Четвёртый

Александра Китляйн
Это начало повести о том, как становятся преступниками. Если вызовет интерес хотя бы у отдельных читателей, размещу остальное. А пока буду ждать и копить отзывы неравнодушных читателей. Заранее благодарю.
Сегодня 30 октября 2015 г.разместила всю повесть, не дождавшись отзывов. Видимо, мой читатель ещё не набрёл на неё. А критика ещё не нашла.


               
                Знай цель и предел вожделения.
                Петрарка Франческо
               

               
                Утро жизни

                Жизнь великих тоже    заполняют мелочи.
                Деревенский философ Григорий
    
      Майским весёлым воскресным утром Пашка проснулся рано, пошевелился на скрипучей железной кровати, на каких в наше время уже никто не спит, лягнул ногой одеяло,  расправляя, чтобы завернуться потуже и ещё подремать,  попал по жестяной коробочке – сундучку, притороченному к  её ножке цепью, скреплённой тяжёлым навесным замком. Душа Пашкина сладко отозвалась на лязг этого «сейфа», в котором давно, лет с шести, он копил деньги. Никто не мог пробраться в эту его тайну, и никто не знал, что денег было около полутысячи, что по советским временам равнялось неисчислимому богатству – у отца с матерью столько никогда не было. Он собирал мелочь, менял на более крупные деньги и копил, копил, копил.
               Простодушная заря, будто улыбалась,  разливаясь  всё шире и шире над горами по восточной стороне горизонта. Утро неизменно венчалось солнечным восходом. Мир замирал и замолкал перед его величественным явлением, чтобы через мгновение отозваться тысячами живых, тёплых,  ликующих голосов. Пробуждалось со всей землёй небольшое село Берёзовое в Восточном Казахстане,  расположенное на речушке с однокоренным  названием -  Берёзовка, и тоже улыбалось  своим деревенским естеством широко и просто, как принято у русских и  казахов, татар и украинцев, белорусов и немцев, переселённых во время Великой Отечественной войны,  и представителей других народов, перемешавшихся друг с другом соседством, дружбами, родством и бытом.
Пашка  любил утро за то, что взбодрившееся сознание тотчас подсовывало возраставшую в нём  радость: владею, имею, коплю! И всплывали знакомые картинки. Вон  муравей тащит кусок прутика или веточки к себе, запасает корнеплоды цокор,  которого иногда принимают за крота даже опытные люди. Летом случалось ему наблюдать, как тот волочит морковь в свои ходы на их огороде, как она исчезает под землёй, вильнув зелёным хвостиком.
На старом тополе возле дома  Пашка разорил сорочье гнездо, и там обнаружил медную проволоку и дешёвое колечко с  блестящим камушком. Утащила и копит. Все тащат, все копят. Пожилой сосед Наум Сидорыч тащит всё, что плохо лежит: трубы, сковородки, стеклянные банки. Говорят, клептоман, больной человек. Пашка уверен, что он не больной и не дурак: во-первых, «нетяжело тащит», а потом им же, у кого украл, продаёт, а, во-вторых, «на подножном корме живёт», а пенсию, жадюга, всю на книжку складывает. А то ещё есть знакомая пара: весёлые, забавные, каждый вечер в чужом застолье, поют, пляшут, смеются, анекдотами сыплют, являются душой любой компании. И не видел он, чтоб они сильно напивались – всегда в норме. Так у них  свой кусок сохраняется, копится на чужом.
 Когда Пашка был ещё дошкольником, произошёл с ним в жизни случай, оставивший неизгладимый след. Прибыл в село из тюрьмы Худоручко Сеня. Работу не искал, а чем-то жил. Говорили, что ворует. Встретил неприкаянно шляющихся малолеток - пацанов, познакомился, вошёл к  ним в доверие, а потом уговорил к одинокой старушке в форточку влезть и деньги стащить вместе с золотым колечком и золотым медальоном на цепочке. Не удивляйтесь: это в новом, третьем тысячелетии, стало нормой учить детей не откликаться на призывы и просьбы чужих взрослых, а тогда для большинства слово старшего было законом. Любой старший мог пацана пристыдить и повоспитывать по-своему. Пусть и не всегда успешно. Доверчивый народ был. Дал Сеня ребятишкам по рублю на мороженое. Сам  оказался  снова в тюрьме, а Пашка с «подельником» остались в пролёте, как сейчас говорят. Разъяснили им  дома ремнём, что к чему, продержали в углу часа по  два, но, что  деньги можно легко срубить, в памяти отложилось.
            Ещё отпечаталось в мозгу, как приезжал к ним в гости отсидевший свой срок дядька, брат матери. Он был настоящий вор. Мать рассказывала, что Лёнька научился воровать в детском доме, куда они попали с ним  в 30-е годы прошлого века во время коллективизации, когда  родители умерли от голода. Дядька был странный, необычный, весь в наколках, на гармошке играл и пел про Чуйский тракт и  Марусю. Он с гордой бравадой заявил: «Да, я - вор. Но я знаю, у кого беру, таких, как вы, не обижу. У меня тоже понятия есть. Что с вас, сельской голытьбы, возьмёшь? По шестнадцать часов пашете, а толку нет. Не завидую я вашей жизни». Оставшись с племянником наедине и  будучи в курсе его истории с кражей у бабульки, не мигая, глядя ему в глаза, сказал:« Дурак ты был, что в компании полез воровать. В этом деле надо быть одному, чтобы ни лишних глаз, ни ушей, ни языков не было. Понял?» - « Понял»,-  выдохнул Пашка, еле шевеля пересохшим от волнения языком и чувствуя себя загипнотизированным немигающим, наглым, упёртым взглядом. Так пожил у них дядька недели две. За это время успел соседям насолить, девку обидеть, прихватил получку родителей и исчез. После, мать рассказывала, сгинул в тюрьме. А ещё отложился в памяти страх матери перед ним, нескрываемое недовольство отца, который потиху ворчал:
- Ты, вот что, Танюша, скажи ему, пусть уезжает. У него своя жизнь, у нас – своя.
Пашка видел, как дядька подслушал этот разговор. Он сделал пацану большие глаза, приложил палец к губам. Но потом предстал перед ними и свысока, в стиле бывалого зека, бросил отцу:
- Чо, свояк, боишься за свою репутацию? Не бойсь, я надолго не задержусь. За потомство дрожишь? Поздно! У тебя из детей один будущий мужик - Пашка. Так, племяш?
Отец только крякнул тогда и ничего не ответил.
             Пашка, будучи ещё совсем маленьким, замечал человеческие хитрости:
- Папка, а дед Гриша у тебя гвозди берёт и берёт без спроса, когда ты отвернёшься. 
- Головастик мой! Вот у кого глаз, как алмаз! - удивлялся отец и хлопал сына по плечу,  довольно посмеиваясь. И тут же  находчиво разъяснял, чтобы не пробудилась в пацане ненависть к людям:
- Это я сам ему разрешил. В сельском  магазине гвоздей нету, в город ему трудно ездить, а калитку и забор починить надо. Вот я и позволил  ему, чтобы взял гвоздей, сколько потребуется. А соседу, по деревенской открытости, сказал:
- Ты, Григорий попался. Гвозди-то берёшь, так спрашивай. Пацан мой, вон, заметил. 
Смутил старика.
- Да я, маленько. Ну, хошь, возьми с меня денег?
- Не надо денег, не бедный.
- Вот они, мелочи жизни, ведь побеждают всякое величие духа. Ты ж меня знаешь, Данилыч. Я ж не то чтобы,  а так… .
- Знаю. Потому и говорю тебе, Величество! Материальное количество подкосило твоё Величество! Я тебе на твою философию всегда ответ найду. Тоже знаешь ведь.
Дед Гриша, по прозванию Философ, смущённо крякает и уходит с гвоздями.
Минут через десять возвращается. В руках у него курица. Философ чаще всего небритый, худой, маленький, сутулый старик, особенно рядом с крупным, высоким Иваном Данилычем, переминается с ноги на ногу возле отца:
- Жёнка-то где? Спрашивала клушу у моей. Вот пусть возьмёт. Не жалко. Да, пусть и не возвращает. Вот ведь совесть, - вздыхает он тяжко. - Если б  не увидели, она бы промолчала, а увидели, толкает на поступок. Вывод-то он из жизни напрашивается... Совесть на миру красна, а когда никто не видит, она пома-алкиват в тряпочку.
- Философ, - отзывается Иван Данилыч. – На миру – значит? - Он сидит на скамеечке и сколачивает ящик для курицы, чтобы посадить парунью,  крутит головой, не глядя на соседа. Вышедшая на крыльцо Татьяна Иосифовна берёт курицу и со словами:
- Спасибочко вам. Это Тася мне обещала. У меня-то больно не надёжная клуша, никак не усядется, -  уносит в сарай.
          Пашка слушает, а внутри у него, то ли в голове, то ли в душе что-то работает. Он сам себе думает, что дед Гриша какую-то общую правду знает, которая и его, пацана, затрагивает. И про совесть на миру –  ему мысль понятна. И дядька-вор тоже, странным образом прав, и его, Пашкин грех, как-то даже оправдан.
Философ сразу не уходит, виновато стоит около соседа:
- Отпустила совесть -то, курицу отдал, и отпустила… . Я, ты сам знаешь, живу вдумчиво, без этого нельзя. Ты тоже мужик со смыслом. И ребята у тебя не дураки. Ну, а ты-то обиду не дёржишь? - произносит на деревенский лад «дёржишь».
- Да зачем она мне, обида?- отзывается Данилыч. И завязывается неспешный обмен мнениями о самом сокровенном в жизни.
Сам - то Данилыч жадным никогда не был, но, что «скупость не глупость», принимал. Жить всем хочется достойно. Для Данилыча достойно живущий – это имеющий должность, образование, пользующийся хорошей репутацией у людей, среди которых живёт, получающий прилично за свои труды – это тоже немаловажно. На эту тему отец рассуждал частенько. Из рассуждений выходило, что человек хочет не хочет, а должен сильно стараться, чтобы жить хорошо - здоровьем своим он расплачивается за все блага, которые добудет. Поэтому, считал он, человек человеку многое должен прощать, а правильнее всего не замечать в человеке дурного, не сосредотачиваться на нём – человек сам дойдёт, в чём он не прав, и сам перестроится. С другой стороны, становилось ясно, что «человек – это такая ненасытная скотина, удовлетворить которую невозможно». И всё ему больше и больше надо. Эта мысль так часто повторялась стареющим отцом (Видимо, от того, что время его прошло.), что Пашка запомнил её прочно, и не только запомнил, но и обдумал не один раз. Не отсюда ли возникло у Пашки беспокойство: как бы не остаться позади всех во всеобщей растащиловке?
 Жил Иван Данилович Свиридов в Берёзовом с 50-десятых годов.  Тогда проводилась компания по поднятию целинных и залежных земель. Он приехал в Восточный Казахстан с женой и маленьким сыном Васькой из-под Воронежа, да и застрял на всю жизнь. По специальности был трактористом. До самой пенсии так и проработал бы, уж очень привязан был к этой технике. Если бы не больное сердце. Перешёл на лёгкий труд годам к пятидесяти, когда последний сын подрастал. После первого, Василия, появился Игорь, потом Андрей. А Пашутка – четвёртый. Всё о дочке мечтали – не получилось! Отец планировал всех к сельскому хозяйству пристроить. Работа трудная, да самая мужская. У мужика и труд должен соответствовать званию и время должно идти куда надо. Если пустяками сыны не будут заниматься, то  и судьбы сложатся. Василий закончил сельхозинститут и работал ветеринарным врачом, Игорь – инженер - механик, Андрей – механизатор широкого профиля. Гордился ими Данилыч. Все успели в советское время выучиться. Рассредоточились кто куда, да и остались в сёлах области при делах и не на последнем счету. Видел Паша эту гордость, хотел бы соответствовать. Может быть, что-нибудь и вышло бы из него путное, да не успел отец  поскрёбыша, который от третьего, Андрея,  отстал на восемь лет, поставить на ноги. 
 

                Откуда берутся страсти


                Весь мир не Такой, а сам у себя человек всегда Такой.
                Деревенский философ Григорий



В то майское утро 1981 года Пашке не удалось выспаться. У отца произошёл сердечный приступ. Встревоженная мать подняла его, чтобы сбегал за дежурным врачом, потому что по телефону не дозвонилась.  Забыв обо всём на свете, именно таким было его состояние,  мчался он к новостройкам, где жила Нурия Абакановна, главный врач и терапевт участковой больницы, по совместительству. Она тоже буквально неслась  спасать отца со своим чемоданчиком. Поняв, что дело серьезное, вызвала скорую помощь из города. Отца увезли.
А через три дня Данилыча схоронили при скоплении всего села, при ясном весеннем солнышке. Обширный инфаркт унёс  его из жизни. Собрались сыновья. Тяжело пережили смерть родного человека все, особенно мать и четвёртый сын Пашка. Забившись за сарай, он рыдал в полный голос. А его друг Тимур Жунусов тихонько плакал от пронзившего его сострадания за забором, но так и не подошёл к другу из пресловутой деликатности, хотя его отец, Набьюла Бидахметович, кивнул ему: «Сходи, сходи. Надо». Но так тяжело было мальчишке прикоснуться к чужой необратимой утрате, так трудно подыскать нужные слова, что он засомневался, сможет ли, и   так долго не решался сделать этот шаг, что Пашка успокоился и ушёл в дом. Возможно, появись Тимур именно в этот момент, он, скорее всего, поверил бы в родство душ и дружбу. Иногда именно таких мигов сочувствия  не хватает для рождения лучшего в нас на всю дальнейшую жизнь. А, может, и не поверил бы: чужая душа – потёмки. Правильный прогноз частенько задним умом ясен.
             Хотя… Слёзы, горе, на которое никто не откликнулся жалостью, ожесточают сердце и добавляют неверия. Вот почему матери и жёны, боясь, чтобы не очерствели сердца, останавливают сынов и мужей от последнего неверного шага своими рыданиями, повиснув у них на шее, стараясь разжалобить к себе и другим.
           Незадолго до этого успел отец наказать старшим братьям:
- Я вас в люди вывел, а вы про Пашку не забывайте!
А соседу деду Грише тоже сказал, будто предчувствовал:
- Вот умру. Кто тебя на землю опускать будет? Ты, Григорий, здесь живёшь, а мыслями далеко витаешь. О чужой жизни верно судишь, а в своей заблуждаешься.
- Чо не Такой я какой-то, да? А это у каждого человека весь мир не Такой, он сам для себя только Такой. Скажем, преступник – он так  же думает, а Ленин с Троцким – каждый у себя был Такой. Назови хоть любого современного политика – он у себя – Такой, а в глазах всех не Такой. Чем больше народу его признаёт Таким, тем авторитету больше. И заметь: у себя самих мы все в авторитете и кажный у себя Такой.
- Ишь ты, Диоген нашёлся! Философ, ты и есть Философ.
          Это именно он над гробом Пашкиного отца произнёс прощальную речь во дворе их дома:
-Прощай, друг сердечный. Все труды земные ты сделал, маленько сил не хватило на Пашку. Но вины твоей в том нету. У кого трудов до самого конца хватило, тот и настоящий человек.
               Братья схоронили отца и вернулись к своей жизни, пообещав матери, что окажут младшему всякое содействие, как только он школу окончит, и помогут с дальнейшей учёбой. Ему едва исполнилось 15 лет. И стали они  с матерью жить вдвоём.
- Ничего, Пашутка, как-нибудь проживём. Ты, главное, учись хорошо. На братьев смотри. Жалко, что зарплата у меня маленькая, но я всё-всё для тебя сделаю, что в моих силах, сынок.
А что она могла Пашка уже представлял и  продолжил копить деньги с ещё большей страстью. «Хорошо Тимуру: всё у него легко складывается! Велосипед, мопед, магнитофон – всё ему без особого труда досталось, всегда у него была куча игрушек и всего, о чём Пашка мечтал годами. Отец при должности. Мать – учительница. Даже дед балует внука, » - думал подросток с завистью.

Однажды, когда он возвращался из школы домой, воображение сотворило с ним это чудо. Он желал его. И оно произошло. По каменным ступеням собственного замка он, а не Скупой Рыцарь спустился в подвал, где за железной дверью, запертой на огромный тяжёлый замок огромным тяжёлым ключом стояли в ряд сундуки, набитые золотыми и серебряными монетами, драгоценными украшениями. Он – в костюме средневекового рыцаря, предвкушая счастье от созерцания сокровищ, открывает крышку первого сундука, и свет разливается от содержимого по мрачным, серым стенам подвала. Нет, этого мало! Он открывает следующий, потом ещё  и ещё. Исчезает серость, мрак, всё залито сиянием:


                Счастливый день! Могу сегодня я
                В шестой сундук …
                Горсть золота накопленного всыпать
Внутри него звучит его собственный, а может, и самого Пушкина голос.
А другой, чужой голос учительницы продолжает:               
                - Вползёт окровавленное злодейство,
                И руку будет мне лизать…

  И видится Павлу Злодейство – тень в плащ-накидке с капюшоном. Из-под распахнувшихся при движении пол течёт кровь. Она стекает ручьями с рук и по груди тени, заливает такое страшное, что и вообразить невозможно, лицо. Пашка бесстрашно смотрит в нечеловеческий ужас.  Он протягивает Ему, Злодейству,  руку под знакомый  менторский голос учительницы, который мешает сосредоточиться, не помогает представить образы, а разрушает их.
- Скупость  и злодейство совместимы, в отличие от пушкинского же: «Гений и злодейство несовместимы», - произнесла она. – По крайней мере, герой Пушкина перестал быть другом, отцом, гражданином, разучился привязываться к людям и любить, потерял свою человеческую суть.
 - Кто бы говорил об этом, но не ты!- отреагировал мысленно подросток. - Учительница – энтузиастка! Что ты диктуешь, чего ты морочишь головы ученикам своим, обладающая  двумя платьями и надоевшими серьгами с янтарём. Помнишь, как потеряла свой кулончик на литературном вечере? Вся школа бегала, пока не отыскала твоё сокровище. Как ты была расстроена! А как схватила найденную вещицу, и какая искренняя жалкая радость выжала слёзки из твоих всегда яростных, правых глаз! Ну, что ещё скажешь?
     Она продолжает эрудированно:
 - Знаток человеческих пороков, французский писатель Оноре де Бальзак считал: «Жадность начинается там, где кончается бедность». Прав ли он?
Пашка вступает в спор (На уроке он не стал этого делать и лишь теперь определил свою точку зрения, не похожую ни на чью.):
- «Где начинается бедность», - поправляет он и спорит мысленно дальше:
- Где оно богатство в деревне? А скупость крестьянская, а бережливость на грани абсурда!  Бедность не добродетельна – мысль старая, и никто её таковой не считает: она оправдывает лень и воровство. Только богатство выделяет тебя из массы, только то, чем ты владеешь.
А учительница наставляет:
- О многих собственных качествах ещё не доспорило человечество.  Вот и об этом ещё стоит поразмышлять. В нём и вред  и благо. Сам народ на это указывает в сказках:
« Стали они жить-поживать и добра наживать», то есть копить, а не имея скупости, то бишь жадности, много не накопишь, а, не накопив добра, прослывёшь дураком и лентяем, беспечным и легкомысленным человеком - и поделом...( Пашке нравится эта мысль. Он даже улыбается.)  Но в раннем детстве, (Помните?) получив первую игрушку, каждый  становится таким собственником, что никого к ней не подпустит. У большинства эта детская жадность проходит, и главными ценностями становятся дружеские взаимоотношения. В юности мы щедрее, чем в старости. А на склоне лет некоторые делаются жадными до чёртиков, от бессилия, от того, что утекает твоё всё: и время, и силы, и жизнь, и последнее нажитое достояние. Она замолкает на время. Класс тоже молчит - ей всё-таки удаётся зацепить за живое и заставить думать, какие у кого ценности. Подспудно этот вопрос и спор будут жить в  памяти всегда. Учительница продолжает:
- Бережливость, скупость, жадность, накопительство, скаредность - каждый  проходит через эти испытания в своё, отведённое ему время.  Но  не все в юности щедры, и не все в старости скаредны.
Паша уже не возвращается в подвал скупого рыцаря, а размышляет об учительнице и её  выводах, которыми заканчивались обсуждения прочитанного. Часто вопросы так и оставались вопросами. То ли учительница нарочно это делала, то ли темы были  слишком сложными для их подросткового понимания. Но, бывало, заденет проблему, и - спорьте сами.
- А чего тут спорить! Вся история человечества есть борьба за блага. И войны, и революции, и … преступления… .  Только официальные власти всё врут…
Воображение – отпустило, и Пашка снова оказался в реальности.

