Живое серебро
Когда четверо играют в домино, и кто-то громко хлопает костяшкой по столу с криком: «Рыба», то все понимают, что игра окончена. Однако в Самаре с рыбы все только и начиналось, ведь это был один из древнейших промыслов. Рыба иногда оказывалась главным продуктом питания и в голодные годы заменяла хлеб, мясо, овощи. Рыба вошла во все сферы жизни самарцев, культуру, традиции. Первый самарский журналист Леопольдов записал такие приметы, связанные с живым серебром : если во время лова наступил на бредень – не будет ни чешуи, ни хвоста, если снится рыба- к болезни, гнилая рыба – к тяжелой болезни.(ГАСО,Ф.558,оп.1,д.246,с.1). Даже некоторые местные праздники, горячо любимые горожанами, оказались прочно связанными с водой и рыболовством. Когда-то массовые уловы были возможны лишь при объединении людей. Все бросали основную работу и включались в плетение неводов, в забрасывание его в воду, а затем в вытягивание. Это было настоящее искусство, требовавшее необычайного единства. Чья-то ошибка – сосед мог запутаться и утонуть. Чья-то неточность, и огромный косяк сельди или волжских лещей проходил мимо.
Невод забрасывали всей общиной, объединялись кварталами. В этом деле принимали участие воеводы и куренные атаманы. С тех стародавних времен долго бытовал в Самаре праздник. В Масленицу на Дворянскую улицу сани, запряженные лошадьми, вывозили огромную ладью, украшенную коврами и флагами. В лодке играл небольшой оркестр. Там сидели именитые граждане: гласные городской думы, сам, городской Голова, иногда губернатор. Все были слегка навеселе, шутили и своим смехом заражали публику. Лодка символизировала единство самарцев. В ней было что-то от маленького Ноева ковчега, который помогал всем выплыть в годину лихих испытаний. Другим любимым праздником горожан считались «похороны чехони», так называемой волжской сельди. Этот праздник отмечался в первое воскресенье после Троицы. К..П. Головкин вспоминает: «Захватив самовар, выпивку, обыватели едут на лодках на целый день за город на остров по ту сторону Волги и по Самарке, некоторые в Постников овраг. Возвращаются поздно, будучи навеселе, а иногда сильно поддавши». По преданию однажды слишком быстро сошла весенняя вода, и огромные косяки рыбы остались гнить на берегу Волги. Городские власти обратились к населению с просьбой похоронить, то есть закопать погибшую рыбу. Труд оплачивался необычно – водкой. Горожанам это очень понравилось. Так возник народный праздник.( ГАСО,Ф.815,оп.2,д.7,с.12).
Волжане считались мастерскими рыбаками, их уважительно называли «волгарями». С древнейших времен в народе жили специфические способы ловли. За огромными сомами охотились в омутах. Брали маленького утенка и пускали его в тех местах, где предположительно скрывалась «озерная свинья». Если хищник выявлял себя, заглатывая несчастного птенца, то рыбаки быстро подплывали к этому месту и из заранее приготовленного глиняного горшка бросали в воду-ком горячей каши. Сом хватал кашу, обжигался и всплывал на поверхность, где его ждали с острогами. Вот другой способ. Карасей в озерах ловили всей деревней, мутили воду и брали затем рыбу, что называется, «голыми руками». Этот метод часто применяли во времена летней засухи, когда уровень воды резко понижался. На Волге традиционно ловили по ночам. По течению шла лодка, а за ней на толстом шнуре почти по дну тянули несколько огромных крючков с насаженными на них жареными воробьями. Старожилы рассказывают, что на такую снасть иногда попадалась белуга за 100 кг весом. Говорят, она могла тащить за собой лодку от Самары да Ставрополя. В случае шторма такая лодка с белугой становилась неуправляемой, переворачивалась и «счастливчики» тонули.
Волга воспитывала характер. Стать рыбаком – значит научиться бороться с трудностями, уметь выйти, как говорится, «сухим из воды» в любой экстремальной ситуации. Беря сына на рыбалку и первый раз, давая в руки снасть, отец всегда говорил: «Не болтай ногами в воде, особенно «а глубине». Бывали случаи, когда из бездны поднималась огромная рыба и буквально отрывала ногу. Рыбаки грешили на щук весом под центнер. Огромные сомы просто могли засосать пловца. Бывали случаи, однако, когда в сети или на традиционные оттуги попадались рыбы неизвестных пород с огромными головами и костяком, чем-то напоминающим осетровых. Возможно, в волжском бассейне к началу XX века еще сохранились реликтовые рыбы из прошлых эпох.
