Марфа Данилиха живёт по соседству с Башалмихой. В молодости они дружили, да потом отношения между ними испортились, а вот теперь и нет в живых больше бывшей подруженьки. Живёт Марфа Акиловна Шихова, Данилиха по мужу (тот тоже умер десять годков назад), с дочерью Ольгой, которая овдовела год назад, и с женатым внуком Михаилом. Жену у внука зовут Вера, Верушка, которая вот-вот родить должна. Вера тяжело дохаживала беременность. Её мучила жара, она постоянно хотела пить, но от излишек в организме воды, стали появляться отёки, и фельдшерица грозилась отправить Веру в районную больницу.
Марфа Акиловна переживала за внукову жёнку, и рада бы чем-то помочь, да вот чем? Ни про какие отёки она раньше и слыхом не слыхивала, пробегает всю беременность на ногах, а подойдёт время родить, крикнет бабу Граню, деревенскую повитуху, та ребёнка скорёхонько и примет.
А ещё у Марфы Акиловны в этом году долго не поводилась корова, и отёл её теперь приходится на лето, создавая большие неудобства. Корова уже вторую неделю стоит в хлеву, а наноси-ка ей травы да воды. То ли дело на воле – сама и поест, сама и из озера напьётся. А вот стельную - на той поре – корову разве же выпустишь на волю. А ну как телиться задумает, да ещё и телёнка спрячет, искать придётся. Дома Марфа Акиловна глаз с коровы не спускает, по нескольку раз заходит на назём проведать кормилицу.
И вот надо же такому случиться. У Марфы Данилихи в эту ночь случился двойной приплод. Вот уж повезло, так повезло – в одну ночь и двои роды. Да в обеих – двойники. Наутро вся деревня гудела от такой новости.
А случилось вот что. Корова Малька растелилась тёлочкой и бычком около двенадцати часов ночи. У Марфы Акиловны дух от радости спёрло. Вот повезло, вот удача!
- Ох, Малька, какая же ты молодчина, - приговаривала хозяйка, сидя на низенькой скамеечке и дёргая корову за соски.
Теляток надо в первый же час напоить молозивом. А ещё она сама очень любила варёное молозиво. А вот сегодня останется ли ей лакомства после двойников-то? Она решила, что с кринку для себя молозива всё равно выкроит. Когда его поставишь в русскую печь, оно запечётся и станет густым, вроде мягкого сыра – вкуснота! Она долго провозилась с телятами, пока того да другого с пальчика напоишь, ним ведь матку подавай, сосать надо. А она учит их обманом, сунет палец в рот, а потом и в ведро, а там потихоньку палец изо рта у телёнка вынимает и тот начинает учиться пить сам. Выходя со двора и поднимаясь по ступенькам в сени, Марфа Акиловна услышала душераздирающий крик снохи Верки.
- Ой, мамочки, умру сейчас!
- Охти-мнеченьки, и эта зарожала.
В сени выскочил испуганный внук:
- Бабушка, миленькая, Вера помирает.
- Не бойся, не помрёт твоя Вера. Зарожала видно. Матка где?
- Кто где?
- Ольга, матка твоя где? Поздно уж, часа два ночи будет, где она бродит?
- Только, что подходила к Вере, спрашивала как дела, вышла куда-то. Что делать-то, бабушка?
- Беги за фельдшерицей. А я посмотрю на твою Веру, как она там. Да пошто эдак-то кричит, как рожать-то будет, всю силу растеряет. Чего рот открыл? Беги за Лидией Васильевной. Беги, я присмотрю за Веркой.
Вера лежала на кровати, боясь пошевельнуться. Под ней была большая лужа.
- Охти, Верушка, во;ды видно отошли.
Марфа наскоро застелила диван простынёй:
- Перебирайсе эвонде на сухое место, а я уберу у тебя мокресь на кровати. Да Ольга-та где?
- Не знаю. Да не встать мне.
- Встанешь, деушка, встанешь, давай-ко я те помогу.
- Ой, бабушка, обожди, схватка закончится. А Миша где?
- За медичкой побежал – ответила подошедшая дочь Марии Акиловны - Ольга, свекровь Веры.