         В семье, где четверо детей, всегда не хватало денег. Павел, появившись на свет,  застал родителей в том периоде их жизни, когда они уже никуда не стремились, скромно завершая свою трудовую деятельность в совхозной столовой: мать – уборщицей, отец – сторожем.
         Татьяна Иосифовна – рано поседевшая, худенькая, среднего роста женщина, с бледным лицом, ясными, серо-голубыми глазами, вечно занятая домашними хлопотами, экономно и в строгом порядке вела  хозяйство. Лишнего ни для кого и ничего не было. Она часто вслух сетовала,  что ничего-то им не по карману. В жёстких рамках скромного семейного бюджета тогда росли многие. Вещи полагалось носить долго и даже от стирки беречь, чтобы не испортились раньше, чем появится возможность их заменить. Полагалось их как можно дольше не рвать и не пачкать. Это приучало к бережливости, но давило какой-то нелепой несообразностью. Старьё  штопалось и донашивалось дома, на работах, по уходу за животными и огородом, - ведь «без старого нового не бывает». Новые вещи предназначались «на выход», когда шли на люди. Мать, экономя на своей и отцовой одежде, штопая и латая, ухитрялась вовремя заменить её им к школе, отложив необходимую сумму на приобретение. Иногда она копила и на исполнение заветной мечты кому-либо из детей. Так Василию купили гармошку. Игорю – гитару. Андрюше – велосипед. А Пашке уже в седьмом классе – фотоаппарат. Он научился фотографировать быстро и сначала охотно брал его с собой повсюду. Знакомые мальчишки и девчонки  с удовольствием позировали, но все хотели бесплатных фото, и он скоро забросил это «убыточное» занятие.
Сметливый Пашка давно заметил эту особенность ведения дома матерью, оценил её положительную сторону и начал копить. Он оставлял себе сдачу из магазина, благо, мать не всегда проверяла её. Выпрашивал деньги у старших. Младшему давали все. Накопив мелочью рубль, он шёл в магазин и менял на купюру. Накопив рублями десять, менял на десятку. И вот у него к пятнадцати годам - целое богатство! Даже понравившейся девчонке он не рассказал бы про него. Даже лучшему другу Тимуру никогда не показывал. Сундучок тот, притороченный к ножке, что располагалась в углу, днём  он спускал под кровать. Так что клад был защищён от посторонних глаз покрывалом и подушкой. Но, начав копить на приобретение  магнитофона,  стал мечтать о мопеде, но так и не потратил ни рубля. Втянувшись в процесс накопительства, привык почитать деньги сами по себе реальной ценностью жизни. Подсчёты свои вёл без свидетелей, а это совсем другое, по сравнению с остальными детьми, поведение. Большинство из них любят показывать и считать накопленное при свидетелях и скорее всего потратят на сладости, а то и на подарок кому-то из друзей или родственников. А у него такого и в планах не было. Он сросся со своими сокровищами, и они стали формировать его натуру.
 Старшие братья посмеивались. Иногда кто-нибудь щёлкнет ногтем по сундучку и спросит:
- Ну, что, Рокфеллер, не накопил ещё миллион? Займи без отдачи.
В другой раз зацепка менялась:
- Ты, Паха, никак банкиром будешь?
Все старшие, чтобы жениться, сначала копили на свою свадьбу деньги. Это было принимаемое сыновьями условие – по-другому ничего бы не получилось. А деньги для накопления отдавали матери – лучше неё никто бы не удержал их в руках.
А Пашкиной, рано проявившейся страсти, никто не придавал большого значения. Да она и не приносила никому неудобств. Но как она бушевала внутри! Мечты и планы  подрастали и становились всё дороже. И вот уже он думает о настоящем, личном автомобиле.
 До миллиона было далеко, но хотелось иметь много. Среди своих он не скрывал этого и видел, что на него все в семье  глядят с интересом. Это льстило.
В пятнадцать - шестнадцать лет Пашка превратился в русоволосого, стройного, довольно высокого юношу, с большими, серыми глазами, с нагло насмешливым взглядом, который не всякий, особенно молодой, учитель  мог вынести. Его губы нет-нет кривила  двусмысленная, загадочная полуулыбка. На заданные посторонними людьми вопросы (которые обычно ставят перед детьми  и подростками) он, в свою очередь,  отвечал  вопросами, которые заводили то ли в неловкое положение, то ли в тупик. Он рано научился видеть мир в его обнажённом, грубом проявлении, от которого многие отворачивались, или не хотели замечать, кривили душой, избегая правды, особенно когда речь заходила в присутствии детей и молодёжи об идеалах, морали, о законах чести, смысле жизни.
- Павка Корчагин – это  голая неправда. Он притворился героем и всех обманул,- говорил Паша на перемене одноклассникам, прослушав урок по роману А. Островского «Как закалялась сталь».
- Подвиги  – случайность, когда некуда  деваться, надо просто выжить в невыносимых условиях,- делал он заключение, выходя с патриотической беседы из класса,- Помните сказку про двух лягушек, попавших в горшок со сметаной? Одна утонула, а другая билась, билась, пока не почувствовала под собой твёрдый ком масла. От страха билась. Вот и героиня!
- Любовь не фантазии ли молодых дурочек?  - то ли спрашивал, то ли констатировал - не поймёшь. А  интонации такие расплывчатые - не уловишь.
С этим вопросом он однажды к деду Григорию подкатил. Тот аж глаза «вытарашшил», говоря деревенским языком.
- Если честно, Паха, бабы - одна из мелочей жизни, без которой было бы мелочей на миллион больше. Вот и думай: любовь или необходимость, и за что мы бабам про неё рассказываем, ответил находчивый Философ.
- Ты, дед Григорий, умный или хитрый?
- Я белорус. Мы все, белорусы такие – народ дружественный и не злой. Вишь, как я со всеми дружу?
- Вижу, вижу! – смеётся Пашка.
 Нельзя было утверждать, что у Павла куча друзей, как у других ребятишек. Раньше, ещё в 7 и 8 классах его можно было увидеть дома у  соклассников и у ребят постарше или  помладше. Простота сельских отношений делала эти посещения обычными, само собой разумеющимися. Общительность между односельчанами приобреталась с детства. Но с возрастом друзей становилось всё меньше. Он не был ни  замкнутым, ни слишком раскрепощённым. Ему были присущи  и продолжительное молчание, похожее на сдержанность, и болтливость. То он будто накапливал в своём уме что-то, обмозговывал, то выплёскивал в неподходящий момент, например, на уроке, когда преподаватель объясняет тему или даёт домашнее задание. Одним это нравилось, других раздражало. Ему самому хоть бы что. Он скорее не умел смущаться. Над смущением других подтрунивал:
- Ты что покраснела? Стесняешься? Смотрите, какие мы стеснительные!
Молодому  молодые многое прощают, а наглость принимают за смелость. Его считали храбрым. Сверстницы ему доверяли, и, пожалуй, некоторые, если опередить время,  признавались позже в первой симпатии к нему. Среди парней он обладал безусловным авторитетом. Педагоги говорили, что у него оригинальное, нестандартное мышление. Многие завидовали способности взбаламутить «народ» одним словом, коротким, лаконичным, обязательно ядовитым замечанием.
             За сочинение по литературе ему всегда ставили «4», до пятёрки не хватало объёма, тройки было мало за полное, точное раскрытие темы. Добрая и снисходительная Прасковья Афанасьевна вздыхала, объявляя оценки, указывая на объём, часто зачитывала его выводы как образец завершения рассуждения. После чего на перемене Пашка признавался, что точно просчитал, что нужно написать, какой лапши на уши навешать, чтобы понравилось учительнице.
             Ох, уж этот Пашка! Он лучше многих к этому сроку знал, что в селе есть недоверчивые и хитрые, и что, наряду с ними,  полно беспечных и доверчивых. Бери их голыми руками, что хочешь, то и делай с ними, как хочешь, так и разводи. Он был очень наблюдателен. Штудируя историю и обществоведение, понял: «многое в государстве на разводиловке  держится». Говорят и пишут  одно, делается другое. А деревню с её менталитетом это никак не изменяет – лохи. Иная простота, говорят в народе, хуже воровства. Сами мудрость эту породили, сами и забыли. Тут некоторые даже двери на ночь не запирают. Если  ты отчасти знаком с  подворьем этих некоторых, планировкой усадьбы, дома и собаками - заходи. Он нередко оказывался ночью в летней кухне или посреди квартиры друга, или в доме стариков. Что искал? Деньги. Где-нибудь обязательно валялись небрежно оставленные деньги, чаще мелочь, которую он, не задумываясь, «конфисковывал». Никто ни разу не заметил, никто не поймал его за этим занятием. Его не тревожили муки совести. Никто и не страдал от того, что какие-то гроши исчезли.  Один раз он оказался в квартире учительницы биологии Лидии Васильевны. Прислушиваясь к сонному дыханию семейства,  стоял посреди спальни. И вдруг женщина открыла глаза. В неясном лунном свете увидела долговязого, чубатого подростка:
-Ты что здесь делаешь?
-  Да так, хотел Ваньку позвать.
- Куда позвать? Иди, спать надо.
Пашка засмеялся, как она  рассказывала спустя годы, дьявольски и исчез, будто растворился, шагнув из комнаты в ночь. Но в тот момент она не придала его поступку особого значения. Чего они в молодости не делают странного!
             В старших классах Пашка систематически лазил в  школу. Поняв, что одним и тем же ключом можно открыть чуть ли не половину советских замков, стал собирать ключи и пробовал открывать разные двери. А так как сторож в школе был один, то с вечера и под утро здание оставалось без охраны. Пока его не было, он гулял по кабинетам с огромной связкой ключей, которую насобирал довольно быстро, задавшись такой целью, шарился по шкафам. Но у него хватало ума не трогать наглядные пособия. Только однажды, попав в подсобное помещение кабинета химии, он наткнулся на  баночку с натрием в тройной упаковке – из стекла, металла и асбеста,- учительница забыла убрать в сейф - утащил её, но никому не показал, а, разделив на кусочки, покидал в реку и благополучно взорвал, доставив себе несравнимое ни с чем  удовольствие. Жаль, что рядом не было завистливых глаз соклассников. Обеспокоенная химичка доложила о пропаже  директору, но, поскольку ничего не случилось, историю забыли, врезав в подсобку ещё один замок. Больше попасть туда Пашке не удалось. В оружейную комнату он не проник –  стояла сигнализация. Зато утащил из кабинета военной начальной подготовки оставленный там без присмотра бинокль. Он забирался с ним на подловку, так в нашей местности называют чердак, и оттуда осматривал дальние горы, а потом так тщательно прятал, что и это сошло ему с рук.
 Он был изобретательно хитрым, умел виртуозно открутиться от любого поручения.  Он никогда не вкладывал деньги ни на какие подарки, не подписывался ни на какие газеты и журналы.
« Кха- ха – ха , кхе – хе –хе,  кха – хе - хе!» - таким коротким, выразительным смешком он реагировал в старших классах на всё, что считал не таким. Этот странный  смешок, создавал ему имидж человека себе на уме, закрытого, недоверчивого, умного.
«Мёртвые души» Гоголя в школе он изучил тщательнее, чем роман «Как закалялась сталь». Он смаковал эпизоды, повествующие об изворотливости, прозорливости и практической сметке его ещё юного тёзки, Павла Ивановича Чичикова: о дрессировке мыши, о продаже пирожков соклассникам на последних уроках, когда уже все проголодались. Он бы и сам чем-нибудь подобным не прочь заработать, но не дурак же, чтобы политический момент не учитывать. В советское время презирали или делали вид, что презирают предприимчивых людей, называя жмотами, хапугами, барыгами и спекулянтами.
 «Всё прошибёшь на свете копейкой!» - с этим лозунгом героя он был согласен на сто процентов. Образ этого проходимца как нельзя лучше ложился на характер Пашки, на его жизненные планы. Об умеющих приспосабливаться в жизни лучше других он слышал много раз от отца. И, хотя тот говорил без зависти, с осуждением и даже злобой, сын понял, что они и есть хозяева жизни.
- Ишь ты какой стал важный, забогател. Ловок, видать,  на тёмные дела! – говорил отец о тех, кто  обрастал собственностью быстро и без трудов праведных. В деревне считалось, что завидовать таким нехорошо, но и выдавать не принято. Сегодня ты его предашь, завтра и сам прогоришь на мелочи. Ещё со сталинских времён выдать соседа  стало считаться презренным поступком. Образовалась, своего рода, круговая порука, которая спасала от произвола властей, если не всех, то некоторых. Народились даже поговорки, с помощью которых опыт передавался новым поколениям: покупая дом, купи и соседа; сосед ближе родственника; про соседа - или  хорошо или никак; береги соседа, как себя; береги репутацию соседа, как свою; в соседском дворе мне ничего не видать, про соседей мне и сказать нечего.
Пашке интересно, что бы Чичиков сказал про соседей. И он сам додумался, что Чичиков бы с соседями не дружил, потому что такому хитрому с ними не интересно. Сам он был уверен, что в показной деревенской простоте таится тоже немало хитрости. Весь портрет любимого героя, весь его загадочный для окружающих облик, непотопляемость и цинизм,  подтверждали: так можно жить. Ему даже хотелось приобрести такие же гладкие щёки, такой же голос, манеры и костюм «с искрой», чтобы отличаться от всех, чтобы чувство превосходства  получило своё земное воплощение. От отца, когда тот был ещё живой, он услышал, что Чичиков не дурак, хотя дураков на свете великое множество. Ещё бы, дурак? Все законы изучил и нашёл-таки прореху, чтобы разбогатеть.
-Чтобы на плаву быть, не надо далеко плыть, надо уметь плавать,- говаривал Иван Данилович и добавлял:
- Да, Чичиков  умел плавать в том море, по которому несла судьба, только способ избрал неудачный. Он-то имел ввиду, что плавать надо, обретя профессию, трудом, а сын понял недоговорённость по-своему: надо было быть осторожнее, скрытнее. 
          Пашка поставил себе цель – научиться плавать в море жизни лучше Чичикова. Тогда же он решил, что надо знать государственные законы. Часто цитировал  фразу: «Зацепил, поволок, сорвалось – не спрашивай»,- сопровождая её своим смешком. Он явно  сочувствовал герою, когда «сорвалось», о чём немедленно и заявил родителю и добавил:
- Крепче держать надо было.
Отец с удивлением посмотрел на сына:
-Не ошибись, сынок. Запомни: ведь от способа плавать судьба зависит. Хорошо почитай, какой там итог был! Вот то-то! Да и к чему столько иметь, что и не удержишь. Главное не сколько у тебя чего-то есть, а какой ты.
Данилыч посчитал, что всё, что нужно, объяснил и замолчал, а Павел своё ввернул, отчего отец даже крякнул:
- Но чем у тебя больше, тем и цена твоя дороже! Разве не так? Скажи честно? Чего правду-то скрывать? А у себя самого каждый -Такой! Дед Григорий так говорит. Значит, каждый себе цену устанавливает.
              Не под влиянием ли своего кумира  Чичикова подросток  развил  в себе привычку  выявлять в других  пороки, скрытые, грязные мотивы поступков?  Его гордыню подпитывал человеческий переполох, нервы, вылезающие наружу, осознание, что это устроил он, Паша. Его стали побаиваться за желание обнажить то, что всякий держит втайне, подкосить. Разоблачения помогали чувствовать  себя комфортнее,  лучше, умнее  многих. Подспудно, или на самом деле, он рано ощутил тупое давление государственной машины ввиде узких перспектив и непонятных ограничений. И ему нравилось, хотя бы на словах, противостоять ей, « разводить»  зарегламентированное (он чувствовал это, как никто) сознание совков, ёрнически выкидывая слова и уродуя их произношение, задавал вопросы:
- А вы что сами - то пионэром по убеждэнию стали? У кого Ленин не идеал? А вы к светлому будущему  себя как пристроили? Ну, попробуйте  воспитать из меня человека будущего. Я идиалистым быть не хочу.
Вступая в комсомол, пошутил, объясняя мотивы происходящего:
- Куда люди, туда и Марфа крива.
- Это ты-то Марфа крива? – хохотал закадычный дружок Тимур.
Пашка скривил рот, свернул набок нос и высунул вдобавок язык. Укатал всех. И, когда его вызвали  пред очи комитета комсомола, он опять изобразил «Марфу криву» и почти задом вошёл в кабинет, сопровождаемый смехом. Но там сидели все свои: организатор по внеклассной и внешкольной работе, который не хотел сам себе снижать показатели воспитания, поэтому промолчал, ребята из комитета комсомола, давно привыкшие к его выходкам, считавшие их издержками характера, с которыми не стоит бороться. В общем-то, плохого он никому не делал, о чём и сказал давший ему рекомендацию член комитета Зимин Валерий. Он отметил его активное участие в спортивной жизни школы и неплохие результаты учёбы. Так что в комсомол его приняли. В глазах других он был свой, но о том , что только «сам у себя Такой» никто не догадывался.
             Большая удача для Пашки – положить в копилку сразу 10 рублей. Однажды он запросил такую сумму с брата Андрея, которому приспичило выпить с друзьями, а мать не давала лазить в заветный «лагушок», приготовленный  «для дела», на сенокос. Он отлил пиво из фляги в бидон и долил в неё воды. Зато купюра заветная в кармане. Тот только крякнул, но отстегнул от сотенной зарплаты начинающего механизатора – магазин ночью не работал. Вот такими денежками заполнить бы всю копилку!
Произведя анализ семейного бюджета, он понял, что лучше всего экономятся семейные деньги зимой, в период с января по апрель, и полушутя, полусерьёзно потребовал свою  долю в реальном  выражении выдавать ему на руки. Отец тогда не увидел в этом ничего опасного или сверхъестественного, а только посмеялся над чертёнком и согласился с любимым младшеньким сыном.  Мать же  подчинялась воле мужа и своему материнскому чувству. Так он  стал получать по заветному червонцу в месяц, с января по апрель, в  последние два года жизни отца.
Однажды в  споре с одноклассниками, во время которого Пашка молчал, одна из девушек, в доказательство, что она презирает жадность, выбросила целых три рубля на дорогу, он с трудом удержался, чтобы их не поднять. Отнеслись к этому, кто с одобрением, кто назвал глупостью. А девчонка ходила с неделю гордая и довольная собой. «Дура, конечно!»- решил Пашка.
С этого момента он приобрёл привычку искать деньги на дороге, и они попадались. Каждая найденная копеечка отправлялась в «хранилище». Так на практике им постигалась мудрость: копеечка рубль бережёт.
                А какие особенные были у Пашки сны!  Ему даже просыпаться не хотелось, когда под утро приснится целая куча денег, да не в крохотном сундучке, а в настоящем сундучище! Он будто бы трогает их руками и замирает, сознавая, что это он, Пашка, одержал победу над соблазном тратить и накопил в то время, как тысячи других сверстников проели богатство на мороженых да пирожных, прокурили на сигаретах. Будет когда-то на его улице праздник! Да ещё какой! Ни у кого такого не будет.
            Пашка так же по - скупердяйски относился к своему здоровью. Ему хотелось жить долго-долго, чтобы накопить несметные сокровища, поэтому он не курил, а занимался спортом, больше – лыжами и волейболом – но и в этом он никому бы не признался.
Трудно сказать, что было бы, если бы его соклассники - комсомольцы узнали о его пристрастии. Но он никому не доверял тайны. Да и кому доверишь самое-самое,  если вокруг люди без амбиций, без притязаний, со всем согласные деревенские… валенки.



                Четвёртый

                Вопросов в жизни больше, чем ответов
                Деревенский философ Григорий

Наступил август 1982 года. Благодать последних дней лета, в виде прекрасной, устойчивой, тёплой погоды, так и лилась на головы всех,  живущих в Берёзовом. Нисходила она и на двух закадычных друзей, Пашку и его соседа Тимура, сидящих  на крыльце жунусовского дома с летней верандой, увитой цветочной фасолью белого и ярко-оранжевого цвета. Радовались ей и грядки разноцветных астр вдоль дорожек, и клумбы  жёлтых и бардовых, любимых деревенскими женщинами бархатцев, или чернобривцев - по-украински. Так же, как цветы, многое, что здесь составляло деревенский быт,  называли на разных языках и понимали друг друга. На немецкое рождество стряпали штрудели и кухи, на мусульманский курбан - байрам всем хотелось попробовать курт, казы, бешбармак, на русскую пасху угощались блинами да плюшками. И песни пели вместе. Частенько  «спивали»  в застолье украинскую «Ой, ты Галю, Галю молодая », а то затянут « Ой, мороз, мороз». Приняло это разноплеменное сообщество кем-то занесённую с Кавказа «Хазбулат удалой». Танцевали под  мелодичную казахскую песню  «Камажай», а то и немцам подтягивали: «Wann die Soldaten durch die Stadt marschieren…», улыбаясь переведённому содержанию о том, как девушки раскрывают окна, когда по улице идут военные. Дружили между собой ребятишки, забывая, кто какой нации. Дружили женщины, собирая застолья, перенимая традиции.
Русоголовый загорелый крепыш Пашка и черноголовый, по-азиатски изящный, смуглый Тимур, не отрывая друг от друга горящих глаз, перебивая один другого, заняты чрезвычайно важными ребячьими разговорами. Они не замечают, как хихикает Алия, младшая сестрёнка Тимура, и тычет пальчиком в них, стараясь обратить внимание матери Гульжан на мальчишек, которые возбуждённо обсуждают что-то, вырывая друг у друга книжку.
- Что там с ними? – спрашивает Гульжан и грозит дочери - «не мешай», нельзя прерывать взаимно обогащающего общения! 
Гульжан Омархановна - преподаватель начальных классов. Она  знает: учат не только школа и родители, легче и  с большим интересом ребята получают новые знания друг от друга. Не раз она слышала весомые, отрезвляющие суждения Паши и резонно считала, что для Тимура это общение имеет большое значение.
 Все в доме звали его Абаем. Таково второе имя известного казахского поэта и мыслителя 19 века,  Ибрагима Кунанбаева. В переводе оно означает «внимательный». Тимур был  напичкан сведеньями  из разных областей знаний, черпая их из  научно-популярных книг, словарей и энциклопедий. Увлечение новой темой или идеей в классе начиналось  именно с него. В его руки на этот раз попала редкая тогда книжка по нумерологии, отец позаимствовал её у бывшего учителя – немца Адама Ивановича Шульмистера.  Начитавшись нового, Тимур поведал Паше, что у чисел, если верить нумерологии,  есть свойство - влиять на судьбу, что  число его судьбы - четвёрка. Полушутя, они вместе установили, что она навязчиво влезла в его биографию, и - не единожды.
- Ты родился четвёртым в семье. А  число? А месяц какой? – допытывался Тимур, зная всё про друга, только для того, чтобы он подтвердил лично, что всё так и есть.
- Четвёртого апреля. Ух, ты апрель-то - четвёртый месяц в году. Ну и подумаешь!- сопротивлялся сначала Паша.
- Вот именно, уже три четвёрки есть. Ты четвёртый сын, появился на свет четвёртого числа, четвёртого месяца, 1966 года. Если цифры  года сворачивать, складывать значимые, получится снова четыре. Я проверил.
- Вот какой я - весь в четвёрках! Тут Паша принял гордую позу! Четыре - это хорошо, значит я весь хороший! На колени, посредственность! Тут он поднял босую ногу, чтобы поставить на плечо другу, но тот среагировал и увернулся. Пашка ткнулся в перила крылечка. И парни начали валтузик друг друга под хохот Алии.
- Эзотерики и каббалисты  заложили значение чисел в специальном списке, - продолжил Тимур. Сейчас я всё про тебя прочитаю. Смотри: «четвёрка символизирует гармонию мира. Гармония – это согласованность и порядок».
 Сложив все три четвёрки, юноши бы увидели «3», но они этого не сделали.  Заметили первое, что бросалось в глаза, заспорили, отвлеклись. То, что огласил Тимур,  Павел принял сразу – он, действительно, любит, чтобы всё было в порядке. Получается, что он особенный. На этом Тимур остановился, слукавил от доброты. Умолчал, что  промежуточное число «13», которое получается при сложении цифр года,  эзотерики разлагают на 1 и 12. А значение этих чисел – «добровольно принятая смерть, жертва»… Последние слова пугали и останавливали, за них заглядывать ему и самому не хотелось. Там начиналась настоящая мистика, страшная, потусторонняя составляющая мира. Так и не разобравшись, правильно ли всё высчитал, он бросил свои расчёты, отложив на годы неприятное предсказание. В его дате оно тоже присутствовало.

             Заманчиво - взять и нарисовать себе алгоритм жизни, хотя бы с помощью нумерологии или математики. И пусть на самом деле не всегда числа управляют миром и судьбами – а вдруг помогут подняться над процессами…
             Всем хочется стать хозяевами своей жизни. Да не у всех это получается. Всё потому, что мир представляет собой  неделимую противоречивую двойственность. Вот и скрытая Тимуром информация двойственна: с одной стороны, « добровольно», значит по собственной хозяйской воле», но, с другой, « жертва» - значит, в каких - то неслабых лапах, из которых не вырваться. И какой уж тут хозяин жизни, если  «жертва», а  значит, будешь лишён не только воли, свободы, но возможностей и сил. Лапами оказываются порой обстоятельства, не зависящие от человека, а то и наши собственные ошибки и пристрастия.  «Доброволец» во власти порочных пристрастий не управляет собой! Хотя окружающим это не всегда заметно. Но кто, из много поживших, не знает, как влияет на судьбу скрытая сторона личности, которую называют иначе второй натурой.

             Она  иногда в Пашке выступала очень явно. Однажды молодой учитель истории рассказал им об известном своей жестокостью римском императоре Гае Калигуле, который был  патологически жаден. Борясь за власть и богатство, за четыре года правления он дошёл до кровавых преступлений против народа, до  убийства своих родственников.
- Даже будучи властным человеком, он был зависимым, был  жертвой, - утверждал Олег Борисович. - Его страстным желанием было  купаться в золоте. Он рассыпал кучи сверкающих монет, катался по ним и не мог насытить свою алчность. Самый «маленький человек» тоже может попасть в подобную зависимость, которая сравнима с наркотической или алкогольной. « Если бы текла река водки, - цитировал он одну из несчастных, - я упала бы на колени и пила, не отрываясь». Настолько же зависим жадный. Вы когда-нибудь наблюдали, как жадному трудно отдавать деньги? Руки дрожат. Лоб покрывается испариной. Вот-вот человек упадёт в обморок. Такие люди вызывают сочувствие и презрение. Самое страшное, что заражённый  пороком, не всегда видит его. Ещё при жизни он карается слепотой. Выявить, назвать порок, избавить от него - лучшее проявление гуманизма. Вот с чем человечество борется.
- Чтобы жизнь понять, надо за живыми людьми наблюдать. Лично я вижу, что  все вокруг борются  за  наживу и ни за что больше, - заметил Паша.
- Ты поверхностно смотришь. А вот  просвещение постоянно борется со всем  негативным, противоправным, преступным. И, хотя иногда кажется, что  такая борьба слишком медленна и потому мало  эффективна, оно – действующая сила. А чтобы приблизить результат и ускорить развязку,  придумали уголовные наказания, - пояснил учитель.
- И что? Помогает? – ехидно спросил Павел.
 - Да,  и это, последнее, не всегда  в состоянии  пробудить в людях  лучшее.
- А, может, не все пороки считать пороками?- пристаёт подросток.
- Да нет, тысячелетия человеческой истории подтвердили, что пороки иначе как пороками не назовёшь.
- То есть мир так устроен, что без пороков никак нельзя? – не отстаёт он.
- Но человек делает свой выбор.
- Как кому выгоднее, так и выбирают, - констатирует настойчивый спорщик.
- Да ну тебя! Подрастёшь, поймёшь! Не может быть богатство главной целью в жизни, и всё. Это плохо. Не зря соблюдают Божьи заповеди и Законы.
- А я буду жить по своим правилам, - заявил Пашка.
- Ну, если эти правила не будут вредить хотя бы тебе самому.
- Кто же себе вредить хочет? – спрашивает он напоследок, по своему обыкновению, и смеётся своим неподражаемым многозначительным смехом.

- Вот послушай, как можно доказать, что четвёрка – число гармонии, - продолжает разъяснять Тимур.- Существует  четыре времени года: зима, весна, лето, осень.  Есть четыре стороны света: север, юг, восток и запад.- Он даже привстал и показал, где они расположены в их местности. - Есть четыре периода человеческой жизни: детство, юность, зрелость, старость. Везде, повсюду – четвёрка. Вся гармония мира в этом!
- Есть четыре конечности у человека, есть верх, низ, право, лево, есть четыре ноги у коровы, есть четыре ножки у стола и у стула, четыре стороны у дома, четыре колеса у телеги и т.д, и т.п. Тоже гармония! – насмешливо провозглашает Пашка.
Оба расхохотались. Они одинаково любили иронию и пусть глупую, но свежую мысль. Тимур с энтузиазмом продолжил:
- В чём-то ты можешь проявиться очень мощно, что-то в жизни у тебя будет особенное.
- Четыре раза женюсь, четыре института закончу, четыре раза буду награждён!- опять хохотнул Пашка.
- Четыре места жизни сменишь, четыре друга заведёшь, четыре опасности преодолеешь, - продолжил Тимур.
- А я ещё больше хочу! Всё по четырежды четыре! Слышишь?
- Да! Ты будешь жить долго, и будет тебе всё!
              Пашке понравилось объяснение, и он объявил себя Четвёртым, будто занял престол. Вскоре так же стали называть его и одноклассники. Учителя, узнав, что он – Четвёртый, не стали выяснять, почему. Решив, что это глупая кличка - так всех можно числами поименовать,  но  нет-нет, да тоже называли  Павла Четвёртым. Сколько раз за его жизнь всплывало, почему его так зовут, некоторые так и не поняв, говорили, что это просто глупая, детская кличка.




                Что там ждём впереди?

