В четверг днем позвонила Сара и по-деловому произнесла:
- Михаил, добрый день! В субботу я буду в отъезде, а вот в воскресение, если Вы сможете, я бы хотела увидеться.
- Добрый день, Сара! В воскресенье я смогу, пожалуйста, время и место?
- Место то же, и время то же. Буду Вам очень признательна.
- Спасибо, до встречи. – сказал я скороговоркой.
- Да, там же… - как-то непросто сказала дама.
Мы снова встретились на трамвайной остановке, вот только Сара была совсем другой, как будто потерянной, почти поникшей, прическа ее была безукоризненной, без макияжа она была еще красивей, но сама она была расстроенной. Впервые я почувствовал себя нужным и ощутил правоту относительно серьезности момента, понял, что ее трудности вот только начались.
- Я ездила в столицу и очень огорчена, человек, папин старый приятель, партнер в прошлом, отстранен от должности и на днях улетает надолго. Он сказал, что его возможности сегодня очень ограничены и пока обещать ничего не может.
- Вы упали духом?
- Да, но как-то даже не по поводу своих вопросов, а именно по поводу таких вот обрушений казалось бы сильных людей.
- Сильных мира сего?
- Не всех, а своих знакомых, именно тех, с кем имели дело, кого сами наделяли могуществом.
Мне грустно, Михаил, и я хочу позволить себе эту слабость в Вашем присутствии, позволить не сдерживаться. - говорила она чуть не плача.
Иногда, в своих рабочих встречах с женским полом мне хотелось обнять их за плечи, принять поток слез на себя, пожалеть и дать исцеление лаской, как это делают хорошие мамы с ребенком, когда ему плохо.
Но на самом деле я никогда не позволял себе этого и женщины, принимая мои чувства на расстоянии, все же получали помощь и поддержку. В моей сдержанности они находили нужную силу. И сейчас я смотрел ей прямо в глаза спокойно и проникновенно.
- Взгляд, Миша, у тебя хороший… Спасибо… Пойдем к машине? - приблизившись к стоянке, среди прочих я выделил авто, игравшее на солнце бруснично-золотистым цветом. – Вот это моя «Мазда 6», я ее очень люблю, она яркая и лучистая, и всегда поднимает настроение. Правда - прелесть?
- Правда, Сарочка, я обратил на нее внимание издалека. Она как ты в моменты, когда нет туч. Название цвета наверное другое, но для меня это таежная брусника под солнцем.
- Прошу ко мне. – сказала хозяйка сев за руль и, открыв сумочку, стала приводить лицо в порядок. Я смотрел перед собой и чувствовал ее аромат - она была близко, совсем рядом.
- Я хочу опять провести с тобой время и рассказать, что смогу, а ты, Миша, мне помогай, пожалуйста. Ты мне мешать не будешь. Мне нужны твои слова и вопросы тоже.
- Хорошо. Сейчас ты как себя чувствуешь? Ты сможешь произнести что-то из мыслей, которые проносятся в голове, рассказать, что там происходит? Вот так спонтанно, прямо сейчас, здесь в машине, сколько сможешь, пожалуйста.
- У меня в голове винегрет, все перемешано…
- Что с чем - у этих продуктов есть названия, каких больше, какие горше, с чем или с кем они схожи? Все, Сара, дальше сама, с любыми паузами, говори, пожалуйста!
- Я вспоминаю детство, как мы жили втроем, я и мама с папой… Лицо папиного компаньона, который мне отказал, всплывает - такое жалкое. Муж первый вспомнился, я его любила, он был несгибаем. Мамин отъезд к моей больной бабушке - в Израиль. Папа просит ее остаться, она неумолима, он очень просит… Еще тебя возле церкви, когда ты меня ждал - я выхожу, а ты стоишь и ждешь так естественно, как ждут свое.