- Ты где по ночам шляешься? Не видишь, девка рожает? – заворчала мать.
- На улицу выходила, я ещё с вечера почувствовала, не зарожает ли она, вот и не могу заснуть.
- Ольга, а Малька двойников принесла, вот удача. Давай Веру на диван перевалим.
И тут подошла новая схватка у Веры. Она закричала, и ползком добралась до дивана, поддерживаемая Ольгой.
- Не кричи, Верушка, - ласково уговаривает роженицу Марфа Акиловна. – Побереги силы-то, ишо го;жи будут, как потуги начнутце. На кого придано-то наладила? На парничка, али на деушку? Пелёнки-то накупила?
- Наладила, всё в комоде лежит, - ответила Вера, отходя от схватки.
- Вот и ладно. Ольга, поставь воду гретце.
Дочь вышла на кухню, и загремела кастрюлями.
- Дак на кого Верушка?
- Я, бабушка, на всякий случай приготовила и на мальчика, и на девочку – и розовое и голубое. Кто родится, в то и завернём. Ой, умираю, ой, мамочки-и-и!
- Нечего, голубушка, не помрёшь. Больна ранка, да забывчива.
- Ой, никогда не забуду-у-у!
- Забудешь, завтра же забудешь.
Прибежала запыхавшаяся фельдшерица Лидия Васильевна:
- Ну, как дела? Рожаем? Ведь говорила, что надо в родилку ехать, так нет, ждёте, пока приспичит дома рожать, а мне попадёт от главного врача за это.
Но, увидев испуганные Верины глаза, засмеялась:
- Да я так, Верочка, ворчу для приличия. Ну, что тут у нас? Марфа Акиловна, отдыхай иди, Оля, будешь помогать мне. А ты куда? – спросила она Михаила, - ты своё дело сделал, теперь наша забота. Иди, подожди, как родим, позовём.
- Ишь чего выдумала – отдыхай поди, да нешто я усну, когды эдакое в дому творитце, бывает гожа ишо буду, вдруг что-нибудь понадобитце. Мишка, поди отседова.
Михаил вышел на крыльцо, закурил, когда он зажёг третью сигарету, в доме послышался детский плач. Откинув сигарету в траву, он ринулся в дом:
- Кто, кто родился?
- Мальчик родился, Михайло, - сообщила довольная Марфа
Акиловна. – Ты покедова не заходи туды, сейчас послед примем, ты него сразу и зароешь в землю.
- Молодец, Вера, молодец, - приговаривала Лидия Васильевна, обрабатывая пуповину малышу. А Ольга уже приготовилась запеленать внука.
- Тужься, Вера, давай теперь послед родим.
- Осподи, благослови, да што это? – спрасила изумлённая Марфа Акиловна. – Осподи, да ишо робёнок. Осподи, да деушка, - удивлялась новоиспечённая прабабушка, наблюдая за действиями Лидии Васильевны.
- Верушка, а у тебя бывает тамотки ишо есть?
Вера устало улыбнулась:
- Не знаю.
- Больше нет,- сказала Лидия Васильевна, принимая послед.
Марфа Акиловна завернула послед в тряпку и подала Михаилу:
- Поди зарой послед, да поглубже, штобы собаки не вырыли.
И тут она вспомнила про корову:
- Осподи, а у коровы-то послед? Ведь, если она него достанет, то съест.
Марфа Акиловна побежала на назём*. И вовремя прибежала – корова тянулась уже языком к последу.
- Маля, Маля, нельзя ведь эдак. Я тя водичкой солёненькой напоила, - ворчала она, убирая послед лопатой. Придя в дом, она вымыла руки и заглянула к роженице. Та лежала умиротворённая, а Ольга выслушивала наставления фельдшерицы, чтобы завтра же отвезли Веру с детьми в район, в родильное отделение.
- Дак уже завтра Лидия Васильевна. Время-та скоро шесть часов будет, да зачем везти-то, ты сама приняла робёночков. Мы завсегда дома рожали.
- Так это было раньше, Марфа Акиловна. Теперь не положено.