                Натура  сильнее ума
                Деревенский философ Григорий
 

               
             Пашкина натура соответствовала времени года, в которое он родился. Апрель и есть апрель. В нём сочетались непостоянство, сумбурность и решительность, непредсказуемость, уверенность и сумасшедшая энергия. Родители, несмотря на материальные трудности, баловали младшенького и  взрастили в нём человека  самолюбивого, с претензиями.
               В  детстве в его характере уже была  одержимость. Он мог подолгу заниматься одним делом. Мог не реагировать на происходящее вокруг, если был поглощён чем-то. Увлекаясь многими вещами, имел не по годам широкий кругозор, благодаря отцу, обладал  необходимыми для жизни в деревне умениями.
               Он  нравился уступчивому и мягкому добряку Тимуру, сыну парторга, который, выросши в интеллигентной, обеспеченной семье, был ограждён от многих трудностей, многое воспринимал через книжки, идеально, был честным,  дружелюбным и очень любознательным. Подобно Пашке, он часто юморил или, как любят говорить подростки, был юморной. Правда, юмор его не носил, как у друга, чёрного характера. Но тут ничего не поделаешь. Всем известно: и чёрный юмор, и скептицизм имеют место быть и даже  приносят немалую пользу. Друзья спорили о жизни до хрипоты. Тимур отстаивал самые высокие идеалы, Пашка разрушал их в мгновение ока примерами, с которыми трудно не согласиться. Тимур как-то  спросил у своего отца, Набьюлы Бидахметовича:
 - Почему с Пахой так трудно спорить, аке ? Очень уж он умный.
 - По уму вы оба далеко не дураки. А по жизненному опыту он старше тебя, хотя по годам вы ровесники. Ты к детству ближе, он – ко взрослой жизни. Ещё характеры у вас разные. В поступках у вас сейчас характера больше, чем ума. Ты добрый. Тебе хочется всё примирить, во всём и во всех найти хорошее. А Паха твой  добро просто так раздавать не будет, даже комплиментами не засыпит, - ответил он.
Разные. Поэтому Тимура и тянет к Пашке. От друга он узнавал о таких реалиях современной жизни, о которых не писали в умных советских книжках, которые ему самому в голову не пришли бы ещё долго. Он откровенно поражался  недетским грубоватым рассуждениям и выводам  Четвёртого:
           - В нашем свободном обществе не хватает свободы, – однажды задал он тему, когда столкнулся с историей и обществоведением в старших классах.
- Ишь, ты, тоже философ.  Докажи, - отреагировал дед Григорий.
- На словах у нас добровольно, а на деле принудительно проводятся по неделе воскресники. Это что свобода?
- Для себя же делаем, Паш. Для меня так это нормально, - подключился Тимур.
- Ладно, я ещё вам скажу. Общество эксплуатирует крестьян скрыто, зарплату дают маленькую, чтобы они на себя после работы работали, -  поднял он самое близкое, что  часто варьировал, потому что это было перед глазами, и продолжил мудрствовать:
 - Крестьянин зависим от земли, которая ему не принадлежит. Он в нашей стране называется рабочим совхоза, а на самом деле он крепостной.
- Эк, куда хватил! – не одобрил дед Григорий. Но Паху уже было не остановить.
- Свободы вообще нет. Вот, например, жениться – это в кабалу попасть. Женщину замуж надо брать такую, чтобы она для тебя на всё готова была. Самому влюбиться – это не главное: попадёшь в эту липучку, не вылезешь, - поучал, не краснея, своих разновозрастных собеседников Пашка.
 - Ты много чего лишнего говоришь, -  возразил дед Григорий, - и не от ума, а от натуры своей. Тебе как будто всё надо наизнанку вывернуть. Ой, не знаю, что из тебя получится. Все твои братья старшие тоже не дураки по уму, но ты другой. Может, тебя блестяшее( он так и произнёс с «ш») будущее ждёт. А, может, натура всё испортит.
- Как это  натура может испортить всё? Заливаешь, деда?- перешёл подросток на ты от такого разговора.
- А я тебе поясню. Мне вот натура карьеру испортила. Дам себе задание – ничего не обобщать, ничего не замечать, не вмешиваться, а пойду в общество и – на тебе, опять за своё. Хотели бригадиром поставить, подумали, подумали, и – не поставили, так рядовым совхозником и проработал. Это я уже к старости начал обобщать свою жизнь, а то всё чужую. Пока понял, уже Философом звали. Вот я тебе и разъясняю: хочет человек поступить умно, умом раскидывает, а момент наступит, натура повернёт. Натура, она сильнее ума.
Павел не поверил тогда деду или не понял его. А ведь и, действительно, натуру свою узнать больше времени требуется, чем ум по способностям проверить.
              Не всё, услышанное от Паши, Тимур обсуждал с отцом, но так сложилось его мировоззрение под  влиянием родителя, что  причины многих проблем видел в самих людях, в том, что  они бывают умственно и физически ленивы, равнодушны, спиваются, тратят время жизни бесцельно и бездарно. Об этом он не раз говорил другу. Набьюла Бидахметович внушил ему, что полнота и даже продолжительность жизни зависит от того, что, как и сколько ты узнаешь и сколько сам сможешь сделать за её срок. Пашкины рассуждения заставляли думать, смотреть на жизнь  не односторонне, а шире. А, он, как и все отцы, хотел, чтобы сын понимал других и брал в жизни ответственность на себя - только так он станет сильным. 
               Пашке нравилась простота, дружелюбие, уважительное отношение всех членов семейства Жунусовых к нему. Он никогда не чувствовал скованности в их доме. Ему позволялось пользоваться теми недоступными вещами, которые покупались в этой семье для детей.  Они охотно делились с ним - будь это  магнитофон, мопед,  книги.  Пашка радовался психологическому  комфорту и  скрывал рождавшуюся зависть.
            С некоторых пор он определил для себя, что вряд ли способен привязаться к человеку сильнее и с такой же страстью, как к деньгам. В них для него сосредоточилась вся гармония мира.
            В ту осень он влюбился в молоденькую учительницу, их  классного руководителя, но, трезво рассудив, быстро справился с этой напастью. Учительнице нагрубил на картофельном поле, когда школа помогала в уборке урожая совхозу, чтобы не лезла, куда не просят – такова мальчишеская самозащита от впервые нахлынувших чувств. Тогда дети ежегодно помогали в осенней уборке урожая - ручного труда требовалось ещё много.  На полях работали повсюду  картофелеуборочные комбайны, но в Восточном   Казахстане приходилось использовать их возможности наполовину – вырытые корнеплоды собирали вручную, так как комья слипающейся глинистой почвы попадали в контейнер вместе с картофелем. Песчаная же почва, где-нибудь в Белоруссии, легко осыпалась от сотрясения транспортёра, и  можно было обойтись без дополнительного ручного труда. Об этом они и рассуждали с Тимуром, когда к ним подошла Анна Семёновна.
            Она была из тех женщин, что своей красотой невольно привлекают внимание окружающих особой женственностью и грацией. Высокая, стройная, с мягким волнующим голосом. Она подошла и завела с Пашей по профессиональной обязанности   разговор, о чём он думает, о чём мечтает. И услышала неожиданно неприветливое:
-Вырасту. Женюсь.  Заведу большой дом. Куплю машину. И… всё – о,– протянул, будто поставил точку.
Анна Семёновна  растерялась от непривычного ответа, глянула своими карими с поволокой глазами  на подростка, невольно повторив его последнее слово с вопросительной интонацией:
- И… всё-о ?  С твоими способностями можно хорошую профессию приобрести, и  себе, и людям - польза. Ты же спорт любишь,  вот и поступай в педагогический институт на факультет физического воспитания.
 - Это, чтобы ради чьего-то сопливого счастья прыгать, бегать в поту, ещё за них же и отвечать? Я другого от жизни хочу, - сказал, не отрывая взгляда от её милого лица, от манящих нежных пухлых  губ.
-  Ну, что ж, попробуй! – сказала она, не понимая, почему он так  отреагировал на её обычный вопрос и направилась к Тимуру.
 А Пашка затосковал. Уходит, как мираж в жару. Какая-то она слишком уж хорошая. Внимательная, добрая. А всё равно жизнь её измотает, будет она со временем, как все, усталая и равнодушная... На эту мысль его натолкнул рассказ парторга о пожилой учительнице, отдавшей школе все силы и ставшей к концу жизни ворчливой занудой. На неё жаловались ему, а он пытался её защитить и призвать людей к пониманию – столько сил отдала детям.
Буркнув:
- Попробую! –  он отвернулся и подумал, чтобы настроить себя:
- Пусть не лезет.  (Недостижимое надо прочь от себя гнать. А она - и есть недостижимое).
            Пашка не давал себе по пустому переживать – на это в жизни времени не отпущено. Романтизм он считал слюнтяйством.
- Объективную реальность, - часто признавался в старших классах, - я всегда предпочту «необъективной духовности». Духовность – не объективна, значит, её нет!
На это заявление Тимур немедленно реагировал репликой:
- Ты вульгарный материалист. Ох, уж этот Тимка, обязательно залезет в дебри неприменяемого!
Конкретность высказанных учительнице планов и самому Павлу показалась глупой,  но не раскрывать же ей подробности, которых она не поймёт. Тимур, который всё слышал, смягчил ситуацию, пошутив:
- У него ребятишек будет много, они все будут служить обществу.
Учительница улыбнулась. А Пашка покраснел, может, в первый и последний раз в жизни, и отвернулся. Наблюдательный Тимур понял:  что-то здесь не так – не так легко Пашку смутить, особенно коснувшись житейской темы. Мелькнувшая догадка показалась забавной: о любви они ещё не говорили. Просто посмеивались. И когда учительница отошла, он подошёл к Пашке:
-  Хочешь что-то про неё расскажу.
- Ну, расскажи.
- Недавно был педсовет в школе, на котором обсуждались открытые уроки учителей. Анна
Семёновна давала немецкий язык в  9 классе. Это моя мама, Гульжан, отцу рассказывала. Молодой
этот, новый географ, насмешил всех: «Урок, говорит, понравился. А глаза такие, что кое-кто мог её
не слышать!»
Пашка улыбнулся. Не ответил, но про себя подумал, что это правда. Сам ловил себя на этом. О 
любви они серьёзно не говорили.
        В последнее время мальчишки чаще затевали  споры, какая страна больше боится военного конфликта, США с Союзом, или Союз с США? А ещё:  справедливая ли зарплата, и кто и как её определяет? Настоящий ли построен социализм? Кому в жизни лучше, индивидуалисту  или  активисту?
 
Да, разные бывают люди и разная у людей жизнь. У одних она связана с исполнением общественного долга, у других посвящается собственному благополучию. Непримиримы эти два типа людей. Вот и наши герои доросли до этих споров.
Психологи делят человечество на интровертов, направленных внутрь себя и экстравертов, ориентированных вовне. Не в этом ли причина? А если всё  сложнее такого упрощённого деления? Тот,  кто  внутрь себя направлен, разве не пользуется трудами, добротой и сочувствием других? А тот,  кто вовне нацелен,  разве не хочет собственного счастья?   
Мировые религии и философии считают:  человек должен, первое - стать внимательным, второе -  достичь мудрости,  третье -  научиться любить  и  четвёртое - сострадать.  Обладая всем этим, наверное, каждый будет счастливой личностью. Но достигнет ли гармонии с миром? Если считать это ступенями восхождения, то человечество, в целом, застряло на первой ступени. А чего же ждать от него? Ведь только единицы поднимутся на вторую, редчайшие - на третью ступень. А на четвёртой  оказываются единицы за целые эпохи. Разве не так?  Разве всякий с восхищением принимает личность матери Терезы? Разве не с иронией произносим мы порой это имя? Когда мы говорим, что время породило личность, то нарочно не замечаем, что это хитрое  общество сформировало себе спасителя,  коллективный разум воплотил в нём свой идеал во имя своего сохранения. А когда необходимость отпала, то этот же разум впал в цинизм по отношению к своему герою. Об этом и знаменитая легенда про Данко, написанная  М. Горьким. Коллективный инстинкт самосохранения налицо. Однако не хватает в этих  ипостасях одной, но важной земной ступени  – мастерства и профессионализма. Умения и навыки – такая  составляющая бытия, что современный человек затрачивает на овладение ею четверть, а то и больше жизни. И разве не умениями и навыками стремятся заботливые родители снабдить ребёнка? Да ещё подкинут в характер недоверия, чтобы впросак не попадал. Обитаем-то мы в материальном мире. Тут свои законы. Не всегда удаётся духовному прорваться через данное нам материальное, прорасти сквозь физические  удовлетворённости – вот почему мы на первой ступени или на указанной здесь земной. Это инстинкт толкает нас к приобретению навыков - что умеем, тем живём. Отец, умирая, передаёт сынам это своё понимание сущего. Другого не дано: жизнь коротка. Все мы в конце пути гордимся, что отдали силы, что были профессионалами, то есть обладали навыками и умениями. Всегда опыт отца не даёт ему верить, что сыны поднимутся на ступеньку вверх и будут жить ради высших, духовных целей, первая ступень – она и главная, она и вероятная, и желанная, и достижимая. Но если для первой и добавленной земной столько сил и времени тратится, то сколько нужно на последующие! Есть, правда, ещё мнение, что материальное и духовное неразделимое и взаимозависимое целое. Но некоторые резонно считают: духовное - для писателей да священников, артистов да учёных, и то не всех, а материальное - простому человеку, рабочему, крестьянину. Может быть, и так. Каждый сам свои силы рассчитывает, каждый с детства свою судьбу предчувствует, свою цепочку ценностей выстраивает и за своё счастье борется. И это есть тайна предназначения. Эта тревожная тайна заставляла Пашу и Тимура и всех их сверстников думать о жизни, потому что приближалось время их самоопределения.

Пусть Пашкин план  имеет недостатки, но он уже есть и вырисовывается в общих чертах. Тогда Пашка обиделся на друга, но на то они и друзья, чтобы находить общий язык, уступать и мириться. Заметив, что Пашке не очень  понравилась высказанная им учительнице его перспектива, Тимур поспешил загладить свою вину:
- Ты не обижайся. А, вообще-то, если отбросить всё общественное, что такое личное счастье? Любовь, семья, дети, своё жильё – это ведь у каждого будет. Всё, как у всех. Ты прав. Вот только это  не скучно, а? Не узковато?
- Про себя не забывай, - огрызнулся Пашка, всё ещё слегка надутый. – Я, вообще, думаю, что жизнь каждого человека – это ремейк одной и той же программы: родился, учился, вырос, женился, работал, постарел, помер. Скучно. Мало. И …глупо.
- Конечно, конечно, - согласился Тимур, чтобы не обострять отношения.- А я что? Не такой,  как все? Я тоже думаю, как бы объединить гражданское служение с моим личным счастьем. Если кого я выберу себе в жёны, то на всю жизнь. Чтобы больше проблемой личного счастья не заморачиваться. Не веришь?
- Веришь, веришь. Помнишь, как читали в одной книжке: будут у тебя перед глазами  одно  и то же мелькать. Обалдеешь.  Любовь, кто её нашёл и в неё поверил, может всю жизнь сожрать и не подавится. Я вижу, как некоторые ненавидят друг друга, а живут, не расходятся. Знаешь, почему? Не потому что любят друг друга. Лень им,  и времени жалко, как раз по-твоему.
- А если просто любить не умеют!
- Нет, просто любовь – вымысел. Перспектива - принадлежать всецело кому-то, а не себе - дурость.  Будет тобой какая - нибудь командовать: подай это, принеси то, не ходи так, не сиди эдак. Знаешь, как они любят распоряжаться. Жениться – это для большинства и для тебя, а  не для меня.
- А что для тебя главное?
- Жить лучше всех, - вылетело у Пашки, - Он любил ошарашивать друга своей откровенностью.
- Да, ну, тебя. Лучше всех я не хочу.
- Не хочешь? Врёшь! Знаю, что врёшь!
- Ну, тебя, пристал, - Тимур хотел уйти. Пашке уже не остановиться. Он пошёл на разоблачение. Тут он и друга не пожалеет, тем более только что задевшего его:
- Жизнь не карамельки. Все знают - это работа, хитрость, жадность, в конце концов, - выпалил Пашка, - А ты знаешь, что крестьянин ворует себе корм для скотины, потому что купить негде столько, сколько надо. А не сворует, скотину не вырастит, семью не прокормит. Крестьянское благополучие не только на труде, на хитрости тоже держится.
                Тимуру опять трудно было спорить с Четвёртым. Но тут ему вспомнился разговор отца с уехавшими на север за «длинным рублём» Амантаевыми.
- Помнишь, как Амантаев отцу моему ответил на вопрос:
 Чем вам там, на Севере, лучше, чем здесь?
 - Воровать не надо! На жизнь хватает!
И Тимур заключил:
- Воруют, но не хотят. «Хитрый сам себя накажет, -говорит аке, - и обязательно будет разоблачён».
- Значит, государство обманывая всех и себя, по теории твоего отца, скоро будет разоблачено и произойдёт его крах. А я согласен с ним. Хоть какой строй, хоть какое государство, а выгоду всегда будут искать. Рыба ищет, где глубже – человек, где лучше. Своя рубашка ближе к телу. Это даже государство понимает, потому и врёт. Что не так?
- Государство тоже должно приспосабливаться, чтобы выжить. Но это как-то некрасиво! Хотя, знаешь, я государство, как отец, ставлю выше себя, – неуверенно возразил друг.
- Это называется прогибаться, - нашёл опять свою формулировку Павел.
- Не совсем так. Понимаешь, народ, история, страдания и труды прошлых поколений вырастают передо мной в таком величии, что я, правда, преклоняюсь.
- И что быть козявкой перед всем этим?
-Нет, просто человеком.
- Ну, и будь!
Тимуру стало не по себе от жестокой правды Павла, и он замолчал. Спорить не хотелось, а согласия добиться было невозможно.
              Они разошлись в разные стороны и продолжали работать на расстоянии. Обоим вдруг открылось, что взрослеют они по-разному.
 Один - мучительно сопоставляя свои представления с жизнью, готовился преодолевать противоречия. Другой – изучить, понять, чтобы тем или иным способом лавировать в  жизни.
 Незаметно, но планомерно, эгоизм и самоуверенность превращались в Павле в наглость и презрение к людям, а это, в свою очередь, как правило, порождает жестокость. Но это будет потом, в далёком потом… .  И у Тимура его судьба, определённая временем и натурой, тоже не будет лёгкой, но никогда не перейдёт за черту доброты.



                История перед глазами
               
                Внукам наш опыт не нужен - они
                до своего докувыркаются.
                Деревенский философ Григорий


Давно известно: умение и желание задавать вопросы, находить их в окружающем мире – один из признаков активного ума. Изучая предложенный школьной программой курс истории, наши герои, Тимур и Павел, не раз сомневались в правильности изложенного материала. К тому же свидетели истории, деды да отцы, жили рядом. Почему бы не уточнить?
- Мам, пап, а что, в самом деле, так плохо жили крестьяне и рабочие в ваше время? – спрашивал Павел, ещё когда отец был жив. Родители, будучи очень простыми людьми, подтверждали:
- Да, несладко было, особенно в 30-е годы. Урожаи были плохими. А ещё забирали всё зерно у крестьян. Как тут выжить!
- А вот, я  помню,- рассказывал Иван Данилович, -  жили тут,  около Берёзового, на заимке, люди. Все они поуехали и, местные помнят, раскулачены были, а  и сейчас вон та сопка Моревой называется. Машет рукой, показывая на юго-восток. Жили в прежние времена тут по-разному. Первый  Морев умён и силён был. Рассказывали: коня берёг, сам впрягался в телегу, чтобы её на гору в дождь или  слякоть вывезти. Себя не жалел, землю разрабатывал, она и кормила неплохо. Она  жирная, плодородная – целину-то не зря тут поднимали. Её ещё до революции поднимать начали. Пчёл держали, маралов разводили, про остальной скот не говорю. А по нашим горам сколько добра! В Отечественную войну, кто умел от природы брать, сильно не страдал. Растёт у нас тут ежевика, малина, смородина, редкая ягода, клад витаминов  –  кислица, на Белках – черника, на склонах гор клубники  целые поля. А вшивик, колба, слизун.  Да Вы сами понимаете: здесь можно трудом жить, сама природа помогает – не ленись, заготавливай, и всю зиму сыт будешь.
- А почему голод был в 30-е годы? – пристаёт Пашка.
- Известно, почему - из-за Сталина!
-А ты откуда знаешь, ты же в 30-е годы здесь не жил? – наступает сын.
- А под политику эту я в детстве там, ещё в России попал. Страна-то одна, и политика одна. Там коллективизация, и тут такая же свистоплясь. Там, в Воронеже, в детстве коллективизация меня зацепила, а здесь старожилы рассказали. И вот что интересно: выгребают трудом добытое и тебя же стыдят, если припрятал ребятишек прокормить.
- Значит, государство что захочет, то с человеком сделает?
- Получается так. Ну, так государству-то на ком держаться? На рабочем, на крестьянине. На народе, - рассуждал отец.
              Ответы они  получали и в семье Тимура. Дед Бидахмет принадлежал к роду шапрашты и в те времена большое их семейство проживало в Семипалатинском округе. Маленьким мальчиком он видел знаменитого акына Джамбула из того же рода. А однажды прославленный поэт жил в их доме около месяца, скрываясь от  преследователей. Никто не выдал импровизатора, берегли как народное достояние. Зато сколько замечательных вечеров прошло в доме под его домбру. Бесконечное количество стихов лилось из его уст и всё в защиту своего народа.
            В период насильственной коллективизации трое дядей деда участвовали в повстанческих движениях против неё. Один погиб, один откочевал с семьёй в Китай, а младший попал в лапы ОГПУ, сгинул в Гулаге. Бидахмет помнил о том, как от имени народа известные писатели, и среди них  Сакен Сейфуллин, обращались к Сталину с письмом, в котором убеждали, что необходимо учитывать национально-культурные, бытовые традиции и климатические условия. Имена дядей никогда не назывались вслух. А сам Бидахмет и его родители, признанные официально бедняками, под репрессии не попали.  Да-а, тяжёлые были времена! Отец обычно не давал деду рассказывать подробнее, указывая, что  исторический момент оценить может только тот, кто  политической грамотой владеет. Дед обижался и говорил, что  время память не сотрёт. А политика, она и на безграмотного давит, значит, и ему она заметна.
- А как Казахстан стал многонациональным? Откуда столько наций: казахи, киргизы, русские – понятно. А ещё уйгуры, греки, корейцы - целое море, со всего света? - спрашивали ребятишки.
- Больше всего народа разного ссылала сюда советская власть в разное время. Когда-нибудь это будет рассекречено. А пока… что об этом говорить? Об этом даже история  молчат.
- Ата, - подключался Паша,- называя его по-казахски вслед за Тимуром, - а казахов выселяли с родных мест тоже?
- Тоже, тоже. Они и сами бежали. Погибло много. Сам по голодной степи скитался вместе с семьёй. Один живой у родителей остался – немаленький был, старики да самые маленькие  в первую очередь гибли.
- Аке (значит отец по-казахски), - окликал предупреждающе Набьюла, - не хотел он, чтобы дети слышали об этом. Ему казалось, что это посеет в умах детей ненужные сомнения, хотя и сам не раз слушал рассказы отца. Но как только мальчишки оказывались с дедом один на один, опять начинался разговор о том, чего нет в истории. Бидахмет махал рукой, заметив укоризненный взгляд сына, - уходите, не приставайте. Мальчишки направлялись на улицу, продолжая спорить вдвоём.
Как-то Пашка подвёл итог:
- Видишь, как государство с народом поступает? А ты думаешь, что с нами ничего такого не будет?
- Но все же понимают, что государство народом сильно. Это мне и аке  говорил. Просто бывают трудные исторические моменты. У каждого поколения, у каждого народа свои испытания.
- Нет. Ты умный, но правде в глаза не смотришь. Дед твой тебе рассказывает, а ты книжке веришь больше, чем человеку.
- Да ну, тебя. Пристанет со своими разоблачениями. Тебе в прокуратуре надо работать или расследованиями заниматься.
- Н-е-ет, - тянет Павел,- Мне надо против прокуратуры работать.
- Такой работы не бывает, - реагирует Тимур.
- Не бывает. Значит, будет!
Над забором, мимо которого они шли в этот момент, торчит голова деда Григория. Он слышит мальчишек и встревает, по своей привычке, в разговор:
- Ты смотри, как они широко шагают. Против прокуратуры он будет работать. Мы до крылечка ентой штуки не дотягивались, а они ужо в полёте. Я всегда говорю, что нашим внукам наш опыт не нужон - они до своего докувыркаются.
- Докувыркаемся, дед, обязательно,- откликаются мальчишки.
Дед Григорий качает головой:
- И умнее нас они, и глупее нас они. Как это в жизни устроено так… Мы кувыркались, оттого что не кумекали, и они так же.
А те, переговариваясь, бегут по  улице, чтобы заняться каким-нибудь своим любимым мальчишеским делом, сбегать на Берёзовку, неглубокую, неширокую, но такую родную речку, с которой у всех местных мальчишек связано  много всего самого лучшего в детстве и юности.
 


                Поиски источников дохода


                В детстве судьба зарождается
                Деревенский Философ Григорий

        В поисках источников дохода Четвёртый пристрастился сначала к рыбалке. Исходил, излазил речку Берёзовку, текущую  вдоль села и дальше, до впадения в Бухтарму, на несколько десятков километров, узнал все рыбные места, изучил, когда мордочкой, когда удочкой ловится лучше. Весной, во время нереста,  ловилась щука. В месте нерестилища стояла спина к спине, хоть руками бери. И брали – занимались ночью лучением. Брали фонарик и шли лучить рыбу. Летом глинистая речка была мутной, ловились в ней одни чебаки да гольяны. Убедившись, что охота более прибыльное дело, рыбалку он почти бросил, занимаясь ею только летом, вернее даже в конце лета, когда в посветлевшей Берёзовке ловятся в основном хариусы. Хариус – царская рыбка – так считают многие. И не зря – деликатес! Кто хоть раз откушал свежего жареного хариуса, тот всегда поспорит, что он лучше и судака, и сазана. Хариус нежнее сазана. Сладкий, жирный сазан, которого привозят из  Зайсана,  приедается, а хариус – никогда! А если его жарить прямо на берегу, только выудив из речки! О, это сказка – не блюдо! Ловили хариуса чаще удой.
           С прошлого года Павел занялся охотой.  Сначала ходил с опытными мужиками. Помогая им, перенимал их сноровку,  знания, изучал звериные повадки. Осенью, до того, как утки поднимаются на крыло, ходил на уток. Зимой ему доставляло удовольствие ставить силки, капканы, читать звериные следы. Как человек, выросший на природе, он любил по утреннему морозцу пробежаться вдоль  Берёзовки по окрестным пригоркам и полям, замечая, где и сколько прошло лис – плутовок, с наслаждением вдыхать холодный воздух, заряжаясь от природы спокойствием, тишиной и надёжностью. Ему нравилось, поддев совком лисьи следы на тропе, устанавливать раззявленные, проваренные в травах, чтобы отбить запах, капканы, заметать следы полынным веничком и предчувствовать добычу, и подсчитывать прибыль. Много же природа давала человеку и щедро давала. Павел постиг её обязанность давать ему от себя,  потому что он над нею властен, а не она над ним. Отец Тимура тоже одно время был увлечён охотой и сына приучил. Несколько раз они втроём выходили на охоту зимой и летом. Но, охотясь втроём, часто возвращались без добычи. Постреляют из ружья просто так, зато обязательно где-нибудь увидят нечто удивительное: зимой, как стреконувший заяц  путает следы,  как мышкует лисица, как кормится на дороге перепёлочка с выводком, как токуют тетерева.
             Долго смаковали  встречу с норкой, которая произошла в излучине родной реки. Стояла как раз середина лета. У воды, под деревьями, сквозь кроны которых солнце не пекло, а приятно согревало,  они расположились перекусить хлебом, картошкой, свежими огурчиками с грядки. Разложив аккуратно продукты на салфетке, приготовились есть и замерли. На тот берег - от него было рукой подать - из-под коряги выскользнула норка, упитанная, гладкая, и давай что-то искать в зарослях тальника и редкой траве. Набьюла Бидахметович сделал предупреждающее движение – «сидеть тихо». Они замерли, даже жевать перестали. Красавица шустро обследовала участок, мелькая гладкой, блестящей шёрсткой, один раз подняла мордочку и посмотрела, как им показалось, прямо на них. Обогнув прибрежный куст смородины, плавно перетекла в воду – только её и видели.
Тогда они заговорили в голос:
- Вот это да!
- Красота!
- Царица! – это сказал парторг.
Пашка с сожалением согласился. Не дали пальнуть из ружья. Такой экземпляр!  Жунусовых это зарядило, как обычно, добрым расположением духа. Впечатлений  хватило на несколько дней. А Пашка не понимал, зачем тогда ходить на охоту, если никого не убивать.
Он уважал соседа и чувствовал в нём много противоположного себе. Несмотря на своё несогласие с тем, что не всё надо говорить, не всю правду раскрывать перед мальчишками, чувствовал его неподдельную заинтересованность во всём, что касалось жизни в селе. Пашка думал, что таких людей надо вместе собирать, и пусть они живут своей жизнью, в которой одна честность и доброта. А тот  сочувствовал другу сына, часто говаривал, что Пашкин жизненный опыт, труд и экономия сделают из него человека. Эх, не был он у Пашки дома, не видел его сундучка! Не знал, что его кубышка воспитывает. Да и не все его высказывания слышал.
              Когда умер Данилыч, дома обнаружилось незарегистрированное ружьё, Пашка стал ходить на охоту с ним, без соседей. Крупной дичи, как волки или медведи, близко к селу не водилось. А норку, лису, зайца всегда можно добыть. Если бы  отец предвидел последствия!
В выпускном классе он начал пропускать уроки из-за охоты, но  ниже четвёрки скатывался редко, поэтому учителя к нему не цеплялись, без него проблемных детей хватало. Тогда, в 80-е годы, сформировалось поколение равнодушных к учёбе  старшеклассников. Поставленные в рамки жёстких требований и под угрозой плохой характеристики, некоторые девушки и юноши ходили в школу как бы по принуждению,  демонстрировали в старших классах равнодушное отношение к учёбе. Всё потому, что  знали:  только некоторые поступят в институт, куда был жёсткий отбор. Профтехучилища, дающие рабочие специальности, презирали, но не в силах были вырваться за пределы, определённые регламентированной государственной образовательной системой. Получалось, что средняя школа, заложив претензии, выбрасывала одних в жизнь, отличную от ожиданий, лишь меньшей части молодёжи предоставляя более широкие возможности. И не всегда эти возможности можно было оправдать талантами и успехами в учёбе. Может, поэтому в советские времена часто попадались рабочие – а по уму инженеры.
          Друзья-охотники уважали Пашку за выдержку, выносливость, упорство и сообразительность. Стрелять он научился отменно и многих переплюнул по меткости и скорости. Заметив чрезмерную жадность, начали было подтрунивать над ним, но постепенно насмешки прекратились: слишком злобно, по-волчьи, вспыхивали его глаза на эти колкости и тем зажимали простодушно болтливые рты. Он научился сам выделывать шкуры и, видимо, сбывал их где-то не в своём селе. По крайней мере, никто не говорил, что купил у него лисью шкурку или шкурку норки. Зимой он носил лохматую шапку из рыжей лисы, за пошив которой тоже рассчитался с умельцем лисой. Очень гордился этим. Ни у кого из парней такой не было!
         Постепенно он стал избегать компаний на промысле - так много не добудешь. Тимур, понимая, что для друга охота не только развлечение, не обижался на него, да и времени было мало, надо было все силы бросить на подготовку к экзаменам. 
        Мать не препятствовала Павлу, уверовав в его умение, не боясь, что в его руках отцовское незарегистрированное ружьё и нет разрешения на охоту. Скорее она просто не вникала в эти дела. К этому времени у всех трёх братьев прирастали семьи,  все они были отягчены детьми, так что было им не до него, и  рос он самостоятельно. Приглядываясь к жизни, всё яснее осознавал, что мать одна, не сможет дать ему,  даже при её сильном желании, всего, чего ему хочется. Он завидовал сверстникам, у которых мотоциклы, машины, которые ездят на курорты. Ему страстно хотелось полной свободы от бедности, а значит денег - в их количестве он видел  грядущую стабильность.



