История седьмая.
Была в моей «карьере» Чёрного санитара одна история, действительно печальная, до сих пор, как вспомню, сердце сжимается. В общем, работал у нас столяр один, Борисом Дмитриевичем звали. Невысокий мужик, могучего плотного телосложения, очень строгий, серьёзный, обстоятельный, пил в меру, в силу возраста (а ему при мне уже было хорошо за семьдесят), не больше ста-ста пятидесяти грамм в день и под закуску, мастер редкостный, мебельщик. Его, собственно, для того и держали в бригаде, чтобы всему начальству мебель изготовлял. И вот случилось у него горе, да такое, что и врагу не пожелаешь. Сын Бориса Дмитриевича в своё время изрядно выпивал, и вот наш столяр, имевший немало полезных знакомств, пригласил к себе врача специального, и сынку вкололи какое-то лекарство, что-то вроде торпеды, но реально действующее, и правило одно – алкоголя ни грамма, а то сразу реакция и смерть. И сынок довольно-таки долго держался, несколько лет, а потом поссорился с женой, сдуру «хлопнул» пятьдесят грамм и тут же, на месте, и скончался. Ну, состояние Бориса Дмитриевича понять не сложно, любой бы на его месте сошёл с ума от горя, и бедолага тоже очень переживал. И вот однажды, далеко не в добрый день, в конце смены все собрались в раздевалке, а несчастный отец из столярки не идёт и не идёт. Не помню, почему на тот момент с ним не было других столяров, может их уже тогда кого уволили, а кто и сам ушёл, возможно, в отпусках отдыхали, но Борис Дмитриевич как-то оказался один. Ждали мы ждали, даже Николаевич заволновался и послал меня, мол, самый молодой, сбегай-ка, глянь, что там с человеком. И ведь повод имелся, один уж раз старый столяр рукой в станок угодил – досочка раскололась, и полоснул пальцами по фрезе, все ногти раздробил разом, так бы кровью и истёк, если бы зам Чуканов с заданием к нему не пришёл. Вдруг и сейчас что-то подобное?
Ну, куда деваться? Я и побежал, тем более, у самого сердце не на месте было, Борис Дмитриевич мне очень уж нравился, как человек, несмотря на строгий нрав, мог и обругать, конечно, и отчитать, но вообще, не злой, душевный дедушка. И вот прибегаю я, распахнул дверь, а старик наш сидит за верстаком. Я к нему, что, мол, такое, а столяр говорит мне странным голосом: - «Ты не думай, я не пьяный – встать не могу». Инсульт! Даже мне, молодому дураку, понятно, я обратно к начальству, скорую вызывать. Николай Николаевич, как узнал, сам чуть в обморок не грохнулся, быстрее звонить, а мне кричит: - «Открывай его шкафчик, переодеть надо к приезду врачей или хоть вещи собрать». Я заметался, полетел в столярку за ключом, потом снова в раздевалку, тыкаю, тыкаю ключиком, а проклятый замок ни в какую! Надо сказать, я и так не шибко сообразительный, а когда нервничаю, мозг совсем выключается. И как эту дрянь открыть? Плюнул, вытащил из своего шкафа гвоздодёр, оторвал замок вместе с винтами, чёрт с ним, если что, куплю столяру новый. Схватил сумку, благо у Бориса Дмитриевича она была вместительной, затолкал туда всё, что было, не разбираясь, схватил и назад.
Скорая помощь прибыла довольно быстро, Николаевич опять ко мне: - «Давай, ты у нас самый молодой, поедешь с ним в больницу, проследишь, чтобы всё нормально было». Вот чего я согласился? Знал же про свою «особенность», если кого вынесу из завода или выведу, бедолага обязательно вскоре или умрёт, или лишится работы, так нет, не посмел спорить. Позвонил только домой, маму предупредить, забрался в машину, поехали.