Ольга вышла на крыльцо и села на ступеньку, рядышком опустилась Марфа Акиловна. Утро зачиналось малиновой зоренькой. Вот блеснули первые солнечные лучи над Машкиным болотом, и солнышко, опираясь на вершины деревьев, словно бы оттолкнулось от них, вдруг всплыло в малиновое небо. И всё засияло, засверкало, заблестела роса от лучей, и казалось, что в каждой росинке переливается крошечное солнышко.
- Мама, мамочка, как хорошо-то, утро, сегодня, какое замечательное, - Ольга положила, как в детстве голову матери на плечо.
- Хорошо, Олюшка, порато хорошо, и радость-та какая. Вот и ты бабушкой стала, а ведь молодая совсем.
- Да и ты прабабушка теперь, да и тоже вроде не старая. Ой, а Миша у нас где?
Михаил спал в кресле. Счастливая улыбка так и застыла на его губах.
Когда на совхозном «Газике» Веру с детьми увезли в район, Марфа Акиловна отправилась в магазин. Вроде надобности никакой не было, но очень хотелось похвастаться, от радости дух у неё так и спирало в груди. Ольга отговаривала мать, чтобы та не ходила никуда, да как тут утерпишь, когда двойная радость в доме, когда нет никакого терпенья держать всё в себе. Каждый встречный и поперечный поздравлял её с правнуками, а она довольная, отвечала:
- Спасибо на добром слове. Дак у меня ишо корова двойню принесла.
- Вот повезло тебе, Марфа Акиловна, так повезло, - радовались вместе с ней односельчане.
Ольга сначала пошла вслед за матерью, да потом махнула рукой. У неё заботы, где сейчас сын? Он отвёз жену с детьми и по приезде ушёл в мастерские «обмывать ножки» - ставил мужикам магарыч за детей. Уже и бабка обежала всю деревню, вон сидит на крылечке, доярки на вечернюю дойку проехали на бортовой машине, громыхая флягами, а где же сын? Наконец, Михаил, пошатываясь, появился в проулке. Подошёл и опустился на ступеньку рядом с бабкой:
- Михайло, ты пошто эдак наглотился? Ведь не пьяница ты какой-нибудь.
- С меня двойную норму спрашивали, за двоих, - заплетающимся языком ответил тот, и повернулся к матери:
- Мама, ты только не ругайся.
- Не буду, - ответила Ольга. - Иди, ложись, проспишься к утру.
Ольга была не меньше матери рада рождению двойняшек. Кроме Михаила у неё в городе жила ещё незамужняя дочь, которая работала бухгалтером на заводе. «Вася, Вася, как же мне тебя сейчас не хватает - подумала она о муже. Вот и дедушкой бы стал. Да не судьба». Отцветала Ольга бабьей красой, красуясь в своём бабьем лете. Сорок один годок всего, а вот одна, без мужа, и ничего не изменить.
Через неделю привёз Михаил жену с детьми домой. И забила жизнь ключом. Ольга взяла отпуск на работе, чтобы помочь снохе справиться на первых порах. А потом Михаил отпуск возьмёт, да и Марфа Акиловна крепкая ещё, помогает, чем может.
После обеда, каждый день, Ольга ходила с тазом выстиранных пелёнок на реку, чтобы выполоскать их в проточной воде с деревянных мосточков. Вот и сегодня она привычно спускалась к реке.
«Выполощу пелёнки и искупаюсь, - думала Ольга, - День-то какой стоит замечательный, жаркий». Только начала подходить к реке, как кто-то подхватил её сзади за локоть:
- Позвольте, я Вам помогу.
Ольга оглянулась:
- Вы кто? – спросила она, высвобождая локоть.
- Не узнала, Оля?
- Господи, Алексей, ты что ли?
- Я, Оля, я.
- Вот не чаяла тебя увидеть. Столько лет пропадал. Зачем приехал, по родине соскучился?
- Соскучился, и тебя повидать захотел.
- Меня-то с чего? – насторожилась Ольга.
- Так ведь любовь у нас с тобой была.
- Была, да сплыла, - отрезала Ольга.