                Лихое начало пути

                У дитя  грехи должны быть детскими.
                Деревенский философ Григорий

      Это произошло в 1984 году, когда он учился в выпускном классе средней школы. После уроков, морозным январским днём, во время очередного охотничьего похода в одиночку, он увидел возле принадлежащей ему добычи знакомого охотника из другой деревни. Тот застрелил попавшую в  Пашкин капкан лису и выпрастывал её. Пашка остановился метрах в пятнадцати, выехав на лыжах из лесочка. Он не закричал, не заругался. Зло вскинулось в душе его,  и решение пришло внезапно, как озарение. Подняв ружьё, почти не целясь, выстрелил охотнику в голову. И… попал. Тот копыхнулся и замер, повиснув в развилке замёрзшего тальника, а Пашка, как робот, быстро подъехав, стараясь не глядеть на голову, вытащил из-под него добычу, сунул в заплечный мешок, туда же положил капкан, повернулся и ушёл, не оглядываясь. Переезжая речушку, выбросил ружьё в полынью. Он чувствовал себя настолько правым, что сначала ни страх, ни угрызения совести его не мучили. Дома он вытряхнул лису и сжёг в растопленной матерью на ночь печи, пока она вышла во двор по делам и не увидела. Несмотря на то, что взял зверя, считая своей принадлежностью, что-то странное происходило с его чувствами. Они не изменялись, оттого что отдалялось событие. Не хотелось думать о нём, не хотелось, чтобы было напоминание. Но что-то каменное встало внутри него и не уходило. Он гнал это от себя, стараясь забыться сном.
Но и в забытьи перед ним являлся всё тот же охотник. Он рылся в его сундучке, хватал и прятал деньги, рассовывая их по карманам, а Пашка, будто убеждая себя, что прав, снова и снова  стрелял в него. И тот снова, и снова  падал почему-то именно в развилку, оставаясь висеть в подрагивающем, как от страха, тальнике. А там, в отдалении, за ним, ближе к реке, мелькал кто-то Чёрный, без лица, но Пашка знал, что он смотрит одобрительно и усмехается. Потом Чёрный засмеялся громко его собственным голосом: « Кха-ха-ха, кхе-хе-хе, кха- хе - хе», заколебался, становясь шире и прозрачнее, и пропал. Даже в состоянии сна, Пашка сознавал, что положил начало своей новой жизни, что-то внутри  страдало и плакало, но ум искал и находил оправдание убийству. Один раз мелькнула мысль:
- А, может, он живой? Может, притворился. Если живой, то хорошо, чтобы не узнал его, Пашку.
И начинался другой сон, в котором охотник наставлял на него ружьё и стрелял. Тут  Четвёртый вскакивал на кровати. Было страшно.
              Утром к ним  пришёл  по делу дед Григорий, поболтал о том, о сём и, как всегда, пофилософствовал. Рассказал, что вчера его сосед Тимофей вёл по улице домой своего пьяного сынишку, а мальчишке каких-нибудь четырнадцать лет. Посетовал, что родители с детьми не справляются. И сделал заключение:
- В наше время  дети детские пакости делали - ну, в чужом огороде арбуз сташшут, ну, подсолнух обезглавят, подерутся. А пьянство – взрослый грех. Раньше дети до взрослых грехов не добирались - в голову им не приходило. А щас, что это такое? Вот и моя Тася говорит, что поп про апокалипсис рассказывал, что беззаконие да грехи возрастать будут в последние времена.
- Я в этом не понимаю, Григорий, - произнесла мать. - Библию пробовала читать – сложно для меня. А детей сами родители должны воспитывать. Да ведь и школа плохому не учит. Откуда они плохого набираются, Бог их знает.
Он отдал матери рубль, взятый в долг на днях и ушёл.
В голове у Пашки что-то запылало, загорелось. Ему показалось, что щёки вспыхнули внезапным огнём после слов старика о детских грехах. «Всякое новое поколение умнее старого, - упорствовал Паша. - И я по-своему жить буду. О грехах пусть попы да старики думают. Я никому не скажу. Никто не видел. А раз не видал, как говорит этот же деревенский Философ Григорий, то и совесть помалкивает».
               Так начался отсчёт преступлений Четвёртого, ведущих, как ему казалось, к достижению главных жизненных целей. На другой день он не пошёл в школу. Матери велел никому не говорить, что ходил на охоту, лучше, если она скажет, что он заболел. Она поняла, что ему стыдно за пропуск уроков и не выдала сына. Да и, правда, у него поднялась к утру температура от  бешеной тревоги, которую он с трудом  подавлял, настраивая себя на радость от того, что начавшийся снегопад  скрыл все следы. Но она существовала в нём,  как неизлечимая болезнь. Что это? Душа? Ему-то точно известно: нет никакой души. С этим надо было жить, и он будет жить!
           Он сидел и задумчиво смотрел в окно. Весь мир был выкрашен белой краской. Снег обрушивался беззвучной мягкой лавиной, уютно кутая землю, пряча от внимательных глаз безобразия, радуя сердца. Мать подошла к сыну, тоже выглянула в окно, выходящее на улицу:
         - Не насмотреться! Дарит же Господь людям красоту! И сколько её много, во всякое время года своя! – произнесла она мягко.
Но он не отозвался. Коснувшись рукой его волос, она отнесла его невнимание на счёт заворожившему его снегопаду и вздохнула легко, оттого что рядом с ней родной человек, чувствующий так же.

Ах, люди! Сколько в нас самих и в мире средств, чтобы пробудилось духовное начало. Вот и природе дано  волновать, тревожить, успокаивать тех, кто видит, кто не ослеп от привнесённых глупых и мелких страстей и заблуждений.
И не для того ли мы читаем стихи и слушаем песни, забираемся в нехоженые места, даже интересуемся мистикой, чтобы найти пути духовному росту? Бурный 20 век, говорят, приблизил учёных к метафизическим аспектам законов мироздания. Значит, они есть?  Есть силы, нас сотворяющие и управляющие нами. Есть силы Добра и Зла. Как нам с ними быть? Как жить, чтобы не нарушить в себе гармоничное начало? И что такое реальность? И сколько в ней гармонии, красоты, здравого смысла! Не самая ли это большая загадка в мире? Какие только науки не пытались проникнуть в тайну тайн, и всё ещё остаются нераскрытыми главные для людей вопросы.
             Современный американский нумеролог Стивен Скотт Питер считает числа могучей творческой силой:
 « Производить сотворения - автоматический рефлекс совокупности нашей природы – того, что мы есть. Сотворения происходят, когда мы придаём форму значениям, изначально присущим нашему существу. Когда эти значения достигают своего потенциала, в соответствии с предназначением, они становятся объективной реальностью…». Мудрёно! Но всё-таки.
           Вот он  ссылается на саму науку, на формулу Эйнштейна Е = mc2, где Е – энергия, m – масса нашего физического тела, а  c2,  скорость света, равная 15 996 000 000 м/с. Как и другие нумерологии, он связывает её с состоянием катарсиса - духовного очищения. Для реализации формулы Эйнштейна на духовном уровне нужно наполнить свою жизнь абсолютно чистыми помыслами и знаниями. Вот оно как! Может, современным людям, действительно, нужны подобные научные доказательства, чтобы не отвергать, а научиться воспринимать духовность как реальность?
                Одни говорят, что реальности у людей разные. Кто-то старается определить всё, что видит вокруг: хочет знать по имени цветы, травы, деревья, вбирает мир во всём многообразии его видов, действий, проявлений, взаимосвязей. Другому это неважно – важно, как он сам себя чувствует, что даёт ему удобства, он не интересуется всем миром, а только собой. Но как не дано первому понять всю реальность, так не дано второму постигнуть самого себя, свою духовную сущность – может, невнимание причина этого, а, может, краткость жизни. Освоение материального и духовного идёт с помощью слова. Оно и есть, по православию, инструмент сотворения, проявленная сущность самого Бога. Но и  значения чисел и других знаков духовного не дано понять многим, как не дано вобрать ощущаемый мир. Но реалисты того времени, подобные Пашке, духовность считали ирреальностью, а значит, она, с их точки зрения, не стоит внимания.

Охотника хватились через неделю. Его семья давно привыкла, что он отсутствует по нескольку суток, ночуя у знакомых в соседних деревнях. Стало ясно, что его, по адресам старых ночёвок  нет, и не было -  все встревожились. Искали несколько дней, но не нашли. Прошедшие снега сделали своё дело, так что, оказавшись в том самом месте, поисковики не заметили в образовавшемся сугробе фигуру человека.
Четвёртый переболел и, как ни в чём не бывало, через неделю пришёл в школу. После случившегося он стал на время загадочно-угрюмен. Сидел по-прежнему в углу на последней парте, и никто лишний раз  к нему не подходил, боясь попасть на острый язычок.
Говорили, что у Пашки дома побывал милиционер из города. Но так как ружья у него не оказалось, чужого он не брал и к тому же болел - от него отстали. 
Только в мае обнаружили охотника. На него набрёл пасечник, искавший место для  вывозки своих ульев. Убийцу так и не нашли. А он перестал тогда ходить на охоту, мать не заметила исчезновения ружья, при опросе следователем дома её о нём и не спросили, удовлетворившись ответом Пашки, что никакого ружья в доме нет.
Выпускники школы готовились к экзаменам. Для села это всегда - большое событие. А как же? В нём результат огромных усилий школы, семьи, старт во взрослую жизнь. Молодыми надеждами переполнялся весь мир вокруг. И от этих надежд и ожиданий, казалось, выше поднималось и ярче светило солнце, громче звенели птичьи голоса. В самом воздухе разливалось непонятное трепетное волнение, и лопались на деревьях почки, выпуская на волю буйную зелень. Травы поднимались под ногами не по дням и по  часам, а неожиданно, по мановению волшебника, укрывая освободившуюся от снега землю. Людей радовали первые весенние невзрачные цветы - первоцветы. Ребятишки приносили их с окрестных лужаек, чтобы удивить учителей и мамочек. И те принимали эти скромные подарки весны, не обманывая ожиданий детей с неподдельным удивлением и благодарностью. Всех тянуло вверх и на волю. Ребятишки и молодёжь, бегавшие в горы на свидания с обновляющейся природой, обменивались вестями о происходящих в ней изменениях, загорали от весеннего солнца до черноты. Внутри и снаружи всего и всех совершалось преображение.
Экзамены Пашка сдавал успешно, демонстрируя при этом спокойствие. Четвёрки украсили аттестат более чем наполовину. Память не подводила. Естественные науки были изучены им основательно. Вот закон и мораль в курсе истории и обществоведенья вызывали сопротивление. На деле было всегда иначе, чем по правилам, предписанным ими. Видеть это и понимать помог ему гениальный непредсказуемый Чичиков. Как можно не восхищаться героем, сделавшим состояние из «мёртвых душ», обманувшем государство? Никто не додумался, а он...   Вот что значит прочитать внимательно Гоголя. Паша хотел бы разбираться, как любимый герой, в законах, посмеяться над  остальными, ничего не понимающими в хитром государственном устройстве. В нём продолжал формироваться индивидуалист, не доверяющий никому. Он чувствовал себя способным на одиночество в среде людей. После того январского события это нарастало в нём, невидимо для окружающих.
 Учиться дальше, сразу, после школы, Паша не пошёл, пообещав явившимся к ним с матерью братьям, что сначала, как Андрей, отслужит армию. После выпускного,  до августа, работал в совхозе разнорабочим, потом окончил курсы шоферов при  ДОСААФе ( так называемое,  Добровольное Общество содействия армии, авиации и флоту). Осенью попал под призыв.
               


                Второй

                Плохое  само собой получается
                Деревенский философ Григорий

На два года все как будто забыли о Павле Свиридове. Ни учителя в школе, ни бывшие соклассники, ни другие деревенские жители не вели о нём разговоров. Семья? Так в деревне жила одна мать - пенсионерка. Она вращалась в узком кругу своих сверстниц и сверстников, ничего особенного не рассказывала о сыне, кроме того что ждёт и надеется дождаться. Всё, как у всех. Затратив столько усилий на своих детей, она не сомневалась, что дети у неё хорошие, потому что она их воспитывала в уважении к старшим, прививала трудолюбие. Ей даже в голову не приходило, что какие – то  воздействия могут слепить в любом из её детей нечто пагубное.
В разговоре с Философом как-то погордилась:
- А мне не стыдно людям в глаза смотреть. Четверо сынков выросло - по нынешним временам много! А сколько в них трудов вложено! Слава Богу, последний взрослеет, его в Германию-то отобрали, потому что понравился аттестат военкому. Когда я-то с ним ездила, то он меня спрашивал, сколько мать воинов вырастила для страны, а я говорю: трое веннообязанных, вот последнего отдаю. Всё спросил, про каждого, был доволен.
- У нас с Тасей Вовка один и то гордимся. Твои четверо, конечно, немалых трудов стоили. Без трудов только плохое получается само собой.
               Односельчане тоже не догадывались, что ему, Павлу, будет уделено скоро так много общего внимания. А пока он  исполнял, как все,  долг перед Родиной и не где-нибудь, а за границей, в центре Европы.
Через полгода после его возвращения, летом и  осенью 1987 года, в районе произошла целая серия криминальных эпизодов. Поползли слухи о бесстыдных грабителях кладбищ, об ограблении ювелирного магазина в районном центре. Всё завершилось нераскрытым убийством крупного предпринимателя из сферы торговли в городе N и неизвестного на реке Берёзовке. 
Труп последнего нашли под мостом за деревней. В Берёзовое нагрянул целый наряд милиции, следователи, представители прокуратуры. Пашку арестовали. Вот тогда заговорили о нём, о его жизни, о службе в армии, всплывали и муссировались неизвестные или казавшиеся прежде незначительными события, выдвигались предположения. После обыска рассказывали, что у него дома нашли пропавшую печать сельской администрации. Об этом рассказали понятые. И теперь все нераскрытые за последнее время преступления деревенская молва приписывала ему.  Заговорили, что труп под мостом – это его дружок и подельник, тот самый знакомый, со времён службы в армии, виденный многими. Николай Дерябов,  приехавший из Латвии, был застрелен из пистолета Макарова, обнаруженном у Пашки. Но, кроме него, передавали досужие разговоры, будто найдено в доме его матери другое оружие: автомат Калашникова и боевые гранаты. И что бедная мать ничего об этом не знала. Отныне она почти не появлялась на людях.
 Не за горами были  жестокие девяностые. Новое время. Развал державы. Экономический кризис. Страна и люди жили  предчувствиями бед, ощущениями застоя. Криминал расправлял крылышки. Но ещё не стал для общества привычным, удивлял и возмущал.
Не опередил ли наш герой время или само время поворотило его на кривую дорожку?


                Крепкий орешек
               

                Совесть закопал - для жизни пропал.
                Деревенский философ Григорий

Следователь по его делу был немолодой, опытный, видавший немало закоренелых и начинающих преступников. Пашка для него оказался неожиданно крепким орешком. Не вернул ничего из припрятанного, стоял на том, что подельник де его кинул и всё забрал. А куда дел, неизвестно.
Не всякий мог до конца держаться своей версии перед Щетниковым Андреем  Викторовичем. Умный, проницательный, он и в этом случае был уверен в успехе, чувствовал, что разгадка близка, надеялся, что преступник откроет самое важное для следствия, то, во имя чего они и совершали свои « походы», не показываясь днём, действуя исключительно ночью, не привлекая в свою «группу» никого лишнего. Его тяжёлый скорпионий взгляд  и не у таких вытаскивал признания. Но эта дуэль не приближалась к развязке. Щетникову казалось, что это не он, а этот наглый, сероглазый парень изучает его, пробует на зуб, выворачивает совесть и самосознание, чтобы, вымотав, победить, сказать своё последнее весомое слово - приговор.
              Вот как произошла их последняя встреча  в  камере предварительного заключения.
 Напротив Четвёртого сидел  Щетников, как всегда уверенный в силе Закона. Ему было далеко за сорок. Голова полысела. Крепкое, поджарое тело даже в этой позе, казалось, всегда готово распрямиться, как сжатая пружина. Спокойствие было затаившимся, нарочитым, наступательным. Глаза прикрывали тяжёлые веки.  Но быстрые,  пронзительные взгляды, которые он изредка метал на подозреваемого, как бы набрасывались на собеседника вместе с вопросом. К этому  разговору он готовился тщательно. Держал в голове фразы для начала диалога. Какая из них сработает, он должен почувствовать в первый момент встречи.
          Арестованный, побледневший и осунувшийся за время заключения под стражу, не был ни подавлен, ни растерян. Всё так же спокойно и нагло смотрел перед собой, мимо следователя и  не отводил глаза в сторону, если их взгляды встречались. Тому показалось, что единственно правильное – передать привет от матери, ведь перед ним почти ребёнок, а поза – просто бравада. Он начал так:
- Я виделся вчера с твоей матерью, Павел, Татьяной Иосифовной.- Он пробовал, в который раз, доброжелательный тон. – Она  просила передать тебе привет и вот это. Он положил перед ним пакет с вещами и едой, приготовленной руками матери.
- Спасибо. Я не очень нуждаюсь.
- Открой. Там сверху записка.
- Прочитаю потом. Спрашивайте: Вы же не за этим пришли?
Он брал инициативу в свои руки. Следователь перешёл к другому варианту.
- Да, вопросы у меня есть. Объясни-ка мне, если сможешь, ты ведь не работал после армии?
- Нет, не работал.
- А как же, ты говоришь, жил, не отягощая мать и братьев поборами, не беря у них денег?
- Своих денег хватало.
- Откуда? С каждого грабежа, а всего у вас пять эпизодов, вы имели определённые и немалые суммы, как установило следствие, которые, как ты говоришь, забирал и прятал твой дружок Николай Дерябов. На что же ты жил?
- Были доходы.
- Скажи, какие. А то это наводит на мысль, что далеко не все эпизоды ты признал. На вас  ещё кое – какая мелочь  приходится.
             Пашка усмехнулся. Хотел спросить: «Что же?», но промолчал, чувствовал, что чем больше молчит, тем труднее идёт разговор, и выстраивал эту преграду между собой и им, как крепостную стену от врага.
- Срок будет немалый, - продолжал Щетников. - За шесть месяцев пять доказанных эпизодов, каждый месяц по одному, а один месяц пустой?  Нелогично. Выпадает одно, самое крупное по сумме ущерба дело –  ограбление ювелирного  магазина в городе. Пожалуй, оно самое дерзкое, продуманное, с отключением сигнализации. А ведь Дерябов и занимался когда-то установкой таких систем в Латвии. Это точно подтверждённый, доказанный факт. Не может быть, чтобы он  не воспользовался этим умением. Помоги следствию – это шанс уменьшить себе срок.
- Моя вина – это моё, и у меня свой срок, но я ещё раз вам повторяю: не брал денег. Я не знаю, ставил ли он сигнализации, я не знаю, грабил ли он магазин. Я не видел. Вы при обыске много денег нашли у него на съемной квартире или у меня дома? Да, я участвовал в кражах, но деньгами не пользовался. Он был надо мной старший. Говорил Павел отрывочно, избегая пространности всё из тех же соображений самозащиты.
- То-то ты этого старшего и пришил.- Щетников упёрся взглядом в его глаза.
- Пришил?- Пашка выдержал и не отвёл глаз, он даже как бы невольно привычно хохотнул и даже сел повольготнее, вытянув ноги. - Вы сами, как бандит, разговариваете. Я не собирался его убивать,  взял пистолет просто так, думал постреляем за деревней. А он  пьяный пришёл,  предложил мне 10 процентов хоть сразу,  дескать, тебе, чувак, хватит, мал ещё, угрожать начал, полез драться. Вы же видели этого гориллу. Что оставалось делать? Я защищался. И что мне его 10? Да и сколько этих денег было! Мелочь!- сказал и тут же пожалел о последнем, так явно раскрывавшем его лицо – преступника с немалыми аппетитами.
           Разговор опять ушёл по заданной Пашкой траектории. Никак нельзя было повернуть его в нужное следователю русло. Андрей Викторович сделал последнюю попытку:
- Но оружие ты же купил? Откуда автомат, гранаты? И зачем они тебе? За это уже статья полагается. А ты применил оружие. И, видимо, не первый раз. Так?
- Сам не знаю, зачем приобрёл. Просто интересно. У меня есть, а ни у кого нет. Да это всем иметь хочется, любому парню, который умеет обращаться с оружием, - увернулся опять от ясного ответа Четвёртый, как опытный игрок. Не мне Вам рассказывать, сколько изымают сейчас незарегистрированного оружия?
- А на какие средства?
- Средства были. Из армии привёз. Я же в Германии служил. До армии накопил.
Следователь крякнул и ухмыльнулся, скрывая улыбку, вспомнил про тот самый ящик – сундучок. В нём была обнаружена тысяча рублей, так и не потраченных денег. Их изъяли, приобщили к делу. Для Пашки это было подкреплением его позиции: власти, готовые забрать последнее, достойны обмана. Вот они как действуют – забрали то, что накоплено с огромным трудом.
- Что ж ты за человек такой? Врешь и не краснеешь. И матери врал, что работаешь в городе, и деньги ей давал, а сам нигде не работал.
 - Это я вру?- Пашка понял его ухмылку и разозлился. - Нет. Это вы врёте. «Привет от матери. Передачка…  Понял я ваши приёмчики. Зря вы стараетесь… Не знаю я, ничего не знаю про деньги, про этого подлеца Дерябу, оказывается, всей правды тоже не знал. А работу найти попробуйте,- пошёл он в наступление, - полдеревни не работает летом, а зимой вся деревня на пенсии стариков живёт. Молодёжь на работу не очень берут. А кто работает, тому такие крохи платят. А вот скажите, - неожиданно  Пашка завершил тираду вопросами:
 - Можно, не нарушая законов, жить нормально сейчас? И будет ли у таких, как я, шанс выбиться в люди? Что для этого нужно? Знать и исполнять законы или знать и обходить их, или искать слабые места, как  Чичиков у Гоголя. Может, всем жить по второму варианту? Народ уже самолёты ворует, чтобы страну покинуть. Почему?
 - Верно, и по первому и по второму варианту живут, каждый свою дорожку на земле топчет, - ответил Щетников и добавил,  полушутя, полусерьёзно:
- Ишь ты, на классика сослался! Начитанный! – и добавил в раздумье, как бы про себя:
- Главное - момент поймать. В нужное время оказаться в нужном месте.
Это не адресовалось Павлу, это было сказано себе.
             Что за смысл он вкладывал в эту фразу? Бог весть. Но во времена перестройки и приватизации, или «прихватизации», как её называли в народе, она была актуальна, как никогда. Пашка обрадовался этой невольной, но откровенной оговорке (это помогало снова уйти в сторону от намеченного следователем разговора):
- Я понимаю, что не там и не тогда родился. Вы, видимо, в таком же положении?
Не ответив, Щетников задал последний вопрос:
- А почему у тебя кликуха такая - Четвёртый? Вас что не двое было? Вот припаяем тебе организацию преступной группировки, за всё, твоё, не твоё, ответишь! – возвысил он голос.
- Да, нет. Это друг так назвал меня, начитавшись нумерологии. С детства прилипло, - смысла скрывать  это не было.- Он с радостью пояснил, почему «Четвёртый». Это увело  беседу ещё дальше от истины и помогло ему быть естественным.   
 Он - таки сбил следователя с толку. Разговор зашёл, как всегда, в тупик. Было бессмысленно напоминать о юности за решёткой, об упущенных возможностях. О каких возможностях? Ведь спросит тотчас, как делал не один раз, где работать, где жить, кому он нужен. Что ответить? Щетников отказался от дальнейшей борьбы…
              Он доложил прокурору о неудаче. Оба были уверены, что не могли подельники, свершившие столько краж, не пользоваться деньгами. Не могли не иметь общего тайника. Но сроки заканчивались. Дело, в котором фигурировало только два преступника, не имело смысла продолжать расследовать. Их, действительно, было двое, и тратить столько времени им никто не позволит. К тому же и судью, и прокурора устраивала версия о глупом, попавшем в лапы матёрого преступника пареньке, которому и посочувствовать хотелось. Характер, правда, ужасный. Да что характер! В зоне обломается, обтешется, может, пожалеет о содеянном. А, может, и нет, - ведь он уже… убийца. А ещё застрял  вопрос: где эта парочка спрятала награбленное. Парень оказался крепким орешком. Совесть для него – та самая презираемая простота, что хуже воровства – а с этим убеждением не живут, как все. Ни угрозы, ни попытка войти в доверие, ничего не дали.
                Опрошенный в качестве свидетеля дед Григорий сделал вывод: «Кто совесть закопал – для жизни пропал». Ничего не сказал, когда его опрашивали, по живучему правилу: видеть не видел, слышать не слышал. Измучился старик, размышляя, как у Данилыча с Татьяной такой Четвёртый уродился. « Скоро жизнь перевернётся, не иначе» - решил он. Посмотрим, насколько старик будет прав.
 