Мелькает искаженное подлостью, паскудством лицо Игоря в момент, когда он нагло объявляет меня неимущей, оно мне даже снится: перекошенное-зловещее и трусливое-пакостное. Я его ненавижу. - на глазах ее выступили слезы, а левая рука сильно сжала руль: - Пожалуй, больше ингредиентов нет…
- По своей скороспелой прикидке я могу кое-что сказать, но звучать оно будет неприятно и даже больно для Вас. Его съедала зависть, по сути, к самому себе. Ведь он уже многим обладал. Ненависть от понимания, что это все равно не его, не им добыто, ни его талантом, умением, удачей.
Неосознаваемый страх лишиться всего, к чему стал привыкать, вот так исказил Вашего мужчину - дармовое ведь сперва радует, потом развращает, а в итоге калечит.
- Но я не отдам ему ничего, он просто меня не знает. Мне по работе приходилось участвовать и не в таких тяжбах.
- Да, но там Вы имели дело с чужими людьми, имели дело с материалом, а здесь? Ведь у Вас множество чувств и эмоций именно потому, что задето личное, женское и кем – тем, кого Вы любили и кто Вам говорил о любви. В этот раз оскорблены достоинство Ваше и честь, не правда ли?
- Правда, и что теперь делать?
- А вот тут все не просто, придется вникать в некоторые подробности, а хочется, наверное, от него отвернуться и решать задачу через адвокатов и избавить себя от всевозможных контактов с Игорем? Вы готовы вникать?
- Не совсем так, тут дело не в контактах, и, мне кажется, я знаю в чем. Зазноба моложе его на столько же лет, насколько он младше меня, ей двадцать четыре года, смуглая такая, глазки как угольки, видно, что ушлая, что-то в ней цыганское. Я не суеверна, но она, зовут ее Римма, на колдунью похожа и в разговоре путается и сбивает с мысли.
Я с ней встретилась - узнала ее телефон у наших общих с Игорем приятелей и то, что работает она в одном здании, с нашим офисом, позвонила и назначила встречу.
Говорили на улице, стоя, недолго, хотела ее почувствовать, услышать, разглядеть, сказать-то мне было нечего: очернять Игоря глупо, она и не услышит, оскорблять ее или подраться - я помню в школе одну девочку ударила - не годится. Встреча была пустой, да, я ее увидела, и что – сравнивать с собой?..
- Мысль «откуда взялась эта сука?» Вас преследует, Вы к ней часто возвращаетесь. Бывает так, что ненависть не к нему, а к этой Римме вскипает, а потом наступает отчаянье, жалко себя и больше ничего не хочется…
- Все это со мной и происходит. Длятся такие приступы не долго, возвращаюсь к делам, в которых я всегда последовательна, а потом все лезет в голову вновь.
Мы быстро доехали, кабинет был все тот же, с балкончиком и мы, не сговариваясь, вышли на него. Уют был не меньший - обилие цветов в горшочках: круглых, прямоугольных, кашпо, вазы от пола и очень интересные светильники, излучающие мягкий свет. Была слышна приятная музыка, и громкость, и яркость освещения регулировались пультом. Можно было опустить жалюзи и отделиться от внешнего мира. Кресла и диванчик были красивыми и удобными. Сара предложила выбор – я показал на кресло слева, она прошла к дивану.
- Правда, здесь хорошо? – спросила Сара голосом бархатным и ласковым так, как будто предыдущего разговора и не было. – Цветы пахнут нежно и музыка эта знакома. Устала я очень, а сейчас мне стало легче.
- Здесь действительно прекрасно и ты, Сара, красивая очень! - а вдруг она сейчас скажет: «Поцелуй меня»?
- Я хочу, чтобы ты меня поцеловал - это можно?
Я встал, обошел диван и наклонившись, поцеловал ее в щеку, не скрывая волнение, без стесненья и неуместной страсти.
- Ты всегда так владеешь собой? Это здорово, собой владеть…
- Не всегда, но с женщинами в любых ситуациях это необходимо и очень важно. Расскажи что-нибудь о вашей семье.