Помимо беспокойства о коллеге, помню, мучила ещё одна мысль. Дело в том, что я абсолютно не умею ориентироваться на местности. Настолько, что если увести меня со знакомой улицы на соседнюю, немедленно и потеряюсь. Я на работу и в магазин всегда хожу одной и той же дорогой, чтобы не заблудиться. Сейчас как увезут куда-нибудь к чёрту на кулички, и как оттуда возвращаться? Да и денег на метро нет. К счастью, далеко не повезли, в пятьдесят седьмую больницу, мало того, что до дому каких-то пять остановок (я ходок превосходный, могу пройти и втрое больше, даже после тяжёлой работы), так я ещё и знаю её, как свои пять пальцев. И мама в пятьдесят седьмой часто лежала, и сам пару раз оказывался, в общем, эта проблема отпала. И вот вытащили каталку из машины, потом долго мурыжили с оформлением документов, как всегда, нервы вытрепали все и мне, и Борису Дмитриевичу, а в конце и вовсе санитары «отожгли», когда в палату привезли несчастного, доставили, так сказать, поворачиваются ко мне и говорят: - «перекладывай давай с каталки». Я на них смотрю, как на ненормальных, в мужике добрых девяносто килограммов, массивный, да ещё наполовину парализованный, и как мне, карлику, с ним управляться? Санитар только плечами пожимает, мол, хоть перекатывай, мне что за дело. Делать нечего, взял на руки, помолился, рванул, ничего вроде, держу, даже кишки не скрипят, ногой каталку отшвырнул, положил, как был, в спецовке и телогрейке, на одеяло, сумку с вещами в тумбочку затолкал.
Не знаю, может, стоило бы и остаться, посидеть с бедолагой, но врачи меня вытолкали, ты не родственник, нечего здесь и делать! Я махнул рукой Борису Дмитриевичу и побрёл прочь, домой.
Как вы догадываетесь, больше я его не видел. Нет, к счастью, столяр выжил, или не к счастью, как посмотреть, короче, из-за инсульта память у него отшибло, совсем, склероз поглотил разум, а ведь был умнейший человек! И, что самое ужасное, из родственников только жена, такая же старая, глухая, в куда худшей форме, увы, куда ей о муже заботиться, сама-то еле жива. С тех пор зарёкся кого-либо с завода выводить. Может, моей вины и не было, всё же инсульт из-за переживаний случился, но кто знает, вдруг я действительно несчастье приношу всем, кому пытаюсь помочь?
История восьмая.
К счастью, не все мои приключения были грустными и трагическими. Про нашу Юлечку я уже рассказывал. В неё все мужики были влюблены и жёстко конкурировали. Один раз наша кокетка сумела соблазнить целую бригаду приезжих гастарбайтеров, которых наняли на соседнее предприятие ремонтировать здание под аренду. Мужики, к счастью, из Белорусии, не такие дикие, как азербайджанцы или узбеки, но всё одно до баб охочие, изголодались, а тут такое чудо с улыбкой Моны Лизы и бюстом пятого размера, да ещё смеётся со всеми, ластится. Они же не знали, что девизом красотки всегда было: - «Возбудим, но не дадим», полагали, что крошка весьма легкодоступна, а наша рыбка златовласая, как обычно, хвостиком вильнула, в последний момент, и дёру. В общем, мужики разозлились, решили отомстить, а как? Тронешь, так с завода потом не выберешься, если менты не заберут, заводские мужики забьют насмерть, хоть и пенсионеры, да крепкие. В общем, на первый раз бить не стали, но всё одно злобствовали, кулаки показывали.
А тут мы с Юрием Михайловичем так же что-то копали, заполнили ковш погрузчика мусором и землёй, сами следом забрались и поехали на помойку выгружаться, а мимо Юлец пробегала, я ей и свистнул, забирайся, мол, к нам, покатаем. Девушка долго не думала, запрыгнула, едем. Мы с напарником довольные, как же, красотулю такую катаем, на зависть всем, да только тут нас белорусы и приметили, разозлились жутко, как так, то к нам клеилась, теперь вот с другими шашни крутит, похватали камни и давай кидать в коварную соблазнительницу. Ну, я, как всегда, на «амбразуру» кинулся, закрыл собой, благо хоть и ниже златовласой нимфы на полголовы, зато раза в два шире. А что мне сделается? Кирпичи мелкие, от меня отскакивают, благо мстители не настолько глупы, чтобы в голову кидать, или пытаться серьёзный вред причинить, они хоть и не знают, что злить меня небезопасно, но всё одно опасаются, в общем, проехали как-то, как сквозь строй.
