прекрасно сдал экзамены и был принят в военно-морское училище Петербурга. После того, как Федор проучил барона, Борис сам искал его дружбы, но Федор был занят всецело Георгием. Но дружба, как и браки, свершается на небесах. Они и так ходили в товарищах, но это еще не было крепкой мужской дружбой. Но рано или поздно, все приходит на круги своя. Нельзя сказать, что Борис не был в хороших отношениях Александром Олларгреном, они, даже, раньше сидели друг с другом на занятиях, но слишком была большая разница в их воспитании и происхождении. Александр достойно учился и все его отметки были по знаниям и не зависели от его статуса, но вот когда все шли к себе в экипаж, за Олларгреном приезжала карета, и его отвозили во дворец. Он крайне редко ночевал в экипаже. Александр неоднократно звал с собой Бориса, и если бы Борис поехал с ним, то наверняка они бы стали добрыми друзьями. Но Борис был другого воспитания, он не мог себе позволить увольнительной, если другие гардемарины не могли списаться на берег. Так у них называлась увольнительная. Так было и на этот раз. За Оллангреном приехала карета, и он предложил Борису поехать с ним во дворец. Борис, естественно, очень вежливо отказался. Это было последнее приглашение его во дворец, больше такого не будет. Каждый из них пошел своим путем. Домашнее задание уже все успешно выполнили. До отбоя оставалось полчаса. Федор и Георгий играли в морской бой на шалабаны, а Борис без дела слонялся по кубрику. Первым заговорил Федор.
- Борис, чего маешься? Что, с вашим сиятельством не поехал во дворец? Да и правильно сделал, чего мы там не видали. Нам и в кубрике хорошо. Давай к нам присаживайся. У меня конфеты есть, сейчас чайку сообразим. Говорят, после сладкого, мозги лучше работать начинают. От своего папули узнал, он у меня доктор.
Борис присел рядом с Георгием.
- Ребята, а вы меня просто Бобкой зовите, мне так привычнее.
Все, теперь их стало три друга. Конечно, Георгий был ближе  Федору, но и Бобка был не чужим. Федору нравился Бобка, он был крепко сбит, ладони в мозолях, от постоянных упражнений на турнике и пудовых гирь, которые тот таскал на уроках гимнастики. Проказник и молчун. Такой не выдаст и всегда подставит плечо в трудную минуту.
Теперь эти трое стояли рядом на плацу. Они очень хотели попасть на корабль, но они хотели попасть на большой военный корабль, а речная флотилия их мало интересовала. Уж лучше в пехоту и в штыковую атаку. Родина, хоть, только их белая Родина, но она еще будет гордиться ними. Они втроем это знали.
Капитан первого ранга продолжал.
- Уж и не знаю, как вас поделить-то. Кидайте жребий, кто в речную флотилию пойдет. Остальные в распоряжение атамана Семенова.
Второго  декабря они были списаны в Морскую роту и отправились воевать. Одни были определены к атаману Г. М. Семёнову, а другие на создаваемую Камскую флотилию.
XXII
Вот так Георгий, Борис и Федор оказались у атамана Семенова. Двенадцать гардемарин явились в штаб. Их радушно приняли. Дали сутки отдыха. Потом к ним пришел капитан кавалерист и приказал всем построиться. Они выстроились в шеренгу.
- Так господа гардемарины. Тут у нас кораблей нет. У нас есть пехота и кавалерия, можно и в артиллерию пойти, но эту науку, вы пока не осилите. Рядом конюшня, выберете себе по лошадке, я хочу посмотреть, как вы в седле держитесь. Дальше думать будем, куда вас распределить. Девять гардемарин сразу отказались от этой затеи, они ни когда не сидели в седле и этот эксперимент их не вдохновлял, а вот Федор и сотоварищи остались. Пока они выбирали для себя лошадей, девять гардемарин ушли в пехотный полк. За ними пришел поручик, они выстроились в шеренгу и ушли. Георгий и Борис знали толк в лошадях. Они сразу выбрали себе по не крупной кобыле, гнедой масти, породы русская верховая. Эти лошади отличались послушанием и выносливостью, да и резвость у них была не плохая. Настоящая кавалерийская лошадка. А вот Федор выбрал для себя вороного жеребца. В лошадях он мало что понимал. В седле он держался не плохо, мог и без седла ездить, но вот скакать во весь апорт он не умел толком. В имении своей матери он часто с дворовыми ребятами выезжал на прогулку, чтобы лошади не застаивались в конюшне, но вот скачки, ни когда не было. Так, рысь небольшая. К Федору подошел Георгий.
- Поменяй лошадь Федор. Это английская скаковая, тебе не управиться с ним. Да и в бою, ненадежен этот конь. Он рожден, что бы две версты отскакать, а дальше в стоило. Послушайся моего совета, есть еще время. Вот рядом стоит гнедая кобылка, со звездочкой во лбу, ее и возьми, она смирная и в бою не подведет, не будет шарахаться из стороны в сторону.
- Нет, Зобс. Не возьму я кобылку. Я как этого коня увидел, сразу понял мой. Посмотри, какой красавец. И мы с ним подружимся. Я ему сахарку, а он мне покорность. Лаской, чего угодно добиться можно.
Конь, действительно был великолепен. Как он попал на фронт, оставалось загадкой. Его готовили для скачек на ипподроме, что бы там он добывал призы владельцу. Началась война, вот судьба и распорядилась его жизнью. На лошадей надели сбрую и седла. Втроем они выехали из конюшни. Георгий на лошади сидел как влитой. Хоть и позвало его к себе море, но прежде, чем он научился ходить, он уже хорошо ездил на лошади. Георгий прямо с лошади ушел в море. Борис еще лучше сидел на лошади. Многолетние тренировки и упражнения сделали свое дело. Ему хоть сейчас дай шашку в руки, и он помчится в атаку. Все это прекрасно видел капитан. Тут у него сомнений не возникло. Готовые кавалеристы, учить их не чему, а вот на счет Федора у него возникли сильные сомнения.
- А ну, гардемарин, вон видишь сосенку, хорошим галопом туда и обратно.
Конь Федора моментально набрал скорость и рванул к сосне. Во время разворота, Федор чуть не упал с коня, но удержался. Через мгновение он уже был возле капитана.
- Так и тут все ясно. Вы двое в мой эскадрон пойдете, а вот вашего друга пока при штабе оставим, посыльным. Пусть немного поупражняется в езде. Не могу я грех на душу взять и такого молодца на смерть послать. Убьют его в первом же бою. А если и не убьют, то он себя сам покалечит, когда шашкой размахивать будет. Вот через месяц и рассмотрим его просьбу принять в эскадрон. Всем все ясно? Есть вопросы?
- Разрешите обратиться господин капитан, начал Борис.
- Говори гардемарин, хотя завтра станешь корнетом или прапорщиком. Атаман Семенов еще не подписал приказ о присвоении вам офицерских званий. Прибудет в штаб и подпишет.
- Я хочу в разведку. До поступления в военно-морское училище я готовил себя в кавалеристы и это мне по плечу, просто море позвало за собой, и я пошел за ним. А вот разведка мне, по духу подходит, я не подведу вас.
- И это хорошие слова гардемарин. У нас сейчас готовится пополнение в разведывательное отделение, буду рад тебя туда рекомендовать.
Вот так, на некоторое время Федор расстался со своими друзьями. Служили-то они совсем рядом, но в разных частях.
Борис попал в разведку. Поначалу над ним подсмеивались. Он переоделся в крестьянскую одежду и отпустил бороду. Хоть Бобка и был молод, но щетина у него росла добротная. Когда Борис начал рассказывать свою легенду, командир начинал смеяться. У него все прекрасно получалось, говорил как таежный крестьянин или охотник, но вот картавил немного Бобка.
- Борис, и где ты видывал, что бы русский крестьянин картавил. Тебя же в раз раскусят по твоему французскому прононсу. Ты здорово похож на крестьянина и руки у тебя в мозолях, ну вот речь, ни в какие ворота не входит. Раскусят и расстреляют, а ты мне живой нужен.
Борис задумался. Его задорный характер взял верх. Он вспомнил, как в детстве специально коверкал слова, что бы к нему не приставали. Теперь он заговорил совершенно по-другому, получился юродивый крестьянин. Работать может, а вот говорит ужасно. Опять раздался дружный смех, но в этот раз все подходило для роли разведчика. Борис ушел в лес. Рискуя жизнью, он трижды ходил в тыл к красным. Однажды его и арестовали, но он прекрасно сыграл свою роль, раздобыв очень ценные сведения. Не надеясь на память, он все зарисовал в подробности. Для того, что бы попасть на передовую, он на своей телеге возил бревна, для укрепления окопов. Красные к нему привыкли, и теперь он ездил, где хотел. Он, даже записал все фамилии командиров и фамилию начальника штаба. Все эти бесценные сведения были переданы в штаб атамана Семенова.
Перед самым наступление в штабе появился атаман Семенов и сразу прошел к начальнику штаба. Там находилось несколько офицеров, которые что-то обсуждали и рассматривали карту. Все стали по стойке смирно. Начальник штаба начал доклад. Он на стенку повесил карту и взял указку в руки.
- По нашим данным, тут у излучины реки собрались все силы красных. Они выстроили хорошую оборону в два ряда. Разведка сообщила, что начальником штаба у красных, бывший полковник генерального штаба Рогозин. Это очень умный и знающий противник. Он как раз специалист обороны с последующим контрнаступлением. В четырнадцатом году он прекрасно провел оборонительные действия, с последующим выходом в тыл к немцам. Мы их тогда сильно удивили и сильно побили. Тогда он был штабс-капитаном и был представлен к внеочередному званию и к награде. Почему он сегодня у красных, нам неизвестно. Но думаю, мы сможем задать ему этот вопрос в скором времени. У нас, очень много информации о предстоящем бое столкновении. Мы все просчитали, до мелочей и у меня нет сомнений, в успехе операции, которую мы разработали. Рогозин попытается втянуть наши войска в центр обороны. Мы будем медленно и уверенно продвигаться вперед. Вот смотрите. Тут три эшелона окопов, колючая проволока. Возьмем первый ряд укреплений, они отойдут на второй, затем на третий. Вся изюминка его плана в том, что когда мы возьмем первый редут, красные ночью выведут свои войска нам во фланг, и как только мы увязнем в третьем редуте, они всей мощью зайдут к нам в тыл. И вот тут все наше превосходство превратится в препятствие. Вот посмотрите на карте. Справа от них река. Естественно, войска они отведут к нам на левый фланг, мы начнем наступление, и они из тыла ударят и прижмут нас к реке. Гениальный план, я с этим согласен. Если бы у нас не было всех данных, ох, и туго бы нам пришлось. Теперь мы проработали свои контраргументы. Я заготовил приказы для воинских частей, и вы господин генерал, должны их подписать. Для того чтобы не было утечки информации, все эти приказы будут доставлены в нужное время, ни часом раньше. Без вас, я уже распорядился, два конных эскадрона переплывут реку и, пройдя десять верст незамеченными, вновь совершат переправу. Тем самым два эскадрона будут находиться в тылу у красных. Сила не весь, какая. Но как только начнется наша основная операция, они могут наделать много шума и деморализовать противника, что нам и надо. Теперь, перехожу к основным действиям. Придется пожертвовать одним полком. Второй пехотный полк ударит в лоб противнику и увязнет в его первом эшелоне. Красные отойдут на подготовленные позиции. И когда наш полк пойдет на второй редут, противник начнет передислокацию своих войск. Вот тут мы и ударим в левый фланг всеми силами, что у нас имеются. Два эскадрона ударят в тыл. Я им приказал шуметь так, как будто наступает конная армия. После этой операции наши войска будут иметь полный оперативный простор, и вся наша армия может идти на соединение с войсками адмирала Колчака. Останутся незначительные воинские подразделения красных и партизаны. После воссоединения с армией Колчака мы без труда справимся и с ними.
Семенов задумался. План был великолепен. После победы можно будет организовать Дальневосточную республику. А вот на счет соединения с адмиралом, об этом я подумаю позже и нужно, вообще ли это делать.  После всех этих раздумий, он произнес.
- План прекрасен и я всецело его поддерживаю. Все приказы я подпишу. А позвольте узнать, откуда у вас столько информации о противнике?
- Эта заслуга созданного нами разведывательного отделения. Большинство этих данных собрал гардемарин, простите, корнет Росимов. Я ему лично выразил благодарность.
- Благодарности мало. Негоже такому молодцу в корнетах ходить. Я ему присваиваю звание поручика. И нужно наградить его Георгиевским крестом четвертой степени. Подготовьте приказ, я его подпишу.
Атаман вышел из кабинета. Там находился Федор. Он был дежурным в штабе. Федор встал по стойке смирно.
- Что тут делает гардемарин? Спросил атаман.
- Дежурный посыльный гардемарин (?), ответил Федор.
В это время появился начальник штаба со своей свитой. Атаман посмотрел на него и сказал.
- Негоже штабному в гардемаринах ходить. Присвоить молодцу звание подпоручика. Смотрите, каков молодец, высок и красавец.
Так Федор получил звание подпоручика, обойдя своего друга. Георгий в эскадроне получил звание прапорщика. Поручик Росимов на следующий день получил свою первую награду. Солдатского Георгия четвертой степени. Трое друзей обмыли эту  награду.
Все было готово к наступлению. В штабе атамана Семенова появились пять вновь прибывших офицеров. Они ожидали приема. Федора вызвал к себе начальник штаба, назвав громко его фамилию. Когда Федор вышел из кабинета, к нему подошел вновь прибывший капитан.
- Это вы Федор (?). У вас редкая фамилия. Думаю, это письмо вам принадлежит. Мне его передала медсестра, которая ухаживала за мной в госпитале. Когда я выписывался, она попросила меня, что бы я его отправил. Куда отправил? Почта не работает, а во Владивосток я не попал. Вот и вожу его с собой. Сейчас я его найду.
Он немного порылся в своем вещевом мешке.
- Вот оно. Написано давно, но главное, что нашло своего адресата.
Федор только, взглянул на него и сразу понял, это почерк Серафимы.
- А, что девушка здорова, которая передала это письмо?
- Когда я ее в последний раз видел, то была здорова. Мы ее все баронессой звали и руку ей целовали. Ох, и красивая она. Как я вам завидую.
Федор взял письмо и сел у крыльца.
- Милый Федор. Не знаю, дойдет ли до тебя мое письмо, почта не работает. Посылаю его к тебе с оказией. Бог даст, дойдет оно до тебя. В Петрограде нам стало жить невыносимо, и мы с матерью решили отправиться на встречу к тебе, во Владивосток. Ох, и не знаю, доберемся ли. Слава Богу, наши пришли в город, а так, мы с мамой не знали, как перейти линию фронта. Не хочется огорчать тебя плохими вестями, но и молчать я не могу. Елизавету Стефановну пьяные матросы закололи штыком и ее раненную бросили умирать в снег. Батюшка ваш, Николай Федорович умер от тифа. Сначала, его посадили в Петропавловскую крепость, но когда началась эпидемия тифа, то большевики отпустили его. Даже, квартиру его не забрали. С эпидемией тифа Николай Федорович справился, а вот сам заболел и умер. Дарья живет теперь у Софьи. Вроде, у них не все так плохо. Софью охраняют от поругания матросы. Видимо, не все пропили свою память. Я работаю в госпитале, помогаю лечить раненых. Мама болеет. Как только ей станет лучше, мы отправимся в путь. А так все хорошо. Будем жить любимый. Да, совсем забыла. Двадцать шестого мая Софья обвенчала нас с тобой, по закону моря. Она у нас была капитан, нашего маленького корабля, под названием жизнь. Крепко целую тебя мой любимый. Твоя жена Серафима.
У Федора защемило сердце. Нет в живых ни отца, ни матери. Это красным так с рук не сойдет. Все, мне больше не чего делать в штабе. Федор зашел к начальнику штаба.
- Разрешите обратиться господин полковник?
- Что у тебя Федор, давай быстрее. Ты мне будешь нужен на рассвете. Говори и иди отдыхать. Завтра понадобятся силы.
- Прошу направить меня в первый эскадрон, негоже мне тут штаны протирать. Хочу воевать, сил моих больше нет сидеть и ждать.
- Ох, ох, ох. Молодость. По-твоему, и я зря штаны протираю? Так, что ли? Нет, Федор, у нас с тобой серьезная работа. Без нас армия ни чего не стоит. Очень многое зависит и от тебя. Вот не доставишь ты приказ, все, весь план коту под хвост. Да, и завтра навоюешься, это я тебе обещаю. Иди, отдыхай, в четыре утра быть возле меня, как штык.
Федор ушел. Заснуть не мог. Все время у него перед глазами стояли мать и отец. О Серафиме он не думал, не пришло время еще. В четыре утра Федор прибыл в штаб. Каждому из порученцев начальник штаба выдал по конверту с сургучной печатью и всем строго настрого приказал, умереть, но доставить. Все разъехались, а Федор остался.
- К тебе Федор у меня разговор и особое задание, сказал начальник штаба. Честно скажу, не знал, кого послать с этим заданием. Ты вчера ко мне зашел и попросился на фронт, глаза у тебя огнем горели, вот тут-то и мой выбор пал на тебя. На смерть тебя сынок посылаю. Вот тебе конверт,  с приказом по армии, лично подписанный атаманом Семеновым. Вот этот конверт ты должен доставить к красным в штаб. Придумай для себя любую легенду. Не смотри на меня так, я не предатель, это военная хитрость. Тут написано всем соединениям войск, ударить в лоб противника в шесть часов утра. Остальное тебе знать не к чему, что будет дальше. Я знаю, ты не проговоришься, даже если они тебя на куски рвать будут, но мало ли что. Жизнь сурова и непредсказуема. Одному Богу все известно заранее. Если потом сможешь уйти, но это тебе нужно сделать не ранее десяти часов утра, уходи влево. За лесом будет стоять эскадрон, где твои друзья служат, к ним и прибьешься. Там оставайся воевать. Все, с Богом Федор.
Федор сел на своего вороного. Он дал ему кличку «Максимка». Он хорошо помнил рассказ о чернокожем мальчике, который спас своего друга, русского моряка. Максимка привык к Федору, он покорился его ласке. Гнать коня Федор не стал, а придумывал свою легенду. Ему показалось, что все придумано хорошо, и он быстрее поскакал. Через минут сорок он въехал в деревеньку и очень удивился, ни тебе постов, ни тебе разъездов и секретов. Федор не знал, что накануне полк праздновал свадьбу своего командира. Все перепились и дрыхли без задних ног. Чего им бояться, они же не на передовой, а, почитай, в тылу. Федор увидел красный флаг, который развивался над самой большой избой и направил коня туда. Зайдя в избу, он подошел к спящему красноармейцу и толкнул его в плечо. Тот открыл глаз и стал часто моргать, соображая, где он, потом и руки вверх поднял, мыча что-то себе под нос. Федор чуть не засмеялся от такого действа.
- Где командир-то ваш?
- Начал Федор, подражая говору воронежских крестьян. Эту речь он помнил с детства, когда играл и проказничал с крестьянскими мальчишками, многие из которых были ему, действительно, друзья. В эти минуты, он, даже вспомнил, как их вместе с ними пороли по субботам, вспоминая все их грехи и проделки за неделю.
- Не мычи. Где командир? Я повторяю свой вопрос.
Тут к солдату и речь пришла.
- В другой комнате. У него сегодня брачная ночь, не велел беспокоить.
- Доложи ему, что у меня для него важная депеша.
Красноармеец постучал в дверь. Послышалась не членораздельная речь с большим количеством мата.
- Тут к вам офицер с депешей, заговорил солдат.
Опять ругань и звуки шагов. Дверь открылась. На пороге стоял полупьяный детина в одном исподнем.
- Ты в своем уме боец? Какой офицер, мы же в красной армии служим. Ты, что совсем допился?
- Так вот сами убедитесь товарищ командир. Пришел и требует вас.
Командир поднял глаза и увидел, что напротив него стоит офицер. Он протер глаза руками, но, все равно, офицер стоял напротив. Спасти ситуацию, решил Федор. Инициативу он взял в свои руки.
- Разрешите обратиться товарищ командир. Рядовой Егор Афанасьев.
И Федор назвался именем своего деревенского друга.
- Я у белых служил и давно хотел перейти к красным. И вот случай подвернулся. Направили моего подпоручика с депешей в расположение фронта. Он приказал мне с ним скакать. Вот я его и долбанул прикладом по башке. Надел его форму, чтобы не нарваться на наш патруль и сразу к вам. Видите, форма коротковата мне.
И Федор вытянул руки. Гимнастерка Федора, действительно была короткая. Просто, другой на складе не оказалось. Он и раньше от этого страдал, и форму ему приходилось или перешивать, или шить на заказ. Слова его были убедительны и говор настоящий крестьянский. Это и помогло Федору. Вот, если бы командир глянул на ладони Федора, вот тут-то ему бы пришлось туго. Длинные пальцы и ухоженные ногти, ни единого мозоля, таких рук у крестьян не бывает. Но, теперь руки Федор держал по швам, а ладони в кулаках. Командир почесал затылок, присел на стул, сломал печать на конверте и начал читать.
- Ух, ты, сам атаман Семенов приказ подписал. Интересно, интересно. Так, надо быстрее в штаб отправить. Белые наступать собираются. Так солдатик, я тебя отправлю в штаб, вот там все и расскажешь.
Это, ни как не входило в план Федора. Там его быстро раскусят, что он не солдат – крестьянин. В лучшем случае сразу пулю получит, а могут и пытать начать. Как говориться, голь на выдумку сильна и Федор попытался выкрутиться из создавшейся ситуации.
- Товарищ командир. Пока в штабе будут разбираться, что зачем, еще и шлепнуть могут. Передайте, что вы перехватили депешу, вам и награды за это. Вот вам и подарок к свадьбе будет. А мне ни чего не надо. Куда мне деться, я же обратно к белым не сбегу, они меня на первой же осине и повесят. Я же, все равно больше ничего не знаю. У вас свадьба, вот я и выпью с дороги за вашу любовь.
Угодил Федор командиру. Тот чуть слезу не пустил. И действительно. Его доброе войско добыло такую информацию. За это и орден Красного знамени могут дать. Он еще раз почесал затылок. А ведь прав солдатик. Расстрелять его я всегда успею. Приставлю охрану к нему, куда денется. А так и орден мой.
- Смотри, какой понятливый солдат нынче пошел. Срывай свои белогвардейские погоны и за стол садись. Выпить с тобой желаю. Да, позвать ко мне моего ординарца.
Приказал командир. Зашел бравый кавалерист, с  длинными усами.
- Слушаю вас товарищ командир.
- Вот тебе депеша. Скачи мигом в штаб и передай ее, кому следует.
Да, и еще, скажи, что это мои бравые солдаты ее перехватили, да так громко скажи, что бы командарм это услышал. Все, скачи.
 Пока Федор сидел за столом, комполка подозвал к себе дежурного солдата.
- Вот за тем беляком глядеть в оба, чуть, что в расход его пускай. Вроде он парень не плохой и не хочется его под замок сажать, хотя и надо. Мало ли что.
-Давай с тобой Егор закусим с дороги. Если меня наградят, то ты в обиде не останешься. Но если ты враг, то не взыщи, висеть тебе на осине.
Комполка налил Федору стакан самогона. Такого зелья Федор в своей жизни не пил. Но нужно было держать марку. Федор встал и произнес очень короткую речь.
- Лад в семье и покой. Да, побольше деток.
Так они просидели полчаса. Что дальше делать с Федором командир не знал. Отпускать его он не хотел. Мало ли чего, а под арест сажать, как бы, не с руки. Но все, же он решил временно изолировать Федора. Будет гонец из штаба, дальше и решим, что с ним делать. В расход или в свой полк его взять.
- Вот, что мил человек. Ты, все же посидишь немного под замком. Приедет из штаба мой ординарец, вот и решим, что с тобой дальше делать. Если все будет хорошо, оставлю тебя у себя, будешь со мной белых бить. Ну, а если, что не так, то не взыщи. Лазутчиков мы ставим к стенке.
Федора закрыли в амбаре. Он огляделся, попробовал найти выход. Но амбар был сделан хорошо, ни окошка, ни щелочки. Федор улегся на деревянный пол и уснул. Самогон не дал ему занервничать. Вскоре появился и ординарец в приподнятом настроении и подбежал к командиру.
- Товарищ командир, командарм и начальник штаба вас лично благодарят за службу. Все подтвердилось. Только что, белые пошли в наступление. Идут прямо в лоб на укрепрайон. Приказано выдвинуться влево от реки, вот и сам письменный приказ. Да, самое главное забыл. Просили передать, когда разобьем белых, вас, представят к ордену Боевого Красного Знамени.
Комполка прочитал приказ. Все правильно, надо выдвигаться и стать за лесом. Когда подойдет подкрепление, ждать приказа о наступлении.
- Позвать ко мне беляка, приказал командир.
Федора выпустили из амбара.
- Ну, Егорушка, удружил ты мне сегодня. Вовек не забуду. Если ты еще и воевать умеешь, быть тебе моим заместителем. Я такого не забываю, хоть и молод ты годами. А еще лучше, будешь у меня батальоном командовать. Вот такой я человек. Слушай мой приказ, выдвигаемся влево, за лесом привал. Будем подкрепление ждать. А ты Егор возле меня держись.
Полк медленно стал выдвигаться на новую позицию. Где-то вдали была слышна канонада, это наступал полк белых. Командир не ехал впереди полка, а плелся на своей лошади сзади и что-то рассказывал Федору, какой он бравый вояка и сколько беляков на его счету. Солнце уже стояло высоко. Было далеко за десять часов. Федор это понимал, он выполнил свое задание, и нужно было найти тот момент, когда можно будет незаметно покинуть надоевшего ему красного командира. Вот и пришли на место. Командир слез с коня и давал распоряжения. Федор все внимательно запоминал. Вдали он увидел вереницу обозов и солдат, шедших маршем на соединение с полком. Все, настало его время покинуть красных, но возле командира постоянно крутились люди, а сам командир Федора не упускал из виду. Федор так же не знал, что за ним, по приказу командира, наблюдает еще пара глаз, он только чувствовал чей-то взгляд на себе. Искал глазами наблюдателя, но не мог найти его. А наблюдатель прилег за деревом в кустах. Федор не выдержал, он выхватил шашку из ножен и рубанул комполка по шее. Стеганул своего вороного и поскакал, шепча на ухо коню.
- Ну, милый Максимка, вот и твой черед пришел. Не дай сгинуть. Всего две версты проскакать надо. Как на ипподроме, а потом и в конюшню пойдешь отдыхать.
Он, даже не оглянулся и не видел, как упал, сипя и захлебываясь в собственной крови комполка. Его это не волновало. Федор впервые убил человека, пусть это и враг, но это человек. При других обстоятельствах, возможно Федору и стало бы плохо, но не сейчас. Сейчас он боролся за свою жизнь. Ему уже не раз приходилось бороться за свою жизнь, но с убийством, такое было впервые. Наблюдатель выскочил из кустов и заорал.
- Командира убили. По коням. В погоню.
Убийство командира видели многие, но они оторопело молчали, а этот продолжал орать во все горло. За Федором погнался, если не весь полк, то половина, уж точно.
Тем временем, эскадрон Георгия стоял в арьергарде. По приказу штаба армии, его эскадрон должен был первым вступить в бой. За ними должна была вступить в бой вся конная армия атамана Семенова. Командир эскадрона слез с лошади и нервно прохаживался вдоль леса, ожидая приказ о наступлении. Георгий и Борис сидели на своих лошадях рядом друг с другом и мирно беседовали о жизни. На горизонте появился всадник. Георгий его сразу узнал. Так скакать мог только Федор. Лошадь неслась очень быстро и могла бы добавить, если бы наездник пригнулся и обхватил шею лошади. Но спина Федора была пряма как скамья. Со стороны, можно было подумать, что всадник гарцует на Марсовом поле перед глазами Императора. Федора нагоняли, и через минут пять, его бы растерзали, разрубили бы на мелкие кусочки. Все произошло в мгновение ока. Георгий привстал с седла и заорал так, что было слышно за много верст вокруг.
- Эскадрон. Слушай мою команду. Шашки наголо. Атака.
Потом он не закричал ура, он заорал АААААААААААААААААААААА.
И кинулся наперерез всадникам, гнавшихся, за Федором. За Георгием последовал эскадрон. За эскадроном в атаку пошла вся армия атамана Семенова. Начальник штаба ни как не мог взять в толк. Он минуту назад отдал приказ о наступлении. Даже, если бы посыльный летел на аэроплане, то он бы все равно не успел бы передать приказ о наступлении так быстро.
Борис с Георгием врезались в самую гущу преследователей. Началась сеча. Преследователи увидели, что на них несется огромная лава всадников. Они резко развернули лошадей и погнали обратно. Но теперь остановить конную армию Атамана Семенова было невозможно. Подкрепление красных было в пешем строю на марше и было застигнуто врасплох. Конная армия красных, только собиралась выдвигаться вперед. А тут им в тыл ударило два эскадрона, которые заранее перебрались через реку. Началась неуправляемая паника. Если противник впал в панику, значит, это уже победа. Да и полк, который пошел в лоб на укрепрайон не дрогнул. Он не залег после второй очереди обороны, как ему рекомендовали сделать, что бы сохранить себе жизнь. Командир встал во весь рост и закричал.
- За Веру, Царя и Отечество. Ура, ребята.
И они кинулись на пушки и пулеметы.
Федор, Георгий и Борис медленно въезжали в деревню, которая только недавно была у красных. Федор своим характерным жестом указал на деревеньку.
- Все, она наша и так будет всегда. От деревни к деревне, от города к городу.
Борис, даже не заметил, что он серьезно ранен в ногу. Сапог его раздулся от того количества крови, которая находилась в нем. Только, через некоторое время, Борис почувствовал слабость. Он чуть не упал с лошади, но этого ему не дали сделать два его друга. Георгий и Федор. Они бережно его вынули из седла и доставили в госпиталь. Борис чуть не лишился ноги, но молодость все, же победила недуг. Борис стал поправляться.
Победа была полной и безоговорочной. Весь штаб красных был пленен. В плен попал и бывший полковник генерального штаба. Его не расстреляли сразу, а сначала судили военным трибуналом. В самом конце заседания его спросил один из представителей трибунала, молодой парень, не по годам носивший звание капитана.
- Полковник. Вот объясните мне юнцу, что вас толкнуло на это предательство. Я ни как не могу взять в толк. Мы с вами принадлежим к одному сословию, мы с вами окончили одно и тоже военное училище, значит и наставники были те же. Вы окончили академию генерального штаба. Провели ряд блестящих операций на немецком фронте, за что были удостоены множества наград. Стали Георгиевским кавалером. Насколько я знаю, и орден Святого Георгия вам лично вручал Николай II. Вы российский дворянин пошли на убийство русского народа. Если я вас пойму, то не подпишу смертный приговор. Пусть меня расстреляют за это. Я вам оставлю жизнь, что бы вы жили долго и не могли уснуть. Что бы перед вашими глазами всегда были лица погибших русских людей за свое Отечество. Что бы вы сами просили смерти, а она не приходила бы к вам. Отвечайте полковник.
- Почему я у красных? Если быть откровенным, то мне все равно, красные или белые. Я хотел проверить все свои теории военных действий. Я не реализовал себя в войне с немцами. Меня позвали к себе служить красные, я и пошел. Сегодня я повторился и проиграл и мне нечего делать больше в этой жизни. Я сам прошу, что бы меня расстреляли. Мне стыдно, что я оказался слаб. А слабым нечего делать в этой жизни. А еще лучше, дайте мне наган с одним патроном и я застрелюсь. Повторюсь. Мне все равно за кого воевать. Я просто воюю.
Военно-полевой суд приговорил полковника к расстрелу и на рассвете его должны были расстрелять. Капитан пришел к нему в камеру вечером. Молча, положил ему на кровать наган с одним патроном. Полковник застрелился.
Приказом по армии атамана Семенова Федора и Георгия наградили Георгием четвертой степени. Федор явился в штаб и со словами.
- Я отказываюсь от награды. Не имею права получать ее в гражданской войне.
Попросил руководство не награждать его. Скрепя сердцем, это сделал и Георгий. Он так хотел стать Георгиевским кавалером. Он обещал это Дарье. Он мечтал об этом, но солидарность с Федором, которому он безгранично верил и доверял, лишила его этой возможности. Приказом по армии Борис Афросимов был награжден Георгием третьей степени. Два друга пришли к Борису в госпиталь, где он лежал, после очередного ранения и крепко, а главное, от души поздравили друга. Федор достал бутылку деревенского самогона, и они выпили по полному и до краев стакану. Не знаю, как у других, а у Федора был уже опыт пить такую огненную воду. Когда они ушли от Бориса, Федор сказал Георгию.
- Ну, ладно я со своими претензиями к жизни отказался от награды, но ты-то князь, зачем это сделал. Ох, и не видать тебе княжны Дарьи, как своих ушей. Вернешься с войны к невесте и без единой награды. Она подумает, что ты трус и прогонит тебя.
От таких слов Георгий чуть не задохнулся и не мог произнести ни одного слова. Федор нежно обнял друга за плечо.
- Да шучу я Георгий, шучу. Ты все правильно сделал. На том и стоим. А Бобка, Бобка герой. Он станет полным Георгиевским кавалером, если не убьют его в бою. Горяч он сильно и себя не щадит. Вот опять с ранением в госпитале. Он еще всех нас прославит, нас Питерских гардемарин, выпуска двадцатого года, хоть мы с тобой, да и Бобка, так и не окончим это училище.
Эскадрон, в котором служили Георгий, и Федор постоянно был на острие атаки. Командир эскадрона, сразу же после первого боя подозвал к себе Георгия.
- Если вы еще, хоть раз раньше меня закричите, эскадрон слушай мою команду, я вас сам лично князь задушу вот этими руками.
Но теперь, когда эскадрон выходил на рубеж атаки командир подзывал к себе Георгия.
- А ну, давай наши позывные. Пусть начинают бояться.
Георгий приподнимался с седла, оглядывался по сторонам и громко во весь голос начинал кричать, да так, что у красных начинался полный переполох.
- Эскадрон! Слушай мою команду! Шашки наголо! Атака!  ААААААААААААААААААААА.
И эскадрон лавой шел в атаку. Все знали, если звучит знаменитое ААААААААААААА Георгия, и он скачет впереди, то ни одна пуля, ни кого не убьет. Так и было на самом деле, когда на все поле звучало АААААААААААА Георгия, красные разбегались, кто куда. За Георгием начали специально охотиться красные, но пуля не брала его.
Начались затяжные бои. Атаман Семенов создал свою Дальневосточную республику. На соединение с адмиралом Колчаком он не пошел. Не только офицеры, но и простые солдаты перестали понимать происходящее. Вроде все время они побеждают и идут вперед, а Владивосток уже у красных. А тут еще и красные агитаторы, вовсю работали. Они и говорили.
- Вот посмотрите, атаман Семенов не на Россию работает, а на себя. Он хочет сделать свою вотчину, а на Россию ему, плевать. Так за что и кого вы воюете солдаты?
Вот в этом были правы красные агитаторы. Армия Семенова начала терять солдат, но не в боях, а попросту солдаты стали переходить на сторону красных. Вот так, неумелая политика атамана Семенова начала приближать трагедию белого движения. Федор подолгу задумывался над этим. Теперь военная инициатива перешла к красным. Начались первые поражения и отступления. Для того, что бы вывести основные части атамана Семенова из-под удара красных, эскадрон Георгия должен был провести атаку. Атаман знал, эскадрон пойдет в бой, и красные дрогнут, у него появится время для отхода. Атаман, так же понимал, силы не равны. После атаки эскадрона на него кинут большие силы и что останется от этой боевой части, одному Богу известно. Но у него не было другого выхода. Рискуя малым, он спасал свою армию от разгрома.
Эскадрон вышел на исходную позицию. Все было как обычно. Командир подозвал к себе Георгия. Все те же слова и знаменитый на весь Дальний Восток клич АААААААААААААААААА. Больше Дальний Восток такого не услышит. Потом об этом кличе будут слагать легенды. Эскадрон лавой пошел на врага. Нельзя все время эксплуатировать героизм людей. Рано или поздно, но этому приходит конец. Да, красные в ужасе разбежались, но был открыт артиллерийский огонь. Федор не поспевал за своими друзьями, он был правее и несколько сзади. Он прекрасно видел взрыв. Первым с коня упал Георгий. Нет, он не упал, его оторвало от коня и подбросило вверх, потом и Борис упал с лошади. Федор не мог и не имел права останавливаться. Он кричал и скакал вперед. Атака окончена. Есть победа, но она настолько мала, что это уже не победа, а полное поражение. От эскадрона почти ни чего не осталось. Все полегли на поле брани. Федор вернулся за своими друзьями. Он не надеялся найти их живыми, но он должен их похоронить, как и полагается русскому православному человеку. Первого он нашел Георгия. Георгий был жив, на нем не было ни единой царапины, его лошадь разорвало в клочья. Георгий тяжело дышал и был без сознания. Потом Федор кинулся к Борису. Борис сидел на земле, возле убитой лошади и держался за живот. Его кишечник пытался вылезти наружу, крови, почти не было видно.
- Пристрели меня Федор, прошу тебя, сказал Борис. С такими ранениями не живут, а мучиться я не хочу.
- Да ты что Борис, как я с этим жить буду? Никогда я этого не сделаю. Сейчас в госпиталь тебя доставлю.
Борис не мог больше говорить, попросту, у него не было сил. Федор уложил Георгия поперек своего коня. Снял свою гимнастерку и перевязал живот Борису. Затем и его водрузил на своего коня, привязав Бориса своим ремнем за шею лошади. В лесу двигался обоз с ранеными. Федор снял с лошади Бориса и положил его на телегу. Друзья посмотрели друг другу в глаза. Федор обнял Бориса.
- Поживем еще Бобка, я это точно знаю. Ты крепкий и выздоравливай. Немного тебя подлатают, и все будет в порядке.
Друзья понимали, что видятся они в последний раз. Федор пожал Борису руку, Борис ответил, чем смог. Больше они ни когда не увидятся. И не потому, что Борис умрет. Нет, не дождались красные от него такой милости. Просто их пути дороги разошлись навсегда. Несмотря на такую страшную травму, Борис выжил. Его стремление к жизни было безгранично. Красные еще ощутят на себе его силу и веру в свое Отечество. Он еще переживет несколько ранений. Пройдет тиф сыпной и возвратный. Когда  он лежал, да где там лежал, валялся в горячке и красные захотят его схватить, он уйдет в тайгу и там выживет. Успеет повоевать и на речной флотилии и на бронепоезде. В двадцать лет станет полным Георгиевским кавалером и станет штабс-капитаном. Это в двадцать-то лет. Мальчишка совсем, но мальчишка по возрасту, а душа у него была настоящего российского дворянина. Он знал главную свою привилегию. Первым умереть за свою Родину. Но он был выше смерти, он оказался над смертью. Когда белое движение погибло, он одним из последних покидал свою Родину. Останься он в России, его бы замучили в застенках ЧК.
 Свято-Троицкий Ставропигиальный мужской монастырь в Джорданвилле, на кладбище которого нашёл свое упокоение бывший гардемарин Российского Императорского флота, штабс-капитан по Адмиралтейству, дважды Георгиевский Кавалер “Бобка” Росимов – Борис Сергеевич, скончавшийся 10 февраля 1974 года. Похоронили друзья его 14 февраля, накрыв гроб Андреевским флагом…
Так ушел из жизни еще один человек долга. Русский столбовой дворянин, офицер и Георгиевский кавалер. Он выполнил главную привилегию русского дворянина, он первым пошел и умер за свою Родину. Слава русскому дворянству.
XXIII (Фамилия героя изменена мною по просьбе родственников)
После того, как Федор оставил Бориса, он повез Георгия в госпиталь. Георгия раздели и положили в кровать. Пришел полковой врач и осмотрел его. Он долго его осматривал, слушал сердце и дыхание. Ощупал все его тело. Потом молоточком стучать начал. Задумался надолго. Открыл глаза Георгию и посветил туда фонариком. Опять задумался и посмотрел на Федора.
- Что вам сказать подпоручик? За всю мою долгую жизнь в медицине, это второй такой случай. В шестнадцатом году ко мне в госпиталь доставили полковника в похожем состоянии, но он скончался через два месяца от пролежней. Что касается вашего друга. Он молод, крепок и здоров. Все его органы целы, сердце великолепно работает. Такому здоровью можно только позавидовать. Все рефлексы в норме. А вот, что твориться у него в голове, одному Богу известно. Тут медицина бессильно, пока бессильна. Пройдет какое-то время и человечество разгадает тайну головного мозга, но как я понимаю, что это произойдет не скоро. А вам, ваш друг нужен сейчас. Мы будем его кормить и ухаживать за ним, по мере возможности. Вы же видите, армия отступает, и что будет завтра, ни кто не знает. Повторюсь, у вашего друга отменное здоровье, а вот сознание отсутствует. Когда он придет в себя, и придет ли, мне не известно. Пока оставляйте его у нас, я к нему представлю сестру милосердия, и она будет ухаживать за ним. А вы воюйте и навещайте друга. Господь милостив, может и будет все хорошо. Тут надо время и терпение.
Федор, понурив голову, ушел. Его эскадрон почти был полностью уничтожен, и он ждал нового назначения, ежедневно просиживая возле Георгия многие часы. Разговаривал с ним. Рассказывал о Дарье, как она росла. Даже рассказал то, что ни кому бы, не сказал, в своей жизни, так ему было стыдно за свой поступок. За это он просил у Георгия прощение. Это было в канун Пасхи. Дарья из гадкого утенка, стала превращаться в белого прекрасного лебедя. Как-то незаметно, но у Даши под платьем начала появляться грудь. Федор не на много старше Дарьи и ему невыносимо хотелось потрогать, а что же там такое появилось. Вот он и поджидал Дарью вечером возле ее комнаты. Федор спрятался за портьерой. Когда Дарья поравнялась с ним, он сзади обнял ее и две Дарьины груди оказались в его руках. Он впервые ощутил женское тело. Дарья не сопротивлялась и не подняла крик. Она развернулась и посмотрела Федору в глаза, да так, что Федору стало не по себе, ему показалось, что его отлупили по щекам, так они у него горели. Дарья об этом инциденте ни слова, ни кому не сказала. Федор был благодарен ей за это. Наказания он не боялся, его секли по субботам, как секли всех дворянских детей в то время, он боялся, что его будут стыдить за такой поступок, а это для него было хуже сечки. На следующий день он извинился перед Дарьей и поцеловал ее в щеку. После этого они уже были настоящими братом и сестрой. А, что еще мог рассказать Федор Георгию? За то время, что они находились вместе, они знали о каждом все, от рождения до сей минуты. Так прошло несколько дней. В армии атамана Семенова началось брожение. Нет, ни кто не выступал против атамана. Дисциплина для русского офицера, это святое, но в атамана потеряли веру. Многие офицеры хотели уйти к генералу Каппелю. Тот переживал не лучшее время в своей карьере, но в Каппеля все верили, что именно ему под силу помочь России. Многие офицеры, написав рапорт, стали покидать атамана, снялся и ушел к Каппелю целый полк. До генерала дошли только офицеры, солдаты разуверились в белом движении и перешли к красным. Вот такая ситуация была на то время. Федор не знал, что ему делать дальше. О Бобке он ни чего не знал, его увезли в тыл. Георгия он оставить не мог. Это был последний человек, который держал его в этой жизни. Да, была еще и Серафима, но он о ней, не то, чтобы не думал. Она была из другой жизни. Он ее любил, он желал ее, но это в другой жизни было. Гражданская война все прервала и уничтожила все чувства. У Федора пропала жалость, он стал черств и груб, но Георгий, это была его надежда и его путеводная звезда. Такого друга потерять он не мог. В один из дней, когда Федор сидел у кровати друга и рассказывал ему, что офицеры покидают атамана, Георгий открыл глаза. Нет, он не начал говорить, он молчал по-прежнему, но Федор увидел осмысленные глаза друга. Федор понял, нужно забирать друга и идти к генералу Каппелю. На следующий день Федор достал подводу, уложил на нее Георгия и отправился в путь. Ох, и труден был тот путь. Красные, белые. Красные, белые. Вот такая дорога была. По красной местности он шел ночами. Там где были белые, он доставал провизию и немного отдохнув, шел вперед. Георгию становилось легче, он уже мог сидеть, но молчал. На вопросы Федора не закрывал глаза, как просил его об этом Федор, если он понимает, о чем спрашивал Федор. Вот и до генерала рукой подать. Сзади красные, впереди красные. Федор попытался прорваться, и если бы он был один, то и перешел линию фронта, но с телегой это ему не удавалась сделать. Он произвел несколько таких попыток, но все они были тщетны. В одной из глухих деревенек Федор оставил Георгия на попечение одной сердобольной старушки, она была сестрой старосты, Федор решил перейти линию фронта один, а потом взять подкрепление и вернуться за Георгием. Другого выхода у него не было. Федор пошел на встречу с армией генерала Каппеля. Знал бы Федор, что на следующий день сюда придут красные, оставил бы он своего друга или нет? Как ответить на этот вопрос? Что надо было делать? Остался бы Федор рядом, скорее всего, они оба бы и погибли. Федор бы грудью защитил Георгия. Нужна ли была эта смерть? Вот как ответить на все эти жизненные вопросы? Федор всю свою жизнь каялся в этом. Но он не бросил друга, не убежал в лес, спасая свою жизнь. Он пошел воевать, что бы спасти жизнь не только своего друга, а многие жизни простых русских людей, у которых большевики отнимут миллионы и миллионы жизней в лагерях и тюрьмах, заморят голодом и холодом. А может Федор и спас этим жизнь Георгию, кто знает. Они расстались. Они расстались на долгих пятьдесят лет. Вот судьба, врагу не пожелаешь такого.