                Я  - Четвёртый!

                Глупость проста, а бездушность пуста.
                Деревенский философ Григорий

             Была зима, шли снега, укрывая мир чистотой и свежестью, которые  нужны были ему больше всего на свете. Хорошо было выйти из тёмной камеры в подвале, вдохнуть морозного воздуха и забыть про страшное, что творят люди. Но на этот раз Щетников не мог сразу забыть разговора с Четвёртым, шёл и прокручивал его в уме. Где произошёл сбой? Как удалось бандиту избежать признания? Всё  вспомнил: и молчаливую защиту, и уход, и передёргивание вопроса.
             А убийца, сидящий в одиночке, как всякий законченный рецидивист, после ухода следака думал:
- Вынес,  выдержал,  всё, что есть там, в тайниках, моим будет. Вот вам признание, вот вам мои денежки!
              Потом достал мамкину посылку и записочку: «Пашенька, не верю я никому. Если ты что сделал, сынок, по-глупости, сознайся. Честному человеку больше доверия. Не борись с большими людьми. Приветы тебе от братьев. У них у всех были обыски. Они тоже не верят, что ты сделал, что-то преступное. Чем мне тебе помочь? Подскажи, сынок?» Разорвал записку. Мать, она и есть мать. Маленький по жизни человек. Родила? Спасибо. А дальше он сам пойдёт, и не надо ему мешать. Его били при дознании, не оставив на лице следов, но он выстоял. Братья? Выдержали бы братья?  Они слабее, они живут малым, у них ещё те, советские представления о совести. Конечно, образование получить успели. А он нет. Была к этому в нём зависть. Но он не хуже их, а лучше жить будет. Их образование тоже даёт право работать и существовать - вряд ли кто-то из них сделает карьеру и разбогатеет. Уже идёт всесоюзный  распад в государстве, и они уже маются со своим образованием.
- Эх, мать, думал Пашка, хорошо, что ты не знаешь ничего. Я, только один я из всех вас, мягкотелых Свиридовых, такой. Я - Четвёртый! И вот уже для гармонии я убрал с пути двоих. Первого - за малую, а второго – за большую выгоду. Туда им и дорога. Кто встанет на пути, туда же отправлю – за первым и вторым!
           Он перестал думать о матери, и ярко представил свои сокровища: увесистый мешочек с золотым песком, коробку с цацками, деньги. Пусть лежат до поры там, где их никто не найдёт. Он дотерпит до своего часа.
            В ту ночь он опять видел сны.  Охотник забирал его лису, и он стрелял в него без промаха. Потом он заново прокручивал второй эпизод и второе убийство.  Тогда, убедившись, что последнее награбленное подельник принёс с собой, чтобы  унести  в тайник, пошёл за ним, щупая в кармане пистолет. Деряба доверял ему, считал несмышлёным и потому преданным и не способным напасть на того, кто назывался его другом. Это он придумал устроить тайники, на всякий случай. Думал, пофестивалит и явится назад, в Ригу, при деньгах, и всё у него будет: квартира, машина и средства вытащить младшего брата из тюрьмы. Тайников  было три -  «Подальше положишь – поближе возьмёшь». Места, глухие, но не слишком далёкие показал Пашка. Они располагались в стороне от часто посещаемой поймы реки, на горе, там, куда никто не забирался даже случайно.  Со стороны никто не догадается о кладах, настолько естественно  выглядели дикие, только для них приметные местечки.
Парень легко шёл на преступления, был не глуп, изворотлив и жаден до чёртиков.
        Но Деряба не знал, что Четвёртый  умел маскироваться и не показывать истинного лица до поры, до времени. Давно им владела тревога, предчувствие,  что Колька его кинет. А ещё мучило его, что надо делиться. Хотелось всё забрать себе. Если  выкрасть всё, догадается. Во сне он заново настраивал себя на убийство, совершал его и одновременно анализировал. Когда Колька пошёл  вперёд, он вытащил пистолет, - при движении тот  не услышал,  как он засунул за пазуху руку,  как взвёл курок. Выстрелил от волнения неудачно - промазал, ранил в голову, пуля лишь задела слегка, скользнув над ухом. Тот развернулся, и Пашка увидел два глаза – два выстрела. Подельник был удивлён и разозлился. Ещё миг, и он бы среагировал. Но Колька был пьян и от этого заторможен. Собственный страх заставил Пашку действовать быстро. Не раздумывая, он дважды выстрелил подельнику в грудь. И вдруг, подняв глаза, по наитию, за съёженной Колькиной фигурой, над тропой, увидел  громадный, колеблющийся силуэт  Чёрного, явившегося во время первого убийства и услышал тот смех: «Кха-ха-ха, кхе-хе-хе, кха –хе -хе». И зловещий его повтор, и затихание. Тупо и гулко забилось сердце. Показалось, что собственная его жизнь висит на волоске,  артерия на шее наполнилась и тоже стала биться, как пойманная птица в последние мгновения жизни. Он сам как бы ослеп и оглох, как тогда наяву, потом в голове прояснилось –  услышал журчание реки, опомнился, оттащил труп под мост, обыскал, вытащил награбленное и бросил, не столкнув в воду. Как и наяву, таскать труп было противно. Хотелось побыстрее убежать оттуда. Он проснулся. Открыл глаза и, на самом деле, или ему показалось, от него метнулась страшная чёрная тень, похожая на человека, только гораздо больше по размеру. Это не могло, не имело права быть реальным. Пашку охватило ощущение холодного ужаса и одиночества. И чтобы преодолеть его, он произнёс вслух: « Я не верю в то, чего не может быть!»  Но что это такое всплывает в сознании? Что мучает его, рационалиста, трезво мыслящего человека? Что за  непризнаваемая и непостижимая тайна живёт внутри. Заклинание помогло. Он успокоился и наяву стал анализировать, как попался.
                Если бы он был чуточку осмотрительнее. Если бы выбросил пистолет. И ещё одна ошибка - их видели вместе несколько раз в деревне, хотя жил Деряба в городе – снимал «квартиру с женщиной или женщину с квартирой», как  он похвастал. Они даже на танцы заглядывали пару раз. И, когда опознали Дерябу, то указали на него, на Пашку, как на знакомого. Догадливые «лягавые» быстро отреагировали, и при обыске обнаружили у него столько улик, что ничего нельзя было сделать!
               Насколько первый раз было легче пережить всё дома. Тогда ни о чём не догадывавшаяся, слабая мать казалась защитой. Тогда он был почти мальчишкой. Теперь защиты не было. Но он ещё молод, а такое богатство стоит того, чтобы потерпеть. Он снова забылся сном,  ему мерещилось, как он перебирает сокровища, и эти видения он удерживал долго, наслаждаясь ими и черпая в них силы для дальнейшей борьбы. За все усилия пусть жизнь наградит его по заслугам. Не медалями, а деньгам, денежками и драгоценностями, без которых клад не клад и богатство не богатство. Только волшебный блеск золота и бриллиантов рассеет тьму окружающей жизни и наполнит сердце радостью обладания.
После закрытого суда над Пашкой, который состоялся в декабре 1988 года, в самом деле, прекратились грабежи на кладбищах. Обыватели так и решили, что это точно был он и его подельник. Но  это были дела других рук -  разоблачили целую группу мародёров разного возраста, квалифицировавшихся на ограблении богатых захоронений…
Пашке дали восемь лет, и отсидел он их от звонка до звонка. Знающие люди говорили, что дело в убийстве. С удовлетворением передавалось теперь из уст в уста, что могил он не грабил.  Как можно! Хотя, с другой стороны, тот - то, второй, был постарше, поопытней, он – то, поди, несмышлёного и втянул во все тяжкие. Для деревенских свой и есть свой – его жальче. А всего жальче мать. Татьяне-то каково?
              Четвёртому шёл двадцать второй год. Он лучше всех знал, почему пошёл на все эти «романтические», кровавые дела. Он стал владеть всем в ту  роковую ночь. Последние деньги  утащил в  тайник, приготовленный в глухом недоступном месте.  Не в том, где  они уже припрятали побрякушки, ограбив ювелирный магазин, и не в том, где лежало золото, которое они выкрали у незаконно мывших его в Берёзовке золотодобытчиков.


                Какая у жадного душа?


                Свою душу чужой  не заменишь.
                Деревенский философ Григорий


            Около года Пашка просидел в одиночке. За примерное поведение его вскоре перевели на общий режим.
            На зоне он был хитёр, лоялен, законопослушен, держась поближе к «буграм», умело находил покровителей, не прогибаясь, но подражая их манерам поведения. Выучился говорить по фене, матерно выражаться хриплым голосом. Научился варить чифир и курить. Но, сберегая здоровье, старался не привыкать слишком. А ещё овладел строительными навыками: штукатурить, малярничать, даже стены кирпичные класть. Руководил бригадой на строительстве не одного объекта. Одним  из самых интересных для него  была усадьба начальника тюрьмы. Строили лучше, «чем для народа», так говорили между собой. В доме оборудовали сейф. Вот это коробочка! Вот у кого денег куры не клюют. Сейф устанавливали не они, а специальная группа, просто Пашка видел, когда эту штуку с особыми замками привезли и выгружали из машины, и заметил, куда понесли, а когда не увидел его в той комнате, то догадался, что она надёжно закамуфлирована. Когда-нибудь и у него  будет такой же настоящий сейф, набитый деньгами.
            Начальник обеспечивал простой, но сытной едой, даже угощал хорошими сигаретами. За лето и осень  возвели двухэтажный дом, гаражи, соорудили крепостную ограду, установили ворота на электронике, оборудовали сауну, бассейн и другие мелочи. Людьми управлять он там научился, понял, что когда человеку некуда деваться, он будет подчиняться и делать, что скажут и сколько потребуется. Там дух его укрепился в ненависти и презрении к людям.
Там он научился стоять за себя перед самой грубой волей, черпая силу в мечте о ждущем его  богатстве.
            Четвёртый был хорошо информирован о том, что происходит в стране. Читал доступные газеты и журналы, смотрел телевизор. Новенькие с воли приносили такие рассказы! Развал державы без войны – это вам не забава, это  тяжёлый  процесс для страны, для народа, где  мифическое выдавалось за реальное. Он больше и больше укреплялся в мыслях, что жить надо для себя, что большие деньги оградят от больших проблем. Только деньги! Растащиловка скоро закончится – аппетиты у элиты, которая учит, что деньги надо не зарабатывать, а делать, будут удовлетворены. Богатством она вознесётся над быдлом, которому придётся утешаться тем, что «бедность не порок», что «не в деньгах счастье», что «большие деньги - большие проблемы».
             Продолжая свои наблюдения за людьми, Пашка пришёл к выводу, что хитрым и наглым лучше живётся на белом свете. Вон начальник тюрьмы, Дмитрий Игоревич, как пользуется своим служебным положением. Семье создал барские условия, используя дармовую рабочую силу и обогащаясь всеми подворачивающимися способами. Живёт и в ус не дует. Всё, что захочет, у него есть. Лицо  носит такое непроницаемое. Глаза - холодные. Губы сжатые. Ощущает ли он себя счастливым, не прочтёшь. А зависть чужую так и ловит – будто подпитывается  ею. Одни боятся,  другие завидуют, и ни перед кем он шапку не ломает и не перед кем не заискивает. И не надо ему унижаться, и не надо тяжело работать. Если говорят, что «золото – сам дьявол», то сдаётся Пашке, что начальник оседлал самого дьявола. Вот кто не хуже Чичикова изучил жизнь и умеет в ней плавать. О чём думает и мечтает? Это ему зачем? У него всё хорошо! А на душе? На душе у него, наверное, тоже замечательно.
             
                А  какая у жадного душа? Не у обычного, который жаден для жизни, а у того, которому  самое главное – копить деньги. Сейчас, говорят, прибор изобрели. Он высвечивает ауру, и по её свечению определяют состояние физического здоровья и души. А однажды комментатор так и сказал, что это свечение и есть душа. Какими языками пылает она у него? Предположим, что жёлтого или красного, а может, красно-жёлтого цвета. Страсть вполне может быть такой. Но жёлтый луч солнца рисуют дети, а красный символизирует любовь. Не верится, что жадность тоже такая.  Не хочется, чтобы что-то живое и любимое было похоже на его душу по цвету. Добавим неприятного. Может быть, она у него бурая, как запёкшаяся кровь, потому что чрезмерная жадность ожесточает. Наше представление основывается на моральной оценке. Тогда добавим к цвету неприятия. Вот слово «противный», наверное, подойдёт: «противно-жёлтого» и «противно-красного с бурым» – пусть будет в таком  сочетании и вызывает отвращение. Трудно подобрать цвет такой душе.  Не подойдёт ли чёрный? Чёрный, как квадрат Малевича? Чёрная пустота без видимого значения.

                Однажды Пашка  пошутит:
- У меня душа зелёная. Зелёный – цвет самой жизни. Тем более что зелёными, то есть долларами, сейчас копить надёжнее всего!
                Пусть, как сказал он сам, так и будет. Зелёный вызывает недоверие. А это то самое отношение мира к жадным и жадного к миру, которое существует реально.
                Тем, кто постигнет всю глубину такой души, вероятнее всего, представится  неестественный цвет как составляющее самой бездуховности, потому что в действительности нет у неё  никакого наполнения и нет для неё красок.


               
                Лихие 90 -е
               
                Политика на людском терпении держится.
                Деревенский философ Григорий

              Третье тысячелетие  готовили сумасшедшие 90 – е годы, или лихие 90-е, как говорят все. Да, лиха хватило. Жизнь менялась после августовского путча 91 года в Москве всё стремительнее. Не стало огромной державы, Советского Союза. В 92 произошли декабрьские события в Казахстане. Закон о Независимости провозгласил Республику Казахстан самостоятельным государством. Люди привыкали к новым условиям жизни трудно. Село Берёзовое разъезжалось в разные стороны. Ехали в места, где легче и интереснее жить. Кому-то удалось подняться, зацепившись за землю, открыв КХ (крестьянское хозяйство), кто-то стал членом сельскохозяйственного кооператива. Много молодого народа покинуло село и устроилось в городах, уехало в Россию, в дальнее зарубежье. В селе привыкли, что летом в деревню приезжали эти перелётные птицы. Независимость бывших республик объявлялась новыми правительствами огромным достижением на фоне  экономического упадка и повсеместного развала промышленности и сельского хозяйства. Приватизация разрушала промышленность, которую на словах объявляли локомотивом экономики. От этого перестали ценить «простой продукт», объявленный богатством ещё самим Пушкиным в «Евгении Онегине».
           90-е годы  прославились постоянством криминальной статистики. Непобедимое племя доморощенных разнообразных преступников привычно потрясало общество своими изощрёнными кровавыми делами. Давила коррупция. Парламент пытался поставить всё в рамки новых законов. В этом тоже была причина: старые законы не работали, новые только-только  рождались. Всем хотелось стабильности, покоя, надежды. Поэтому много рассуждали о государственной мощи и о способах управления государством, о том, какой правитель и какое правительство нужны, часто вспоминали Сталина, но даже проклиная культ личности, перечисляли достижения, успехи того периода несравнимые с наступившей разрухой.  Вместе с тем все боялись повредить, как всем казалось, видимое хрупкое равновесие, и, хотя были недовольны, сдержанно молчали и ждали, что ещё будет. Так людское терпение поддерживало политику.



                В новом обличье

               
            Исполнение желаний – одно из самых  трудных испытаний для человека.
                Деревенский философ Григорий


             В 1996 году Павел Свиридов отсидел положенный срок. Он возвращался домой накануне Нового Года. Доехав на поезде до районного центра, прошарился  до вечера. Городишко N был охвачен предпраздничной суетой. Несмотря на морозец, на рынке толпился народ, скупая всякую всячину. Кто искал рыбу, кто мясо и колбасу,  хватали ёлки всех мастей, гирлянды, игрушки. Раскупались сувениры и другой залежалый товар, который вдруг стал пользоваться спросом. Снег на рынках и вокруг притоптали в катки - ходили по ним, не отрывая ног. Пашку удивило изобилие магазинов и рынков, изобилие товаров, разнообразие продуктов, особенно наличие всевозможных фруктов зимой. Когда пришедшие с воли на зону рассказывали, что теперь, если деньги есть, то всё-всё  купишь, чего только душенька пожелает, не очень верил, а теперь увидел своими глазами. Уже не спекулянты, а челночники были героями дня. Китайские товары, пусть не самого лучшего качества, повсюду -  по дешёвке бери, не скупись. Он не выдержал и купил два килограмма мандаринов и килограмм апельсинов. Набрёл на видеосалон и посмотрел боевик. Вечером, пошёл на последний автобус, проходящий мимо деревни, и оказался дома по темну. Подошёл к калитке. Что-то дрогнуло в груди  – родные пенаты, скромный родительский дом. Мать не сразу узнала его по голосу, хотя ждала в любую минуту:
- Кто там?
- Это я, Паша, - ответил хриплым от долгого молчания голосом.
Сразу запричитала, открыла дверь, приникла к груди, гладила по рукавам, не доставая выше, без конца повторяла:
- Ну, слава Богу! Ну, слава Богу! Сынок приехал. Не зря сердце волновалось. Ждала я тебя со дня на день. Ждала и дождалась. Припала к груди. Плакала. Сердце так колотилось в её сухонькой груди, что его биение ощутил и взволновался Пашка.
Не знала, куда посадить, чем угостить. Говорила, что приходило в голову, без конца повторяя:
- Ну, вот ты и дома.
- Всё мать, позади! Всё будет по-другому!- высвободился он из её объятий.
Она восприняла его возвращение, как точку всего плохого, что было в его судьбе.
Ни упрёка, ни напоминания она ему никогда не сделает. Ведь его боль – это её боль.
             Пашка был свободен. По селу прошёл и затих слух об этом событии.
 А спустя всего полгода Четвёртый предстал в неожиданном для всех обличье предпринимателя. Народ задавался вопросами:
- Откуда у него взялись средства на покупку магазина, БМВ, а ещё и квартиры в городе?
          Говорили, что, вернувшись из мест, не столь отдалённых, он оказался под покровительством важного чиновника, бывшего работника правоохранительных органов, а в настоящее время депутата Мажилиса Парламента. Авторитет этого человека  был настолько высок, что никто не рискнул бы ставить палки в колёса любому, кому он покровительствовал. Сам он рассказывал об одном генерале МВД, которому был обязан благополучием в тюрьме. Четвёртый  попал «в нужное время, в нужное место». Он смел теперь сказать вслед за успешными  предпринимателями, настоящими хозяевами жизни: «Кто не рискует, тот не пьёт шампанское». Народившаяся мораль гласила: рисковать, чтобы выиграть, рисковать ради главной цели – наживы – нормально. Наступило время для него, для осуществления его планов.
Всё присвоенное легализовано, всё приватизировано, государственная и всенародная собственность отдано частным предпринимателям, иностранным компаниям. Ещё остались обделённые предприимчивые, не всем досталось. Разгулялся криминал, регулируя отношения между «счастливыми», кому досталось много, проверяя их снова и снова на прочность, и обиженными, кому досталось мало или ничего.
 - Вот оно, -  брат на брата, сын на отца! Дожили! Никакой Бог этого поганства не вынесет. Грабежи, развращённость, потребительская вседозволенность!
                Пашка слушал, посмеивался, разъяснял, если кто обращался с вопросом, как он оценивает происходящее:
 - Все хотят сразу и задаром. Почему у одного есть, а у другого нет?
 -  А ты не такой? Такой же!
 Он посмеивался по-прежнему:
 -Кха- ха- ха,  кхе – х е- хе, кха – хе -хе , - щурил нагло- смелые глаза и ораторствовал – (Вот плоды советского просвещения – каждый был знатоком в области политики и каждый был причастен к ней, хотя бы на словах):
             - Советское время прошло через репрессии, жестокость и добралось было до демократии. А наше время ещё  не прошло семь кругов ада, чтобы блистать гуманизмом. Вот когда пройдёт, тоже демократия будет. Но интересное время. Жить не скучно! А это уже здорово. И цитировал Сталина: « Жить стало лучше, жить стало веселее!» Раньше ниже лица не смотрели, а теперь выше попы ничего не видим. Как говорят, порок возвеличен, а нравственность низложена. Все, кто выше, кто ниже чином, все хотят одного – жить богато, ни от кого  не  зависеть. Скрывать  нечего: я тоже такой. Я теперь точно знаю, чего хочу. Того же, что и все – хорошей, сытой жизни, не такой, как у отца и братьев, которые и без зарплаты и без работы насиделись. Теперь один торгует, другой уехал из страны, третий в охранники подался.
Он  встретился с ними, поговорили, наказали по-свойски:
- Смотри, Пашка, сможешь – живи лучше нас? Только не безобразничай.
- Знаю, что смогу лучше. – а про себя подумал:
-Знаю, что для этого нужно: не надо скрывать за лживой моралью, какое хорошее человечество. Оно не хочет держать свои желания, пороки и страсти в узде. Страсть - это и есть главный интерес. Пускай гуляет народ! Пускай делает, что хочет. И я буду, буду богатым! Наконец-то, моя страсть будет удовлетворена.
           Высокий, сухощавый, подтянутый. Он привлекал внимание  внешностью и странно дерзкими речами. Не всякий мог так сказать.
          И откуда он набрался такой философии? Крайне резкие его суждения несли в себе трудно отрицаемую правду, и многим его было интересно слушать. Он стал общительнее, но далеко не так откровенен, как думалось некоторым. Учителей не сторонился. Он вдруг почувствовал как бы победу над той идеологией, которую они насаждали им в школе.
- Кончились советские сказки. Настала настоящая жизнь! – говорил почти каждому и радовался, что почти никто не возражал ему. Только историк Олег Борисович вступил в спор:
- Нет, Паша, у исторических процессов нет ошибок. Ошибки у людей, у тех же политиков, бывают. А эпохи своё большое значение всегда имеют. Только нам оно открывается спустя время.
         Он начал осуществлять мечту – занялся торговлей.
Одному только Тимуру, который ворочал крупными делами в бизнесе, он чуть-чуть приоткрыл завесу тайны над своей судьбой настолько, насколько посчитал возможным, поделившись, что пережил в зоне и даже то,  как случайно стал соучастником воровских дел в армии за границей. Из того прошлого тогда и явился к нему лейтенант в отставке Колька Дерябов. Они вместе перегоняли «Уазы» в Польшу по распоряжению высоких чинов. А куда они шли дальше, не их дело. Колька был в курсе, он и разъяснил Пашке, что к чему. Крупные воры и с ними делились ворованным. Только тогда они были «последними шестёрками». Но это и спасло их, когда лавочку прикрыли.Зато  теперь, когда он знает породу человеческую любого ранга и достоинства, ни перед кем не спасует.
 - Я ещё доберусь до своего назначения. Помнишь, я – Четвёртый! Я такую школу, такие университеты там прошёл. Я теперь знаю, где консультироваться и где получить помощь. Разве не ради богатства все живут, не ради денег? Он засмеялся тем самым. знакомым Тимуру смехом. А ты как?
- По первой профессии – строитель, архитектор.
Тимур отнёс смех к привычке, выработанной в зоне, к самозащите перед теми, другими.
 - Когда развал пошёл,- продолжил он, -  окончил ещё юридический факультет, тебя вспомнил, посмотрел на жизнь открытыми глазами и увидел, что законы надо знать, чтобы бизнесом заниматься. Тут в строительстве такая белиберда пошла, что работу не найти, занялся ремонтом квартир. А теперь у меня крупная строительная фирма, свой кирпичный завод, в своё время я его арендовал, а потом приватизировал, теперь восстановил, хочу ещё керамикой заняться по - крупному, на широкую ногу. Сейчас это модно и актуально, спрос растёт. Народ хочет жить красиво. Забегай. Если, что надо, помогу. Да извини, что ни разу к тебе не приехал - не был уверен, хочешь ли ты со мной встречи. Если помощь потребуется, обращайся. Могу реально помочь.
- Да нет! Пока не надо.
- Но дружить - то будем? Давай снова дружить.
- Там увидим, - уклончиво ответил Павел.
Попрощавшись,  думал с завистью:
- Два института он окончил. Может, я тоже бы окончил, да не в том месте оказался. Дружбу предлагает. Дружба дружбой, а… . Нет, разные у нас пути.
Уверенный, спокойный бывший соклассник смотрел на мир  через другие очки. Про себя Павел подумал, что он мало изменился с тех пор, разве стал более мужественным внешне. Да, у него не было за плечами такой школы, как у Четвёртого.
И Пашка вспомнил развилку тальника, в которой висел застреленный им охотник. На мгновение показалось, что это он навсегда застрял в той развилке, что ему самому не выбраться из неё никогда.
 
        Человеческое подсознание бывает умнее и проницательнее сознания, но мы не привыкли доверять ему, мы не знаем сами себя. И наши сны, и неясные ощущения – плоды работы нашего подсознания - остаются незамеченными. Только по истечении времени, мы, бывает, опомнимся, вот  что было, вот что мелькнуло и забылось, и не задержало внимания. Почему я не задумался?  Если бы  я понял,  всё было бы по-другому.

        Но наш герой, действительно, застрял в развилке жадности, жестокости, криминала. И не было ни внешних, ни внутренних сил выбраться оттуда. У него ничего не было, кроме страстного все поглощающего желания жить, чтобы копить. Об остальном  душа молчала.



                Крышеватели

                К своей цели-хоть на пузе
                И снова дед Григорий.

                Пути в бизнес Пашка искал, опираясь на покровителей. Они подсказали, где обменять извлечённые на свет божий сокровища на деньги, какие оформить документы, помогли с лицензией. Те деньги, что были награблены, пропали. Проведённая денежная реформа превратила их в прах. Когда Пашка добрался до той пещерки, открыл тайник и взял их в руки, то готов был завыть, как родственник по умершему. Ему показалось, что мир померк вокруг. Это был для него почти непереносимый удар. Столько из-за них пережил! За что? Навалилось бессилие. А когда сознание вернулось, он пошёл к Берёзовке и хотел спустить деньги, как были  связанными, в воду, где глубже. Пусть растворятся, сгинут, но так, чтобы ни одна рука не коснулась их. Но помня, что лучше приоткрыть тайну покровителям,  оставил их в тайнике, забрав с собой почти всё золото и ювелирные украшения. Вот на этот почти пустой тайник он и навёл позже своих покровителей. Посыльный от того самого следователя, присутствовал лично.
                Четвёртому помогли «законно» открыть своё предприятие, отхватив  куш от припрятанных  золотых запасов и драгоценностей из ювелирного магазина, с сожалением подержали увесистую укладку пропавших денег - они уже ничего не стоили. Четвёртый понимал, что, хоть и время его, да не он у руля – он в самом начале ожидаемого триумфального успеха и от помощи не отказывался. Тем более, что его советчики- крышеватели просто так не отстанут и ещё долго будут сосать от прибыли.
                На поводок его ещё в зоне взяли. Бывший адвокат, зараза, держал его в голове все восемь лет и хотел разбогатеть за его счёт.  Всё ему было  известно про Четвёртого. Добиваясь признания,  его били и  тогда он  пообещал, что как только выйдет на волю, попытается найти тайник Дерябы. Тогда и выразит свою «благодарность» полновесно, а пока не может объяснить, где подельник спрятал сокровища, но догадывается. Он навёл  их сначала на взятый ими схрон золотодобытчиков. Те, действительно, убедились, что в указанном месте был тайник, но он был пуст. Ограбленные тогда Четвёртым и Колькой, они стали осторожнее или свернули дело. Времена-то поменялись. Несколько операций силовиков заставили полностью прекратить незаконную золотодобычу.
                До настоящего бизнеса, приносящего плоды, ещё надо было добраться. Сначала ринулся в торговлю. Изучил потребительский спрос, открыл круглосуточный вино-водочный магазин. Думал:
- Вот оно золотое дно бизнеса, черпай успевай. Палёнкой торговал – попался. Через два года закрыли его водочный бизнес за махинации. Крышеватели от тюрьмы спасли. Последним золотом отмазывался и в который раз убедился, что все живут ради наживы. Высокопоставленные, властные, так же жадны, как внизу застрявшие мечтатели - все одного хотят. Нет другого пути - надо стать богатым. «К своей цели - хоть на пузе!» - вспоминал он слова деда Григория. И поползёт и доползёт. Надо только осмотреться и приспособиться! Не получилось одно, надо браться за второе.
               