- Мой дедушка по маме - русский, а бабушка - еврейка, она живет в Израиле больше тридцати лет, уезжали они, когда я была ребенком, мне кажется, я их отъезд помню. Дедушка умер не так давно и моя мама поехала туда жить. Я по маме тоже еврейка, хотя имя Сара мне выбрал отец, но это я уже рассказывала.
Бабушка по отцу, русская, светловолосая, ходила в православную церковь, набожной не была, но веру уважала и в ее доме было две иконы: «Казанской Божией Матери» и «Николая Чудотворца». Дед Илья - папин отец - о своей вере не говорил и как верующий не представлялся - времена тогда были сложные, а он занимал высокий пост и был членом партии.
Вот такая родословная, интересно?
- Очень. Сколько же в Вас, Сара, богатства, колорит родства какой красочный, личности они все не простые, культура в Вас многоликая. В гордыне Вас никогда не укоряли или в высокомерии?
- Дома за этим очень следили, чуть зазнавалась, нос задирала - устраивали головомойку, объяснения спрашивали - что это ты о себе возомнила?
Укоры бывали в основном от тех, кто даже на ночь «корону» не снимал. Возгордиться не получалось - я смиряла себя, как учила покойная бабушка Анна.
- Вы, Сарочка, человечная. Мы кофе будем пить?
- Да, конечно, но давайте вкусно покушаем, как Вы насчет утки с яблоками, здесь она не жирная и во многом оригинальная. Повар у них такой, иностранец, по- русски говорит с сильным акцентом. Берем? Соусы скажу я, а остальное назовете сами, салаты у них хорошие, зелень как только-что сорвали, рекомендую…
- Все перечисленное мне подходит. Вы хорошая хозяйка, Сара и, наверное, готовите вкусно?
- Есть несколько блюд, которые могу хорошо приготовить, но больше это зависит от вдохновения; могла порадовать папу, получалось приготовить ему борщ, он очень любит мой борщ. В доме у меня всегда порядок, ну Вы, думаю, это уже предположили?
- Да, по прическе, как Вам удается все так тщательно уложить и так воспитать своего парикмахера?
- Я сама это делаю не плохо, но все, что Вы видели - это его заслуга. Юра, безусловно, лучший мастер из всех кем я обслуживалась.
В этот раз беседовали прямо во время трапезы, утка действительно меня удивила, ни какой лишней жирности я не ощутил, все терялось в сочетании приправ с особым ароматом и вкусом яблока. Салат тоже был интересным - заморский плод, сдобренный лимонным соусом с привкусом жгучего перца, делал его неповторимым.
- Неделя у меня впереди очень сложная, ответственная, но вот очень мешавшее мне личное куда-то отошло. В памяти все по сути осталось, все правда: его поступок, его наглость, наличие ее и мельтешня, но вот чувства, которые меня мучили, куда-то делись.
- Их просто больше нет, они в контейнере, а ключ у Вас где-то, не рядом. Осталось только, уже без эмоций, выиграть партию - как в шахматах. Без ничьей.
- Я многое вспомнила: как мы все приобретали, не только для офиса на большие суммы, как услуги оплачивали, все было законно… Главное, что это оплачивал мой папа и все, до компьютера и бумаги принадлежит ему, папе - его компании. Он нам ничего не передавал: документы на приобретение все у него, а передачи активов тоже не было, нотариально ничего не оформлялось.
Кое-что было передано нам на хранение, автомобилем, джипом этим мы пользовались по доверенности на мое имя. Обо всем этом я думала ночами, все вспомнила, сверилась с папой - все совпало. Он выслушал меня очень спокойно, не было ни одного упрека, сказал - успокойся, готовьте перечень, что вам нужно и так далее. Я рассказала тебе, Миша, все в общем, без деталей и специальных подробностей, но все это так.
Уж очень мне мешали мысли, и злость, и пламя в душе все тогда мешало. Для суда поработать нужно будет тщательно - и я поработаю!
