Книги

Владимир Будько
Меня всегда окружали книги. Мать моя, когда была молодая, читала книги не часто . Помню, она поминала роман Бальзака «Отец Горио», который поразил ее своим содержанием. Размышляя о старости, она несколько раз вспомнила произведение Гоголя – «Старосветские помещики». Но больше мать любила старые русские песни и романсы. От нее я часто слышал истинно плач родной – «По диким степям Забайкалья». – Сегодня такого не сочиняют. Когда она услышала на магнитофоне песню «У церкви стояла карета», то сказала, что эту же песню певала бабка моя, – Поля, которую я никогда не видел.
Когда мать работала уже на заводе, то через общество книголюбов, которое в последние советские годы существовало везде, начала брать в дом множество книг. В результате ее деятельности на полках нашей библиотеки скопились произведения классиков братских народов республик СССР, т.н. «Библиотека дружбы народов». Я не собирался в старости читать Кугульдинова, а потому – избавился от азиатов и кавказцев при первом удобном случае. Подверглись остракизму и другие прелести ее библиотеки. В итоге – в моем собрании стоят отборные книги, хотя и им уже нужна сортировка. Сделать ее впоследствии будет некому.
Никто в моей семье сбором книг сегодня практически уже не увлекается. Дочь Н. единственно, сообщила, что круг ее чтения составляют произведения легкого жанра. Другие дочери живут далеко, и вряд ли будут претендовать на сокровища мировой мудрости, которые лежат у меня стопками и грудами по углам квартиры. – Кому они нужны при новом глобальном просвещении, которое возобладало на планете Земля?
По приезде в Сланцы один из моих знакомых неожиданно сделал мне подарок в виде старых книг, которые принадлежали его деду. В привезенных материалах оказалось множество интересных книг публицистического жанра. Есть даже прижизненные работы Сталина, подборки по добыче угля и атеизму, – кондовый совдеповский набор, который сегодня встретишь не часто. Все привезенное им, интересно в историческом плане, но когда я хотя бы пролистаю тот подарок?
Из нового я тут же стал пролистывать «Лукоморье» Гейченко. – Свой экземпляр 7 лет назад я взял в Москву. Он был в свое время читан и перечитан, поскольку я очень увлекся пушкинианой. Я даже завел по этой теме отдельную полку в шкафу. – Я сотворил в память Гейченко экслибрис, который никто в художественном мире не заметил. – Он был рисован в традициях старой советской графики и скопирован мною на ксероксе. На картинке Пушкин скачет на коне по какому-то полю.
В моем понимании Семен Гейченко больше всех россиян оставил по себе память применительно к Пушкину. Довлатов, который через близость свою к заповеднику оставил по себе пьяную память, и интересен уже много меньше. Я его тут на досуге послушал в виде аудио-книги.
Я тоже, как и Довлатов, работал в историческом заповеднике Горки Ленинские, но писать о нем мне что-то совсем не хочется. Между тем, из этих Горок тоже можно «выжать» «жареный сюжет», но там будет больше людской мерзости. – К власти в музее Ленина пришли «голубые особи», люди иной психики. Они явно работают по какому-то спецпроекту.
Горки, истинно, – место проклятое. – Так мы считаем все: и я, и жена, и дочка моя, которая панически бежала из Горок в чужую цивилизацию. – Бог ей в помощь, но наладить мир и покой гнезда ей там будет сложно. На это надо решиться.
Мой приезд на родину в Сланцы был похож на приезд Пушкина в старый дом Михайловского. Я так же день за днем перебираю семейные реликвии, которые уже никому не нужны. Я с ужасом представляю момент, когда потомки начнут выбрасывать из дома старые вещи, когда дом придется продавать. – Это случится после смерти московской моей жены, с которой я давно уже не живу, и не встречаюсь. – Под старость женщина не каждому и нужна.
У меня за 7 лет жизни в столице образовалась отличная библиотека, с которой я сегодня не знаю, что делать. – Никто никогда ее не то что, не прочтет, но даже – не пролистает. Это большой труд. И сам я ее никогда не пролистаю, поскольку – число книг в моем собрании превышает все разумные пределы. Тут мы в известной мере становимся похожи на аристократов, которые концентрировали в своих домах сокровища мировой мудрости.
Сегодня книги в домах живут не дольше владельцев библиотек, а многие хранятся в семьях еще меньше. В новых городских библиотеках взяли моду обмениваться книгами из личных собраний. Тут же люди снесли в обмен графоманию и балласт: фэнтези и ужастики, которые литературой можно считать опосредованно. Попала в обмен классика, которая сегодня не в почете у молодежи. – Посмотришь в сети сегодня перечни рекомендуемых книг, – оторопь берет. – Все внероссийские авторы. Наши классики остаются как бы за кадром.
Молодое поколение чтение мало уважает. Мода книгообмена на сланцевской почве тут же приказала долго жить. Земляки при этом освобождаются от книжного балласта традиционными методами. – Выкидывают на помойку. Сегодня книга наряду с журналами часто валяется на улице возле мусорного бачка. – Тут же валяются предметы домашнего обихода, чья-то жизнь, – старые стулья и телевизоры, чемоданы и зеркала.
Чьи-то домашние книги в свободном доступе я встретил в фойе парикмахерской в Лучках, где сердобольные девочки согласились стричь мою бороду. – Борода нравится отдельным женским особям, а отдельным совсем не нравится. В отношении ее мнения разделились. – Такова диалектика. На самом деле, – мне щетину просто лень брить и стричь. – Не для кого.
Зашел тут к соседям, – смотрят «Властелин колец». – Классика, говорят: 3 серии какие-то монстры, похожие на людей, дерутся с другими монстрами, похожими на обитателей лепрозория. – Стандартная англосанксонщина и муть на русской почве, которая никогда не приживется в нашем сознании, но приживется в изгаженном мозгу молодежи.