               
                Свой бизнес

                Кто вертится, Тот и Есть.
                Деревенский философ Григорий

                Второе, что привлекло внимание Павла Свиридова, - бензозаправки. Льётся бензинчик, а денежки капают и капают на счета. В городе эта сфера предпринимательства была в самом начале развития. Осенью 1999 года у него появилась своя бензозаправка. Он купил готовую, построенную недавно в складчину семейно, что и стало причиной ссоры и продажи. Началась бурная деятельность по созданию своего бизнес-пространства Четвёртым. Купил бензовоз, нанял хорошего бухгалтера. Контролировал всё сам, буквально ночевал на заправке. « Кто вертится - Тот и Есть!» - говорил он. Эта сентенция деда Григория очень нравилась ему в этот период. Его окружение жило по этому правилу. И не беда, что Философ свой вывод адресовал труженикам, не умеющим жить лёжа на боку. И к самому старику это относилось в полной мере. Идёт дед по деревне и пока из конца в конец пересечёт её то тут, то там подсобит односельчанам. За то и встречали приветливо. У Четвёртого эти слова наполнились другим содержанием.
             Вот ведь язык! Что говорим, что слышим – это не всегда то, как понимаем.
             От первого конкурента, который хотел пристроиться рядом с ним, ближе к выезду, в удобном и выгодном месте, крышеватели спасли его самым обычным способом. Только что возведённая заправка была взорвана в ночь перед приёмкой её комиссией, а Павел Иванович оказался ни при чём.
        Года через три с другой стороны,  метрах в двухстах, выросла ещё одна заправка, владела которой женщина. Опять конкуренция. Одни чиновники тому покровительствуют, другие – другому. Успевай отмахиваться. «Не могли уж оградить крышеватели чёртовы – только бы урвать!» - сердился Павел. Но крышеватели уже не смели действовать по-старому.
         Она была старше его лет на девять. Узнал, что одинокая, что владеет не только заправкой, но и крупным продуктовым магазином. Узнал, что мужа убили два года назад в криминальных разборках. Уступив половину бизнеса, сохранила магазин, а заправку - мечту мужа - открывала в память о нём.
         Собой крепкая, характером твёрдая, в глазах то чертенята бесятся: «Попробуй, овладей!», то искры сыплются – сожжёт, не задумываясь. Шевелюра, как пожар, рыжая, коготки острые, крашеные, фигурой ладная. Понятно, что не дура. 
          С бабой конкурировать? Или  другой способ попробовать? Подъехал к ней раз, другой, на конференции предпринимателей подсел. О своём прошлом не рассказывал, да и Людмила, то есть Люся, как звали её в близком окружении, не совсем откровенничала.  Ухаживает мужик, ну, и пусть ухаживает. Видный такой, одет всегда с иголочки, как у нас говорят. Предпочитает дорогие костюмы, рубашки, модные курточки, головные уборы. И всё, чем он пользуется, самого лучшего качества: часы, галстуки и перчатки, барсетка и ноутбук. Он благоухал дорогим парфюмом. И  в этом никогда не изменял себе – с детства привитая аккуратность сказалась и соединилась с возможностями.
           Вскоре он её в ресторан пригласил один раз, второй - легче дело пошло. Стала Людмила сильно задумываться. А что? Не голодранец какой, не замухрышка, видный, сдержанный, весёлый, остроумный – всё политику на анекдоты переводит. На совещании или на конференции наклонится и начинает хитрым своим голосом с особенным смешком сыпать их один за другим:
 -Встретились коммунист и демократ. - Ну, что, спрашивает коммунист, - Построили вы лучшее общество? – Нет.- А почему? - Потому что с вас пример берём. Помните, как пели: « Весь мир насилья мы разрушим… Вот и мы, пока разрушим…»
А то вдруг спрашивает:
- А вы знаете, что разборки у политиков на том свете  тоже бывают? И продолжает: « Встретились там Ленин и Сталин. Ленин на правах старшего спрашивает:
- Что это Вы, батенька, натвойили там? Зачем культ личности йазвели?
- После разгула вашей революции выхода не было.  А как от моего культа культура и наука поднялись!
- Пожалуй, вы пйавы. Не стало культа – кйиминал попёй».
Или ещё один. Как он их только запоминает?
« Ленин - Дзержинскому:
- Ну, давайте по маленькой. И в условиях стйожайшей конспийации, чтоб Надежда Константиновна не увидела». Люся смеялась и грозила пальчиком:
- Хулиган великовозрастный!- она по-женски заигрывала с ним.
            Но заглянула как-то в самую глубину его  глаз, и там, на дне, увидела зверя в засаде. У неё даже сердце оборвалось. Кто его знает, какой он. Слухи разные ходят. Не поберечься ли?
Было у него ещё одно редкое положительное качество - не пьёт, а так чуть-чуть пригубит и поставит. Не курит. За юбками как попало не волочится. Решила, что, может, и выйдет за него замуж гражданским браком. Но оба в сближении не спешили. Поняла, что чрезмерно жаден, когда наотрез отказался от предложения съездить на отдых за границу -  хотел  вложить деньги в открытие ещё одной заправки.  От ворот поворот сделать не успела, и дело было совсем не в нём, не в его жадности и не в её осмотрительности.


                Кто, где

                У иных даже любовь не оставляет следа.
                Деревенский философ Григорий


          Была весна – утро года. С её приходом всё интенсивнее менялась жизнь.  В Казахстане стали широко отмечать  Наурыз, древний мусульманский праздник в день весеннего равноденствия,  по - русски – «Новый Год». Перемены воспринимали по-разному. Одни говорили, что это хорошо, другим казалось движением назад, в прошлое. Но если весну мы называем утром года, то она и есть начало всего – пора обрабатывать землю, сеять хлеб и садить овощи, планировать, как приготовить запасы на следующую долгую зиму. Весна пробуждает в сердцах любовь, в умах - мечты. Только у неё есть волшебное свойство -  зримо обновлять лицо нашего  прекрасного древнего мира и давать новые силы всему живому. И почему бы не отметить это начало! Праздник стал общим для всех народов, живущих в Казахстане.
          Вскоре Тимур и Павел встретились на конференции предпринимателей перед Наурызом. В перерыве, во время обеда, Тимур подошёл к бывшему товарищу:
- Гора с горой не сходится, а человек с человеком сойдутся, - заговорил приветливо и громко.
Обнял. Павел вынужден был ответить на объятие и поддержать разговор:
- Здравствуй, Тимка. Да, человек с человеком обязательно сойдутся. Похоже, что из наших бывших соклассников только мы с тобой здесь. Четвёртый неожиданно для себя назвал Тимура детским именем. От этого обоим стало проще.
- Класс-то, ты помнишь?  Каким был наш класс? Совсем небольшим. Сельская школа. Но если хочешь, я тебе расскажу, кто  где?  Про всех знаю.
Павел неподдельно заинтересовался, как устроились в жизни одноклассники. Он не встречался с ними и не хотел видеться – ни к чему. Сразу, после возвращения из тюрьмы, он больше жил в городе, а, приезжая изредка к матери, не искал ни с кем встреч.
- Ну, вот, - продолжил Тимур, - из девушек две в районе: Вика учительствует в городе, преподаёт английский,  Наталья в городской больничке медсестрой, у обеих - дети. Алия высоко взлетела, живёт и трудится в Астане, в крупном банке работает, Баян здесь, в городе. Не встречал? Ох, уж эта Баян. Классный стилист -парикмахер! Она приобрела профессию летом перед выпускным классом, потом участвовала в конкурсах, ещё где-то училась. У неё свой  салон. С мужем разошлась, а всё такая же оптимистка. Сына растит.
- Я тут встретил Свету недавно, но не подошёл, - признался Паша.- Как у неё фамилия была, никак вспомнить не могу. Она ведь училась только последний год с нами. Ты в курсе, что у неё?
- У неё трагическая история. Вышла замуж за крупного бизнесмена. Из Смирновой превратилась в Кротову. Жили в Алматы, - произнёс название бывшей столицы на новый манер – лингвисты нашли, что прежнее, «Алма – Ата» содержит ошибки, связанные с особенностями казахского языка. - Муж её как-то пристрастился к  игре в казино. Проиграл всё дочиста, оставил семью без средств. А сам, представляешь, не пережил, сбросился с балкона 7 этажа, и разбился насмерть.
- Да, всё потерять – это трагедия. Я бы тоже не пережил, - вырвалось у Пашки.
- Брось. Ты расчётливый и бережливый человек. До такого не дойдёшь. Но я, знаешь, помог ей немного, когда вернулась в район, на работу взял, мне бухгалтер нужен был.
- А я анекдот вспомнил. Если хочешь разориться, то  есть три способа...
- Знаю, знаю, подхвати Тимур, - Как это? Самый приятный – женщины, самый быстрый – казино (Тут как раз второй), самый надёжный – сельское хозяйство.
- Вот поэтому никто в селе не остался?
- Ты прав, мало кто в селе осел. Иван, помнишь, сын биологини нашей Лидии Васильевны – военную академию закончил, высокие чины наращивает, карьеру делает. Мальчишки из нашего класса по-крестьянски жить не захотели. После армии кто в охране в городе, кто сверхсрочником в армии остался. Двое в деревне.
- Я им не завидую.
- Да не жалуются. Свои КХ (крестянские хозяйства) открыли.
- Вот как. Значит, не мы одни приспособились.
- Да. Хочешь жить – умей вертеться - теперь все знают, что это такое. Хуже всего получилось у Васьки, попал в дурную компанию, занимался грабежами с этими отморозками, а когда подломили киоск, он всё на себя взял, один за всех сел.
- Дурак! – вырвалось у Пашки, - Тех, кто характера не имеет, скорее всего ломают, и здесь, и там.
И задал мучивший вопрос об отце Тимура:
- А как в этом новом мире чувствует себя твой отец, Набьюла Бидахметович?
- Отцам нашим труднее, чем нам привыкнуть к новым порядкам, особенно тем, кто служил той идее честно, был уверен в её незыблемости. Болеет мой аке, и телом – от возраста, и душой болеет. Но сейчас говорит, что главное - мир сохранился. А вот авторитет человека труда упал. Меня воспитывает быть человечным, не только о прибыли думать, но и о людях. Больше всего радуется, когда я благотворительностью занимаюсь. Но я-то считаю, что благотворительность не выход, совсем другие пути нужны. Но это долгий разговор.
- А я так считаю, - отозвался Павел, - плачу положенные налоги, а остальное – моё, пусть к нему никто ручонки не протягивает.
- Понимаешь, это тоже неверно. Если ты сильный, умный, впереди всех, бери долю ответственности за свой народ – ты же часть его. Это, как в семье.
- Ну, ты тоже, как видно, одной ногой в коммунизме остался, воспитанник комсомола. Бывай. Попрощался коротким жестом, подняв сжатую в кулак руку, и, отвернувшись, не услышал ответа Тимура:
 - Не так просто прошлое из себя выжать. Конечно, я тоже был комсомольцем.
Перерыв закончился. Все пошли в зал. И они расстались снова надолго. Встречи искать им было незачем. Обоим это было понятно. Но пожалел об этом только один Тимур.
             А в Пашке разговор оживил один давний эпизод на выпускном вечере. Ещё во время экзаменов он понял, что к нему неравнодушна Света, Светлана Смирнова. Но это не подвигало их ни на какое сближение. А во время вечера, когда столкнулись на лестнице, девушка вдруг остановилась, глянула ему прямо в глаза,  и он задержался. Что делать с этими мгновеньями? Или они уйдут в лету или дадут толчок новому развитию  судеб. Это было такое мгновение.
Света стояла не дыша. Её волнение передалось и ему. Но он справился первым. «Куда летишь ты, Светлячок? (Так звали её в классе)?» - « На свет, на музыку, на встречу», - нашлась Света, взглянула ещё раз и пробежала мимо. А потом весь вечер танцевала и с подругами, и с парнями из класса, и с учителями, но к нему ни разу не подошла и больше даже не взглянула. Наутро Пашка зачем-то узнавал, кто кого провожал и с удовлетворением выяснил, что Света ушла домой одна. Мгновение кончилось, но осталось сокровенным и тёплым комочком где-то в груди. Пашка и сейчас испытал  приятную грусть. Что-то непривычное шевельнулось в его опустошающейся душе. Уж не романтизм ли? Так бывает – все мы люди. С удивлением он ощутил в себе это чувство, но ненадолго – рационализм опять взял верх.






                Эмблема или Герб


                По любимым вещам узнаешь поднаготную.
                Деревенский философ Григорий

     В 2004 году  Четвёртый открыл ещё одну заправку в северной части города. Чем не молодец! Теперь у него три заправки в городе. И на фасаде у всех он разместил, наконец свою эмблему из металла - четвёрка, как пирамидка с гранями, окруженная не то лавровым, не то ещё каким-то венком. Те линии, что перекрещиваются под прямым углом, похожи на православный крест. Это его эмблема и герб, и талисман. Рассказывая о значении, он поясняет, что его преследовало число четыре. Про себя держал в уме не только то, что четвёртый сын, родившийся 4 апреля 1966 года, но и что отсидел два раза по четыре.  Крест – символ космического равновесия, символ пересечения духа и материи, а всё вместе –  знак гармонии мира. Как он мог признавать символ, не признавая объективности духовного,  объяснялось просто – он считал себя центром гармонии, властелином судьбы.
           У многих, кто натыкался взглядом на эту эмблему, возникало неприятие. Никто не усмотрел в этом соединении линий ни надежды, ни победы над злом. Крест напоминал скорее кинжал, особенно острыми гранями вверху. Эмблему ему, по его же просьбе, нарисовал ещё в зоне один дружок. Она была страшна, от неё веяло холодом и  жестокостью, но самому Пашке она что-то такое говорила, что не понимали другие. Обладая особой мимикрией в толпе, способностью делаться обычным, как все, он  долго оставался  непонятым, неразоблачённым. Теперь умный человек легко мог раскусить, куда спрятались Пашкин романтизм и Пашкина духовность. Но Пашку не волновало, что кто о нём подумает.
           Выявить сущность его личности, наверное, смогли бы профессиональные физиономисты, которые по внешнему облику составят любому человеку психологический портрет. Время вытачивает  на лицах  следы внутренней и внешней борьбы. И для них человек  выступает всей  духовной сутью в своих чертах. Так красивое лицо одновременно бывает отталкивающим, а самое простое – приятным. И это особенно чутко улавливают дети.
            На лицо нашего героя пережитое и характер тоже наложили свои отпечатки. Сузились и глубоко спрятались глаза, взгляд помогали скрывать часто насупленные брови, нос становился всё острее, щёки потеряли нежную округлость, их перерезали по две параллельные морщины, тонкие губы оттягивали вниз глубокие борозды. Но он всё ещё был не стар, высок, строен и нравился женщинам. Не всякий физиономист увидел в этом сосредоточенном упрямом лице бывшего зека или убийцу. Скорее он выглядел, как респектабельный, самостоятельный, не размазня, а уверенно шагающий по жизни человек. С этим имиджем и жил годы, питая свою главную страсть – жадность, плавая в море жизни намеченным маршрутом, по паучьи прощупывая людей, кто чем дышит и приобретая всё большую смелость в бизнесе, черствел душой.



                Анжела

                Никто никому не щит.
                По мысли деда Григория.

          Люсиной дочери Анжеле исполнилось в 2004 году восемнадцать лет, и она заканчивала школу.
Нежная, беленькая, томная. Во всём, даже в речах, небрежная. Скажет неправильно, но мило. Все улыбаются. Чисто ангел небесный. Ручками машет необычно, словно их демонстрирует. Как маленький ребёнок. Умиление… Выросла она в тепличных условиях, в каких  бизнесмены стали своих детей содержать, обеспечивая их всем лучшим. После школы дальше надо двигаться.
- А куда? Учиться? Больно надо!
          Вон сколько девчонок знакомых уже готовы замуж за богатых себя пристроить. А она не хуже их. А тут  рядом ходит тридцативосьмиилетний красавец. Задумала отбить – и отбила... у матери. Когда Пашка опомнился от угара молодой страсти, уже поздно было: Анжела объявила, что беременна. Люськина истерика дела не решила, и пошли они с Павлом Ивановичем жить семьёй в его квартиру. Его стали посещать мысли о важности семейной жизни, семейных отношений, разбирало любопытно, кто у него родится. И снова он как бы нашёл в жизни подтверждение тому, что не надо ничего усложнять, ничем мучиться. У него самые важные шаги в жизни, кроме накопления денег, совершались вдруг, без всяких лишних переживаний. Стали все говорить о семье – пожалуйста, отхватил девчонку – сам помолодел. Пора детей заводить – вот тебе сын. Наверное, потому, что он делает  самое главное, сам планирует свою судьбу правильно, а эти мелочи прилагаются к главным усилиям. Всё идёт, как надо.
 Мать, Татьяну Иосифовну,  радовали перемены в жизни сына, о  Людмиле, она и не знала.
- Теперь у него всё, как у людей, будет. Детки пойдут. Да и пора уже, - делилась она со старшим сыном и снохой, у которых жила после возвращения Павла из тюрьмы.
             Он даже решил потратиться на приобретение особняка, чтобы у начавшей расти семьи было приличное жильё. Особняк был куплен в районе частных новостроек на краю города, потому что стоимость недвижимости там была  ниже, чем в центре.  Нанял  мастеров произвести косметический ремонт, обновил мебель. Ему и самому казалось, что наконец-то жизнь пошла как надо.
       Вот заправку  Людмилину не хотелось из своих рук выпускать. Что делать?
Начал с Анжелой вести разговоры о приданом - мать обязана выделить ей долю:
- Ты же одна у неё. Не может материнское сердце от дитя отвернуться. В тюрьму за сынами и дочерьми в первую очередь матери идут. А тут, подумаешь! Что такого страшного произошло? Она сама должна понимать, что мне ребёнок нужен, а она мне ребёнка не родила бы. Да и на серьёзный брак сама не была настроена.
- Конечно, конечно, - соглашалась Анжела,- только, понимаешь, мне всё-таки трудно к ней подойти. Если бы она сама. А? – в конце фразы, особенно такой длинной, она прикусывала губку и смотрела исподлобья. Пашка видел, что глупа, но до чего сладенькая, милая.
- Вот тебе на. Нам же с тобой нужно семью обеспечивать, условия детям создавать, а она, бабушка, близкий им родственник, должна тоже принимать участие. А про себя думал:
- Дура. В постель залезла сама, а содержанием я один её должен обеспечивать.
В очередной раз уговаривая встретиться с матерью и наткнувшись на сопротивление,  накричал на неё:
-  Жить хорошо хочешь? Иди. Или я тебе такое содержание дам, что работать придётся!
На этот раз согласилась. Потом расплакалась, надулась, не пришла в спальню, а уснула в кресле.
Посмотрел, как уютно спит, и не стал будить. Утро вечера мудренее. Утром он её уговорит.
             Так и сделал - поставил вопрос ребром - или, или. И, вообще, разъяснил, что сейчас они в долгах, нужно экономить, и он просит её заняться домом, готовить еду, так как приходящую служанку он вынужден уволить. Анжела взяла, наконец, в голову, что это так и есть и позвонила матери. Та ответила сорвавшимся голосом, видимо, сильно волновалась, и согласилась на встречу. Анжела в ответ разревелась, лепетала, как она его любит, рассказала то, что узнала от мужа о долгах, о нехватке средств. Мать поняла, откуда ветер дует, пообещала отдать ей в качестве приданого ту самую бензозаправку, если они оформят отношения в загсе. Дочь  попросила её пока не встречаться, потому что ей нельзя нервничать  - плохо для ребёночка. Мать согласилась и с этим.
                Людмила знала свою дочь и имела представление о зяте. Поэтому только после того, как   увидела брачное свидетельство,  оформила дарственную на дочь. И бензозаправка вскоре перестала давать прибыль. Павел Иванович сделал всё, чтобы она текла к нему. Не умеющая вести дело Анжела всё передоверила мужу, а он, обанкротив её заправку, обеспечил свою клиентами, чтобы получать большую прибыль. Открыл ещё одну на южном въезде в город, чем вызвал недовольство  уже сидящего там предпринимателя.
                Последним Анжелиным счастьем была свадьба, на которую мать не пригласили. Обливаясь слезами, Людмила смотрела на неё издалека. Невеста была трогательно красива и растеряна. Брачный договор о раздельном владении имуществом был подписан заранее, и молодая подписала его, не вникая что будет в случае чего…
               Роды были тяжёлыми, Анжела еле выжила, стала  нервной. Рождению Данилки Пашка сначала был рад. Нанял няньку и кормилицу в одном лице. Людмила после родов просила дочь о встрече. Но та опять отговорилась, на этот раз  состоянием здоровья. Анжела, падкая на всяческую мистику, стала бояться кары за свой грех, боялась матери, после возвращения из больницы почти не подходила к ребёнку, испытывала страх и перед мужем. Пашка не был готов к подобному, раздражался, злился, совсем перестал говорить с ней, пропасть между ними разрасталась всё шире. Он  приезжал с работы поздно, стал даже оставаться на ночь в городской квартире.
                Кто сказал, что семейное счастье бывает? Не бывает такого счастья. Есть одно, верное, настоящее счастье – он давно решил, что это. У него в разных банках уже были открыты депозитные мультивалютные счета. Счёт  шёл на миллионы. И дома, в спальне – не пустой сейфчик!
                Личная жизнь не удалась. Он понял это быстро. Да он и не делал на неё главную ставку, так же, как на любовь, как на дружбу. Наблюдая за молодой женой заметил, что постепенно она становится спокойнее, терпеливее, уступчивее - полечилась у психотерапевта. После банкротства, не поняв, как и почему это произошло, она осознала себя полностью зависимой от него. Они не стали партнёрами ни в чём - совместная жизнь была скучной и обоим неинтересной. С Людмилой было бы по-другому – она такая заводная, самостоятельная, бойкая. А из дочери вон что сделала. Ей в полной мере была присуща слепая материнская любовь.
                Если бы эта девочка попала в замужестве в атмосферу любви, то, возможно, обрела бы  счастье. А пока жизнь предназначила её на муку. Павел стал груб в близости, звал её овцой, смотрел с презрением на её покорность, изуверски унижал перед нянькой Данилки и не выпускал из дома.
Она попала в лапы жадного, не знающего жалости человека. В этих условиях даже её материнское чувство, любовь, было изуродовано, и воспитание Данилки сводилась к тому, чтобы накормить, напоить, чтобы не плакал. Ребёнок отставал в умственном и физическом развитии. Ему не хватало любви.
                Сын занимал отца недолго. Что такое ребёнок? Он – никто. Вот когда подрастёт, тогда… А что будет тогда, он пока не думал. Но, узнав о диагнозах, как-то сказал:
- Ты кого мне родила, овца? Ты как посмела мне это родить? - и ей показалось, что он шипит, как злющая, безжалостная гадюка. Она отодвинулась от него, а он резко отвернулся и вышел.
                Четвёртый не привык думать о чьём-то счастье, брать на себя  обузу не собирался. Но в самой глубине  его сознания ещё теплились представления о внешней порядочности. Вот её-то он пока и соблюдал, не бросая молодую жену.  Анжеле однажды сказал:
- Бессмысленнее человека, чем ты, не видал. Живи, пока сын растёт. А там посмотрим.
С этого момента они жили, как чужие.
             А что бы сказал самобытный деревенский Философ дед Григорий, узнав о таких событиях? Когда молодая мать бросила мужа с ребёнком и убежала с более удачливым любовником, он, поражённый до глубины души, передавал односельчанам причину поступка, высказанную ею при встрече с ним:
- Он не мычит, не телится, ничего делать не хочет ( это она про мужа так). И я ему в жизни не щит. О себе подумать надо.
Дед  вывел тогда, как он выразился, новую человеческую формулу жизни и заметьте, не сам вывел, а с чужих слов поймал:
- Если мать так говорит, то никто никому теперь не щит. Одна выгода у людей на уме.



                Мать Людмила

                Время надеяться на свои  силы.
                Философствует дед Григорий.