XXIV
Федор долго и упорно шел на сближение с армией генерала Каппеля. Его мучила совесть, он оставил раненого Георгия в деревне. Но помочь своему другу он, ни чем не мог, а сидеть без дела, когда другие воюют, он не мог. Долг гнал его вперед. По дороге встретил еще двух офицеров, капитана Бурмистрова и поручика Львова, которые шли в направлении армии Каппеля. Но если ты чего-то сильно хочешь, то ты этого обязательно добьешься. Несколько дней по лесам и вот они оборванные и голодные вышли на передовую. Оборона была хорошо организованной, и они тут же нарвались на секрет. Как обычно прозвучало.
- Стой, кто идет? Руки вверх.
К ним вышел есаул.
- Кто такие господа и куда путь держите?
- Обратитесь по форме есаул, перед вами офицеры, сказал капитан.
- Я пока не вижу офицеров. Все офицеры воюют, а вот, что вы за птицы, мы сейчас узнаем. В штаб их, приказал есаул.
Вышло двое солдат и повели Федора с попутчиками в штаб. Предстояла проверка. Федор ни чего не боялся, он офицер и дворянин и хочет выполнить свою дворянскую привилегию, умереть за Родину, что ему еще надо. Федору давно не везло, но прямо у ворот штаба он нос к носу столкнулся с капитаном первого ранга Краузе, да, именно, с бывшим начальником гауптвахты.
- Какая встреча, воскликнул Краузе. Федор, дружище, что опять арестовали, на расстрел ведут? Тут и твой друг есть, капитан-лейтенант Беспальчиков, он это вмиг сделает, у него тогда еще сильно руки чесались. Шучу я голубчик. Хотя и шутка плохая, ты уж прости меня, загрубели мы без моря. Куда ведете вы этих офицеров, и, что они натворили?
- В штаб ваше высокоблагородие. В лесу поймали их, документов нет. Говорят, что в армию Каппеля прорывались. Вот этот еще говорит, что его высокопревосходительство генерала лейтенанта Каппеля лично знает. В штабе поверят, что за птицы. А нам в дозор пора.
- Вот что солдат, вот этого, то, что выше всех, который с генералом знаком, я его хорошо знаю и удостоверяю его личность, у него документ на груди выколот, он со мной пойдет. Федор, а что ты о других своих попутчиках скажешь, кто они?
- Я их встретил по дороге, когда шел сюда. Удостоверяю, что это офицеры. Капитан Бурмистров и поручик Львов. А вот из какой части они я не знаю. Вы уж простите меня ребята, но я не умею врать. Что знаю, то и сказал.
- Ничего Федор, мы понимаем, сказал капитан. Все в порядке. Ты все правильно сделал. Увидимся в полку.
Федор и Краузе ушли, а офицеров отвели в штаб. Им, так же не чего было бояться, они шли воевать, как и Федор.
По дороге Краузе спросил Федора.
- Так откуда ты идешь голубчик? Рванье на тебе одно. И почему у тебя погоны подпоручика, ты же морской офицер?
- Не дослужился я до морского офицера. Покинув ваше учреждение, сразу отправился в морской корпус. Через несколько  дней написал рапорт о списании из училища и направлении меня в действующую армию. Вас тогда услышал и хотел к Каппелю в офицерский полк, я знаком немного с генералом. Меня ему представил мой дядя, посмертно ставший полковником лейб-гвардии Измайловского полка, но меня направили к атаману Семенову. Тот морские звания представить не мог, вот и стал я подпоручиком, хотя, всем гардемаринам, пришедшим со мной, он дал звания прапорщика, просто, повезло. После того, как Семенов отказался идти на соединение с адмиралом Колчаком, я и весь мой полк решили пробиваться к генералу. Я и Георгия с собой забрал, он был сильно ранен, по дороге потерял сознание, я его не мог бросить, остался с ним. В сознание он не пришел, но, вроде, ему лучше стало. Я его оставил у старосты деревни, а сам пошел догонять наших, но не догнал. Вот по дороге и встретил двух офицеров, с ними-то и добрался до цели.
- Да, труден был твой путь. Ваш полк дошел к нам и хорошо воюет. А сам-то как воевал?
- Хвалиться не чем. Я штурман и воевать не умею в пехоте. Пулям не кланялся. В атаку шел, как и все. За Веру, Царя и Отечество. Других слов не знаю.
- Видать геройская у тебя семья и родители тебя к любви к отечеству приучили. У тебя редкая фамилия, не твой ли батюшка заведовал госпиталем в Петербурге, я там лечился по ранению в четырнадцатом году?
- Да, это мой отец.
- Ну, тогда я за тебя спокоен. В свой полк ты не пойдешь, останешься у меня в офицерском полку. Я командую морским батальоном, под моим командованием служить будешь. А как отец-то поживает? Будешь писать ему, от меня поклон. Правда, какие сейчас письма. Петроград под большевиками. Ничего дойдем и туда, я верю в это. Хотя, на фронте, ох, как плохо. Не дали Каппелю пойти на Москву, после взятия Казани. По рукам и ногам связали. Мы бы уже давно в Москве были, а теперь все идем и идем, а получается, что назад, хотя и не проиграли ни одного сражения. Бояться нас красные. Ничего понять не могу. Я же, как и ты, штурман. Кораблем на Балтике командовал, а теперь в пехоте.
- Так я же не морской офицер, как могу служить в морском батальоне, не положено. А батюшка мой погиб, мать пьяные матросы штыком закололи и бросили умирать в снегу. Мне невеста написала об этом. Подробности не знаю. Выехала на встречу ко мне в восемнадцатом. Где она теперь я и не знаю. Может опять в Питер вернулась. Всех потерял, даже друга оставил. Вот судьба.
- Ты не волнуйся Федор, все будет хорошо. И друга найдешь и невесту. На все воля Божья. А с морским званием, решим эту проблему. Обратись к генералу, ты же его лично знаешь, он не откажет.
- К генералу не пойду, прав на это не имею. Он командующий армией и негоже, ему заниматься простым подпоручиком. Гардемарином воевать буду, у меня форма с собой. Я рядовой и звания меня не интересуют. Вот выгоним красных из нашей страны, вот тогда и о военно-морском звании думать буду.
- Да, характер у тебя, что надо. Ладно, сам обращусь к его превосходительству.
Так за разговорами они дошли до своей части.
Я тебя Федор определю в роту старшего лейтенанта Макарова. Да, да, это сын адмирала Макарова. Он не на много старше тебя и у вас будут общие интересы.
Так Федор оказался в армии генерала Каппеля. Очень трудно писать о войне. Все это надо видеть и чувствовать. Как подняться из окопа, когда свистят пули и летит шрапнель, разве это можно описать. Генерал Каппель все время побеждал и шел вперед, а территория красных все увеличивалась. Вот парадокс гражданской войны. Выигрываешь все сражения, а жизнь проигрываешь полностью. Так было и с Федором. Атака, привал, атака.
Все знали, что армия Каппеля завтра пойдет на прорыв. Боезапас был на исходе, настроение в войсках хуже не куда. На вечер в ставке было запланировано совещание и туда были приглашены все руководители воинских подразделений. Федор был сильно удивлен, когда явился вестовой с приказом для Федора прибыть срочно в штаб. Федор сел на коня, теперь он уже ездил довольно сносно и поскакал, выполняя приказ. Как только он доложил о себе, его сразу отвели в кабинет генерала Каппеля, что вызвало еще большее удивление у Федора. Генерал сидел за столом, и устало разглядывал карту.
- Проходи, проходи Федор Николаевич.
Каппель встал и протянул руку Федору. Они обменялись крепким рукопожатием.
- Присаживайся Федор Николаевич, сейчас и чаю попьем. У меня есть настоящий китайский. Я вот почему вас вызвал к себе. Я давно присматриваюсь к вам, с самого вашего первого дня, когда вы появились в моей армии, но понапрасну вас не тревожил. Вы хорошо воюете и пулям не кланяетесь, и я хочу предложить вам возглавить морской офицерский батальон, правда и батальоном трудно это назвать, всего двести человек, но воюет он геройски. Ваш командир вчера умер от ран, вот я и подумал, что лучшую кандидатуру, чем ваша мне не найти.
Действительно. Вчера от ран скончался капитан первого ранга Краузе. Офицерский морской батальон был брошен на прорыв обороны красных. Капитан первого ранга Краузе, встал во весь рост и скомандовал. За Родину, Царя и Отечество. Ура, ребята, и первым кинулся в атаку. Одна пуля попала ему в живот, другая пробила грудь.
Так ушел из жизни еще один человек долга. Русский столбовой дворянин, с немецкой фамилией, офицер и Георгиевский кавалер. Он выполнил главную привилегию русского дворянина, он первым пошел и умер за свою Родину. Слава русскому дворянству
- Простите меня господин генерал, что перебиваю вас, но у нас в батальоне есть более достойные офицеры и рангом они выше меня. Как я могу командовать капитанами первого ранга и капитан-лейтенантами. Да, и как военный я очень слаб, я штурман и воевать не умею, тем более командовать батальоном. Я простой рядовой в офицерском полку и меня это полностью устраивает. А самое главное, как я могу командовать морскими офицерами, когда ношу звание подпоручика, атаман Семенов не смог мне присвоить морское воинское звание.
- Я прекрасно понимаю вас Федор Николаевич, но мне и не нужен военный, мне нужен человек, на которого я могу полностью положиться. Честно скажу вам, что сегодня я не на каждого могу рассчитывать. Слишком много предательств в последнее время.
- У нас в батальоне ни трусов, ни предателей нет. Все мы готовы умереть за Родину, если вы прикажете.
- Я и это знаю, что моряки не подведут, но все же, мне будет спокойнее, если вы будете командиром батальона. И не на прогулку я завтра тебя пошлю, а на верную смерть, иначе вся армия погибнет. Так, что не долго, вы будете командиром батальона, да и от батальона и от всего офицерского полка мало, что останется. Я это должен сказать вам прямо в глаза, на смерть посылаю. Твой дядя спас мне жизнь, если бы не он, не сидел бы я тут и не был бы я генералом. Видишь, как жизнь повернула, мне бы тебя уберечь за это надо было, а я и племянника на смерть гоню. У меня нет сомнений в тебе. Я хорошо знал вашу семью и знаю, как вас воспитали. Вы знакомы с главной привилегией российского дворянина, умереть первым за Родину, вот завтра и нужно воспользоваться этой привилегией. А на счет морского звания, ну и тут я тебе ни чем помочь не могу, не уполномочен. Если доберемся до ставки Верховного главнокомандующего, я тебе обещаю, что первый приказ, который подпишет адмирал Колчак, будет приказ о присвоении вам морского офицерского звания. И оставим эту тему, приказ я уже подписал. Идем в зал, там уже собрались все командиры. Начальник штаба все объяснит.
Они отправились на совещание. Генерал Каппель представил Федора всем командирам своей армии. Из стратегии и тактики Федор мало, что понял, но он понял главное, что их полк в целом и его батальон в частности должен пойти в лобовую атаку на пушки и пулеметы. Занять первую траншею и держаться до тех пор, пока красные не кинут все резервы на них, после чего армия Каппеля ударит во фланг противника и прорвет его оборону. В офицерском полку батальон Федора должен был идти справа. Совещание подходило к концу, когда генерал Каппель спросил.
- Господа офицеры, всем все понятно? Если все ясно, то совещание окончено. Всем вернуться в расположении своих войск.
Встал только Федор.
- Ваше высокопревосходительство, господин генерал лейтенант, у меня не вопрос, а предложение есть. Морской батальон должен не справа пойти, а в центре и первым. Воевать мы не умеем, у меня в батальоне штурмана, механики и минеры. Многие из нас и винтовку-то в руках не держали, по большому счету. Мы первыми пойдем и своей грудью прикроем полк. Какой прок от нас?
Уставшие глаза генерала вспыхнули огнем. Он не ошибся в своем выборе. Воспитание, есть воспитание, а это дорогого стоит.
- Я не только не возражаю против вашего предложения, но и целиком поддерживаю его. Детали уточните с командиром полка. Все господа офицеры, все свободны.
Зал постепенно пустел. Когда Федор приблизился к выходу, его окликнул генерал.
- Федор Николаевич зайдите ко мне в кабинет, я вас надолго не задержу.
И у них состоялся повторный разговор.
- Я в вас не ошибся Федор Николаевич, я горд за вас. Если бы сейчас ваш дядя был здесь, то и он был бы горд за вас. Вы знаете как он погиб?
- Да, нам сообщили, что пал смертью героя во время штыковой атаки.
- Не все вы знаете Федор Николаевич. Ваш дядя и его Измайловский полк находился в резерве, а я как раз и вел бой с немцами. На нас кинули все, что могли. Полк был обречен. Ваш дядя поднял Измайловский полк, в штыковую атаку, хотя и не был командиром полка. Немецкое войско не ожидало, этой атаки, а она была проведена лихо и со знанием дела. Измайловцы, почти не потеряли ни одного человека и на плечах противника вошли им в тыл. Так был спасен мой полк и моя жизнь, а вот Александр Федорович получил пулю прямо в сердце. Я его лично хоронил. Посмертно стать командиром лейб-гвардии полка, не каждому дано и под силу. Это огромная награда и твой дядя заслужил ее полностью. Вашей фамилией гордится Россия. Все Федор, иди отдыхать, завтра трудный день у тебя. Задание ты должен выполнить. Останешься жив, я сам к тебе в ноги поклонюсь. Давай я тебя обниму напоследок. Храни тебя Бог.
Федор отбыл в свой батальон. Весть о его назначении уже дошла до офицеров. Его встретили дружелюбно, и весь батальон стал во фронт при его появлении. Федору было приятно, что его так встретили. Он впервые произнес командную речь.
- Господа офицеры, братья. Я не рвался на эту должность, так было угодно генералу. Но я горд, я очень горд, что завтра поведу всех вас в атаку. Возможно, это будет последняя наша атака в жизни, но я не сомневаюсь, ни в ком из вас. Среди моряков нет трусов. Мы выполним свой долг и умрем за Родину. Жалею, что я не посоветовался с вами, но думаю, вы все поддержите меня. В бой мы пойдем первые. Закроем пехоту своими телами. Из винтовки метко стрелять я не умею, отдаю весь свой боезапас офицерскому полку, мне и штыка хватит. Пять патронов, что у меня есть, большой погоды для меня не сделают. Каждый из вас сам должен решить, что ему делать со своими патронами. На рассвете построение. Идите отдыхать. Все свободны.
Все офицеры его батальона сдали свой боекомплект, Федор знал, что так и произойдет. У Федора не было парадного морского мундира, у него, вообще не было парадной формы, только китель и брюки гардемарина. Он до блеска натер пуговицы и бляху ремня, до глянца отполировал ботинки. В место погон гардемарина он пришил погоны подпоручика. Для не посвященного, это выглядело торжественно, а вот Федор засмеялся, когда примерял китель на себя. Но выхода другого не было, завтра в бой. Светало, ни кто не договаривался, но весь офицерский полк вышел в парадном мундире и со всеми наградами. Началось построение полка. Батальон Федора встал во фронт. Прозвучала команда смирно. Вот и первый рапорт Федору.
- Господин командир. Вверенный вам батальон офицерского полка построен. Докладывал заместитель командира батальона капитан-лейтенант Васнецов.
Весь полк сиял золотыми погонами и орденами. Как будто он был построен на Марсовом поле и сейчас на белом коне подъедет Император. Все только его и ждали. Император не появился, не было уже царя в России, а вот генерал лейтенант Каппель, все же подъехал на белом коне, хотя и не должен был это делать. Но он хотел сам, лично проводить полк на бой. Он всегда гордился этим полком. Опять прозвучала команда смирно.
- Ваше высокопревосходительство, господин генерал лейтенант, офицерский полк построен. Докладывал командир полка генерал-майор Молчанов.
- С Богом ребята, я верю в вас. Ура!
В ответ послышалось трехкратное ура.
Федор толком не знал, как ему командовать дальше. Он развернул Андреевский стяг. К нему подошел капитан первого ранга Марков.
- Федор Николаевич, дорогой вы наш, негоже командиру батальона флаг нести и убить вас сразу могут, а этого ни как допустить нельзя. Командир должен до последнего оставаться жив, иначе кораблем управлять будет не кому. Я понесу знамя. Командуйте. Под барабанный бой батальон Федора первым вышел на поле битвы. Еще ни когда в жизни Федор не маршировал так. Сто двадцать шагов в минуту. Левой. Левой. Полк шел очень красиво. Одним из офицеров полка был поручик Васильев, это он снял фильм о Чапаеве. Он воссоздал эту атаку в своем фильме, но он не мог рассказать всей правды. Каппелевцы ни когда не воевали с Чапаевым, и если бы тот оказался на их пути, то и легенды о Чапаеве не было бы так же. Офицерский полк ни разу в своей жизни не отступал. Засвистели пули. Вот убит и знаменосец, Федор хотел подхватить знамя, но ему не дали это сделать. Лейтенант Макаров подхватил его. Федор пытался идти впереди, но его постоянно прикрывал кто-то из офицеров. Застрочили пулеметы. Земля встала дыбом от разрыва снарядов. Ничего этого Федор не видел. Он маршировал на параде и шел вперед. Когда до окопов красных осталось метров двести все дружно примкнули штыки. Федор скомандовал.
- Ура ребята и побежал вперед.
Как он не рвался стать первым, его все время прикрывали его товарищи, но видимо и они кончились. Метров за двадцать до траншеи пуля пробила Федору грудь. Он не почувствовал боли. Одним из первых он ворвался в траншею, там и потерял сознание. Полк выполнил поставленную задачу, но ничего этого Федор уже не видел. Армия Каппеля разбила красных и вышла на оперативный простор. Очнулся Федор в лазарете. Операция ему не понадобилась. Пуля была пущена с близкого расстояния и прошла на вылет, не задев ни одного жизненно важного органа. Да, он потерял много крови, но жизнь его была вне опасности. Его навестил генерал.
- Я рад Федор, что ты остался жив. Я все видел, как дрался полк и твой батальон. Из твоего батальона в живых осталось всего семнадцать человек. Все ранены и идут на поправку. Нет у тебя больше батальона, а у меня офицерского полка. Полег он на поле брани, но задачу свою выполнил. Слава русскому офицерству и духу русскому.
Так ушли из жизни  обыкновенные русские столбовые дворяне, офицеры. Не многие из них были Георгиевскмие кавалерами, но они выполнил главную привилегию русского дворянства, они первыми пошли и умерли за свою Родину. Слава русскому дворянству.
Завтра мы пройдемся по тылам красных и пойдем на соединение с армией адмирала Колчака.
- Я не хочу оставаться в госпитале, возьмите меня с собой.
- А вы не бойтесь Федор Николаевич. Ни кого мы не оставим. Всех забираем и уходим.
XXV
Так Федор оказался в обозе. Он хорошо пошел на поправку, молодой организм быстро восстановил кровопотерю. Рана, почти затянулась. По тылам красных армия Каппеля прошла, а вот, соединится с армией Колчака, не смогла. Катастрофически недоставало патронов и снарядов, не было пополнения и в живой силе. Красные стягивали новые и новые дивизии на пути следования армии Каппеля. Начались затяжные бои. Катастрофа была ни минуема. Федора прикомандировали при штабе, но он рвался в свой офицерский полк, который именовался полком, но служило в нем около сотни офицеров. Приближалась зима. Осени в тех краях не было. Федора вызвал к себе генерал Капель.
- Вот что, дорогой мой Федор Николаевич. Мои казачки захватили обоз красных, и нашли любопытную находку. Около пуда золота в монетах и значительное количество драгоценных изделий. Кому все это предназначалось, выяснить не удалось, так как вся охрана обоза была перебита, да, это и не важно. Тебе личное задание, доставить это золото в ставку адмирала. Ты прекрасно понимаешь, что все это богатство я не могу тащить с собой. Через несколько дней мы предпримем попытку соединиться с армией адмирала, но я думаю, она не увенчается успехом. Слишком не равны силы. Напрямую, до ставки, верст пятьсот, но ты не пойдешь прямо, окольный путь, хоть и длиннее вдвое, но так тебе будет проще попасть к адмиралу. Начальник штаба уже проложил тебе путь на карте. Ты, только, скорректируешь его по обстоятельствам. Идти придется по тылам красных, а там все как слоеный пирог и напичкан он разными местными атаманами, попросту говоря, бандитами разного происхождения, от дворян до самозванцев. Тебе понятно задание? Ты, я вижу, совсем оправился от ран.
- Задание мне ясно ваше высокопревосходительство, но я не согласен с вами, что я должен его выполнить. Мое место в полку и я должен драться с красными. Что обо мне будут думать офицеры полка, мне честь дороже. И к тому же вы попросту хотите сохранить мне жизнь. А как я с этим жить-то буду. Мне отец завещал, честь ни кому.
- Господин подпоручик, мои приказы не обсуждаются. Я тебя не на пироги с маслом к маме посылаю. Это очень ответственное задание. На эти деньги адмирал сможет дивизию снарядить по полному разряду. Кому я еще могу доверить эти ценности. Я знаю, ты дойдешь и все до копейки отдашь. Мне некого больше послать. И скажи мне на милость, какой толк от тебя будет в полку. Сам же говоришь, что ты штурман. Вот по карте и поплывешь в ставку адмирала. Это приказ и обсуждению не подлежит. О твоем задании будут знать не многие. Начальник штаба и его заместитель. С собой я тебе дам трех солдат, они со мной с четырнадцатого года, ребята все проверенные, георгиевские кавалеры. Они не позарятся на золото, и тебе будут служить верой и правдой. Поедите на двух телегах. Провианта дадим, сколько сможем, сам знаешь, туго сегодня с ним. Солдаты бывалые и в тайге не пропадут, сибиряки они и в лесу еду найдут. Все подробности у начальника штаба узнаешь. А теперь я хочу поговорить с тобой по-отечески, просто и за чаем.
Вестовой накрыл не хитрый стол. Чай, баранки и варенье брусничное. А генерал продолжал.
- Вот, что Федор и уже без Николаевича, ты мне как сын. Сам родил и сам на смерть посылал. Вот письмо к адмиралу. Тут все о тебе написано и так от меня доклад небольшой, не знаю я, свидимся еще с тобой или нет. Я в последнее время много думаю о нашем белом движении. Почему так случилось, что мы проиграли эту битву, битву за Россию. Не удивляйся Федор, мы действительно проиграли эту битву, тут дело времени. Написать бы об этом, для потомков, чтобы не было больше такой глупости в России, как революция, но мне не до этого сейчас, да и пером я сильно не владею. Все штабные приказы пишу. Идиотский и утопический лозунг вмиг разрушил Россию. Земля – крестьянам, фабрики – рабочим, вся власть – советам. Чушь это все. Ни кто, ни чего не получит. Крестьян будут грабить и сделают рабами, рабочие будут гнуть спину на заводах за копейки, а власть будет у очень ограниченного числа людей с полными диктаторскими полномочиями. Заработает машина смерти. Сначала будут убивать дворян, как это они сейчас делают. Кончатся дворяне, примутся за своих рабочих и крестьян. Эту машину смерти остановить нельзя, она после рабочих и крестьян возьмется и за руководство страны. Никого щадить не будет. Все это продлится лет семьдесят, только тогда народ прозреет и скинет эту власть. Опять столько бед будет. Видимо России через это все пройти надо. Такова ее планида. Меня все время не покидает ощущение де жавю. Все это уже было, но делалось чужими руками. Сегодня стравили отца на сына и брата на брата. В двенадцатом году, перед нашествием Наполеона наше дворянство, как и сейчас, разделилось. Одни о Родине, о России думали, другие о своем благополучие. Им что Россия, что Франция, все едино. Вот они и начали воду мутить в стране. То не так, это плохо, надо, мол, под француза лечь. Тогда армией командовал великий русский человек Барклай де Толи, полководец от Бога. Как на него зашикали все негодяи страны, какие гадкие доносы на него Императору Александру писали. Сильно боялись они Барклая. Знали, что Барклай осилит Наполеона. Дал слабину наш император, снял Барклая с должности, но России здорово повезло, Кутузов оказался большим умницей. Ты знаешь Федор, в чем величие Кутузова? Величие Кутузова в том, что он выполнил весь замысел Барклая де Толи. А кому награды достались, разве в этом дело. Россия вышла из войны победителем. Мне далеко до Барклая, хоть я и главнокомандующий русской армией, скорее главнокомандующий остатками русской армии. Я не проиграл ни одного сражения и где я сегодня нахожусь, в полном окружении, без снарядов и патронов. Сколько на меня доносов написали адмиралу Колчаку. Я полностью повторил судьбу Барклая, но у Колчака нет Кутузова. Я начинал с малого. Собрал отряд в триста штыков, и мы пошли воевать с красными. Через месяц у меня уже был полк, затем и дивизия. Всех этих людей я собрал под знамена России. Что я для себя старался? Когда я приехал впервые к адмиралу, он меня, даже не принял, не посчитал нужным. Ему доложили, что я возомнил себя Наполеоном и хочу стать верховным правителем России. Хорошо, адмирал умный человек и он все же принял меня. После нашего разговора он показал все доносы на меня. Ты думаешь, это писали враги, нет мой дорогой Федор Николаевич, это писали наши прославленные генералы и представители дворянства, высшего дворянства. Адмирал произвел меня в генерал-лейтенанты и доверил армию. Я взял Казань, через неделю я уже мог быть в Москве, но меня не пустили вперед. Это был сговор, сговор тех людишек, которым Россия не нужна. Троцкий на всю Россию стал кричать, революция в опасности. Да, если бы меня пустили на соединение с генералом Деникиным, тут бы и барон Врангель ударил красным в тыл, все победа наша, а в итоге, Врангель в Крыму последние дни доживает, а я тут в Сибири свои дни заканчиваю.
- Да, Владимир Оскарович
Федор впервые назвал генерала по имени и отчеству. Генерал посмотрел на Федора, ему было очень приятно, что Федор именно так к нему обратился. Федор продолжал.
- Именно поэтому я и оказался в вашей армии и ушел от атамана Семенова. Мы с боями прошли весь Дальний Восток, красная армия была разбита, и ни кто, и ни что не мешало атаману пойти на соединение с армией адмирала Колчака, но атаман решил отсидеться на Дальнем Востоке
- Ты многого и не знаешь Федор. Мало того, я тебе больше скажу. Атаман Семенов получил приказ от Верховного правителя России, идти на соединение с ним. Но Семенов отказался подчиниться приказу. А зачем ему было идти к адмиралу, ему и на Дальнем Востоке было хорошо. Абсолютный правитель. Своя Дальневосточная республика. Сиди и правь. Он думал, что красные не доберутся до него, останутся за Уралом. Мелкое мышление. Генерал Молчанов ушел от него с целой дивизией. По дороге ко мне, его солдаты перешли на сторону красных, да, что там солдаты, некоторые офицеры, и те перешли на сторону красных. Их и лозунгами про землю и заводы агитировать не надо было. Они просто сказали, посмотрите солдаты, за что и кого вы воюете. Атаман не за Россию, он за свое удельное княжество. И большевики были правы. Генерал Молчанов пришел со своими офицерами, вот он и возглавил офицерский полк, в котором ты служишь теперь. Барон Унгер дал независимость Монголии. Монголы должны его сделать национальным героем, а сам Унгер, так для России ничего и не сделал. Ты представляешь себе, какая у нас была сила и мощь и вся эта сила ушла на паровозный гудок. Поезд не стронулся с места, пар ушел в некуда. Все это скоро окончится и окончится крахом Российской империи, белое движение погибло, нет его больше. Через некоторое время, во всем обвинят евреев, куда уж без них. Мол, это они виноваты в гибели России. В руководстве большевиков их очень много, и все они, почему-то носят собачьи клички, но евреи тут не причем, они гайки и винтики, даже не инструмент. Потом во всем обвинят немцев, но вот немцы и являются инструментом, но мозг находится не там. Все это придумали и сделали англосаксы, это их заслуга, что в России такое твориться. Ты сразу возразишь, они же наши союзники, страны Антанты помогают нам. Сразу тебе возражу. Ни чего подобного. Они нас разоряют и наживаются. Я не знаю, сколько стоит танк, но я хорошо знаю, сколько стоят солдатские сапоги. Они их нам продают по цене бобровой, да, что там бобровой, они продают эти самые сапоги по цене собольей шубы. Где и в чем их помощь? Французы засели в Одессе и гуляют в кафешантанах. Вон, нам на подмогу привезли чехов и поляков. Я ни как не могу понять, зачем их тащили через всю Россию, они так из вагонов и не выходили. А ведь за все это было уплачено российским золотом. Ох, и аукнется адмиралу эта польско-чешская помощь. Помяни мое слово. (Как оказался прав генерал Каппель по поводу чехов и поляков, да он во всем прав оказался). А англичане, как они хороши, ни чего не сделали для России. Если бы они хотели помочь, то давно бы высадились в Кронштадте. Немецкого флота они боялись? Да, ерунда это все. Немцы войну проиграли и теперь раны долго зализывать будут. Все это англичанам и американцам на руку, они получили баснословные барыши и теперь всем миром командовать будут. Вот они то и есть виновники всей этой смуты. Это люди потом поймут. Придет осознание прошлого. Россия поднимется и возродиться, даже и с этим большевистским правительством. Прольется море крови, будут загублены миллионы жизней, но Россия останется великой державой. В этом я абсолютно уверен. Опять Россию столкнут лбами с Германией и опять заработают на этом англосаксы. Петр Великий понял это давно, когда побил моих предков под Полтавой. Россия в союзе с Германией может владеть всем Миром. Жаль, что последний из Романовых оказался слабым царем. Сейчас его величают кровавым, да, какой он кровавый, он слабый. Надо было утопить в крови всю эту большевистскую сволочь и делу конец. Да, что уж говорить в сослагательном наклонении, поздно. Я буду воевать за Россию, пока бьется мое сердце. Живым я Россию не покину, я русский, я русский офицер и мне нечего делать вне Родины. Все Федор, я окончил свою исповедь. Вот письмо адмиралу, спрячь его и передай ему его лично в руки. Хотел бы я, что бы о твоей миссии ни кто не знал, но, думаю вряд ли это сегодня возможно. За тобой начнется настоящая охота, но я знаю, ты дойдешь до цели. Как выполнишь задание, возвращайся обратно. Будем вместе воевать. Но мне, что-то подсказывает, что недолго мне осталось жить на этом свете. Похоже, отвоевался я. И самое главное, не покидай Россию. Трудно тебе будет жить при большевиках, но ты сильный, ты выживешь. Может быть твои дети, а скорее твои внуки увидят, как сгинут большевики, и возродится Россия. России будут нужны сыны, которые помнят заветы отцов. Они должны знать главную привилегию российского дворянина. А если уедешь жить за границу, ну, что ж, это тоже выход. Тут тебе решать самому надо. Уже темнеет, я специально задержал тебя до темноты. Зайдешь к начальнику штаба и получишь инструкцию по маршруту. В полк не возвращайся, за домом стоят телеги с твоими попутчиками. Все, с Богом.
Генерал обнял Федора, как сына, а когда Федор выходил из кабинета, со словами, храни тебя Бог, перекрестил его. Больше Федор генерала Каппеля в живых не видел. Они расстались навсегда, но Федор этого не знал.
Стемнело, и Федор убыл из расположения войск генерала Каппеля. Ох, и труден был его путь в ставку адмирала Колчака. Тем временем армия Каппеля начала подготовку к атаке, против красных. Цель была одна, найти брешь в обороне и попытаться пробиться, что бы воссоединиться двум армиям. Боезапаса в армии Каппеля, почти не осталось. Ставка была сделана на один удар. Армия Каппеля совершила марш бросок и ударила во фланг. Ничего не получилось, у красных было достаточно сил, а главное у них были патроны и снаряды. Прорвалось не очень значительное количество, и, неся серьезные потери, Каппель отступил. Его армия была обречена, да и от армии, почти ни чего не осталось. Если красных не сильно беспокоили остатки армии, то тут начала наступать зима. Остатки армии устремились на восток, в надежде, хоть там, пойти на соединение с армией адмирала. Вечером, лошадь Каппеля провалилась в полынью, когда они форсировали небольшую речушку. Генерала хотели пересадить в сани, но он отказался, принимая все невзгоды, как и его солдаты. Он отморозил ноги. Когда они стали на постой в небольшой деревеньке, Владимир Оскарович расположился в избе. Сапоги с него сняли вместе с кожей. Пришел полковой хирург. Ничего хорошего он не увидел. Отморожение стоп и лечить было уже нечего. Хороший хирург был у генерала, знающий. Кухонным ножом, другого инструментария у него не было, хирург великолепно выполнил операцию. На одной ноге он полностью удалил ступню, на другой, несколько пальцев убрал и пяточную кость. Генералу нужно было отлежаться, что бы победить болезнь, но он отказался от привилегий. Утром он, опять был в седле. Не знаю, какие мысли были у генерала, родину он покидать не хотел. Видимо, потому и не щадил себя. Силы людские имеют придел. На фоне отморожения конечностей у него начался жар, потом и воспаление легких присоединилось. Владимир Оскарович Каппель, потерял сознание и вскоре скончался.
Так ушел из жизни еще один человек долга. Русский столбовой дворянин, офицер и Георгиевский кавалер. Он выполнил главную привилегию русского дворянина, он первым пошел и умер за свою Родину. Слава русскому дворянству.
Ничего этого Федор не знал. Из тех, кто прорвался к адмиралу, были и те люди, которые знали о задании Федора. Федор долго не появлялся в ставке Колчака. И на Федора началась охота. Его объявили предателем. Начали распространяться и слухи, что Федор изменник и украл кассу генерала Каппеля. Тем временем, его обоз упорно шел в сторону адмирала. Ударили сильные морозы, ночью двигаться было очень трудно. Пришлось идти в светлое время суток, но была большая опасность нарваться на разъезд красных. Кончился корм для лошадей, да и у них, почти еды не осталось. В одной из деревень, которая находилась на пути следования, им удалось достать сено для лошадей и немного еды. Вторая повозка была им ни к чему и они ее обменяли на еду, в другой деревеньке Федору удалось обменять японские йены, те, которые они с Георгием заработали на сухогрузе, когда возвращались домой. Было голодно и холодно, но, ни кому и в голову не пришло, начать менять золото, которое было доверено Федору. Они вышли к реке и по льду перебрались на другой берег. Удивительно, тут должна была проходить линия раздела войск красных и белых, а на месте красных частей не оказалось. Федор заехал в небольшой городок. Как, оказалось, тут располагалась ставка адмирала Колчака. На окраине городка они заняли небольшой дом. Хозяйка радушно их приняла. Видимо солдатка, Федор это сразу понял.
- Все ребятки, приехали. Я сейчас приведу себя в порядок и отправлюсь к адмиралу. Груз скиньте за сараем и завалите его снегом. Кто бы, не приходил за ним, без меня не отдавать. Вы ни чего не знаете о грузе. На худой конец, скажете, что я груз спрятал не далеко от городка, где, не знаете ничего. Вы меня поняли?
- Да, ваше благородие. Нам все понятно. Разрешите исполнять?
- Давайте, только без суеты. Не надо привлекать внимание.
Федор умылся и побрился. Надел чистое белье. Его гимнастерка была, кое-где в дырках, но другого мундира у него не было. Он пошел искать ставку. Только начало темнеть. Ни постов, ни караулов Федор не видел. Все это его сильно удивляло. Кое-как ему удалось найти дом, где располагался штаб адмирала. Только там, у входной двери стоял часовой. Он отдал честь Федору и молча, его пропустил. Зашел в приемную Федор и тут же обомлел. На него смотрел барон Штольц, да, тот самый барон, которого Федор высек в корпусе за Георгия. Он был в лейтенантских пагонах и на груди его сверкал орденок.
- Доложите адмиралу барон, что к нему хочет войти  подпоручик Федор (?) с заданием от генерала Каппеля.
- Ба, какие лица. А мы уже все заждались вас подпоручик. Адмирала нет, он у французов ужинает. И ему не будет большой охоты с вами встречаться. Вы предатель и объявлены в розыск. Я вас сейчас прикажу арестовать.
Федор ни чего не понял. Какой арест? Но барон вызвал наряд, и Федора взяли под стражу.
- Все милейший, ваша песенка спета. Я вас навещу в тюрьме, через полчаса. Вот смену сдам, и мы с вами побеседуем.
Барон ни кому не сказал, что арестовал Федора, ему не были нужны свидетели, ни к чему ему была и огласка. У Федора было золото, и он хотел овладеть им.
Федора отвели в какой-то большой дом, там и была организована тюрьма. Такого поворота событий Федор не ожидал. В камере было холодно, и Федор закутался в шинель. Мне бояться не чего и с бароном разберусь, гнида он, подумал Федор. Лег на кровать и попытался уснуть. Устал он очень за все эти дни похода. Почти месяц шел. Заснуть ему не дал барон.
- Вот теперь и поговорим. Завтра вас подпоручик расстреляют на рассвете, я лично прослежу. Хотя есть и другой вариант. Ты мне золото, я тебе жизнь. Могу тебя с собой забрать, дам тебе третью часть золотишка.  И нас с тобой ждет замечательная жизнь в Париже или Сан-Франциско. Тут на выбор. Через Харбин, махнем в Америку. Как, подходит сей вариант для вас, ваше благородие?
Барон зло усмехнулся.
- Иди к черту барон. Нет у меня ни какого золота. Я сильно устал и спать хочу. Пошел отсюда.
- Ах, какие мы смелые и гордые. Я тебя завтра на рассвете сам расстреляю. При попытке к бегству. Что бы ты понял это, я тебе все и объясняю. Подумай, стоит ли это золото твоей жизни. Сопоставь все. О тебе ни кто не знает, я, ни кому о твоем аресте не доложил. Солдату скажу, что бы к тебе ни кого не допускали, подумай хорошенько. Утро вечера мудренее. Я к тебе утром наведаюсь, а пока поищу твоих солдат. Может, они умнее тебя будут, и поделятся со мной. Я распоряжусь, что бы тебе чаю принесли, не равен час, замерзнешь в камере. Адью гардемарин.
Барон ушел. Федор не хотел думать о плохом. В своих солдатах он был уверен. Он, опять закутался в шинель и заснул. Спал не долго, около часа. Дверь открылась, и к нему в камеру зашел хромой унтер офицер.
- Попейте чайку, ваше благородие. Не ровен час, замерзнете.
Федор сел на кровать и увидел своего друга детства Николая Агафонова. Сын крестьянина, которого выучила его мать и отправила учиться в московский университет. Он был всего на год старше Федора. Они вместе дрались на палках, ходили с лошадьми в ночное, озорничали. Их вместе и секли. В тот год, когда Федор поступил в морской корпус, его мать выпустила в свет еще и троих своих воспитанников.
- Николай, ты дружище. Тебя и не узнать, бородища-то какая.
- Ох, ваше благородие, да, никак сам Федор Николаевич.
- Какой я тебе Федор Николаевич, ты меня всегда Федькой каланчой дразнил.
Николай был не большого роста, коренастый и очень широк в плечах. Федор был выше его на много и тонкокостный. Вот почему так дразнил Николай Федора.
- Как же это вас угораздило в тюрьму-то попасть? Барон, строго, настрого приказал к вам ни кого не пускать.
- С бароном потом разберемся. Ты-то как тут оказался?
- Так я добровольцем пошел на фронт. Окончил первый курс и вступил в добровольческий батальон. Немного повоевал с немцем. Ранение. Потом с белыми воевал. Когда генерал Каппель взял Казань, наш полк остался с генералом. Потом опять ранение. Был в госпитале долго. Хотели ногу отнять, но я не дал хирургу этого сделать. Потом санитарный поезд привез меня в армию Колчака. К строевой я не годен, вот меня в тюрьму и определили.
- Так, Николай. Мне надо к адмиралу попасть. Донесение у меня для него есть. А барон вражина меня сюда упек. Делай, что хочешь, а к адмиралу пробейся.
- Да, кто же меня к нему допустит, ваше благородие.
- Фу, ты, какое я тебе благородие. Вон, я смотрю у тебя три Георгия, адмирал, сам Георгиевский кавалер, допустит он тебя к себе, у него в чести доблестные воины. Делай, что хочешь, а к адмиралу пробейся, иначе меня барон кончит тут. Понял?
- Да Федор. Сделаем. Умру, но пробьюсь.
- Умирать не надо Коля, а то, вместе умрем, а мне еще пожить надо. Не все я дела завершить успел на этом свете. Беги браток.
Унтер офицер ушел. Теперь Федор легко вздохнул и уснул.
Лишь к полуночи адмирал вернулся в штаб. Он давал распоряжения. Подчиненные бегали по штабу. Николай зашел в здание. Дежурный бы его к адмиралу не пустил, он это и сам прекрасно понимал. Он, просто так обратился к дежурному с вопросом, где барон, зная наперед, что ему скажут, что он сменился и будет утром в штабе. Потом он пошел к выходу, резко развернулся и заскочил к адмиралу в кабинет. За ним следом и дежурный офицер побежал и попытался вытащить его из кабинета адмирала.
- Ваше высокопревосходительство, дозвольте обратиться.
Николай специально скинул шинель, что бы были видны все его награды.
- Поручик, не надо трогать унтер офицера. Дай ему высказаться, сказал адмирал. Он же герой, зря просить не будет. Говорите унтер офицер, я вас слушаю.
- Ваше высокопревосходительство, мне бы с глазу на глаз. Тут дело особой секретности.
- Выйдите поручик.
Дежурный офицер вышел.
- Слушаю.
- Тут вот какое дело, ваше высокопревосходительство. Барон Штольц доставил к нам в тюрьму офицера. Я этого офицера прекрасно знаю. Это очень достойный человек. У него к вам донесение от генерала Каппеля. Лично в руки, для вашего превосходительства. Разрешите доставить офицера к вам?
- Так чего же ты стоишь. Доставь, конечно.
- Мне бы охрану, что бы ни кто не мог помешать мне, это сделать. У офицера секретное послание к вашему высокопревосходительству.
- Будет тебе и охрана.
Николай ушел с охраной за Федором. Адмирал задумался. Ему уже доложили, что генерал Каппель погиб, так и не сумев прорваться в расположение его армии. Кто мог быть этим таинственным офицером, адмирал не знал.
Скоро и Федор появился. Его привели в кабинет адмирала.
- Ваше высокопревосходительство у меня поручение и письмо от генерала Каппеля.
Федор разорвал подкладку гимнастерки, достал оттуда письмо и вручил его адмиралу. Письмо не было запечатано. Адмирал взял конверт.
- Читал?
- Ни как нет, но догадываюсь, что там написано.
Адмирал начал читать.
- Ваше высокопревосходительство, господин адмирал. В свое время, я был обвинен во всех смертных грехах в ваших глазах не совсем порядочными генералами. Не хочу ни кого обвинять. Да, Бог с ними. Офицер, который доставит вашему высокопревосходительству письмо, все вам объяснит. Если доверяете мне, доверяйте и ему. Это человек чести. С глубоким уважением генерал Каппель.
Адмирал взглянул на Федора. Он узнал его. Да, это тот гардемарин, который третьим стоял от начальника училища, когда адмиралу представляли гардемарин. Это благодаря адмиралу Колчаку, училище открыли во второй раз. Адмирал всегда думал вперед. Война, когда-нибудь, да, окончится, а России всегда будут нужны офицеры. Вот он и распорядился, что бы гардемарины продолжили учебу. Недоучка в море опаснее айсберга, и адмирал это прекрасно понимал. Сам ходил среди льдов по Северно-ледовитому океану. Адмирал всех отпустил и остался с Федором наедине.
- Говори подпоручик. В письме нет ничего о твоем задании. Только без чинов, пожалуйста.
- Генерал передал для вас груз золота. У меня все по описи. Больше мне сказать нечего. Груз я доставил и передам его вашему уполномоченному. Раз Владимира Оскаровича нет в ставке, значит, он не смог прорваться к вам. Сдам груз и вернусь в свою часть. Разрешите идти, ваше высокопревосходительство.
- Постойте подпоручик. Как звать вас?
- Федор Николаевич (?).
- Я узнал вас. Вы же гардемарин.
- Так точно. Атаманом Семеновым было присвоено воинское звание подпоручик.
- Где воевали?
- Сначала у атамана Семенова. Но, когда атаман не пошел на соединение с вашим высокопревосходительством, я ушел в армию генерала Каппеля.
- Подпоручик, вас наградят Георгиевским крестом.
- Благодарю вас ваше высокопревосходительство. Но награда мне не нужна. Я желаю вернуться в свою часть.
- Хватит голубчик чинов, я же просил вас. Ни куда возвращаться не надо. Владимир Оскарович погиб. Сейчас чаю попьем и помянем генерала.
Адмирал распорядился. Был принесен чай, бутылка водки и немного закусок.