Они подошли к реке. Вода переливалась серебром в солнечных лучах. От берега пугливо метнулась мелкая рыбёшка на глубину, когда на воду упала тень от подошедших людей. У Ольги мелькнула мысль, что искупаться ей сегодня не придётся, и надо как-то отвязаться от назойливого провожатого.
- Оля, ты полощи бельё, а я посижу на берегу, подожду тебя.
- Да чего меня ждать-то? Повидались, и - иди своей дорогой.
- Разговор у меня к тебе серьёзный есть.
- Не о чём нам разговаривать с тобой.
- Есть о чём, о сыне, Оля.
- О каком ещё сыне?
- О нашем сыне, Оля.
- Да какой у нас тобой сын? – холодея от ужаса, спросила Ольга.
- Да Михаил, Оля, Михаил. Признайся, ведь это мой сын.
И муж твой моего сына воспитывал, небось ты не сказала ему, что беременная замуж идёшь.
- Это наш с Василием сын, Алексей.
Ольга поставила таз и опустилась на траву, у берега.
- Нет, Оля, это наш сын.
- А ты не забыл, как меня на аборт отправлял?
- Так ведь ты не сходила.
- Сходила!
- Не верю, Оля, ни единому твоему слову не верю. Видел я Михаила, моя кровь, на меня похож.
- Не похож он на тебя, это Василия сын.
- Я отцовство буду доказывать.
Ольга вскочила с травы, схватила сырую пелёнку из таза и пошла на Алексея, тот вскочил и невольно попятился:
- Что доказывать будешь? Ты не забыл, как с одним чемоданом из деревни убежал, когда узнал, что я беременна? Помнишь, там, у нашей берёзы я сказала тебе об этом. Я думала, что ты обрадуешься, а ты стал белее берёзы, застыл, ровно в штаны наложил. А потом заскулил, что ты не виноват, и что мне самой надо было думать, когда под тебя ложилась, и что рано тебе ещё хомут на шею надевать, и не нагулялся ты ещё, да и ведь проблемы нет никакой, чтобы избавиться от ребёнка - пять минут потерпеть, и опять пустая. Твои слова? Сказывай, твои?
- Ну, мои. Грех молодости, теперь хочу исправить. Да не маши ты пелёнкой, успокойся, поговорим, как цивильные люди. Сказал, что хочу всё поправить.
- Что? - Ольга кинула пелёнку обратно в таз. – Через двадцать два года поправить? Мы тебя столько лет не знали до сих пор, и знать не хотим!
- Это мой сын, Оля, - настойчиво повторил Алексей. Ольга стояла напротив его и тяжело дышала.
- Твой? Когда мне сказали, что ты уехал, и далеко уехал, я думала – с ума сойду. Сказать дома, что сколотка нагуляла – отец выдерет, как сидорову козу, и мама не заступится. А по деревне разговоры пойдут, что Ольга у Шиховых в подоле принесла. Позору не оберёшься. Три ночи я проревела. Три дня прогоревала, а на четвёртый день взяла верёвку, сунула её под вя;занку* и пошла на гумно. Только стала я голову в петлю пихать, а тут Василий вбежал, запыхался весь, обнял меня и говорит:
- Слава те, Господи, успел, Олюшка, - и заревел он слезами. – Олюшка, не бери грех на душу, не губи две жизни.
- А ты откуда знаешь? – спросила я.
- Догадался, Олюшка, - отвечает Василий. – Я давно тебя люблю. А как Алёшка врасплох уехал, понял я, что неспроста это. Стал я за тобой присматривать, да вот едва не прокараулил.
Ольга в гневе схватила опять пелёнку и пошла, замахиваясь, на Алексея. Тот споткнулся и упал в траву. Ольга в изнеможении опустилась рядом.
- Так вот. Снял Василий верёвку, выкинул её в траву подальше, встал передо мной на колени и говорит: «Выходи за меня замуж, Олюшка. Ребёнка твоего приму, как своего, ни одним словечушком не попрекну». Вот так я и вышла замуж за Василия. Жила я с ним, а тебя, подлеца, ещё долго любила. Василий понимал это, и не лез лишний раз в душу. А Мишку он растил, как своего родного сыночка. А через три года я родила ему дочку. Он её Оленькой назвал. Так и повелось у нас – Оленька большая, да Оленька маленькая. Не лезь ты к нам, Алексей, не трави душу мне и сыну. Всё прошло, ничего назад не воротишь. Не тот говорят отец, кто родил, а тот, кто вырастил.