          Сначала она отступила, несмотря на то, что была решительным, успешным, деятельным человеком. Так бывает, что решительный затормозит, деятельный приостановится. А тут сразу несколько причин: личная обида, разочарование, и тревога за судьбу дочери. Жизнь рушилась. И не она сама – главное, главное – дочь, единственное и любимое дитя. Для неё она  жила, её будущим счастьем грезила.
          Людмила очень изменилась. Задорный рыжий цвет волос заменила   мелированием  и стала сразу значительно старше и как-то бледнее. В глазах уже не бесились чертенята. Она погрустнела, стала мрачной. На шутки почти не реагировала, как раньше, звонким, весёлым смехом. По происшествии четырёх лет, после того, как  Пашка увёл от неё дочь, столкнулась с ним на стоянке около рынка:
- Ну, как живёшь, зятёк? – спросила со злобной подковыркой.
- Ничего, - ответил он односложно и хотел уйти. Но тут, неизвестно отчего,  у него выскочил тот самый, знакомый ей, наглый и противный смешок: « Кха- ха –ха, кхе- хе - хе, кха -хе -..». Наверное, это была защитная реакция. Незаконченный смех затих. Он неожиданно столкнулся с гневным взглядом:
- Ты ещё и смеёшься, последний подонок! Ты разрушил мою жизнь, мою семью, сделал несчастной мою дочь, ты не можешь быть ни отцом, ни мужем. Ты – ничтожество! Скоро настигнет тебя расплата. Отдай мне дочь, отдай внука. Мне от тебя ничего больше не нужно. Забери дарёную заправку, но отдай мне детей! Слышишь? Тебя возненавидит скоро весь свет, все люди за твою жадность, за твою подлость. Я добьюсь этого!
- «Пусть ненавидят, лишь бы боялись», - процитировал он Калигулу, о котором спорил ещё в школе с Тимуром, считая, что не жадность сделала его жестоким, а власть.
Люди прислушивались к разговору, останавливались, но знакомых среди них не было.
Людмила замолчала. Передохнув, догнала пытающегося сесть снова в машину Павла, упёрлась взглядом в  непримиримо наглые глаза:
- Ты меня слышишь? Он отступал только перед теми, кто сильнее, у кого в руках оказывалась его жизнь. Но тут он отступил, не видя смысла в такой жизни:
- Да возьми свою дочь, возьми вместе со щенком, сука! Обе вы… Достали!
Людмила бросилась за телефоном. Может быть, номер прежний у дочери. Номер не отвечал. Четвёртый по-прежнему не разрешал жене пользоваться мобильным телефоном. Мать помчалась домой звонить по  домашнему. Когда трубку подняли, она опять услышала голос зятя. Он уже был дома. На его грубое « да», ответила приказом:
- Дочь позови!
- Пожалуйста, - ответил нарочито спокойно.
Родной голос дочери вызвал такую бурю эмоций, что Людмила расплакалась:
- Доченька, Солнышко моё, хочешь, я тебя заберу домой, пойдём домой, пойдём вместе с сыном. Я не могу без вас жить.
Анжела заливалась слезами с другой стороны.
- Не бойся. Ты меня не бойся. Я ничего, я всё простила. Я еду за вами.
Анжела повернулась к мужу. Тот махнул головой, демонстрируя высокомерное согласие:
- Давай, давай. Что нам с тобой ещё делать?
Людмила приехала через  полчаса и забрала дочь и внука, не взяв даже одежды. Ей не хотелось задерживаться в доме, ставшем им настоящей тюрьмой.
                Вот теперь Людмила могла узнать все о жизни дочери. Она целовала её похудевшее личико, крошечные ручки, гладила по голове и не могла насмотреться. Малыша искупали, накормили и уложили спать. Мать то подходила посмотреть, как он спит, то опять садилась около дочери. Анжела сначала плакала, потом стала рассказывать. Материнские глаза то загорались ненавистью к обидчику, то сияли нежностью и лаской к дочери. Они проговорили до полуночи, и, утомлённые,  заснули.
                В городе стали ходить слухи о подробностях этого странного, несчастного брака. Чуть-чуть высветилось истинное семейное лицо Четвёртого. Но кого исправили сплетни? Кого удивишь жестокостью, царящей  сегодня в мире?
                На другой день Людмила уже занималась судьбой дочери и здоровьем ребёнка. Отправила шофёра возить мать и дитя по докторам, а сама, не в силах забыть  мерзостей  Свиридова, решила мстить, ничего не говоря дочери, не делясь с ней этими планами.
                Разузнала, где можно купить настоящий  боевой пистолет? Не может быть, чтобы  невозможно было купить.
Ей подсказали. На вопрос, зачем он ей, ответила кратко:
- Пригодится.
- Лучше пусть не пригодится, подумай хорошо, - предупредил он её. Но он знал Людмилу, как человека, ничего не делающего наобум. Не зря она была в числе спокойно развивающих свой бизнес предпринимателей.
- Может, и наоборот. Не пригодится. Что-то стала бояться. Бывает, одна иду или еду ночью. Мало ли что? Главное успеть. Стрелять умею – муж научил.
Получив наводку, отправилась покупать. Слух о приобретении дошёл до Павла. Он стал побаиваться. Её крик на всю улицу стоял у него в ушах. И в глазах, запомнилось  столько злобы!
С этого времени стал уделять внимание охране.
               Береги, судьба, нас и всех живущих от последнего необдуманного шага.



                Женский вопрос


                Недостойный личного счастья не имеет.
                Философ Григорий

             Прошло ещё четыре года. И дружба, и семейные ценности так и не прижились в Павле. Он никого не ставил выше себя. Свои пороки возвёл в ранг достоинств. Зато  в считанные минуты в любом обнаруживал «муть», так он называл разные человеческие недостатки.
              Скудость развлечений в провинции вполне замещалась у него «делами». Снимать стрессы спиртным он не привык, оставалась охота да девицы. Откуда их столько наросло! Всё моложе, всё активнее, всё развязнее. Философия потребительства толкала их на сделки с совестью и моралью. Они набивались в партнёрши, любовницы, сожительницы. Однажды из-за него подрались смазливая девчонка с улицы, которую он раз «подвёз», и местная певичка. Он хохотал, как сумасшедший, узнав об этом. И пусть кто – нибудь докажет ему, что бабы не дуры. Это стало незаметно главной темой его шуток, анекдотов, острот. Этим  он  отгораживался от людей, будто глаза отводил. За этой ширмой его самого не было видно. Всё женское стало для него нужным, доступным, унизительным и смешным антуражем жизни.
 Он рассказывал о женщинах, с которыми вступал в связь, натурально грубые вещи.  Безошибочно определял, когда в присутствии высокого районного начальства можно сдобрить пресную тягомотину  солёным словцом, и прославился циничными речами и похабными анекдотами.
-  О бабах всей правды даже Лев Толстой не рискнул сказать! Но обещал обнародовать её перед тем, как захлопнет крышку гроба, - часто говорил он, - Я думаю: обещание он выполнил. Но тот, кто услышал, не рискнул повторить. Так, возможно, погибла одна из гениальных мыслей.
Целый месяц трепал о том, как, проезжая ночью через родное село Берёзовое, встретил местную гулящую девку… в таком виде!
- Кха-ха-ха, кхе-хе хе –кха-хе -хе! –  похохатывал  Четвёртый, и тут же реализовывал весь свой творческий потенциал  историйкой, которая становилась сочнее и сочнее:
- Стояла глухая чёрная ночь. Даже в машине было страшно. Ведьмы  и вурдалаки гуляют в такую ночь. Сам в них не верю. Но в тот раз, разгрибит его грибит, поверил бы. Въезжаю. А в деревне, как всегда, ни огонька. Берёзовое спит, смердит, ничего не чует. Один я, как проклятый раб на галерах, работаю. Только успокоился, что к заправке подъезжаю – вот и поворот - глядь, фары выхватывают из темноты фигуру. Я,  поверите,  не матом разразился, как мне бы и положено, а начал одной рукой креститься, другой руль держу. Чую: побледнел, как смерть, шепчу что-то. Слушаю сам себя.(В этом месте он вытаращивал глаза, и , казалось, в самом деле бледнел):
 -    Господи Иисусе, спаси и сохрани! - повторяю одно и то же - Инстинкт включился, Бога вспомнил! Машина делает бросок из очередного кювета. Нет, не померещилось. Что-то страшное впереди. Мне показалось, что я уже голос бесовский  слышу. Волосы на голове зашевелились. И тут я в себя пришёл. Разгрибит его грибит! – как заору, скорость сбросил, и туда ещё раз светом. «Мать честная!» - не вскрикнул, а подумал. Это не мой слоган, опять - в разгрибит его грибит матерюсь. С третьего явления этой чуды – юды понял: это ж баба голая! Глазищами зыркает, вся ( тут Пашка хихикал) - в перьях выкатана, пьяная. Ничего не соображает, в руке ухват, на плече коромысло. Где взяли такую утварь, не знаю. На каблуках качается. Голова  длинными цветными пёрьями утыкана. (С этого места он почему-то произносил  не «перья», а с «ё» -«пёрья»). Дизайнеры, разрябит твою рябит (варьировал он свой мат), отдыхают! Как они,  пёрья, у ней держались, не знаю, но стоймя стояли, как павлиний хвост. Морда вся измазана. Тушь по щекам течёт, то ли она плачет, то ли рожа такая, не поймёшь сразу. Полрожи, где рот, помадой вымазано до ушей, а вокруг глаз круги светятся. Остановил машину, страх прошёл. Выхожу. « Куда такое очарование движется?» - говорю. Оно мычит что-то непонятное, пёрьями качает. Пьяная. Не узнал сразу. «Анюта. Нюра, ты, что ли?» - «Я, - говорит, - а сама - «ик», икает,  и на каблуках… подвернулась, брык в  придорожный бурьян, и лежит. Хотел до дому подвезти, да пожалел машину.  Дотронуться нельзя, прилипнешь. Вот как теперь молодёжь шутит. В наше время девка парня по морде била, если он к ней пьяный на танцах подойти посмел. А теперь девки пьяней ребят ходят. Да. Вот такие нравы. А я, когда до своей заправки доехал, позвонил её мамке. Та не удивилась, пошла да подобрала чадо-чудо. И ничего. Встречаю через время - ходит, как ничего не случилось. И что замечу, как человек из прошлого века, такое поведение нормой стало. Начать за это девок, как тогда, помоями поливать, бесполезно - на всех современных грешниц сейчас  помоев не хватит.
Удивительно, что с нею он тоже сошёлся «через время». Услугами дорогих львиц не пользовался из экономии  и домой не приводил.



                Старое пристрастие

                Старые пристрастия не развивают души.
                Тот же дед Григорий

                Этой  осенью Четвёртому удалось съездить на охоту. Редко он объединялся для этого с другими предпринимателями, лучше одному, по старой привычке.  Охота снимала любой стресс. Он на БМВ в первой половине октября отправился по просёлочным дорогам в заветные места в окрестностях реки Берёзовки.
                Первые заморозки прошли. На деревьях осталось совсем немного листьев. Опустели и оголились луга. Зверушек было далеко видно на открытых пространствах убранных, золотящихся стернёй или нежно зеленеющих озимыми полей. Пожухлые травы, местами скошенные, местами полёгшие, не мешали своим волнением.  Было тихо и безветренно.  Он быстро заметил двух молодых лисиц. Водились ещё рыжие. Отсёк их от леска и реки. Гнал зверей на скорости, стреляя на ходу. Как вдохновенно страшен был он во время этой бойни. Орал на всю округу. Недаром потянуло его в этот раз за адреналином поехать туда, где ходил когда-то один за добычей.
 Не боясь ни кочек, ни буераков, погонял несчастных по полю, по косогору. А когда устали, стали поскуливать, чуя гибель, застрелил. Эту охоту видел один из пастухов, местных любителей природы. Его душа откликнулась невольно слетевшими с уст словами:
- Вот до чего дожили! В царские времена по крестьянским полям да сенокосам помещики скакали на лошадях, развлекаясь охотой на зверя, вытаптывая крестьянские угодья. В наши дни один столько же затопчет.
      Четвёртый решил закончить развлечение, бросил взгляд на серое облачное небо, на горы, на всё ещё разноцветную полоску деревьев в пойме Берёзовки, оглянулся на изъезженные машиной примятые озимые, поломанные кусты, и  почему-то ощутил не свою силу, а могучую властную мощь природы, которая была покойна и величава в своём осеннем умирании настолько, что будто бы и не обратила внимания на его бесноватую охоту. И все  безобразия, которые ему казались грандиозными, пока он ездил, орал и стрелял, предстали безобразием только его, а не её, природы. Вот так вот мало места он занимает в мире, и для неё его взрывы эмоций – ничто. И он догадался, что за зиму и весну тут произойдёт восстановление всего и не останется никаких последствий. Ему стало скучно, и он вырулил на дорогу, на которую, Бог знает как, вышла корова, хотя все остальные были за горой, на которой стоял на коне пастух, охраняя своё немногочисленное стадо. И вдруг, пастух видит, как сумасшедший крутой высовывает из окошка ствол и даёт по корове очередь. Неожиданный, короткий вскрик животного потряс окрестность и резанул по сердцу единственного зрителя. Машина объехала несчастную и вскоре скрылась на большой скорости из глаз. Убитая  кормилица лежала на дороге, а лиски остались лежать  в поле до тех пор, пока не растащат по кускам, не изорвут их расстрелянные тела другие звери.



                Страсть

                Не все достижения показывать людям можно. 
                Деревенский филосов Григорий


           Вечером  Павел вернулся домой как всегда один. Приходящая домработница и, по совместительству кухарка, накрыв стол, ушла с его разрешения.
          Четвёртый, возбуждённый недавней охотой, после ванны быстро и с аппетитом поужинал. Он предпочитал появившимся новым вкусам традиционную русскую кухню, и нанятая им женщина замечательно готовила излюбленные его блюда: борщи, запеканки, кулебяки. Чаю он предпочитал компоты, кисели и соки, что ему и подавалось. Иногда наливал рюмку хорошего коньяка после ужина. Это было в минуты его священнодействия в спальне, когда он открывал сейф, устроенный в стене и закамуфлированный огромной масляной репродукцией с картины В. Г. Перова «Охотники на привале».
            Убедившись, что охрана во дворе на чеку, он направился в спальню, которая была для него и кабинетом. Плотно прикрыв дверь, повернул в скважине ключ. Здесь располагался и его рабочий стол, на котором он размещал ноутбук – в него он заглядывал вечером, проверяя свою электронную почту и счета. Пришлось овладеть некоторыми программами.
              На этот раз он отложил все дела ради главного – насладиться сбережениями, припрятанными в сейфе. Налив рюмку коньяка, чтобы ещё улучшить тонус, он отодвинул картину,  отпер дверь и оказался в нише. Щёлкнув выключателем, зажёг свет, и его глазам предстала в стене массивная  дверь сейфа. Всякий раз эти священнодействия вызывали в памяти детские видения о том, как он в образе скупого рыцаря спускается в подвал, где стоят сундуки с сокровищами. Хорошо, что никого нет. Он один владеет этим богатством, о котором вряд ли кто догадывается. Дверца открыта. Четвёртый берёт рюмку, неторопливо выпивает коньяк, оглядывая содержимое: пачки денег, у задней стенки – в иностранной валюте, доллары, евро. На нижней полочке в красивых упаковках женские украшения: колье, браслеты с бриллиантами, золотые и серебряные броши. Он берёт в руки деньги, открывает коробочки, и в полутёмной нише разливается по потолку и стенам ни с чем несравнимый блеск. Сладкий миг, подобный катарсису он длит столько, сколько хочет. Никто ему не мешает. Через час он закрывает сейф, меркнет комната, отступает и смиряется сладострастное нервное напряжение. Он успокаивается, укладывается спать, довольный собой, одинокий и не понимаемый миром человек.



                Бензиновый бизнес

                Бьётся за своё малое, как за великое.
                Со слов деревенского философа Григория
      
            Бензиновый бизнес – штука прибыльная, но и хлопотная. Нет, нет, да и обостряются взаимоотношения между поставщиками, впрочем, как и в других видах предпринимательства. То двое против одного  объединяются, то один на один бьются. Но когда в дело ввяжется власть да начнёт одного поддерживать, а другого топить, или, как у нас говорят, гнобить, то, делать нечего, надо уступить, чтобы не разориться. Уступить, сохранить не бизнес, так деньги, чтобы начать всё сначала в другом месте. Легко  пережив кризис 2008 года, Четвёртый был уверен, что ему светит  и всегда будет светить звезда удачи. Но вот, как из-под земли вырос,  появился крупный поставщик, некто Орлов, напрямую связанный с нефтеперерабатывающим Павлодарским заводом. Он арендовал самую крупную районную нефтебазу, конечно, не без помощи властей. У него было преимущество в завозе крупных партий любых нефтепродуктов: соляры, бензина, керосина и  масел. С год он сидел тихо, работал, наращивал темпы, потом стал методично переманивать клиентов, снижая не только оптовые, но и розничные цены. Упали доходы у всех остальных предпринимателей.
         Обиженные начали собираться в стаю. «Или все заодно, или все отвернутся от одного»,- заявили Орлову. Иначе не поздоровится! Выяснилось, что его крышует один из замов акима района ( так называлась теперь административная должность руководителя района, города, области), и всё, что закупается за счёт бюджета, берут только у него и по приличным розничным ценам. Конечно, там имели место откаты. Хотели поговорить по-хорошему, просили уменьшить поставки, не переманивать крупных клиентов. Куда там!
Активно участвовал в наездах и Павел Иванович Свиридов. Связался с покровителями: чем могут помочь. Те заявили, что это не тот случай, который  можно «разрулить». Посоветовали строить свою нефтебазу.  «Чтобы разориться!» - возмутился Четвёртый. Он встретился с Орловым один на один. Орлов затягивал решение вопроса, вилял, уходил от ответа, нагло отшучивался. И тогда Четвёртый дошёл до угроз:
- Не хочешь ли более жёсткого разговора? Нас много. Мы тебе его устроим. – Тот не испугался и в свою очередь ответил резко:
- Девяностые годы ушли. Не те времена. Оглянитесь. Развивайтесь. Кооперируйтесь. Боритесь со мной дозволенными методами. Работайте. Пришло время работать, а не баклуши бить и получать прибыль.
- Вот как? Ты ещё нас учить будешь? Все знают, как ты арендовал нефтебазу втихую,  никаких торгов на конкурсной основе не было. Это законно? Законник нашёлся! Знаем мы, по какому закону жируешь! Не уступишь. Плохо тебе будет! Мы тебя уничтожим. Помнишь? Нет человека – нет проблемы!
Орлов не показал виду, но внутри сердце то ли сжалось, то ли дрогнуло.
- Ты на своих покровителей надеешься, я - на своих. Ещё неизвестно, чьи сильнее. Мои ниточки высо-око-о  тянутся. Понял? – ответил, не показывая, что испугался.
- Понял. Но если ты нам, кто вперёд тебя дело начал,  помешаешь, берегись! - возвысил голос Четвёртый - внутри у него всё кипело.
- Угрозы? Не боишься, что на диктофон пишу?- спросил собеседник.
- Не боюсь. Я за своё борюсь. Оно мне нелегко досталось! Если надо, любому глотку перегрызу!
- Наслышан. Не ты один так начал. Без криминала нет капитала.
- Теперь я жалею, что не пишу. Вот когда ты чистую правду сказал. Может, разойдёмся по понятиям?
- Это ты по понятиям живёшь, а я по закону!- закричал Орлов, - Ещё бывший зек будет мне условия ставить.
- Кое-кто пытался это делать. Где они?- Пашка даже захохотал.
- Уж если я стаи не боюсь, то одного зека не испугаюсь!- опять затопорщился Орлов.
- Больше разговоров не будет. Это я тебе обещаю! Понял? Я – зек бывший, а ты будущий. От сумы да от тюрьмы не зарекайся.
Договориться  в таком составе не удалось. При последующих встречах искры летели.
            И тогда власти предприняли попытку вмешаться.


                Власть



                Власть бывает на троне, а бывает и на жёрдочке.
                Деревенский философ Григорий.

                Накануне зама вызвал к себе Сам. Оба осторожничали и не доверяли друг другу. Сам занимал кресло не первый срок и хорошо знал, что пускать на самотёк такие дела нельзя. Может дойти до крупных столкновений, преступлений, убийств. И, хотя давно минули лихие девяностые, бизнес остаётся в руках многих, кто ради наживы рисковал и сейчас пойдёт на всё. И какие у него гарантии, что сверху не отреагируют на эту провинциальную возню. В соседнем районе из-за разборок в результате незаконно проданных под застройки участков земли вся административная головка слетела – огласка на всю Республику. Тут, если не ты, то тебя. Закон всё жёстче и оберегает предпринимателей, и в рамки ставит их же. А  крутых среди них по-прежнему тьма. И у тебя, Власть, раньше план один  был – прирост валового продукта по всем отраслям и теперь план – обеспечь развитие мелкого и среднего бизнеса и всё в процентах, спущенных сверху. Пляшешь перед этими бизнесменами – хозяевами жизни. Тьфу!
А тут ещё зама назначили свыше - область подобрала кандидатуру. Ведь понятно, что для него это кресло промежуточное – оно его должно на более высокую ступень кинуть. Не будет он долго тут сидеть да и сделать ничего не успеет, но для своего кармана постарается. Для таких презираемое захолустье – грязная водица, в которой и надо ловить золотую рыбку. А наверху у него «золотая» крыша! Такую не свернёшь. Как с ним разговаривать? Напрямую всё вылепить? Или дать понять, что ты всё знаешь, но даёшь ему шанс выкрутиться. Или сделать вид, что ты ничего не понимаешь и  поручаешь, возлагаешь, так сказать, все надежды, потому что только он и может разрулить ситуацию. Тьфу!
                - Заходи, Марат Сакенович! Дело есть. И такое, я тебе скажу, важное, что хотелось бы без лишних обсуждений и ушей решить. Сам, по какому-то своему опыту или чутью определял, когда и с кем стоит с Вы перейти на Ты и наоборот. Помолчав, неспешно продолжил:
- Прокурор у меня вчера был в конце рабочего дня. Беспокойство вызывает возня в среде предпринимателей – поставщиков бензина. Не слишком ли много привилегий получил Орлов? Он всё-таки у истоков не стоял, а в два года так раскрутился, что на других плевать стал. Он и на нас скоро плевать станет. А?
- Да, ну, что Вы, Гаврила Савельич, преувеличиваете. Он вполне к Власти лоялен и законопослушен. - Последнее он произнёс с особенной интонацией. «Законопослушность» была куплена за немалые денежки.
- Вот, вот. Хотелось бы, чтобы это как-то подтвердилось на деле. Ну, нельзя же одному против всех. Как-то надо это прекратить. А то, как бы чего не вышло?
- Я уже обратил внимание. Предлагаю провести встречу в неформальной обстановке, с шашлычками.
- Ну, что ж, действуйте! А я завтра в область на совещание по проекту «Дорожная карта». Попробую выбить деньги на ремонт школ да Дворца Культуры. - Он облегчённо вздохнул. Оба понимали, что разговор ещё не решение проблемы. Сам радовался, что зам берёт на себя. А зам надеялся, что утрясётся, и понимал, что так, без вмешательства Самого, лучше.
             

                Мать


                Для жадного сердечности в мире нету.
                Деревенский Философ Григорий

               Все люди кому-то бывают нужны. Редко кто умудряется прожить так, что ни он никому не нужен, ни ему никто. Четвёртый жил так. И был только один единственный человек на всём белом  свете, которому Пашка любой был нужен – это  мать. Татьяна Иосифовна сильно постарела и жила уже давно в другом селе со старшим сыном, который завёл там свой магазин, тем и жил.  Дети его выросли, внуки прирастали, и они с женой остались вдвоём.
              Он заезжал туда попутно, ненадолго, проверяя работу своей заправки, и снова спешил окунуться в бурную жизнь конкуренции и наживы.
             Стояла  осень. Благодатная пора уборки,  заготовок на зиму. Горы поменяли нажитые за лето богатые одежды, которые, побурев, изменили весь пейзаж. Но и пёстрое убранство их было уже не так роскошно, как в начале сезона, кроны деревьев и кустов поредели и пожухли. Они  лениво сбрасывали отдельные листочки, которые не устилали землю шуршащим ковром, а  разноцветными  пятнами валялись вдоль дороги, сметаемые потоками воздуха от движущегося транспорта уже поверх первых слежавшихся когда-то ярких летних нарядов. Иногда такой лист вдруг прилипал к переднему стеклу машины, но, словно разглядев за стеклом угрюмого пожилого человека, на ближайшем повороте соскакивал вниз и непременно исполнял вдогонку ритуальный танец, сначала поднявшись вверх, потом, сверкнув жёлтизной или кровавым багрянцем, резко переворачивался, завершая кульбит неловким падением с подпрыгиваниями по асфальту вдогонку машине.
             Временами моросил мелкий дождь. Четвёртый ехал из областного центра, где заключил очередной договор на поставку бензина до конца года, без охраны. Чтобы добиться увеличения, пришлось раскошелиться. Сколько дармоедов приходится кормить! Поэтому он был мрачным. Он всегда тускнел, когда приходилось отдавать крупные суммы денег. Да, существовали ещё дверцы, открываемые способом взяток. Но он помнил, что надо заехать к матери – это вписывалось как нельзя лучше в то мероприятие, которое он придумал сегодня совершить.
             Он подъехал к дому на своей новенькой машине. Ни брата Василия, ни его жены Марины дома не было. Ушли на крестины внучки. Это было на руку.
              Четвёртый рассчитал, что мать всё перепутает, не обратит внимания на время. Часто заставал её дремлющей в кресле. Вот и на этот раз она сидела у телевизора.
             Татьяна Иосифовна давно превратилась в сухонькую, седую старушку, плохо видела, ещё хуже слышала. Как всегда обрадовалась, спрашивала, как дела дома, как внук, он врал не от бережного отношения к матери, а от равнодушия и от того, что считал все эти разговоры лишней тратой времени, мол, всё хорошо, и она была удовлетворена. Спросила, не выпьет ли чаю, до дома ещё далеко. О нём она заботилась больше всех – младшенький. Для неё он был ребёнком, в отличие от других детей. Продав свой дом, она когда-то отдала ему деньги, считая, что ему необходима помощь, и он взял их.
- Не обижайтесь, его мне жальче: пережил много,- сказала детям.
А они и не претендовали, давно жили и наживали самостоятельно. Уважая мать, не поперечили ей.
Ни она, ни братья не знали о всех  делах Четвёртого, с ними он никогда не делился ни проблемами, ни успехами, считая их людьми несведущими. Да и с матерью ему обсуждать нечего, кроме её здоровья. Через полчаса, он уехал, подчеркнув, что пробыл ровно час.
Мать посетовала:
- И всё-то вам некогда. А время так быстро бежит, как молния какая.
               А дальше он действовал по намеченному заранее, очень важному для него плану, решив убрать несговорчивого конкурента собственными руками. Третий по счёту враг исчезнет с его пути сегодня.



                Третий лишний


                Забирающий чужую жизнь помрачается разумом.
                Снова философствует дед Григорий


              Встречу предпринимателей – поставщиков бензина  устроили в уютной частной туристической гостинице у озера, любимом месте отдыха многих богатых людей региона. Четвёртого там не было. Не было ещё одного крупного поставщика, по фамилии Мельник.  Выпивали, разговаривали, пытались договориться, заместитель был так двоедушен, так суетился между теми и этими, что было неприятно смотреть: потирал ручки, похлопывал по плечу то одного, то другого.
- Ну что вы, - повторял он часто, - вы же все умные люди. Придумаем выход. Договоримся. Давайте по-хорошему. Он боялся, что кто – нибудь обнародует его роль в этом деле, и ещё было боязно за карьеру, репутацию, бизнес на родственниках. И хотелось остаться при своих, полученных от Орлова  денежках и обещанных откатах.
              И вот, когда солнце приготовилось скрыться за гору, когда последние тёплые лучи его  упали на открытую террасу возле коттеджа, где собрались бизнесмены и представители городских властей, раздался негромкий хлопок, это из почти голых, но густых  кустов  донёсся выстрел, Орлов упал замертво, пуля попала в сердце. Пока бросились врассыпную, пока вызвали охрану, пока решили, кто  пойдёт в место засады киллера, солнце спряталось за гору. Быстро стемнело. Убийца подкараулил, вычислил удачный для него момент. Умён! Нечего сказать! И старая, не главная дорога всей своей географией, и тем, что покрыта крупнозернистым песком, помогла убийце скрыться. Рядом с теми кустами поворот прикрывали  скалы и лесок. Четвёртый, не раз бывавший в этих местах, хорошо знал все подъезды.
                Вызвали группу для расследования. Всех допросили. Место происшествия оцепили. Нашли брошенную на месте преступления винтовку с лазерным прицелом и глушителем, без отпечатков. К утру осталась одна версия - об убийстве из-за конкуренции. Это было верно.
Пашкина пуля настигла третьего. И опять то же чувство ожесточения и злобы запретило переворачивать в мозгу и смаковать произошедшее. Так должно было быть, так и сделалось. Пашка вёл счёт и не забывал про  нумерологию. Это был третий, третий лишний,  кого он убрал со своего пути. Если для  достижения гармонии ему придётся убрать четвёртого, он уберёт, не задумываясь: четвёрка – его победное число!
Пашка, Пашка, не чуешь ты, что сам стоишь на краю гибели.