- Присаживайтесь Федор Николаевич. Давайте выпьем за Владимира Оскаровича. Светлая ему память.
Они выпили стоя. Дальше адмирал продолжал.
- Ты пей Федор Николаевич чай, остынет. Ох, не понял я сначала Владимира Оскаровича. Сколько на него было написано гадости, а я все это читал и всему этому верил. Только, после личной встречи с ним все понял. Какого человека Россия потеряла. Понял бы я его сразу, сегодня бы в Петербурге уже бы были. Он тебя характеризует с лучшей стороны. Откуда знаешь генерала? Ты же гардемарин.
- Меня с ним познакомил мой дядя, когда Владимир Оскарович еще не был генералом.
- А кто твой дядя?
- Штабс-капитан лейб-гвардии Измайловского полка. Был удостоен чести присвоения звания полковника, посмертно.
- Слыхал я о подвиге вашего дяди. Достойный был человек. Давай и его помянем.
Они, опять выпили.
- Ни как в толк взять не могу. Выиграли все сражения у красных. На нашей стороне и правда и сила была. Почему проиграна война? А мы ее действительно проиграли. Потомки нам этого не простят. Что у вас с бароном вышло? Почему он вас в тюрьму отправил?
- Почему в тюрьму отправил? Так это у барона спросить надо. Он хотел золото получить и сбежать в Америку. Если бы я ему не отдал груз, он бы меня утром расстрелял.
- Сейчас и с бароном разберемся.
Зашел дежурный.
- Арестовать барона Штольца и доставить ко мне, распорядился адмирал. Ладно, Федор Николаевич, иди, сдай груз и утром в штаб. Получишь новое назначение.
- Разрешите обратиться?
Адмирал перебил Федора.
- Я же просил, без чинов. Устал я. Говори, что еще у тебя? Знаю, ни чего лишнего не попросишь.
- Я ни как не могу получить звание морского офицера. Ни Семенов, ни Каппель не были полномочны произвести меня.
- Первый приказ, который я подпишу, это будет приказ о вашем произведении в чин старшего лейтенанта военно-морских сил России.
- У меня еще одна просьба. Мой друг Георгий Корнели, гардемарин, сейчас находится без сознания в одном селении. Он, так же мечтает стать морским офицером. Мы с ним вместе учились и вместе воевали у атамана Семенова. Он достойный человек.
- Я, даже не сомневаюсь в этом. Будет и он офицером. Напиши докладную и оставь у дежурного. Все свободен лейтенант. Форму получишь завтра на складе. Иди, отдыхай. Мне надо с бароном поговорить. Будете нужны, за вами пришлют.
Федор сдал груз и лег спать в том же доме, где были его попутчики. Когда пришли за бароном, то он уже сбежал. Он бы и утром ушел из расположения войск адмирала. Все зависело от того, с деньгами или нет. Без денег ему было нечего делать в Америке, и он поехал в расположение красной армии. Там барон все рассказал об армии адмирала. Он много чего знал и остался с красными.
Адмирал сдержал свое слово. Утром Федор впервые надел форму военного моряка. Радовался ли Федор этому событию, об этом так ни кто и не узнает. К своей форме, он взял еще и погоны мичмана, для Георгия.
Адмирал Колчак не долго, еще был Верховным правителем России. Поляки и чехи воевать не хотели, и они обменяли жизнь адмирала на свободный проезд по России. Поляки и чехи вернулись на родину, а адмирала казнили красные.
Так ушел из жизни еще один человек долга. Русский столбовой дворянин, офицер и Георгиевский кавалер. Он выполнил главную привилегию русского дворянина, он первым пошел и умер за свою Родину. Слава русскому дворянству.
XXVI
Федор не ушел в Харбин. Теперь его ни чего не держало, и он пошел за своим другом Георгием. С ним пошли и те двое солдат, которые сопровождали Федора с грузом. Солдаты хотели догнать остатки армии Каппеля и уже с ними уходить в Харбин. Возле Читы они расстались. Могилу генерала Каппеля разрыли и с воинскими почестями и прах генерала Каппеля на руках понесли в Харбин его воины. Теперь они с гордостью стали называть себя «Каппелевцы». Таковым стал себя звать и Федор, но ему было нужно забрать друга. Потом он и решит, что дальше делать.
Долго, очень долго добирался до Георгия Федор. Он еще и повоевать успел. Уральский рабочий батальон не перешел на сторону красных. Федор еще и сколотил офицерскую бригаду, и они вместе воевали. Но, тут силы были явно не равны. Федор мог несколько раз погибнуть, когда шел в атаку. Во время прорыва из окружения, рядом с ним разорвался фугас, всех поубивало, а у Федора не было ни одной царапины. Все те, кто прорвался, решили идти на Крым, там еще воевал барон Врангель. А Федор пошел дальше, его должен ждать Георгий. Он, только к лету попал в деревню, где оставил друга. В деревне была власть красных, но солдат не было. Только, на одной избе висел красный флаг. Федор ночью пробрался в избу, где жил староста. Георгия не оказалось на месте. Староста поведал ему.
- В начале весны Георгий начал ходить. Говорить он не мог и плохо слышал. Сильно исхудал. Его моя двоюродная сестра поила целебными отварами, стал немного поправляться. Пришли красные. Но распознать в Георгии офицера они не смогли. И как могли они это сделать? Георгий сгорбился, вместо речи мычал, его и отпустили. Больше месяца назад Георгий ушел. Куда? Об этом он не сообщил.
Вот и все, что узнал Федор. Перед уходом Федора, староста сказал ему.
- Господин офицер. В такой одежде вы далеко не уйдете. Вас поймают и поставят к стенке. Перед самой революцией у меня проживал земский землемер, по делам он сюда приехал. Вот после него остались его документы и кое-чего из одёжи. Он вашей фигуры был. Переоденьтесь. Вот вам немного хлеба и мяса вяленного. Ступайте с Богом.
Теперь у Федора была гражданская одежда и документы. Он отправился на запад. Долго добирался до Урала. А от Урала его путь стал быстрее. Тут уже поезда начали ходить. Несколько раз у него проверяли документы, но пока все проходило нормально. Он и подрабатывал по дороге. В одном месте три месяца проработал счетоводом, в другом, немного кассиром проработал на железной дороге. Так он добрался до Воронежа. Воронежская губерния была его малой родиной. Рядом находилось поместье его матери. Федор думал найти кое-кого из родственников. Зашел в дом своего дяди, который был начальником полиции Воронежа, естественно, он его там не нашел. Но старая служанка, которая много лет проработала у дяди, жила в одной из комнат дома. Она хорошо знала Федора с малолетства, тот часто гостил у своего дяди. Её не выселили из него, все же она была простой крестьянкой. Вот она и поведала все Федору.
- Барин Федор Николаевич. Да вас совсем не узнать. Возмужали вы. Я вас с шестнадцатого года не видела. Но худющий стали. Одни голубые глаза, как у вашего батюшки остались. Барин-то наш погиб. Говорят, он у самого адмирала Колчака служил. Заходил его однополчанин и рассказал об этом барыне. А вот барыню и вашу родную тетушку Софию Федоровну расстреляли, совсем недавно. Увели в ЧК на допрос и сгинули они. Там всех расстреливают и ночью за город вывозят. Там рвов накопали, там же и хоронят. Вам ни как барин тут оставаться нельзя. Признает кто, все, ЧК вас живым не отпустит.
- Петровна, ты не беспокойся, не собираюсь я тут жить. Значит, из родни ни кого тут не осталось больше?
- Все ваши четыре тетушки уехали из Воронежа еще в восемнадцатом году. И правильно сделали, а то бы и им не миновать смерти. А вот куда они уехали, я этого не знаю. Да и еще. Акишка, тот, что у вашей матушки в учениках ходил и в наш университет поступил, так стал большим начальником в губернском исполкоме в председателях. В кожаной куртке с орденом ходит. Его на машине возят. Каждое утро под нашим домом проезжает. Помница мне, что вы дружны с ним были, может он тебе, чем поможет. Его недавно начальником-то сделали, может и не испортился еще. Ты к нему ступай.
- Благодарю тебя Петровна. Я подумаю, может, и к нему зайду. Дай я тебя поцелую на прощанье. Может, больше и не свидимся.
Федор поцеловал пожилую женщину и ушел. Ночевать ему было негде, но на дворе было тепло. Он устроился возле базара и там переждал ночь. Спалось на родине сладко, но рано утром он уже был на ногах. Пришел к Губисполкому и стал ждать Акима. Утром Акима привезла машина. Они встретились глазами с Федором. Аким вошел в здание, а Федор стал ждать. Не узнать его Аким не мог. Прошло минут двадцать, и Федор стал сомневаться, что Аким выйдет к нему. Решил подождать немного, а уж потом и уходить. Еще, через пять минут к нему вышел человек в солдатской форме и спросил.
- Вы Федор Николаевич.
- Да, ответил Федор.
- Вас ждет Аким Трофимович. Он просит вас зайти к нему.
Федор зашел к Акиму в кабинет. Тот встал со стула и протянул Федору руку.
- Здравствуй Федор.
- Здравствуй Аким. Когда, в прошлый раз мы с тобой прощались, то мы обнялись, а теперь холодное рукопожатие. Что, должность не позволяет обнять своего друга?
- Что ты Федя, да, Бог с тобой.
Друзья обнялись.
- Да я по гроб жизни обязан твоей матери. Если бы ни она, кем бы я сейчас был?
- Так она тебя учиться отправила на учителя. А ты вон, в кожаной тужурке и с орденом Красного знамени на груди.
- Это отдельный разговор Федор. Давай сделаем так. Ты сейчас отправишься ко мне домой. Я жене записку напишу. Отдохни с дороги, вид у тебя не очень хороший. Поешь, помойся и побрейся. Живу я в доме предводителя дворянства. Я его оттуда не выселял, не смотри на меня так. Он уехал за границу в семнадцатом. Напротив дома твоего дяди Александра. Я знаю, что он геройски погиб. Жену его, Евгению Павловну мне удалось освободить из ЧК. Я ее в Петроград отправил. Может, жива осталась. Все уходи, мне работать надо. Вот тебе записка. Квартира номер два, у меня не весь особняк, не беспокойся. Да, и еще. Не ходи ты так, ссутулься, что ли и перестань левую руку за спиной держать. Тут офицера за версту видно.
Федор пришел к Акиму домой. Жена его приняла без расспросов. Выделила ему комнату. В квартире бегал белобрысый мальчишка, лет трех, не больше.
- Федор Николаевич, вода сейчас нагреется, и вы сможете принять ванну, вот вам чистое белье, это Акима. Наденете его, если не побрезгуете. Потом покушаете и можете отдыхать. А я ваше бельишко простирну. К вечеру высохнет, я его и поглажу.
Все так и произошло. Федор сытно поел, давно ему не приходилось так есть, лег на кровать и уснул.
Вечером и Аким вернулся. Поужинали. Жена с расспросами не лезла, забрала сынишку и Федор с Акимом остались одни.
- Может, выпьем по маленькой Федор? Не знаю, как тебе, а мне бы и напиться не помешало.
- Что, совесть мучает?
- Да много ли ты знаешь о моей жизни. Сейчас выпьем, ты мне свою поведаешь, а я свою. Потом и решать за совесть будем.
Они пили и вели беседу.
- Вот Федор я тебе о своем расскажу. Мы расстались с тобой у вокзала. Я в университет поступил, думал, окончу и буду твоей матушке в школе помогать. Трудно ей было одной, справится. Не боись, учился на совесть. Подрабатывал. Поначалу грузчиком, потом и репетиторствовал. Елизавета Стефановна меня не оставляла и деньгами помогала. Что, правда, то, правда. А тут и революция. Лозунг красивый. Земля крестьянам, фабрики рабочим, власть Советам. Вот я и клюнул на это. Пошел воевать за красных. Грамотных, среди красноармейцев было мало. Продвигался я по службе быстро. И эскадроном и полком командовал. Ох и дал нам Каппель под Казанью. Думал, погибну, ели убежали от него. А тут и Троцкий нагрянул. Революция в опасности орать начал. Хотел всех расстрелять. Вот я ему и сказал. А с кем воевать-то будете товарищ Троцкий? Думал, расстреляют, ей Богу. А он меня командиром полка сделал. А мне-то двадцать три года всего было. Я и к смерти приготовился. Если бы Каппель начал наступление, разбежалось бы мое войско, меня бы первого к стенке поставили. А Каппель не пошел в наступление. Сам не могу взять в толк, почему он так сделал. Он бы через неделю в Москве мог быть. Ни кто против его армии воевать не хотел. Я, хоть и не военный, но так ничего и не понял.
Тут его Федор перебил.
- Не пустили Владимира Оскаровича на Москву. И у нас предателей хватало. Предали Каппеля, вот и все объяснение тебе.
- А что ты был там? Мы могли воевать друг против друга? Расскажи Федор.
- Не было тогда меня у Каппеля, я у атамана Семенова служил и бил вашего брата там. А вот, когда Семенов не пошел на соединение с адмиралом Колчаком, то я к Каппелю подался. Но застал его войско уже не в лучшем положении. Опять тебе скажу. Предали армию Каппеля, как и все белое движение
- Это все я понял, но, много позже. Потом ранение у меня было. Долго в госпитале лежал. Демобилизовался и приехал в Воронеж, хотел доучиться, что бы учителем стать. Но, университет еще не открыли. Профессорско-преподавательский состав разбежался. Я женился, видишь, сынишка по дому бегает. Жена еще на сносях была, когда меня в Туркестан отправили, комиссаром. Я в партию еще в восемнадцатом году вступил. Там и орден дали. Ранение, опять, госпиталь. Я домой, опять пришел. Университет открыли, но надо было семью кормить. Я на заочном факультете теперь учусь. Открыли для рабочих, таковой. Меня, потом в ЧК направили, но я там служить не мог. Не мое это. Могли и к стенке самого за такой отказ поставить. А тут проштрафился начальник губернского исполкома. Женился на дворянке и стал барствовать. Его расстреляли вместе с женой. Ты ее знаешь. Она была племянницей жены твоего дяди Александра Федоровича. Елена Паренаго. Красивейшая женщина. Молодая совсем. А и ее к стенке поставили. Ладно, этого начальника, черт с ним, хотя, и его жалко. А ее-то, за что? Правильно я сделал, что в ЧК не пошел. Вот на его место меня выбрали, скорее, поставили. Не за то я воевал Федор, ох, не за то. Вижу, что в стране твориться. Кровь людская рекой льется. Противно. А что делать? Жить-то надо. Имение твоей матери разграбили. Я в Туркестане был тогда, когда бунт крестьян начался. Они перебили все начальство и комитет бедноты. Ушли в лес, но их войска выдавили оттуда и всех убили. Не знаю, был бы я в городе, скорее всего с крестьянами бы и погиб. Не дал бы их в обиду. Ведь родня вся моя там. Почитай вся деревня родственники. Ты же помнишь. У нас Агафоновы и Афанасьевы все были. Батюшка наш, Отец Павел всегда проверял, что бы родни в браках не было. А что он мог сделать, вся деревня родня. Вот и заставлял девок из соседних деревень брать. Иначе и не венчал молодых. Как мы жили при твоих родителях. Хлеба было вдоволь, скотина, хозяйство большое. А что сейчас? Все разорено. Разве, только у нас? Во всей воронежской губернии разруха и голод. Село, советы разорили окончательно. А теперь кричат на всю страну, спасайте отечество. А, что тут спасать, дайте крестьянам землю, как обещали, вот и вся премудрость. Вот так Федор и живем. Узнают мои думы в ЧК, недолго жить я буду. Я за свою жизнь не боюсь, черт с ней, проиграл я ее. Не понял сразу, куда эти большевики страну заведут. Купился я на дешевый лозунг. Мне не за себя страшно. У меня жена и сын, вот за них я в ответе. Как только университет окончу, пойду учителем работать. Скажу, что головные боли мучают, у меня контузия была, отпустят. Ну, а ты как Федор жил это время?
- Так ты Аким, уже почти все знаешь. Учился в морском корпусе. Потом Владивосток, надо было отплавать год и офицерские погоны мои. Вот эта проклятая революция все и испортила. Хотя я и стал офицером, по личному приказу адмирала Колчака. Чуть не погиб в плавании. Ух и покидало меня по океанам. Потом ранение у генерала Каппеля. Навоевался. Жаль, мы вас не придушили. Вот домой пришел, а тут и родных нет. Учитель твой Елизавета Стефановна была убита. Так, закололи ее штыком, ради забавы и бросили в снег умирать. Отца моего в тифозное отделение загнали, он и умер. Вот и весь рассказ.
- Ух, сволота. Ошибся я Федор, прости меня. Матери твоей в ноги хотел поклониться. Давай выпьем за светлую ее душу и память.
Аким налил по полному стакану водки и первым выпил. Не закусил. Губы рукавом вытер.
- А какое дело тебя привело ко мне Федор? Все для тебя сделаю.
- Паспорта нет у меня Аким. Из всех документов, вот эта бумажка, ее на паспорт не обменяешь.
- Сделаем паспорт тебе Федор. Пиши, на какую фамилию его надо сделать.
- А ты, что забыл мою фамилию.
- Да, ты что, с ума-то сошел. С твоей фамилией тебе жить до первого милиционера. Её изменить надо. Пиши мою. Братом будешь.
- Нет, Аким. Фамилию я менять не буду. Она мне Богом дана, и я горжусь ею. Я столбовой дворянин России, это дорогого стоит. И дело не только в этом. Меня еще будут искать и мои друзья. Дел у меня много в России осталось. Потом, может, и за границу прорвусь. А искать меня будут и красные, и мои друзья. Все, идем спать.
- Федор слышал, как за стеной плакала жена Акима, видимо, она слышала разговор с Акимом. Бедная женщина и бедный Аким, подумал Федор и уснул.
Уйдя от Акима, Федор крепко задумался. А что ему делать дальше? Куда ехать? Может податься в княжество-деревеньку Георгия. Но он вряд ли туда поедет. Его тут же опознают и в ЧК держать долго не будут, сразу к стенке поставят. Надо ехать за Серафимой, откуда она прислала свое письмо. Может она еще там и ждет меня. Так и решил Федор. Ему немного дал денег Аким, паспорт у него был исправным и он отправился на Волгу. По дороге ему попался цирк шапито, он устроился туда билетёром, потом и свой номер придумал, прорицателя. При помощи не хитрого кода, он с легкостью находил предметы, спрятанные у зрителей. С цирком он пробыл более месяца. Теперь ему хватало денег до самой Волги. В городок он прибыл утром и сразу же отправился в местную больницу. Весь день он ходил под окнами и высматривал Серафиму, но ее негде не было. Так он пробыл там до вечера. Пришла ночная смена, все медсестры ушли, а ту, которую он ждал и надеялся встретить, так и не появилась. Федор набрался смелости и зашел в приемный покой. За столом сидел пожилой человек, с виду фельдшер, может и доктор. Федор и обратился к нему.
- Вы мне не подскажете любезный, у вас раньше работала сестрой милосердия Серафима, где я могу ее найти?
Старичок снял очки и близоруким взглядом посмотрел на Федора.
- А кем вы ей приходитесь?
Федор не моргнул взглядом, сразу ответил.
- Она жена моя.
- А как фамилия вашей жены?
Вот тут Федор и не знал, что ответить. Не будет же он называть фамилию баронессы, и он промолчал.
- Так понятно, не знаете. Интересная вещь получается. Муж, а как фамилия жены и не знает. Подождите меня на улице, я сейчас управлюсь с делами, пойду домой. По дороге и поговорим.
Федор вышел на улицу и не знал, что ему делать. А вдруг этот старик возьмет и позвонит в милицию. Что он тогда будет делать, но и убегать не имело смысла, видимо старик, что-то знал о Серафиме. Будь, что будет, а я не убегу, подумал Федор и стал ждать. В скором времени и старик вышел.
- Я фельдшер здешний, начал он. Много лет тут работаю. У нас есть врач, но он на выезде. Вашу Серафиму я прекрасно помню. Она у нас работать начала, еще при красных. Спасла белогвардейского офицера и ее хотели арестовать, но быстро власть поменялась. Пришли белые и она осталась работать при них. Все стали звать ее баронессой, офицеры ей руку целовали. Недолго и эта власть удержалась, опять красные пришли, теперь уже навсегда. Серафима ваша ушла при отступлении. Больше ее я не видел. Красивая жена у вас товарищ. Вот так молодой человек.
Федор поблагодарил фельдшера и хотел отправиться из этого города, но старик остановил его.
- Я вижу молодой человек, что вам и идти не куда. Пошли ко мне домой, там и заночуете. С вашей походкой вы в таком маленьком городе долго не проходите, арестуют. Как ходят офицеры, я прекрасно знаю.
Опять Федора выдала его походка. Что он не делал, как не старался скрыть ее, но когда он об этом не думал, то сразу же в нем угадывали офицера. Старик жил один. После скромного ужина, он еще немного рассказал о Серафиме, но этих данных было мало, что бы найти ее. Теперь его путь был в родной Питер. Больше не куда было ему идти. Там родной дом, там Софья с Дарьей. Может и Серафима там. По дороге ему опять повстречался его цирк, так он полпути и прошел с балаганом. Потом сел на поезд, который шел в Ленинград. На главную станцию он не доехал, а сошел с поезда немного раньше. Остальной путь проделал пешком и ранним утром появился в Питере.
XXVII
Долго, очень долго Федор добирался до Петербурга. Сначала из Санкт-Петербурга сделали Петроград, а теперь город на Неве, назывался Ленинград. Куда, собственно идти, Федор и не знал. Ноги его сами привели к его дому. Было раннее утро, и дворник Силыч мел улицу у дома. Когда он увидел Федора, глаза его стали мокрыми, и он чуть не упал на колени.
- Да, ты что Силыч, перестань. Чего слезу пустил?
- Ой, барин, а как же тут не пустить слезу, когда я уже и не надеялся увидеть Вас.
Федор обнял старого дворника.
- Все нормально Силыч, я жив и здоров. Я не хочу, что бы меня кто-то увидел. Ты один живешь в своей квартире?
- Да, какая там квартира. Выселили меня, как только ваш батюшка скончался. Сказали дворянский прихвостень. В дворницкой живу теперь. Как чувствовал, что там и проведу свой остаток жизни. Не зря я ее так построил. Там сухо и тепло. Вот ключи от двери. Вы там располагайтесь, а я приберусь и к вам приду.
Федор взял ключи и пошел в дворницкую. При жизни его отца, у Силыча была отдельная квартира на первом этаже, а в дворницкой он держал не хитрый свой инвентарь.
Хотелось бы о Силыче рассказать подробнее.
Дед Федора, Федор Семенович, решил возродить фамилию. За прошедшие два столетия Россия много воевала и все из рода Федора служили Отечеству. Из всей фамилии, как правило, с войны возвращался один мужчина. Все остальные оставались на ратном поле. Вот почему их фамилия была такой редкой в России. Жена Федора Семеновича была из очень знатного рода Мотякиных. Когда Федор Семенович предложил руку и сердце Юлии Ермолаевне, он так и заявил.
- Хочу возродить фамилию. Если вы согласны разделить со мной судьбу, то сразу предупреждаю, я хочу много детей.
Юлия Ермолаевна любила Федора Семеновича и дала свое согласие, стать его женой. Она подарила ему четырнадцать детей. Ой, как много для дворянской семьи. Шесть сыновей и восемь дочерей. Вот какую семью завел себе Федор Семенович.
Забегу немного вперед и скажу, что октябрьский переворот не дал фамилии разрастись и к двадцать первому веку всего один потомок остался из всего рода.
Перед Федором Семеновичем встал вопрос, как вырастить всех своих детей, без потерь и было решено купить участок в Крыму на берегу Черного моря. Там и началось строительство усадьбы.
 В Казани в татарской семье, подрос мальчик, он получил сносное образование и начитался книг о море. У его родителей был небольшой сапожный магазин и маленькое производство. Когда мальчик окончил гимназию, он попросил своих родителей, что бы они отпустили его в Крым. Препятствий с их стороны не было и Ахмед, так его звали, отправился к Черному морю искать свое счастье. Денег у него было не много и он, подрабатывая по дороге, все же достиг своей цели. В Крым он попал в разгар летнего сезона. Это сегодня побережье Крыма полностью обжито, а тогда, это было, в основном, пустынное место с дикими пляжами. Когда у Ахмеда кончились деньги, он решил наняться работником в чью-либо усадьбу. Так он набрел на усадьбу Федора Семеновича. Семья отдыхала на море, но строительство продолжалось. Ахмед показал себя достойным работником, не гнушался ни какой работой и быстро получил полное расположение Федора Семеновича. Когда семья уезжала осенью к себе в Воронежскую губернию, Ахмеда оставили в усадьбе сторожем. Весной было не узнать поместье. Был высажен фруктовый сад, разбиты аллеи, а клумбы благоухали цветами. Красота, да и только. Учитывая заслуги Ахмеда, ему был построен небольшой домик в усадьбе, так у него появилось свое жилище.  В имении Ахмед был незаменим. Он был и конюхом и садовником. Когда к Федору Семеновичу приезжали гости, Ахмед жарил прекрасный шашлык и готовил всевозможные татарские блюда. Ему было положено очень приличное жалованье в двести рублей в год. Кому интересно, то тот может узнать, какая это была сумма в семидесятые годы девятнадцатого века. Так Ахмед прожил пять лет. Федор Семенович летом получил приглашение от Императора, посетить его в Ялте и Ахмед повез хозяина в город. Вот там и повстречал Ахмед свою возлюбленную. Гульнару, так звали эту девушку, сразила Ахмеда наповал своими черными глазами. Осенью, когда Федор Семенович с семьей уехали, Ахмед отправился в город сватать девушку. Она была, достаточно из богатой семьи и он получил отказ от ее родителей. Не, то, что бы они отказали ему, нет, но родители просили за дочку калым в пятьсот рублей. А таких огромных денег у Ахмеда и быть не могло. Почти все деньги, которые получал он у Федора Семеновича, он отсылал родителям, так как у него было много братьев и сестер и каждого надо было вывести в люди. Ахмед сильно похудел. Он и раньше был не сильно разговорчив, а теперь совсем перестал говорить. Семья в усадьбу приезжала не одновременно. Когда немного становилось тепло, приезжала Юлия Ермолаевна с малыми детьми, те которые еще не поступили в гимназию, затем и гимназисты приезжали, и только в середине лета приезжал сам хозяин Федор Семенович. Он был большим сановником и отдыхал всего один месяц в Крыму. Вот таким похудевшим и угрюмым застал Федор Семенович своего работника.
- Ахмед, что с тобой случилось? Не заболел ли ты. Давай тебя к доктору сводим, пусть тебя осмотрит он. Смотри, на тебе лица нет.
- Я здоров барин. Не волнуйтесь за это. Просто думы одолели.
- Давай Ахмед выкладывай все на чистоту. Не чужой ты нам. Я тебе во всем доверяю. Помогу, чем смогу.
- Влюбился я барин и хочу жениться. А вот родители невесты возражают и требуют неподъемный калым. Буду собирать деньги, но боюсь, что невеста меня не дождется.
- Поехали к твоей невесте, мне не откажут. Запрягай лошадей. Я сейчас надену парадный мундир, и невеста будет твоя.
Когда Федор Семенович вышел к коляске в своем парадном мундире, у Ахмеда перехватило в горле. Никогда он не видел своего хозяина при всех орденах. Через четыре часа они подъехали к небольшому дому, в котором и жила Гульнара. Федор Семенович зашел в дом и через пять минут родители Гульнары дали согласие, но сумму денег не уменьшили. Федор Семенович достал кредитный билет в пятьсот рублей и положил на стол.
- Свадьба через неделю, сказал он и вышел во двор.
Во дворе его ждал сияющий Ахмед.
- Я отработаю барин, за это не беспокойтесь.
- Ахмед, я не хочу слышать от тебя этих слов. Девушка прекрасна. Её родители прогадали, такая красота бесценна.
Вот так и решилась судьба Ахмеда. Новобрачные поселились в усадьбе. Жизнь в России процветала, серьезных воин Россия не вела. Наступили годы благоденствия. Так, англичане и французы немного пили кровь, но до серьезных стычек не доходило. Гульнара родила Ахмету двух сыновей. Старшего звали Тимур, а младшего нарекли Минтимером. Росли дети Федора Семеновича,  росли дети Ахмеда и росли они вместе, хотя и была между ними небольшая стена. Все же дети Федора Семеновича были столбовыми дворянами, но вот в играх сильной разницы ни кто не чувствовал. Минтимер сильно подружился с Николаем. Когда Николаю вышел срок поступать в гимназию, в ученье отдали и Минтимера и они вместе уехали в Россию. Прошли годы, Николай окончил гимназию с золотой медалью и поступил в военно-медицинскую академию и приехал на побывку в крымскую усадьбу. Однажды привезли телегу груженую песком, что бы посыпать дорожки и у самых ворот у телеги отвалилось колесо. Нужно было разгружать телегу, для того, что бы поставить колесо на место, а потом опять грузить ее песком. Минтимер подсел под телегу и поднял ее, колесо было поставлено на место. За всем этим и наблюдал Николай.
- Ну, ты и силен Минтимер, сказал он. Ох, силен. Прямо Силач.
 Вот так Николай и окрестил Минтимера. Теперь его все стали звать на русский манер, Силыч. Николай окончил военно-медицинскую академию и Силыч отправился с ним, теперь уже с Николаем Федоровичем в провинцию. Николай не захотел оставаться в Петербурге, хотя ему и предлагали остаться в госпитале. Так Силыч прожил несколько лет подле Николая. Он был и возчиком и санитаром. Мог и кушать приготовить и обслужить своего барина. Хоть они и были друзьями в детстве, но разницу в положении Силыч прекрасно понимал и его это ни сколько не смущало. Николай ни когда не брал денег у отца, жили они не бедно, но и не богато. Откуда у крестьян могли быть большие деньги на гонорар доктору? Силыч полностью повторил судьбу отца. И где его угораздило найти татарскую красавицу в глубинке России, но он нашел ее. Точно так же, как и его отцу, было отказано и Силычу. Николай не был большим сановником, и наград на груди у него еще не было, хотя впоследствии, он сильно превзойдет своего отца. Доктора уважала вся округа, он надел свой лучший костюм и поехал сватать Силыча. Было дано согласие, но нужна была неподъемная сумма в двести рублей. Вот такого кредитного билета у Николая не было. Но он справился с этой задачей, одолжив, у здешнего помещика эти деньги. Через месяц Силыч женился и уехал к себе на родину в Казань. Туда его позвали престарелые родственники. Нужно было продолжать семейный бизнес. Федор Николаевич на много лет расстался с Силычем.
Он уже был большим человеком в Петербурге и начал строительство своего дома, когда в двери его квартиры позвонили. На пороге стоял Силыч.
- Здравствуйте Федор Николаевич, вот и я вернулся. Возьмете меня к себе?
- Да, ты что Силыч, заходи дорогой, что случилось? Вот уж кого не ждал, так это тебя. Заходи в дом. Умойся. Сейчас тебя накормят, потом и расскажешь о себе.
В тот год в Казани свирепствовала холера. Вот жена и двое его детей и умерли. Силыч продал магазин и уехал в Петербург. Найти знаменитого врача в Питере не составило большого труда. Силыча и поставили смотреть за строительством дома. Ни один камень не пропал со стройки. Дворницкую он сам утеплил и отвел грунтовые воды. Как чувствовал, что остаток своей жизни ему придется провести именно там. Силыч не был дворником, в полном смысле этого слова. Он высадил деревья вокруг дома, разбил клумбы. Даже розы там росли, на зиму он их обвязывал парусиной и утеплял от морозов. На первом этаже ему была выделена комната. Николай Федорович жил на втором этаже. Остальные квартиры сдавались внаем. Николай Федорович платил ему достойное жалованье. Так же Силычу платили и все жильцы дома. По тем временам он был достаточно богатым человеком и мог купить себе квартиру и жить припеваючи, но деньги Силычу были ни к чему. Силыч ведал всей прислугой в доме и только тогда, когда подросла Дарья, с него сняли эту обязанность. Вот кем Силыч был при Николае Федоровиче.
XXVIII
Федор открыл двери и зашел в дворницкую. Он в детстве часто там бывал. В дворницкой было чисто и сухо. Потолок был побелен известкой. На стенах обои. Полы были деревянными и вскрыты краской. Чистая прибранная постель. Пахло свежей хвоей. Вскоре появился и Силыч.
- Сейчас барин чайку попьем, я быстро заварю, потом и побеседуем.
Силыч растопил керогаз, в дворницкой была хорошая вытяжка, и запаха керосина не было слышно. Зато усилился запах хвои.
- И как это тебе удается Силыч, что бы так хвоей пахло?
- А у меня тут отвар стоит. Как труба нагревается, так сразу и хвойный запах идет. Сам придумал много лет тому назад. Этому меня научил один крестьянин, когда я с вашим отцом на периферии был. Там баню по-черному топили, а вот запаха гари ни когда не было. Вот я и пристроил себе такое чудо.
- Давай Силыч, рассказывай, чего тут было, когда я уехал.
- А что рассказывать. Матушку вашу убили, Николай Федорович умерли от тифа. Квартиру вашу разграбили.
Силыч открыл тайник и достал шкатулку. Федор ее сразу узнал.
- Вот это я случайно нашел. Дарья впопыхах оставила ее в коридоре, когда прибежала навестить Николая Федоровича. Я всегда знал, что хозяева обязательно вернуться, вот и сберег ее. Вы не сомневайтесь, все на месте. Даже, когда сильно голодно было, я не тронул ни одного колечка оттуда.
- Да, ты что Силыч, кто в тебе сомневаться может. Ты же родной нам. А Дарья где, у Софьи живет?
- Она вместе с Софьей, ваша, правда. Вот видел я ее, около месяца назад. Она приходила ко мне. Вот умница девка. Когда в Питере было голодно, и я совсем оголодал, так она подкармливала меня, чем могла. Благодаря ей я и живой остался. А красивая она, какая стала, прямо загляденье, хоть ей и не так сладко в жизни сейчас, как при вашем батюшке было. Она в столовой пролетарской работает посудомойкой. Но все одно, краше ее во всем Питере не сыскать. Я вечером схожу к ней и приведу ее к вам. Вам по Ленинграду ходить не стоит, хотя у нас сейчас и спокойно, это на счет ЧК. А вот бандитов полный город. Их всех выпустили из тюрем, вот они и злобствуют сейчас. По ночам нормальный человек и носу на улицу не высунет. Вот покушаете немного и ложитесь на мою кровать. Не беспокойтесь, постель чистая. Я к чистоте с малолетства приучен.
- Хорошо Силыч, я посплю немного, сутки без сна, а ты вечером разбуди меня.
Федор уснул мгновенно. Уже темнело, когда Силыч его разбудил.
- Беда барин. Большая беда. Софью и Дарью арестовали на прошлой неделе. Больше ни чего не знаю. Идем к дворнику, что обслуживает Софьин дом. Дворник дворнику брат и всегда все расскажет.
У Федора сжалось сердце. Вот и за женщин этот подлый режим взялся. Дворник оказался татарином, впрочем, для Питера, это было нормой. Вот он и поведал всю историю.
- Нас всегда понятыми ЧК берет. Прямо напасть какая. Что других людей мало. Ох, и насмотрелся я горя людского. Пришли они за Софьей. Дарья, только с работы пришла, устала сильно, вот и прилегла на кровать отдохнуть. А кровать у них одна на двоих была. Комнатушка маленькая. Софья в то время прибиралась и полы мыла. Когда спросили, кто из них графиня, Дарья вскочила с постели и заявила, что она и есть графиня. Софья не дала ей это сделать, вот их обоих и забрали. Люди говорят, что они обе в тюрьме. Так оно и есть. Если бы их хотели выпустить, то квартиру бы не забрали, а теперь там новый жилец появился. Значит, они надолго там останутся, если их не расстреляют. А вот как новый жилец появился, так на следующий день письмо к Софье пришло. Он его в ЧК не сдал, а выбросил на помойку. Утром дождь прошел, я его намокшим нашел. Вот оно. Пострадало сильно, хоть я его и просушил.
Федор дрожащими руками взял письмо в руки. Не узнать почерк Серафимы он не мог. При свете керосиновой лампы было трудно разобрать, что там написано, так как писалось чернильным карандашом. Больше половины небольшого текста было расплывчато и вечером было трудно понять смысл написанного. Только утром, при ярком солнечном свете, Федор понял смысл написанного, хотя и не все разобрал. Не нести же письмо в криминалистическую лабораторию ЧК, и скорее всего, такой лаборатории там и не было. Вот, что прочитал и додумал Федор.
- Милые мои подруги Софья и Дарья. Как я мечтаю снова увидеть вас. До Федора я не добралась, сильно болела мама. И за границу уйти не смогла. Так и осталась в маленьком городке на Волге. Что вам сказать девочки мои. Пришлось выйти замуж. Если бы я отказалась, то расстреляли бы много ни в чем не повинных людей, а моя жизнь мне не нужна. Пришлось уступить грубой силе. Слава Богу, муж мой отстал от меня и нашел себе ровню. Он работает начальником милиции. Пьет беспробудно. Жду, когда он околеет от своей пьянки. Хотя и не знаю, что мне в дальнейшем делать. Фамилию я поменяла, а стоит ли возвращаться в Питер, не знаю. Когда приходит пассажирский пароход я бегу на пристань и ищу Федора. Понимаю, что он не знает где я, но я верю, что он найдет меня. Он обещал, а слово свое он всегда держит. Может он появлялся в Петербурге? Напишите мне, как вы живете. Что у вас нового. Хотелось бы спросить, чего хорошего, но боюсь, чтобы не сглазить. Вот мой адрес.
А вот от адреса, толком ничего и не осталось. Одно чернильное пятно и в конце …ск.
Федор задумался. Сколько таких городков на Волге, не счесть. Круг поиска можно немного уменьшить. От города, откуда пришло письмо, которое ему доставил офицер, Серафима отправилась на восток, вниз по течению. Город может называться как угодно. Павловск, Георгиевск. Федор чуть не угадал городок, хотя и не знал этого. Серафима находилась в Юрьевске. Георгий и Юрий на Руси, это одно и то же имя. Сердце подсказало, а вот разум не понял.
Федор простился с Силычем. Больше эти люди ни когда не встретятся. Содержимое шкатулки, которое уберег Силыч, еще не раз выручит Федора в жизни. Силыч оказался порядочнее многих других людей, которые мнили из себя за элиту человечества.
XXIX
Опять Федор держал свой курс на Волгу. Пол России он прошел пешком. Серафима была единственным человеком, который держал его в России, да, что там, в России, и на земле, только она его и держала. Он русский столбовой дворянин на иконе поклялся сделать ее счастливой, значит, ее надо найти и выполнить свое обещание. Федор прибыл в Самару. Достал карту Волги и начал рассуждать. Он отметил тот город, где недавно побывал. Нарисовал линию, откуда начали наступать красные, после взятия города. В последнем своем письме к Софье, она сообщила, что находится в небольшом городке на Волге. Теперь Федор очертил весь круг, где могла находиться Серафима. Городов стало меньше, но их оставалось так много, что нужно было потратить несколько лет, что бы побывать в каждом из них. Для этого были нужны деньги, а вот их, как раз у Федора и не было. Можно было попытаться продать часть семейных драгоценностей, но как было это сделать. Федор ни когда не торговал и понимал, что на этом он может попасться и угодить за решетку. Нужна была работа и не просто работа, а связанная с рекой. На том он и решил устроиться матросом на небольшое судно и пройти вдоль Волги. На большой пассажирский пароход Федор не рискнул наняться, да и не было у него бумаг матроса, а без таковых и не чего было думать об этом. В речном порту он все разузнал, требовались люди на баржи, которые перевозят грузы по Волге. Навигация была в разгаре. Федор нашел небольшой старый дебаркадер, где за конторкой сидел пожилой и уставший человек.
- Добрый день. Вам матрос не нужен на баржу? Я бы с удовольствием нанялся к вам на работу.
Мужчина посмотрел на Федора не заинтересованным взглядом.
- Видите ли вы, он с удовольствием наймется на работу. А на кой черт ты мне нужен? Вот матросов у меня пруд пруди. Они весь день толкутся на пристани и пытаются чего-нибудь украсть, что бы тут же пропить. Вон посмотри справа от дебаркадера, сколько их там и все пьяные и опухшие от водки. На кой мне такое добро, мне лоцманы и судоводители нужны. Навигация в самом разгаре, а у меня три буксира и пять барж простаивают. Если так дело дальше пойдет, то до осени и не доживу. В расход пустят, как пособника империализма. А где я им судоводителей найду, всех прежних расстреляли или по лагерям расселили. Новых еще не выучили, только на следующий год первый выпуск будет, но и те еще каких дров наломают, жутко представить. Они думают, что за год можно подготовить специалиста, чушь какая.
Мужчина еще долго ругался, проклиная всех на свете и себя в том числе. Федор стоял и молча слушал. Когда оратор умолк, Федор продолжил.
- Так я и судоводителем могу. Буксир не крейсер, справлюсь, и тут же осекся.
Теперь мужчина посмотрел на Федора оценивающим взглядом.
- А ну, пошли, покажешь, как можешь совладать с буксиром.
У дебаркадера стоял, повидавший виды буксир. Они взошли на него. На носу палубы лежало два человека, в одних трусах и загорали.
- Чего разлеглись как собаки, начал управляющий. Живо по местам. Поднять давление в котлах.
Матросы спустились в трюм. Федор поднялся на мостик. На манометре было всего две избыточные атмосферы, и он не торопился. Через время стрелка манометра поднялась до шести, и тогда Федор еще не подошел к штурвалу. Управляющий, теперь с интересом смотрел на Федора, и лишь когда на манометре стало восемь, Федор просигналил полный назад. Резко развернул штурвал вправо и дал полный ход. В свое время, точно так же Федор с Алексеем Волковым выходил в море на Балтике, лихо, отчаливая от стенки. Буксир развернулся на одном месте, и Федор взял курс на бакен. Оставив бакен, справа он пошел вверх по течению.
- Куда изволите приказать курс держать, спросил Федор управляющего.
- Давай до излучины реки, потом назад и причалишь к дебаркадеру.
Через минут тридцать буксир подошел к повороту реки. Федор не стал обходить бакен. Волга сильно обмелела, стояла жаркая погода, дождей долгое время не было. У буксира осадка была малой, и сесть на мель ему не грозило, но Федор хорошо понял мысль управляющего, с баржой он тут сядет на мель, а вех, указывающих на эту самую мель, и не было. Федор, опять дал задний ход, потом приказал стоп машине. Учитывая течение реки, буксир плавно развернулся. Опять последовала команда, полный вперед. Когда подходили к дебаркадеру, тут Федор не проявил лихости, а плавно подвел буксир к пристани. За ним наблюдали матросы, высунувшись на половину из машинного отделения и зааплодировали.
- Да, славно ты провел этот буксиришко, сказал управляющий. Пошли в контору поговорим.
Они зашли в деревянное здание.
- Меня Прохором Петровичем зовут, друзья попросту называют Петровичем. Ты можешь меня звать, как тебе больше нравится. У нас так не отчаливают от берега. Багром оттолкнулись, течением буксир развернуло, потом уж и ход вперед  дают. Лихо ты отчалил. Если сдашь мне экзамен, как будешь вести баржу по Волге, то через день уйдешь в свой первый рейс. Легких вопросов не будет. Я вижу, что ты кой чего кумекаешь в этом деле. Сразу и по существу, я же видел, как ты развернул буксир у поворота реки, понял, что там мель. А вот как с двумя баржами в поворот вписываться будешь.
Федор задумался. Такого им не преподавали в училище. Река не море или океан, там есть, где развернуться. Подумав, он нашел и достойный ответ.
- Тут есть два пути. Если ни куда не торопиться, то одну баржу на якорь поставить надо. Когда первую баржу проведешь, можно и за второй вернуться. А так караван длинный будет, одна баржа непременно на мель сядет. Есть и второй путь. Идти медленно буксиром в сторону противоположного берега. У самого берега дать стоп машине и ждать, когда течение само буксир понесет в другую сторону и баржи как раз развернуться. Потом тихонечко дать ход вперед, чтобы не порвать тросы, вот таким Макаром можно и провести две баржи.
- Не думал я, что ты второй путь найдешь. Так баржи проводило, только несколько лоцманов на всей Волге. Смотрю, не по годам умен и образование у тебя есть. Что окончил ты сынок?
Федор понял, что правду сказать он не может и теперь вряд ли ему дадут возможность стать капитаном на этом буксире
- Ничего я не оканчивал Прохор Петрович. Землемер я. Просто, небольшой опыт имею.
- Ладно, ладно, не надо мне травить байки. Я много повидал на своем веку. Что бы ты успокоился, скажу тебе. Раньше и у меня было свое пароходство не большое. Я и сам водил баржи по Волге. Потом нанимать лоцманов стал, работы было много на берегу. Я же вижу, что ты из бывших и ваше благородие. Ни как не меньше морского корпуса у тебя за плечами. Да, и походка тебя выдает с головой. Не бойся, я не сдам тебя и не подведу под монастырь. Я тебя старшим матросом нанимаю. Вечером пойдем к Силантию Захаровичу. Он курсами ведает, навигаторов готовит. Может он тебя зачислит к себе, на следующий год и диплом у тебя будет. А так ты у меня практику проходишь. Он человек порядочный, старой закалки и тебя не выдаст. Сейчас распоряжусь, что бы две баржи поставили под загрузку. Ух, и здорово ты меня выручил. Идем, я тебя обедом угощу. Тут есть один приличный трактир, правда, сейчас он столовой зовется, потом к Силантию пойдем.