- Ольга, нет у меня с женой детей. Через год, как уехал, я женился, и жена вскоре забеременела, да аборт сделала.
- По твоей, небось, указке?
- По моей. И всё. Больше детей у нас с ней не будет. Я потом ещё побегал по бабам, да кто-то будет рожать от любовника? Затосковал я, Ольга. Захотелось своё дитё обнять.
- Не твоё дитё! Попробуй, подойди только к Мише, нараз застегну, чем ни попадя.
- Не сможешь, Ольга.
- Смогу, ещё как смогу, а покой сыновний нарушить не дам. Дети у него.
- Так я значит ещё и дедушка?
- Не дедушка ты, а подлец. Не вступай на нашу дорогу. Не мешай нам жить.
- А с Василием-то поговорить хоть можно? Просто по-мужски, расспросить, как сын рос.
- Нет больше Василия. Год, как он помер, сердце подвело. Большое, доброе его сердце. Всю жизнь знал, что не люблю я, а виду ни разу не подал. А я так к нему привязалась за столько лет, прожитых вместе, что, наверное, любила по-бабьи, или жалела. Это одно и то же говорят. Да что ты в душу-то ко мне ползёшь, убирайся сейчас же и на пушечный выстрел к сыну и внукам не подходи.
- Прости меня, Ольга.
- Бог простит. Иди с миром. Сам себе выбрал жизнь, сам в ней и живи.
Ольга спустилась на мосточки и стала полоскать пелёнки. Алексей понуро побрёл в угор, перед угором оглянулся и крикнул Ольге:
- Оля, а внуков как зовут?
- Вася и Оля.
Торопливо дополоскав пелёнки, Ольга чуть ли не бегом побежала в деревню. Вера на лавочке укачивала малышей в коляске.
- Вера, а Миша дома? – спросила она сноху.
- Нет, ещё не приходил с работы.
- А к нам никто не заходил чужой?
- Да нет. Никого не было.
- Ну и, Слава Богу, - ответила Ольга и ушла развешивать пелёнки.
Где-то примерно через час пришёл с работы сын, возбуждённый, и какой-то взъерошенный. Марфа Акиловна пыталась у него спросить, что случилось, но он грубо ответил:
- Не лезь, бабушка. Мне надо с мамой поговорить.
- О чём, Мишенька?
- Об отце.
- Да што об нём говорить-то?- опять сунулась бабка.
- Мама, пойдём в дом.
Ольга вся покрылась липким потом. Войдя в комнату, Михаил сразу же спросил:
- Это правда, что Алексей Воронин мой отец?
Ольга посуровела лицом и грубовато ответила сыну:
- Какой он тебе отец? Он тебя только сделал и сразу же сбежал с чемоданом. А Василий меня из петли вынул, да растил тебя, как родного.
Ольга горько заплакала.
- Мама, мамочка прости ты меня дурака бестолкового. Один у меня отец был, и я у него один сын – Михаил Васильевич.
Ольга улыбнулась сквозь слёзы. На душе отлегло. Они вышли на крыльцо. В это время скрипнула калитка, и в неё бочком протиснулась старая дева или «вечная солдатка» Дарья Вилачева:
- Олюшка, новость-то слышала?
- Слышала, Дарья Петровна, не хочу вспоминать про эту новость.
- Дак приехал…
- Как приехал, так и уедет.
- Ну да, прости меня, не вовремя я. День рождения у меня завтра – сорок пять годков, так ты приходи.
- Спасибо, Даша, приду.
- А я тороплюсь, вдруг Володя приедет, а меня дома нет.
Наступило неловкое молчание.
- Она совсем глупая, мама? - спросил Михаил, когда Дарья ушла.
- Не глупая, сынок, она, а верная, двадцать пять годков ждёт Володю из армии. Зови жену в дом, Михаил Васильевич, сейчас ужинать будем, вон какая у нас нынче семья.
*Назём – хлев. *Вязанка – вязаная кофта.