А Юля, увы, так и не поняла, какой опасности подвергалась, хи-хи да ха-ха, ну, бросили пару камушков, большое дело. Не знала она, что на волоске была. Белорусы-то меня тем же вечером, после смены, поймали, когда домой шёл, окружили, и спросили с очень недобрым видом: - «Чего, мол, защищал деваху, жених что ли»? Вот хорошо, что я, как истинный графоман, наделён весьма неплохо подвешенным языком, а как еврей, могу выкрутиться почти из любой ситуации. Так правду с кривдой смешаю, сам потом не разберусь, где что. – «Да что вы, робята, - я рукой махнул, - какой там из меня жених-то? Так, прикрыл убогенькую. Она же у нас девочка больная на всю головушку, из детдома, ещё в детстве один подонок её едва не изнасиловал, а недавно ещё нашёлся негодяй, пригласил к себе, якобы ремонт делать, и хотел попользоваться сироткой, еле вырвалась, с тех пор у девушки жутчайшее раздвоение личности. Сама Юлечка мужиков как огня боится, на километр к себе не подпускает, а натурой-то в мамашу пошла, проститутку, которая её не просто сдала в детдом, на помойку выбросила, (там младенца менты и сыскали). И хочется ей мужчинам нравится, от всеобщего восхищения душа поёт и радуется, а как коснётся какой ухажер, тут же вторая половина натуры вылазит, ребёнок запуганный, жертва недобрых людей. Вы уж не трогайте болезную, ей и так досталось, не всякий подобное и вынесет.
Ну, мужики затылки почесали, всё же славяне, совесть имеется, поверили моим вракам, отстали от девушки. Ну, мне малость стыдно было, оговорил всё же красавицу, а с другой стороны, коли не насочинял бы с три короба, и сам бы по физиономии получил, всё же противников человек десять, и не мелкие, и Юлец могла «доиграться» – поймали бы, птицу белую, отучили с мужчинами шутки шутить.
Так, что-то я отвлёкся малость, хотел ведь о другом поведать. Короче, ухаживал за нашей блондиночкой один тип. Работал в химической лаборатории, звать Дмитрий. Не знаю уж на что и рассчитывал, честно говоря, ростом с меня, только стройный, лет под сорок, бывший алкоголик, больной панкреатитом, с двумя детьми на руках (предыдущая его жена от алкоголизма и померла), в общем, так себе, ничего интересного, хотя Юля ему, как и всем, благосклонность выказывала, на дачу к нему ездила не раз, разумеется, не подпуская близко, как и обычно. И мы с ним жёстко за блондиночку конкурировали. Не то чтобы я не понимал, что из себя Юля представляет, но трудно удержаться, уж больно красива. Как говорится, сам жениться бы не стал, слишком уж проблем у неё много с головой, а и другим клеиться не давал. До драки, к счастью, дело не доходило, тем паче я бы беднягу прихлопнул как муху, но словесные баталии были грандиозны, блондиночка просто таяла от наслаждения, ещё бы, за неё сражаются, да как! Дмитрий человек интеллигентный, институт закончил, говорить умеет, у меня и вовсе запас словарный огромен, и язык, как помело. Главным аргументом моего соперника был тот, что он, якобы, человек состоявшийся – дом, дача, мотоцикл, дети, а ты, толстяк, почти бомж, квартирка крошечная, и та – мамина, а своего имущества – только одежда, что на тебе. Да только меня подобным не обескуражить. – «Зато у меня собрание собственных сочинений - двадцать пять томов, - кричал я, - да и дом с дачей тебе от папаши достались, я и сам всё это заработать смогу, коли захочу, а уж детей заделать и вовсе дело не хитрое, а ты попробуй, хоть страницу напиши, да так, чтобы интересно было, хоть малую сказочку»! Долго и много мы так спорили и вот, наконец, Дмитрий совсем замялся, не знал, что и сказать, и выдал: - «а я, а я умею по деревьям лазить, а ты»? Я лишь рассмеялся, нет, на дерево мне и вправду не взгромоздиться, и комплекция не та, и высоты боюсь смертельно, да только… – «Ха, - я лишь плечами пожал, - зато я смогу Юлю от ЗАГСа до дому на руках донести, а ты, когда до дела дойдёт, что, залезешь от неё на дерево»?
А подколка, надо сказать, была жестокая, напомню, противник-то росточком с меня и худенький, а беляночка-то наша метр восемьдесят и отнюдь не костлявая, всё, что надо, на своих местах, и снизу, и сверху, весила на тот момент килограмм восемьдесят! А чтобы подтвердить слова свои, подхватил я её на руки и сделал круг почёта вокруг соперника, а потом на место поставил. Надо сказать, хоть я и не слабак, а вес-то приличный, чувствуется, хоть и приятно до ужаса. Уж после такого Димочка совсем сник, уполз к себе осмеянный и больше со мной в словесные баталии не вступал. Впрочем, в отличие от нас всех, он, кажется, влюблён был по-настоящему, даже кольцо Юле купил, замуж звал, но, увы, этой дивчине такой муж был не надобен.