Макароны и котлеты Федор проглотил с удовольствием, затем и вторая порция, так же быстро была съедена.
- Ух, и мастер ты поесть Федор. Как по батюшке тебя-то?
- Николаевич.
- Вот и славно. Водку пить не будем. Силантий этого не любит. Пошли к нему.
В свое время Силантий был преподаватель навигации в училище. Несколько раз он помогал большевикам доставлять нелегальную литературу. Потом понял, к чему привели большевики страну, и отделился от них. Но его прошлое спасло ему жизнь, да и учить навигаторов было не кому, всех преподавателей училища расстреляли, так как они не приняли власть большевиков. Он долго разговаривал с Федором, задавал много вопросов, внимательно слушал ответы Федора. Потом и резюмировал.
- Так молодой человек. Мне вас научить не чему, а по многим вопросам я и сам могу учиться у вас. Знания ваши большие, но река не море. А вот где легче суда проводить, тут вопрос спорный. На реке опыт нужен, хотя, и в море он не лишний. Если одну навигацию пройдешь, дальше проще будет. Опыт дело наживное. Я тебя оформлю задним числом, в свое училище. С директором договорюсь. Пойдешь к Петровичу практикантом. Паспорт у тебя в порядке, тут проблем не будет. Слушай Петрович, ты ему в первый рейс дай Кузьку. Тот, хоть и пьет как сапожник, но Волгу вдоль и поперек знает. Кузьку под наблюдение жены возьми. Пусть вдвоем пойдут на барже. Конечно, пить он не перестанет, но иногда и трезвый будет, эта баба ему спуску не даст. Тогда Федора можно спокойно в первый рейс отпускать.
 Так Федор решил свой вопрос с работой. Через несколько дней, после того, как баржи были загружены, он и отошел от берега ранним утром. На прощание Прохор Петрович дал напутствие Федору.
- У Кузьки водку не ищи, все равно не найдешь. Где он ее прячет, одному Богу известно. Я раз всю баржу выгрузил, а водку не нашел. Жена его не даст до чертиков напиться. А вот Волгу, он действительно знает назубок. Ты спрашивай у него совета. Плохого совета он не даст. Ночами идти не надо. Городов на Волге много. От зари и до заката, всегда город будет. Так все и устроено на Волге. По дороге, тебе будут предлагать и левый груз подбросить. По мелочам можно, а вот по крупному не советую. Попадешься, неприятности будут большие. Даю тебе и механика классного, но так же пьющего, сам он ни когда не пьёт. Интеллигент он у нас. Не будет его на барже Кузькиной, значит, трезвый будет. А матрос нормальный. Будет механик трезвый, будет и он трезвый. Извини, другого добра у меня нет. Другие еще хуже. Развратила всех советская власть. При царе батюшке эти бы все с голодухи у меня бы померли, а так все они пролетарии и их кормить положено. В добрый путь Федор Николаевич, ни пуха, ни пера.
 Федор прошел свой первый рейс, почти до Астрахани. Баржи разгружали, потом грузили и так каждый раз. Грузов было много, а вот судов было мало. Федор всегда расспрашивал  у Кузьмы о предстоящем переходе. Тот давал дельные советы. С утра он говорить мог, а вот к вечеру напивался сильно, но Федора это мало беспокоило. Он утром отчаливал от берега, к вечеру приставал к берегу, но в другом городе. В каждом городе, после того как он давал команду разгрузки баржи, он шел искать Серафиму. Навигация оканчивалась, а Серафимы все не было рядом с ним. Он не отчаивался. Не повезло в этом году, обязательно повезет в следующем. С этой верой он и жил все это время. Поздней осенью, перед самой Самарой Федор не мог сняться с ночной  стоянки. Был сильный туман. Кузьма с механиком собрались чай пить, а жена Кузьмы стряпала. Федор присел к ним за стол, но они не предложили ему чая. Это удивило Федора. Ребята они были не скупые, а тем более тут чай. Как-то Кузьма сразу быстро стал изменяться в лице. Как-будто он только чекушку самогона выпил, и было не понятно от чего его так развезло. Тут Федор все и понял. В кипящем самоваре у них была водка. Так Кузьма замаскировал свою выпивку. Федор ни чего не сказал им, о своей догадке и ушел к себе на буксир. Только по прибытии в Самару, он поделился со своей догадкой с женой Кузьмы.
- Вот сволота. Я давно догадывалась, что он в самовар водку наливает, но ни как не могла в это поверить. Это ж как можно горячую водку пить вприкуску с сахаром. Я ему сделаю вырванные годы. Запомнит на всю жизнь.
- Ты Прасковья не горячись. Ничего говорить не надо ему. В следующий раз, выльешь водку и плесни им какой-нибудь гадости туда, только не отрави их.
- Вот это вы дело говорите Федор Николаевич. Так я и сделаю.
Навигация окончилась. Скоро будут морозы, и лед скует Волгу. Федора вызвал к себе Прохор Петрович.
- Проходи Федор. Тут вот какое дело. Отправляй свои баржи и буксир в затон на зимовку, потом опять ко мне приходи. Есть много, чего мне надо тебе сказать.
 Федор зацепил свои баржи и пошел в затон. Кузьма с механиком растапливали самовар, потом и чай сели пить. Федор ни чего не слышал, зато видел все прекрасно. Как его доброе войско плевалось и махало руками на жену Кузьмы. Прасковья была не слабой женщиной. Она уложила одним ударом двух мужиков. Потом им еще досталось по спине огромной дубиной от нее. Она отыгралась на них за всю навигацию, когда те постоянно пьянствовали. Федор так смеялся, что чуть не врезался в берег, вовремя успел повернуть штурвал. Баржи сильно встряхнуло. Механик и Кузьма, опять упали на палубу. Вот и затон. Все поставлено на свои места.
На следующий день Федор опять пришел в контору.
- Теперь  Федор слушай меня внимательно и очень прошу тебя, сделай, так как я тебе скажу. Приказано всех уволить без выходного пособия до весны. Эти сволочи не хотят платить людям зарплату зимой. Экономят. Понимают гады, что вы ни куда не денетесь и опять придете батрачить. Во всем пароходстве нашем остаюсь я один и Тихон за сторожа в затоне. Вот твое жалованье за навигацию. Деньги не очень большие, но они тебя выручат здорово, если ты ими распорядишься, как я тебя научу. Это не самое страшное, о чем я тебе сообщил. Дальше будут мрачные новости.  На Волгу идет большой голод. Этот год был засушлив, как никогда. Все зерно вывезли до зернышка. Я подсчитал и понял, что вывезли все. Ни кто, ни кого кормить не будет, не при царе живем. Люди будут сначала надеяться на свое пролетарское государство, а когда поймут, что хлеба и еды не будет, начнется бунт. Будут и искать виновных, вот тебя и найдут. Бунт подавят войсками, а вот мнимых зачинщиков расстреляют. Государству нужна бесплатная рабочая сила, вот крестьяне и потянуться в город и будут работать за похлебку. Это хорошо продуманный и зверский план. Ни кого не интересует, сколько людей умрет от голода. А умрет не мало, так я понимаю эту перспективу. Тебе в городе зимовать не надо. Как я сказал, будут искать таких как ты, надо же как-то вывернуться правителям из этой ситуации. Люди озвереют от голода. Тут, верст двадцать отсюда, есть деревня Пруткино, там живет сторож Тихон. Он одинокий, займешь его избу. В погребе есть лук и чеснок, немного квашеной капусты. Вот и будут у тебя витамины. Даю тебе мешок воблы, мешок пшеничной крупчатки и не много гороха. Все, чем богат. Мне и свою жену кормить надо. Жаль поздно понял я всю эту проблему, иначе бы больше припас. Сегодня купить муку уже невозможно. Нет ее в наших магазинах. Скоро и карточки введут. Соль и спички купить успеешь. На все оставшиеся у тебя деньги покупай сала и масло постное. Не торгуйся, завтра деньги превратятся в бумагу. Да, и еще. Воблу не надо есть сухой, иначе опухнешь от воды. Ты ее отмочи в воде поначалу, а потом и суп вари. Она жирная и с икрой. Понятное дело, может и не великолепный вкус и запах у такого супа будет, зато сытно и практично. На берегу лежит тачка, загружай свой скарб. Вон Тихон стоит, он тебе расскажет, как найти его избу. Все с Богом Федор. Я знаю, ты выживешь. К весне за тобой пришлю человека, когда дело к навигации пойдет. До весны.
Прохор Петрович обнял Федора, и Федор пошел на свою зимовку. Было холодно, дул промозглый северный ветер, но было сухо, и тачка легко катилась по проселочной дороге. Федор отдыхал, когда к нему прибилась тощая овчарка. То, что собака была породистой, у Федора сомнений не было. В имении матери у него была такая же собака.
- Ну, что Полкан, отдохнули немного и пошли. Видать зимовать я буду с другом. А вот чего мы жрать зимой будем, одному Богу известно. Этих харчей, что я везу, и одному на всю зиму не хватит. Ничего, выживем бродяги мы с тобой. Я и не из таких переделок выходил.
 На деньги полученный от навигации, Федор купил сало и масло, как сказал ему Прохор Петрович, даже, немного денег и осталось. Зима пришла быстро. Лето было сухое, а вот снега навалило под самую стреху избы. У деревенской переправы через Волгу, пали две старые клячи, от непосильного труда и бескормицы. Голод еще не наступил и все отказались от этого добра, а вот Федор купил эти туши, хотя, это были и одни мощи. Так он думал, что решил проблему питания Полкана, а на самом деле он решил проблему питания свою и еще двух ребятишек. Ох, и длинная оказалась эта зима. Многие крестьяне ушли из той деревни, где жил Федор. Колхоз полностью развалился. Те крестьяне, что остались в своих домах сильно голодали. Федор не мог решить их проблему с питанием. Ну, отдал бы он им свои запасы, все равно, ни кого бы это не спасло, а только бы продлило голодную смерть. Человеческая жизнь перестала, вообще, что-то стоить. Он пытался подкормить двух соседских подростков, мальчика лет десяти и шестилетнюю девочку. Вскоре и они перестали выходить на улицу. Федор зашел к ним в избу. Мать детей была уже давно мертвая, так как заиндевела в не топленой избе. Дети лежали в одной постели под одеялом, но были живы. Федор забрал их к себе в дом. Как-то Полкан, после метели, притащил в дом зайца, пойманного им в степи. Вот собака, какая умная. Сама могла сожрать добычу, ан, нет, принесла хозяину, хотя и сама не доедала. Теперь Федор ставил на заячьих тропах силки, которые он научился ставить у деревенских ребят, когда жил в имении матери. И к реке спустился, вспомнил, как ставили и жерлицы на хищную рыбу. Редко удавалось вытащить щуку. Шпагат, который был у него, раскисал в воде и рвался. Он и тут приноровился. Яркими солнечными днями он выходил на реку и бегал от лунки к лунке, когда ловилась щука. Пару раз ему удавалось поймать и жирного налима. Парнишка помогал ему, чем мог.
 Вот так эта дружная семья и прожила длинную зиму. Дни становились теплее и длиннее. Продукты почти все кончились, но светило весеннее солнце и все понимали, что теперь жизнь будет продолжена. Что творилось в округе, Федор не знал. К ним ни кто за это время не заходил. А был голод. Люди умирали тысячами и ни кому до этого дела не было. Прав оказался Прохор Петрович, был и бунт, его подавили войсками. Тысячи ни в чем не повинных людей были убиты. Нашли и виновных в этом чудовищном плане умерщвления людей, с целью получения бесплатной рабочей силы. И они были все расстреляны. Сколько всего погибло людей ни кто себе, и представить не мог. Вот-вот должен был начаться ледоход, когда в своей избе появился Тихон. Он был худой и тощий, но живой
- Собирайся Федор Николаевич. За тобой Прохор Петрович послали. Навигация скоро. Я рад, что ты жив и здоров. А чьи это ребятишки, знакомы мне они?
- Так это же соседки твоей дети. Умерла зимой она.
- Точно. Марьины детки. Отец их на заработки пошел, видать, и сгинул там, раз назад не вернулся, а может какой канал строить начал, а про семью и забыл. Кто его знает теперь. Мир перевернулся после такой голодной зимы. Я слышал, что и человечину ели этой зимой. Мать младшего приготовит, вот и дети от голода спасены.
- Ну, тебя Тихон, такие страсти рассказываешь.
- Я-то ни чего, а вот ты послушай, чего люди рассказывают. Бери и детей с собой, их Прохор Петрович пристроит.
XXX
Федор с Полканом остались на пристани,  а вот детей, действительно, Прохор Петрович сумел отправить в приют, хоть там и свободных мест не было. Когда Федор появился на своем буксире, там его уже ждали Кузьма с механиком. Они, так же исхудали, но на удивление были трезвые.
- Ну, что соколы мои, поработаем на речной флот?
Спросил Федор.
- И что-то вы совсем тощие и трезвые, странно видеть вас такими.
Кузьма поначалу промолчал, но потом не выдержал.
- Да, Федор Николаевич, мы тощие и трезвые. И веселья в нас как рукой сняло. Насмотрелись мы на такое, что и говорить страшно. С водкой мы завязали. Не пили всю зиму, хотя трезвыми глазами, смотреть на такую житуху невозможно. Теперь переходим на сухой закон, пьянок больше не будет. Нельзя зерно переводить на это зелье.
Вся команда дружно взялась за ремонт буксира. Двигатель был перебран, палуба окрашена и их «Самсон», так теперь звался буксир, был готов к навигации. Вот и ледоход окончен. Федор сдал экзамены на курсах судоводителей и получил свой первый настоящий диплом. Большие суда он водить не имел права, а вот таскать баржи по Волге, теперь мог и в качестве капитана. Сегодня у них был первый рейс в новой навигации. Прохор Петрович отдавал последние распоряжения и наставления.
- Слушай меня Федор Николаевич. Пойдешь до Астрахани без остановок, только ночевки в портах. Весь груз, а это кровельное железо и скобяные изделия выгрузишь там. Обратно повезешь хлеб. Пароход с хлебом должен прийти в Астрахань. Не знаю, откуда, может и из Ирана. Бред. Это же надо было дожиться, что бы в хлебный край привозили зерно. Хорошее у нас руководство. Скоро хлеб будем ввозить из-за границы постоянно. Видать колхозы его выращивают только на бумаге. В газетах уже написали, что посевная успешно завершена. Холод на улице, а они зерно в землю уже бросили. На следующий год еще голоднее может быть. Придется уже сегодня запасаться продуктами. Ладно, это все лирика. Постарайся прийти в порт вовремя, что бы саботаж нам не пришили. Назад пойдете с охраной и не в Самару, а до самого Волгограда. Там тебя выгрузят. Постараюсь к этому времени заказать для тебя груз, чтобы порожняком не шел обратно. Все с Богом.
Швартовы были отданы, Федор зацепил две баржи и отправился вниз по течению. Через два дня пути сломалась машина. Они ее чинили сутки. Потом и в туман попали. График движения был сильно нарушен, а вот опаздывать было нельзя. Федор испросил совет у Кузьмы.
- Кузьма Иванович, может, по ночам пойдем? Я знаю, что бакены не освещены. Но Волга полноводна, на мель не сядем.
- Не нагоним мы так график, даже если ночью идти будем. Ни скорости тебе, ни простора ночью. Только устанешь ты Федор Николаевич от ночного бдения. Напряжения много и на топляк нарваться можем. С разливами, мало чего в реку, затащить может. Тут уголь нужен. На дровах шибко не побежишь.
- Так кто его нам даст. Уголь, только, на крупные суда дают и на пассажирские суда. А мы маломерный флот и на дровах ездить должны.
- Так-то оно так, но у нас же спецрейс, вот может уголька и подбросят. «Самсон» сразу же в график войдет. Дай телеграмму Петровичу, он выбьет уголь для нас. Завтра в Юрьевске и примем на борт пару тонн уголька. Там топливный склад есть. Железнодорожная ветка в Юрьевск подходит.
- Так мы туда не должны заходить. Мы же его всегда днем проходим. Там нас не примут
- Все будет нормально Федор Николаевич, примут, если на то распоряжение начальника будет.
Федор дал телеграмму Петровичу с разъяснениями по графику движения и спустился в свою каюту. Ночью надо было хорошо выспаться. Предстоял длительный переход. Но он ни как не мог заснуть, что-то его сильно взбудоражило. В Юрьевске он ни когда не был. Федор взял письмо, адресованное Софье. Точно. Серафима пишет, что каждый раз встречает пассажирский пароход. Ох, как все же я глуп, что об этом не подумал. А я бегаю по каждому городку. Надо посмотреть, в какие порты заходят пассажиры. Оказалось, что разные пароходы и заходят в разные порты, а вот в Юрьевск заходят все, что бы загрузиться углем. Вот почему его буксир туда и не пускали, у пристани на ночевку места для него не было, а на рейде стоять было хлопотно и дров получить было нельзя. Утром Федор на полных парах шел в Юрьевск. Даже механик пытался приостановить такой ход буксира.
- Федор Николаевич, машина может не сдюжить такой ход. Её же еще до революции построили, а если быть еще точнее, то в конце девятнадцатого века. Машине под тридцать лет, ее пожалеть надо. Котлы взорвутся, а нас всех за саботаж расстреляют.
- Не боись механик, ты же все починил, а руки у тебя золотые. Вот после Юрьвска и побережем наши котлы. Добавь ходу еще немного. До вечера мы должны попасть в Юрьевск, в нашем порту стоянки не будет, проскочим его. Так часов двенадцать нагоним. Будет только сутки опоздания. Будет уголь, мы придем в Астрахань вовремя.
Когда появился на горизонте Юрьевск, было еще совсем светло. Полкан начал нервничать и повизгивать. Такого раньше с ним не было. В эти минуты их нагнал пассажирский пароход. С ним в скорости Федор и не собирался тягаться. Он уменьшил ход и пропустил пассажира. Баржи стали на якорь, а Федор с буксиром подошли к пристани. Еще не успели опустить сходни, а Полкан перепрыгнул через леер и пулей метнулся в город. Федор зашел в контору, узнать, не распорядилось ли пароходство об угле. Оказалось, что телеграмма пришла выдать Федору две тонны угля. Чиновник посмотрел Федора судовые документы и распорядился.
- «Самсон» станет под загрузку сразу после пассажирского судна.
Федор понимал, что ни кто взвешивать уголь не будет, а вот, сколько будет две тонны угля он себе и не представлял. Тут положение спас его механик.
- Не волнуйтесь Федор Николаевич. У меня глаз как алмаз. Меня не проведешь, я, и толк в угле знаю, породу мне не сунут, и две тонны я сразу увижу. Все будет в ажуре капитан.
Федору понравились такие его слова. Он ни когда не был снобом, но ему было приятно, когда впервые ему его подчиненный сказал заветное слово капитан. Механик не пил больше и Федор всецело ему доверял. Теперь можно было заняться поисками Серафимы. Механик мог и сам поставить буксир на загрузку. Он зашел в буфет. Буфетчики в провинциальных городках всегда все знали. Кто чем живет и кто чем дышит. Люди заходили сюда пропустить стаканчик, другой и делились новостями. Федор это знал прекрасно. Если в буфете не узнаешь, то в парикмахерской, точно, все знают. Он взял бутерброд и рюмку водки, оставив при этом хорошие чаевые. Тут торопиться было ни к чему. Расспрос  он должен вести, как бы невзначай, он хорошо помнил, кем был муж Серафимы. Выпил рюмку и подозвал буфетчика к себе.
- Послушай любезный, я тут одну красивую женщину ищу.
- Так у нас все красивые капитан. Если надо, я вам и посоветовать могу, к какому берегу пристать и не дорого с вас возьму. Есть у нас пару женщин на примете.
Федор понял, куда клонит буфетчик, но проститутка ему была не нужна. И форсировать события он не хотел.
- Возможно, я воспользуюсь вашей услугой, но это позже. А ты не знаешь, что за супруга у начальника милиции?
Буфетчик глянул на Федора не очень приятным взглядом.
- Я с милицией не вожусь. Мне она ни к чему. У меня тихая и не заметная работа. Эка вы куда загнули. Есть такая, как звать ее не знаю, но красивая стерва до одури. Но она не про вашу честь. Говорят, она и мужу не дает. Тот с ума сходит и водку пьет.
Но Федор его уже не слушал. Он сунул буфетчику в руку несколько бумажных купюр и вышел из буфета. Федор все понял, это была его Серафима. Он хотел пройти несколько домов, а уж потом спросить, где находится дом начальника милиции. А вот как вызвать Серафиму из дома, этого он не знал, да и не важно, это было ему. Найдет и способ, сердце подскажет. Про Полкана Федор начисто забыл.
Серафима только пришла с пристани. У нее было мало надежды, что Федор прибудет с этим пароходом. Скорее всего, это был уже ритуал. Встретила корабль и надежда остается на следующий раз и так все время. Без надежды жить не возможно. Она зашла в свой палисадник и присела на скамейку. Вечер был теплый, с реки еще не повеяло холодом. Она повернула голову и встретилась глазами с Федором. Тот стоял у калитки и смотрел на нее. Так они смотрели друг на друга долго, и ни кто не решался первым кинуться в объятия. Через некоторое время Серафима могла хорошо мыслить. То, что они не кинулись, друг другу на встречу, было очень хорошо. Она с мужем не жила, но могли доложить ему, что она обнимает на улице постороннего человека. А тут могли быть и осложнения. Федора бы забрали в милицию, а что будет потом, одному Богу известно. Серафима не знала, кем Федор был в настоящее время. Он мог быть и на нелегальном положении. А она уже не баронесса, а простой житель Советской республики. Серафима указала рукой, куда должен идти Федор, а сама забежала в дом и взяла теплый кожух и пошла за ним следом. Так они шли то окраины городка. Теперь они обнялись и прижались друг к другу. Опять долгая пауза, а потом и такой же длинный поцелуй. Все, они нашли друг друга, и теперь их могла разлучить, только смерть. На другое они уже были не согласны.
- Тут рядом сторожка есть в роще. Там сейчас ни кого нет, пошли туда. Сказала Серафима.
Еще, через десять минут, они уже обнимали друг друга в сторожке. Вот и пригодился кожух, который взяла с собой Серафима. На Федоре было форменное пальто. Они устроили себе ложе. Ночи еще были холодными, но им было жарко. Ни каких разговоров, только любовь. За все время разлуки они не на любились, не на целовались, и это надо было все успеть сделать за эту не очень длинную весеннюю ночь. Ночь настоящей любви. Светало. За несколько минут Федор обдумал весь план действий.
- Серафима, я не смогу тебя забрать сразу. Я иду в Астрахань и через неделю буду тут. Сразу и заберу тебя. Я на буксире капитаном работаю.
- Ты обо мне не все знаешь Федор, может, ты меня совсем не захочешь, когда все узнаешь.
- Да ты что Серафима, милая моя. Я и слушать тебя не буду. Я прочитал письмо, которое ты отправила Софье. Обратный адрес смыло дождем, вот почему я тебя так долго искал. Обо всем поговорим через неделю, когда я тебя заберу. Ты все приготовь и жди меня.
- А как я узнаю, что ты приехал. Ты же не на пассажирском пароходе ходишь, кто меня оповестит?
- Вот за это не волнуйся. Услышишь не только ты, но и весь ваш лубочный городишко. Это я тебе обещаю. Выше, против течения поворот реки, там, на берегу я тебя и подберу. Не нужно это делать на пристани, нас ни кто не должен видеть. И муженек твой ни чего не заподозрит.
Когда Федор сказал слово муженек, Серафима сильно покраснела. Ей не было стыдно за себя, но она все же предала Федора, хоть и спасла жизнь ни в чем не повинных людей, которые приютили ее и ее мать.
- Еще раз повторяю тебе Серафима, мне тебя не в чем упрекнуть. Ты сделала все правильно. Ты моя женщина и я тебя ни кому не отдам. Я люблю тебя.
Федор еще раз крепко обнял и поцеловал Серафиму. Серафима была благодарна ему за это. Представляете себе, за долгие годы их, впоследствии, совместной жизни эти люди ни разу не поссорились. Да, что там ссора, они ни разу не повысили голос друг на друга.
- Я сделаю все, как ты сказал Федор. Меня ни кто не сможет теперь удержать.
- Вот и славно моя девочка. Теперь мне надо спешить на свой буксир. Пора отправляться.
Федор быстрым шагом ушел на пристань. Теперь его жизнь приобрела осмысленность, и ему надо было все сделать хорошо, а главное вовремя. Федор подошел к буксиру. Его ожидал весь его небольшой экипаж.
- Ух, слава Богу, нашелся, начал механик. А то мы уже себе места не находили. Пропал капитан. Мысли были обратиться в милицию.
Тут Федор впервые выругался.
- Я тебе обращусь в милицию.
И выдал себя с потрохами. Таких приказов его команда еще ни когда не слышала.
- По местам стоять и со швартовых сниматься.
Такой приказ мог отдать, только офицер боевого корабля. Но команда его была проверенной, и ни кому и в голову бы не пришло доложить на Федора органам ЧК. Федор зацепил свои баржи и на полных парах, да еще и с углем пошел в Астрахань. График они нагнали и вовремя стали под погрузку. Как и говорил Петрович, ему дали охрану и на каждую баржу установили по пулемету. Начальник охраны был бравым черноморским матросом с надписью на бескозырке «Бесстрашный». Была ли эта бескозырка самого матроса, или он выменял ее на табак, Федора не интересовала. Охрана выпивала понемногу, а вот его команда к спиртному не прикасалась. Над ними посмеивались, но сухой закон на судне уважали, хоть и не соблюдали. Для Астрахани черная икра не была деликатесом, в то время и Федор запасся ею впрок. Он к тому же умудрился достать бутылку шампанского и несколько бутылок красного вина, хоть и не французского производства. Он пошел обратным курсом. Перед Юрьевском в рубку позвал своего механика.
- Теперь слушай меня внимательно. Надо сделать так, что бы во время нашего причаливания к пристани, гудок должен сломаться. И не просто сломаться, он должен гудеть на всю округу, пока весь пар не выйдет из наших котлов. Ты меня понял? И не надо спрашивать, зачем мне это нужно. Придет время, сам все поймешь.
- Сделаем Федор Николаевич. Ломать, не строить. Все будет в ажуре.
Как обычно, перед Юрьевском его нагнал и обогнал пассажирский пароход «Парижская коммуна». Федор поставил свой груз на прикол, а сам подошел к дебаркадеру и просигналил. Раздался гудок и затих. Федор посмотрел на механика, тот стоял с каменным лицом. Федор, только собрался, что бы высказать все, что накопилось в нем за прошлую навигацию, как вдруг гудок сошел с ума. Такого громкого звука и Федор не ожидал услышать. Гудок гудел. Механик и матрос бегали вокруг него, пытаясь выключить его. Они делали это так искусно, что на пристани собралась большое количество зевак. Все кричали и смеялись. И действительно, рев гудка прекратился, когда весь пар ушел на гудок. Кто-то из острословов и произнес знаменитую фразу.
- «Вот так и у пролетариата, весь пар уйдет на гудок»
Возможно, эта крылатая фраза и начала идти по республики Советов с легкой руки Федора. Теперь, это доподлинно установит не возможно.
Серафима, как обычно встречала пассажирский пароход, хоть она уже и не ждала на нем Федора. Просто, она вела себя как обычно, что бы ни кто не мог ее заподозрить в бегстве. Я не рассказал раньше, что произошло в ее доме, когда Серафима вернулась домой под утро. По волею случая ее муж вечером зашел домой. Он и раньше это делал. Приходил, что бы оставить Серафиме деньги и еду. Серафима его сводила с ума своей красотой. Наверно, он все-таки был в нее влюблен. Её красота, а главное, манеры вести себя поражали его. Он чувствовал в Серафиме не только породу, но и превосходство над собой. Это его больше всего и бесило. Расстреляй он ее, и не было бы таких мучений. Про угрызение совести, я уже и не говорю. Совести в этом человеке не было вовсе. За свою жизнь он убил много людей и его это не тяготило. А вот, то, что он не смог овладеть такой женщиной, било по его тщедушному самолюбию. Он был готов на коленях ползать у ее ног, что он иногда и делал, но в пьяном состоянии. Однажды он уже замахнулся на нее, но Серафима схватила кухонный нож и могла постоять за себя. Так случилось и на этот раз.
- Ты где была потаскуха? Хахаля завела себе на стороне? Так я его быстро найду. Ты моя жена и должна вести себя подобающе.
- Какая я тебе жена. Мы с тобой не венчаны. А штамп в паспорте, это для тебя знак, а для меня простая бумажка. Ты хотел такую жизнь, вот ты ее и получил. У меня муж есть, меня с ним Софья венчала.
- Разговорилась сука. Вот я тебя сейчас проучу.
 И замахнулся на нее. Серафима опять схватила огромный кухонный нож.
- Пойди, проспись пьянчуга. Подойдешь ближе, зарежу. Стерлядь твоя жена, а не я.
Вот, что значит долго прожить на Волге. Такому лексикону Серафиму не обучали в пансионе благородных девиц. Такому учит жизнь.
- Я просто, гуляла и думала о своей жизни, вот где я была ночью. Давай расстанемся. Мы не можем быть с тобой мужем и женой. Мы разные люди. Теперь меня ни кто не держит возле тебя. Мама умерла, священник покинул наш город, кстати, как и Господь Бог. Я ни когда не буду твоей, неужели ты этого не понял.
Глаза милиционера налились кровью. Но он был слишком пьян, что бы сделать, что-либо плохое с Серафимой.
- Сука, ты мне всю жизнь испоганила.
И с этими словами он одетый улегся на постель, и быстро уснул. Через несколько часов он проснулся и молча ушел на работу. За Серафимой началась слежка. Она чувствовала это. После появления Федора, все ее чувства обострились. Она не должна была сделать не правильный шаг. Ее промашка означала бы крах жизни и не только ее, но и Федора. Узнай ее муж, кем был Федор, то тут же обоих и приговорили бы к смерти.
За время отсутствия Федора Серафима все рассчитала до мелочей. Она гуляла в окрестностях города. Нашла то место, откуда ее должен был забрать Федор. Серафима прекрасно понимала, что много вещей с собой ей взять не удастся. Приготовила узелок, с самым необходимым. Да, и брать с собой, в новую жизнь, она ни чего не хотела. Новые вещи в новой России было купить не просто, но ее это не волновало. Быть бы рядом с Федором, а остальное ерунда.
Гудок Федора буксира слышал весь город. Серафима сразу поняла, кто ей послал этот сигнал. Она ни куда не торопилась. Закрыла все окна и демонстративно рано легла спать. Тем самым усыпила бдительность соглядатаев. Под утро, когда было еще темно, она выпрыгнула в окошко, которое было расположено внутри двора, и незамеченной побежала к реке. За поворотом она укрылась в потаенном месте. Теперь она ждала своего Федора, а то, что он придет за ней, у нее сомнений не было.
Тем временем Федор позвал к себе начальника охраны. Забрать Серафиму с берега и что бы ни кто не заметил, Федор не мог. Нужна была хорошая легенда, вот он ее и придумал.
- Слушай Поликарп, так звали матроса. У меня есть такая краля красивая, вот я ее хочу, и выкрасть у одного человека. Дело же молодое, как ты сам понимаешь.
Федор специально говорил панибратски и с жаргоном. Такой задушевный разговор заинтересовал матроса. Дело касалось женщины, а он был явно не равнодушен к женскому полу.
- Какие вопросы Федор Николаевич. Чем помочь?
- Помогать не надо. Главное не выдать.
-Да, где это видано, что бы черноморский моряк выдал друга, да еще и в таком вопросе. Не бывать такому ни в жизнь.
- Так и женщина не простая. Жена начальника милиции, но красивая, до умопомрачения. Я ее увидел и все, больше жить без нее не могу. Когда увидишь ее, сразу и поймешь меня. С такой хоть на край земли убежать можно, а уж потом и смерть принять.
- Я же сказал тебе Николаевич, не выдам ни за что. Мало того, если захотят зайти на буксир или на баржи, то и не пущу вовсе. У меня есть приказ, ни кому не подчиняться и открывать огонь, если кто-то попытается проникнуть на транспорт.
- Уважил ты меня морячок, придем в Волгоград, ставлю ящик водки и закуску, все как положено.
- Вот это по-нашенски, по-русски.
Федор дождался, когда пассажирский пароход загрузили углем и сам стал под загрузку. Только Федор причалил, как на палубу буксира запрыгнул Полкан.  Он был худой, но довольный.
- Где шлялся бродяга?
Дергая за холку Полкана, спросил Федор.
- Видать и ты свою судьбу нашел, раз такой вид имеешь. Вот так дружище, оба мы обрели своих женщин. Но, ты собака и можешь уйти, а я человек, мне моя женщина Богом дана.
Ночью Федор уснуть не мог, его все время тянуло к дому Серафима. Он один раз, чуть не пошел туда, но сдержался. Федор прекрасно понимал, что Серафима не могла не слышать гудка, а лишний раз светиться у ее дома, нужды не было.
Светало. Федор ждал, когда отойдет «Парижская коммуна», потом он зацепил свои баржи и медленно, что бы подальше от себя отпустить пассажирский пароход, пошел к назначенному месту. Он хотел сам на шлюпке забрать Серафиму. Но он не мог оставить буксир, который на самых малых оборотах, практически, стоял на месте, у излучены реки. Быстро спустили шлюпку, и матрос погреб к берегу. Серафима вышла из укрытия и через пять минут была в объятиях Федора.
- Все милая моя девочка, я тебя ни когда больше не оставлю. Хватит нам жить друг без друга.
- Я согласна Федор, все это время, без тебя, я не жила, а существовала.
Серафима пошла в каюту, а Федор остался на мостике. Дал полный ход и пошел против течения. Мужу Серафимы утром доложили, что из дома ни кто не выходил и все окна закрыты. Он пошел проведать жену, но ее в доме не оказалось. Был обшарен весь городишко, но опять Серафиму не нашли. Кто-то из людей сказал, что ее видели на пристани, когда прибыл пароход «Парижская коммуна». Начальник милиции взял с собой двух помощников, сел в автомобиль и погнался за пароходом. К вечеру Федор прибыл в следующий городишко, он не хотел приставать там и думал ночью пройти до другого города, но он не спал более суток, если пройти эту остановку, он не сможет еще сутки оставаться на мостике. Пришлось причалить к берегу. Было тихо и спокойно. Только он причалил, как к нему пришел в каюту начальник охраны.
- Ну, показывай свою невесту Федор Николаевич. Да, красивая девушка, ради такой и я готов на что угодно. Завидую вам. Теперь можем и выпить. У меня водка есть и немного колбасы. Федор достал икру паюсную и немного хлеба. Закуска была нормальной.
В это время начальник милиции подъехал к дебаркадеру и направился на пассажирский пароход. Начали обшаривать все каюты. Люди уже спали и начали возмущаться. Были слышны скандалы. Капитан парохода ни чего не мог поделать, против этого произвола власти, только наблюдал. К Федору в каюту спустился механик.
- Там на пассажире разборки идут полным ходом, видать жену свою ищет. Хорошо бы Серафиму, пока, на барже спрятать.
Начальник охраны тут же возразил.
- Я им сунусь. Ни куда не надо прятать девушку, сейчас в полную боеготовность приведу своих ребят. Они у меня гражданскую войну прошли, пулям не кланялись. Ребята проверены и слабину не дадут.
Он уже был под хорошим градусом и Федор боялся, что бы он дров не наломал. Начнется стрельба и чем это все могло, кончится, одному Богу известно.
- Ты уж там по тише, не нужно стрельбы, сказал Федор. Зачем нам шум? Предъявишь свой мандат и отшей его.
- Не бойся Федор, со мной не пропадешь.
Начальник сошел на пристань, выставил караул и строго- настрого приказал подчиненным близко ни кого не подпускать, затем вернулся в каюту к Федору.
- Давай Николаевич выпьем за твою невесту, она того стоит, что бы ее украли. Хороша девка.
Выдохнув, он выпил стакан водки. Закусил икрой и занюхал своим рукавом.
Осмотр парохода завершился ни чем. Начальник милиции, злой как собака, зашел к дежурному по дебаркадеру.
- Водка ест, спросил он.
Дежурный посмотрел на него недоверчивым взглядом.
- Нам на работе нельзя, на службе мы.
- А я, что не на службе. Я тебя русским языком спрашиваю. Водка есть?
- Знамо дело, есть.
- Налей мне, жажда у меня.
- Так жажду водой утоляют, а не водкой.
Но все же налил ему полстакана. Начальник глянул на него, забрал бутылку и налил себе до краев. Выпил он, молча и без закуски. Посмотрел в окно.
- А что это за корыто стоит за пассажиром?
- Буксир из Юрьевска пришел. Заночует тут, а утром дальше пойдет.
- Сейчас и там обыск сделаем.
- Не получится, у него спецрейс. Две баржи с хлебом в Волгоград тянет, там охрана, тебя не пустят.
- Это мы посмотрим, кто посмеет меня не пустить. Я тут Советская власть и перечить мне не кому.
С этими словами он вышел из комнаты и подошел к своим подчиненным.
- Идем, осмотрим этот буксир, потом и на баржи пойдем. Не могла Серафима уйти пешком, денег у нее нет, а вот паспорт стерва забрала. Эй, на буксире, мне надо осмотреть его и баржи.
Милиционер приблизился к буксиру. Тут же раздались знакомые слова.
- Стой. Кто идет?
- Я начальник здешней милиции. Сказал же, мне надо осмотреть транспорт.
- Мы не подчиняемся милиции, у нас свое начальство, ответил часовой.
Эти слова сильно взбудоражили начальника милиции. Он с выпученными глазами, буквально заорал.
- Позови мне старшего. Иначе, я сейчас разваляю всю вашу халобуду, и сделаю из каждого отбивную.
- Только не надо нас пугать. Сейчас позову начальника конвоя. Поликарп Матвеевич, тут вас сильно хотят.
- Слышу я, иду. Кто там раскомандовался.
И он спустился на дебаркадер.
- Уполномоченный ЧК Митрофанов. С кем я говорю?
- Начальник милиции Юрьевского района Шумов. Хочу осмотреть ваш транспорт. У меня жена сбежала.
- То-то и оно, что фамилия ваша Шумов. Шумите как в балагане. Нет у меня посторонних. И осматривать я тебе дядя ни чего не дам. У меня мандат. Посторонних не пускать. Так, что иди и ищи свою зазнобу в другом месте.
- Да, я, таких как ты матросов, пачками расстреливал вот этой самой рукой. И тебя сейчас на небеса, к твоей матросне отправлю.
Кто из них был более пьян, трудно сказать. Возможно, по трезвому, они и могли договориться, хоть матрос и слово дал, что не выдаст Серафиму. А вот пьяные, они ни кому не уступят. Начальник милиции выхватил наган. Поликарп приказал дать предупредительную очередь из пулемета. Послышался характерный стрекот пулемета, пули все легли в воду. Хорошо, не было рикошета, а то не известно, чем бы это все окончилось. От этого, начальник милиции несколько отрезвел. С кавалерийского наскока, которым он часто пользовался, ничего не вышло. Но отступать он не собирался. Его подчиненные поняли, что влезать туда, себе дороже. Охранников было семеро, а их, только трое. Они стояли в стороне и наблюдали, чем это все закончится. Милиционер всунул свой наган в кобуру и кинулся на начальника охраны с кулаками. Но тут же получил удар в лицо и упал на пристань.
- Говоришь, матросов расстреливал сволочь, так на, получи в свою наглую рожу. Я не посмотрю, что ты начальник милиции.
И пнул лежащее на полу тело.
- Киньте эту падаль в Волгу, пусть протрезвеет скотина, приказал Поликарп своим солдатам.
Те с радостью это сделали. Взяли за руки и ноги, раскачали, и послышался всплеск. Поликарпу все это понравилось, и он продолжал.
- А вы менты выловите своего начальника из реки, не ровен час, утонет эта пьяная скотина. Быстро за работу.
Те и бросились доставать своего начальника из воды. Тот плевался волжской водой, но угомонился. Его отвели к дежурному по дебаркадеру, что бы он мог отогреться. Вода в Волге была еще холодной. Там он выпил еще стакан водки и уснул. Поликарп вернулся на буксир.
- Вот так Федор, знай наших. И ни черта он мне не сделает, я еще и рапорт на него напишу, пусть его снимут с работы. Пьянь. Матросов он расстреливал, кавалерист поганый. Наливай Федор. Надо нервы успокоить.
Он выпил еще стакан водки и продолжил.
- Вообще-то я уже давно не хожу в морской форме. В ЧК не разрешают так одеваться. У нас своя форма есть. Это я сам напросился в начальники конвоя, давно на судне не был. Река не море, но все одно приятно молодость вспомнить. На эсминце я был минным матросом. После революции, где я только не воевал. Не брала меня пуля. Потом Врангеля добили, я и подался в родные места. Из Астрахани я. Пошел на рыбзавод работать, а от туда меня уже и направили в ЧК. Я член партии с семнадцатого года. А ты Федор, где в гражданскую воевал? Наверно на волжской флотилии Каппеля бил?
Вот вопрос. Федора он застал врасплох. Если бы рядом не было Серафимы, скорее всего, Федор бы задушил этого пьяного человека, а потом бы выбросил его за борт. Труда большого это не составляло. После последнего выпитого стакана водки, тот ели стоял на ногах. И Федору пришлось, согласится с Поликарпом.
- Да, на волжской флотилии.
Больше, слава Богу, говорить с ним на эту тему не пришлось. Поликарп уже заснул на Федора койке. Федор хотел отдохнуть, перед переходом, но ему так и не удалось этого сделать. Еще не расцвело, как Федор зацепил свои баржи и отправился в путь. Больше ни каких происшествий не было до самого Волгограда. Он сдал груз. Пошел на базар и обменял у часовщика небольшое колечко на водку и закуску. Как он и обещал конвойным, так и сделал. Ужин прошел на ура.
Всю эту навигацию Серафима пробыла с Федором на буксире. В Юрьевск в эту навигацию Федор больше не заходил. Время пролетело быстро. Два любящих человека нашли друг друга, что еще надо в жизни. Вот и осень пришла. Наступили холода. Федор пришел в контору за расчетом.
- Что Прохор Петрович, опять увольняться мне? И как там насчет голода? Опять буду у Тихона весны дожидаться?
- Сразу отвечу тебе на три вопроса однозначно, нет. Ты у нас в передовых и с дипломом. Тебя и твою команду оставляем. Правда, и других увольнять не будем. Не было такого распоряжения. Так что, зимой платить будут. Правда, мало, но вам с Серафимой хватит и за навигацию ты много получил, еще и премию дадут денежную. План перевыполнен. Ох, уж мне этот план. Я в шестнадцатом году вдвое больше перевез и то думал, что мало. А тут несколько тысяч тонн и уже рекорд. Хотя, по сравнению с восемнадцатым годом, план перевыполнен в сто раз. Где зимовать-то будешь Федор? Жена у тебя молодая, ей удобства нужны, а у Тихона они все во дворе. Загубишь девку на морозе.
И засмеялся.
- Думаю снять квартирку в городе, там и перезимую.
- Ни какую квартиру ты тут не снимешь. Разве что, комнатушку, но опять-таки с удобствами во дворе. Ко мне пойдешь. У меня две комнаты. Одну тебе с Серафимой, другую мне с женой. Не возражай, меня ты не стеснишь. У меня и кухонька маленькая есть и туалет с ванной. От старого режима осталось. Не выселили меня. Иди в контору и получи деньги. Вещи я вижу при тебе. Сейчас наймем извозчика и поедем ко мне. Да и еще есть одна радостная новость. Следующую навигацию возьму Серафиму матросом. Будет смотрителем на барже. Не бойся, на твоей барже, я бы ее к себе забрал, жаль не хожу я теперь по Волге. Кузьма не пьет, я его с женой переведу к другому капитану. У него будет первая навигация в следующем году, вот Кузьма ему и поможет на мель не сесть.
 Старик опять засмеялся.
- Прохор Петрович, так у меня не только Серафима, но и Полкан, я его не брошу, друг. Он Серафиму почуял за версту. Он и помог мне ее отыскать. И прошлую зиму меня зайчатиной кормил. Сам сожрать мог, а принес хозяину. Не по-человечески это будет.
- Так бери и этого «кабыздоха», пусть живет. Места хватит.