Человек, не знакомый с рыбным делом в Самаре, может подумать, что каждый здесь мог взять лодку, поехать рыбачить, что рыбы здесь было «хоть пруд пруди, а на рынках ее чуть ли не бесплатно раздавали. В народе до сих пор бытует мнение, что когда в Самаре ели блины с икрой, мать приговаривала дочери:. «Икорки-то побольше накладывай, мука нонче дорогая!» Увы, все было несколько иначе.
В Самаре процветала рыбная монополия. До 1872 года все рыбные промыслы арендовал единолично купец К.Е. Мясников. Он сразу платил в Городскую Думу крупную сумму денег и становился хозяином на целый год. Любой рыбак обязывался сдавать весь улов суровым приказчикам. Цену за рыбу монополист назначал сам заранее... Естественно покупал он дешево, а продавал дорого. Самарцы даже на уху себе не могли просто так рыбки наловить. За это полагалось тоже заплатить. В ином случае нарушитель считался браконьером, и в отношении него применялись меры физического, а то и юридического воздействия.
Конечно Кузьме Ефимовичу было выгодно продавать сразу свежую рыбу. Цены зависели от погоды: в жару падали, в холод поднимались. С постройкой Сызранско-Маршанской железной дороги стоимость «живого серебра» резко подскочила, так как Мясников стал отправлять свой товар в Пензу, Казань и другие города. Цена там, например, на стерлядь, была в четыре раза выше. Вблизи Сызрани рабочие Мясникова с зимы запасали огромные ледяные горы, в которых потом все лето морозили ценные породы перед отправкой. Дело доходило до того, что во время Поста многие горожане вынуждены были питаться лишь привозной сушеной и соленой рыбой. Живая отпугивала своими баснословными ценами.
Городская Дума отменила рыбную монополию на один год в качестве эксперимента. Казна потеряла весь рыбный доход, так как индивидуальные рыбаки стали скрывать уловы. Господин Мясников опять-таки перекупил всю рыбу, ведь он один владел добротными снастями и лодками. Волгари вынуждены были идти на поклон к хозяину. Попытка сломать монополию полностью провалилась. Цены на рыбу не упали. Тогда городская Дума продала с торгов право ловить рыбу на земских участках реки. Купец Слепендяев, обходя закон, переплатив и перекупив всех и вся, сумел оформить документы на себя. Торги оказались недействительными. Началось судебное дело. Заседали гласные городской думы, одним из которых был сам Мясников. Он и предложил дело прекратить, а все рыбные земские промыслы передать ему, за что хозяин готов был заплатить на 1 тысячу рублей больше, чем Слепендяев.( Трехвековая годовщина города Самары. Самара, 1887г.с. 412-413) Началась настоящая заваруха. Если в известной поговорке «делили шкуру неубитого медведя», то в Думе делили «чешую непойманной рыбы». Однако все устали от диктата Кузьмы Ефимовича Мясникова, и права на земские промыслы отдали Слепендяеву. Так монополия оказалась разрушенной. Два «кита», два владельца, два продавца. Одним словом конкуренция. Объединиться они уже не могли – слишком много грязи вылили друг на друга в процессе борьбы за «живое серебро».
Уходили в прошлое жестокие времена, забывались истории о том, как подручные хозяина ловили несчастного рыбака, отнимали у него улов, снасти, лодку и оставляли на отдаленном волжском острове в качестве Робинзона. Защиту реки от браконьеров взяла на себя самарская полиция. На полицейских возлагалась обязанность защищать ценные породы волжской рыбы от истребления. Смотрители рыболовства в 1913 году обратились к губернаторам Поволжья с просьбой принять соответствующие указы о запрещении ряда снастей. Особый вред приносил стерляжий ахан, который состоял из прочного сетяного мешка глубиной от 3 до 6 аршин с железным прутом, растягивавшим отверстие орудия. Всю эту штуковину опускали на дно и канатом тянули за лодкой в местах скопления рыбы. Этот мини-трал мог обойтись рыбакам в несколько лет лишения свободы. Закон суров, но это закон. В тоже время разрешалось осуществлять ловлю вентерями, жаками, ветелями, рюжами, плетёными из прутьев вандами и мордами. Для сетей допускалась лишь крупная ячея, чтобы не губить рыбью мелочь.(ГАСО,Ф.465,оп.1,д.2610,с.48).