- Сара, скажи честно, а тебе «утка с яблоками» понравилась? – лукаво спросил я и сопроводил свой вопрос каким-то игривым взглядом.
- Мне понравилось, как ты хитренько меня поцеловал, обошел вокруг диванчика, благо там было место и спинка у него низкая, ты этот маршрут заранее придумал?
- Да, еще когда мы вошли в эту живописную ложу, так сразу и подумал: вдруг что, так мне и подходить к тебе близко не придется. Поэтому я и место такое выбрал, для маневра.
- А что это такое – «вдруг что?»
- Этого я не знаю, и в трамвае, когда тебя увидел, не знал и сейчас не знаю, и вопроса себе не задаю. Поступаю как складываются события и чувства, прикидываю - все ли от души делаю, вроде все честно, вот так.
- Миша, я тебя не обидела?
- Ну вот, Сара. Я себе этот вопрос «искренно ли поступаю?» задаю часто, в моей работе это необходимо, уж очень много боли вокруг и, чтобы помогать, я должен быть открытым. И не влюбляться, и не любоваться…
- А еще раз ты меня поцелуешь?
Сейчас нужно будет по всем традициям целовать в губы. - подумал я и даже посмотрел на ее лицо, но, собрав все силы, подошел к дивану и чуть придерживая ее за плечо, поцеловал в обе щеки по два раза. Губы остались в неприкосновенности.
До этого случая я осмысленно присоединялся к женщине душой, понимая, что без бальзама ей не выздороветь. Но сегодня… Хорошо, что все-таки совладал. – пронеслось в моей еще соображающей голове.
- Кофе пить будешь? – очень мягко, как у ребенка спросила Сара.
- Да, Сарочка, буду и кофе, и какаву с чаем. – Сарочка засмеялась
Всю неделю я будто не вспоминал о наших встречах, был занят работой с пациентами и их родителями, где у каждого человека была своя история, все они хотели счастья себе и своим детям, и я тоже хотел этого. Так что думать мне было о чем.
Кроме работы у меня была хорошая семья, я любил свою жену, дети были взрослыми, были внучка и внук, все были родными и я был рад, что у меня все происходит именно так.
Занятия мои требовали и сближения, и дистанции, разума и эмоций, спонтанности, искренности и обдумывания каждого слова, каждой фразы.
В работе с красивыми женщинами, переполненными сексуальностью, кокетством и смелостью откровений, так же как со взрослыми мужчинами твердого характера и убедительного вида, видавшими всякое от криминала до роскоши - нужно было всегда оставаться самим собой.
Каждого из этих людей приводило ко мне горе и каждый пришел за помощью. Бояться и дрейфить было нельзя!
В пятницу, часов в десять вечера я получил сообщение: «Извините. Я только сейчас закончила дела. Прошу назначить встречу на завтра. Место и время без изменений».
«Буду без изменений, там же и так же» – ответил я и перенесся в предположения, которые вскоре прервал.
Сара была безукоризненной: в черном комбинезоне с глубоким декольте, с рукавом «три четверти» из бархатистого шелка, скользящего по фигуре, и в белых туфлях на высоких тонких каблуках. В ушах и на ее руке, обрамленные черной эмалью вдоль металла, красовались три одинаковые жемчужины. Ее представительность едва не смутила меня,
- Здравствуйте, Миша, это я, Сара! Жива, как видите - и как Вы меня находите?
- Превосходно, чуть не смутился…
- Это Вы-то, который работал с моделями, победительницами конкурсов и даже с элитой самой древней из профессий, в прошлом тоже известной моделью?
- Где же Вы, Сара, все это узнали? Знаете, мужской робости с ними я никогда не испытывал, амплуа было конкретным и, повторюсь, из трамвая я за ними не выходил. Знакомился сразу по их вопросу. Так кто Вам про меня рассказал, имя мне не нужно, из какой они оперы – как говориться?