Зима, то же быстро пролетела.  Федор с механиком дали ремонт буксиру. Матрос его выкрасил краской, и он как новенький вышел из затона. Ни каких туч на горизонте Федора не было. Его любимая рядом. Серафиме нравилась ее новая работа. По большому счету-то, и работы ни какой у нее не было. За нее все делал Федора матрос, а она ему только слегка помогала. Зато матросу не надо было стряпать на камбузе, куховарила Серафима. Она и рыбу научилась ловить. Очень ей нравилось это занятие. Как только баржи ставили под загрузку-разгрузку, она тут же брала удочки и ловила рыбу. У нее все великолепно получалось. Было такое впечатление, что рыба, только и ждала Серафиму. Кто бы мог подумать в шестнадцатом году, что баронесса будет ходить по Волге матросом и ловить рыбу. В Астрахани Федор получил груз, который он должен был доставить в Юрьевск. Это не сильно встревожило Федора, начальник милиции вряд ли помнил, на какой он пытался зайти буксир, и претензий у него не могло быть к Федору. На всякий случай в каюте Федора сделали фальшь стенку и туда спрятали Серафиму. Береженного, и Бог бережет. Федор стал под разгрузку в Юрьевске и отправился в контору выправлять бумаги. Когда ему поставили все печати, он как бы  невзначай спросил у стивидора.
- А как поживает ваш начальник милиции?
Стивидор глянул на Федора.
- О каком вы говорите начальнике, о старом или новом?
- А что у вас их так много развелось?
- По мне бы, так ни того, ни этого не надо. Прошлый, хоть и зверюга был, но пил сильно и работой мало занимался. На него из ЧК бумага пришла, будто бы он пытался напасть на охраняемую баржу и украсть хотел зерно. Его арестовали, но так как он был орденоносцем, отпустили, но с работы сняли. Он стал еще крепче пить. Допился до белой горячки и умер. Жену его не нашли и его, даже не кому было хоронить. Как собаку закопали, тихо и без почестей. Пришел новый начальник. Зверь точно такой же, но не пьет. От него в городе одни неприятности. У меня жена немного торговала на рынке, так забрал гад и срок хотел влепить ей, ели откупился.
Федор хотел ему сказать, что не надо воровать грузы из порта, тогда и жену не посадят, но промолчал. Хоть и умер человек, а Федору это доставило радость. Он тут же пошел на свой буксир.
- Серафима, твой муженек помер, ты теперь вдова. Иди, сходи в ЗАГС и получи свидетельство о смерти. Может когда и пригодиться. В стране советов надо всегда иметь бумаги выправленными, иначе ты не человек, а козявка. Сейчас так и говорят. Без бумажки ты какашка, а с бумажкой человек.
Федор поцеловал Серафиму в щеку, и она ушла в город. Вместе со свидетельством о смерти мужа, Серафима получила в наследство и его орден. На следующий день, рано утром их караван отправился в путь. Последний городок, перед Самарой. Торопиться было не куда. Навигация окончена. Федор сел на извозчика и уехал, оставив Серафиму в неведенье. Назад он приехал часа через два. Серафима приготовила ужин, и вся команда ждала его. Федор не зашел, а заскочил на свой буксир.
- Собирайся Серафима, извозчик ждет.
- Это куда мы поедем? Ужин стынет. Давай поедим, потом и ехать можно.
- Ужин подождет, и ребята мои подождут, а вот извозчик ждать не будет, хоть я ему и вперед заплатил. Поехали родная, я тебе сюрприз приготовил.
Серафима накинула свое пальто и отправилась следом за Федором. Они сели в пролетку и поехали. Проехали городок и не остановились. Серафима хотела задать вопрос Федору, куда они едут, но решила этого не делать. Федор знает, что делает и она доверяла ему все цело. Подъехали к какой-то небольшой деревеньке, извозчик остановился у церквушки. Все церкви в округе уже давно были закрыты или превращены в клубы и склады, а эта уцелела. Видимо в эту маленькую деревеньку не добрались уполномоченные, да и грабить там было нечего. Ни злата, ни серебра там быть не могло, а клуб в такой деревне и вовсе не был нужен, не говоря уже про склад. Они зашли в церковь. Священник их ждал. Федор ездил специально к нему, что бы наверняка все устроить. Федор и Серафима стали у алтаря.
- Федор, что ты задумал?
- Любимая, хватит нам в грехе жить. Пора обвенчаться.
Серафима глянула на Федора своим знаменитым лукавым взглядом. Давно она ни на кого так не глядела, потом, неожиданно выбежала из церкви. Федор пошел за ней.
- Серафима, любимая, в чем дело. Ты что не хочешь венчаться?
- Федор, Федор. Эх ты. Я всю свою жизнь и те долгие годы разлуки с тобой, мечтала об этом. Но как ты так мог поступить? Ты мне не сделал предложения, а я так ждала этого. Ты уподобился пролетариату. Где Ваше воспитание Федор Николаевич? Вы Питерский гардемарин и столбовой дворянин Российской империи. Ваша фамилия внесена в Бархатную книгу российского дворянства.
Серафима специально называла все титулы Федора. Тем самым она хотела пристыдить его, но Федор не дал ей договорить. Он взял ее губы в свои губы и крепко поцеловал. Их поцелуй длился очень долго.
- Прости меня любимая. Я полный болван. Просто, когда живешь рядом с хамом и сам невольно становишься таковым.
Федор подбежал к извозчику. Достал из багажного отделения не хитрый букет астр, розы в такой глуши достать не удалось. Слава Богу, хоть такие цветы нашлись. Он встал на одно колено подле Серафимы.
- Баронесса, я безумно счастлив и прошу у Вас Вашей руки и сердца. Составьте мое счастье. Я без Вас не смыслю своей дальнейшей жизни. Если Вы мне откажете, я тут же кинусь в Волгу и утону.
Серафима, опять лукаво глянула на Федора. Теперь она была счастлива и подыграла своему любимому.
- Разве только из-за того, что Вы кинетесь в Волгу, я даю Вам свое согласие. Иначе вы простудитесь. Уже холодно и вода в Волге не летней температуры. Ведите меня под венец.
Серафима хотела еще сказать на счет золотых колец, мол, если их нет, то и свадьбы нет. Но она прекрасно понимала. Откуда, Федор может их взять, в такое время, все золото уходило из государства в закрома буржуев. Федор взял Серафиму за руку. Они, опять стояли у алтаря. Свидетелей у них не было. Федор держал корону над головой Серафимы, а Серафима держала корону над головой Федора. После не долгой молитвы, священник трижды провел пару вокруг Престола.
- Согласен ли ты раб Божий Федор взять себе в жены Серафиму? Жить с ней в горе и радости, во здравии и болезни. Заботиться о ней всю жизнь, пока Господь Бог не разлучит вас?
- Да, ответил Федор.
- Согласна ли ты раба Божья Серафима взять себе в мужья раба Божьего Федора? Жить с ним в горе и радости. В болезни и здравии. Будешь ли ты слушаться мужа и всегда следовать за ним, как завещает нам святое писание, пока наш Господь Бог не разлучит вас?
Серафима чуть не закричала от счастья. Она действительно любила Федора. Она ни когда не сомневалась в нем. Отдавшись Федору без венца, перед его отъездом на Дальний Восток, она всегда знала, что у алтаря ее будет держать за руку, именно, Федор и она сказала громко.
- Да.
Священник взял блюдце, в котором находилось всего одно кольцо малого размера. Федор заранее отдал кольцо священнику. Это было кольцо его матери. Другого обручального кольца, для себя, у Федора не было.
- А теперь Федор надень на палец кольцо своей суженой, и можете поцеловаться. С этой минуты вы муж и жена перед Богом и людьми. Аминь.
Опять очень долгий поцелуй. Священник не торопил их. Он давно уже не венчал молодых в церкви своей. В деревне не было молодежи. Все молодые люди покинули родные места, и ушли в город. В деревне не было работы для них. А лозунг, вся земля крестьянам, так и остался лозунгом. Были отпевания, и с каждым днем этот ритуал приходилось исполнять все реже. В деревне осталось очень мало жителей. Священник жил, только, своим огородом.
- Ну, что дети мои нацеловались и хватит. Успеете еще. Вся жизнь у вас впереди. В церковную книгу венчание записывать будем.
Федор и Серафима одновременно ответили.
- Да!
- Я, почему спросил. Сегодня люди бояться, даже заходить в церковь. Антихрист ходит по Руси. Я не боюсь вас, я вижу, что вы веруете в Бога, и доноса на себя от вас не жду. Начнем с молодой. Как вас записать?
- Баронесса фон…
Серафима не успела назвать свою фамилию, священник прервал ее.
- Так, все понятно дети мои. Напишу я так. Сего года и сего дня венчались в церкви Рождества Господня Федор и Серафима. Вот вам и свидетельство о венчании. Когда антихрист покинет нашу землю, вот тогда и внесете свои фамилии. Лад вам и любовь. Прощайте дети мои.
Федор и Серафима поцеловали руку священнику. На прощанье Федор дал немного денег батюшке и сказал.
- И вам Отче всего хорошего. Сегодня самый счастливый день в моей жизни. Спасибо вам. Мы вам благодарны.
Ужин не пропал. Была свадьба, и кричали горько. Даже механик выпил стакан сухого вина, хотя и не прикасался к алкоголю несколько лет. Была и первая свадебная ночь. Все как положено у молодых. Утром они направились в Самару. Эту зиму Прохор Петрович так же попросил их провести у него в доме. Он привык к Федору и полюбил его как сына. Его сын сгинул в лихие годы гражданской войны. Он не знал за кого и против кого тот воевал. Ушел сын и не вернулся домой, вот и вся история.
XXXI
Рождество. Светлый праздник для православного человека. Серафима в последнее время сияла от счастья. Федор ни как не мог взять в толк, что происходит с его женой. Вроде, и радоваться не чему. Жизнь тяжелая, еда скудная, хоть в Астрахани он и запасся черной икрой. Но одной икрой сыт не будешь, хотя калорий много. Каша, да картошка. Мясо достать трудно. В магазине оно не продается, только на рынке или коммерческом магазине, но там цены зашкаливают. Федор обменял кольцо перед Рождеством на свиную ногу с окороком. Теперь у них был и холодец и жаркое. В церковь не пошли, по причине, ее закрытия. Решили прогуляться по набережной, а уж потом, после первой звезды сесть за стол. Прохор Петрович с женой ждали Федора и Серафиму. Впереди Федора шел человек. Такую походку Федор не узнать не мог. Так мог идти, только гардемарин их курса. Ровная спина, как скамья, левая рука за спиной. Они все подражали друг другу и часами тренировали такую походку. Весь курс ходил одинаково, отличить кого-то со спины было невозможно. Федор взял Серафиму за руку и ускорил шаг. Когда он поравнялся с мужчиной, сразу понял, кто идет впереди него.
- Сергей, дружище, это ты. Я сразу приметил наш шаг.
Два гардемарина обнялись. Они не виделись вечность.
- Каким ветром тебя сюда занесло Сергей? Ты же на «Орле» к Врангелю пошел. Я думал ты давно в Париже и на Елисеевских полях пьешь настоящий черный кофе. Забытый вкус. Я сто лет не пил черный кофе.
- Тихо Федор. Не надо громко говорить.
Сергей несколько раз оглянулся.
- Нам бы поговорить в другом месте надо. А вот куда тут можно пойти я и не знаю. Только прибыл в Самару, иду по городу и думаю, что делать дальше. В кармане пусто.
- Пошли к нам Сережа, там и поговорим и покушаем, чем Бог послал. Рождество сегодня, если ты не забыл.
- Помню я все Федор, но я в бегах и к тебе не пойду. Еще не хватало, что бы ты за меня пострадал.
-Э, нет Сергей, мы гардемарины и правило у нас. Себя не щади, а товарища выручи. Пошли Сережа, у нас тебе бояться не чего. Да, кстати, разреши я тебя познакомлю со своей женой Серафимой.
- Так мы с ней знакомы. Я ее видел на выпускном балу. Ты с ней все время танцевал.
- И я вас помню Сереженька. Вы тогда за Софьей Молчановой ухаживать стали. У нас на курсе было две Софьи. Молчанова и Румянцева и обе графини.
Когда Серафима произнесла слово Румянцева, в ее глазах появились слезы. Федор рассказал ей, что Софья арестована и ее ждет суровый приговор. Но она сдержалась и не заплакала и задала вопрос.
Вы не знаете о судьбе Молчановой?
- В восемнадцатом году ей удалось попасть к отцу, он был генералом и служил под началом Каппеля. О ее дальнейшей судьбе я не знаю. Хотел просить ее руки у отца, но отправился в Крым к Врангелю.
Тут и Федор заговорил.
- Странно, я был под началом Молчанова у Каппеля, а вот Софью не видел. Видимо, он отправил ее за границу. Так, ладно, все разговоры за столом продолжим. Серафима сварила такой холодец, пальчики оближешь. Пошли к нам.
Все трое отправились за праздничный стол. Сергей, поначалу не был разговорчив при Прохоре Петровиче, но Федор его успокоил.
- Можешь говорить спокойно, это свой человек. Он меня на работу взял, зная, что у меня не совсем светлое прошлое. Я ему полностью доверяю и в голодуху спас меня. Говори Сережа, но, только, после ужина. Сейчас о хорошем. С Рождеством.
Ужин прошел замечательно. Прохор Петрович не хотел смущать Сергея и ушел с Женой в другую комнату. А Сергей начал свой рассказ.
- Я себя разжаловал из хорунжих в гардемарины, когда пришло послание, всем гардемаринам, которые желают учиться дальше, вернуться на крейсер «Орел». А всю свою жизнь мечтал стать морским офицером, а мне присвоили звание хорунжий и посадили на лошадь. Под прикрытием американского броненосца, нам удалось выйти в океан. До Крыма не дошли. Хорошо, хоть в Черное море вошли. Оттуда добрались до барона Врангеля. Дела шли у него плохо. Кончалось белое движение. Воевали мы честно, но ни чего поделать уже было нельзя. В 1920 по указу барона Врангеля, нам было присвоено воинское звание мичман. Вот так подпоручик, вы разговариваете со старшим офицером.
Сергей улыбнулся впервые, но улыбка была у него натянутой. Шутка была не весь какой. Но он был гардемарин и не шутить не мог.
- А, вот тут ваше благородие вы и не правы.
Парировал Федор. Это вам следует вести себя правильно, согласно морскому кодексу Петра Великого. Перед вами старший лейтенант от адмиралтейства. Могу и бумаги предъявить.
Федор достал из шкафа сверток и развернул его.
- Вот мои погоны и погоны Георгия. А вот и приказ Верховного Правителя России, адмирала Колчака. Убедитесь сами сударь.
Сергей взял бумагу в руки и прочитал приказ.
- Да, ты что Федор, с ума сошел держать такие документы при себе. Да, если найдут, тебя к стенке поставят. Не держи такие бумаги дома. Спрячь их, а лучше сожги вместе с погонами.
- Не могу я их уничтожить. Мне перед Георгием отчитаться надо. Я его раненого оставил. Не мог с ним к Каппелю добраться. Потом вернулся за ним, а он уже ушел из той деревни. Где он я не знаю, вот, то, что жив, знаю точно. Не мог он погибнуть, я свято верю в это. Он, да Серафима, вот мои самые близкие люди на этой земле.
- Бог с тобой Федор. Поступай, как знаешь. Но я не все тебе рассказал. Когда с Врангелем было покончено, все отправились к турецким берегам. А я не пошел со всеми. Что мне было делать на чужбине. Ни желания, ни денег, хотя, скорее всего, я не правильно поступил. Надо было сесть на пароход и отправляться со всеми. Думал, все равно советы долго не протянут. Ошибся. Похоже, они еще долго будут у власти. Всех непокорных убили, других в лагеря отправили. Замордовали народ, теперь все сломлены и покорны. Достал я документы убитого матроса, чуть не попался из-за своей походки, хоть у меня и было ранение в ногу. Прошел проверку и подался к себе на малую родину. Родню расстреляли, вот я и поехал на Вогу. В Волгограде устроился матросом на пассажире, не море, но все ж роднее, чем на заводе работать. Фамилию я свою сменил. Теперь я Суконцев Трофим Афанасьевич. Бояться мне было не чего. Так все время и ходил по Волге. Зимой, понятно, отпуск. Вот я и гулял. Позапрошлой ночью ночевал у своей зазнобы. Вдова солдата, простолюдинка, но красивая, жениться на ней собирался. Она про меня ни чего не знала, а я ей, пока и не рассказывал, кто я на самом деле. Откладывал все, думал, потом расскажу. Если примет, то и женюсь. Так вот, утром иду к себе домой, комнату я снимал у порта, а мне на встречу матрос с моего судна. Мы с ним дружны были. Он мне и говорит. Не ходи домой, там тебя уже ждут. Приехал уполномоченный из Москвы, проверял все личные дела матросов и штурманов, все фотографии рассматривал. Вот он и отдал приказ арестовать вас. Я тогда в отделе кадров был, мне характеристика нужна была, хочу на курсы штурманов пойти учиться. Сам же ты меня учил все это время. Вовремя услышал твою фамилию и сразу к тебе. Тебя нет дома, я и понял где ты. Слава Богу, встретил тебя. Паспорт у тебя с собой? Паспорт оказался у меня, я его всегда с собой ношу, мало ли что. У него было немного денег, у меня было не много, вот я до Самары и дотянул. Денег больше нет и ехать мне не куда. Подамся в Питер, а там, на финскую границу. Может, удастся перейти ее. Но это еще не все. Когда он назвал фамилию уполномоченного, я понял, что это наш барон, которого ты выпорол за Георгия. Скорее всего, он ищет весь наш курс из-за того, что мы были должны арестовать Троцкого и Ленина. Нам этого не простят ни кода, да, и воевали мы все у белых. Так, что Федор, он скоро и до тебя доберется и тебе надо уходить отсюда. Тут есть и хорошее, что я тебя встретил. Ладно, если ты один, так у тебя Серафима. Её, так же не пощадят, подумай об этом. Ты под какой фамилией живешь?
- Под своей. И паспорт у меня есть настоящий советский. Курсы штурманов окончил, Прохор Петрович помог, вот и хожу на буксире по Волге. Могли и встретиться с тобой раньше. Меня пассажирские суда всегда обгоняли.
- Все Федор, отходили мы по Волге. Пора в дорогу.
Сергей заночевал у Федора. Утром ему дали деньги и он отправился в Питер. На финской границе Сергея схватили. У него был паспорт. Через некоторое время его доставили в Москву, и им занялся барон. Сергея долго пытали, но он питерский гардемарин ни проронил, ни слова. Про встречу с Федором, он даже не заикнулся. По приговору суда он был расстрелян. В расстреле Сергея принимал участие и барон. Так он мстил гардемаринам за свое унижение.
Так ушел из жизни еще один человек долга, человек чести. Георгиевский кавалер. Он знал главную привилегию российского дворянина. Пойти и первым умереть за свою родину. Слава российскому дворянству.
Федор постучал в комнату к Прохору Петровичу.
- Я к вам. Разговор есть
- Прости Федор, но я все слышал, хоть и не громко вы разговаривали. Слышимость прекрасная. Это я сам две комнаты сделал из одной, перегородка тонкая. Меня же уплотнили сильно, после революции. Вот две комнаты и сделал. Все ясно, тебе с Серафимой уезжать надо. Иначе будет беда. Тебя я не выдам. Только не представляю себе, как выкрасть твое личное дело из отдела кадров. Сейчас в контору пойдем. Для них Рождество не праздник. На работе уже все. Заявление об увольнении напишешь, и я его тут же подпишу. Расчет в бухгалтерии возьмешь, тебе деньги не помешают и я тебе, кой чего подкину. Не возражай, сколько мне надо, я старик и запросы у меня с женой малые. Серафима пусть собирает вещи. В Сибирь поедешь. На железной дороге у меня там брат двоюродный работает. Он в депо, инженер по ремонту путей, и моложе меня. Поможет устроиться землемеру. Я ему сейчас записку напишу.
XXXII
Желающих, ехать в Сибирь зимой, было мало, и удалось взять спальный вагон. Там и состоялся разговор Серафимы с Федором.
- Почему ты мне не рассказал обо всем. С такой биографией ты не имеешь право иметь детей. Замуж бы я за тебя пошла, так как нас венчала Софья, а вот детей я бы тебе не рожала.
- Серафима, любимая, так у нас и нет с тобой детей. Хотя, я так мечтаю о сыне.
- Есть Федя у нас ребенок. Я его под сердцем уже ношу. Хотела тебе сообщить на Рождество, но сам знаешь, что вышло.
Федор схватил Серафиму на руки. Он хотел кружиться с ней от радости, но купе было слишком малым для этого.
- Я в буфет за шампанским, мигом обернусь.
- Не к чему это Федор. Сам ты не пьешь, а мне нельзя. Я и на Рождество не выпила и глотка вина. Давай отдыхать, дорога у нас длинная. И запомни. Родится девочка, ты имя даешь, если сын, то я имя дам. Я мечтала о Евгении, а ты назовешь Георгий, тут к гадалке ходить не надо.
- Родиться мальчик, я это точно знаю.
- С чего ты взял, ты что, ясновидящий? Не замечала за тобой такого.
- А тут все просто Серафима. Твой отец все время хотел наследника, а получил семь дочерей от двух жен. На нем природа отдыхала. Теперь ты будешь рожать, только сыновей. Вот это я точно знаю.
- Раз так Федя, то рожу тебе и второго сына, пусть и Георгий будет. Ты все равно с меня не слезешь, ни в прямом и ни в переносном смысле.
Оба дружно засмеялись. Эту ночь они провели вдвоем на узком поездном ложе. Они любили друг друга и были счастливы. В Сибири Федора брат Прохора Петровича принял хорошо. Достал ему комнату при депо и сделал его путевым обходчиком. Землемеры и штурмана в депо не требовались. Как и положено, от момента зачатия, черед девять месяцев родился Евгений. Он получил фамилию Серафимы. Они не были расписаны официально, и фамилия начальника милиции и его орден Красного знамени ограждал Евгения от многих проблем. Федор страдал из-за этого. Но понимал, Серафима права. Придет время и его сын получит свою настоящую фамилию. Федор в это верил и его это успокоило.
Ничего интересного не происходило. Дни были однообразны. Зимы сменялись весной, летом и осенью. Только любовь этих двух людей становилась крепче, она не знала однообразия. Федор окончил курсы учетчиков и бухгалтеров, в этом ему здорово помог брат Прохора Петровича. Теперь ему не приходилось надолго оставлять Серафиму, как требовала профессия путевого обходчика. Однажды Федор пришел домой раньше времени. Он был весел, как никогда. Серафима учила Евгения писать и читать.
- Что-то вы мой муженек сильно веселые пришли домой. Не выпил ли с устатку?
- Серафима, ты же знаешь, с пролетариями я не пью. А веселый я, так как у вас завтра свадьба и не со мной, а со стариком Степаном Ивановичем. Он завтра на пенсию выходит. Я ему перстенек подарил, вот он и согласился тебе дать свою фамилию. Хватит тебе быть вдовой Шумовой. Будете мадам Заречная. Смутное время наступает. Арестов много. Через пару дней едем на строительство Беломоро-Балтийского канала. Я туда письмо послал, и меня берут на работу бухгалтером-учетчиком. Хватит прятаться. Нас там не тронут. Дальше могут, только на Луну отправить. Через пару дней и поедем, когда расчет получу.
- Вот всегда ты так Федор, как мне рожать, ты сразу в путь и меня не спросил. Будет тебе Георгий. И на этом все. Залазить на меня можно, супружеский долг я буду выполнять, а вот с детьми хватит. Не при царском режиме живем, я бы тебе семерых родила бы. Все, баста.
Федор взял Серафиму на руки и закружил ее по комнате.
- Баронесса Заречная, вы выучились говорить как настоящий пролетарий. Я в Вас не ошибся, и любить я вас мадам буду еще крепче. Ты самая моя родная. Я Благодарен Георгию, за то, что он затащил меня на ваш выпускной бал. Если бы не он, у меня не было бы моей любимой Серафимы.
Федор и Серафима видели ужас социалистической стройки. Вольнонаемных рабочих было мало. В основном заключенные. Они рыли канал деревянными лопатами и на деревянных тачках вывозили землю. Ни какой другой техники, как показывали в хронике, на строительстве канала Федор не видел. Заключенных почти ни кто не охранял. Попросту, бежать было не куда. Вокруг болото и леса. Были неудавшиеся попытки побегов. Беглецов били, сильно били. Потом они целый месяц повторяли.
- Мы бежали, мы бежали, нас поймали, нас поймали. Молчать они могли, только, когда спали.
Вот на этом канале и родился Георгий. Параллельно каналу, строилось и людское кладбище. Люди умирали тысячами, на их место доставляли других заключенных. Умирали эти, появлялись другие. Человеческая река была полноводной и не знала мели. Не знал Федор, что на другом конце канала, среди заключенных, трудится и его родной брат Борис. Он выжил. Он прошел весь ужас ГУЛАГа. В начале тридцать седьмого года, его выпустили из лагеря. Ему удалось получить разрешение на работу в Ленинграде. Требовались специалисты по кораблестроению. Он, хоть и не был таковым, но хорошо знал корабли. Он окончил морской корпус с отличием и по первому разряду. Барону в Москве доложили, что с интересующей его фамилией человек в Ленинграде есть. Барон уже работал в НКВД. Думал он найти Федора, а нашел его брата. Глеба пытали, но так как он ни чего не знал о Федоре, а знал бы, то все равно ни промолвил бы о нем ни слова, его приговорили к расстрелу. Глеб был расстрелян в 1937 году.
Так ушел из жизни еще один человек долга, человек чести. Георгиевский кавалер. Он знал главную привилегию российского дворянина. Пойти и первым умереть за свою родину. Слава российскому дворянству.
В 1953 году Верховный суд России отменил приговор, Глеб был посмертно реабилитирован. Ни чего этого не знал Федор. Он всю свою жизнь искал братьев. Но так и не встретились больше. В двадцать первом веке были открыты архива НКВД-КГБ, и тогда внук Федора Александр узнал об этом.
А пока Федор строил Беломоро-Балтийский канал. Наконец канал был построен. Был огромный многотысячный митинг. Наверх были отправлены телеграммы. Многие начальники получили ордена и регалии. Но когда пустили в канал первый пароход, он застрял в нем. Канал вырыли слишком узким. Заключенные, как бурлаки на Волге протащили судно вдоль канала, потом еще долгие годы его достраивали заключенные. Они продолжали умирать, а на смену им, опять же, доставляли новых заключенных. На этом канале побывали и Дарья с Софьей. Но Федора уже там не было. Он с семьей, опять отправился в Самару. Федор хотел вернуться на свой буксир. Он был моряком и хотел ходить, если не по морям и океанам, то и на Волгу он был согласен. Ни Прохора Петровича, ни Силантия он в живых не застал. Они были арестованы как пособники буржуазии и немецкие шпионы. Люди они были пожилые, как каторжные рабочие они власть не интересовали и были расстреляны. Террор в России дал новый виток и пошел по ее просторам. В живых осталась жена Прохора Петровича. Она влачила жалкое существование. Пенсии ее лишили, как жену врага народа. Перебивалась незначительными заработками. Федор с детьми и Серафимой поселились у нее дома. Так пожилая женщина обрела защиту. Федору в жизни сильно помог ее муж, и он не мог не помочь его жене.  Евгений учился в школе, Серафима занималась Георгием и Евгением, а Федор, опять, стал ходить по Волге. Его буксир износился полностью, и его списали в утиль. Федору достался другой корабль, но не менее старый, чем был «Самсон», да и команда у него была новая. 
Не рассказал я еще об одной истории жизни Федора. Он успел побывать в Испании. Как вы сами понимаете, он не воевал на стороне республиканской армии, а был в войсках у генерала Франко. Он воевал без винтовки. Федор рассказывал людям, что, из себя представляет, власть коммунистов, что все их лозунги, это сплошное вранье. Ни землю, ни заводы простые люди не получат, а тем более власть. Он рассказал, как погибли миллионы российских людей и сколько еще погибнет людей, которые так и ни когда не увидят светлое будущее коммунизма. Как он туда попал и как вернулся назад, найти эти документы было не возможно. Но он там был точно. Одна высоко стоящая особа упоминала о Федоре в своих мемуарах. Как только генерал Франко подписал договор с фашистской Германией, Федор вернулся на родину.
XXXIII
Вот пришел и сорок первый год. Война застала Федора, когда он был возле Астрахани. Когда он прибыл в Куйбышев, так теперь называлась Самара, то сразу же пошел в военкомат. На фронт его не взяли, он был нужен в тылу, надо же было кому-то и баржи по Волге с грузами таскать. Без этого и войну не выиграть. Теперь он возил военные грузы.
Наступили голодные времена. Евгений хорошо видел, что отец выбивается из сил, что бы накормить семью, и он решил пойти на завод рабочим, а вечером учиться в школе. Он, как и отец, мечтал стать моряком. Поступил на Куйбышевский самолетостроительный завод. Конечно, выпускали и металлические самолеты, но Евгений обклеивал парусиной деревянные крылья «кукурузника», или как его называли «ПО-2». В воскресные дни он работал и днем. Вот в такое воскресенье им принесли ведро козьего творога, что бы из него сделать казеиновый клей. Мальчишки все время были голодными. Сначала, старший напарник Евгения попробовал кусочек творога, потом и Евгений откусил кусок, через час ведро было почти пустым. Может, в творог уже успели добавить какой-то химикалий, может, и нет, но Евгению стало плохо, и его увезла в больницу скорая помощь. А вот его товарищу не повезло. Он был старше и крепче Евгения, с ним ни чего не произошло, но пришли сотрудники НКВД и забрали его в тюрьму. Пропало ведро творога, а это большое ЧП и неприятности. Серафима, как узнала о происшествии, сразу побежала в больницу. Надо было спасать Евгения, но не от болезни, с нею он справился сам, а от тюрьмы. В Советской России сажали людей с четырнадцати лет, а Евгению как раз и было столько. Хорошо, что и Федор был дома, он только пришел из рейса и его баржи стояли под разгрузкой. В порту Федор узнал, что идет набор в Соловецкую школу юнг, туда и решили отправить Евгения. Со своей нынешней фамилией Евгений не смог бы покинуть Куйбышев, на вокзале была тотальная проверка документов, а он уже мог находиться в розыске, так как Серафима, попросту, выкрала сына из больницы. Вот тут и помог великий русский поэт Александр Блок, вернее не он, а его золотой перстень с бриллиантом, который он подарил отцу Федора за свое исцеление. За этот перстень Евгений получил свидетельство о рождении и документы, но теперь он принял свою подлинную фамилию.  Вот так несчастье помогло отцу истинно обрести своего сына. Евгений отправился на Соловки. Вот интересная судьба. Отец был самого знаменитого выпуска гардемарин, а его сын был выпускником самой знаменитой школы юнг. Все это знамение поможет встретиться Федору, Серафиме, Софье, Дарье и, впоследствии  Георгию. Они вновь будут вместе, но это будет еще очень не скоро. Перед самыми морозами, когда Федор шел по Волге, на него налетели «Юнкерсы». Две баржи с грузом были утоплены. Федор приказал рубить буксировочный трос и попытался уйти от преследовавших его самолетов. Умело поставил дымовую завесу, но силы, все равно были не равны. Буксир был расстрелян из крупнокалиберных пулеметов. Матроса убило, а вот Федор и механик чудом остались живы. Федор был ранен, но пожилого механика он вытащил из воды. К ранению прибавилась и пневмония. Федора положили в госпиталь. В это трудное время, когда немцы стояли у Москвы, было решено правительством сделать, из города Куйбышев, вторую столицу СССР. Сюда в срочном порядке стали переводиться все московские учреждения. Город наводнили агентами НКВД, и когда у Федора возникла возможность эвакуироваться из города, он тут же ей воспользовался. Миллионы людей двигались в сторону Сибири. Федор с Серафимой и сыном Георгием отправились в Сибирь, на свое старое место в депо. Брат Прохора Петровича принял их как родных. С жильем было тяжело, и он взял их к себе на постой. Там их застало девятое мая 1945 года. Ничего сверх естественного в жизни Федора и Серафимы не происходило. Они любили друг друга и были счастливы.
Евгений окончил школу юнг и отправился служить матросом на Северный флот. Потом его перевели на Черное море в Одессу. Оканчивался его семилетний срок службы в военно-морском флоте. Именно столько лет тогда служили во флоте. К ним приехала медицинская комиссия, она, в основном, осматривала молодых матросов на их профпригодность. В самом конце комиссия решила осмотреть и матросов последнего года службы.
Евгений зашел в кабинет окулиста и не поверил своим глазам. Вот интересно, не поверить своим глазам в кабинете окулиста. На него смотрела врач, очень похожая на его мать. Тот же нос, тот же разрез глаз, та же улыбка, только эта женщина была старше его матери. Когда он назвал свою фамилию, доктор, так же сильно напряглась.
- Ваше отчество не Федорович, случайно, спросила доктор.
- Да, мой отец Федор Николаевич.
У женщины потекли слезы из глаз.
- А маму вашу зовет Симона Осиповна? Правильно?
- Нет, маму зовут Серафимой.
- Ну, да, правильно, Серафимой. Это она сама так себя переименовала.
- Да, а как вы это узнали?
- Я родная сестра твоей матери, значит, и твоя родная тетка. Анжелика Осиповна. Ты можешь просто звать меня тетя Лика.
- Мне мама ни когда не рассказывала, что у нее была сестра.
- Это понятно Евгений, я чуть позже тебе все расскажу. Встретимся через два часа, после осмотра.
Евгений покинул кабинет врача с разными мыслями. Он, даже не знал, стоит ли ему идти на встречу с сестрой матери, так как не знал, принесет ли это пользу его матери. Но решил, все же пойти на встречу.
Лика была сестрой Серафимы по отцу. Она была от первого брака ее отца. Вся семья покинула Россию в семнадцатом году. Хотели взять с собой и Серафиму, но та отказалась ехать без матери. Семья перебралась в Париж, а затем отправилась за океан в Америку, они были богатые люди и Америка, подходила им полностью. А Лика осталась в Париже и поступила в университет. Выучилась на врача и защитила научную степень. Там же, в Париже она познакомилась с парнем, который был коммунистом. Роман длился не долго, и вскоре они поженились. Баронесса Анжелика приняла веру мужа, читала Маркса и Ленина, ходила на демонстрации и участвовала в митингах. В 1934 году она с мужем решила уехать к себе на родину и жить в СССР. Как только они прибыли в Ленинград, ее мужа тут же арестовали, скорее всего, и сразу расстреляли. Анжелику арестовали спустя месяц. Пыток не было и ее ни о чем не спрашивали. Просто, зачитали приговор, десять лет без права переписки и отправили в лагерь. Вот тут она и повстречала Софью с Дарьей. С Софьей она была немного знакома. Софья ее и выручила. В сорок первом году заключенных, по их желанию воевать, отправляли в штрафные батальоны. Лику не хотели брать, но Софье удалось уговорить начальника лагеря и ее отправили на фронт. Вот там она и попала в госпиталь. Специалист она была первоклассный. Много оперировала и ее хотели перевести в тыловой госпиталь, но не успели. Был налет на позицию, и она получила тяжелейшее ранение. С такими ранениями не выживали, а вот она выжила. После войны ее забрал к себе знаменитый офтальмолог Валентин Петрович Филатов. Так Лика оказалась в Одессе. Во время сталинских гонений на врачей. Анжелику чуть не посадили в тюрьму, но Филатов не дал ее тронуть. Такими специалистами он дорожил. К этому времени Анжелика Осиповна была старшим ординатором клиники Филатова, доктором наук и профессором. Вместо тюрьмы она получила большую квартиру в центре города и уважение пациентов. В последнее время здоровье ее стало подводить, сказывалось ранение. Евгения она встретила сразу после смерти Сталина.
Как только, после разговора с Евгением, Анжелика узнала адрес Серафимы, она тут же написала ей письмо
- Милая моя сестричка, здравствуй. Не держи на меня обиду, что ты не уехала с нами за границу. Моей вины в том нет. Я давно уже живу в СССР. О твоей судьбе ни чего не знала. Встретила твоего сына и немного теперь знаю о тебе. Ты счастлива, а это самое главное. В тридцать четвертом году я с мужем приехала в Петербург. Мужа арестовали сразу, и расстреляли, а меня через месяц арестовали и дали десять лет лагерей. В лагере я встретила Софью и Дарью. С ними я просидела до сентября сорок первого года. Софья была в большом авторитете и не только среди заключенных, но и у лагерного начальства. Вот она и помогла мне отправиться на фронт. Я в Париже окончила медицинский университет. Во время войны работала в прифронтовом госпитале, получила тяжелое ранение. Думаю, дни мои сочтены, а мне так хочется тебя увидеть. Приезжай с Федором в Одессу, у меня большая квартира, места хватит всем, чего вам с Федором по России скитаться. Сегодня уже вас ни кто не тронет. Крепко обнимаю тебя и целую. Твоя сестра Лика.
Трудно понять жизнь, а тем более происходящее в ней. У каждого своя судьба и не каждый человек сам ей распоряжается. Кто может сказать, за что такие муки приняли две красивые женщины, как Софья и Дарья. Что они сделали плохого, в той самой жизни. Практически пешком, две эти женщины дошли до Магадана. Их избивали и насиловали, морили голодом и холодом, но они все равно выжили в таких не человеческих условиях и остались настоящими людьми.
XXXIV
В конце тридцатых годов к начальнику колонии, где сидели, Софья с Дарьей приехал его родной дядя, пожилой человек, которого по инвалидности отправили на пенсию. В молодости он служил матросом на линейном корабле. После революции он ушел на фронт и стал командиром бронепоезда. В конце гражданской войны взял к себе на бронепоезд и своего племянника, которого считал своим сыном, так как сам и вырастил его. Брат погиб еще в русско-японскую войну, вот дядя и взял шефство над племянником. Жена брата оставила своего сына и уехала, больше о ней он ничего не знал. После гражданской войны, он заставил племянника поступить в военное училище, хотел, что бы он стал артиллеристом, но племянник поступил в школу НКВД. После окончания школы он много лет работал в Москве, а вот на повышение, его почему-то отправили начальником лагеря в Магадан. Семен Осадчий, так звали пожилого матроса, был парторгом завода, но знаний ему явно не хватало, а учиться ему было уже поздно, вот его и отправили на пенсию. А так как у него была тяжелая контузия, он получил еще и инвалидность. Жить одному в городе он не захотел, вот и отправился к своему племяннику подполковнику Василию Ивановичу Осадчему. Совершенно случайно, между племянником и дядей произошел разговор о жизни в лагере, до этого, они ни когда не говорили о заключенных. Вечером начальник лагеря пришел домой, он был холост, и дядя занимался домашней работой.
- Мой руки племяш и садись за стол. Я такой суп с грибами сварил, пальчики оближешь.
- Мне бы лучше водки выпить, а то нервы ни к черту стали. Работал себе в Москве и ни кого не трогал, а нате вам, взяли и отправили в Магадан на повышение. А какое это повышение, если тебя на каторгу сослали. Не могу понять разницу, чем я теперь лучше заключенного. Вся разница, что они с той стороны колючей проволоки, а я с этой. Сверху депеши шлют, увеличить производительность труда, а как тут увеличишь, заключенные ели ноги волочат, а пайку им еще больше урезали. Сегодня мне одна графиня заявляет. Гражданин начальник, мы не только не можем увеличить выпуск продукции, боюсь, мы, и старый план не выполним с такой едой. Одна жидкая баланда, на такой долго не протянут люди. Разговорилась стерва. Я ей и говорю. Румянцева, по вам давно БУР плачет. Не будет плана в вашей бригаде, посидишь у меня в карцере и слетишь с бригадирства и свободы тебе не видать. Ты же больше тринадцать лет сидишь, больше половины срока отмотала и знаешь, что нормы выработки и питания не я устанавливаю. Потом она мне таких гадостей наговорила, что я ее в карцер и отправил. На кой черт держать такую в лагере, ее надо было в расход пустить сразу, когда посадили. Вот же живучая гадина, ни что ее не берет. И мало того, ее еще со служанкой по всем лагерям переводят. Кто-то в ее личном деле так и написал. Переводить со служанкой, пусть графиня ни в чем себе не отказывает. Шутники. Моя бы воля, так я бы ее лично расстрелял. Уменьшу ей пайку, пусть сдохнет от голода. Единственное, что меня удерживает, это то, что она в большом авторитете у политических. Её и уголовники не трогают.
Семен задумался. Подал на стол суп и бутылку водки с двумя гранеными стаканами.
- Ты покушай сначала, а потом мы с тобой и выпьем.
Василий съел суп, и Семен налил в два стакана водку. Они выпили.
- Слушай Василий, а как звать-то графиню эту, случаем не Софья.
- Может и Софья, я на имена не обращаю внимания. Может мне ее по имени отчеству звать? Зк Румянцева, вот ее имя. А ты, что знаешь ее?
- Не знаю. Надо глянуть. Ты же знаешь, я на линкоре служил кочегаром. В империалистическую войну нас немецкий крейсер утопил, я ели успел выскочить на палубу из  кочегарки и сразу в Балтику сиганул. Вода еще не была холодной, но нахлебался я здорово соленой водицы. Меня полуживого торпедный катер подобрал. А командовал этим кораблем лейтенант Алексей Волков. Сам был ранен, а приказал всех матросов спасти. Вот он и спас всех, ценою своей жизни. Еще и тот крейсер умудрился подбить. Если бы не он, не было бы у тебя дяди, и не был бы ты сегодня подполковником. Так вот, жену Волкова звали Софьей Румянцевой. Я ее сам лично в церковь на себе нес, когда ее мужа отпевали. Мы водрузили ее на стул и пронесли по всему Петрограду. Я и в ноги ей поклонился. После революции, я отправился на фронт, как ты знаешь, а вот мои дружки матросы оберегали и кормили Софью. Неужели это она и не уберегли ее?
- Мало ли на свете Румянцевых с таким именем? Россия большая. Но если хочешь дядя, то приходи ко мне завтра на работу и глянешь на нее. Давай еще выпьем и спать ложиться будем. Поздно уже.
Утром Семен приготовил обед и отправился к племяннику. Его сразу пропустили и провели в кабинет
- Сейчас дядя я ее из карцера вызову.
Зашел конвойный.
- Румянцеву ко мне и быстро, распорядился начальник лагеря.
Через минут двадцать в кабинет начальника лагеря привели высокую женщину в телогрейке, на голове у нее был повязан платок, что лица не было видно полностью.
- Зк Румянцева, статья …
Ей не дал договорить начальник лагеря, перебив ее.
- Ладно, ладно, статью я твою хорошо знаю. Тут один человек поглядеть на тебя хочет. Сними платок.
Семен сидел в углу кабинет, когда Софья сняла платок, хоть она и сильно изменилась, но не узнать ее было невозможно, он упал перед ней на колени. Такого поступка, от своего дяди начальник лагеря не ожидал. Да, и сам Семен не ожидал такого от себя. Ноги его сами встали на колени.
- Простите нас Софья, не уберегли мы вас, запричитал Семен.
Софья посмотрела на мужчину. Она его так же узнала.
- А это вы Семен, постарели сильно. Вот видите, что ваша власть со мной сделала, а вы все говорили, что я святая. Вот со своей святостью по лагерям и кочую. Пешком из Петербурга сюда пришла, тут и останусь, недолго осталось мне по белому свету кочевать. Кожа да кости, светиться стала от своей святости.
Начальник лагеря был поражен поведением своего дяди. Он знал его, как непримиримого борца за идеалы партии, а тут такой конфуз получился. Он помог подняться с колен ему и усадил на стул. Потом распорядился, что бы принесли чай с сахаром и бутерброды. Софье предложил присесть на стул.  Такого заключенным делать не полагалось, и Софья осталась стоять. Принесли бутерброды и чай. А Софья продолжила свой разговор.
- Ты Семен на колени не становись, не к чему это. Таких как я пол лагеря. Колен не хватит, что бы перед каждой встать. А вы начальник простите его. Не знаю, кем он вам приходится, но к старости люди становятся сентиментальны, вот и творят глупости. И меня простите, чай я с вами пить не буду, а тем более и кушать. Мне с людьми в бараке жить и в глаза им глядеть надо. А вот сахар, если позволите, то возьму. Дарья моя немного приболела, подкормлю ее немного, давно она сладкого не ела.
Софья положила сахар к себе в карман и ее отвели не в карцер, а в барак. Трудно сказать, какой разговор был у дяди с племянником, но Софью и Дарью перевели на легкие работы. Они мыли полы в административном здании лагеря и периодически работали на кухне. Но Софье такая жизнь не подходила. На нее стали косо смотреть ее подруги по несчастью, хотя каждая из них мечтала о такой работе. Когда она убирала в коридоре, то у нее состоялся еще один разговор с начальником лагеря.
- Очень прошу вас перестать делать для меня послабления в жизни. Вы не можете понять, мне жить с людьми и я не желаю, что бы обо мне плохо думали. Хоть вы и отменили сословия, но я, по-прежнему считаю, себя дворянкой и графиней и мне не нравится, когда хотят унизить мою честь.