                Глухарь

                Неподсудный у себя, при жизни мёртв.
                Совестливый дед Григорий

                Он чувствовал себя, как в ловушке, когда понял, что первые на подозрении те, кто отсутствовал на встрече. Об этом по телефону его предупредил один из  компании, собравшейся на озере. С Григорием они были единомышленниками в оценке  Орлова. Он и успел до активных действий полиции сделать из комнаты звонок и ему, и второму отсутствовавшему, Мельнику.
                Четвёртый подготовился внутренне к приёму «гостей». Но всё равно спал  мало. Раным-рано, на другое утро, к нему нагрянула полиция. Осмотрели машину. Спрашивали, где находился в момент убийства. Он чуть испугался, когда взяли прилипший к  колёсам  новенькой «Нивы» грунт на экспертизу. Но он проехал по мелководной в известном ему месте Берёзовке, покрутился на песчаном дне, помогло также, что он  был у матери приблизительно в это же время, а это километрах в сорока от происшествия. Проверка подтвердила, что он  был в гостях между семью и восемью часами  вечера, так сообщила старушка, вспомнив, что смотрела сериал. Правда, она не смогла бы утверждать, было это начало или конец фильма, но на это не обратили внимания, особенно после проверки машины. Но это именно он. Четвёртый,  завернул к месту сборища, спрятал на расстоянии машину, пробрался и совершил дело. Кто-то потом неуверенно говорил, что, кажется, видел в сумерках машину, мчавшуюся от озера, и, возможно, это была «Нива».
                Берёзовка смыла даже самые мелкие частички - попробуй собери! Он чист! Он - победитель! Четвёртый держался, держался на жадности и уверенности, что этим пронизан весь белый свет. Не вырвешь своё - не выживешь.
Но и рвать надо так, чтобы не попасться. Поэтому он предпочитал делать все дела в одиночестве – усвоил урок дядьки-вора, данный давным-давно, в детстве.
                Проверка второго, отсутствовавшего на встрече, тоже не дала результата. Дело, несмотря на жёсткий контроль сверху, зависло наглухо сразу.
                Пашка по этому поводу не раз рассказывал анекдот:
« Набралось в следственном отделе множество нераскрытых дел, в обиходе – «глухарей». А начальник был заядлым охотником и любил глухариную охоту. Объяснял непонятливому составу отдела, за что и сколько им влетит да оговорился:
Вместо « Сколько можно о глухарях толковать…» сказал « сколько можно о глухарях токовать». С той поры и пошло:
- Глухари в отделе токуют (значит много нераскрытых дел).  Пора к начальнику на ковёр идти».
                Случившееся, и в самом деле, дало толчок к перестановкам в администрации города N. Сам как в воду смотрел. Однако его не тронули. Зама перебросили в другой город без повышения, на его место разрешили назначить своего, чтобы знал ситуацию. Главного прокурора перевели с понижением. Хватил  Сам лиха, но усидел. И тому был очень рад.



Жертва?

                Нам только кажется, что мы правим судьбой.
                Чем дальше движется судьба, тем ближе
                расплата.
                Деревенский философ  дед Григорий

                Несколько раз Четвёртый мог бы ступить на более опасную дорогу наживы – например, наркотики. Знал лично и тех, кто этим бизнесом не брезговал, занимая немалые должности в правоохранительных органах, и тех, из криминальных авторитетов, кто по уши завяз в нём. Но, по зрелому размышлению, он снова и снова избегал  этой опасности. Групповая зависимость, длинные маршруты доставок – показались большими рисками, чем бензиновый бизнес. И смертей там хватало. Одну группу, он знал об этом в подробностях, брали с участием не только спецназа, но и  военной часть. Наркотики из Афганистана шли транзитом в Россию. Городок N cтал перевалочной базой не в первый раз – братва тут и расслабилась. Собрались в загородной гостинице разными путями. Оказалось: их вели от самой границы с хорошо законспирированной подсадной уткой. Брали ночью. Братва держалась до последнего. Были  немалые жертвы с обеих сторон. Ни к чему это. Он похвалил себя за то, что так умно избежал страшной участи, как избежал и разоблачения в убийстве конкурента.
             Он успешно продолжал совершенствовать привычное дело. Порой думал, что все ему обязаны, и не знают об этом. Вот и пусть. Но если бы монопольно владеть нефтяным бизнесом в городе. Как бы он был богат! В их среде уже не было доверия друг другу. Да его никогда не было. Но после убийства Орлова многим стало жутко. Все притихли. Смотрели друг на друга насторожённо.
                В ресторане предприниматели с представителями силовых структур и ведомств праздновали  Наурыз 2012 года. Поздравляли награждённых медалями, Грамотами, Благодарственными письмами. Павлу Ивановичу было вручено Благодарственное письмо  за инвестирование в нефтедобывающую промышленность. Это было выгодно. Четвёртый рассказал в кругу предпринимателей не в первый раз о том, что он  Четвёртый. Поддерживая разговор, все начали искать гармоничное, связанное с числом четыре. Называли четверть как самую удобную часть целого, четыре времени суток, четыре составляющих мироздания: путь, Земля, жизнь, Человек, четыре стихии мира: земля, вода, огонь и воздух.  А ещё указывали на четыре типа темперамента: сангвиник, флегматик, холерик, меланхолик. И наконец, местный поэт Арахланов прочитал стихи Омара Хаяма:
 
                Вино запрещено, но есть четыре «но».   
                Смотри, кто с кем, когда и в меру ль пьёт вино.
                При соблюдении сих четырёх условий
                Всем здравомыслящим вино разрешено.

Все закричали «ура» и стали пить за Хаяма!
На вечере оказался редко бывавший, впрочем, как и Четвёртый, Тимур. Ему много уделяли внимания – играл не последнюю скрипку в пополнении бюджета города, немало в последнее время делал для благоустройства. Он был с женой, настоящей русской красавицей Марией. Мария преподавала музыку, сама пела. Тимур зачастую на таких вечеринках пел вместе с женой казахские и русские песни. Им всегда были рады в любой компании. И по всему было видно, какая они хорошая пара. Четвёртый видел счастье в их глазах, когда они смотрели друг на друга. Больше всего о нём говорило то, как они  искали друг друга в толпе, если их разъединяли.
Было видно, как они нужны друг другу.
                Когда Пашка вырвался из круга, Тимур подошёл к нему первым:
- Слышал про трудности в вашем бизнесе. Как ты?
- У меня всё хорошо,- ответил лаконично. Павел был абсолютно трезв, хотя с энтузиазмом поднимал бокалы, травил анекдоты и рассказал о себе, как о Четвёртом.
- Я сейчас слушал твою легенду о Четвёртом и ещё кое-что вспомнил.  Тогда я не всё раскрыл тебе, что узнал. Пашка проявил любопытство. То самое любопытство и внимание, которые Тимур видел на его лице в детстве. Это его обрадовало. Бог знает, почему нас радует старый жест друга, прежняя мимика, наверное, как привет из далёкого милого сердцу времени. Мы непременно откликнемся фразой: « Да ты всё такой же!» И этим обрадуем приятеля.
- Ну, а что ещё, кроме гармонии? Каково ещё моё предназначение? – проговорил медленно и  высокомерно.
- У каждого знака, или числа, есть тёмная сторона, продолжил Тимур. Я не стал тебя разочаровывать: чего-то боялся. Молоды мы были, и я, и ты. Но теперь, когда ты состоялся, когда у тебя всё хорошо, может, вместе посмеёмся над предзнаменованиями, которые нам уже не грозят. А, Пашка? Как в детстве, давай, друг, похохочем от души. Больше всего люблю беспечный смех. Особенно наш с тобой. Тимур, конечно, знал о разных слухах, бродивших про Пашку, но не придавал им значения -  преувеличат всегда в сто раз.
- Ну, давай, - ответил Павел и снова понял, что  у него не получается легко и просто общаться именно с Тимуром. Он сразу ощущал кожей, какими разными путями они шли.
А тот, воодушевлённый поддержкой, уже рассказывал, смеясь и заглядывая ему в лицо:
- Оказывается, я это всю жизнь продержал в голове, хотя теперь не нумерологией  увлечён. Так вот, гармония и в том, что четыре пути греха ведут в сферу зла. Сейчас назову: жадность, зависть, лень и прелюбодеяние. Да, кажется, так. А я, пожив, скажу, что и одного такого достаточно, чтобы скатиться туда. А знаешь, окончательное число даты твоего рождения не Четыре, а Три, смотри 4(число) + 4 (месяц апрель) + 4  и по году, вместе 12, а 1 да 2 равно 3. А год наш, 1966, вообще, разговор отдельный. Тимур увидел потемневшее Пашкино лицо, но не остановился, а высказался до конца:
-  Цифры года 1+9 +6+ 6 = сложив попарно, получаем  10  и12, т. е 1 и 12  = 13. Я запомнил это, хотя не уверен, что правильно считал. Носителя промежуточного  числа 13 или 1+12  ждёт  добровольная смерть или жертва. Нашли ягнёночка! Да и я себя таковым не считаю, – он засмеялся, - мы же с одного года. Так что твоя эмблема неправильная. Но она ведь тебе сослужила хорошую службу? И тут, снова взглянув в  лице Четвёртого, увидел одни огромные глаза - в них страх, плохо скрываемая боль, ненависть. Тимур отшатнулся:
- Прости. Я не знал. Я не подумал, что тебя это заденет.
- Всё нормально, - произнёс Четвёртый сквозь зубы и отошёл. Посмеяться не удалось. Тимур вздохнул с сожалением и пошёл искать жену. Не всё он знает о Паше, ох, не всё!


                Павел Иванович?

                К земному счастью не все успевают.
                Дед Григорий
         
            Павел Иванович… Как его называть иначе? Ведь уже в годах человек. А всё просится то Пашкой, то Четвёртым поименовать. Как будто он остался в детстве, застыл в неизменном виде малозначащим индивидуумом и не дорос до самостоятельной личности. А, может, так оно и есть?
И внешнее взросление тут ни при чём, и приобретённое умение копить деньги. Да, то ли копил он всю жизнь? Для него, что, другого выбора не было?
         Будем снисходительны, пусть будет Павел Иванович.
         Павел Иванович, давно, будучи по делам в Астане, купил себе «липовый» диплом юридического факультета - с юриспруденцией он был на ты. Изредка демонстрировал его в кругу предпринимателей, нигде не указывая ни в деловых бумагах, ни в своей биографии -  за использование поддельных документов можно было ответить по закону. Однако не раз он хвастал эрудицией в вопросах уголовного и административного права. Бывало,  что с ним советовались. Это тешило его самолюбие. Мог и свысока, и недоброжелательно ответить. И посмеяться над незнанием законов другими предпринимателями. Кодексы давно стали его настольными книгами. Ему доставляло удовольствие ставить в тупик профессиональных юристов знанием тонкостей статей, толкованием подпунктов. Он читал законы, чтобы обходить их, чтобы знать, как могут быть выявлены афёры, там же черпал, какими они могут быть и думал, как избежать разоблачения. Прошли времена, когда на разбавленном бензине ездили его клиенты, когда одна марка бензина заменялась другой, когда использовался недолив. Никто никого не взрывал. Научились договариваться. Образовалась структура городского и районного  нефтяного рынка. Город и район в целом, разделённый на сферы потребления, обслуживало теперь всего пятеро крупных и несколько мелких предпринимателей – поставщиков, и они никого больше не пускали на рынок, договаривались о ценах, чтобы  была хорошая прибыль. Придумывали льготы постоянным клиентам. Неплохую прибавку ему давали заправки  в деревнях,  одна – в родном Берёзовом,  другая - в селе,  где жили мать и старший брат. Заправки давали возможность и жить хорошо, и - копить. Он  не ездил ни на Канары, ни в  Куршавель, не покупал и не строил особняков, не менял машины как перчатки, не тратился на женщин и не занимался благотворительностью, если было невыгодно.
           Но, начав ещё в детстве искать способы накопления денег, он не смог обойти такого из них, как валютные операции. В филиалах банков заметили, что он занимается ими, изучая котировки валют. Снимает суммы, делает обмен, через некоторое время делает обратный обмен и заново открывает вклад. Ни один из предпринимателей не совершал подобного – ни сил, ни времени, ни удачи не хватило бы. И надо сказать, что скрупулёзное отслеживание годового повышения и понижения курсов валют,  развившийся денежный нюх, а не прогнозы банкиров и политиков помогали ему в этом.  Если к миллиону прирастало несколько десятков тысяч, он не упускал шанса.
               Он жил в своём особняке, который купил, ещё  женившись на Анжеле. Никогда никого не приводил сюда. Даже родственники, родные братья, не переступали порога его дома –  предполагая, что он занимается криминальными делами, старались держаться подальше. Каждый из них, занятый семейными проблемами, обросший родственниками со стороны жены, был втянут в то колесо существования и долга, из которого трудно выйти, но наработанное опытом за сотни лет, оно всё ещё являло собой образец принимаемого обществом и наиболее надёжного и приличного способа жизни.
               Долго после развода с женой он жил один, поглощённый страстью денежной наживы. Но вдруг весной 2014 года задумал жениться. Сошёлся с одной молодой, тридцати трёх лет, но неизбалованной, в меру умной (в этом, по его мнению, в женщине должна быть мера) незамужней женщиной, предварительно склонив её на заключение брачного договора о раздельном владении имуществом и капиталами. Её звали Дарья. Уравновешенная, хорошо знающая, чего хочет, без лишних «тараканов»  в голове – так  Четвёртый определил её характер. Немногочисленное семейство её жило в другом городе. Это тоже устраивало. Она работала в библиотеке, жила в скромной однушке и, хотя была замужем до него, детей не имела. Дарья была не против разумного накопления, по крайней мере, он не раз слышал от неё: « А чего зря деньгами сорить? Когда у меня будет много денег, то не я на них, а они на меня будут работать. Денег много не бывает. Сегодня умный, у кого денег много». Она создала вокруг него атмосферу обожания и высокой оценки за умение жить.
              Она приняла его таким, каким он был на самом деле. Недоверие и жадность стали его сущностью, которую уже невозможно было скрывать. Копить и считать - его главное занятие в жизни. Но к этому моменту даже эта страсть, превратилась в механическое действие, статистику. Но он уже не мог остановиться. Как умирает от разврата плоть, невзирая на установившуюся в последнее время ошибочную точку зрения, что разнузданность в этом вопросе – признак здоровья, так умирала  сущность, отдавшая жизненную энергию изворотливому мозгу, работающему исключительно на жадность. По привычке, злобности и зависти он напрягал сотоварищей по общему бизнесу подозрительностью, колол комментариями их «хитроумные шаги», шантажировал  угрозами разоблачения перед законом и общественностью, портил им имидж, делался роком то для одного, то для другого. Эта травля доставляла ему  удовольствие. А жертву он привык доводить до деструктивизма или фрустрации. Ещё чуть – чуть и уродства его собственной натуры примут необратимый характер. Ещё немного и вся жизнь замкнётся неразрываемым кольцом. Вот эту опасность он чуял, как зверь. Пока ещё тянет к женщинам. Это его последний шанс создать подобие семьи сейчас. Его ненавидели и боялись, уважали и презирали, чувствуя, что этим его не достанешь. 
          Сегодня, 25 марта, когда отшумели праздники, стало видно, как изменилось его положение в  предпринимательской среде: он заметил, как все, все поставщики нефтепродуктов кучкуются и не зовут его к себе. Даже Григорий не приближается. И не пойдёт он в это болото. Но своему  чутью на опасность он доверял, а оно настораживало в очередной раз. Он стал бояться за свою жизнь и поэтому нанял нескольких охранников, которые сопровождали его теперь постоянно.  Дом тоже поставил под усиленную охрану. Сейчас его беспокоила необходимость нанять ещё одного опытного телохранителя – жаль, дорого стоит. Расходы, одни расходы! И так пришлось ввести в постоянный штат переводчика. Документы принимаются всюду на двух языках - казахском и русском.
                Замучили тяжёлые сны. Осознав всестороннюю опасность случайных связей,  укрепился в желании  жениться. Ему часто снилась Анжела, его наивная  жена-девочка, почему-то мёртвой, хотя он знал, что она вышла замуж, родила второго ребёнка и счастлива в браке, оберегаемая матерью и успешным мужем. Он будто бы подходит к ней, а когда наклоняется, чтобы заглянуть в лицо, то видит  пустые глазницы. Труп! И начинает звучать в ушах детский жалобный плач. Не сына ли это голос? Или неродившегося ребёнка, которому он обязан был дать жизнь. Не голос ли это самой умершей души? И, казалось, что в самом мозгу возникает тот  колеблющийся силуэт, и Чёрный победно издевательски смеётся его голосом, его смехом. Тут он обязательно просыпался или заставлял себя проснуться. Прошибал пот. Выбить, перекрыть этот страх, убрать, чтобы не было, любым способом. Неужели жалость-подлюка мучает? Зачем мучиться? Зачем мучиться ему, у кого накоплено, наложено столько! И ничего не потрачено как попало! В своём городе он Рокфеллер! Ведь свершилось! Он, пусть тайный – миллиардер! Ведь достиг. Но почему этого мало? Что? Что ещё нужно душе? Почему нет полной радости? И он вспоминает, как Тимур и его жена ищут друг друга глазами – чувство взаимной любви ему недоступно. У него не было такого! И не будет! А, может, совесть, о которой он забыл, проснулась? «Что тебе надо от меня, совесть? Мне от тебя – ничего! Кто говорит или думает сегодня о совести? Кто этот Чёрный, который является всё чаще наяву, а не во сне. Стоит только уйти в себя, возникает Он. Кто, кто это? Уж не в нём ли Он?»
               Среди догадливых конкурентов ползли слухи о его подлых замыслах, хотя всё это были психологические манёвры, нагнетая, он создавал себе беспроигрышный авторитет, он защищался, чтобы никто не помышлял приблизиться к его индивидуальной империи. Те были недовольны и демонстрировали ему то же. Он отвечал ещё большей злобой. Не зря ему стало казаться, что к нему враждебно относится весь мир. И главной задачей вдруг стало обретение душевного покоя.
                Вот ещё почему он стал искать себе женщину для жизни. Долго выбирал невесту и, кажется, нашёл, что нужно. И главное - договор, брачный договор оградит его от потерь в случае чего…
                Вот-вот Четвёртый будет счастлив. Он понимал, что объективно у него нет даже надежды. А вдруг как-нибудь случится, вдруг произойдёт чудо! Поймав себя на этой мысли, изумился: «Это я-то надеюсь на чудо, на случай? Я, для которого духовность не есть реальность!»




                …или добровольно принятая смерть…


                Человек рождается с ясным взором, как новая заря, но,
                оглядевшись, теряет его, и,  потратив на поиск
                всю жизнь, обретает вновь в последнее мгновенье.
                Деревенский философ Григорий

                После третьего убийства, совершённого Четвёртым, прошло  два с половиной года.
                Конец марта был тёплым. Вечер догонял ночь. Шёл мокрый, мелкий снежок - крупа, который называют снегоедом – от него сугробы не добавляются, а убывают. И чернота, и этот снег, пожирающий себе подобное, портили настроение Четвёртому. Он не любил такую погоду, от неё становилось ещё муторнее, ещё сквернее и гаже. Вот и сейчас казалось, что душа истекает непонятными, противными слезами, похожими на поганое настроение мира. Вдруг захотелось счастья, хотелось  испытать неиспытанного, неподвластного его уму и сердцу! Чего-то такого достичь! Неужели уже ничего не будет? Неужели ничего не даст ему испоганенный мир? Кто его так загадил? И он уже ничего не пообещает ему, умному, смелому, особенному из всех Свиридовых?
               Дороги повсюду освободились от снега и были чёрными, грязными. Он всё ещё любил и не бросал сам водить машину. Усмехнулся этому – «любил» и поправил себя – «люблю». Он ехал домой под охраной, сопровождавшей его на двух усовершенствованных «Нивах», одна впереди, другая позади. Дома его ждала та самая женщина. Он всё ещё надеялся, что нашёл одну из тех  редких женщин, которых можно купить, обеспечив содержанием. Весь жизненный опыт научил его этому.
                Он ехал  накануне свадьбы. Непонятное волнение не покидало его, будто вот-вот произойдёт  небывалое. Он мчался туда, где  скоро будет поставлена точка на всей его жизни. Так просто обрывается жизнь подобных, похоронивших себя заживо.
                Когда Четвёртый выбирался из машины у крыльца, охранник, открывший ворота, вышел наружу осмотреть улицу и попрощаться с сопровождением. Волкодав, ещё не выпущенный на ночь, грыз за решёткой цепь, не в силах освободиться. Из машины  жены, припаркованной у крыльца, выскочил человек в маске и нанёс молниеносный удар охотничьим ножом, ещё и ещё. Павел Иванович упал. По мере того как падал на землю, он вдруг отчётливо понял,  что ему ничего так сильно не хотелось, как жить, дышать, и, может быть, чуть-чуть… любить.
            Убийца произнёс, бросая нож, склонившись над упавшим: «Конец тебе, Четвёртый!»
- Кто ты? – спросил умирающий. Но чёрная фигура не ответила. Как будто материализовалось преследовавшее его видение Чёрного. За что?- ещё кричал ум, но душа покорно молчала.
            Четвёртый был заколот во дворе собственного дома ножом, с которым любил ходить на охоту. Убийца и вторая фигура с рюкзаком за спиной, откуда-то свалившаяся, как с неба, бросились к забору в стороне от охранника, перескочили его, и было слышно, как загудела отъезжающая машина.
            Скорая прибыла позже полиции и констатировала смерть.
            Была версия, что это Людмила, не скрывавшая своего отношения мать его жены Анжелы, наняла киллера, но после проверки легко отпала. Людмила не скрывала ненависти к Четвёртому, и, к счастью, не стала мстить. Возмездие и так настигло его.
            Рассматривалась версия о заказе конкурентов. Тщетно. Ещё одна – о том, что невеста Дарья, по какой-то причине, стала наводчицей и помощницей в деле, обеспечив убийц охотничьим  ножом  и винтовкой  и завезя преступников  на территорию усадьбы. Винтовка была обнаружена на чердаке хозяйственной постройки напротив дома, значит, киллеров было двое. Оба вооружены, готовились завалить Четвёртого наверняка. Пальчики Дарьи на орудиях убийства  присутствовали. Но это было объяснимо, и доказательств сначала не хватило. Позже её участие станет очевидным. Особенно, когда был обнаружен опустошённый заранее сейф.
          Объявили план-перехват. Полиция рыла землю, чтобы не допустить висяка. В одной из выезжавших из города автомашин были задержаны двое подозрительных молодых мужчин-иностранцев  с огромной суммой денег. Это были они,  брат Кольки Дерябова и его друг. Убийство  Четвёртого они считали своим долгом. А то, что убийцей Кольки был Четвёртый не требовало доказательств. Последняя Пашкина женщина, на самом деле, была их  сообщницей. Она снабдила их  орудиями убийства. Она помогла им пробраться на территорию усадьбы, с их помощью вскрывался сейф. То, что   орудия убийства принадлежали ему, наталкивало на мысль, будто он сам себя приговорил к смерти. Так завершился круг событий его короткой, ему казалось реальной, а на самом деле, мистической жизни.
            Четвёртый погиб, не научившись любить, делать добро, не узнав ничего о других сторонах земного бытия, не искупив своих грехов. Ему было только сорок восемь. Четверка и здесь не оставила его. Только теперь это и вовсе не имело значения! Разве он один был рождён под этим знаком. Главное - в другом. До следующей даты рождения злой рок или возмездие не дали ему дожить всего каких-нибудь десять дней. Закончилась жизнь, в которую все мы приходим для  счастья.
            Что погубило Четвёртого? Жертвой какой силы он стал и почему? Какую роль сыграла,  четвёрка  - символ гармонии мира, равновесия добра и зла, святости и греха, счастья и горя, всего того, что дано нам для познания самих себя. Он был уверен,  что его понимание счастья самое надёжное. Ан, нет. Им владела одна из худших человеческих страстей – жадность. Семья ли виновата, окружение или обстоятельства? Что неслучайного в этой истории? Страстная и жадная его натура или сама историческая эпоха стали причиной такого страшного её развития и завершения? Судить вам, читатели.

 Наши жизненные желания  укрепляются страстями. Это помогает нам достичь результата.  В основе их лежит жажда и жадность. Последнее качество осуждаемо нами. Жажда и жадность означают крайнее, чрезмерное желание удовлетворить потребность. Можно жадно есть и жадно пить, когда ты голоден или испытываешь жажду. Но  голод присущ, как телу, так и душе. Равнодушный бесстрастен. Кто ему позавидует?  Великие гуманисты всех эпох учат, что  счастливее тот, чья душа жадно стремится насытиться истинными сокровищами мира: знаниями, добротой, любовью, созиданием и творчеством. 
                Основным мотивом поступков людей, по мнению психолога З.Фрейда, является стремление к удовлетворению материальных и сексуальных потребностей. Между двумя этими потребностями, считает он, лежит противоречие, которое и является главной мотивацией борьбы человека с миром и с самим собой. По его мнению, из потребностей и противоречий между ними  вырастают страсти. Эпохи очень важны в формировании в людях тех или иных страстей. На заре капитализма развивались бережливость и накопительство, в эпоху его бурного развития предпочитали аскетизм, а сегодня люди в самых развитых странах превратились в  потребителей. Их лозунг «Жить лучше всех, иметь больше всех». Не в этой ли страсти глобальная причина всплеска криминала и бездуховности? Нет, не всегда и не всем даёт божье проведение обозримые за короткую жизнь уроки, чтоб смог отказаться от дурного и  сделать выбор такого пути, на котором проявятся заложенные таланты и наклонности и обретёт цену истинное предназначение. И не потому ли испытывает оно нас  страстями, чтобы в сложных реалиях мира мы успели обрести истинного себя? Но не всем это удаётся!
 Да будут счастливы молодые, поддающиеся страстям, служащим жизни во всех её проявлениях, и  зрелые, обуздавшие порочные желания, и  старики, сохранившие лучшие из них их до конца.