Газеты в начале 20 века открыто оповещали всех желающих о рыбные торгах. Например, «Самарский справочный листок» в январе 1901 года сообщал: «15 января 1901 г. в 12.00 в Управлении 13 Екатериновском имением в деревне Федоровка Екатерининской волости Самарского уезда будут произведены торги без переторжки на сдачу в арендное содержание на шестилетний срок удельных рыбных ловель в пойме реки Волги под названием юрты: «Линьковский», «Черниговский», «Турлыгин» и части юртов «Пулькинского», «Луговского», «Ильменского». Торг начинается с годового оброка 350 рублей. При торговле – денежные залоги в размере полугодового оброка».
К этому времени рыбной торговлей занимались Иван Никифорович Мясников на углу Соборной и Панской в собственном доме, а также из рыбных садков на берегу Волги. По соседству торговали и его братья Михаил и Николай. На берегу также продавали Портнов Дмитрий Тимофеевич, Сапункова Пелагея Васильевна. На Троицкой площади покупателям предлагали рыбу Сапрыкин Григорий Петрович, Кристелева Анастасия Никитична, Козлов Василий Гаврилович. В магазинах рыбу брали у Аннаньева, Арсеньева, Егорова. К 1911 году число рыботорговцев увеличилось до 23: назовем только Гинзбурга Д., Евдокимова, Шорина С. А., Основина, Гордеева В. С....
Возрос приток привозной рыбы. С Урала везли осетров, белуг, соленых лещей, сомятину. Из Астрахани поступала сельдь, вобла, икра. Самара производила провесные балыки из белорыбицы. Качеством они не уступали привозным, но продавались на 40 копеек дешевле за фунт. Икра стоила около двух рублей за фунт. Цены на нее никогда не были ниже столичных. В Самару поступала амурская семга по 70 копеек за фунт, семга двинская по 3 рубля 50 копеек за фунт, форель кавказская по 2рубля за фунт. Напомним, что учитель получал около 30 целковых в месяц, официант около 10 рублей. Так что рыба была деликатесом и далеко не всем по карману. Газетные рекламы дразнили: «Магазин Г. П. Сапрыкина, что на углу Панской и Троицкой. Белорыбица, семга прима, лососина-_ кизляр, икра багреная, консервы русских и заграничных фирм». С. А. Шорин в своем рыбно-гастрономическом магазине на углу Соборной и Троицкой площади также продавал подобные деликатесы, но кроме того у него была архангельская корюшка настолько жирная и прозрачная, что ее можно было зажигать как свечку. Знаменитый Торговый Дом Рухлова имел всегда в большом выборе консервы: «Одна коробка ревельских мягких килек стоила 1 руб. 30 коп., французские сардины высокого сорта – 2 руб., норвежские сардины – 85 коп., копченые сельди от 35 коп. до 2 руб. за штуку, шотландские – 20 коп., королевские малосоленые от 35 коп. за штуку и выше.» Здесь же продавалась крупная вобла.
Рыба для самарцев становилась неотъемлемой частью их жизни. Некоторые на ней сделали капиталы и выдвинулись в крупные предприниматели и государственные деятели. Несмотря на высокие цены, горожане были весьма разборчивы и некоторые сорта рыбы они брезгливо называли сорными. Мелкую рыбу использовали как удобрение для полей, а сушеной воблой заменяли дорогостоящий уголь в пароходных топках. К I Мировой войне значение самарского рыбного дела значительно упало. На первый план вышли другие отрасли. Однако, старые династии рыбаков хранили свои традиции, как, впрочем, волжские сети и бредни, отличающиеся крупной ячеей. Именно с такими снастями осенью 1921 года вышел ловить рыбу бывший городской голова Д. К. Мясников. Он хотел помочь голодающим Поволжья, накормить бедствующих рыбой. Большевистские власти не оказали ему поддержки, так как комиссары привыкли лишь к страстным речам и перераспределению. Дмитрий Кузьмич все-таки поймал немало рыбы, но простудился в ледяной воде и вскоре умер.