Начальник лагеря ни чего ей не ответил, но на следующий день Софья стала распределять заключенных по рабочим местам. Теперь поблажек ни у кого не было. Все стали работать по круговой системе. От легкой работы, переходили к тяжелой и так по кругу. Даже Дарье поблажек не было, хотя Софья и старалась сделать ей облегчение. Это не понравилось уголовницам, и те хотели проучить Софью. В лагере трудно, что-либо скрыть и почти весь лагерь встал на защиту Софьи. Теперь авторитет Софьи не знал границ. Не знаю, есть ли в законе женщины, но Софья стала большим авторитетом в лагере. Теперь она могла решать судьбы заключенных, кого миловать, кого наказывать. Человек живет по тем законам, в какой среде он обитает. И тюремные наколки появились на теле Софьи. Она об этом ни когда и ни кому не рассказывала, но о ней долгие годы ходили легенды. Рассказывали, что она однажды побывала на сходке авторитетов, на мужской половине лагеря. В лагере могли наказать и за провинность совершенную на воле, если по зековскому телеграфу приходили такие известия. Начальник лагеря, только от этого выиграл. Не было не нужных разборок, даже план стали выполнять ежемесячно и ему удалось увеличить норму питания для заключенных. Вот тогда Лика и попала в этот лагерь, ее перевели туда с Кольского полуострова. В начале пятидесятых годов Софью и Дарью попытались перевести в другой лагерь, они были в пересыльной тюрьме, но начальнику лагеря удалось вернуть их обратно. В тюрьме Софье удалось спасти молодого доктора от расправы блатных, они надумали специально ему провинность, но у них ни чего не вышло. Авторитет Софьи был и там неограничен. В пятьдесят третьем году Софью и Дарью перевели на вольное поселение в Надым. Дальше они и не знали, что им делать. Квартиры у них не было в Ленинграде и их ни кто, нигде не ждал. Все осталось в прошлой жизни.
XXXV
В последнее время Федор находился в приподнятом настроении. Как только по радио объявили о смерти Сталина, он побежал к себе домой.
- Серафима, накрывай на стол, у нас праздник.
- Что случилось. Неужели пал большевистский режим, и Романовы снова взошли на престол?
Съязвила Серафима.
- Нет, любимая. Романовы на престол не взошли. Николай отрекся от престола и Романовым там больше делать нечего. Издох «Усатый». Теперь бояться больше нечего. Начнется новая жизнь.
- Федор, не будь наивным. Поставят другого. Ты что думаешь, в их окружении есть приличные люди. Там таких не держат. У всех руки по локоть в крови, а то и по самую шею.
- Нет, такого уже не будет. Не может больше земля родить такого деспота. Давай по рюмочке выпьем, что бы гореть ему в огне на том свете.
И они дружно чокнулись.
Вскоре Серафима получила письмо от Лики, и она решила, что они с Федором отправятся жить в Одессу. Федор пришел раньше с работы.
- Поздравляю вас мадам. Вы опять вдова. Только получил известие об этом. Жаль старика, хорошим был человеком. Получите бумаги в ЗАГСе, там и кое-какое наследство осталось. Кольцо наше фамильное и небольшой домик в придачу. Теперь мадам и нам можно расписаться, если, конечно вы не против моего предложения, пора тебе переходить на мою фамилию, хватит, отгуляла.
- Куда мне от тебя деться Федор. Забрал ты мою девичью честь в семнадцатом году, теперь уж поздно тебя покинуть. И для тебя новость хорошая есть. Все годы, я за тобой ездила и как на грех, как ребенка мне сделаешь, так и переезд у нас. Теперь я тебя увезу в другой город.
- Ты что Серафима беременна? В твоем-то возрасте такого быть не может.
- Крепко же в тебя въелся пролетарий господин гардемарин. Такое впечатление, что вы окончили школу рабочей молодежи и такт для вас, это пустые слова. Кто может напомнить женщине ее возраст, только гегемон или народный суд и вы туда же, ваше сиятельство, а еще дворянин.
- Прости меня Серафима, за мое хамство, не знаю, как и слетело это с моего языка. Что поделать, я действительно стал пролетарием. Весь день один мат слышу. Еще раз прости любимая.
Федор нежно поцеловал Серафиму.
- Пустяки Федя. Получила письмо от сестры, она нас приглашает в Одессу жить. Если не захочешь, то и ни куда не поедем, но там служит Евгений и нам лучше будет. Там море теплое, пора на юг, сколько мы можем жить на севере. Мне, действительно уже за пятьдесят. Лика пишет, что у нее там большая квартира. Поехали Федя.
- Поехали любимая, я за тобой на край света поеду. К морю, так к морю. Но я и ничего понять не могу. Лика же в семнадцатом году уехала из России.
- Вернулась она в СССР, на почитай что пишет. Софья и Дарья были живы в сорок первом году. Радость какая. Приедем в Одессу, попытаюсь их разыскать.
Так Федор и Серафима оказались в Одессе. Лика прожила менее полугода еще. Её раненная печень отказалась работать и она умерла. Серафима написала множество писем, разыскивая Софью с Дарьей. Нашла и на каком поселении жили они. Написала и туда. Вскоре все были вместе. Софья здорово изменилась. Лицо ее было все в морщинах, она сгорбилась. А про ее речь и говорить трудно. Дарью и Софью, решением Верховного суда реабилитировали и назначили очень маленькую пенсию. Стало ли легче им от такого счастья, трудно сказать. А, вот, то, что все были вместе, это их радовало. Этой дружной, теперь уже, семье, не хватало, только Георгия.
XXXVI
Летом Федор и Серафима отправились  к Георгию на родину. Пришли на княжеский холм и поклонились могиле отца и матери Георгия. Могила была ухожена, значит, кто-то смотрел за ней. Это Федора обрадовало. Он начал расспрашивать людей о Георгии, но ни кто толком, ни чего ответить не мог. Все твердили, что их князь жив, некоторые говорили, что видели его. Вот и вся информация. Посоветовали обратиться к родственникам старика Автондила. Тот умер недавно, но Георгий, когда посещал родные места, останавливался именно у него. Автондилу было за сто лет. Он хорошо знал не только Георгия, но и его бабку и его родителей. Он всегда был доверенным лицом князей Корнели и работал у них управляющим. Действительно, Георгий оставил у него письмо для Федора, но за ним, долгие годы ни кто не приезжал. Старик давно хотел передать свои секреты родственникам, но стал сильно суеверным. Ему казалось, как только он все расскажет, то сразу и умрет. Вот поэтому он и откладывал постоянно на потом, о письме Георгия. Думал, как заболеет, так и расскажет. Чувствовал он себя хорошо и ни что не предвещало его смерти. Вечером он лег спать, а утром и не проснулся. И такое бывает. Федор и Серафима пришли в дом Автондила. Их приняли радушно, но о Георгии они ни чего нового не рассказали. Знать бы им, что письмо Георгия лежит совсем рядом, но они были людьми малограмотными и бумаги старика Автондила не смотрели. Федор, на всякий случай написал записку для Георгия и ее положили прямо на письмо Георгия. Такая судьба, что поделать. Свою книгу жизни открыть невозможно, а тем более прочитать. Федор с Серафимой вернулись в Одессу. Серафима разменяла квартиру Лики и теперь Софья с Дарьей жили отдельно, но рядом. Федор устроился работать в Одесский порт.
XXXVII
Весна на Черном море приходит быстро и неожиданно. Еще вчера дул холодный северный ветер, но стоит ему резко поменяться на южный бриз, как тут же зацветают фруктовые деревья, земля моментально покрывается зеленым ковром. В одно такое прекрасное утро, Георгий сидел на балконе и пил ароматный кофе, разлегшись удобно в своем шезлонге. Этот шезлонг он купил много лет назад на барахолке, да и трудно было это изделие назвать шезлонгом. Нужно было иметь хорошее абстрактное мышление. Сделан он был из неведомой древесины. Мастер постарался на славу. Великолепная резьба с фигурками и всевозможными цветами. Позолота сошла, лак облупился, дерево потемнело. Но человек, ценящий красоту, сразу должен заметить, что это произведение искусства. Георгий не торговался и сразу купил его. Принес домой и начал полировать дерево, через некоторое время оно засияло, вскрыл все лаком, вот с позолотой случилась заминка, взять негде было сусальное золото. Натянул парусину и попросил свою соседку сделать красивую вышивку на ткани. Через неделю у него в квартире был не шезлонг, а самый настоящий трон. Он так его и назвал, княжеское ложе. В редкие дни, когда Георгий находился дома, он все свое свободное время проводил на своем ложе. Оно располагало к мыслям. Вот так случилось и сегодня. Пригрело солнышко и Георгий начал вспоминать свою жизнь. Да, побег в Турцию не удался, ели, ели ноги унесли. Если бы не умение Федора управлять парусом, была бы беда. Потом штурманские курсы и тут пришлось переживать. Старый преподаватель раскусил меня сразу, что я ни какой не крестьянин, молодец не сдал меня в ЧК, хотя самого, потом, беднягу и расстреляли в тридцать шестом году. Хороший преподаватель, зачем было лишать его жизни.
Во время экзамена на курсах по математике Георгий намеренно сделал несколько простых ошибок. Преподаватель глянул на него.
- Что же это вы милейший такие ошибки делаете, как же вы будете курс-то прокладывать?
Георгий слегка покраснел.
- Ничего, догоню студентов, не переживайте. Я упорный, а то, что знаний не хватает, так, что делать, я в деревенской школе учился.
- Ну, хорошо. А вот решите мне это простенькое уравнение и будем считать, что экзамен вы успешно сдали.
Преподаватель написал уравнение, и Георгий с легкостью решил его.
- Что же это вы милейший мне лапшу на уши вешаете. Такое уравнение может решить, только выпускник высшего училища, а вы мне морочите голову, что в деревенской школе учились.
Георгий смутился и замолчал. Что тут скажешь, попался как простак. Пауза затянулась. Выручил преподаватель.
- Мне все ясно, только не надо было из меня делать дурака. Я много лет преподавал математику и астрономию в Севастопольском военно-морском училище и меня провести не возможно. Видимо у вас есть, что скрывать, не бойтесь, я не выдам.
Другие экзамены Георгий сдал и поступил на штурманские курсы. Два года пролетели быстро, сдал выпускные экзамены и вот распределение. Предложений было много. В стране не хватало штурманов. Старых расстреляли, а новых не выучили. В торговый флот Георгий отказался идти на отрез. Там нужно было делать загранпаспорт, а вот с этим у Георгия не все было в порядке. Могли докопаться и до истины. Георгий нашел себе подходящее распределение, согласился работать в рыболовецкой артели и стать капитаном траулера, так громкое название, небольшая шхуна, чуть больше баркаса. Председатель артели очень удивился, когда Георгий дал свое согласие на работу у него. Георгий был лучший выпускник этих курсов. Так Георгий повторно стал рыбаком. К рыбацкой жизни ему привыкать было не надо, с детство он ходил ловить рыбу и все умел и знал. Приехал в небольшой приморский городок и поселился на квартире у старушки. Началась первая путина. Все рыбаки рванули в море, Георгий свой сейнер оставил в порту. Не время, говорил он. Председатель артели нервничал и ругался, но Георгий спокойно разъяснил ему, что к чему.
- Не надо так бояться. Я море знаю. Все погнались на лов, а чего они поймают, худую рыбешку, по цене копейка за тонну, и соляр потратят почем зря. Сейчас дует южный ветер, рыба не собралась в большие косяки, задует отжимной ветер, и я выйду в море.
Когда ветер дует в сторону берега, вода теплая и мутная, рыбе есть, где кормиться, Георгий же ждал отжимного ветра. Он сдует с поверхности моря теплую воду и из глубин придет ледяная вода. Черное море очень глубокое. Когда вода резко похолодает, жирная рыба не сможет нормально двигаться, она собьется в огромный косяк и будет стоять на месте. Все так и произошло. Задул легкий отжимной ветер и Георгий вышел в море. Он направил свой сейнер к своим родным берегам. Рыбу искать, долго не пришлось. Она стояла в заливе, сбившись в огромное стадо. Настоящая кефаль. Нет, это был не остронос лиманский, это была настоящая лобань, каждая рыбина с килограмм веса. Она была настолько жирная, что не могла двигаться в холодной воде. За сутки Георгий загрузил все трюмы и палубу этой прекрасной рыбой и отправился восвояси. Как говорил Георгий, так и произошло. У всех был улов, но качество улова было разное. Тюлька и анчоус мало кого интересовал. Что-то шло на корм свиньям, что-то увозили по разным городам. Солили и закатывали в бочки. Когда председатель артели увидел улов Георгия, то понял, с этим артель не пропадет, а тут на счастье появились московские и ленинградские купцы. Они в момент скупили весь улов кефали и дали хорошую цену.
Георгий пришел к председателю артели.
- Негоже так свою продукцию продавать. Такой рыбы они ни когда не видели. А вот если бы мы ее еще и прокоптили, то цена возросла бы вдвое.
- Да, где же я тебе коптильный цех возьму, и мастер тут нужен.
- Смотри, сколько безработных у нас в городке, есть, кому работать. Цех копеечное дело построить, а мастера я тебе достану, не волнуйся. И, вообще, все у нас тут не по-хозяйски. Расширяться надо. Нет путины, ракушку драть будем.
- А что мы будем делать с мидиями? Кому они нужны и не довезем до города, все испортиться.
- Так консервный цех делать надо. Скумбрия и мидии, люди будут весь год с работой, а не только в сезон.
- Где же мы такие деньжищи возьмем, артель у нас.
- Надо ссуду взять. Не бойся, не прогорим
Дело, хоть и медленно, но пошло. Георгий был всегда с уловом, драгой драл ракушку, бил дельфинов в море. Дельфинов было жалко стрелять, но что делать, стране было нужно мясо. Через десять лет небольшая рыболовецкая артель превратилась в огромный колхоз с миллионным оборотом. Весь городок трудился в колхозе. Зарплата была постоянной и высокой, по меркам того времени. В город потянулись люди за работой, и он стал расстраиваться вширь. О Георгии стали слагать легенды. Его все любили и уважали. Ни один праздник не обходился без него. Южане очень гостеприимны. Любая девушка с радостью пошла бы за Георгия и у него было много предложений от отцов девушек, но он все отвергал. Ни одна из них не пахла любовью, как говорил ему об этом Федор. Конечно же, он не был бобылем. Было у него несколько женщин вдовых. Он периодически захаживал к ним, но ни каких предложений не делал, так он и жил. Иногда ездил к себе на Родину. Только несколько человек знали о его происхождении, если один из них умирал, то он передавал свои знания по наследству. Деревушка его зачахла. Новые власти не стремились возродить ее. Выращивали овощи и фрукты, но в основном жили за счет виноградников. Жили бедно, как и вся страна. На холме стоял безымянный крест, жители не хотели, что бы партийные власти знали, кто там захоронен. Георгий поправлял его, хотя и это делать было не надо, за ним присматривали люди. Развалины дома разобрали, всем был нужен строительный материал, в горах кирпич не растет. Георгий несколько дней жил у своих знакомых, оставлял записку Федору, где его можно найти и уезжал к себе. В один из таких приездов, он встретил прекрасную девушку. Вот тут сердце Георгия дрогнуло. Через несколько дней он пришел сватать ее. Отказа не было, отец девушки догадывался, кто был Георгий и с радостью принял его у себя в доме.
- Я рад, что такой человек хочет жениться на моей дочери, отказа от меня не будет. Давай спросим у Нино, что она думает на этот счет. Сегодня другие времена настали, да, и дочку я сильно люблю. Одна она у меня осталась. Два сына погибли. Нино, дочка, иди сюда. Вот Георгий сватать тебя пришел.
Девушка покраснела и от этого стала еще краше. Но тут произошел конфуз.
- Я рада, что приглянулась такому человеку, но сердце мое не свободно. Я в городе на медсестру учусь и там у меня есть жених. Прости отец, что я раньше тебе об этом не сказала.
Вот так Георгий опять остался без жены. Больше попыток жениться он не делал.
Колхоз его продолжал процветать. У них было уже пять рыболовецких траулера, стареньких, но в хорошем состоянии. Георгий не знал, что для него готовят праздник. На николаевском судостроительном заводе был заказан новенький траулер и когда его получили, в городе был организован праздник и как вы понимаете, капитаном был назначен Георгий. На этом траулере он исходил все Черное море. Свою акваторию он знал, как Отче наш. Где, какие глубины и где можно подойти к берегу. За долгие годы работы у него не только просалилась кожа, но и вся его душа была в морской соли. Наступили мрачные времена, середина тридцатых годов. Люди стали пропадать в неизвестность. Как-то миновало сие бремя Георгия. Никому в городе и в мысли не могло прийти написать на него донос. Затем и война пришла. Георгий пошел в военкомат, но ему отказали, надо было кому-то и бойцов кормить. У побережья ловить рыбу стало не спокойно. Несколько раз на него нападали немецкие самолеты, знания военного моряка ему и тут пригодились, он успешно выходил из-под обстрела. Потом сподобился ловить рыбу и далеко в море, куда не могли долететь немецкие самолеты. Улов не тот, но рыба была. В сорок третьем году настал и его черед. Георгия вместе с сейнером и командой призвали в армию. А команда-то у него была, одни безусые мальчишки, которым и восемнадцати лет не было. Добавили они себе нужный возраст и стали краснофлотцами матросами. Георгий получил свой чин, о котором мечтал всю свою жизнь. Он стал мичманом, но не офицером, как в царской армии, а старшим матросом по большевистской классификации. На сейнере он перевозил боеприпасы, обратно увозил раненых. Ставил минные заграждения в заливах, в общем, выполнял черновую работу. Даже замполита получил в придачу. Научить его морскому делу Георгию не удавалось, да, тот и сам этого не хотел. Целыми днями пытался проводить митинги на корабле и читал политграмоту. За это и поплатился жизнью. Георгий ни когда не ходил рядом с большими кораблями, зачем привлекать на себя внимание. Он прекрасно ночью ориентировался в море. Когда надо, шел у берега, когда было нужно, уходил мористее, но в пункт назначения всегда приходил вовремя и с живыми людьми. Они шли в небольшую бухту за Новороссийском, светало. До базы было не далеко, когда прозвучала сводка сов информбюро. Замполит приказал всем собраться на юте, что бы зачитать сводку. Георгий категорически возражал против этого.
- Вот доберемся до берега, тогда и читай людям свою сводку, а сейчас нельзя этого делать, могут немецкие самолеты нагрянуть. У нас полный корабль раненых.
Не послушал его замполит.
- Что же это вы товарищ не понимаете политического значения данного момента. Надо людям разъяснить политику партии.
- Перестаньте заниматься словоблудием. Повторяю, у нас раненые бойцы. Но если вы настаиваете, то вперед, командуйте и кораблем.
- Судно вы ведёте, а вот на берегу я подам рапорт.
Георгий дал стоп машинам и все отправились на митинг. Что тут рассказывать. Как и предполагал Георгий подлетел «Месер» и свинцом окатил палубу. Почти все кто там находились, были убиты, в том числе и политрук. Георгий умело поставил дымы и ушел от погони. Впервые его корабль понес боевые потери. В один из дней Георгий получил приказ в составе десантной группы высадить десант на берег, тогда еще не было придумано слово «Малая земля». Обыкновенная десантная операция, каких было тысяча за войну. Георгий загрузился бойцами и ушел в море. Он не пошел в основной группе. Место высадки он знал великолепно. Он подошел к берегу первым, еще и не светало, несколько правее от места высадки, но там было удобнее всего подойти к самому берегу. Нос его корабля уткнулся в гальку. Бойцы сухими вышли на берег и стали разгружать корабль. Тут и началось. Десант, не доходя до берега, прыгал в воду, вместо того, что бы тихо выгрузиться начали кричать ура. Началась пальба из минометов и пулеметов. Прибрежная полоса была мертвой зоной для стрельбы, но вот те, кто были в море, обстреливались по полной программе. Бойцы с корабля Георгия успешно стали подниматься на обрыв и без потерь поднялись на него. Георгий дал команду полный назад и отчалил от берега. Но все хорошо не бывает. Скорее всего, это была шальная мина, вряд ли немцы могли видеть корабль Георгия, но она по закону подлости разорвалась рядом с кораблем. Корабль дал течь. Георгий понял, что через некоторое время, его сейнер будет затоплен, он направил свой корабль к двурогой скале и вовремя это сделал. Корабль затонул между скалами, была видна, только одна мачта из воды. Со своими мальчишками он добрался вплавь до берега. Теперь и он стал десантником. У Георгия был пистолет «ТТ», а у его команды оружия не было. Они поднялись на обрыв, в долине шел тяжелый бой. Все было как на ладони. У немцев была господствующая высотка, так, не большой холм, но хорошо укреплен и без артиллерии, его взять было невозможно. С этой высоты все просматривалось, и велся пулеметно – минометный обстрел десанта. Несколько раз десантники шли в атаку, но их попытки были тщетны. Все подножье холма было усеяно трупами, в живых ни кого не оставляли. Кое-где десант окопался и ждал дальнейших указаний, но, видимо, все шло к тому, что всех людей должны были перебить из-за ненужных атак. А что не сделает пехота, то сделает немецкая авиация, когда прилетит на подмогу. Георгий огляделся. Рядом с высотой находился небольшой овраг. И он решил проверить, что там.
- Сидеть тихо тут и не высовываться, сказал Георгий своей команде. Навоюетесь еще.
Переполз к оврагу и по нему обогнул высотку. Дальше, метров через пятьдесят была ложбина. Он лег на землю и стал ждать. Когда десант поднялся в атаку, Георгий пробежал эти пятьдесят метров, его ни кто не заметил и вышел в тыл к немцам. Дальше была сплошная равнина. Таким же Макаром он вернулся назад.
- Так, как я и приказал, сидеть тихо, я в расположение десанта схожу, кормить вас надо. Ни шагу вперед, ни назад. Вы мое войско, а я ваш командир.
Георгий сначала пешком, а потом и по-пластунски пополз, к свежее вырытой траншее. В ней было множество бойцов и офицеров. Какой-то полковник с малиновыми нашивками грозился всех расстрелять, если все дружно не пойдут в атаку и размахивал пистолетом. Георгий направился к нему. Но в это время полковник с криком, за Родину, за Сталина, выскочил из окопа. Георгий схватил его за ногу и втащил обратно в траншею. Как только полковник оказался в траншее, на месте, где он только, что стоял, разорвалась мина и ударились пули от пулеметной очереди.
- Вы, что себе позволяете старшина, закричал полковник. Да я вас сейчас расстреляю при всем строе.
- Товарищ полковник, вы меня выслушайте, а уж потом расстреливайте. У меня есть план, как взять эту высоту. И могли бы спасибо сказать, что я вам только, что жизнь спас. Глупо так погибать.
Лицо полковника побагровело от слов Георгия, но он сдержался.
- Что у вас там старшина, выкладывайте.
- Во-первых, я не старшина, а мичман, а это не одно и то же. Во-вторых, нам надо немного уединиться.
Полковник пригласил Георгия в наскоро сделанный блиндаж.
- Выкладывай, мало времени у меня. До ночи надо взять высоту, на рассвете вторая волна десанта прибудет, если не возьмем, всем каюк придет.
- Это понятно. Тут справа есть небольшой овраг, потом равнина, метров пятьдесят, дальше ложбина идет и она огибает высоту. Я вам сейчас все это нарисую.
Георгий взял карандаш и набросал план.
- Сейчас туда соваться не надо, надо ждать темноту. Там, так же местность полностью простреливается и просто так ее не взять. Мне нужно человек двадцать, двадцать пять, не больше. Все добровольцы, ибо ни кто из нас живым не останется, все там ляжем. В пять утра, пока не расцвело, мы пойдем в атаку. Немцы подумают, что их обошли сзади, развернут пулеметы и прожекторы в нашу сторону. Кто там, в темноте разберет, сколько нас и кричать мы будем громко. У вас будет всего две, три минуты времени, пока нас перебьют и немцы разберутся в обстановке. Этого должно хватить. Вы хотели пойти в атаку, вот у вас будет такая возможность. На высотке, около десятка пулеметных гнезд, сколько минометов, понять нельзя. Значит, нужно человек пять на один пулемет, двух отбросим, могут погибнуть. Отберите семьдесят крепких и быстрых ребят, соберите все гранаты, которые имеются у бойцов и раздайте их атакующим ребятам. Пусть без винтовок побегут на высоту. За три минуты они окажутся в не простреливаемом пространстве. Дальше ползком, на пузе и к пулеметам. И очень вас прошу, без криков ура, тут шум не нужен. Распределите каждую семерку по секторам, дальше додумаете сами. Тут дело не хитрое. А высоту надо взять на рассвете, иначе всем смерть будет. Наверняка, немцы перебрасывают сюда авиацию. Раз они сегодня не прилетели, значит, прилетят завтра утром.
- Толково мичман говоришь. Я вижу по одежде, ты из ополчения, не кадровый, а рассуждаешь как знающий офицер. Воевал?
- Пришлось немного в гражданскую. Жаль, ранило меня сильно, не навоевался.
- Да, уж. С таким бойцом хлебнули беляки горя, не завидую я им.
- А вот тут вы ошибаетесь, господин полковник.
Георгий намеренно сказал господин.
- Воевал я на стороне белых, у атамана Семенова, тут вы правы, туго пришлось противнику.
Полковник на несколько минут лишился дара речи, потом выпучив глаза, заговорил снова.
- И не боишься ты мне такое говорить мичман? Я же политработник, могу и к стенке тебя поставить за такие слова.
- А чего мне бояться? От боялся я. Завтра все одно смерть принимать. Умру, как и подобает дворянину. Вы знаете, какая главная привилегия российского дворянина? Думаю, что не знаете. Моя главная привилегия, это первым умереть за свою Родину.
- Чего же ты такой идейный за советскую власть смерть принять хочешь?
- Вы, видимо меня не поняли. Я не за вашу власть собираюсь умереть, а за свою Родину, а это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
- Как звать-то тебя мичман?
- Князь Георгий Корнели.
- Ах, мы еще и князья. Да, хороший денек для знакомства. Ладно, завтра, после атаки поговорим. Останься жив, прошу тебя.
В это время зашел ординарец полковника в блиндаж.
- Леонид Ильич, тут командующий на проводе, вас требует.
- Подожди меня мичман, я скоро, сказал полковник и пошел к рации.
Так произошла встреча Георгия с будущим генеральным секретарём ЦК КПСС. Полковник вскоре вернулся. Было совещание и обсуждение плана, то, что его придумал Георгий, полковник ни кому не сказал. А Георгию все равно было. Завтра смерть, какая разница, кто и что придумал. Напоследок Георгий сказал полковнику.
- Там у меня шесть пацанов необстрелянных дожидаются, команда моя корабельная, вы уж приглядите за ними, прошу вас. Они еще сосунки глупые, жалко, если их убьют. Им еще и восемнадцати нет. Вот и вся моя просьба к вам.
- Договорились. Как высоту возьмем, пусть они ко мне придут, скажешь к полковнику Брежневу. Уважу, что смогу, сделаю. Давай, в пять утра жду твою зеленую ракету.
Георгий ушел. Взял двадцать пять добровольцев, моложе тридцати лет ни кого не принял в свою команду. Знал, что все на смерть идут, да, и не делал из этого секрета. Взяли с собой сухой паек и боевые сто гамм на человека и отправились к оврагу, где ждала Георгия его команда. Атаки прекратились и немцы успокоились. Так, ради забавы, иногда постреливали в сторону десанта. Без десяти четыре Георгий раздал всему своему отряду боевые сто грамм, сам же к водке не прикоснулся. Не приучен был пить в атаке.
- Так мальчишки. Начнется бой, не вылазить из укрытия. Ваша война еще впереди, навоюетесь. Если я не приду за вами, обратитесь к полковнику Брежневу, он знает, что с вами делать. Все, не возражать, это приказ. Я пошел с ребятами по одному важному делу. Скоро вернусь.
Георгий со своим отрядом прошли по оврагу, когда вышли из него, немцы прожектором шарили по открытому участку. Как только они свет переключили на другую местность, отряд перебрался в ложбину. Вышли на исходную позицию.
- Так ребятки, начал Георгий. Слушай мою последнюю команду. Через десять минут я даю зеленую ракету и первым поднимаюсь в атаку, вы меня, если не увидите, то, уж точно услышите. Я буду так громко кричать и вас всех очень прошу орать, что есть мочи. Наш крик должен быть слышан на многие мили от сюда, пусть думают, что нас тут тысяча бойцов. Кричите, что хотите, чем громче, тем лучше. Стрелять не обязательно, все равно ни в кого не попадете, а вот в вас попадут, тут сомнений нет. Кто желает, может и помолиться, запретов нет. Все, по метам стоять. Отдать швартовый. Выходим в море.
Георгий перекрестился, чего он давно не делал. Пустил зеленую ракету и закричал.
- За Родину, Царя и Отечество.
Этот его крик был услышан не только немцами, но его слышал и весь десант. Началась атака. Георгий бежал наверх, на пик высоты. Он орал и ни кого не слышал. Немцы не сразу начали палить, развернули прожектор. В темноте они увидели наступающих бойцов. Развернули пулеметы и начали полевать землю свинцовым дождем. Георгий был уже на полпути, когда первая пуля попала ему в грудь, но он продолжал бежать дальше, потом раздался взрыв мины, сильно резануло в бок и ему трудно стало дышать. Он уже не понимал, бежит он или лежит на земле. Пытался кричать, но своего крика он, также не слышал, потом все пропало. Наступила тьма, хотя и светало. Сколько времени длилась его атака, Георгий не знал. Он лежал на каменистой земле с открытыми глазами и широко раскинутыми руками, как на кресте.
Замысел Георгия удался. Атака длилась всего три минуты. Еще одна минута ушла, когда немцы ждали повторного наступления с тыла. Семьдесят крепких ребят подобрались к пулеметным гнездам. Когда началась атака, они уничтожили все пулеметы. Десант вышел на простор. Подошла и подмога, теперь можно было с легкостью высадиться на побережье. Когда прилетели немецкие самолеты, дело уже было сделано. Десант рассредоточился по равнине и укрепился. Ничего этого Георгий уже не видел. Полковник Брежнев стоял на высотке и наблюдал за происходящим.
- Ну, что там, кто-то в живых остался, спросил он у ординарца.
- Нет, все убиты.
Тут подбежал к полковнику солдат.
- Товарищ полковник, есть один живой.
- Кто?
- Мичман. Он весь в крови и, вроде, как не дышит, но теплый. Его медсестричка перевязывает, говорит, что жив, только дыхание поверхностное.
Полковник подошел к Георгию.
Быстро его отправить в тыл, пока корабли от берега не отошли. Бегом.
Так Георгий оказался на корабле. Что было с ним дальше, он не помнит. Он, как и от первой контузии, надолго потерял сознание. Две пули прошли на вылет, пробив легкое. Его не оперировали, так, слегка заштопали раны, чтобы не кровоточили. Да, и не кровоточили они, кровь из Георгия вся вышла. Как он оставался живой ни кто понять не мог. Через месяц он, только, пришел в себя, когда находился в госпитале на Кавказе. Долго и упорно он боролся за свою жизнь. После окончания десантной операции полковник Брежнев хотел подать рапорт, о награждении Георгия медалью Героя Советского Союза, хотя бы и посмертно. Когда он написал рапорт о геройстве Георгия, нашлись сведущие люди.
- Вы, что Леонид Ильич, не вздумайте этого делать. Вы помните, что он закричал во время атаки. Нам такую взбучку дадут за Родину, Царя и Отечество. Должностей и головы лишимся, если Сталин узнает.
Рапорт наверх не ушел. До конца войны Георгий провалялся в госпитале. Победу он встретил на больничной койке. Но, все же, его наградили медалью «За победу над Германией». Так Георгий вернулся с войны. На его кителе была всего одна медаль. Городок его был в полном запустении, с войны вернулось очень мало жителей. Оставались, только, женщины, старики и дети. Началась демобилизация. Георгий латал старый баркас, скоро путина, надо людей кормить, другого делать он не умел. С войны вернулось пять его мальчишек, один, только погиб. Горяч был сильно и Георгия не послушал. Кинулся в атаку. Брежнев сдержал свое слово. Ребят отправили в мореходное училище, там они и узнали об окончании войны. Теперь, домой вернулись бравыми и умелыми матросами. Баркас быстро починили, но Георгия это мало радовало. Его интересовал его сейнер. Надо было поднимать его из воды. Но как? Оборудования нет, ничего нет. Но кто хочет, тот добивается своей цели. Отремонтировали ручную пожарную помпу. Умельцы помогли сделать и ручной насос, для закачки воздуха. Потом и нехитрое водолазное оборудование достали, скорее, сменяли его на всю мебель Георгия. Георгий все отдал, только свой шезлонг оставил. Благо и повезло немного, один из его матросов учился на водолаза и сдал экзамены. Вот с этими механизмами Георгий взял свою команду и под парусом отправился к месту высадки десанта. Долго они шли, и помотало их штормами здорово. Один раз, чуть Богу душу не отдали, такой шторм был. Но Георгий знал, что делать. В такую пору пошел, когда штормит Черное море, погода еще не устоялась. Большая температурная разница между днем и ночью, но скоро должны были начаться июльские штили, а когда им удастся поднять свой сейнер, то задует попутный южный ветер. Под парусом, пусть и очень медленно, они доберутся домой. Вот и бухта, Георгий безошибочно нашел ее. Подошли к двурогой скале. Мачты не было, а вот свое судно они увидели, вода была прозрачной. Стая мальков бычков плавала по палубе корабля. Правильно Георгий рассчитал, когда направил свой раненый корабль к двугорбой скале. Если бы корабль лежал на боку, своими силами, они бы его не подняли.
- Все ребятки, прибыли. Будем работать в две смены по четыре часа каждая. Двое рыбу ловят и мидию рвут, двое на воздушном насосе работают. Я без отдыха. Когда смогу, тогда и спать буду.
- Да, как же вы Георгий Иванович-то сможете так, вам отдыхать не меньше нашего надо, возмутились ребята.
- Цыц, смотри, разговорились как. Военная дисциплина. Тут я командую, а вам исполнять надо. Времени мало у нас, не успеем к сроку, утопим наш корабль, когда назад возвращаться будем, да, и не уверен еще, что поднимем его со дна. Трудная это задача. Никогда раньше этого не делал. Теперь все на берег. Дровами запостись надо. У меня немного муки есть. Будем лепешки печь, с рыбой и мидиями прокормимся. На следующий день началась работа. Спустили водолаза. Тут повезло. Пробоина была не большой, судно не пострадало от штормов, так как находилось в заливе. Что творится в трюме, ни кто не знал. Завели пластырь и не хитро залатали дыру в корпусе. Начали закачивать воздух. Было такое впечатление, что качают воздух в некуда. Неделю качают, а толку ноль. Но воздушных пузырей не было, значит, воздух попадал куда следует, надо было запастись терпением. Георгий не спал почти десять суток, так, дремал иногда. Весь осунулся, щеки запали, глаза горели не здоровым огнем. Но брился он каждое утро и обязательно поднимал флаг на судне. Жаль, что это был не Андреевский флаг. Георгий задремал, когда услышал победный крик своей команды. Судно качнулось и слегка приподнялось из воды. Видимо ил не хотел его отпускать, но с законами физики не поспоришь. Все, что легче воды, плавает и на поверхности. Как выразился в сердцах Георгий, гавно и то плавает. Это было выражение его друга Федора, но он не стал объяснять это своей команде. Да, и кто такой Федор, они ни чего не знали. Начали постепенно откачивать воду. Тут дело пошло быстрее. За три недели судно было поставлено на воду. Теперь пробоину залатали и изнутри. Стояла великолепная июльская погода. Жара не докучала. Всегда было можно окунуться в прохладной морской воде, да и ручей с ключевой водой они нашли неподалеку. Прибрались, все что моги, очистили от водорослей и ракушек. Машину не трогали, оставили как есть. Главный ремонт предстоял дома. Приделали мачту, как смогли и тут Георгий достал свой движитель для судна. Прекрасный парус, сшитый из чего угодно, но только не из парусины, где было ее взять, все забрала война. Тут были разнообразные ткани, все, что удалось достать в городке. В конце июля они на сейнере вышли из бухты и направились к себе домой. Как был благодарен Георгий своему другу Федору, это он научил его управлять таким смешным кливером, когда они на шхуне болтались в Тихом океане. Но тогда Георгий был молодым и зеленым, а теперь он стал морским волком. Пусть и не по океанам ходил он, а только по Черному морю, но ходил он, по морю зная свою работу отменно. Дул попутный ветерок. Мало, помалу они приближались к родным берегам. Это не громкое слово, к родным берегам. Разразись шторм, судно пошло бы ко дну и они бы не успели перебраться на баркас, который они тянули за собой, да и парус с баркаса они приспособили на сейнере, что бы быстрее идти вперед. Когда Георгий увидел родной берег, его обуяла гордость за себя и за тех мальчишек, которые помогали ему в этом трудном деле. Тут бы сигнал подать. Возвращаемся домой с победой, но как это сделать? К небольшому причалу подошли тихо, но их встречал весь город. Война окончена, вот и судно к своим берегам подходит. Люди радовались и плакали от счастья. Будет работа, будет и еда. Страна возвращается к жизни. Больше месяца ушло на восстановление сейнера, не хватало запчастей, да, что там запчастей, краски и то не хватало. Под будущий улов люди отдавали все свои сбережения, что бы купить дизельное топливо, но и этого не хватало. Веря в Георгия, председатель колхоза взял небольшой кредит, и это спасло дело. Первая послевоенная рыба пришла вовремя. Георгий вернулся с отличным уловом. Город зажил нормальной жизнью. Как-то раз Георгия пригласили в горком партии и задали вопрос.
- Товарищ Корнели, а почему вы не вступаете в партию? Вы пользуетесь огромным уважением у наших горожан. Это послужило бы большим примером для многих людей. А так, что получается, самый уважаемый человек нашего города и не член партии. Это не хорошо.
Георгий и не знал, что сказать по этому поводу, но он быстро нашелся.
- Вы понимаете, я человек из прошлого времени и очень религиозен. Я верю в Бога, молюсь ежедневно.
Тут Георгий немного слукавил. В Бога то он верил, но вот молился крайне редко и то, когда было в немого ту.
- Хоть у нас в городе и нет церкви, а вот Николаю Угоднику, я часто посвящаю свои молитвы. Он покровитель мореходов, хотя я и Тюлькин флот.
Больше о вступлении в партию разговоров не было. Однажды была идея наградить Георгия орденом трудового Красного знамени, но учитывая его беспартийность, и с этой идеей расстались. Последний раз Георгий был у себя на малой родине после смерти Сталина. Он поправил могилу родителей и сделал надгробную надпись. Тут покоится прах невинно убиенных князя и княжны Корнели. Перед самым его отъездом к нему зашел председатель поселкового совета. Это был первый местный житель, выбранный на эту должность. Раньше его деревенькой руководили пришлые люди.
- Простите меня Георгий Иванович. Тут разное говорят о вас. Некоторые клянутся, что вы князь Корнели, сын погибших князей. Я не буду вдаваться в подробности, это не мое дело, но надпись эту придется убрать. И дело не в ваших родителях, если они действительно ваши родители, дело в другом. В поселке будут неприятности, когда об этом узнают в партийных органах. Вы уедете, А людям страдать придется. Не время еще такое писать. Простите меня.
- Я поступил, как посчитал нужным. А вам решать, оставлять эту надпись или нет. Делайте, как вам велит ваша совесть.
- Простите еще раз, тут не в моей совести дело, я о людях думаю.
- Я вам все сказал. Удалите написанное и делов-то. Я уезжаю и больше сюда не вернусь.
Георгий оставил последнее послание Федору и уехал в свой рыболовецкий колхоз. Вот так он и жил все это время. Год от года не отличался. Сегодня в колхозе работает десять рыболовецких траулера. Все капитаны ученики Георгия и он гордиться ими. От хорошей экологической деятельности партии и правительства рыбы в Черном море становилось все меньше, пропала скумбрия, ушли большие косяки кефали, дельфинов перебили, да и кормиться им стало не чем. Но его колхоз по-прежнему был жив и развивался. Георгий понимал, что наступила старость и ему пора на берег. Силы были еще, но пора уступить дорогу молодым. Накануне у него состоялся разговор с председателем колхоза.
- Все, это моя последняя путина, ухожу. Все ваши намеки я понимаю. Да, я стар, что поделать. Буду доживать свой век на берегу.
- Георгий Иванович, милейший вы наш человек, да, кто гонит вас с работы. И на берегу работа есть, будете руководить флотилией, а она у нас не малая, с берега. Да, с вашим опытом мы горы свернуть можем. Я уже и должность в правлении для вас выхлопотал.
- Горы сворачивать не надо. Хватит, и так загадили страну.
- Я от вас этих слов не слышал, испугался председатель.
Да, не бойся ты, я же не из КГБ. Должностей мне не надо. Сооруди мне баркасик небольшой, буду тюльку ловить, все помощь какая. Возьму к себе пацанов необученных в команду, будет и учеба для них. А помру, так в море и похороните. Мне нечего на берегу делать.
- Все сделаем, Георгий Иванович, не волнуйтесь. Будет вам баркас на следующий год.
- Вот и договорились.
XXXVIII
С этими думами Георгий сидел на своем троне, на балконе. Кофе давно остыл, а он продолжал думать. Вдруг ему сильно захотелось в Петербург, город его юности. Последний раз он там был сразу после революции, когда гардемарины в полном составе отправились на Дальний Восток, не, сколько проходить плавательную практику, а попросту уезжали от большевиков и собирались сражаться с ними. Вот кончили бы они Троцкого и Ленина в придачу, может и не было того большевистского произвола. Ох, как прав был Федор. Опять Георгий с нежностью подумал о своем друге. Сколько людей погибло. Ужас и, не смотря на все бесчинства эти, страна живет. Могучая и сильная страна. Георгия обуяла гордость за Россию. На душе стало тепло. Он малоросс, грузин, а как гордится Россией. Перед его глазами встала картина проводов гардемарин с Питерского вокзала. Опять послышалась песня российских подводников. Он все вспомнил.
Перрон Николаевской железной дороги в Петрограде был переполнен провожающими: шла посадка и проводы гардемарин Отдельных Гардемаринских Классов и Морского Училища во Владивосток, в учебное плавание, сроком всего на 9 месяцев. Был дан, наконец, третий звонок, пронзительно засвистел обер-кондуктор, паровоз рявкнул, и поезд начал тихо и медленно уходить на неведомый Дальний Восток.
И вдруг, неожиданно для провожающих и самих гардемарин, послышались звуки печального напева песни Балтийских Подводников, подхваченные по окнам вагонов всеми гардемаринами, и весь вокзал заполнила грустная песнь, к большому смущению и неизъяснимой печали провожавших: «...и не-е воро-тимся назад...»
Вся эта картина в который раз прошла перед глазами Георгия. Федор прощался с Серафимой. Софья стояла невдалеке, а между ними находилась Дарья. Георгий подошел к Дарье.
- Послушай меня Даша, я люблю тебя, вернусь через год и попрошу у твоей наставницы руки и сердца за тебя и себя. Дождись меня любимая. Я сделаю тебя счастливой. Обещаю. Не говори сейчас ничего, я по твоим глазам вижу, что ты согласна.
Георгий резко повернулся и направился к вагону. Он уже шагнул на первую ступеньку, когда услышал голос Дарьи.
- Князь, а поцеловать невесту перед отъездом, что не надо?
Георгий подбежал к Дарье. Даша была выше ростом и на вид гораздо сильнее Георгия. Она хотела приподнять своего жениха, но потом, вдруг, склонилась к нему и слегка присела. Они крепко обнялись. От Дарьи пахло любовью. Настоящей любовью. Потом долгий и нежный поцелуй. Дарья впервые целовалась с мужчиной по-настоящему и с любовью. Это был ее единственный поцелуй в жизни, но она об этом еще не знала. Поезд тронулся.
- Я буду ждать вас Георгий, даже если мне для этого понадобится ждать всю свою жизнь. Я буду вашей женой.
Георгий ели успел вскочить в свой вагон.
Он все это помнил и с жадностью облизнул свои сухие губы. В своем крючковатом носу он ощутил запах Дарьи, запах настоящей любви. Больше и он ни когда в своей жизни так не целовал женщину. У Георгия из правого глаза скатилась скупая мужская слеза. Даша, Даша, а ведь я и не знаю, где ты похоронена, что бы припасть к твоей могиле. Один из знакомых сообщил Георгию в конце шестидесятых годов, что Дарья и Софья сгинули в ГУЛАГе. Все еду в Питер, пусть сегодня это и Ленинград, какая разница. Зайду в Собор и поставлю всем свечи, закажу молебен, и не только по Дарье и Софье, но и по всем невинно убиенным людям этой подлой властью. Моряк сказал, моряк сделал. Георгий взял отпуск, впервые за много лет работы, сел в самолет и улетел в Ленинград. В самолете он летел впервые в жизни. Заработанные деньги он ни когда не тратил, попросту не на кого их было тратить, сам же обходился минимальными потребностями. Он мог поселиться в дорогой гостинице и жить там, довольно долго. Но в гостиницах не было свободных мест. Надо было заказывать номер за долго до поездки, этого Георгий не знал. Выход был найден в частном секторе. Он не поскупился и снял превосходную квартиру. Умылся, побрился и на Невский проспект, надо было подышать родиной. Невский изменился, но Георгий не понял, в какую сторону. В хорошую или плохую. Масса народу и много машин. Такой Питер он не знал. Он шел по городу и дышал, впитывая в себя питерский воздух. Потом пошел в свое училище. К экипажу не подошел, а направился прямиком к учебному корпусу. Здание было ухожено и окрашено свежей краской. Те же входные двери, ничего не поменялось. Дверь была заперта. Сегодня суббота, занятий нет, подумал Георгий. Он нажал на кнопку звона. Через некоторое время появился молодой студент училища, видимо дневальный.
- Сегодня выходной и в корпусе ни кого нет. Чего вы хотите, спросил он.