В провинции сетевой народ читает мало. Об этом можно судить по статистике сообществ в социальной сети, в том же Контакте. Если фотоальбомы в сообществе «Сланцы город» просматривают стабильно, то документы скачивают редко. Очевидно, что читающие жители не шарятся в интернете. Многие жалеют на него времени, и предпочитают банальному трепу – занятия по дому. Не каждая семья может позволить себе пропасть за компом.
В XIX в. хамы так же боролись с книгочеями. – Об этом писала С.В. Ковалевская в книге воспоминаний. Ее тетка выбрасывала в печку книги и журналы, которые читал дядька Петр Васильевич Корвин-Круковский . Тетку-невротичку, которая досаждала всем, задушили слуги, ближайшие люди, – кучер и горничная. Так-то бывало встарь. – Так оно остается и сегодня . – Человек человеку – волк.
Одна моя знакомая в Сланцах ненароком вдруг вспомнила, что в ее семье принято рассуждать о том, кто кого первым зарежет ночью. Интересная пара получается. – Может быть, в этом заключается счастье? Не зря говорит пословица: «Милые дерутся, только тешатся». И они дрались. И милиция при этом была.
Я в свое время тоже получил вазой по голове. – Подарком. В глазах закружились звездочки. Я сам их видел, не вру. – Пришлось дать супруге под глаз, после чего она укатила к мамаше. – Мы это уже проходили.
У моего знакомого Ч., помнится, было немного книг, и они его не интересовали по определению, поскольку больше ему были нужны пиастры. Книги, которые все умещались у него на одной полке, были подобраны со вкусом и напоминали цвета радуги. Очевидно, что в годы перестройки издательства стали пользовать в оформлении красочные шаблоны. – Это очень приятно и вносит интеллектуальный флер в банальный интерьер совдепа.
Публичные библиотеки Сланцев всегда привлекали меня большим количеством книг, чем было у меня дома. Сегодня в моем собрании достаточно книг, но я их почти не читаю. Я почти не смотрю альбомы по искусству, а ведь некогда они казались мне признаком роскоши и душевного богатства. Мне представлялось, что когда-то я сяду в удобное кресло, возьму в руки лупу и буду рассматривать приглянувшиеся иллюстрации. Моя мечта почти что исполнилась. – Мне стукнуло 60, и я сижу в кресле и печатаю на мини-буке рукопись жизни. – Неважно при этом, кто ее прочтет, это ведь – счастье творчества, которое преследовало меня всю жизнь. Говорят, что возможность писать книги – это та радость, которая доступна лишь очень состоятельным людям.
Я думаю, что именно сегодня мне надо, наконец, воплотить мысль об альбомах. – Они здесь, со мной, и греют душу незримым присутствием гениев. – Что может быть лучше и чище искусства? Меня огорчает то, когда люди походя лишь глядят на мои картины. Этим зрителям живопись как таковая – не нужна. – Им нужно от жизни что-то другое. Каждому свое. – Так уж устроен мир.
Искусство – великая вещь, великая истина. Все остальное – неважно. Мы потребляем то, что некогда создал художник, Репин, напр., который в старости не мог отойти от живописи, и ему привязывали кисть к больной руке. Примечательно, что финны считают его финским гением наравне с россиянами. Это действительно так. – Илья Ефимович не поехал в революционную Россию, где ему за заслуги дали б едва продуктовую карточку.
Бедный Шаляпин, друг его, подробно описал мытарства свои в красном Петрограде, и то, как он голодный набросился на черный хлеб в Нарве, когда пересек границу несчастного государства.
Россия является полигоном социальных экспериментов. Ей 100 лет не дают покойно жить, хотя ресурсов у нее – в избытке.
Жить все мы должны в достатке. Этого, между тем, никогда не происходит, поскольку у нас всегда находятся революционеры, которые не желают стране поступательного развития. Они генерируют бесконечные реформы, которые свидетельствуют о простом неумении управлять. Ни о чем другом реформы не говорят. В стране царствует компанейщина, ибо нам почему-то нужно все и сразу. – Глупое желание всех и каждого: «Пятилетку в четыре года», «Догоним и перегоним», «Нынешнее поколение будет жить при коммунизме». – Такой хрени наши правители напридумывали много.
Человек рожден отнюдь не для мамоны, как думают некоторые. Все коммерсанты, знакомые мне, почтительно относятся к творчеству моему и изысканиям, но помочь – никто не желает. Никто не хочет быть Гугенхеймом: создать художественный музей, издать приличную книгу. – Вокруг убожество душ и средств. Особенно душ, зараженных русской провинцией, которая в свою очередь исторически заражена системой неплатежей. Не случайно, талантливая молодежь бежит из «Рашки». – Слово «Россия» в ее мозгу не укладывается.
Это беда русского мира, который жесток в отношении человека. Тут героем становится герой силы духа, которого не убили невзгоды. – Тут искусством занимаются упертые особи, которые как-то решили для себя проблему питания. – Эту проблему с завидным упорством год за годом воспроизводит государство, которым правят бездари и мерзавцы.
Основная масса окружения моего становится ясна из социальных сетей, где каждый виден, как на ладони. – На фотографиях в инете люди пьют, ловят рыбу, путешествуют и гуляют по городам. Их всегда тянет к прекрасному.
Существует мнение, что благотворительностью должно заниматься государство. Очевидно, в сложившихся условиях так оно и есть. – Простой народ получает немного, а купчики и купцы, – это тот же народ, но народ несознательный, продвинутый на нашей почве. Они и сегодня благотворительностью не занимаются. – Не то было встарь, когда богатый гордился содеянным им во славу России, церкви и народа.