- Из Вашей, медицинской, тот доктор, который упомянутую девушку к Вам направлял, и то потому я все поняла, что мы с девушкой учились в школе и жили рядом. А про модельную школу Вы ей что-то говорили. Миша, я знаю без них, без всех, что ты настоящий, сама я это чувствую. У тебя харизма есть и нравы твои выражены отчетливо.
- Спасибо, да… что-то такое есть. – спокойно сказал я и ощутил гордость, самую малость.
- Предлагаю поехать в совершенно закрытое место, там кухня персональная и повар всегда на месте, увидишь.
- Едем в совершенно закрытое с поваром. – улыбнулся я и сел в машину.
- Приехали, сейчас нас впустят и не выпустят, будем здесь жить. Ты бы стал со мной жить?
- Вопрос как «удар ниже пояса»…
- И ниже пояса тоже, но вот как с человеком стал бы?
- Ты можешь задавать мне любые вопросы и я, конечно, отвечу. Как сядем в кресла, так и отвечу, если ты задашь его снова.
Мы въехали - на самом деле это был небольшой частный отель. От самого крыльца до трапезной нас сопроводил молодой человек, не из прислуги, скорее охранник и вежливо передал заботу девушке администратору. Вскоре мы оказались за столом.
- Во вторник у меня суд. Все нужные документы у адвокатов имеются, мы много часов повели в обсуждениях и все, что им было нужно, я предоставила. Завтра я получу еще пару бумаг: серьезных актов о наличии, оформленных уже без меня, кредитов на фирму без доверенности от папиной компании. Эти нюансы экономические и юридические я рассказала тебе просто, ну, для общего развития.
- Я примерно понял, что он как-то умудрился превысить свои полномочия и теперь все решит суд. – Она сидела на диване в полном спокойствии и даже улыбалась.
- А ты, Михаил Георгиевич, можешь пересесть ко мне поближе, вот сюда? – и похлопала рядом с собой. Я пересел, а тон оставил тот же, деловой, только убавил громкость. Сидели мы вплотную и это на меня действовало проникающе…
- Сейчас ты уже все взвесила и к завтрашнему дню собрана, поэтому мы можем поговорить о чем-то интересном - что-то в светском стиле.
- А Вы с супругой бывали на концертах в Оперном, когда известные исполнители или театральные труппы приезжали? Мы могли там видеться и ты меня запомнил, а в трамвае узнал?
- Бывали и даже часто, особенно года четыре назад и ранее. Я бывал и один, в фойе встречал знакомых, мог поговорить, а после звонков мыслями был на сцене, так сказать, в образе. Театр я очень люблю, когда-то бывал в главных залах страны, и видел и слышал знаменитых.
- И я люблю с детства, мы с родителями посещали все, что к нам привозили, и концерты слушала, бывало - и одна приходила, я очень музыку люблю.
- И в музыкальной школе училась?
- Да, конечно, но главным было то, что в те годы я занималась художественной гимнастикой, ростом правда высоковата, но в детстве было нормально, выступала по программе первого взрослого разряда.
- Это красивый спорт, искусство, а какой предмет был для тебя самым удобным что ли?
- Я больше всего любила упражнения с лентой, ею можно такие чудесные линии создавать и при этом телесно гармонировать с парящими в воздухе узорами. Потом учитель мой уехал, пришла новая - любительница командовать, а я сама командирша и все закончилось – мне было тринадцать лет. А ты, Миша?
- Я играл на ударных инструментах в любительском джазе, в котором, кроме меня, все были профессионалами, имели музыкальное образование.
- Я совсем забыла, Мишенька, ты есть будешь? Выбирай.
- Я люблю, когда ты подсказываешь, ты здесь все лучше меня знаешь.
Так прошел этот наш вечер, прошел без поцелуев и лирики, тепло и интересно. Расставаясь, мы пожелали друг другу удачи и Сара поцеловала меня.