- Я знаю, что выходной день сегодня, но я приехал издалека. Пусти меня пройтись по коридору, я тут учился много лет назад.
- Вообще-то не положено пускать посторонних, но наш директор музея сегодня на работе и вы можете пройти в музей и побеседовать с директором. Может, чего интересного расскажите ему. Дежурный провел Георгия в музей и представил его директору, а сам удалился.
- Я поброжу немного по залу, хочу молодость вспомнить, потом и на ваши вопросы отвечу.
Георгий смотрел на стенды. Его сильно удивило, что на стендах были фотографии выпускников только после революционных, хотя он увидел потом и несколько портретов знаменитых моряков царского выпуска, но эти портреты он видел и раньше, когда сам учился в морском корпусе. Георгий и не думал об этом, но его спина выровнялась, левая рука сама собой ушла за спину, шаг его стал четким. До знакомства с Федором он ходил  вразвалочку, подражая матросам, но Федор отучил его от этой привычки. Офицер не матрос и ходить должен по-другому, воспитывал его Федор. Ему удалось научить Георгия правильно ходить. Эта походка несколько раз могла стоить Георгию жизни. Директор музея наблюдал за Георгием, а когда он осмотрел все экспонаты подошел к нему.
- Вы ни о чем не спрашиваете, что не интересно?
- А что мне спрашивать, я учился тут. Это моя Альма Матер. Хотя есть один вопрос. Училище основано при Петре I, а у меня такое впечатление, что оно основано после семнадцатого года. Что героев тогда не было?
- Ну почему же, и тогда были герои. Вот несколько портретов на стенах развешены.
- Об этих героях весь мир знает, все понятно. Но было множество и других прекрасных выпускников, Георгиевских кавалеров, а тут одни Герои Советского Союза.
- Позвольте вас спросить, а когда вы окончили это училище?
- К моему великому сожалению я его так и не окончил. В семнадцатом году отправился во Владивосток, чтобы пройти учебное плаванье и получить погоны офицера, на Балтике шла война. Так сюда вернулся через пятьдесят четыре года, вот такая моя история. А свою историю знать должен каждый офицер военно-морского флота. Без истории нет будущего. Вот, что вы знаете о подвиге лейтенанта Алексея Волкова? То-то, а еще и директор музея флота российского. Потомственный столбовой дворянин, умница. Он окончил училище в четырнадцатом году. Служил штурманом на броненосце. Потом стал командиром торпедного катера, одного из первых в России. На следующий день после своей свадьбы он погиб в бою, торпедировав немецкий флагман.
 И Георгий подробно рассказал о подвиге Алексея Волкова и его похоронах.
- А тут у вас о нем ни слова, ни фотографии. Он не царя спасал, а погиб за свою Родину, выполнив главную привилегию российского дворянина. И советской власти бы не было, прорвись немцы к Кронштадту. Ничего бы не было. Но все равно, спасибо вам. Я пойду.
- Я благодарен вам за ваш рассказ. Я обязательно покопаюсь в архивах и постараюсь посвятить Алексею Волкову целый стенд в нашем музее. Сегодня другое время и это можно будет сделать. Я сам выпускник этого училища и знаю, что такое офицерская честь.
- Тогда вот еще, что. Попробуйте разыскать могилу Софьи Румянцевой, графиня, дочка генерала от кавалерии. Она была женой Алексея. Скорее всего, погибла в ГУЛАГе, хотя вам вряд ли удастся это сделать. Времена другие, а нравы те же. Вот вам мой домашний адрес, на всякий случай. С Софьей в лагере сидела и моя невеста Дарья Афанасьева. Она простая крестьянка и за что она сидела, я так понять и не могу. Вы удивлены, что будущий офицер хотел жениться на крестьянке? Так я вам больше скажу, я князь и горжусь этим. Не бойтесь и не озирайтесь, я не прибыл сюда из-за границы. Я простой рыбак и хожу на сейнере за рыбой всю свою жизнь. И бояться мне больше нечего, стар я и смерти не боюсь. Так вот, князь действительно хотел жениться на крестьянке, хотя она была и не обычная крестьянка. Прекрасно говорила на многих иностранных языках, французский знала великолепно, меня правильно научила говорить. Я и сейчас могу без акцента по-французски разговаривать, хоть и не говорил на этом языке больше пятидесяти лет. Вот так сударь, вуаля.
Георгий отправился к выходу. Его догнал директор музея.
- Я хочу вам пожать руку, если можно, сказал он.
Георгий протянул свою руку для рукопожатия, и они крепко сжали кисти друг друга. Дальше Георгий пошел, куда глаза глядят. Просто шел и ни о чем не думал. Остановился он у дома Федора. Как ни странно и этот дом был свежее выкрашен, только не в синий, как раньше, а в серый цвет. Не хватало части забора с прекрасным узорным чугунным литьем. Он огляделся. У парадного входа висела мемориальная табличка. У Георгия забилось сердце. Неужели о Федоре написано, подумал он. Быстро подошел к парадному, но был сильно разочарован, но, зато понял, почему дом сохранился в таком прекрасном состоянии. На табличке было написано. Памятник архитектуры. Охраняется законом. А о его хозяевах ни слова. Георгий отправился в Исаакиевский собор. Все сделал, как решил. Поставил поминальные свечи и заказал службу. В записке имя Федора не написал, чувствовал, что Федор жив. Не могут друзья не встретиться. Немного постояв в церкви, Георгий перекрестился и вышел на улицу. Все, в Петербурге ему делать нечего. Хотел тут пробыть неделю, а может быть и дольше, а управился с делами за один день. На паперти сидел один нищий старик и просил подаяние. Мелочи у Георгия не было, и он положил в кружку старика десять рублей. Нищий удивился такому дорогому подношению и задал вопрос.
- О ком помолиться надо? Такой богатой милостыни ни кто не подает. А вы как большой барин одариваете нищего.
- Помолись-ка ты божий человек за рабов божьих Федора и Георгия. Проси у Господа даровать им встречу. Давно друзья не виделись, без малого, полвека.
С возрастом человек становится сентиментальным. У Георгия поднялось настроение, и он добавил.
- Я, вообще-то простой рыбак из небольшого городка на Черном море Георгий Корнели, хоть и князь по рождению.
 Теперь слово князь Георгий произносил с гордостью и без смущения. Он перестал бояться своего происхождения, ему же не было страшно за свою жизнь. Всему приходит конец и страху то же. Когда Георгий сошел с лестницы, он еще раз посмотрел на нищего. Ему, вдруг, до боли показалось знакомо его лицо, но кто это был, он вспомнить не мог. Нищий, так же глянул на Георгия и проводил его не добрым взглядом, но этого Георгий уже не видел. Он отправился в дорогой ресторан ужинать. Завтра улечу домой, подумал он. Надо хорошо подкрепиться, вспомнить молодость, а там и вещи недолго собрать.
Георгий так и не понял, что на паперти сидел барон, да тот самый барон, которого отлупил на палках Федор и который уехал, после этого, в Севастополь. Ох, и помотало барона по жизни. После бегства от адмирала Колчака попал к красным. Участвовал в расстрелах офицеров и в их пытках. Работал в ЧК и там зверствовал, выслуживаясь перед большевиками. Но и те его не миловали. В тридцать шестом году арестовали и хотели расстрелять, как врага народа, но барон и там вывернулся. Стал в тюрьме осведомителем, потом и лагерному начальству помогал. За заслуги перед его новой родиной его помиловали и выпустили из лагеря. Не хочется о нем писать, но надо. Много он еще успел сделать гадости людям. Работал и на КГБ, потом его, за ненадобностью совсем забыли. Жил он не плохо, но хотелось еще лучше, вот он по выходным и притворялся нищим, сидя на паперти, у Собора, принимая подаяние. Русские люди добрые и за день он собирал приличные деньги. Земля не принимала такого гада, вот он и жил так долго на земле.
Барон пришел к себе домой и написал кляузу в КГБ.
- Москва. Лубянка.
Довожу до вашего сведения, что я встретил в Ленинграде князя Георгия Корнели. Лютого врага Советской власти. Он был белогвардейским офицером и воевал против нашего государства у атамана Семенова. Затем, видимо, уехал за границу. Проживает он у Черного моря в городе, работает моряком. Скорее всего, он является агентом зарубежной разведки.
Внештатный сотрудник Грош.
Вот и кличка у него, как у дешевой дворняги, грош.
Ничего этого Георгий не знал. Он поужинал в ресторане. Такой еды и такого обслуживания не было ни в одном городе Союза. Хоть это был Ленинград, а не Питер, но дело свое рестораторы знали. Генетическую память не пропьешь. Георгий пришел на квартиру, собрал вещи и лег спать. Утром позвонил хозяину квартиры, что бы отдать ключи от нее. Заплатил он вперед за неделю, но денег назад не потребовал. В хорошем настроении он улетел к себе домой. Началась подготовка к путине.
В Москве получили послание барона, но были сильно удивлены этому письму. Сотрудник с такой кличкой у них не числился. Пришлось обратиться к архивам. Начальник одного из подразделений КГБ вызвал к себе подчиненного.
- Вот Павел Сергеевич вам задание. Поезжайте на побережье Черного моря, вы, кажется, в отпуск хотели, вот и отдохнете, заодно и человека одного проверите. Я мог бы обратиться и в местное управление, но они там сгоряча дров наломают. Дела давно минувших дней. Тут всплыло одно дело, еще с восемнадцатого года. Читайте. Это докладная записка внештатного работника. Он давно уже не числится за нами, но письма пишет. Привычка, хотя и денег за это и не получает. Мы проверили по спискам. Действительно у атамана Семенова служил корнет князь Георгий Корнели. Он отличился несколько раз в боях с нашими войсками. Был награжден. Из рук атамана Семенова получил именную шашку, что бы, значит, лучше рубить красных. Потом его следы пропадают. Если бы мы его нашли до пятьдесят третьего года, ну ты сам понимаешь, мы бы его к стенке поставили, но он вывернулся и к нам в руки не попал. Повезло. Сегодня за его деяния в юности ему ни чего не будет. Можно уволить с работы и лишить пенсии, еще, общественное порицание вынести можно. Вот и все дела. Нас он мало интересует. Не время им заниматься. Но вот агент пишет, что он может быть агентом разведки, вот это не исключено. Ты все проверь хорошенько, может, и на резидента выйдем. Море и граница рядом. Рубаху рвать на себе не надо, но поработай со стариком. Дело, думаю не трудное, как я уже сказал, заодно и отдохнешь за государственный счет. За билет и командировку тебе еще и заплатят.
 Сотрудник КГБ через некоторое время прибыл в город, где жил Георгий. Тихо, не привлекая к себе внимания, навел справки о жизни Георгия. Фронтовик, имеет боевое тяжелое ранение. В плену не был. Пределы Союза ни когда не покидал. Всю свою жизнь работает рыбаком на сейнере, хоть и капитаном. Является очень уважаемым жителем города. Но хочешь, ни хочешь, а побеседовать с Георгием ему было надо. Может, дрогнет старик и кое-чего интересного расскажет. Чем черт не шутит. Павел Сергеевич зашел в правление колхоза, нашел председателя колхоза и представился ему.
- Слушаю вас Павел Сергеевич. Кто и что вас интересует?
- Правильно меня поняли. Ясное дело, из Москвы даром не прилетают. Меня интересует Георгий Корнели.
Председатель колхоза очень удивился, когда услышал фамилию Георгия.
- Даже не знаю, чем мог вас заинтересовать Георгий, а тем более и вашу контору. Да ему полгорода по гроб жизни обязаны, что не умерли голодной смертью после войны и я в том числе, мальчишкой от голода пух. Рассказывать долго. Я думаю, для вас он интерес не представляет.
- А вы не думайте, есть, кому за вас думать, я не на курорт приехал. Рассказывайте, у меня времени достаточно.
Председатель рассказал о жизни Георгия, все, что знал.
- Да, эпитетов вы не жалели, все в превосходной форме изложили. А вы знаете, что Корнели князь и белогвардейский офицер. Воевал в гражданскую войну против Советской власти?
- О его молодости я ни чего не знаю, а вот то, что он не простого происхождения понятие имел. Вы видели его походку. Спина ровная, как скамья и шаг чеканит. В совершенстве знает несколько иностранных языков. К нам приходило иностранное оборудование, так он с легкостью переводил, даже, специальную литературу и пояснения к оборудованию, чего не могли сделать и профессионалы. Но в чем тут криминал? Он своей кровью искупил все грехи. Воевал в Отечественную. Ранен и награжден.
- Ладно, разберемся. Где теперь находится Корнели?
- На судне, на рассвете он уходит в море.
- С морем повременить надо, ни куда он завтра не уйдет. Есть кто, что бы заменить его?
- Конечно. Как без этого. Есть у него помощники, они и заменят.
- Так, до разрешения Москвы Корнели в рейс не пускать. Пока отстраните его от обязанности капитана траулера. Пусть на берегу побудет. И пригласите его сюда, я с ним побеседовать хочу. Потом напишу рапорт, пусть в Москве решают, как быть дальше. Пошлите за Корнели, а сами можете быть свободны, пока свободны.
Люди сегодняшнего поколения не поймут меня, что такое КГБ уже не помнят, но жители того времени прекрасно знали, что это за заведение и чем грозило появление этой службы для простого человека.
За Георгием послали человека, а председатель ушел в другую комнату с опущенной головой. Он чувствовал, что предал Георгия, но, ни чего поделать с этим не мог.
Вскоре появился и Георгий. Сотрудник представился.
- Ну, наконец-то и вы меня нашли. Не прошло и половины века. Раньше боялся, расстреляли бы, если нашли, а теперь чего уж там. Жизнь расставила все по местам. Я вам сегодня не интересен. Что с меня взять, я старик.
- Так вы подтверждаете, что вы бывший князь и белогвардейский офицер?
- Бывших князей не бывает. Я столбовой дворянин Российской империи и горжусь этим. А вот, то, что я бывший офицер, ну с этим не поспоришь. Да, я воевал против большевиков. Но, потом я воевал и за Россию в Великой Отечественной войне. Хочу добавить, не за советы я воевал, а именно, за Россию. Не успел я повоевать с немцами в четырнадцатом году, мал был, да и офицером хотел стать, но это не моя вина. Еще у вас вопросы есть?
- Есть еще один.
И сотрудник КГБ задал этот вопрос прямо в лоб Георгию, хотел увидеть его первую реакцию. Он был хорошим психологом и если бы Георгий соврал, то сразу бы это понял.
- А не служили ли вы в иностранной разведке?
И сразу посмотрел Георгию в глаза. На лице Георгия не дрогнул ни один мускул. Он, так же смотрел собеседнику в глаза.
- Вы задали мне недостойный вопрос, жаль я не могу вас вызвать на дуэль. Вы, хоть соображаете, что спросили у дворянина. Могу ли я предать свою Родину? Это кощунство с вашей стороны. Я могу сколь угодно ненавидеть вашу власть, у меня есть для этого основания. Не буду вам это объяснять, вы все равно не поймете. И дело тут не в том, что вы лишили меня дворянства, ваша власть разорила мою страну и мой народ, в том числе. При царской власти мой народ жил богаче, у нас в деревне не было бедных, а сейчас сплошь и рядом бедность и тут дело не в прошедшей войне, а дело в том, что вы не умеете управлять государством. Как же я могу предать Родину. Я офицер и честь имею. Разговор окончен, можете отправлять меня в камеру. Где тут ваш конвой?
- Вы не горячитесь. Ни кто вас арестовывать не собирается. У меня есть задание и я его должен выполнить. Вы свободны, но на судно идти не надо, оно уйдет завтра без вас. Подписку о не выезде, я, так же с вас брать не буду. Куда вам деться? Как Москва решит, так и поступим. Думаю, скоро и в рейс уйдете. Ни чего плохого о вас я писать не буду. Нравитесь вы мне.
- Я не кисейная барышня, что бы кому-то нравиться. А вот вы мне, совершенно безразличны. Я в сорок третьем году спас вашему сегодняшнему генеральному секретарю жизнь, зря я это сделал. Но я не ему жизнь спасал, я спас от неминуемой гибели множество жизней и этим горжусь. Я свободе и могу идти?
- Еще один вопрос, если можно. Это так, не по делу. Вы только что упомянули про Леонида Ильича Брежнева. Почему бы вам не написать ему. Если вы говорите правду, вы сможете спокойно и сытно доживать старость.
- И опять вы меня не поняли. Для российского дворянина главной привилегией было первым умереть за свою Родину. Сегодняшние офицеры об этом и не догадываются. Думают балы и развлечения, вот удел дворянства. А я за свою жизнь всего один раз был на балу, да, и приглашен был не лично, а всем нашим курсом гардемарин, на выпуск девичьего института. Я не Брежнева спасал, а воевал за свою Родину. Прошу понять меня правильно. Теперь я могу идти домой?
- Да, вы свободны. Вон, я вижу из окна, народ стал собираться на площади, быстро же молва прошла по вашему городку. Пусть все расходятся. Зачем нам осложнения. А напоследок, я бы хотел пожать вам руку, вы достойный человек.
- За последнее время, вы второй человек, который хочет пожать мне руку. С первым я встретился недавно, когда ездил в Петербург, простите, в Ленинград. Так я пожал ему руку, он понял мою жизненную позицию. Вам руку я не пожму, извините. Я еще не готов к этому. Мы по-разному смотрим на мир, вы так ничего и не поняли, что я вам сказал. Я вас не осуждаю. Каждый видит жизнь со своей высоты, да, и не к чему это вам. Вдруг меня объявят врагом народа, и я под пытками расскажу как жал вашу руку. Зачем вам неприятности?
- Никто вас не объявит врагом народа, не те времена и под пытками вы ни кого не выдадите, закалка у вас другая.
Георгий ничего не ответил, он сделал поклон головой, щелкнул каблуками и вышел на площадь. Люди успокоились и разошлись по домам. Слава Богу, Новочеркасск не повторился. Страшно подумать, что могло произойти, если бы Георгия арестовали. Тут люди южные и с их характером, могло произойти большое горе.
Георгий не горевал, что не ушел в море. Он давно свыкся с этой мыслью о береговой жизни. Сколотил небольшую артель из молодых ребят и начал учить их рыбацким премудростям. Таких лекций в институтах не бывает. Это огромный опыт и школа жизни.
Павел Сергеевич вернулся в Москву и написал подробный отчет о проделанной работе. Скорее всего, его рапорт ушел бы в архив, а про Георгия забыли бы до конца его дней. Но в рапорте был, упомянут Леонид Ильич Брежнев, а это в корне меняло дело. Так, постепенно отчет Павла Сергеевича поднимался все выше и выше, пока не достиг кабинета председателя КГБ Юрия Андропова. Он внимательно ознакомился с рапортом и отложил его в отдельную папку, может, когда и пригодится. Как оказалось на деле, пригодился он очень быстро.
Шло заседание политбюро. Брежневу докладывали об успехах в сельском хозяйстве. На полях началась жатва озимых. Леонид Ильич был в скверном расположении духа, не любил он слушать о сельском хозяйстве, вот если бы ему докладывали об охотхозяйствах, это бы вызвало у него огромный интерес. Заседание шло вяло и подходило к концу. Члены политбюро начали расходиться. Брежнев обратился к Андропову.
- Юрий Владимирович, останьтесь, я хотел бы с вами побеседовать отдельно.
Все ушли, в кабинете осталось двое.
- Я вот, что хочу у вас спросить. Как там настроение в народе? Чего говорят?
- Все хорошо Леонид Ильич. Тихо и спокойно. Есть отдельные люди, которым все не нравится. Но им всегда и все не нравится. При царе, царизм, при социализме, социализм. Был бы у нас капитализм, и его бы проклинали.
- А вот мне кажется, что у нас не все так хорошо, как докладывают. Сейчас слушал отчет министра сельского хозяйства. Вот, врет же все. Огромные виды на урожай. В закрома родины засыпаем миллионы тонн пшеницы, а мы ее родимую с каждым годом все больше покупаем у американцев. У них развиваем сельское хозяйство. Так, где же, правда? Ракеты в космос посылаем, а сделать свою машину для населения не можем. Вон, в Италии завод купили, теперь наладили и производство. Болты и гайки выпускаем, а как, что-то серьезное выпустить, так нет, надо за рубежом покупать. А что люди простые говорят? Мы недавно цены на продукты питания подняли.
- Я вам уже докладывал, все спокойно. Зарплаты всем хватает. С голоду ни кто не умирает, не при Сталине живем.
Андропову был неприятен этот разговор. Он все прекрасно понимал и знал, что все доклады генеральному фикция. Но его это полностью устраивало, он жил в другом мире, для него социализм давно закончился и он жил при полном коммунизме и с диктаторскими полномочиями. Зачем ему другая жизнь. А с народом ничего не станется, как работали, так и будут работать. Недовольных можно в лагерь или в психушку отправить, другие помалкивать будут. Он решил перевести разговор в другое русло.
- Тут, по моему ведомству один интересный человек проходит. Он рассказывает, что в сорок третьем году спас вам жизнь. Георгий Корнели, это имя ничего вам не говорит?
Леонид Ильич на короткое время задумался, но сразу, же все вспомнил. В то время, он еще был при хорошей памяти.
- Так жив, остался этот рыбачек – князек? А я думал он погиб.
- Так вы в курсе, что он еще к тому же князь?
- Да, в курсе я, в курсе. Не томи, рассказывай по какому делу он у тебя проходит?
- Ничего особенного, так ерунда. Старые грехи его всплыли. Оказывается, он был белогвардейцем, но сегодня это, ни кого не интересует. При Сталине его бы расстреляли, тут двух мнений быть не может. Сегодня это пожилой и заслуженный человек. Если бы он не вспомнил о вас, то и дело бы сразу закрыли. Я, просто, хотел вам сделать приятный сюрприз.
- Ты знаешь, Юрий Владимирович, я все про него знаю. Он мне сам обо всем рассказал. Я, действительно обязан ему жизнью и генеральскими пагонами. Может это он дал мне путевку в жизнь? Трудно ответить на этот вопрос. Я в последнее время часто вспоминаю о войне, даже книгу хочу написать. У меня и название уже есть «Малая земля». Ты мне найди толкового журналиста, я ему надиктую свои воспоминания, когда свободен буду. Он покопается в архивах и напишет книгу. Пусть люди знают, как я воевал. А я этого человека не выдал, да, и смысла не было. Он добровольно вызвался на смерть идти и, почти умер. Но живуч оказался. Я его к Герою Союза представить хотел, но он во время атаки закричал, за Родину, Царя и Отечество и мне посоветовали этого не делать, я и смалодушничал. А, вот на таких людях наша Русь держится. Если все такие были, хотя бы в руководстве страны, мы давно бы при коммунизме жили. Давай наградим героя.
- Так он же князь и белогвардеец, нельзя этого делать, нас не поймут.
- В сорок третьем я уже слышал эти слова. Кто сегодня кроме тебя может знать его биографию, зачем афишировать. Надо тихо наградить его званием Героя Советского Союза и, так же тихо отправить его на персональную пенсию. Он заслужил ее, как ни кто другой. Много у нас героев, а на проверку, полная липа, как и доклад министра сельского хозяйства. Готовь указ, я его подпишу.
Андропов не хотел возвращаться к вопросу о сельском хозяйстве и с радостью согласился с Брежневым. Вот так Георгия, а, скорее всего, барон, подвигли Леонида Ильича написать книгу «Малая земля».
Андропов, не то что в глаза не видел, но и никогда не слышал о сотруднике КГБ, который написал рапорт о Георгии. Огромная машина, под названием КГБ, дала обратный ход. Бумага пошла сверху вниз. Опять начальник одного из подразделений пригласил в свой кабинет сотрудника.
- Вот, что Павел Сергеевич, после твоего отчета о Георгии Корнели, написанного в такой великолепной форме мы его не сажать будем, награждать. Об этом лично распорядился Леонид Ильич. Видать, этот Корнели, действительно спас жизнь Брежневу. Ему дали Героя Союза. Так как ты лично знаешь Корнели, тебе его и награждать. Но сделать это надо тихо и спокойно. Ему и персональную пенсию дали, так, что отправишь его, заодно и на пенсию. Потом можешь еще недельку отдохнуть и за работу. Дел у нас много. Теперь, когда отпуск получишь, ни кто не знает. Ты у меня один из лучших сотрудников, я это от тебя не скрываю, но и спрос с тебя другой. В наградном отделе получи документу и награду. Завтра убываешь в отпуск. Все, свободен.
Георгий рассказывал ребятам о ветрах и течения у побережья и вот на самом интересном месте его пригласили в правление колхоза. Георгий попросил ребят подождать его немного и ушел. Когда он увидел Иванова, то не удивился. КГБ просто так не отпускает, это он хорошо знал. Но вот первые слова Павла Сергеевича, его сильно удивили. И в правлении они оказались не одни, рядом с Ивановым стоял председатель колхоза с огромным букетом роз.
- Дорогой Георгий Иванович от имени и по поручению Верховного совета Советского Союза, я должен наградить вас орденом Ленина и медалью Золотая звезда. За мужество и героизм, проявленный в сорок третьем году, при высадке десанта, вы были представлены к этой награде. И вот награда нашла своего героя. Я поздравляю Вас. И еще, вы получили статус пенсионера союзного значения. Опять-таки, мои поздравления.
Георгий взял в руки коробочку с наградами, но не открыл ее.
- Спасибо, я рад этому событию. Что я должен ответить? Служу своей Родине, другие слова я сказать не могу.
Председатель вручил Георгию розы.
- Георгий Иванович, мы так рады за вас. Мы всегда все знали, что вы прекрасный и порядочный человек. Мы гордимся вами.
Иванов добавил.
- Позвольте мне сказать вам пару слов наедине и больше вы меня ни когда не увидите.
Они прошли в другую комнату. Но первый вопрос задал Георгий.
- Так вы приезжали с проверкой, прежде чем вручить мне орден?
- Нет, что вы. На вас поступил донос от нашего осведомителя, вот и была проведена оперативная проверка, так как было написано, что вы можете являться иностранным шпионом. Я написал рапорт, в нем я указал о вашей встрече с Брежневым. Бумага дошла до самого верха и вот итог, вы Герой Союза. А мне поручили вам вручить награду. Вот и все. Теперь, вот, что я вам хотел сказать. В нашем разговоре вы упомянули некого Федора.
- Ни каких показаний и разговоров о Федоре я вести не буду, так вот, зачем вы приехали.
- Не горячитесь, я не об этом. Я вам благую весть принес. Федор был вашим другом, и вы вместе учились, потом вы вскользь упомянули об отце Федора, знаменитом враче Петербурга. Я покопался в архивах и выяснил фамилию Федора. Дальше все было просто. Федор Николаевич (?) неоднократно проходил по нашему ведомству. Правда, тогда оно называлось по-другому, но это не меняет сути. Все архивы сохраняются и переходят по наследству. Кроме атамана Семенова, Федор успел послужить у генерала Каппеля, затем и у адмирала Колчака. С Каппелем и Колчаком у него были хорошие личные отношения, по этому поводу на него был выдан ордер на арест. Но его, к сожалению и на ваше счастье, не нашли. По недоказанным фактам, Федор, так же воевал в Испании, но как вы понимаете, не на республиканской стороне, а за генерала Франко. С ним опять-таки хотели побеседовать в нашем ведомстве и выдали повторный ордер на арест, но и на этот раз его не нашли. Такое в нашем аппарате бывает крайне редко. Я, например, таких случаев не знаю. Наверно думали, что он умер, других объяснений у меня нет. Всплыл он совершенно случайно, его сын Евгений подал документы на получение загранпаспорта моряка в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Как вы прекрасно понимаете, паспорт Евгений не получил и остался в каботажном флоте, что-то вроде вашего подобия. Уже был, не пятьдесят третий год и его персона мало нас интересовала, но была проведена негласная проверка о его сегодняшней жизни. Федор оказался чист и его ни кто не тронул, как и вас. Но сына лишили визы надолго. Вот его адрес, он живет в Одессе. Жив и здоров.
Георгий протянул свою руку для рукопожатия, Павел Сергеевич ответил тем же.
- Вот видите, как случилось, еще вчера мы мало понимали друг друга, и я не пожал вам руку. Сказал, что я еще не готов. Сегодня я готов это сделать. И в вашем ведомстве работают порядочные люди. Спасибо, это больше чем награда, это моя жизнь.
- Я еще хочу сделать вам приятно. Второго сына Федора зовут Георгий, наверно это правильно.
- Все хватит хороших новостей. Иначе я не доживу до встречи с Федором. Я еще успею на вечерний поезд. Пора в Одессу заехать. До свидания.
Георгий не вышел из правления, он выскочил оттуда и побежал, держа в руке коробочку с наградой. Цветы он оставил в конторе.
XXXIX
Георгий успел на поезд, отбывающий в Одессу. Он ни как не мог успокоиться. Теперь у него появилось время подумать. Спать не хотелось, он машинально постелил постель и прилег на нижнюю полку, не обращая внимания на соседей по купе. Что он скажет Федору, они не виделись без малого полвека. Федор оставался его лучшим другом, да и друзей у Георгия, толком, не было, так знакомые. Ни кому бы из них он не поведал самое сокровенное, а Федору он мог рассказать все. Теперь мысли его путались. Георгий начал представлять их встречу и, опять ни чего не получалось. Он жил не далеко от своей деревни – княжества. Иногда Георгий приезжал на родину и оставлял для Федора послание у знакомых, но за посланием за сорок семь лет, так, ни кто и не приехал, потом он совсем перестал ездить к себе. Ему стало больно смотреть на холм, на котором располагался когда-то его дом, а местные жители дали название холму, княжеский. Вот с такими думами он и задремал перед рассветом. Город его встретил музыкой Дунаевского и теплой летней погодой. Узнав в справочной, где находится улица Энгельса, он понял, что это не далеко от вокзала и отправился на встречу с другом пешком. Слов для встречи он так и не нашел и как настоящий грузин, понадеялся на русское авось. Федора дома не оказалось, а соседи по коммунальной квартире доложили, что Федор с женой отправился на дачу к детям и будет вечером. Это событие не расстроило Георгия. Он оставил свои вещи соседям, а сам пошел осматривать этот красивейший в мире город. Город-герой, город-легенда. Время шло медленно, он успел, и пообедать в небольшом ресторанчике у моря, вдоволь находился по набережной, потом присел в парке и просто дышал свежим воздухом. Сегодня он встретит своего лучшего друга. Уже вечерело, когда он повторно вернулся в квартиру. На двери было множество табличек с надписями фамилий жильцов, теперь Георгий нажал на нужный звонок, как и было, написано, звонить два раз. За дверью не было слышно топота, и она распахнулась неожиданно. На пороге стояла Серафима. Не узнать ее было не возможно. Все по-прежнему красива, правда, и слегка постарела, время берет свое. Он мог ожидать увидеть кого угодно, даже Апостола Петра или Ульянова Ленина, но только не Серафиму. Если он не знал и раньше, чего сказать, то теперь он лишился дара речи окончательно. Серафима недолго колебалась, она сразу узнала Георгия. Конечно, он здорово изменился за все эти годы, но гордый взгляд, и особенно его замечательный нос, не узнать было невозможно.
- Георгий!
Серафима обняла его.
- Миленький ты мой, жив и по-прежнему такой красавец. Родненький, ну наконец-то мы все вместе, вся семья в сборе.
Георгий не понял ее слов, почему они все, наконец, вместе и Серафима не дала ему опомниться. Она его всего исцеловала. На лице Георгия никогда не было женской помады, но теперь его лицо было все в отпечатках губ Серафимы.
- Георгий, ты не сразу появляйся на глаза Федору, мало ли что, его может и удар схватить. В последнее время он часто говорит о тебе и говорит не в прошедшем времени, он всегда верил, что ты жив, и вы встретитесь.
Они вдвоем подошли к комнате, Георгий остался в коридоре, а Серафима зашла в комнату.
- Федор, ты только не волнуйся. Ты знаешь, кто к нам пришел?
- Вы мадам в последнее время всегда величали меня Федей, а тут вдруг назвали официально, Федор. Если раньше я ожидал ЧК, НКВД и КГБ, то теперь их моя персона не интересует. Ожидать прихода я могу только смерти, но ей пока рановато беспокоить меня. Не томи, кто там к нам в гости пожаловал?
Серафима не успела больше ни чего сказать, в проеме двери появился Георгий. Два старинных друга обнялись.
- Зобс, дружище, жив. Ох, как я рад тебя видеть. Как же ты меня нашел? Мы не виделись с тобой сорок семь лет и десять дней в придачу.
- Федор потом подробно расскажу, как я тебя нашел, но ты будешь смеяться, и зря ты так сказал о КГБ, это они как раз и дали мне твой адрес.
- Ты, что у них на службе?
- Да, побойся Бога, никогда в жизни. Сначала они хотели сделать мне гадость, но подарили радость нашей встречей.
Так два пожилых мужчины стояли, обнявшись очень долго. Потом был накрыт небольшой праздничный ужин, чем Бог послал. Ни кто не ждал гостей. О прожитых годах почти ни чего не говорили, разговор был о жизни сегодняшней. Было такое впечатление, что друзья встречаются ежедневно и обсуждают повседневные житейские проблемы. Засиделись за полночь. Серафима постелила Георгию в кабинете Федора, а сама отправилась отдыхать в спальню.
- Ты знаешь Георгий, я хочу поведать тебе перед сном свое миропонимание. Я много лет шел к этому, много думал и рассуждал, а вот ты появился, и все стало на свои места. Я ни чего записывать не буду, это сегодня ни кому не надо, а когда понадобится, то и другие люди дойдут до этого. Удели мне всего полчаса и спи спокойно, завтра у тебя будет трудный день. Ты о многом не догадываешься и много не знаешь.
- Я всегда готов тебя выслушать Федор, лучшего собеседника у меня ни когда не было, только ответь мне на один вопрос, я как-то не сообразил спросить об этом у Серафимы, растерялся, когда она меня начала целовать. Что означают ее слова, вот и вся семья вместе?
- Не хотел тебя беспокоить заранее, хочется сделать сюрприз, но ты вправе знать. Софья и Дарья живы и здоровы. Живут не далеко от нас, и завтра ты их увидишь. Держись дружище.
У Георгия загорелись глаза, это было видно, даже, в полумраке.
- Не может этого быть, сказки все это. Мне сообщили, что они сгинули в ГУЛАГе.
- Не сгинули, выжили. Дарья по-прежнему прекрасна, а вот Софья здорово изменилась. Досталось ей на каторге, по самое не хочу. И дыши ровно. Дарья ни когда не была замужем. В девках ходит и ждет тебя. В семнадцатом, на перроне вокзала, когда провожала нас на Дальний Восток, она обещалась тебе достаться, вот и ждет тебя. Невеста уже подросла. Теперь хватит о женщинах, все завтра. Ты перевари мой рассказ о бытие человеческом, это не Евангелие от Матвея, я не так мудр, это мысли пожилого человека, прожившего трудную, но настоящую жизнь. Ты знаешь Зобс, я ни о чем не жалею. У каждого человека своя судьба, тут только нужно попытаться прожить ее честно. Выбор всегда есть. Можно расстреливать людей, а можно и отказаться от этой миссии и стать, напротив у стенки. К моему счастью такого выбора у меня не было, хотя меня и хотели расстрелять, помог случай, судьба.
По моему глубокому разумению человек стадное животное, именно стадное, а не социальное. Мы еще не стали на этот уровень, хотя и говорим об этом. Человечеством всегда управляла небольшая кучка людей. Количество не имеет значения, а главное, что этим людям было мало править племенем, страной или континентом, от моря до моря их не интересовало руководство, им всегда хотелось править от края до края. Почему я говорю, небольшое количество людей. Не может один человек править всем физически. Взять монархию или президентское правление, да, есть главный, но у него всегда есть команда и вот если эта команда работает слажено и грамотно, то и результат отменный, ну а если нет, то монарх или президент плохой. Всегда, незначительное количество людей хотело быть посредниками между Богом и остальными людьми. Заметь, ни кто из людского общества не отрицал этого, а основная масса народа покорялась этому. Когда человечество зарождалось, наверное, в это время и было правление от края до края, людей было мало. Но с ростом населения на планете все было утрачено, вот эти посредники продолжали рождаться. Они есть всегда и везде. Они безлики и безымянны и их организация носила различные названия. Не будем далеко углубляться и бегло пройдемся по истории нашей. Империя Александра Македонского, что ему были нужны богатства, нет, правление миром с небольшим количеством приближенных к нему людей, вот его цель. Но все закончилось от моря до моря. Великая Римская империя, то же вселенского господства не получилось. Дальше, еще интересней, Христианство. Казалось вот путь к достижению цели. Престол наместника Бога на земле, Папы Римского и его ближайшего окружения. Вопрос не одного дня, не одного десятилетия, а нескольких веков. Все эти безликие люди упорно трудились над этой проблемой, сменяя друг друга. Умирали, но последователи новые рождались и вели все это дело, как могли. Но и тут их команда не сработала до конца, противоречия погубили дело. В конечном итоге, Папу сделали посредником между Богом и человечеством, но в усеченном виде, все одно получилось от моря до моря, хотя власть Папы огромна, по сравнению с Римской империей, но от края до края не получилось. Христианство дало трещину, начался дележ власти. Появились католики и протестанты, была усилена и православная вера. Вот тут скоро и Россия себя проявит. Еще не настало ее время. Не сформировалась ее русская душа, непокоренность характера и ее духа. Так и не могут понять русскую душу иноземцы. Русский, так же как и еврей, этого я позже коснусь, это не национальность, это образ жизни, мышления и жизненная позиция. Русский, это понятие обобщенное. Екатерина Великая, ни одного русского гена, а до мозга костей стала русской. Она немка поняла и приняла русский мир и стала великой российской Императрицей. Я излагаю свою позицию немного сумбурно, ты первый слушатель, и, наверно последний. Некому передать мои мысли. Было еще множество других попыток реализации идеи правления миром от края до края, но они умирали в зародыше и я не буду тебе об этом говорить. Пришла эра масонов. Тот же круг людей, мечтавших покорить Олимп. Они и занялись поиском краеугольного камня. Что такое краеугольный камень, сегодня ответят не многие, даже инженеры строители. Настал век железобетона. Масоны и назвали себя вольными каменщиками, а краеугольный камень, все это в переносном смысле, сила способная покорить мир и достигнуть мирового господства от края до края Земли. Это была уже более открытая организация. В нее вступали различные люди, которые не могли думать о господстве, но они хотели быть максимально близкими к главным небожителям, так сказать, хотели урвать и свой кусок. Вот тут и встала на их пути Россия. Единственная страна в мире, которая увеличивала свои территории не за счет завоеваний и уничтожения противника, а за счет хорошего отношения к своим подданным. Ни одной территориальной войны. Единственное, что можно вспомнить, так это завоевание Чечни. Малюсенького, крохотного кусочка горной местности, но это пуп Кавказа. Без этой территории терялся весь смысл владения и управление Кавказом. Грузия, Армения, Азербайджан сами обратились к белому царю, молили, что бы их приняли в Империю. Это касается Украины и Средней Азии. Да, что там далеко ходить. Польша и Финляндия с радость присоединились к России. Только в составе России эти страны расцвели. Подъем духовности и культуры. Они убежали в семнадцатом году не из России, а от коммунизма. Сегодня говорить можно, что угодно, но это так. Отсталая Чухонь, превратилась в цветущий край. Прибалтийские государства приобрели государственность. Пожалуй, не повезло, только Литве, но не могут быть две империи рядом, не суждено и не положено. Не было у России колоний, хотя Россия и могла их иметь, но это было противно русской душе, чего нельзя сказать о других странах Европы. Они владели колониями и грабили их, уничтожали коренное население. Ни один Русский Царь не подписал смертного приговора народностям Севера. Монарх говорил всегда одно и тоже. Они малые дети России и казнить их невозможно. Купца, который вез водку северным народам, вешали на осине, что бы другим неповадно было. Цивилизованные европейцы казнили тысячами своих колониальных граждан и спаивали их. Вот тут-то масоны и поняли, если не можешь завоевать своего врага, сделай его своим союзником. Не повезло Павлу I с этим, он взошел на российский Престол. Его сделали гроссмейстером Мальтийского ордена и одним из руководителей масонского движения. Россия вмиг поднялась выше всех европейских государств, сегодня бы ее назвали сверхдержавой, но такого слова еще не существовало. Рассвет и процветание. Это потом все перевернули вверх дном. Возможно, и осуществилась бы идея миропорядка и одна держава бы стала величиной от края до края, и сегодня была бы одна страна на Земле Россия. Но это все в сослагательном наклонении. А итог другой. Не знаю почему, скорее всего, опять, произошел раскол в движении небожителей и Павла предали. Предательство проводилось через Дом Романовых. Романовы предали не только Павла, они предали и Россию. Павла I, казнили страшной казнью, ему в задний проход засунули раскаленный штырь. Крик Павла был слышен на многие версты от дворца. Так Романовы хотели скрыть следы своего предательства и преступления. Это все аукнется России полчищами наполеоновских войск. Александр I отказался от рыцарского креста, скорее всего, и от масонства тоже. Что Георгий ты удивлен, не ожидал таких слов от монархиста. Я к этому шел многие годы, и я остался монархистом, но категорически против дома Романовых, они еще раз и окончательно предадут Россию, но об этом чуть позже. Идея масонства продолжала жить. Опять несколько слабых попыток и вот на сцене появляется Наполеон. Кто он такой? Выскочка, простой корсиканец вдруг становится Императором. Конечно, человек он не ординарный, он велик, но все одно, он миф, его сделали великим. И посмотри все цари и Императоры принимают его за своего, и при том все разом. Наш Александр I называет его своим братом, это с каких заслуг. Наполеон завоевывает Европу, да ни чего он не завоевывал, все и так, после первого выстрела сдавались ему на милость, мало того в его армию вступали войска побежденных стран, чего раньше в Европе ни когда не было. Наполеоново войско росло и умножалось, и все это было сделано, что бы уничтожить Россию, нет, не покорить, а именно уничтожить. Россия не может быть покорена, она должна быть полностью уничтожена, это еще повторится в истории. Часть дворянства российского вместе с небольшим количеством, так называемых, интеллигентов, так же предало Россию. Нет, они не пошли воевать против России, они занялись разложением России изнутри, возвышая Наполеона до небес и принижая с унижением Россию. Вот тут-то и появился великий русский человек, нет не Кутузов, Кутузов стал во главе русского войска позже и продолжил идею. Великим русским я считаю Барклая де Толи, хотя и генов русских в нем не было. Это его идея была погубить французские полчища в просторах России. А Барклая де Толи оболгали и предали, и это сделала малая кучка дворянства, не хочу говорить, русского, у них были только русские фамилии. Впоследствии, еще один русский полководец будет предан, это генерал Каппель, я воевал рядом с ним и это я знаю не по разговорам и истории, а испытал на себе, когда без единого патрона в своей винтовке, я шел в атаку. Хорошо, что во главе российской армии стал Кутузов, в этом и есть его величие, что он и исполнил замысел Барклая. Наполеон так и не понял, как можно не выиграть ни одного сражения и стать великим полководцем. А Кутузов стал таковым. Мало того, он еще и не понял, почему русские люди стали воевать с ним. Крестьяне, рабы своего хозяина помещика стали уничтожать врага. Им-то какое дело до всего этого. Раб он и есть раб. Но русский, ни когда не был рабом, ни при каком режиме. Идея покорения России лопнула. Ты думаешь, масоны успокоились. Ничего подобного. Появилась великая идея сотворения Америки, благо и территория нашлась. Самое интересное, но Америку стали строить на российский манер, наверно хотели получить такую, же не понятную и сильную духом душу. Не получилось, хотя и добились многого. Они повторили подвиг Екатерины Великой. История знает всего два примера бесплатной раздачи земли. Впервые это сделала российская Императрица. Она совершенно безвозмездно раздала кубанские земли, потом и земли Бессарабии, когда и этого оказалось мало, то и сибирские пашни были розданы. Появилось настоящее казачество. Они потом верой и правдой служили Родине многие годы. То же самое сделали и правители Америки, правда, попутно уничтожили все коренное население, но это так, пустяк. Что тогда стоило несколько миллионов американских индейцев. Их не всех убили. Некоторую часть споили, а остальные умерли от банальной детской инфекции. Корь, коклюш и ветряная оспа. Вымирали целыми селениями. Индейцы отплатили лишь частично за это, они подарили Европе сифилис. Но цивилизация справилась с этим, болезнь не ликвидировали, но сумели ограничить ее последствия. Америка не скоро станет великой державой, но она станет ею в противовес России.
Ты не устал Георгий? Может я тебя утомил своими мыслями.
- Что ты Федор, я готов тебя слушать сутками, ты говоришь по делу. Я с тобой полностью согласен, вот только, я бы не смог так изложить свои мысли. Продолжай, прошу тебя. А выспаться я успею. Если не на этом, то на том свете обязательно.
- Вот и подошло наше с тобой время. На престол вступил Николай II. И вступил он на престол в эру благоденствия России. Огромные урожаи. Ни кто не знает, что такое голод. В это трудно поверить, но Россия от продажи за границу, только, одного сливочного масла выручала денег столько же, как и от продажи золота. Кто об этом сегодня знает? Я уже не говорю о том, что Россия кормила хлебом полмира, в том числе и Америку. Промышленность на подъеме. Жены рабочих перестают работать. Мы-то с тобой про это знаем. Нам не нужна советская агитация, как плохо жилось рабочему в царской России. Да, при бездельнике и пьянице муже, женщины работали, у них не было другого выбора. Она мать и должна кормить детей. Но таких, были единицы. Россия не пила водку. По потреблению алкоголя она занимала предпоследнее место в мире, после Норвегии. А нам подсовывают миф о пьянстве в России, это переворот был осуществлен пьяными людьми, мы и это с тобой видели. Дети рабочих пошли учиться в школы, пусть в гимназии, это не меняет дело. Они стали поступать в университеты. Россия укреплялась экономически, духовно и интеллектуально. Но незадолго до этого уже появились люмпены интеллигенты. Вдруг пьяница, бабник и картежник Некрасов стал думать о русском мужике. Возможно он и хороший поэт, но человек он подлого сословия, именно сословия. Подлость не имеет ни лица, ни нации. И его поддержали точно такие же люди. Кто-то кого-то разбудил и встал извечный вопрос, что делать, и кто виноват. Не могу понять, почему их стали так же величать интеллигентами. Интеллигент, это гордость нации, а эти люди ее позор. Опять Россию начали расшатывать изнутри. Все повторяется. Вот тут опять и проявили себя масоны. Война девятьсот пятого года с Японией. Возможно, она и была нужна, но проведено все было глупо и необдуманно. И виноват в этом Николай II, он еще не предал Россию, он был слабым, и не было у него настоящей команды рядом. Тут и русское дворянство повинно в этом. Слишком хорошо жили и не заметили надвигающейся угрозы.  Николаю II надо было утопить в крови всю эту сволоту, да и крови потребовалось не так много. Сотни две – три интеллигентов, несколько десятков пакостных дворян и небольшую кучку большевиков. Это сегодня говорят, что их было много, а на самом деле не так уж и много. Троцкого и Ульянова посадили бы на дыбу, другие бы и разбежались. А так, пожалуйте на каторгу с женщиной, пианино и другими атрибутами светской жизни. Не можешь этого сделать, отрекись от престола. Страна в прекрасном положении, а вместо этого манифест о правах и свободах. Уйди он вовремя, ни кто бы этого и не заметил, и тем более, не сожалел об этом. Возможно, опять-таки, возможно, Россия избежала бы катастрофы, но, увы, тень ее надвигалась. Все остальное мы пережили с тобой вместе. К четырнадцатому году Россия зализала раны. Развитие страны замедлилось, но все равно оно было потрясающе успешным. Любой одесский купчик мог позволить себе купить пол Франции и не на территорию, а на вес, как кусок мяса. С землей, домами, людьми и прочими атрибутами жизни. Я уже не говорю о волжских купцах миллионерах. Они и полмира могли купить себе, оптом и в розницу. Вот сблизилась бы Россия и Германия, чего так добивался Петр Великий и о чем говорил Бисмарк, все, идея масонства, хотя это можно назвать и по-другому свершилась. Нужно небольшое время и Земля будет покорена от края до края, но опять разлад в стане небожителей, вместо этого побеждает идея войны между Россией и Германией. Огонь начали тушить бензином. Запылала первая мировая. Россия монотонно убивала граждан Германии, и ее экономику, Германия делала все с точностью наоборот. Убивала россиян и ее экономику. Победы на уничтожение всех не бывает. Правление Николая II всех достало. Вот вам и февральская революция семнадцатого года и отречение Николая II от престола. Он не имел права это делать в трудную годину для России, хотя и  был ни кому не нужен. Что нельзя было поступить иначе, уйди, но дай моментально приемника. Россия ни когда не жила без царя и по-другому жить не умела. Король умер, да здравствует король!  Но этого не произошло. Думаю и тут не обошлось без масонов. Дом Романовых повторно и окончательно предал Россию. Я часто слушаю радио. На русском языке глушат передачи, а вот на иностранных языках делают это слабо и не регулярно. Слава Богу, я знаю все европейские языки. Сегодня в русской зарубежной церкви витают настроения о канонизации  Николая II и его семьи. Когда-нибудь и русская православная церковь поддержит эту идею. Не может режим коммунистов долго просуществовать, пусть через двадцать, тридцать лет, но режим этот падет, я верю в это, хотя и всю жизнь думал, что это произойдет раньше.
Эти слова Федора оказались пророческими, все так и вышло. Но Федор об это так и не узнает. Возраст не даст ему это сделать, хотя Серафима и дожила до этого.
- Гражданская война. Любая война плохое занятие, но нет, ни чего гаже, чем гражданская. И тут не обошлось без предательства. Лучшая в мире армия терпит неудачу. Ты Георгий не задавал себе вопрос? А почему мы ее проиграли? Нас попросту предали и предали не зарубежные эмиссары, пытавшиеся заработать на войне, а наши же с тобой граждане. Ты был ранен, а я ушел к Каппелю. Воевал под его началом. Отличный полководец. Победа за победой. Да и сопротивления-то не было. Красные разбегались, когда Каппель наступал. Позиции сдавали без боя. Он бы за месяц до Москвы дошел. Троцкий с перепугу закричал, революция в опасности. Это потом они этот лозунг переиграли, хотели принизить роль Каппеля. Мы Троцкого чуть в плен не взяли, улизнул сволочь. Жаль мы его в семнадцатом не хлопнули. Негодяй Керенский приказ отменил. Но, нет же, предали, оставили без боеприпасов и фуража. Не пустили дальше. Объединись он с Деникиным, все крышка красным. Незадолго до его смерти я беседовал с ним. Он так и не смог понять, за что и почему гибнет Россия. Погиб настоящий русский дворянин и офицер. Светлая память ему. С его смертью умерло и белое движение. Сколько крови было пролито и все зря. Потом новый лозунг появился. Борьба до победы мировой революции. Он тебе ни чего не напоминает? Чем не масонское призвание. Мировая революция и владей миром от края до края. Кто-то опять испугался. Победи революция в Германии и все, дальше бы эта зараза перекинулась бы через океан. Страшно подумать, что бы тогда случилось с человечеством. Одумались вовремя. От первой мировой с прибылью осталась одна Америка и в нее продолжали вкладывать людские и материальные ресурсы. Прогресс ускорил время подготовки к большой войне. За тридцать лет масоны нашли сатану в лице Гитлера, и запылала вторая мировая война. Кто и кому мешал разоружить Германию, нет же, ее вооружали и давали деньги. Что Гитлер с кем-то воевал, да, ничего подобного. Он парадным шагом прошел через всю Европу. И только тогда, когда немецкие войска прошли по Елисеевским полям, англосаксы сильно испугались. Их масоны, извини за выражение, наделали полные штаны. Они не дали объединиться советом с немцами, хотя все к этому и шло. Пакт Молотова и Риббентропа сегодня подают как предательство СССР, хотя все наоборот, сам же запад и все время подталкивал Сталина на этот шаг. Это Гитлер думал, что он командует парадом, на самом же деле им управляла кучка негодяев, они же его и столкнули лбами со Сталиным. Жуткая война, двадцать миллионов россиян сложили свои головы, хотя я думаю, что потери были еще более чудовищны. И, опять Америка вышла из войны с огромными барышами. Теперь я и не знаю, чего придумают новые небожители. Россию не победить сегодня, а без победы над, ней покорения Земли от края до края не будет. С приходом ядерной эры, страшно думать об этом, масонство не погибло, оно приняло другой облик. Сегодня у любого спроси, а кто такие масоны. Очень интересный ответ дают. А, эти жидомасоны, кто же этого не знает. Вот и весь их ответ. И причем тут жиды? Вообще, люди перестали понимать кто такие евреи. Их убивали тысячу лет, а их, почему-то становится все больше, кто-то задавал себе этот вопрос? Даже если убить всех евреев одновременно, то рано или поздно, все равно родиться еврей и даст огромное потомство. Еврей это не национальность, это образ мышления. Моисей вывел из пустыни не евреев, а народ израильский, а кто там был на самом деле, только Господь Бог знает, так я понимаю Библию. Вот когда человечество это все поймет, тогда и все свои беды на евреев перекладывать перестанут. Сегодня масонами, возможно, эти люди себя по-другому называют, но сути это не меняет, управляют деньги. А у кого их больше всего? Это две семьи, Ротшильды и Рокфеллеры. Скорее всего, они и считают себя небожителями и хотят управлять планетой от края до края. Думаю, что ни чего у них в итоге не выйдет. Поживем, увидим. Все Георгий, я окончил свою исповедь. Прав я или не прав, рассудит время. Но лет, так, через двадцать, Россию ждет новое испытание. Не дадут ей нормально жить. Спокойной ночи дорогой мой друг. Успеем еще наговориться, у нас вся жизнь впереди.
 В 1991 году в России началась смута.
Никогда в своей жизни Георгий не спал так сладко. Возможно, в детстве так было, но он этого не помнил. Ему снилось синее, синее море, яркое желтое солнце и в дали он слышал колыбельную песню, которую ему пела его бабушка. Песня была на том единственном языке, на котором говорят крестьяне из его деревни. Так больше нигде не говорят. Георгий давно не слышал своей родной речи. Даже в Грузии так не говорили. Это был особый язык, язык гор и моря. Песня стала звучать громче и громче, но в это время его разбудил голос Федора.
- Ну и лежебока же ты Зобс. Скоро полдень, а ты спишь. Где же ты так научился долго спать?
Георгий открыл глаза. Он чувствовал, что вспотел как маленький ребенок, утором проснувшись под пуховым одеялом. Он и не понял, где находится. Георгий стал искать глазами свою бабушку и его взгляд встретился с глазами Федора.
- Доброе утро Георгий.
- Так ты же сказал, что полдень уже.
- Так ты давно уже стал русским человеком, а для русского, когда проснулся, тогда и утро.
- Ты знаешь Федор, я давно так не спал спокойно. Мне колыбельная песня моей бабули приснилась. Я проснулся как младенец. Впервые за долгие годы мой сон длился так долго, длиною в жизнь. Ни когда прежде я не вставал в полдень. Солнце еще не взошло, а я уже на ногах. Видимо, смерть моя скоро за мной придет.
- Здрасте, я ваша тетя. Надо было меня найти через пятьдесят лет, что бы сообщить потрясающую новость. Смерть моя пришла. Вставай, иди в ванную, скоро Серафима с Софьей и Дарьей придут. Она за ними час назад ушла. Тут недалеко. Скажет девушкам, что гость у нас. О тебе ни слова, пусть и им будет сюрприз.
- Да ты, что Федор, у меня ни цветов, ни шампанского нет. Я бегу в магазин.
- Ну, это ты погорячился. Цветы, еще купить можно. Тут рядом цветочный магазин. Но там, только похоронные гвоздики и коалы. Других цветов не держим-с. Ни при царском режиме живем. Гегемону, только такие цветы и нужны. А вот шампанского днем с огнем не сыщешь, разве, что в Париж слетать надо. Портвейн «Приморский», жуткое поило, так это, пожалуйста. Рупь и восемь копеек. С утра выпил и день пропал.
- Ничего, я все найду. Денег хватит. До «Привоза» далеко?
- В Одессе все близко. На троллейбусе, минут пятнадцать ехать, на такси, всего пять.
Георгий наскоро умылся и побрился. Этот ритуал он соблюдал каждый день, все равно, болтался он в море или сидел на берегу. Утро начиналось с бритья. Рубаху он застегивал на ходу. Такси не было, но частник всегда под рукой. Водитель сразу понял, что Георгий впервые в Одессе и содрал с него немыслимую сумму денег по тем временам, пять рублей. Георгий не торговался и через пять минут он был в цветочных рядах «Привоза». Громко сказано, цветочный ряд. Кроме гвоздик и разнообразных цветов в горшочках ни чего другого не было. На улице лето красное, а цветами и не пахнет. Георгий увидел человека, сейчас бы сказали, лицо кавказкой национальности. Он подошел к нему и на русском языке спросил.
- Дорогой, вы мне не подскажете, где я могу купить розы, много роз и желательно белых.
Человек глянул на Георгия оценивающе и свысока. Георгий был одет не дорого. Хлопчатобумажная рубаха и брюки.
- Вы чего дядя с луны свалились. Где я вам розы найду, да, еще и белые. Вот алые гвоздички купи. Два рубля три штуки. Если на похороны, то четыре продам и за два рубля. Подходит?
- Мне для любимой женщины надо розы. Невесту свою нашел, много лет не виделись. Ты понимаешь меня?
- Да, куда вам жениться, вам на кладбище пора, не унимался продавец.
Когда Георгий волновался, а бывало такое крайне редко в его жизни, он начинал разговаривать на своем языке. Сейчас Георгий был взбешен. Он заговорил на своем наречии.
- Ты как мальчишка разговариваешь с взрослым человеком. Перед тобой князь. Будь добр, извинись.
Продавец, вдруг, стал серьезным. Мало кто в Грузии мог понять, о чем сказал Георгий, а он все понял. Он был из долины, где жил Георгий. Ему в детстве рассказывали сказку о добром князе, который жил в его деревне. Тогда все люди жили в достатке и весело. Часто со своими друзьями он бегал на княжеский холм и просил у князя разные вещи для себя и своих родителей. Такое поверье было в их местах. Сегодня он во отчую увидел князя. Ни кто его не учил этому, но он поклонился и произнес.
- Простите меня князь. Подождите несколько минут, сейчас я принесу цветы.
Продавец убежал, а Георгий заулыбался. Что-то сильно часто, он в последнее время стал произносить свой титул. Если раньше он этого боялся, могли расстрелять, потом он привык к простой жизни, и ему не зачем было себя так называть, то сегодня это имеет успех. Через несколько минут его соотечественник стоял возле Георгия с огромным букетом белых роз и бутылкой шампанского.
- Вот возьми дорогой ты наш князь, как и просил, белые розы, и бутылку шампанского, в придачу. Пусть порадуется ваша невеста. Мне мама и бабушка много хорошего о вас рассказывали. Вас чтут, помнят и уважают.
Георгий взял цветы и бутылку с вином. Достал из бумажника сто рублевую купюру и положил ее на прилавок.
- Сдачи не надо. Хороший букет.
- Не обижайте меня князь. Зачем деньги даете, это вам подарок от меня и моей родни.
- Спасибо дорогой соплеменник, я польщен, но деньги возьми. Ты же не зря приехал сюда за тысячу верст. Тебе семью кормить надо, а у меня денег много, зачем они мне. Я действительно стар, как ты сказал.
Георгий ушел. Частник, как чувствовал, что Георгий скоро вернется и ждал его. Интуиция не подвела. Обратно он Георгия повез за три рубля. Восемь рублей заработать за десять минут было огромным счастьем. Георгий не подъехал к самому дому, не доехав метров сто, он вышел. Хотел пройтись и подумать, что сказать при встрече Дарье. Он, даже, не представлял, как она сейчас выглядит. Столько лет не видел. Ничего путного в голову не приходило. Он замедлил шаг. Из-за угла вышли три женщины. Одну он сразу узнал, это была Серафима. Рядом с ней шла сухонькая старушка, Георгий напряг память, но Софью он не узнал. А как узнать-то, сильно Софья изменилась, суровая жизнь изменила ее внешность. В семнадцатом году, высокая полногрудая русая красавица, сегодня, маленькая сморщенная женщина. Когда он глянул на третью женщину, все сомнения моментально рассеялись. Это была Дарья. Та же стройная походка, голову держит высоко, спина ровная, как скамья. Вот прическа, только, другая. Тогда на перроне Николаевской железной дороги у нее была тугая русая коса до пояса, сегодня была короткая стрижка. Но Дарья показалась Георгию обворожительно прекрасной. Конечно, все вы удивлены, как же можно быть прекрасной в таком возрасте. Да, шли три женщины, двум из них было чуть больше семидесяти, Дарье всего года не хватало до седьмого десятка, но для Георгия, она была прекрасна.
Серафима и Софья зашли в парадное, а Дарья оглянулась и встретилась глазами с Георгием. И она его сразу же узнала. А как было его не узнать. Маленький, кривоногий и нос крючком, вот только волосы седые, вместо вороного крыла. Медленно подошли друг к другу и обнялись. Поцелуев не было.
- Георгий, радость ты моя, нашелся бродяга, столько лет я тебя ждала и дождалась. Где же ты пропадал князюшка мой? Я знала, я всегда знала, что ты если жив, то обязательно найдешь меня. Без малого, пятьдесят четыре года прошло, от последней нашей встречи на вокзале. То-то Серафима вся сияет сегодня, давно я ее такой не видела. Пошли в дом, нас ждут.
- Даша, как же долго я тебя не видел. Давай погуляем по парку. Нам есть о чем поговорить.
- У тебя же цветы в руках и шампанское, куда нам с этой ношей.
- Цветы для тебя, но я сейчас передам их.
Рядом пробегал мальчишка. Георгий дал ему пять рублей и попросил цветы и вино отнести в двадцать восьмую квартиру. Мальчишка взял поклажу и понес в дом. Георгий крикнул ему.
- Да и передай хозяевам, что мы скоро будем.
Они зашли в парк, и пошли по аллее, молча. Георгий заговорил первым.
- Прости меня Дарья, что так долго искал тебя. Мне передали, что ты погибла в лагере, вот я и сидел сиднем, не ведая о том, что ты жива и здорова.
- Да, был такой слух о моей смерти. Я сильно заболела, но выкарабкалась. Софья нашла лекарства и еду для меня. Мы с ней от самих Соловков и до Магадана пешком дошли. Помотала нас судьба. Потом Серафима нас нашла в пятьдесят третьем году, вот с этих пор мы и живем в Одессе.
Они присели на скамейку в тени акаций. С моря дул легкий ветерок и не было так жарко.
- Ты как жил-то Георгий? Небось, и тебе туго пришлось.
- По сравнению с тобой я в раю жил. Работал, рыбу ловил
В течение часа Георгий рассказал о своей жизни. Столько лет прожил на земле, а рассказ длился всего час. Ни о геройстве своем, ни о трудностях жизни, он не вспомнил. А зачем? Зачем вспоминать плохое, человек должен жить в радости и счастье.
- А не женился-то почему? Не уж-то слово свое решил сдержать? Род-то твой княжеский на тебе и окончится.
- Не буду обманывать тебя. Была у меня одна попытка жениться, но не вышло, и, слава Богу, а род мой княжеский окончился в семнадцатом году. Всех убили, все российское дворянство. Теперь, только, носители фамилий остались. Как сказал Федор и правильно сказал. Предали Романовы весь дворянский род российский. Пошли Дарья в ресторан, обедать будем. Я праздника хочу.
- Так нас же ждут.
- Ничего, успеем наговориться. Мы только встретились, у нас вся жизнь впереди.
В небольшом ресторане у моря Георгий закатил пир. Ансамбль пел только для Дарьи. Им приносили все новые кушанья и напитки. Но сколько могут выпить и съесть два пожилых человека? Они смотрели друг на друга и радовались жизни. День клонился к вечеру. Георгий рассчитался за банкет, он накормил и напоил всех людей, которые находились там, все было похоже на свадьбу, вот только невеста была без фаты. Рассчитался и с певцами.
- Хорошо поете, душевно. Вы все можете спеть?
- Безусловно, что хотите. Нет ни одной русской песни, которую бы мы не знали.
- Тогда спойте мне песню Балтийских Подводников. Последний раз я ее слышал пятьдесят четыре года назад. Дам денег сколько захотите.
У руководителя ансамбля загорелись глаза, но откуда ж ему знать ее. Георгий с Дарьей пошли в дом к Федору и Серафиме. Их заждались.
- Где же это вы ходите, милые мои, спросила Серафима?
И тут Георгий услышал ядовитый голос Софьи.
- А где же им быть, наверняка в номера Георгий отвел Дарью, пора ее и невинности лишить, засиделась в девках.
Серафима всплеснула руками.
- Софья, хоть сегодня прекрати свой зековский жаргон, ты же не на нарах в камере.
- Простите моя милая баронесса, я и забыла. Пусть князь подойдет ко мне и руку поцелует. Так, кажется, он делал раньше.
Георгий подошел к Софье и поцеловал ей руку. Тогда это была милая и теплая ручка, сегодня костлявая и холодная. Софья обняла Георгия.
- Прости ты меня старую, но я разучилась говорить хорошие слова. Если не поскандалю или кого не обижу за день, то голова болеть начинает. Спасибо Даше, что хоть один человек на земле может такое терпеть. Умерло во мне все человеческое, а вот ты появился и на душе тепло стало. Не всех замучили в застенках НКВД и на том им спасибо. Как живешь Георгий?
Георгий хотел ответить, но Серафима позвала всех за стол. Ох, и долго длился их разговор. Жизнь длиною в жизнь. В этот день все ночевали в квартире у Федора. Мужчины улеглись на полу на старый матрас, Серафима легла в кабинете Федора, где до этого ночевал Георгий, а Софья и Дарья, как и обычно, легли вместе, на супружеское ложе Федора. Еще сутки разговоров и воспоминаний. Все, тема окончена. О чем еще говорить? На следующий день, вечером, Софья и Дарья собрались уходить к себе. Они уже были в дверях, когда Георгий неожиданно сделал Дарье предложение.
- Дарья, я при всех наших друзьях, скорее, родственниках прошу тебя, выходи за меня замуж. Поехали ко мне.
Дарья грустно взглянула не Георгия.
- Завтра Жорик я тебе все скажу. Дай подумать мне.
Впервые за всю многолетнюю жизнь Георгия назвали Жориком. Никогда таких слов он не слышал, хотя и знал, что Георгий и Жора, это одно имя. Ему стало тепло и приятно, но он понял, что ему было отказано. На следующий день были приглашены дети и внуки Федора. Они много слышали о Георгии и вот увидели его. Но у них своя жизнь и вскоре они покинули стариков. Таков закон жизни, куда деться.
Дарья не знала, как начать разговор с Георгием, но решилась.
- Георгий, ты вчера сделал мне предложение. Я ждала этого всю свою жизнь, но жизнь прошла, к великому сожалению, прошла. И ни куда от этого не деться. Человек смертен. Так нас устроил Создатель и он прав в этом. Я бы с радостью уехала с тобой, но я не могу этого сделать. Софью я одну не оставлю, а взять ее с собой, это невозможно. И не возмущайся Софья, хватит, столько лет тебя терплю, и терпеть буду. Ты сейчас наговоришь кучу гадостей, но я прошу тебя, не делай этого. Время разбрасывать камни прошло. Я сегодня самый счастливый человек в жизни. Жизнь прожита не зря. Есть ты, есть Софья, есть Серафима с Федором, все живы и я счастлива. Судьба подарила вас мне. А все началось с несчастья, утонули мои родители. Я благодарна матери Федора, Царствие ей Небесное, это она подарила мне вас. Я вас всех люблю. Жизнь прекрасна. Пусть все будет, так как есть. Прости меня Георгий.
- Я понимаю тебя Даша. Наверно, ты права. Давайте прокатимся, напоследок. На пароходе, по Крымско-Батумской линии. Там на корабле нам будет хорошо, все и обсудим.
Софья с Дарьей ушли. По дороге домой Софья наговорила гадостей Дарье и сказала, что бы она уезжала с Георгием.
- Ничего со мной не будет. Вали подруга. Я проживу, не беспокойся. О себе подумай. Чего тебе делать возле меня, слушать мои гадости. Мне самой противно, как я ругаюсь, но ни чего не могу с собой поделать. Из меня, прямо льется это все. Видно, я как губка все плохое впитала в себя, вот теперь и отдаю назад, постепенно, высыхая. Я старая вредная и желчная старуха, смерти хочу, устала я.
Дарья ни чего не сказала в ответ. Они, уже много лет не спали вместе, с пятьдесят третьего года, когда приехали в Одессу. Сегодня Дарья постелила одну постель. Софья расплакалась. Заплакала и Дарья. Подруги обнялись. Они прекрасно знали, что больше не могут жить друг без друга. Два родных человека. Одна простолюдинка, другая, графиня, самой голубой крови, но кто из них кто, теперь и они не знали.
XXXX
Георгий с Федором расположились на балконе. Спать не хотелось. Они курили сигары «Гавана», как в молодые годы, и пили маленькими глоточками настоящую «Мадеру», которую Федор купил в валютном магазине «Торгсин». В последнее время, Серафиме разрешили получать деньги из США от ее родственников, которые уехали в семнадцатом году, кстати, обобрав и мать Серафимы. Конечно, доллары им в руки не давали, но Серафима получала чеки, на которые можно было прилично отовариться в СССР.
- Что Георгий ты расстроен отказом Дарьи?
- Нет, она права. Куда ей бросить Софью. Столько лет вместе. Больше в горе, чем в радости. Правильно сделал твой отец, что отослал от себя Дарью. Порознь они бы уже давно погибли. Друг другу они сохранили жизнь. Я, правда, как мужчина, еще кое-чего могу, иногда и на молоденьких заглядываюсь, чего греха таить, жаль, но от судьбы не уйдешь. Так, что поедем в круиз. Деньги у меня есть. Всю жизнь копил, не на кого было тратить. Я сегодня богаче, чем шестьдесят лет назад, когда ты за меня заплатил в приморском борделе. Помнишь, как мы славно покутили. Назад пешком шли, на извозчика денег не осталось. Зато шампанское лилось рекой. Славное было время. А одежда, какая? Пока девицу разденешь, семь потов сойдет. Не то, что сегодня, раз и она выскочила из платья. Одних, только пуговиц сотня была, не считая всех застежек. Поехали Федор.
- Да, денег и у меня хватает, но где столько билетов взять? Сын достанет два, ему как капитану положено, а вот где остальные три взять, ума ни приложу.
Ну, это совсем просто. Я думаю Герою Советского Союза, это не трудно будет сделать.
- А кто у нас Герой? У меня наград нет. Адмирал Колчак хотел наградить, но я отказался от награды. За гражданскую войну подло получать ордена. Брат на брата идет.
- Так я Герой, благодаря этой звезде мы теперь с тобой вместе.
Георгий рассказал в подробности, как он получил награду и вспомнил встречу с бароном.
- Так жив этот негодяй. Меня чуть не расстреляли из-за него у Колчака, когда я ему деньги привез от Каппеля. Вот скотина, вовремя сбежал. Я бы его задушил своими же руками.
 Тут и Федор рассказал о встрече с бароном.
- В любом случае Федор, мы должны быть ему благодарны, если бы не его подлость, не сидеть нам вместе теперь на этом балконе. Идем, покажу тебе звезду.
Георгий открыл чемодан и вынул коробочку.
- Вот Звезда Героя, я ее буду носить, а вот этот орден Ленина я ни когда не надену. Жаль для него дырку колоть в пиджаке. Страшный орден. Кто бы мог подумать, что у меня, человека, всем своим сердцем ненавидящего русофоба Ульянова, будет орден его имени. Гадость, какая. Я воевал не за советскую власть, я воевал за Родину, за тех мальчишек из моей команды, что живыми пришли с войны. Всю свою жизнь мечтал стать офицером флота, с мичмана начать, потом бы и адмиралом стал. Советы мичмана дали, но у них это не офицерское звание. Жаль, не быть мне офицером, хотя атаман Семенов и произвел меня в корнеты, но от кавалерии.
- Я понимаю тебя Георгий, чего оправдываться. Ты Человек с большой буквы. Герой и гражданской войны. Как ты тогда эскадрон поднял и пошел в лобовую атаку, спасая меня. Я все помню, если бы не ты, изрубили бы меня в капусту. На лошади я умел ездить, только в экипаже, и то, на заднем сиденье. Но морским офицером ты все-таки состоишь в Российском флоте. Хотел позже тебе вручить, как-то не получалось сделать это.
Федор открыл шкаф и с полки достал сверток. Развернул его.
- Держи свои погоны, тут и приказ есть о присвоении тебе адмиралом Колчаком звания мичман Российского флота. Всю жизнь хранил твои эполеты, все потерял, а эту реликвию берег для тебя, нашли бы чекисты и расстреляли, но я знал, что ты вернешься за ними.
Георгий взял в руки пагоны мичмана и развернул пожелтевший листок бумаги. По приказу адмирала Колчака Федору (?) было присвоено воинское звание лейтенант, а Георгию Корнели звание мичмана Российского флота.
- Вот так всегда. У тебя на звание выше, чем у меня. У Семенова тебе подпоручика присвоили, у Колчака лейтенанта дали.
- Так я же умнее тебя был. Кто учил-то тебя князек. Я да Дарья. Без нас  ты и унтер офицера не получил бы.
У Георгия глаза стали влажными. Такого подарка судьбы он не ожидал. Оказывается, его мечта сбылась, и он стал офицером, морским офицером и он не знал об этом.
- Вот за это Федор огромное спасибо тебе. Все, жизнь прожита не зря. Я завершил свой жизненный круг. Дальше не интересно. Впереди, только повторение.
- Нет, Георгий, тут ты не прав. Все плохое мы уже прошли, впереди, счастье, то счастье, которое мы не дожили. Жизнь дает нам шанс еще пожить. Жаль, не носить тебе эти пагоны. Давай еще по рюмочке, и ложимся спать. Утро вечера мудренее.
Георгий достал билеты в круиз. Люкс не получилось сделать. Были две кают. Одна двухместная, там поселили Дарью с Софьей, другая трехместная. Там остановились Георгий, Федор и Серафима. Семь дней счастья, последние семь дней счастья. Теплоход «Победа» подходил к Батуми. Федор и Георгий стояли на палубе. У Георгия в руках был его чемодан.
- Все Федор, прощай. Я все понял. Увидел тебя и Дарью. Мне ничего больше не надо в жизни. Раз в полгода буду посылать тебе открытку, значит, я жив. Ты делай то же самое. С женщинами прощаться не буду. Не хочу видеть их слез, да, и сам могу расплакаться. К старости человек становится сентиментален. Зачем нам слезы? У Дарьи и Софьи их было достаточно. Врагу не пожелаешь такую жизнь, но они прожили ее. Серафима славная у тебя, повезло тебе, да, ты и знал, чего хочешь. Помню я твои глаза, после первой встречи с Серафимой. Рад, что благодаря мне, ты ее увидел, так бы до сих пор и спал бы себе в своем кубрике. Так распорядилась жизнь. Твоя фамилия и твой род продолжает жить.
Друзья обнялись, пожали друг другу крепко руки. Теплоход причалил к пирсу. Был подан трап. В Одессу Федор вернулся без Георгия. Жизнь прошла.
XXXXI
Осенью приболела Дарья. У нее была банальная простуда, но почему-то она стала заговариваться. Чаще вспоминала дореволюционный Петербург и вскоре там осталась в своем сознании. Софья стала ее сиделкой, нежно ухаживая за своей подругой. Она бросила курить и ругаться. Теперь, она говорила, только ласковые слова. Дарье становилось все хуже и хуже. Рассудок ее покидал, Софья одна не справлялась и ей стала помогать Серафима. Теперь они втроем жили в одной маленькой комнате. Дарью отвезли на Слободку, клинику и ее осмотрел профессор.
- Что я могу сказать вам милые дамы. Склероз, он и есть склероз. Сердце у нее здоровое, как у молодой девушки, прожить она может очень долго, а вот мученья ее убрать невозможно. Сегодня медицина бессильна при этой болезни. Скорее мучиться будете вы, а не она. Она находится в своем удивительном мире, мире грез. Память к ней не вернется никогда. Советую вам поместить ее в нашу клинику.
Тут не выдержала Софья и выругалась, да так, что у профессора волосы встали дыбом.
- … Да, вы что такое несете … . Ни когда в жизни я ее не оставлю в богадельне. … … … Она мне родная, роднее не бывает. … … … Даже не предлагайте этого.
- Так я и не настаиваю. Тут дело ваше, вам ухаживать за ней. Просто, с каждым днем вам будет все труднее это делать. У меня есть к вам вопрос. Откуда вы такие слова знаете? Последний раз я такой разговор слышал в пятьдесят втором году, когда был в пересыльной тюрьме. Слава Богу, отец всех народов умер и меня вернули домой, и то десять лет, ни за что, ни про что дали. Секретарю райкома партии правильный диагноз поставил, шизофрения, маниакально депрессивный синдром. А меня в кутузку сунули.
- Где, в Надыре пересыльная тюрьма была?
- Да, а вам-то, откуда известно это заведение?
- Так мы там с вашей пациенткой два раза были. В пятьдесят третьем году рядом на поселении жили. Она Дарья Афанасьева, а я Софья Румянцева, слыхали? О нас каждый знал, кто там находился.
У профессора задрожали руки. Он подошел к Софье и поцеловал ей руку.
- Простите меня графиня, я вас ни когда не видел, но благодаря вам я жив остался. Блатные убить меня хотели, но мне передали, что графиня сказала врачей не трогать. Вы были в серьезном авторитете. Первая женщина в законе.
- Да, уж, не зря говорят, что Одесса, это маленькая деревня в миллион жителей. Все друг друга знают. Я рада, что вы живы.
Дарью отвезли в дом к Серафиме, ей была нужна отдельная комната и ее поселили в кабинете Федора. Дарья пожила еще год. Было холодно в квартире, еще не включили центральное отопление. У Дарьи появился проблеск сознания. Она надела свое лучшее платье и села у окна. Смотрела на Софью влюбленными глазами и что-то попыталась объяснить ей, но у нее, ни чего не получилось. Проскользнула крупная слеза, Дарья ушла к себе в комнату и прилегла. Через час Софья нашла ее мертвой. Дарья лежала на кровати и улыбалась. Скромные похороны. Федор, Серафима и Софья. Сразу же после смерти Дарьи выпал снег. Говорят хорошая примета, но не понятно в чем, в смерти? Серафима пошла, навестить Софью, та сильно переживала смерть подруги и не выходила из дома. Софья лежала мертвой на кровати. Когда хоронили Софью, соседский мальчишка вдруг громко сказал.
- Смотрите, смотрите, а старуха в гробу улыбается.
На него зашушукали, но все глянули на покойницу. Действительно, на ее лице была улыбка. За гробом шли двое, Федор и Серафима. Они послали Георгию телеграмму, но тот не приехал. Не знали они, что за месяц до кончины Дарьи умер и Георгий. В своей посмертной записке он просил не сообщать ни кому о его смерти. Пусть все думают, что он жив. Георгий несколько дней не появлялся в своем учебном классе. К нему пришли домой. Дверь была не заперта. Перед своей смертью Георгий встал еще затемно. Принял душ и гладко выбрился. Свою мечту он воплотил в жизнь. Что бы ни кто не знал, ему мастер пошил парадный мундир морского офицера образца семнадцатого года, были трудности с золотым шитьем, но и тут они справились. Мундир получился на славу. Георгий надел его. На грудь приколол звезду Героя и медаль «За победу над Германией» Лег на свое ложе и умер. Его ученики нашли Георгия мертвым, но, ни кто не мог понять, почему на его лице была улыбка. Смерть он принял без мучений и как должно офицеру флота. Хоронил Георгия весь его небольшой городок. Как и мечтал Георгий, он надел свой офицерский мундир, не прошел сам в нем, но его понесли как российского офицера. Тело отвезли на его родину, как и завещал Георгий, там процессия удвоилась. На княжеском холме земля приняла тело Георгия. Поставили деревянный крест и надгробный камень, на котором золотыми буквами было написано.
- Тут покоится столбовой дворянин Российской империи князь Георгий Корнели.
Чуть ниже, но маленькими буквами было дописано
- Герой Советского Союза.
Все было сделано так, как и просил Георгий. Ни кто не посмел запретить надпись, которая была сделана большими буквами.
Ушел из жизни еще один человек долга, человек чести. Георгиевский кавалер. Он знал главную привилегию российского дворянина. Пойти и первым умереть за свою родину. Слава российскому дворянству.
Теперь в его родной деревне главная улица названа в Честь Георгия. В его городе не смогли переименовать улицу Ленина, но в новом микрорайоне, все, же удалось назвать улицу имени Георгия Корнели. Люди помнят его, и по сей день.
XXXXII
 Федор в своей жизни, практически не болел. Но этой зимой он, сначала простудился, а уж потом и прихватило у него сердце. Но в этот раз все обошлось и весной ему стало гораздо лучше. Наступила весна в Одессе. Зацвела белая акация. Обычно Федор совершал не большие прогулки после обеда, а сегодня он решил пройтись к морю. Тепло. Солнце, только миновало зенит. Он сел на скамейку и стал глядеть на море. На рейде стояли корабли. Федор прожил долгую жизнь, не все получилось, так как он мечтал. Революция отняла у него право служить своей Родине. Стать командиром крейсера не дала ему судьба, но у него была его Серафима. Видимо, два счастья много для одного человека. Он много раз задавал себе один и тот же вопрос. Правильно ли он прожил свою жизнь? Не разменял ли он ее на пустяки? Ответа у него не было. Да, и есть ли этот самый ответ у любого человека, который прожил много лет. Федора потянуло домой. Он встал со скамейки и медленно пошел. Он даже не заметил, что его старческая спина выровнялась, левая рука ушла за спину, шаг его стал ровный. Так мог идти только гардемарин его курса. Серафимы не было дома, она поехала проведать внуков. Федор потрогал свой подбородок. Он был гладко выбрит. Открыл шкаф, там не было парадного мундира и не могло его быть. Он надел свой лучший костюм. Ему пришла в голову потрясающая идея, и он приложил погоны лейтенанта к своим плечам. Улыбнулся, вспомнив, как он пришил погоны подпоручика на мундир гардемарина. Почему-то очень захотелось прилечь на диван. Впервые в своей жизни он лег одетым на свой диван. Наверное, Федор задремал. Его разбудил вестовой, тронув его за плечо.
- Ваше благородие, господин лейтенант. Вас требуют к себе адмирал Колчак. Федор встал и вышел из дома. Он не сразу понял, что вышел он из своего дома, который находился в Санкт-Петербурге. Солнце еще не встало, было серо, но очень тепло. Пахло весной. Силыч копошился возле клумбы, высаживая цветы и как обычно, приветствовал Федора.
- Доброе утро барин. На службу идете?
- Да. Силыч. И тебе доброе утро.
Возле ворот стояла пролетка. Федор сел в нее. Он не назвал адрес, куда его нужно доставить, а извозчик и не спросил его. Через некоторое время коляска подъехала на Ориенбаумановскую пристань. У стенки стоял «Быстрый». По сходням спустился его друг лейтенант Алексей Волков.
- Здравствуй Федор.
И друзья обнялись. Только сейчас Федор заметил, что на нем парадный офицерский мундир и с левого бока висит офицерский кортик.
- Приказано доставить вас Федор Николаевич в Кронштадт. Не спрашивай зачем, сам все увидишь и узнаешь.
Они поднялись на катер. Вся команда была в парадной форме, а на груди боцмана сверкали четыре Георгиевских креста. Полный Георгиевский кавалер, гордость России. Прозвучала привычная команда, по местам стоять, со швартовых сниматься. Алексей как обычно лихо, на одном месте развернул свой катер. На полном ходу катер не плыл, а летел над волнами, как экраноплан.
- Хорошо идет твой катер Алеша, сказал Федор. Раньше так быстро он не бегал по волнам.
- А я после генерального сражения с немецкой армадой, дал ему полный ремонт, вот у меня он теперь, действительно быстрый. Ни кто не может, сравнится с ним в скорости. Мы тебя быстро доставим к месту назначения. Было полное впечатление, что время остановилось. Светло как днем, а солнце еще не взошло. Вот и Кронштадт. Федор поднялся на причал и увидел, что не далеко от него стоит адмирал Колчак, а рядом с ним генерал Каппель. Федор, чеканя шаг, подошел к адмиралу.
- Ваше высокопревосходительство лейтенант Федор (?) явился для продолжения службы.
- Здравствуйте Федор Николаевич. Сегодня вы получите новое назначение. У стенки стоит новый крейсер, его только спустили со стапелей верфи. Он Ваш, идите и командуйте кораблем.
К Федору подошел генерал Каппель.
- Я рад за тебя Федор. Поздравляю.
Они пожали друг другу руки.
Федор направился к, теперь уже, своему кораблю. Возле крейсера стояли строем все гардемарины его курса во главе с отцом и командиром капитаном первого ранга Михаилом Александровичем Китицыным.
Когда Федор прошел мимо них, все гардемарины взяли под козырек.
Перед самым кораблем на встречу к нему вышел Георгий и отрапортовал.
- Господин лейтенант, команда корабля для встречи командира построена. Докладывал старший офицер мичман Георгий Корнели.
- Спасибо Георгий, я всегда знал, что ты мой лучший друг.
Друзья обнялись. Федор увидел название своего крейсера. Большими золотыми буквами было начертано «Слава России».
Федор поднялся на свой корабль. И тут прозвучал рапорт.
- Господин командир. Вверенный вам батальон офицерского полка построен. Докладывал заместитель командира батальона капитан-лейтенант Васнецов.
Перед собой Федор увидел свой батальон, которым он командовал, всего один раз в жизни. Дальше прозвучала команда Георгия.
- Поднять Андреевский флаг. Командир корабля принял командование крейсером. Взмыл ввысь Андреевский стяг. И в это время взошло солнце.
Весь полк сиял золотыми пагонами и орденами. Как будто он был построен на Марсовом поле и сейчас на белом коне подъедет Император. Все только его и ждали. Император не появился, не было уже царя в России, а вот генерал лейтенант Каппель, все же подъехал на белом коне, хотя и не должен был это делать. Но он хотел сам, лично проводить полк на бой. Он всегда гордился этим полком. Опять прозвучала команда смирно.
Даже не знаю, понял ли Федор, в эту минуту, что он умер. Его мозг начал давать обратный отсчет. Вся его жизнь пролетела в мгновенье перед его глазами в обратном порядке и остановилась на том месте, когда он впервые увидел Серафиму. Взгляды их встретились. Серафима посмотрела на Федора своим лукавым взглядом и улыбнулась ему. Федор улыбнулся ей в ответ. Его сердце перестало биться.
Так ушел из жизни главный герой повествования, человек долга, человек чести. Георгиевский кавалер. Он знал главную привилегию российского дворянина. Пойти и первым умереть за свою родину. Слава российскому дворянству.
XXXXIII
Вечером Серафима вернулась домой. В их квартире было тихо. Она ни чему не удивилась и вошла в кабинет Федора. Он лежал на диване, а в руках у него были его офицерские погоны. Серафима взяла стул и присела у дивана, взяв руку Федора в сои руки. Рука Федора была еще теплой. Серафима не зарыдала, хотя ее глаза были мокрыми.
- Что, ушел от меня к своему Георгию? Теперь лежишь и улыбаешься. А что мне теперь делать без тебя, скажи на милость. Ты мне обещал, что ни когда не оставишь меня одну, а я теперь совсем одна.
Только сейчас у Серафимы потекли слезы. Она ни когда не плакала в своей сознательной жизни. Да, и сейчас слезы были скупы и без причитаний. Так Серафима просидела возле Федора до утра. Утром она открыла свой шкаф и достала из него Андреевский флаг. Шить она его окончила совсем недавно, хотела сделать подарок своему любимому. Теперь она подумала, что совершила ошибку, и флаг не надо было ей дошивать, а так и оставить недошитым. Может быть, Федор пожил бы еще. Тело Федора она накрыла Андреевским флагом.
- Спи спокойно мой любимый, ты заслужил это флаг.
 Серафима прожила еще очень долго. Она застала гибель коммунистического режима. В этот день Серафима вписала свою и Федора фамилии в их церковное свидетельство о венчании. Серафима не дожила совсем немного до своего столетнего юбилея. Субботним днем, она к себе на дом пригласила парикмахера. Её волосы были окрашены в черный цвет. Парикмахер сильно удивилась, когда Серафима попросила ее заплести ей косу белым бантом. Накануне, она купила себе белое платье, это платье не было похоже на то, в котором она была на своем выпускном балу, таких платьев сегодня не шьют, но все же, оно напомнило ей тот день. Вечером она получила известие, что ее правнук Георгий прославил фамилию. Ну, вот и все подумала Серафима, все возвращается на круги своя. Фамилия заняла свое достойное место. Одела свое белое платье, посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась.   Мозг ее заработал в обратном направлении. Вся жизнь промелькнула за миг и остановилась, ровно на том месте, когда она впервые встретилась глазами с Федором. Серафима лукаво взглянула на него и улыбнулась. Последние ее мысли были такие.
 - Я люблю тебя Федор и иду к тебе, просто я не могу жить без тебя.
Похоронили Серафиму с улыбкой и рядом с Федором. Два любящих человека, теперь навсегда будут рядом. Их совместная жизнь, это и есть гимн  настоящей человеческой любви. Любовь всегда должна быть в человеческом сердце. Без любви, нет человека.
Я знаю, я верю в это, что когда-нибудь в России появится памятник и на нем будут начертаны такие слова
Светлая Память   – Славным Орлятам и Львиным сердцам, выпускникам       Морского корпуса и Отдельных Гардемаринских Классов!
СВЕТЛАЯ  ПАМЯТЬ  ВЫПУСКУ  1920  ГОДА!!!


Послесловие
Многие фамилии в этом романе изменены мною, а вот фамилию главному герою я так и не смог заменить. Но главное, что эти люди жили на нашей прекрасной земле
Этот роман написан благодаря помощи замечательному человеку Ольге Колтун. Она является прямым потомком одного из героев этого романа. Ольга всю свою жизнь восстанавливает правду о питерских гардемаринах выпуска 1920 года.
С уважением. Всегда ваш.